Сдались по приказу

9 мая отец крепко выпивал, подзывал почему-то меня, среднего из сыновей, и со слезами на глазах говорил: «Послушай…»      
Когда рассказ заканчивался, он, стараясь незаметно смахнуть скупую слезу, предлагал: «Давай поедим вместе полевого супа из военного котелка…»
 

                Посвящаю отцу

  СДАЛИСЬ ПО ПРИКАЗУ

  Бой длился ровно столько, насколько хватило патронов и снарядов. Всё реже стали слышны винтовочные выстрелы, а автоматные очереди и раскаты снарядов смолкли ещё раньше. А тут ещё налетели самолеты. Бомбы,  которые они принесли на своих крыльях, похоронили многих бойцов. Немцы всё напирали и напирали. Их танки вплотную подошли к окопам русских.

 Слова «отходить» и «отступать» – синонимы, но на войне между этими значениями - целая пропасть. Отходить, значит, временно занять другую позицию, другую полосу или рубеж обороны. Отступать - равносильно предательству. Поэтому капитан по одной «шпале» на каждой петлице, посмотрев на комиссара, крикнул: «Отходим!».

  И началось. Бойцы, увидев всё увеличивающееся число танков, а за ними - с засученными рукавами автоматчиков, бросились бежать, гонимые животным страхом смерти. Бежали и падали, убитые в спину солдаты и офицеры. Бежали долго. Остановиться и дать отпор, не было никакого смысла - патронов с гулькин нос. Страх удваивал поначалу силы отступающих, но и этот допинг вскоре закончился.

  – Всё, больше не могу, – выдавил из себя рядовой Жидков и, как подстреленный, упал на землю около опушки леса.
  – Баста! Хоть стреляй. Сил больше нет бежать, – вторил ему солдат Большаков.
  Все выбились из сил и без команды, как подкошенные, повалились каждый у своего дерева. Последним плюхнулся капитан и посмотрел назад:
– Оторвались, – еле слышно прошептал он.
Все, а это около пятидесяти солдат из пятисот принявших бой, дышали глубоко, заглатывая воздух открытыми ртами.  И было ощущение, что они никогда не надышатся. Первым опомнился капитан:
  – Все собрались? – спросил, обводя взглядом присутствующих.
  – Кто смог, тот с нами, – за всех ответил старшина.
  – А где твоё оружие? – обратился офицер к рядовому Рябову.
  – Мой пулемёт покорёжила бомба, – ответил тот.
   – У кого ещё нет оружия?
 Все молчали.
 – Кто ещё без оружия? – уже громче и настойчивее крикнул капитан.
  – Я. Я. Я.., - отозвались бойцы.
  – Как вы могли в бою оставить своё оружие? Я вас спрашиваю. Построиться,  кому нечем воевать. Пять человек, значит. Так. Идите назад и без оружия не возвращайтесь.
   – Товарищ капитан…
  – Кругом, бегом, марш! – приказал он, держа в руке взведённый пистолет.

  Пятерка солдат медленно и нехотя побежала назад. Остальные смотрели на них, как на обречённых, мысленно прощаясь с ними навсегда. Очень больно, когда бьют топором меж  лопаток, но эта смерть мгновенна. Но ещё больней, когда слово смертельно бьёт в душу - умираешь долго и мучительно. Им приказали сдаться...

   Концлагерь находился на территории Финляндии. На плацу, перед бараками, вновь прибывших встречал обер-лейтенант.
 – Каждый назовите свою работу дома. Ты, – обратился он к близстоящему.
 – Рядовой Рябов. Сапожник я.
 – Бывший рядовой, а сейчас заключённый. Очень карашо, отойди в сторону.
 – Колхозник, шофёр, кочегар, техник, вор в законе…
 – Как это в законе? - удивился обер-лейтенант.
 – Я вор и не скрываю этого, значит, в законе.
 – У нас воровать нельзя – будет смерть. Запомни ты и остальные тоже. Всем работать, марш. А ты…
 – Военнопленный Рябов номер 3624.
 – Ты не пленный. Ваш Сталин не подписал Конвенцию о военнопленных.   Всех вас он считает предателями. Карашо. Пойдём со мной.
 Они пошли к отдельно стоящему бараку и вошли в одну из дверей. Рябов сразу почувствовал: пахнет складом.
– Вот твой кабинет. Будешь работать как дома.
– Сапожником? – спросил Рябов, ухмыльнувшись при слове «кабинет».
– Будешь ремонтировать солдатские сапоги. Работай – будет хлеб.

  Через день всю каморку мастера завалили финской обувью. Два дня ушло у Рябова, чтобы добыть и изготовить нужный инструмент: ножи, специальные молотки, различные шила и крючки, правило, колодки, дратву и ещё десяток мелочей. Через неделю сюда заглянул обер-лейтенант. Он внимательно осмотрел «кабинет» и сказал:
  – Можешь все эти сапоги перенести в соседнюю комнату, чтоб не мешали.
   – Хорошо, – ответил сапожник и мельком взглянул на сапоги офицера. Ему хватило одного взгляда, чтобы точно определить размер, а главное – подъём сапог.

   В лагере случилось «ЧП». Кто-то украл кожаное седло с лошади заместителя начальника лагеря. Искали, но не нашли.
К концу месяца в каморку заглянул обер-лейтенант. Немного помолчав и оглядевшись, он сказал:
 – Ты карашо работаешь. Вот тебе хлеб и сало. А ты, мастер, не знаешь, кто украл седло? Будет награда.
 – Господин офицер, у меня для вас есть награда.
 – Какой мне от тебя награда?
 – А вот,– и вынул из ящика новенькие сапоги. Они блестели завораживающе.
  От увиденного у офицера загорелись глаза. Он глянул на свои сапоги, а потом на сапоги, сделанные Рябовым. Догадка сразу пронзила голову офицера.
  –  Рябов, это ты украл седло? Ты будешь за это расстрелян. Русские никогда карашо не жили, поэтому берут не своё. Сапоги я заберу. Очень кароший товар.
   На следующее утро Рябова вместе с тремя другими провинившимися повели босыми по первому снегу на расстрел. Прозвучала команда, а затем раздались выстрелы. Трое упали на землю замертво, а сапожника отвели назад в каморку.
  Обер-лейтенант появился в «кабинете» Ивана Рябова неожиданно. В руках он держал сверток, на его ногах блестели новые сапоги.
  – Это тебе, мастер, за кароший работа. Мне очень завидуют мои коллеги. Тебе принесут товар, будешь мастерить кароший сапоги.
  – Можно спросить? – перебил его Иван.
  – Спрашивай.
  – Скоро зима. Мне надо сложить в «кабинете» печь. Нужны ещё помощники ремонтировать сапоги.
  – Карашо. Я пришлю людей. Выбери из них себе подмастерьев.
   После ухода офицера Рябов развернул сверток. Там оказались две буханки хлеба, тушёнка, сало и шоколад. Он посмотрел на это богатство и вспомнил свой первый лагерь...

  Целую неделю финны не давали пленным еды. Когда голод совсем одолел, он подозвал к себе Лёху-вора,  и они тайком, ещё не рассветало, поползли к кухонной помойке. Обследовав её, словно псы,  нашли только крохи, но и это обрадовало. На их счастье из двери кухни показался помощник повара, который выкинул на свалку очистки от картошки. Не договариваясь, друзья по несчастью собрали их и отползли в сторону.
   – Подожди, Иван, – сказал Лёха-вор. – Я припрятал тут недалеко кое-что.
Через несколько минут он приполз и достал из-за пазухи финский военный котелок и две ложки-вилки к нему. В укромном месте пленные сварили очистки. Этот день они запомнят навсегда…

  С первыми морозами из Ивановой печи ввысь взмыл дым. Изобретательные помощники вместе с Рябовым вырыли под печкой  потайную комнату, на всякий случай.
  Вместе  с поскрипыванием новых сапог в «кабинет» вошёл обер-лейтенант. В этот раз он ничего не принёс: ни кожи, ни продуктов. Он глянул внимательно на сапожника, точившего сапоги, потом на двух его подмастерьев, чинивших финские сапоги, и сказал:
  – Иван, ты кароший мастер. За это ты получаешь дополнительно хлеб и сало. Скажи, почему из лагеря стали пропадать заключённые?
 – Не знаю, господин офицер, – вставая, ответил Рябов, а у самого по всему телу пробежала холодная дрожь.
  – Я даю тебе много хлеба, а ты есть все равно худой. Как это у вас русских говорится: «Корм не в коня».
 И с этими словами обошёл кругом печку, постукивая о её кладку жезлом.
– Что ты молчишь, Иван?
– Фронт-то недалеко. Наверное,  бегут.
– Да, Ленинградский фронт близко. Но голодный далеко не убежит. Так?
–Точно, господин офицер, - еле переводя дыхание, ответил Рябов.
– А вот ты почему не бежишь? Вот что я думаю…
  Наутро всех заключённых, включая Рябова и его помощников, построили на плацу. Перед ними лежала огромная куча новых сапог. В присутствии коменданта обер-лейтенант сказал:
  – Наденьте сапоги и бегайте в них до обеда, потом возьмёте другую пару. Вы поможете нашим солдатам не иметь мозоли. А ваши мозоли не дадут вам бежать.
  – О-о-о! Это неплохо придумано. Сразу убиваем двух зайцев, – обратился комендант к офицеру.
 На некоторое время лагерное начальство обеспечило себе спокойную жизнь. Но как раз в каморке Рябова в эти дни беспокойства прибавилось. Когда Иван однажды утром пришёл туда,  то обнаружил, что часть неприкосновенного продовольственного запаса исчезла. А вскоре и похититель обнаружился.
Рябов, как только подвернулся случай, открыл потайной люк и обнаружил в углу землянки Лёху-вора. Поначалу Иван не поверил своим глазам. Его, Лёху-вора, первым с тремя заключенными переправили через линию фронта. И вдруг он здесь. Рябов засветил свечу.
  – Ты, Леха?
  – Я, Ваня.
  – Откуда, зачем? Почему вернулся?
  – Эх, Ваня, Ваня. – И Лёха заплакал. Сквозь слезы он всё-таки продолжал говорить:
   – Ваня, ты знаешь, что для вора свобода – самое дорогое. Её он ждёт годами. Глоток свободы дороже золота. Как мы пробирались к своим, одному Богу известно. Нас встретили, как  врагов. Не покормив, начали бесконечные допросы, побои. И это-то свои, Ваня, к которым мы так стремились. И ты, Ваня, рискуешь жизнью, пряча нас…. В общем, приговорили нас к расстрелу, как пособников фашистов. Я улучил момент и сбежал.
   – А как же?..
   – Они не захотели. Да там и генералов не милуют.
   – А что же дальше? Снова идти сдаваться? Свои-то всё равно расстреляют, – спросил Рябов, не зная кого.
  – Я не знаю, но умирать вот так, по-скотски, от своих не хочу.
  – Ладно, притаись. Обмозгуем, тогда и скажу, что дальше делать.
   До весны было решено воздержаться от побегов. Стали копить одежду, обувь, продовольствие и кое-какое оружие.
    С наступлением тепла побеги из лагеря возобновились. Густой лес вперемежку с болотами и большими валунами вскоре скрывал уже более двух десятков партизан. Количество штыков всё время увеличивалось, как только выпадал подходящий случай.
  Ещё дважды водили Рябова на расстрел, но каждый раз он возвращался живым. Хитрому, оборотистому обер-лейтенанту живой Иван Рябов делал коммерцию. Один шил сапоги, а другой их выгодно для себя сбывал офицерам-коллегам.
  Так до конца войны Иван Рябов шил сапоги и пополнял ряды партизанского отряда. И только в шестидесятые годы его вызвали в райвоенкомат и вручили медаль «За Победу над Германией». Он приехал домой и здорово напился, сжимая в руке жёлтый металл, как тот котелок с очистками, благодаря которому он остался жив.


Рецензии
Хороший рассказ, жуткий. Повезло, что не грохнули, а даже наградили. Жизнь-лотерея! Успехов!

Соломон Дубровский   06.05.2021 11:49     Заявить о нарушении
Благодарю за отзыв и пожелания!
С уважением и пожеланиями,

Владимир Цвиркун   14.05.2021 02:38   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.