Журналистка и чудовище 8

                17
...
   ...Это вполне могло явиться для неё сюрпризом. Это явилось для неё сюрпризом. На столе в чаше дымились бууза. Королевское блюдо бурят-монгольской кухни! Это стоило многого, ох как стоило. Как приехали с города, так и поварила она всегда, но об этом и подумать не могла. Но обратно уходил на кухню хозяин дома, и возвратился оттуда уже с бутылкой изысканно сухого вина, что она тоже сочла за сюрприз. Но когда прочитала название, то и захватило дух. То было вино, да ладно бы вино, но это было красное сухое вино, да ладно бы так, но это было вино, взращённое, произведённое, выдержанное двенадцать месяцев во Франции, и этим сказано всё. «Шато Сосьяндо Мале»! Могла ли она, всю жизнь городская, предположить такое в этом далёком краю, в этой отдалённой долине, в этой далёкой деревне?

  - Прошу Вас… – говорил он, откупоривая бутылку.
    Всё так же молча, приняла она бокал.
  - За гостя в этом доме, в моём доме. За первого гостя. Мой учитель говорил мне – будет первый гость, достойный гость, то открой эту бутылку, и преподнёс её мне, как будто она – какой-то приз или же сокровище. Не знаю точно, но видимо так, – говорил он тихо, будто окунаясь в сокровенное воспоминание.

    Она всё так же, молча, поднимала за тост, затем и сделала слегка глоток не игриво искрящегося вина, но вина солидно спокойного, мерного, знающего себе цену. Но опять следовал очередной сюрприз. Хозяин лишь притронулся губами к бокалу, а затем бережно поставил хрустальный бокал на журнальный столик. Да, в настоящее время бытия редко кто не пьёт. И эта сторона его черты удивила не меньше, чем те грани, в которых он показывает чудо, волшебство тела, организма, духа, разума.

    Стоило, задуматься ли, но дымящиеся бууза ждали своего часа, и потому из чаши руками она наложила первые два, как и он. И начинался сокровенный процесс смакования самого изумительного блюда, так истинно дорогого и сердцу, и душе. Она и хозяин дома почти одновременно откусывали, чтобы и образовался такой надрез и пили сок, живительный бульонный сок, чтобы затем молча продолжить далее процесс поедания с изысканным смаком для души и разума. Ох, какое тесто и какой фарш из говядины и свинины! О, это многого стоит, а то и всего! На то и есть одна из вершин бурят-монгольской кухни! 

    К бууза он подал чай. Просто сказать чай, значит, ничего не сказать. О, это был бурятский зелёный чай, чай народа, который занимает первое место в мире по потреблению этого изумительного напитка. Но это был не китайский, не цейлонский, не индийский, а из большой спрессованной плитки, куда прессуют отходы, грубые стволы, а нежные листочки превращаются в элитные чаи: «Жёлтый дракон», «Золотая корица», «Изумрудные спирали весны» и в остальные, остальные. Но именно эти отходы, спрессованные в плитку, противодействуют радиации. Потому он и подал на стол вот такой особенный зелёный чай с молоком, вкус которого для гурмана превыше всех элитный чаёв.

  - Как я полагаю, у журналистки сложилось мнение… – нарушил он тишину, после того как в чаше оставались ещё бууза, но допивался уже зелёный чай.
  - Нет, пока не сложилось мнение. Поэтому я хотела бы взять интервью, – сказала так, как получилось, ибо и не было у неё такой цели именно в этот прекрасный миг, перед которым все остальные как-то потускнели.
    И память, быстротой молнии, выхватила тот эпизод, когда Лора на прощание перед отъездом во Франкфурт-на-Майне то ли съязвила, то ли сказала в утешение, но, скорее, съязвила: «Не расстраивайся, а, может, когда-нибудь и возьмёшь у него интервью». Уже вернулись, наверное.

  - Как вижу, у Вас нет с собой микрофона, аппаратуры. Я могу предоставить Вам это. Но тогда внутри у меня будет играть хороший цензор. Это я заранее предупреждаю, что если Вы хотите опубликовать моё мировоззрение, то получите от него не больше пяти, семи процентов… – говорил спокойно, в тоне которого главенствовала рассудительность, нежели подобие какого-либо эмоционального пыла, которым и вовсе не попахивало, никак. 
  - Нет. Мне не нужна аппаратура. И мне не нужна никакая публикация, – в ответ в её словах не зарябили, но потрясли волнами тихую гладь спокойного озера такие вот всполохи эмоционального пыла, которые старались донести искренность, точно искренность, что не замедлились отразиться огнями в глазах её, которые невольно и выразились таким объектом, что нельзя не заметить. – Мне это… – и осеклась, и как-то взгляд устремился вниз в смущении ли. 
  - У Вас, как у моего учителя, синдром саванта. Такой феноменальной памяти не нужна аппаратура. Но я вижу другое, и я буду откровенен. Постараюсь…
     Наступило молчание. В молчании этом веки её были слегка приспущены, что выразило задумчивость и тишину, предгрозовую тишину. Но как прекрасна она, когда  слегка, лишь слегка нахмуренные брови, вот так отражающие раздумье. Какой миг?! И какая аура!?

     И вот она решилась на атаку, и первый вопрос должен быть обезоруживающим. Так полагала она, но, скорее, он был из разряда любопытства, когда увидела недавно, да что недавно, даже вот только что.
  - Вы не притронулись к вину, подаренному вашим учителем. Почему? – и постаралась при этом поймать его взгляд. 
    Лишь улыбка слегка, нет, не ухмылка, отразилась на его лице, в данное время идиллии комфортно уютной беседы за журнальным столиком, весьма отдалённом от выражения дьявольского ада, каковым он и предстал тогда в тот миг первой встречи в городе у остановки.
  - Конечно, встречая дорогую гостью, я мог бы войти в состояние изменённого  сознания, но вставший на путь, не хочу делать этого, хотя могу.
    Так, так. Такого ответа, конечно не ожидала. Вставший на путь. И точка. Но на какой путь? Хорошо, спросит позже. На очереди второй вопрос, который также ждёт ответа, и в котором также превалирует любопытство.

  - Я читала Ваши записи. Мне кажется, я читала Вашу душу. Конечно же, у меня возникло много вопросов. Но знаешь, не только у меня может такое быть, – и тут поймала себя на мысли, что перешла с ним на ты, что вздрогнула невольно и также невольно вскинула взгляд на собеседника и увидела там ох какие огни в глазах, что и поняла, что он понял. ...
 
...  – Ну что ж, жду ещё вопросов. Да, интервью никогда у меня не брали и притом… – и не стал договаривать кумир Дариаты.   
  - Конечно, будут вопросы, будут, но я должна осмыслить. Хотя критерий морали… – немного призадумалась, затем продолжила. – Мы уже давно находимся здесь, но вот никто из местных не повёл себя по хамски по отношению к студентам. А такое великолепное гостеприимство и столько новых друзей появилось, что многие из студентов захотят снова когда-нибудь вернуться сюда. На будущий год они окончат университет, станут молодыми специалистами, но где бы, ни были, но они захотят вернуться, хотя бы просто посмотреть на эту прекрасную долину.
  - Ну, а Вы как? – был ли неожиданным такой его вопрос, но заставил он как-то встрепенуться её внутренне.
  - Не знаю. Наверное, нет.
  - Да, понимаю. У нас нет таких уж сильно удивительных мест. Мне Алдар говорил, из какого Вы журнала. Я искренне желаю успехов.
  - Спасибо, – выговорила она тихо, очень тихо с трепетом в сердце.

    Нет удивительных мест. Могло ли такое подтвердить молчание журналистки? Но ведь и находится-то она именно рядом с необыкновенной удивительностью, с такой вот феноменальностью, что статья о нём лишь украсит журнал, ещё как. Единственный на планете издающий «звуки-убийцы», останавливающий взглядом быка, убивающий взглядом медведя, ловящий миг движения на ходу, ибо у него, единственного на планете, и есть самая короткая связь между сознанием и мозжечком. И это далеко, далеко не полный перечень. Всего лишь маленькая верхушка огромного айсберга, тайны которого укрыты, не раскрыты. Истинно сверхсильный супермен! Но, главное, главное – мудрость, эта мудрость, идущая откуда-то изнутри, что никогда не встречала такого у многих, многих, окончивших институт, университет. Но главное, главное – какое-то неведомое богатство души, что излучается от него, что ощущается, и оттого тепло, уютно, комфортно. И почему-то, она даже не думает ни о какой статье, публикации, не хочет думать. Просто беседовать и беседовать. Но где, же, куда подевалась бурливая профессиональная кровь? ... 

    ...Через некоторое время опять дымилась чаша с бурят-монгольским бууза, и пар исходил от бурятского зелёного чая.
  - А знаете что, я решил войти в изменённое состояние сознания, и разговаривать, просто так разговаривать и никакого интервью, – говорил он бодро и веселые блики искренних огней так и взыграли в его глазах, что сама аура пространства развеселилась, ещё как, что не устоять перед этим ли образным перевоплощением.

    Дорогое, чересчур дорогое по местным меркам благородное французское вино было давно разлито в бокалы. А затем, свет настольной лампы бликом отражающие, лёгко, воздушно хрустальные бокалы издали чистый хрустальный звон, как зимний ледяной звон, когда они чокнулись за тост в честь опять первого гостя в этом доме, ибо это и было истиной по этой линии жизни, по этой линии судьбы этого дома. И вспенилось дорогое густо красное вино из плодородных долин Франции. И начинался другой разговор, другая беседа, и обреталась сокровенная аура чистоты, высоты, когда и взыграется прекрасное из прекрасных. Ох, какое поле…!

    Да, интервью закончено, и начинается нормальный разговор, задушевная беседа. И потому хозяин дома уверенно и весело взял бразды правления в сильные, сверхмощные руки. Но и гостья перешла, с радостью перешла на иной уровень. И загуляла тогда сама непосредственность.

  - Ну, что ж, моя дорогая гостья, Вы удивлены? Я могу выпить и тем самым войти в состояние изменённого сознания, чтобы, как в стихах Омар Хайяма, быть весёлым душой. Но я могу, если надо, вмиг уйти из состояния изменённого состояния сознания, попросту говоря из хмели. Но я хотел бы сейчас без всякого интервью просто так говорить, разговаривать с Вами, вот так за разговором опустошая вот это прекрасное вино из долин Франции. И второй мой тост за веселое состояние духа…, – говоря так, не чудовище, весёлый парень упруго сильным телом, как и духом, вот так мужским манером взял, да опорожнил хрустальный бокал чересчур дорогого, густо, багрово красного вина до самого дна.

  - Никогда не пила такое вино, и в ресторане тоже. Однажды мы – журналисты там праздновали профессиональный праздник… – говоря так, она неспешным глотком, как бы дегустировала это, высокой марки, прекрасное, бугристо красное вино. 

    О, это был задушевный разговор! О, это была интересная беседа под наполненные бокалы «Шато Сосьяндо Мале» из живописных долин Франции! Ох, и было это истинное поле, истинная стихия для журналистки! А он же, хозяин дома, последующие бокалы не выпивал по-солдатски разом, а также, как и она, уже пригубил понемножку, как и положено, таким аристократическим манером…
    О, это была высокая эйфория разговора, общения, беседы! Но кто бы знал, что вот это-то и есть впервые для хозяина дома, для страшного чудовища, властелина невыразимо страшной силы, который в этот для него неординарный вечер был далёк, уж сильно, сильно далёк от этого образа монстра. Но ведь и есть уважение всей округи! И благородство!

    Порой беседа, как мерное течение неспешной полноводной реки, перерастала и в жаркие диспуты, такие споры. Никогда не терпевший поражение, хозяин дома бывало, и проигрывал, и тогда он не только с достоинством, но даже с радостью воспринимал такое поражение. Ну, а если и обходил собеседницу, а то и соперницу, то также радовался, как ребёнок. Но ведь не так уж много и было-то у него таких эмоций в детстве, вставшем на путь достижения совершенства. Кажется, наступала для него другая истина…
   
    Продолжение следует...