Березовый апокалипсис

                О детях, но не для детей.   
               
                Друзьям и недругам детства...

                "Травы детства пахнут сладко-сладко,
                Остаётся горечь на губах..."
                Демидов В.

***

         В мае, я кое-как закончил седьмой класс и готовился к отправке в пионерский лагерь.
         Мне было 14 лет, и я каждое лето, вот уже 12 раз подряд собирался туда…
         Мама воспитывала нас с сестрой без отца, так как, тот находился в постоянных "отсидках", и чтобы хоть как-то отдохнуть, она сплавляла нас в пионерский лагерь каждый год, иногда на все лето.

Я знаю, что для многих детей летний лагерь - это беда, для меня наоборот - безмерное удовольствие, счастливая жизненная необходимость и значительная часть моего мировосприятия, впитанного мною "живяху в лесе". Всю зиму я ждал, видел его во сне. Когда был еще в старшей группе детского сада, во всех замороженных стеклах, в самом хаосе морозных разводов, я вдруг узнавал знакомую опушку соснового бора или мрачную дорогу в ельнике. Когда подрос, в 4-5 классах, рисовал неуклюжие пейзажи - все те же поляны и лесные дороги - во всех своих альбомах. 
 
       Пионерлагерь "Березка" состоял из двух частей. Северной - примыкающей к мрачному ельнику - там были детские дачи, и южной части в которой находился собственно пионерлагерь. Южная часть территории выходила воротами на дорогу, ведущую к поселку Архангельский, западная часть - врезалась в березовую рощу. С востока лагерь и детские дачи, прикрывала серая стена смешанного леса. 

 Впервые я попал в пионерский лагерь (ясельные дачи), когда мне стукнуло аж год и и три месяца, все по той же причине - отсутствие папашиной заботы и крайняя бедность нашей семьи. Чтобы как-то нас накормить маме нужно было постоянно работать. Когда я родился, то уже втроем на пособие "по уходу" выжить было невозможно, а папины квитанции, "из мест л.", с переводом алиментов то на 1 рубль 38 копеек, то аж на 6 рублей (единственный раз) семейный бюджет не спасали. В три месяца я пошел по рукам родственников по отцовской линии Соколовых.  Их развалюха была напротив завода, и в обед мама прибегала кормить меня грудью...

  Путевки в лагерь мамка получала в заводском профкоме льготные, как мать-одиночка (когда мне было восемь лет - родители развелись), а иногда вообще бесплатные, ко всему прочему она ежегодно побеждала во всяких соцсоревнованиях, была передовиком производства, приносила разные грамоты и медали, в которые, почему-то, не давала нам играть.

   Так, что нас было проще, дешевле и спокойней отправить в пионерлагерь. Правда была еще в соседнем подъезде комната школьника от ЖЭУ, и там тоже организовывался бесплатный городской лагерь с кормежкой и кружковскими мероприятиями. Но вечером опять: дом, телевизор, курение, карты "под мелочь" в подвале и прочий досуг пионера. А городская вонь и пылища разве сравнятся с нашей березовой рощей?!

  Я обожал пионерский лагерь. До сих пор вспоминаю нежных воспитателей и нянечек на детских дачах...

  Мне было годика четыре. В группу к нам пришла удивительная воспитательница - лет девятнадцати-двадцати - Лариса Сергеевна. Красивее ее не было никого в мире. Все мальчишки были в нее влюблены, а она жестоко изменяла нам: каждый день к ней приходил местный механизатор, из поселка Архангельский, в десантной тельняшке - здоровенный колхозник. Говорили, в мае он вернулся из армии.

  После завтрака Лариса водила нас в лес. Они с десантником сидели на бревне, а мы - малыши слушали рассказы ее жениха на одеяле.
  Он складно заливал нам про прыжки с парашютом, про стрельбу из автомата и т.д. А один раз принес, украденную в армии ракетницу и бабахнул вверх красной ракетой. Другой раз поджег сигнальный патрон. он горел ослепительным фиолетовым пламенем, рассыпая жгучие искры. Конечно же все эти прелести: и стремительно взлетающая между белесых стволов рыжая колючая звезда, и маслянистый бенгальский факел - заворожили нас, но не отвернули от главного. Мы-то понимали, что колхозник подмазывается к нам, чтобы отнять у нас Ларису Сергеевну... Мы ненавидели полосатого колхозника.

  Однажды загорелась столовая. Было около пяти часов утра. Лариса Сергеевна вместе с нянечкой вывела нас сонных и напуганных малышей на улицу, подальше от дач, вынесли наши чемоданчики. Боялись, что огонь перебросится на другие домики. Мы хоть и дрожали, сидя на чемоданах, и сильно поначалу перепугались, но потом радовались, глупенькие, необычному костру.

 Рядом со столовой, с западной стороны, росла березка. Она вся обгорела. Лет пять после пожара листья не росли на ней, потом все-таки пошли мелкие и желтоватые, а потом березка совсем поправилась, но ветки со стороны столовой все подгнили и опали, а росли только одной стороной – от столовой. Стала березка однобокая.

Столовая, собранная из фанерных щитов, полыхала лихо и долго, все никак не догорала. Красная пожарная машина, бампером, завалила последнюю не догоревшую стену, и вверх взлетели миллионы искр. Нашему ликованию не было границ. Мы загалдели: " Ура! Салют!" А Лариса Сергеевна грустно смотрела на нас, всех пытаясь обнять, как суетливых птенцов, и удерживала, чтобы мы не бросились помогать пожарным.

Пожарные баграми растащили головешки и уехали, а мы заскучали. Огненное представление окончилось, стало грустно.
Долго еще посреди лагеря торчал красный прицеп, забытый пожарными, несколько лет. Даже когда отстроили новую столовую - прицеп и береза все еще напоминали о пожаре.

4 июня.
Колонна пыльных автобусов выплеснула на лесное побережье архангельского леса три сотни мальчишек и девчонок.
Начались "лагерные мытарства".

В 1-ом отряде было много ребят из  нашей секции дзю-до и самый фанатичный, среди нас спортсмен, мой друг - Мишка Строгов.
Я решил не выделяться из их среды, и поэтому бросил курить (во всяком случае, на лагерное время). Я продержался аж до июля! Все в угоду Строгову.

Где-то в середине очереди я познакомился с забавной девочкой. Ее звали, кажется, Рита. Она изредка позволяла мне приглашать себя на танцы под баян или на дискотеке. Она была уравновешенная, разумная, спокойная, начитанная. Я часто видел ее на стадионе пионерского лагеря. С книгой в березовой тени она сидела  одиноко на трибуне...

На лицо была романтичная натура. Я иногда подсаживался к ней, и мы разговаривали. За давностью лет не помню о чем, но явно не о книгах,  так как не знал содержание почти, ни одной книги из школьной программы - мне было недосуг читать, «нужно было гулять» (параллель прямо как у А.Лиханова в  «Солнечном Затмении»!).

Ветер сдвигал от нас дырявый навес из листьев, и Рита накрывала глаза ладошкой. Открытая и забытая книга лежала на ее коленях. Когда я приходил и спрашивал:" О чем читаешь?" - чтение тут же забывалось. Юбка цветастого легкого платья обнимала ее крепкие, загорелые детские бедра.
Первый раз я увидел ее там случайно, а потом у меня создалось впечатление, что она специально приходит на стадион, надеясь, что я приду туда же. Мы никогда не договаривались о встрече( она стеснялась, а мне было не обязательно, безразлично). Просто, около двенадцати, я заходил на стадион, а она уже была там. Кажется я ей нравился. Она мне тоже немножко.    

Мне было, отчего-то, скучно в этой очереди. В прошлом году я познакомился в лагере с двумя разбитными чудаками из Москвы. Мы приловчились пить «портвейн» местного разлива и курить «Приму» в лесу за территорией лагеря. Прятали от вожатого спички, сигареты и бутылки. В общем - блатная романтика.
А в этом году такая степенность меня угнетала. Маска была, явно, не по мне.

Некая Женя Лопатько, морочившая в начале смены голову Мишке Строгову, предпочла вдруг деревенского молодца. Какой-то нонсенс! Спортивного крепыша, отличника променять на прокуренного, заспиртованного погонщика совхозных мулов!?

Все свое раздражение я выместил на Евгении. При каждой встрече  выливал на нее помойное ведро грязных ругательств. Мною использовались следующие термины и словосочетания: шлюха, шалава, с вонючим трактористом по кустам валяешься, с мерином совокупляешься и т.д.

Честно говоря, спустя семнадцать лет и сейчас краска заливает мне лицо, мне стыдно за ту травлю. Но прошу учесть: я не был пай-мальчиком, а даже скорее член подростковой дворовой шайки. В общем, этакий гаденыш…
Но именно в это время я уже строчил рассказики, морща лобик и бровки, и что-то пытался анализировать и сочинять. Странно - все это как-то уживалось во мне одновременно, и не конфликтовало...

Даром мне это не прошло.  После вечерней линейки, из беседки, я наблюдал как на карусели мальчишки лапают девчонок. Заскакивают  на ходу в сектор позади них и зажимают, стараясь ничего не пропустить – обычное вечернее пионерское занятие.

Карусель представляла собой трехметровый деревянный диск на заглубленной оси. Платформа (площадка) диска была разбита на сектора радиальными поручнями из труб. Вот на этакой конструкции и маялись дурью школьники.
Я тоже частенько участвовал в этой игре.  И всем участникам она, похоже, нравилась. Девочки хоть и визжали и для вида отбивались, но совсем не уходили.

Я думал, глядя на карусель: «А вот, если сейчас придет Рита, я запрыгну позади нее?»
Но Рита на карусель вечером не ходила. Наверное, взяла в библиотеке новую книжку и читала в палате.

     Во мне боролись многие чувства: распущенность и стеснительность, слишком идеалистическое отношение к девочкам и полное презрение к ним. Причем это были два пограничных состояния к одному и тому же объекту.

     Например: мне нравилась девочка из класса, при встрече у меня холодели руки, заплетался язык, путались мысли, а потом, когда она стала «не против дружить» со мной – осталось одно пренебрежение и сознание какой-то власти над ней. Девочки, которые признавались мне в любви, писали записочки, быстренько смещались в эту сумеречную зону забвения. Доступность обезличивала их. Я переставал видеть их красоту, и не понимал, в чем я ее находил? А когда эти лица доверительно приближались к самому моему носу для поцелуя – я вообще не узнавал никого, словно накидывали плоские намелованные маски…
Даже сейчас, много лет спустя, я пользуюсь этим тэстом на приязнь к очередной пассии!
Ночью, вплотную, когда она спит, я разглядываю ее лицо!!!
И жду: пробежит ли эта сумеречность безличия?
 И если да…то нет!    
 
   Мои созерцания карусели прервала Женя Лопатько.Она привела огромного колхозника лет восемнадцати. Они, как сейчас говорят, «наехали» на меня, заставили извиняться за «шлюху» и прочие скабрезности. Я был загнан в угол. Молодцу я явно проигрывал в силе и наглости. Я сдался, за свинство надо платить!

    Вообще-то у нас с местными давняя вражда из-за всего. Например – проиграла их команда нашей в футбол – матч автоматически переходит в драку, или самого активного игрока местные пинают в кустах.
   Особенно лютой была вражда из-за девчонок. Та из них, кто начинала гулять с совхозными, - мгновенно переходила в разряд «предательниц», «подстилок» и бл-й.
   Напоминаю, что всем нам было тогда всего по 13-14 лет, а тут «здрасти - такие страсти!»

Деление сфер женского влияния обычно выходило не в нашу пользу. Совхозные имели больший успех у девочек, нежели чем мы, так как подкрепляли свой статус материальной базой. По вечерам они приходили на танцы, разодетые в резиновые сапоги, драные джинсы и телогрейки, с гитарами и магнитофонами. Некоторые прискакивали на лошадях, или односкоростных мопедах. У наших бедных дамочек от избытка материальных ценностей кружились головки, и они уносились в поля и леса на «газульках» и кобыльих задах.
   У нас же, как у истинных пролетариев, ничего не было, кроме нежных мозолистых рук и влюбленных сердец.

   Женю у Мишки отбил на танцах, тоже, какой-то наездник. Потом Е. стала постоянно вращаться с местными и посему пользовалась их покровительством. Я помню как Михаил подошел ко мне обиженный после того танца:
-Ты запомнил его, Вань?
-Ага!
-Поймаем в Туле, убьем!
-Точно.
Тут откуда-то появился Женькин ухажер, похлопал Строгова по плечу.
-Морячок, не обижайся!-(Мишка всегда носил тельняшку под рубахой)-и ушел.
-А! Зассал!!!-торжествовал Строгов по уходу крестьянина.
Что-то сомнительно. Странный эпизод, нетипичный. Единичный! Скорее всего – крестьянский сын совестливым оказался…

                ***
      Однажды, весь день, был сильный дождь, и девочки из первой палаты предложили нам играть в «почту». Кто был в советских пионерлагерях знает какая это волнительная и замечательная игра.
Поясню. Игроки палаты мальчиков и палаты девочек выбирают себе номера от 1 до 10…12 (в зависимости от числа желающих и количества коек в спальне) и пишут записки номерам другой палаты. Поначалу вслепую, наугад. Номеру от номера…
     Выспрашиваются всякие «интимные» подробности типа: кто-кому нравится, кто-кого уже любит, есть ли у тебя мальчик (девочка) в лагере (дома, в школе) и прочие интересные вещи.
Записки туда-сюда носит почтальон. Вообще-то он должен быть независимым, но обычно сам вступает в переписку, уже наверняка зная кто каким номером является и имея свои шкурные интересы.
    На этот раз почтальоном был наш детсадовский друг – пройдоха Мишка Чекалин.
Поначалу переписка носит строго стихийный характер – номера выбираются наугад, но обычно потом, почтальон корректирует прицельность попадания.
    Я выбрал себе «четвертый» номер. За два рейса Чекалин мне ничего не принес, а большинство мальчишек нашей палаты уже строчили записочки, блаженно глядя в потолок и кусая шариковые ручки.
    И я уже было собрался надеть сапоги и провести замер луж у дачи, как вдруг, почтальон принес мне бумажный, сложенный вчетверо, квадратик из листа в клетку; с надписью зелеными чернилами «4 от 12». Я развернул: «Как тебя зовут?»
Я написал: «Гена, а как тебя?»- и отдал Чекалину. Через минуту он принес целую кепку записок.
«Меня зовут Наташа. В каком классе ты учишься, и в какой школе?»
Я честно ответил: «Закончил седьмой класс средней школы г.Тулы. А ты?»
«Тоже седьмой, 52 школа. Есть ли у тебя сестры и братья?»    
Ну, это неинтересно,… Что за Наташа такая инкогнито?
Я написал самый сакраментальный вопрос: «Кто из мальчиков нашего отряда тебе нравится?»
Мне пришел удивительный ответ: «Ты, а тебе?»
Кто же это такая? Наташ в отряде было две.
-Чекалин, кто это «двенадцатый» номер?
Он хитро пожал плечами? «Не знаю...»
Небось читает в коридоре и подсовывает свои.
-Небось знаешь?!
-Не знаю! 
Надо было засветить эту «Наташу», и вследующей записке я уклонился от прямого ответа. Не было смысла отвечать, не зная кому я там нравлюсь!
Ответ состряпал такой. «А как твоя фамилия?», забрал записочки у Чекалина и сунулся в девичью палату, но был остановлен дружным визгом. У меня отняли бумажки и вытолкали вон.
-Не шпионь! Чекалина пришли!
Почтальон-самозванец не прошел.

В девичьей палате пахло духами, печеньками и чем-то острым, запретным и таким желанным...

Чекалин несколько раз приходил с пустыми руками. Для меня ничего не было.
Но он ехидно ухмылялся и явно что-то скрывал, зажучивал. Навернякауже прочитал ответ для меня, набивал цену - будет что-нибудь выпрашивать.
-Геныч, с тебя кило конфет!
-Нету у меня, все уже съел!
-Тогда пляши! Табе пакет!
-Давай сюда!
-Не, пляши!
Со словами: «А сейчас артист Вуячич вам чечетку…» отчубучил смесь цыганочки, лезгинки, чечетки и получил тетрадный конвертик со знакомыми зелеными чернилами. Внутри было всего два слова «Фокина Наташа».
    Я обалдел! Это та самая…- симпатичненькая, грудастенькая, с полненькой попкой! Я давно заметил ее, но говорили, что она путается с местными и поэтому сразу же исключил из своего списка.
    Такого просто не могло быть, чтобы я ей нравился! Бредни! Издевается!

     Ведь я весьма странный парень. Чудаковатый. Недаром кличка у меня тогда была «Ваня». Этой кличкой я обязан Краснову Андрею. На «дзю-де» он трансформировал мое имя следующим образом: «Геннадий, Ганадий, Ванадий… Ваня .
     Этот выдумщик закончил ВТАУ и возможно где-то сейчас постреливает…
Сейчас ВТАУ усилиями «Табуреткина» ликвидировано
     Вообще-то мне нравилась эта моя кличка, не то что была у меня в детстве «Гендос-Паравос». Эту я люто ненавидел.
А «Ваня» соответствовал моему внутреннему устройству. Действительно, я был «Ванек»! Наверное, и по сию пору остаюсь таковым. Кое-кто из знакомых за глаза и теперь именуют меня «Ваней», думая, что это и есть мое настоящее имя…

       Почта выплеснула мне на постель очередное послание.
«Ты мне не ответил! Кто тебе нравится из наших девочек?»
Ответ мой был неоднозначным.
«А ты не шутишь насчет меня?»
«Нет, а ты?»
«И я нет».
        Чекалин, почему-то укатывался в ладошку.
-Ну, ты счастлив, Иван?...
-В каком смысле?
-Насчет Натахи?
-Ты что, читаешь, гад?
 Мы потолкались в дверях, дружески, борясь, хватая друг друга за руки и талии, потом он убежал за очередной порцией бумажек.

        На этом все собственно пока и окончилось, так как бумажные признания никого ни к чему не обязывали. Никто не бросался ни к кому в объятия и не лез целоваться.

        Этим вечером, расходясь в коридоре, мы туманно перемигнулись, другой раз, я устроил в этом же проходе свалку и ущипнул Н. за бедро! Та ответила мне мощной оплеухой, после которой я расценил записочное признание как розыгрыш, и тут же остыл к ней.

      На следующий день, после завтрака, наш отряд пошел в лес. Воспитательнице удалось уговорить только девочек, да и то не всех. Мальчишки готовились к футбольному матчу со вторым отрядом на первенство лагеря, а я сидел на лавке около нашей дачи, и раскладным перочинным, ножом строгал обломок доски. У меня выходило нечто похожее на черкесский кинжал. Я был доволен тонкостью своей работы.

      Откуда-то возникла веселая Фокина.
-Ты что делаешь?
-Делом занят, не видишь!?
-А ты почему  не пошел в футбол играть?
-Не хочу!
-Пойдем посмотрим, как наши будут проигрывать!
-Не охота…глупости! Почему это наши проиграют этим малышам?
-Твои друзья-дзюдисты тут совсем раскисли. Презрительней сказала - "зюдисты". Всю ночь в девчачьей палате торчат!
-Пойдем-ка поглядим! Ты меня задела! 
Я сунул под лавку заготовку, нож -  в карман. Н. вдруг крепко уцепилась за мою руку и поволокла на стадион.

     Наши действительно дули - 1:2! Я так разволновался, что во втором периоде выскочил сам на поле. После мощного прострела от ворот до ворот (нога, удачно, как праща запустила мяч метров на 60) правда мимо и далее – в офсайд. Потом, я едва не забил в свои ворота, и был суровым Строговым выдворен с поля.

  Мы сидели с Н. на трибуне. Наши бедра соприкасались. Она не отпускала мою руку ни на секунду..
 
 Вечером вместе танцевали на дискотеке. После, проводил ее до дачи.
   
Я узнал, что она дочь военного, кажется капитана, каких-то там, войск. Мне это не понравилось. Слышал, что будто, дети военных  сильно избалованы. Теперь думаю, чем? Бесконечными переездами и сменами казенных квартир, друзей и школ?!
Потом, я проводил ее до дверей комнаты, благо моя дверь от ее в десяти шагах по коридору.

Через две минуты мы вновь встретились у мойки для ног. Вытирая ноги казенным вафельным полотенцем, со штампиком п/л «Березка», она вдруг спросила:
-А как же Рита?
-А что Рита? - удивился я.
-Так, ничего, - вскочила она, хлопнув меня по голой спине мокрым полотенцем.
-Ни себе чего! - закричал я и грохая по фанерному полу, и раскачивая дачу, понесся за ней по коридору. Она успела захлопнуть дверь, чуть ли, не на моей физиономии!
Довольно нахальная и бесцеремонная дамочка... барышня. Но действительно. За новыми впечатлениями я совсем забыл о Рите! Несколько раз я ловил на себе ее грустный взгляд. Издали видел ее одиноко сидящую на трибуне стадиона. Я забыл о ней.

16 июня.
Вечером будет баня.
Обязательное и сладчайшее, для нас, мероприятие!
Подсматривание за девочками, когда те моются!!
В закрашенных белой краской окнах, изнутри, когда моемся сами, мы прочищаем две-три незаметных полоски, по краю нижней рамы.

Вечер, серым туманном втягивался из сумеречного леса. Мы, скрадываясь в тени забора, продвигались к бане. В основном наши борцы, но были ещё и пара неспортивных ценителей девичьей красоты, из отряда.

Над кирпичным кубиком бани, несдуваемо, висел дым из стальной трубы. Перед баней, накрывая площадку желтым пятном, резко горели два фонаря.
Было неуютно, сыро и душно, хотя дождя не было. Наверное, я взмок от напряжения.
Из репродуктора, приглушаемого туманом, текла удивительная оранжевая, но с затягивающей горечью, музыка Teach In  "I'm Alone".
"And it seems like yesterday
We were in love everyday,
Now that time has passed away,
I'm so alone."

Баня северной и восточной стеной залипла в чернильно-сизый вечерний ельник.

Через пять минут, как щёлкнул шпингалет за девочками нашего отряда, в полной тишине, мы вылупляемся по одному, из глубокой тьмы ельника.

Вдоволь любуемся, используя все подготовленные, технологические просветы. Молча отходим во мрак за ёлки, пропуская следующего товарища к сверх-секретному миру "девичьей наготы"!

Обсуждения форм и фигур, чья лучше, всё будет потом, чтобы " не спалиться".
Я, вдруг, отказываюсь идти к окну, хотя сегодня сам, усердно "складнем" чистил побелку в самом углу рамы, и до этого, систематически "просматривал" девочек других отрядов! Пропускаю вперёд наших страждущих бойцов...
Я боялся увидеть Н. без одежды! Словно бы, без неё, я потеряю это странное притяжение!? И она станет как все!...

17 июня.
После линейки и завтрака Фокина пригласила меня погулять в лес. Я обрадовался.
-Канэшна хачу!
Мы протиснулись в щель в заборе, так как на калитках стояли «патрули».
Отрядных выходов в лес сегодня не было, а были запланированы уборка
территории и какие-то левые хозработы.

Мы отпросились у слепого вожатого Жени и ускакали, куда глядели его глаза, сквозь мутные, толстенные линзы, древних очков!

Мы тихо шли едва заметной тропинкой по березовой роще... От белых стволов было светло и прозрачно. Я обнимал ее за полненькую талию.
Меня беспокоил вопрос:
-Что у тебя с «местными»?
-Ничего! А что у тебя с Ритой?
-Ничего... что ты к этому так прицепилась?
-Вчера на танцах она пообещала, что побьет меня!
-За что же это?
-... Наверное... за тебя!

 Я был крайне удивлен. Романтическая Рита угрожала разбитной Натахе?! Не верилось. Я до сих пор гадаю: что это было - выдумка Фокиной или факт, имевший место?

-Мне, наверное, придется драться! - расстроилась Фокина.
-Да, ну! А ты умеешь? - спросил я.
-Нет... ведь я же девонка, зачем мне?! Я пообещал, как водится, защищать ее от всех мыслимых и немыслимых врагов, и показал несколько ударов и бросков. Для бросания она оказалась, довольно-таки, тяжелой. Я грубовато уронил Фокину на траву, и она отбила себе что-то сзади, за что я был огрет кулачищем по спине, которая "гулко загудела в ответ".
 -Вот тебе на! А говоришь: драться не могу!- кривляясь, передразнивал я ее. Мы стали вновь шутейно бороться, и я как-будто побежденный, свалился на землю, увлекая Наташу за собой. Попытался ее поцеловать, но она вывернулась, вскочила и помчалась от меня, ломясь через кусты. Я смог догнать ее только метров через сто...

Мы долго гуляли по лесу. У нас не было часов. На березовой опушке, согретой солнцем, ползая на коленях, мы собирали землянику.
Потом сидели на трухлявом березовом бревне.
Перед нами была поляна, переходящая в лощину со смешанным
молодняком справа и слева рядки молоденьких сосенок, немногим выше нас. Спину и левое плечо углом, нам укрывала бело-зелёная стена березовой рощи...
Наташа отщипывала бересту, а я обнял ее за плечи и все-таки поцеловал в щеку;
Щека была горячая и пахла травой, земляникой и лесом.
На обед мы опоздали. Мне не хотелось есть. Я летал в небесах и качался на изумрудных кронах берез!...

18 июня.
Я, Наташка, Валерка Святцев и его девочка с утра сбежали в лес и резались в карты «под раздевание». Я раздевался больше всех. Хронически не умею и не люблю играть в карты. Потом Святцев с девочкой ускакал куда-то, а Фокина вдруг предложила сыграть в карты «на себя».
-Как это?- испугался я.
-Это... кто кому принадлежать будет!
-Тогда давай! Понятно, я проиграл.
-Вот я - твой, забирай!- развел я руками. Она засмущалась и засобиралась в лагерь.
 Мы сложили карты и одеяло и ушли. Я проиграл себя.


Вечером отрядом играли в "тоннель" и "бояре". Рита несколько раз выбирала меня. А я тут же выбирал Фокину.

19 июня.
Перед обедом я проходил мимо стадиона и заметил знакомое платье на трибуне. Рита сидела на том же месте, и открытая книга лежала на коленях. Но Рита смотрела куда-то далеко вглубь леса, не отрываясь, ничего не замечая. Она была такая грустная, жалкая, беззащитная, как маленький ребенок.
Я подошел тихо, незаметно. Она стала раздражать меня.
Я напугал ее, что-то крикнув на ухо. Она изумилась: "Это ты?»
- Конечно, я! - и сел рядом.
Она спросила с трудом, после длительной паузы: « Как твои дела?»
-Нормально!- бодро отозвался я и вдруг наговорил таких гадостей, вроде тех, которыми мы обменивались в подвале с пацанами. Литературный перевод той речи привести, к сожалению, не могу, даже теперь, не смотря на значительный словарный запас!... Двумя словами- очень гадко.
  Она побледнела, повернула ко мне изумленное лицо, потом вспыхнула алым цветом щёк.
-Ты что, дурак? - спросила она тихо - Совсем дурак?!
-Так точно! - отрапортовал я и, кривляясь от смеха, отдал честь левой рукой к правому уху. Она убежала.

Вспоминаю этот эпизод. Мне стыдно. Я был глупой скотинкой.
      Рита вызвала письмом родителей. Они приехали и забрали ее насовсем в Тулу?!
Странно. До конца смены оставалась еще целая неделя... Неужели из-за меня? Мне казалось это невероятно мизерной причиной.  Прости Ритулька!!!

"We, obviously, idolize those girls who don't love us, and unfortunately,
we despise those who really loves... But this border is illusory!".
                (Great Philosopher)

Ко дню начала Отечественной Войны 1941 года готовился поход в местные леса. Я записался вместе с Фокиной. Воспитательница сказала почему-то: «Идите, идите, я устала от вас двоих, хоть отдохну три дня!»
Странно, чем это мы ей так насолили? Может быть, Марго поплакалась ей в жилетку?

Как старшему отряду после обеда нам иногда разрешали не спать. Мы смотрели телевизор на втором этаже центрального корпуса. «Приключения Буратино».
В обед нам выдали на десерт по апельсину, и я свой притащил Наташке. Она сидела с краю, на битком забитом, диване. Сидели даже на боковых валиках и диванной спинке. Фильм показывали впервые. В роли Карабаса - Этуш, Дуримара - Басов, хотелось посмотреть всем.
Я сел у ее ног прямо на пол. Она вытащила откуда-то и отдала мне свой апельсин, а я дико заржал и отдал ей свой.
Мы глупо смеялись в кулачки, т.к. на нас шикали.
После фильма братва предложила сбежать на пруд, тихий час - по боку.
Собрались: я, Мишка Строгов, Мишка Чекалин, Женька Ребров, Валерка Святцев, Боря Серегин, Игорь Тимошкин...
Связавшись с Фокиной, я совсем позабыл друзей. Давно уже не ходил с ними на «стрельбище». В глухомани, за засекой из елового бурелома, у нас была своя поляна. Там мы припрятывали пару тугих кленовых луков и пяток стрел с латунными наконечниками, Ежедневно мы упражнялись здесь в стрельбе - и у некоторых получалось неплохо.
Мы были под впечатлением английского телесериала «Робин Гуд». Там Робин лихо попадает стрелой в стрелу. Однажды и у меня вышло также.
Я загадал: положу стрелу в стрелу - Фокина любит меня; нет - дурачит.
С двадцати шагов первой стрелой я попал в поле второго круга. Воткнувшись, она задралась вверх и, тряхнув оперением, замерла. Вот тогда я и загадал. Второй раз - пустил стрелу "по-татарски" - почти не целясь - от уха. Она перебила первую пополам!..

Наша компания долго плескалась на илистом мелководье. После все, дрожа, улеглись рядом на траве. Фокина отвертелась от купания: «Купальника нет!»
Ее тут же забросали советами и предложениями:
-Одевай мои семейные!..
-С заплатками на коленках!
-Да давайте все купаться голяком!. Без трусов!..
-По пояс снизу! Без голов! Без очков! Без мозгов!
-Дураки! - обиделась Фокина, заливаясь пунцовыми пятнами.
Мы дрожали на траве, а Наташка казенным жестким полотенцем нежно вытерла мне голову. Мои жесткие волосы распушились, и голова засветилась, как золотистый шарик. Потом она гладила меня по спине, сгоняя вниз капли воды.
-Из всех та самый загорелистый! - заявили она.
-Еще бы! Я уже с 28 апреля купаюсь!
Это была сущая правда. Мы упивались «червивкой» и начинали купаться, как только сходил лед с реки Тулица.
Мою компанию (не знаю, как лучше назвать: дворовая банда, шайка), а можно окрестить «стайкой пьяных моржей» или  юных алко-моржиков.

После купания мы пошли за пруд собирать ягоды.
Ползали по холмам и собирали дикую викторию. Ягод было пропасть!
       Бордовые и огненные точки в зеленых волнах.
А меня мучили кеды! Мать из экономии, купила мне на вырост аж 41 размер, а мой-то всего 39й. Их длинные резиновые носы гулко шлепали по земле, а мне чудился стук клоунских лыжеподобных ботинок.
 
Я следил за Наташиным бело-желтым ромашковым сарафаном и то удалялся, то приближался к ней, в зависимости от плотности ягод. Она подзывала меня к себе и кормила ягодами с ладошки, как ручную птичку.

Я думал: «Как странно: дочь военного и пролетарский сын...»
В пионерском лагере за прудом заиграла громкая музыка:

-Ван вей тикет!
-Синий-синий цыкет!

Кончился тихий час.

Возвращались в лагерь заглохшей тропинкой, по осиновому лесу. Мы с Фокиной были последними, замыкая всех в хвосте, и я устроил возню с падениями и заламыванием рук...
«Мужская» палата одобрительно хлопала меня по плечу:
-Молодец, Ванек! Наслышаны.
-Что такое?
-Говорят, ты сегодня Фокину облапал?
-Да, вроде того...- замялся я. Не мог же я умалить себя. Ведь это был сильный показатель моих продвижений в любви.
«Мужики» искренне радовались моим успехам. Я немного приподнял свой унылый рейтинг...
-Так держать! Скоро поженим Вас!
-Пошли вы к черту! Обзавидовались!

22 июня.
В пятницу, рано утром, был митинг у могилы Неизвестного Солдата. На границе леса и совхозного поля - простой синий стальной четырехгранный обелиск, с красной звездой на острие. Сжимало горло, слезы упорно наворачивались на глаза, когда старшая пионер-вожатая рассказывала о начале войны!...

После завтрака наша орюкзаченная колонна нестройно вышла из лагеря. Около километра мы шли по мрачному ельнику, вышли к колхозному полю, огороженному стальной сеткой.
 Колонну возглавлял физрук лагеря - тренер лыжников - Соболев Николай Александрович. Крепкий и кривоногий он бодро шагал впереди.

Поле и сетка остались позади слева, справа пошла осиновая роща; сухой ельник, навсегда сбросивший иголки, темный лесной овраг. На нежной лиственнице я заметил удивленную белку. Она в недоумении уставилась на нас -дивясь огромному стаду странных зверей.
Я хотел показать Фокиной белку, но рыжая, дважды прыгнув, исчезла в темноте ельника.
Ускакала белка, конечно же, Фокина - русая.
Прошли лес, вышли на поле. Далеко по-за полем, за жидкой лесопосадкой прогудела и промелькнула крохотная московская электричка. Соболев повел нас влево к темному лесному массиву.

Я шел рядом с Наташей. Она тащила свой худой, как авоська, рюкзак (все тяжести я переложил к себе) на одном плече и болтала без умолку.
 К нам подошел Андрей Синицин. Что-то спросил.
 Потом подошел Строгов и смешил нас. Пока Фокина и Строгов смеялись, так как по очереди мели пургу, Синицин (он был бегуном, кажется) восхищенно сказал: «Ну у Фокиной и «станок»! Так и хочется вот здесь за бедра похвататься." Он похлопал себя по ляжкам. И профессионально ловко убежал, вскидывая сухим задом.
-И мне,– подумал я.
-Веселая у тебя баба! - сказал Строгов и  тоже убежал вперед (но не так профессионально, просто как борец), пристроившись возле своей новой девочки - Светы. Женей он уже не страдал.

***
Перед самым моим призывом в армию, эта самая Женя пела у нас,
в ансамбле и бренчала на «фоно» «Любимый мой дворник» и несколько наших
песен: «Мне часто казалось, что жизнь - это сон, что лишь во сне я живу...» или
«Весь зал шумел, никто не знал, о чем, его душа страдала» (В. Смольяков)
  Все песни минорней минорного. 
Потом она вышла замуж, за болгарина и уехала к нему на ПМЖ. Для нас тогда Болгария, как сейчас США, бессмысленная, далекая и чужая страна.  Про это нам поведала ее мать. Она работала в нашем спортзале медсестрой и долго еще дулась на меня за третирование Жени.

***

Через час ходьбы по лесной дороге, переползаний через овраги, балансирований на бревнах, наконец-то, выбрались на небольшую поляну, диаметром метров тридцать. Поляна была глухая и нехоженая, вся заросшая папоротником и тысячелистником по пояс.
Она была, будто косая чаша: с отгрызанным краем  с юга; и на севере- огромная земляная гора метров 20 высотой, заросшая соснами и елями, влево (на юг), сквозь "отгрыз" уходила узкая лощина с, едва различимой, тропой.
 А вокруг , со всех сторон, нависал лес. Жутковатое и красивое место.
-Здесь и встанем, -сказал физрук: -ставьте палатки, вынимайте из рюкзаков продукты и складывайте возле моей палатки.-
Розданные перед дорогой банки с консервантами посыпались к ногам физрука.
И еще час мы ставили палатки, собирали дрова, носили бревна для "сидушек", подкладывали траву и тонкие ветки с листьями под днища палаток.

Лагерь получился геометрическим. Две палатки на север, две на запад, две на восток. Шесть палаток- два отряда- двадцать человек. В центре этого полукреста - квадрат из бревен,выложенных вокруг костра.
Вернулись два гонца с двумя ведрами родниковой воды ; закипела вода , в ведро повалились гречка и тушенка .
Первый отряд занимал: две южные и одну западную палатки. Я захватил западную палатку, рядом с девчоночьей...

В сумерках эмаль на ведрах обгорела и полопалась и Николай Саныч
наконец-то подал команду: "Взять!" Мы набросились на ведра и в мгновение
ока опустошили их. Какая вкуснотища - есть в лесу горячую гречневую кашу с
тушенкой и запахом дыма!
   Это был мой третий поход. Первый и второй организовывала комната школьника.

Багровое солнце завалилось за верхушки деревьев. Я сидел на бревне у костра. Подошла Н. и села рядом. Она дрожала.
-Что стобой?-спросил я .
-Не знаю ... знобит, наверное, заболела.
Я накинул на  неё  свою куртку и обнял за плечи, стараясь согреть собой .
Нежность переполняла меня, изливалась наружу, затопляла нашу стоянку, лес, лагерь, весь мир! Ее хватило бы на  всех, на каждого отдельного человека!

Несколько активных пионеров под предводительством преподавателя географии Людмилы Георгиевной пели народные и патриотические песни, остальные попарно разбрелись по кустам.
В темноте вокруг лагеря трещали и ломались сучья, и я представлял, что это страшные дикие животные: волки, кабаны окружают нас и поджидают только момента, чтобы наброситься.

Фокина взяла меня за руку и увела в палатку. Там уже кто-то был. Мы вползли туда на корячках, так как полог был застегнут изнутри. Полог упал за нами - наступила глухая чернота.
-Кто это?- спросил девичий голос.
-Ботинки снимайте,- пробубнил кто-то другой голосом Миши Строгова.
-Миха, ты что ли ?
-Кто с тобой?
-Кто надо!
-А… Светка?!
Началась какая-то возня :
-Подвигайтесь !
-Вам палаток мало ? –
-Остальные тоже..  заняты!
-Ползите к той стене.
Фокина прижала меня к зыбкой брезентовой стенке и сделала ,что-то такое , что я чуть было не задохнулся .
Я потом догадался,что это меня целовали! Таким способом я еще никогда не целовался, хотя и имел о нем поверхностные теоретические представления. В народе этот эротический прием называется "взасос". Это немного похоже на заглатывание удавом наивного кролика и потому я перепугался не на шутку .И было чему .Это было так мучительно и сладко одновременно, и так долго, что внешний мир исчез, все мое тело заныло, меня бросило в жар, брюки в области ширинки стали мне узки. В этом месте возникло странное жуткое напряжение, и рельеф местности принял возвышенное состояние. Я тут же нашел аналогию - это похоже на ту страшную лесную гору за нашей стоянкой.
Напряжение все росло и росло, я испугался : не испортилось бы что-нибудь во мне.
Как бы не начались поллюции ! Вот была бы стыдуха - ходить в обтруханных штанах.
Но вдруг это прекратилось. Теперь уже я, в свою очередь, зажал Фокину в угол и
обнимал ее, влажно целовал в горячие щеки, глаза, губы - как умел. Точнее как не умел...
-Ты ласковая как котенок, -прошептал я...

-Наташ,-позвала Света : " давай сходим ."
-Куда?
-Туда...посссмотрим ...
-Ну, Свет, ты и разговариваешь !-подивился я .
-А чо, я девка простая...
Фокина приподнялась и села ко мне спиной.
-Ты куда? -спросил я и протянул руку ,чтобы остановить ее. Рука легла на что-то выпуклое мягкое, податливое, и не хотела отпускать.  Я с усилием отвел руку.
Они ушли шелестя пологом палатки и закрывая свет костра объемными бедрами .
«Это была грудь!» запоздало дошло до меня.  Напряжение прошло. Ломило ...впрочем, умолчу что.
Михаил довольно потирал руки : "Ванек, я целовался !" -сказал он возбужденно.
-И я кажется тоже, -промямлил я.
-Хорошие у нас девченки ! –продолжал восхищаться он.
-Ага…
Я не мог еще выражаться многосложно, так как моя голова была в небесах и лежала на мягких грудастых облаках.
Девочки вернулись. Мы их встретили принятыми в наших широтах восклицаниями:"похудели-то как!"
-Мальчишки , пойдемте залезем на гору!
-Не охота...
-Хватит валяться!

Нас вытащили на вечерний холодок и положили на росистую траву. Ярко горел костер .Вокруг него качались тени и лились патриотические песни:
-Наш Великий Вожатый,
-Самый главный Учитель,
-Эта песня простая посвящается Вам!
-Фокина, Копытов, Строгов, идите к нам! -позвала от костра Людмила Георгиевна.
-Нет, мы петь не умеем!-ответил я.
-Только пить!- подсказала Светка.

Как тяжеловоз полз я в гору по скользкой тропинке и тащил за руку Наташу.
С каждым шагом тропа становилась все круче. Графически я изобразил бы этот рельеф в виде дуги гиперболы: чем дальше - тем круче. В конце-концов пришлось цепляться за траву и кусты. Из-под резиновых подошв уползала влажная скользкая глина.
Наверху мы уселись на самый край, тяжело дыша, обнялись и болтали над
пропастью ногами , скидывая комья земли вниз.
Еще несколько фигур карабкались вверх по склону, матеря нас за грязь, которую мы сыпали им на головы.

Глубоко внизу, за деревьями, костер отсвечивал на наших палатках , слышалась очередная песня. Там было тепло и уютно.
Мы обернулись назад.Черный лес гневно шумел за спиной.
За передними деревьями был только жуткий непроглядный мрак.
В глубине все было черно и зловеще .
-Здесь страшно! - сказала она.
-Да. Жутковато...
Мы спрыгнули и заскользили вниз по мокрой траве, как на лыжах; пролетали мимо ползущих на гору пионеров, ноги неслись, едва успевая переставляться.
В оконцовке мы оказались в кустах - они затормозили наше падение...
-Спокойной ночи,- прошептал я Фокиной в прядь волос над ухом.
 Она уползла в свою палатку.

Было очень поздно. Все  бойскауты спали. Мой угол в палатке был конечно-же ,    занят  и я воткнулся  между  Борей  Серегиным   и  Пашей Новиковым. Взбудораженный, я долго не мог заснуть , лежал в темноте - слушал шум деревьев , гудки и стук электричек. Я улыбался и разговаривал внутри сам с  собой. Какие-то фразы, слова сами возникали и исчезали в голове. Они казались значимыми, но при повторе рассыпались в бред.   
Я заснул под самое утро. Солнце уже зацепилось за верхушки деревьев...

Меня бесцеремонно растолкал физрук .
-Подъем, мужики ! За дровами и водой!
Мне ничего не хотелось.
-Копытов, Фокина,-позвала воспитательница второго отряда:"Вот вам пять рублей , сходите в Скорнево и купите двадцать буханок хлеба.
Я закинул пустой рюкзак на одно плечо. Из палатки выползла сонная Н.
-Пошли в деревню за хлебом, -сказал я: она рассеянно улыбнулась и моя  ночная бессонница показалась мне вдруг осмысленной и даже значимой.

Мы пошли по южной лощине.
По левой стороне тянулся смешанный кленово-осиновый бурелом; с правой - плотный ореховый подлесок.
Через двадцать минут ходьбы появилась жиденькая светлая березовая
рощица. Лощина перетекала в овраг, а его перекрывала земляная плотина.
Здесь все было избито коровьими копытами, а трава плотно заплавлена навозными лепешками
Мы поднялись на дамбу. Плотина удерживала два небольших пруда.
По самым краям их берегов росли крупные дубы (кое-где из воды на берег волнисто тянулись их корни, отмытые дождями и отполированные ногами ныряльщиков, и мелкие домики.
В Деревне было всего с десяток домов. Магазин был тут же в одной из изб, между прудками - обычная бревенчатая изба с фанерной вывеской красными неровными буквами "Магазин".
-Постой здесь,- по  хозяйски распорядилась Н. и вошла в двери магазина.
Ее не было минут пять. За это время мимо меня прошло с десяток стариков и старушек ( а мне деревня показалась, по началу, вообще не жилая) и все приветливо здоровались со мной ,а я отвечал им.
Один дед даже спросил у меня :"А, что, сынок, водка у магазине есь? "
Я пожал плечами. Он донимал меня дальше: "А в Архангельском не смотрел? "
-Нет,- ответил я озабоченному деду.

Мы вернулись в лагерь с рюкзаком набитым теплым хлебом, несколько буханок несли в руках с обкусанными горбушками, и к неудовольствию своему узнали, что все занимаются заготовкой, так называемого "веточного корма " на зиму для совхоза. Мы рвали самые тонкие и нежные веточки (как нас проинструктировал председатель) в основном кленовые, и скоро набрался приличный трехметровый стог. Вечером за ним приехал трактор "Беларусь" с прицепом...
-Я такая испорченная!- вдруг, ни к селу ни к городу, заявила Фокина.
-С чего это ты взяла?- удивился я.
-Ко мне в выходные приезжал отец и что-то у меня спросил, а я ему ответила:
"Лялю тебе в одеяле! ". Он так удивился.

После обеда бойскауты завалились дремать в палатки, кроме дежурных. Они выдраивали травой и водой миски и ведра.
Перед тем как улечься на "тихий час" я постучал к Наташке в палатку.
-Кто там?- спросила она.
-Это мы - сто грамм! Я пришел пожелать тебе "спокойной ночи", то - есть "дня".
Она просунула голову между брезентовыми занавесками, подозрительно дергая ноздрями.
-Воняет чем-то...
- От меня? -поинтересовался я.
Она пожала плечами :" Как в туалете."
Я посмотрел на свои ноги.
Ужас! На правом кеде !.. Я крепко вляпался в дерьмо !!!
Я залился краской, убежал в лес и долго вытирал подошву о траву, кочки и пеньки. Уже ничего не было, а мне все еще долго чудилась эта вонь...
В нашей палатке, как всегда, было тесно. Я почему-то всегда приходил последним и мне, с огромными усилиями, удавалось втиснуться между парнями.

Вечер был теплый и оранжевый.
Я искал Фокину, но не мог нигде найти. Мельком увидел ее на ужине, тут же хотел подсесть к ней, но физрук вручил нам топоры и услал в лес за дровами.
Мы вернулись в прохладных сумерках с охапками сухих бревнышек и кровянистыми волдырями на ладонях. Наш подвиг никем не был отмечен.

Я нервничал все сильнее - Н. нигде не было. Создалось впечатление,что она избегает меня и где-то прячется. Происходило что-то непонятное.
Где она может прятаться?
Я проинспектировал все палатки. Обшарил даже лес по периметру лагеря - может здесь прячется? Глупость, конечно же... С тяжелым сердцем я вполз на гору.

Верхушки деревьев в низине и на горе были на одной высоте. Те, что внизу метров 25 высотой , а те что на горе 3-5 метров, но какие-то пигмейные , корявые , хотя такой же толшины.
Как это называется? Какое слово подобрать этому явлению? Патологическая дисгармония, диссонанс, атавизм, паническая растерянность-все это было мое состояние.
Я сидел на краю обрыва и попеременно смотрел то на стройные деревья внизу, то на уродцев наверху.
Совсем стемнело. Я спустился к лагерю. Там уже разгорался костер.
-Наташ!- позвал я у палатки.
-Чего тебе?- спросла она недовольно.
-Выходи погулять!
-Не хочу...я спать хочу!
-Что-то случилось?
-Ничего.
-Что мне делать?
-Не знаю,- она опустила полог.
Я стоял растерянный, удивленный, глупо улыбающийся идиот.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Я присел к костру. Кто-то спрашивал меня о чем-то. Я не понимал вопросов.
-Он всегда молчит,-пояснила воспитательнице девочка Люда - сестра приятеля из соседнего подъезда: "Когда злится !"
Они забыли обо мне и затараторили взахлеб о звездах. Подсел наш доморощенный астроном - чудак Женька Ребров и глубокомысленно изрек:
"Остроту своего зрения можно проверить следующим образом. Если вы видите "бетту" в созвездии Стрельца ...это голубая звезда одиннадцатой звездной величины..."
Что случилось?
Всю ночь я просидел у костра. Голова отказывалась подчиняться-понимать. Я пытался думать, меня что-то мучило. Что? Я забыл...Почему мне так плохо? Не знаю.. 
Меня развлекала только жестокая изжога.

Погас костер. На востоке, за черным лесом, появился бледный свет зари.
Что случилось?
Рядом застучали топоры, вновь вспыхнул костер; потух. Вокруг двигались тени. Это люди сидели и жевали, чавкали, говорили друг с другом.
Я тоже что-то делал автоматически: ел, собирал палатку, набивал чем-то рюкзак...

Я пришел в себя .Физрук Соболев ругался с Новиковым -тот не хотел тащить палатку.
-Пошел,ты! -сказал Павел.
Соболев врезал ему мощным пинком по заднице.
Я просто забрал у них палатку и забросил на плечо.
Я не хотел уходить от сюда, я хотел плакать . ,
Все палатки собраны.
На месте нашей стоянки остался только помятый
папоротник; а в центре папоротниковой поляны - черный глаз от костра... Голова колонны исчезла в лесу, я опять оглянулся: черное пятно…

Третий год я хожу на охоту в эти места и все никак не найду эту стоянку...

Я догнал Н. в голове колонны, поймал за рукав:" Что случилось ?"
Она вырвалась, убежала в хвост; нарочито бодро. о чем-то болтала с воспитательницей второго отряда, давая мне понять, что мое присутствие необязательно.
Я был в полнейшем недоумении.
Когда вошли в знакомый ельник, скорость нашего строя значительно увеличилась.
-Что побежали? Берег почувствовали?- смеялся физрук. Вот мы и в лагере. Вот сдаем инвентарь.

Вечером дискотека. Фокина демонстративно танцевала с деревенскими.
Мне передали, что местные ищут меня побить. Это было как-то связано с Фокиной. Это меня немного расшевелило. Я побегал по лагерю и нашел Строгова.
-Подпишешься за меня, Миш? "Деревня" меня отоварить хочет!
-А ты за меня подписывался?- он ушел.
 Я остался абсолютно один.
Друг отказался от меня, когда мне грозила опасность.
Девушка, которая вчера так целовала меня, избегает меня и выказывает неприязнь.

В понедельник, я все-таки, выловил ее в чемоданной и закрыл дверь.
-Что случилось?.. Я больше не нравлюсь  тебе?
 Она молчала и рвала трясущимися руками какую-то бумажку.
-Почему у тебя дрожат руки?
-Нипочему.
-Почему ты избегаешь меня?...
-Мне рассказали кое-что о тебе.
-Что?
-Не скажу,- она отстранила меня: "Пусти !"
-Подожди!
-Пусти меня!- неожиданно  завизжала она.
Я отскочил, она убежала.

На улице мне встретился Жора Ребров.
-Мне сказали - ты с Фокиной помирился!
-Нет,- тяжело вздохнул я:" А с чего ты взял ?"
-Я хотел в чемоданную ...Валя сказала, что там Копытов с Фокиной закрылись.
-Глупости какие-то... Слушай, ты там в "бабьей" палате крутишься: узнай у девчонок - что случилось?
-Хорошо, попробую.
В вечеру информация была, но добыл ее не Ребров, а Строгов.
-Мужики!- сказал он обращаясь ко всей палате.
-Хорош над Ваней прикалываться, и перестаньте называть Ваню Ваней.
-А в чем дело то, Миш?
-Ей сказали, что ты того, сумасшедший, что у тебя с головой не в порядке. -Почему, зачем?
-Не знаю. Только теперь следи за собой... Распрямись-ты сутулишься, как этот ...питекантроп.
Я взглянул на себя со стороны. Точно.
Он прав - шея чуть ли не параллельна земле. Я выпрямился.
-А что-то изменится? - спросил я.
-Может быть, она убедится, что ты не такой.
Я подумал: «но ведь это раньше не мешало!»
Однажды мы гуляли в лесу, и она призналась:
-Я с первых дней выбрала тебя!
-Спасибо,- поблагодарил я ее, очень удивленный: «меня раньше никто - никогда не выбирал, а тебя?"
Ведь она выбрала меня! Разве это временное состояние - состояние выбора?

Информация, полученная  С.М., не только не успокоила меня, но сильнее разволновала. Мне-то казалось, что мое вполне логичное и разумное поведение есть самое главное доказательство моей нормальности! А сутулость, согнутая шея - это текущая проблема переходного возраста.
Это была какая-то уловка, пустопорожний повод, незначительная зацепка за кончик носа горы, нарушившая равновесие и свалившая гиганта.

 Как говорит известный персонаж М.Булгакова "меня терзают смутные сомнения"... Теперь мне стало казаться, что это Ритатулька, подложила мне эту "мину".(Кстати мы точно также называли коровьи лепешки!)
Запустив через воспиталку или подружек... И сработало:щелкнул капсуль, шипит  запал. Сработка!!!...
Все очень даже сходится: обиженная, отвергнутая девочка и месть неадеквату. Согласен, что я поступил очень грубовато, даже - пошло, с  девочками так, наверное, не расстаются...
 Не забыли - мне всего 14. Я только начинал с ними общаться. Часто не очень удачно...
А может быть все это личная инициатива воспитательницы нашего отряда и Ритка вовсе не при чем. Или Натали наигралась в очередную играшку и бросила ее из-за...Ну допустим, не соответствие каким-то ее требованиям.

But nobody can make paрin to another with impunity. (Laws of the Karma).

Женя Ребров взял меня под свою опеку и проводил душеспасительные беседы.
-А помнишь, вы все смеялись надо мною, когда я влюбился в прошлом году? А теперь ты сам попал в такую же ситуацию. Теперь-то ты меня понимаешь? ... Мне было гораздо тяжелее, чем тебе! Я даже вскрыл себе вены!
У Жени страсть к  прилюдной показухе. Принародно и глубокомысленно изречь какую-нибудь прописную истину, добавив: «так сказал Сократ!» или упасть красиво в кусты на стометровке , или через головы в пруд запрыгнуть - единственное условие - аудитория из молоденьких девочек.

В прошлом году он устроил жуткий переполох. Какая-то смазливая девица отказалась дружить с ним. Так он инсценировал вскрытие вен. Перепуганные девочки прибежали к нам - он уже продемонстрировал им свой подвиг.
-Ребров себе вены порезал!!! Сказал: не найдете, не поймаете, пока кровь не кончится! Мы бросились его искать. Вдруг он пролетел мимо нас словно ракета! Мертвецы с такой скоростью не бегают! На предплечье я заметил бинтовую повязку, и сквозь нее что-то алело. Похоже серьезное что-то!
Мы искали его по всему лагерю, его видели то тут, то там, но поймать его было невозможно - бывший стайер.

Утром, пока он спал, осмотрели его руку и бинты, и выяснилось, что он сделал несколько мелких царапин на внешней(!) стороне предплечья, а в бинт добавил красной краски, которой он и «истекал»...

-Я знаю, как тебе сейчас нужна поддержка.- Говорил он мне участливо.
Он притащил меня в «радиорубку», стал прокручивать пластинки с записями « о любви». Я не понимал его терапии. Как нарочно, он заводил слезливые и безнадежные песни:
-Я понимаю: ты хочешь воли,
-просторов белых, шальной весны!

Потом поставил:

-Никогда-никогда не пойму до последнего дня
-Как мне жить без тебя, как мне жить без тебя,
-А тебе без меня!?
У меня навернулись слезы.

А Жорка все предлагал и предлагал панацеи от любви:
-Вот у меня один друг... был, его девчонка бросила, так он под поезд бросился, а другой тоже...вены вскрыл... - и так далее. Вариантов предложил он много: повеситься, утопиться и т.д.

Я завыл и сбежал от доморощенного психотерапевта. Еще бы чуть-чуть и он сказал бы патетически: «Нас никто не любит! Давай вместе «уйдем»!

Суицидальные наклонности Евгения прослеживаются аж до самой армии, в которую он идти не собирался и устроил себе ЧМТ (черепно-мозговая травма) его не спасла, 7Б ему не дали и «белый билет» не вручили, а повялили в госпитале полгода и отправили в стройбат. Но и там он вывернулся и устроился писарем в штабе.
На то он и Жора...

"Mad to the fool not the friend and not brother, but so!"
                (Great Philosopher)

Я решил сам-таки разобраться во всем этом.

 25 июня вечером.
Сегодня будет традиционный «огонек» для 1 и 2 отрядов. Там не будет «деревенских» и я смогу спокойно поговорить.

    Заскрипела иголка электро-проигрывателя "Вега-106".
-Тухманов-Шаферан, "Белый танец-вальс",-объявила ведущая.
Из колонок, словно снежная метель полилась, заледенила меня:
"Музыка вновь слышна,
Встал пианист и танец назвал,
И на глазах у всех,
Я к Вам сейчас иду через зал"...

Это был первый медленный танец.
Мне нужно её пригласить!
Я напряженно встаю и иду по залу, не веря в то, что согласится. Но она поднимается из-за столика за моей вынутой рукой.
Я неуверенно обнимаю ее за талию, и мы закачались на зыбких волнах "Белого вальса":
"Вальс над землей плывет,
Добрый, как друг, и белый, как снег,
Может быть, этот вальс
Нам предстоит запомнить навек... "
В это время мне удалось подавить дрожь рук и голоса.
-Что случилось, Наташ?
-Ничего.
-Как совсем ничего!
-Абсолютно.
-А мне кажется, что ты резко переменилась ко мне.
-Не знаю...
-Да объясни ты толком! - закричал я, сжав ее руку.
Нас услышали даже из-за музыки и соседние пары обернулись к нам.
-Ты не любишь меня!?- сказал я тише.
-Отпусти мою руку,- взмолилась она, в ее, глазах появились слезы.
-Успокойся,- попросил я, отпуская ее , но не остывая.
-Ты сам успокойся...
-Я спокоен как удав.
-Заметно...
Песня давно сменилась. И пионеры тряслись непарно и более энергично.
Мы продолжали замедленно кружить под, не очень медленную песню А.Пугачевой, но какое это имело значение?!
-За то что только раз в году бывает май,
-За блеклую зарю ненастного дня,
-Кого угодно ты на свете обвиняй,
Но только не меня, прошу не меня!

Оставшиеся 5 минут песни мы, молча, делали круговые движения по залу столовой. Той самой сгоревшей десять лет назад и вновь отстроенной через год. А картина Васнецова «Три богатыря» так и висела на западной стене с тех пор.

Я спросил удивленный: -Ты не красишься?
-Нет, а тебе, что не нравится когда красятся? -Вообще-то ... не очень. -Я так и думала.
Мне показалось, что она подтвердила для себя какие-то свои выводы. Наверняка, не в мою пользу. После нашего танца она совсем ушла в дачу.
А я напился... лимонада и вдрызг уелся шоколадными конфетами.
После «огонька», на улице, Тимошкин Игорь, передал мне слова девочек из второй палаты где, когда-то, жила Рита: «Геннадий - странный парень! Променял Ритку на эту...шлюху!»...

Вторник.
Наш отряд фотографировали у столовой, а вечером должен быть "прощальный костер".
Н. на костер не пришла.
Конфликт с «местными» не получился. Наш боевой вожак М. Строгов, каким-то образом перевел все на мирные рельсы, хотя обстановка была крайне накаленной. Местные молодчики были пьяны и агрессивно настроены. Когда все было улажено, один заводной колхозник вытащил из сапога и продемонстрировал нож, размером с кавалерийскую саблю. Принес - с нами разбираться! Идиоты! Скоты!

Среда.
Перед самым отъездом мы со Строговым и Святцевым сильно побили троих, деревенских приспешников из числа лагерных пионеров, которые всю очередь стучали «местным» на нас. Мы вычислили их давно, но не трогали, из тактических соображений, до последнего.
На войне, как на войне.
В столовой кормили вчерашними фотографиями. Я прибежал, сломя голову. Схватил одну, другую, третью... Ее нигде не было - не проявилась, как вампир. А мне так хотелось, до кома в горле, хоть что-то иметь о ней на память...

За неделю до этого.
Как-то вечером привезли фильм по А.Белову «Ихтиандр». Фильмы возили через день. Один вечер - танцы, другой - фильм.
На сцене вешали экран. Его вытягивали из черной железной гильзы, зацепив петлями за гвозди в стене. Потом ставили по углам сцены два облупившихся сетчаиых сундучка - это динамики.
Еще с яслей мы приходили за полчаса до фильма и с наслаждением наблюдали за этим ритуалом.

Потом, перед сценой построили навес с крышей и боковыми стенками из волнистого пластика, - теперь можно было крутить фильмы даже в дождь.
Мы сидели с Н. на предпоследней лавочке и поверх голов наблюдали за фильмом. Я осторожно положил свою руку ей на спину. Она напряглась, но промолчала. Тогда я обнял ее за талию... Реакции никакой. На экране запели:
-Эй моряк, ты слишком долго плавал,
-я тебя успела позабыть.
-Мне теперь морской по нраву дьявол, -Его хочу любить!
Она вдруг встрепенулась.
-Ты слышал?
Я пожал плечами.
-Какая песня!- обрадовалась она и несколько раз пропела:
«...Мне теперь морской по нраву дьявол, его хочу любить!» Я закрыл ей ладонью рот.

   На "огоньке" она пела эту дурацкую песню с какой-то особенной интонацией.
-Мне теперь морской по нраву Дьявол,
-Его хочу любить!
Почему ей так понравилась эта дрянь? А может быть действительно она хочет любить не меня, а Его...

Вот и все, мы уехали...

Июль.
 Дома мне было совсем плохо.
Я сидел перед телевизором - шел чудной индийский фильм об индийском колхозе, или коммуне. Странный… в нем не пели! Суровые смугляны и смуглянки рядились, как им управляться со всем этим добром. Были у них там, кажется, и свои «кулаки»…   
Я выключил телевизор, попытался читать. До меня дошло, что я не понимаю н и ч е г о. Информация не проникала в меня.

  Я пошел гулять. Я не видел куда иду, не понимал - что делаю.
Одно лишь желание уничтожало меня, одна мысль выжигала остальные: вот если сейчас, в эту минуту я не увижу ее - я задохнусь от высасывающей изнутри меня пустоты.
Где-то рядом была "черная дыра", все силы уходили в нее.   

                *****
  После этого случая, почти всегда, когда я имел неосторожность влюбляться, а было это много раз, так как очень влюбчив по природе, я вновь и вновь попадал в это первобытное состояние  неконтролируемой влюбленности. Я назвал это - патологической влюбленностью.    
   Это чувство - ничто иное как духовное рабство, полное психическое подчинение воли одного человека другим, чувственное кодирование. Влюбленные по собственной воле, дают возможность вампиризировать свои психосексуальные эмоции (возможно и биоэнергетику), становясь, таким образом, дармовыми перципиентами и, по сути, сами же наводят мост-рапорт с индуктором.
Были потом попытки разобраться в психологизме этой патологии.
Новеллы:"А, ты, кто?"; "Марта минус Вадим"...

 Но остановлюсь на этом. Раскрытие механизма патологической влюбленности не входит в план этого повествования, а является темой отдельной книги, хотя именно выяснению причин и следствий этой проблемы, которая периодически мешает мне своими рецидивами, я уделил много времени.

"Pathological love - an excess detail of the overloaded self-admiration mechanism".
(Great Philosopher)   
                ***** 
 
    К поискам моего злого гения подключилось большинство моих друзей. Я не просил их об этом. Я получил несколько адресов. Проверил один - не то, второй - мимо, а третий потерял. Его нашла мать.
-Что это?- подозрительно поинтересовалась она. Она болезненно относилась, в то время к моей ранней дружбе с девочками.
-Адрес воспитательницы из лагеря… Хотим в гости сходить.- соврал я.
-А… ну вы же не все время будете находиться?
-Ну, конечно же, нет! Один разок…
      
На следующий день.
          Я зашел за Тимошкиным Игорем, и мы пошли проверять этот адрес.
По Промышленному проезду, состоящему из двухэтажных сталинских застроек, мы вышли на окраину Комсомольского парка. В ста метрах от паркового леска весело торчали две свеженьких пятиэтажки, так называемые ДОСЫ (дома офицерского состава).

      
    Впереди, за домами стелился бескрайний пустырь, перемежаемый свалками, слева
грохала железная дорога, справа за парком виднелась стена аэродрома,и слышалось гундосое сопение самолетов.

  Случилось удивительное происшествие. Она вышла из дома и остановилась в пяти метрах от нас. Я открыл рот, не в силах что-либо сказать  и протянул к ней руку…
Фокина резко развернулась и забежала в подъезд.
-Ты видел!? Ты видел!?…- взволнованно бормотал я: «Это была она!!!»
Мы поднялись на второй этаж, и позвони ли в дверь с номером «8», согласно записки. Я звонил долго и упорно. Она была там, я знал, я чувствовал это. Я явственно видел, как она прижимает ухо к двери с той стороны…

  Через полчаса нам пришлось уйти, так как из дверей стали подозрительно выглядывать соседи.

   Мы приходили через день, через неделю, я приходил один, я потерял счет, ситуация повторялась…

  Однажды мы приперлись намного раньше, благо были каникулы, и мы не были стеснены во времени. В окне второго этажа я заметил девочку с модницкой(по тем временам) стрижкой «сессун».
-Это она!- сказал Игорь:-опять не откроет.-
-Посмотрим.
Однако, все повторилось
-Хоть слово скажи!- клянчил я под дверью.
-Какое?- (о чудо!)- вдруг заговорила она, около меня где-то под самой дверью.    
-Почему ты бросила меня?
-Надо было.
-Кому?
-Мне.
-Тебе кто-то сказал обо мне плохое?
-Ну, скажем так…да!
-Кто и что?
-Не имеет значения… Прекращай сюда ходить! Соседи уже пожаловались папе. Мой телефон 77-36-60… Запомнил?... А у меня опять дрожат руки,- ехидно, явно издеваясь, сказала она.
-Как тогда?- уточнил я.
-Как тогда!- подтвердила она.
-Значит, чувствуешь свою вину!?
-Да никакой вины и нет!... Хватит, уходи,… позвонишь.

Мы ушли. Едва отыскали телефонный автомат. В радиусе километра все таксофоны были раскурочены местной шпаной...   
-Я слушаю,- сказала она раздраженно.
-Ты скажешь, наконец-то, что случилось?
-Скажу! Ты надоел мне!
-За что?- закричал я:- почему?-
-Отстань дебильный!- ответила шустро она.
-Сука!-я плюнул в трубку,больше не мог терпеть издевательства, но поздновато, трубка уже несколько секунд пищала…
 Почему она не может нормально объяснить: «Ты мне разонравился по таким-то причинам, или у меня есть другой.
Неужели это так трудно, страшно?
Конечно, если учесть, что я сумасшедший - жутковато.
       Похоже - скоро стану им…

       Женька Ребров притащил на пляж, из лагерной библиотеки, заумную книгу по астрономии и запугивал всех тем, что наше Солнце скоро превратится в Черную Дыру.
В подтверждение своих слов он подсовывал схемы ,как звезда распухает от космического негодования, потом обиженно схлопывается;  от злости - наступает коллапс - она сжимается в гадкого карлика - становится Черной дырой.   
        Этот сгусток антитела становится эпицентром страшной гравитации. Искривляется пространство, втягивая в себя все планеты, ненужные предметы( я явственно видел как летят туда пепельницы, чернильницы, люди, дома, машины), поглощая свет.
         Девочки, в ужасе от такой перспективы, отодвигались от жуткой картинки, а Борю Серегина прямо-таки трясло от страха, он заикался: «Не может та-а-кого быть!»
-Будет, будет!- утверждал Жора, нагоняя страх: «Через, каких-нибудь, миллиард световых лет!»

         Я подумал о себе.
Меня переполняла любовь. Я захлебывался ею, источник наполнения исчез, и я взорвался от обиды, как новая звезда, испуская коротковолновые помехи злобы и отчаянья. Моя душонка смялась, как исписанная стишками о любви, детской ручонкой, серая промокашка слиплась в свинцовый шарик - почернелый и обугленный…
         Черное пятно в светлой зелени леса, черный глаз белого ангела, черный коллапс моей березовой души…

          На это время Игорь Тимошкин стал мельницей, на которую я изливал горькую воду своей отравленной души. Он терпеливо переносил это бремя и всячески поддерживал меня, но не так как Ребров.
         -Вот не видят «бабы» своего счастья!- рассуждал он, перешагивая через железную дорогу. «…Нормальный, скромный  парень: не пьет, не курит… Другой бы просто трахнул бы и сбежал!...»
Я только кивал головой.
           Эта, так называемая, "лубофь" вскрыла во мне самые плохие качества: неуверенность в себе, патологическую мнительность, постоянный дискомфорт, чувство ущербности, ненужности, злопамятность.
           В четырнадцать лет - это крайняя степень самообесценивания!

До этого я, правда, не дошел, а даже наоборот готовил неприятности, со снижением ценности, своему (своей) оппоненту (оппонентке).
Самая простая: симулировать нападение на нее и в самый разгар явиться ангелом-спасителем. Финал - она бросается в мои объятия, понимая глупость того, что совершила. Нападающие, конечно, мои друзья…

           Были и жуткие криминальные - задушить сапогом-чулком вечером в подъезде, но не исполнимые.

           Я люто возненавидел её. Раздал знакомым ее телефон. Они длительное время терроризировали ее звонками. Андрей Краснов звонил, например, и говорил: «Ей, тварь, пошли трахаться!»
           Все это, конечно, было гадко, но как мне было компенсировать незаслуженную боль?

           Выходки эти даром мне не прошли. Один раз трубку поднял отец и пообещал Краснову:
«Ну, гад, я тебя найду!»
            И действительно нашел, но не Краснова, а меня через маму.
            Каким-то образом узнал, где она работает, и настучал в партком, что сын третирует его дочку. Мать вызывали в партком, и парторг прорабатывал ее за оболтуса - сына. Ей было стыдно.

            Потом мне было жгуче стыдно, когда мама прорабатывала меня.
            О моем позоре, о моей жалкой любви, знал целый завод.
            Моя любовь была оплевана и растоптана, замолота грязными языками.
            Любовь, вдруг резко и необратимо, переплавилась в лютую ненависть.
            Я попросил друзей - больше не звонить. Они прекратили…

            Если бы случайно, я встретил Н. на улице - наверное побил бы ее..., а возможено, ничего бы не сделал. 
            Больше,слава Богу, я не видел ее.

                *****   
 
Недели через две, в июле, я гулял по поселку Горелки в пригороде Тулы. Шел на пруд и грустил, перебаливая патологической влюбленностью, и подумал:
-Безнадежно влюбленный семиклассник - жалкая вещь!               
А цветущие липы пахли приторно-сладко - памятью об отгоревшей любви.

                *****

           В сентябре я пошел в школу в 8 класс. Первым уроком была география и вела ее Людмила Георгиевна - та самая воспитательница второго отряда.
Я парил где-то в небесах, когда она подняла меня и задала неожиданный вопрос:
-Копытов, а что мы видели в «Березке»?
Она-то имела ввиду избыток хвои, которую в Финляндии перерабатывают и скармливают скотам.
-В «Березке»?!- ужаснулся я и честно ответил:
 «Всё видели!»
                Postscriptum.
         
  В 2002 году, по "черной тропе", я все-таки, набрёл на ту  нашу стоянку. Почти ничего не изменилось. Слегка обвалилась гора, да деревья стали много выше. Как внизу, так и те, что на верху, и горные уже не казались уродцами.

Где-то здесь был "Black eye of white angel"...
Папоротника конечно нет. Все вытоптано местными жителями. Деревня подобралась вплотную к "чаше". Угол ближнего дома просматривался за бортом оврага.

Разрядил ружье, убрал в чехол.
Присел на бревне, с закрытыми глазами, серьезно-сосредоточенный. Очень хотелось понять насколько те события еще действуют на меня. Целых полчаса визуалировал все что мог припомнить на эту тему. Но, ничего не получалось. Мутные, облезлые образы. Пустые фразы. Я сам интенсивно притягивал их к месту, но картинки не оживали.  И  вдруг слова из ниоткуда.
-Фокина, разлюбила меня...
Как-будто это я сам себе сказал, с таким отчаяньем и надрывом...
Я повторил эту фразу пару раз, но не понимал ее смысла.   
Вдруг засмеялся:
-Ну и черт с ней!   

..."Кажется и не грустно мне. И зависимость от всех этих событий исчерпана.
Но, вдруг, ноги сами несут меня на Промышленный проезд. И тогда я не понимаю:
кого я иду искать? По ком грустить? Кого пытаюсь случайно встретить?...
Опять железная дорога, две кирпичные пятиэтажки, подъезд и окна на втором этаже..."

  В 2006, по зиме, на лыжах, заглянул в лагерь. Меня всегда тянуло сюда. Осознанно и подсознательно.
 Я ужаснулся! Вместо домиков - воронки, как от авиабомб. Десятки воронок. Все разграблено, разрушено. Как будто на артиллерийском полигоне еще и нейтронную бомбу кинули! Ни живых существ ни целых строений. Стоят, только, пару кирпичных, рассыпающихся бараков, расстекленные и с вырванными рамами.
Кто и зачем взорвал этот Город Детства?   
Нашел целым, со стенами, но без крыши, домик библиотеки. Но сквозь проломы в углах, проходила, плотно натоптанная, косулья тропа.

    Сейчас на месте лагеря площадка для "страйка" и пейнтболла.

 К сентябрю 2015 вырублен весь реликтовый еловый бор. Внутри леса два квадратных километра бугристого, пустынного поля. Низкие пни и следы выкорчевок. Может молодняк подсадят? И через каких-нибудь 30-50 лет здесь опять будет еловый, или сосновый бор...

Зачем-то же, я постоянно приезжаю сюда, когда мне хорошо и особенно, когда плохо? Брожу по заросшим аллеям лагеря, по, едва угадываемым, полоскам асфальта "пионерской линейки", по  этому, запутанному дикому лесу, где все вперемежку: ели, березы, осины, любовь, ненависть...
Но уже не сбиваю, лихим хлёстом  носка, скрипицы и валуи, не валю, жестким ударом стопы, толстый сухостой, что считалось, когда-то, особым бойцовским шиком.

Сижу, на углу березовой поляны и сосновой молодильни, на месте где, когда-то обнимались, целовались с Фокиной и слушали Лес, и он слышал и видел нас...
 Но я смотрю, смотрю, смотрю - кругом...и ничего не вижу!

Я попал, будто в другое место. Безликое, плоское, зевотно-унылое.
Березовой рощи больше нет!
Редкие березовые стволы, плотно забиты молодым ельником, осиной и сухостоем.
Ни одного места не узнаю.
Все чужое...   
               
В России заброшено и разорено более 35000 пионерских лагерей. И этот, всего лишь, 1/35000 всепоглощающего маразма пустого, дементивного, абсурдного общества.   

It's Apocalypse now. The muppet show today and forever.   


Копытов Г.Л.