Ричард Льюис Дабни. Бессмертие души

БЕССМЕРТИЕ ДУШИ
Ричард Льюис Дабни (1869)
http://www.pbministries.org/R. L. Dabney/Systematic Theology/chapter05.htm

Психологические аргументы

Затрагивая такой торжественный вопрос, как наше бессмертие, я хотел бы начать с того, чтобы напомнить замечание, сделанное в ходе последней лекции: это практическое следствие вопроса о духовности души. Я приступил тогда к опровержению попыток некоторых физикалистских теорий доказать, что душа не духовна. Аргумент от психологических фактов, которые присутствуют в нашем собственном сознании, остается с нами и сейчас, и, очевидно, он является не только законным, но и ультимативным. Действительно, допущение, что человек имеет отдельный от тела бессмертный дух, давно оспаривается, и, конечно, чувственные доказательства его истинности или ложности - это нет то, о чем может идти речь согласно самому определению духа, как сущности, которая является простой, единой, непротяженной, неделимой и лишенной вещественных атрибутов. Духовные данные сознания являются единственными, которые по всей вероятности могут дать убедительные доказательства в пользу или против тех или иных убеждений о его природе.
Когда физик утверждает, что "наука" (то есть для него, таким образом, исключительно наука о чувственных явлениях) "не говорит ему ничего о духе", я отвечаю, что, конечно же, это не так. Но если он использует этот прием, чтобы утверждать, что духа нет как такового, то это, несомненно, столь же нелепо,  как если бы он пожелал решить вопрос, содержит ли данная хрустальная ваза воздух, замечанием, что его зрение не обнаруживает какого-либо цвета в пространстве, заключенном в вазе. Конечно, это бессмысленно, ибо газы, содержащиеся в атмосфере, в ограниченных объемах абсолютно бесцветны и прозрачны. Этот вопрос должны решать другие способности, нежели зрение. Точно так же другие способности, нежели зрение, должны решить, есть ли дух в человеке, тем более если наши предпосылки претендуют на то, что эта духовная субстанция полностью сверхчувственна. Наша ссора с учеными-естественниками по поводу их убеждения, что наука ничего не говорит о духе, направлена против очевидного намека, что наука - это только знание чувственных вещей! Пусть же физики соблюдают надлежащую скромность, признавая себя только одной из ветвей реальной науки, и пусть они признают учение о сверхчувственной сфере ее старшей сестрой; мы будем удовлетворены, если нам сообщат о таком результате.

Сознание духовно

Большое доказательство духовности души будет найден, когда мы посмотрим на эту тему интуитивно. Человек знает только свои собственные идеи, признанные в сознании. Само сознание их предполагает бытие сущности, которая пребывает в сознании. Таким образом, человеческое знание о себе, как сознательное, рассматривает свою сущность априори, хотя она неявно присутствует и во всем остальном мышлении. Иначе говоря, человек знает прежде всего свое собственное мышление, и лишь зная его, он знает любую другую вещь. Каждый глубокий и серьезный ум   должен принять этот очевидный факт: любое даже малейшее мое представление или чувство так или иначе предполагает Я, которое имеет его. Я могу воспринять что-либо лишь априори исходя из предположения субъективной реальности. Я не могу представить себе ни одно  психическое состояние, не постулируя реальное бытие субъекта, к которому оно относится. Но это мышление само по себе получает впечатления через некоторые состояния, называемые ощущениями, которые столь же неизбежно побуждают нас обратиться к внешним вещам, не являющимся Я. Сравнивая теперь эти убеждения в существовании Я и Не-Я, мы можем быть уверены, что между их атрибутами неизбежно возникает контраст. Первое убеждение вытекает из вдумчивого взгляда на содержание сознания и на целеполагание ума. Объективные качества вещей или их внешние стимулы мы воспринимаем по различным ощущениям, но все ощущения неизбежно должны быть отнесены к познающему субъекту. То, что мы знаем через осязание, всегда совпадает с тем, что мы знаем вкус, обоняние, зрение и слух. Точно так же то, что мы знаем через ощущения, предполагает наличие Я, которое эти ощущения осмысляет. Я, которое осмысляет предмет чувств, также испытывает определенное отношение к этому объекту. Среди осознаваемого разнообразия всех этих состояний ума остается неумолимое сознание простоты этого ума, сводящего их воедино. Но цель всегда существует перед нами во множестве.

Монады

Далее, мы узнаем из чувственного восприятия, что все вещи имеют в себе простоту. Любой материальный предмет состоит из частей, и его можно мысленно разделить на них. Все самое легкое имеет некоторый вес; все наименьшее обладает некоей протяженностью, и все это является некоей суммой того и другого. Но наше сознание говорит нам интуитивно, что главное в нас, то, что думает, чувствует, желает, является простым. Это не просто интуиция, позволяющая относить все наши психические состояния и действия к одному и тому же мыслящему субъекту, несмотря на их широкое разнообразие. Но мы знаем, что они сосуществуют в одном и том же субъекте, без множественности или разделения. Мы понимаем, что деятель, который мыслит, есть тот же деятель, который чувствует или осмысляет свое мышление. То, что ненавидит какой-либо объект и любит его противоположность, есть один и тот же агент, несмотря на все многообразие этих состояний. Кроме того, каждый акт ума имеет абсолютное единство. Невозможно даже мысленно придать ему какой-либо атрибут сложности или протяжения. Тот, кто стремится представить себе мысль как имеющую цвет или протяженность, или духовный акт привязанности как имеющий форму, будь то треугольную или круглую, решение воли, как имеющее верх и низ или способное разделиться пополам, неизбежно почувствует, что это невыразимое безумие. Все атрибуты протяженности не имеют абсолютно никакого отношения к уму и к любому из его актов или состояний. И в особенности этот принцип смертелен для вывода, что психические чувства могут быть функциями организованных материальных тел, а именно: что в то время как мы знаем, что все наши умственные чувства есть абсолютное единство, из чувственного опыта мы научены тому, что все чувственные качества и характеристики вещей являются агрегатами подобных характеристик или качеств их частей. Белизна стены является белизны из множества отдельных точек ее. Магнетизм металлического стержня есть совокупность магнетизмов  множества молекул металла. Свойства здесь могут быть в буквальном смысле сведены к частям материи. Материалистическая концепция получает наиболее полное и точное опровержение, когда мы вспоминаем множество различных вещей в сознании. Если душа материальна, то она имеет некоторые размеры, по крайней мере, не в меньшей степени, чем части наших тел. Напомним, что сегодня, например, бесчисленное множество идей отмечается в нашей бессознательной памяти. Как они могут быть отличимы друг от друга в пространстве, не имеющем размерений? Помните, что если материализм верен, то рассмотрение этих идей в концепции является чувственным восприятием. Сколько различных линий на дюйм мы можем воспринять нашими чувствами? Это решается с геометрической точностью! Как же тогда эти бесчисленные знаки сохранились на поверхности в считанные дюймы или меньше?

Контраст атрибутов означает контраст сущностей

Также закон нашего разума требует от нас усвоить этот абсолютный контраст атрибутов реальному различию сущностей. Если мы называем наше Я духом, то мы должны отнести объективную реальность вещей к материи. Человек не может ни помыслить мыслящее существо (монаду) иначе как существенно отличным от вещества, ни сделать из этого какие-либо практические выводы. Мы можем воспринимать вещи, только поскольку они известны нашему уму. Невозможно достаточно переоценить неприступную прочность этой позиции против материализма. Это своего рода Гибралтар. Человек, который мыслит последовательно, всегда должен быть более уверен в существовании ума, нежели всего остального, ибо  любой действующий акт интеллекта должен возвращать нас к тому же уму. И также признание Я, которое знает что-либо априори, необходимо для того, чтобы вообще любой объект стал известен нам. Если же существование души является неопределенным, существование чего-либо остального неизбежно будет еще более неопределенным. Не исходит ли материалист из того, что чувственное восприятие дает ему наиболее существенное познание вещей, внешних по отношению к нему? Но при этом он должен допустить также, что восприятие вообще, таким образом, должно стать данностью для достоверного знания, иначе говоря, предпослать ему интуицию сознания, которое являет нам воспринимающий субъект отличным от явленного объекта.  Как несправедлива, как ненаучна это попытка использовать интуицию не по прямому назначению, отказавшись от ее наиболее непосредственных свидетельств! Если же мы будем доверять ей в интерпретации объективных ощущений, то, конечно же, ей еще больше можно доверять в понимании субъективного самосознания.

Вещество познается только исходя из признания духа

Чистый идеализм менее нефилософичен, чем материализм. Если первый отвергает один класс допустимых интуиций, то второй требует отвергнуть два. Серьезный аргумент, который я только что объяснил, странным образом раскрывается в многочисленных заявлениях современных материалистов. Гексли, например, отвергая дух, оказывается в столь сложном положении, что он чувствует себя обязанным одухотворить волю! Его материализм превращается в некоторый вид идеализма, который он неумело пытается соединить с метафизикой Декарта. Сначала он учит, что не существует такой вещи, как дух, но его предполагаемые функции есть лишь явления сил, единственные причины которых материализм может распознать в природе. И тогда, чтобы избавить нас от нелепостей этой метафизики, нас учат, что нет такой вещи, как материя, но это только идеальная возможность силы! Поэтому мы находим, что признание реальности исключительно за чувственными восприятиями разрушает сам разум, а затем разрушается в свою очередь и само чувственное восприятие, оставляя нас с чистым нигилизмом.

Свободный агент опровергает материализм

Материализм противоречит нашей интуиции собственного свободного действия. Опыт показывает нам два конкурирующих класса эффектов, одним из которых является телесное бытие, а другим - мысль, чувство и воля. Но невозможно помыслить эффект или следствие без адекватной причины. И когда разум  начинает представлять себе эти причины, он видит очевидную разницу. Телесные эффекты необходимы; духовные свободны. Один класс является результатом слепой силы, другой - выражением свободы. Итак, есть две разнородные причины, материя и дух, одна из которых действует в рамках необходимых сил, другая - свободного агента.

Ответственность опровергает материализм

Материализм противоречит свидетельству нашего нравственного сознания. Оно учит, что разум не есть материя, которая по своей природе непроизвольна и неразумна. Но мы знаем, что мы несем ответственность, что неизбежно предполагает рациональную спонтанность в действии. Наделять слепую материальную силу нравственной ответственностью нелепо. Но это убеждение в ответственности совести является универсальным, радикальным, неизбежным и интуитивно понятным. Для человека невозможно избавить свой ум от него. Он не может счесть, что неправильное - это правильное, или что мы не отвечаем за неправильные поступки, как за них не отвечают перекати-поле, волна или пламя. Эти факты сознания заставляют нас признать, что разум не то же самое, что материя. Если бы человек не был духовен, в нем было бы нечему нести ответственность, точно так же как без Бога ее нести не перед кем. Но если представить, что то или другое правда, то наше сознание настолько полно лжи, что никакое познание невозможно.
Слабые попытки современных материалистов удовлетворить эти аргументы начинают со следующего: сознанию нельзя доверять. Сознание, говорят они, является неполным. Оно не отдает себе отчета о наших делах и состояниях во младенчестве, и не работает правильно у психически больных. Как правило, оно ничего не говорит нам о больших скрытых массивах памяти, и оно  абсолютно ничего не говорит о каких-либо взаимодействиях между нервной системой и духом, которых, если дух реален, должно быть очень много.

Сознание является надежным

Но что тогда все это значит? О чем сознание не говорит нам вовсе, а о чем оно иногда говорит не так как оно есть? Если нам настойчиво задают этот вопрос, мы должны ответить прежде всего, что если мы не можем доверять сознанию, мы не можем иметь вообще никаких идей. Способностью, которую обычно противопоставляют сознанию, являются ощущения. Но говорят ли нам чувства все и обо всем? Не являются ли они регулярно обманывающими нас? Какой смысл опираться на представления, которые еще должны быть восприняты и обработаны сознанием? Достаточно будет отметить здесь следующее. То, что сознание не показывает нам какого-либо прямого взаимодействия духа и нервных органов, не только не означает, что материя является причиной духа, но более того, этот факт содержит одну из самых убедительных доказательств против материализма. Если бы наша сознательная деятельность была всего лишь функцией нервных структур, отсюда на самом деле вполне естественно вытекало бы, что функция интеллекта должна включать в себя и интеллектуально представлять нам все процессы воздействия материальных нервных сил. Но поскольку сознание и разум не есть материал органических функций, но свободное действие духа, причина и субстанция, полностью отличная от материи, именно соединительные звенья между воздействием чувств на нервную систему и идей на интеллект, а также между желанием свободного агента и закономерными действиями материальных нервов есть, естественно, бездна тайн, отношение, которое всезнающий Дух может понимать, но наш разум не может обнаружить, так как это взаимодействие уже не просто материально; также сознательный интеллект не может до конца представить себе процессы, которые уже не только духовны.

Сознание не может быть тождественно мозгу

Опять же, нам говорят: если нечто внутри нас должно быть предметом сознания, то почему им не является мозг? Один ответ был дан выше: что, хотя свойства и функции мозгового вещества являются существенными, они обладают атрибутом протяженности; сознание же духовно, просто и едино. Другой ответ в том, что сознание свидетельствует, что мозг является его достоянием, как и другие материальные объекты, которые мы мыслим. Как я знаю, что у меня есть мозг? По действенной аналогии со свидетельствами анатомов, вскрывавших тела таких же людей, как я. Но это свидетельство вытекает из чувственного восприятия других людей, ставящих своей целью объективное знание. Я знаю, что у меня есть мозг, только потому, что сам являюсь субъектом знания. Если у меня есть любое действительное понятие о мозге, это значит лишь то, что этот орган является инструментом, с помощью которого я мыслю, а не самим Я, которое мыслит. Материалисты возражали, что материальные привязанности не нарушают это единство нашего восприятия, так же как музыкальный тон есть ряд последовательных колебаний и, соответственно, он делится на части. Я отвечаю, что единство есть только в восприятии этого. Только когда тон становится нашим психическим восприятием, он образует единство. Если мы проследим весь ряд от вибраций воздуха к барабанным перепонкам, нервам и веществу мозга, то колебания по-прежнему остаются серией последовательных событий. И только когда мы перейдем от телесных процессов к психическим, мы будем иметь  не последовательность импульсов, но единое восприятие. Это предполагает объединяющую силу, которая принадлежит только уму. Именно таким образом протяженный объект производит ощущение, и хотя этот воспринимаемый объект делим, его восприятие как психический акт уже является неделимым.

Душа бессмертна

Таким образом, если душа является иной сущностью, чем тело, очевидно, что разрушение последнего не обязательно разрушает душу. Действительно, давайте посмотрим на наши первые впечатления, и мы увидим возможность этого иным способом. Дело в том, что мы уже перешли от одного к другому этапу существования, от плода к ребенку, к человеку, и это означает, что очередной этап может ждать нас и теперь; и если нет четкого доказательства зависимости души от тела как необходимой для ее существования, как и для общения с внешним миром, то ничто не может уничтожить это допущение. Такого доказательства и зависимости нет, как следует из нашего опыта ампутаций, истощения при болезнях и т.п. Ни в одном из этих случаев потери для духа никак не связаны с потерями для тела. Эта независимость доказывается также тем фактом, что даже в ощущении телесные органы являются лишь инструментами души. Глаз, например, есть лишь ее оптика; во сне душа может быть активной, в то время как тело является пассивным; главное же, что все высшие процессы души, памяти, понимания, воображения, мышления, не целиком зависят от тела. Даже если принять очень грубую схему восприятия и мышления, как, например, у Хартли или Гоббса, делающую объектом восприятия фантазмы или видения, полученные с помощью органов чувств, остается вопрос, каким образом душа может получить из таких концепций общие понятия времени, пространства, Бога и самой себя? В этом отношении она, конечно же, не зависит от тела.

Аргументы верны, несмотря на участие мозга в мышлении

Против этих великих аргументов недавно выступал г-н Батлер, доказывая с большим шумом, что открытия современной физиологии мозга способны дискредитировать их. Он утверждал, что анатомы уже установили, что некоторые молекулярные процессы в мозгу способны произвести абстрактные или независимые акты ума, а другие - его чувственные функции. Те, кто сталкивался с этим аргументом, обычно не знают, что он был рассмотрен более 200 лет назад Тюрретеном в его программе. Предположим, что определенные мозговые процессы отклоняют некие действия ума от их изначальной спонтанности. Означает ли это, что возбуждение нервной материи здесь является причиной, и напряжение спонтанности духа - следствием? Конечно, нет. Точно с таким же успехом можно сказать, что за объективным восприятием или предоставлением интеллекту новых идей от чувств следует возбуждение нервного вещества в порядке причинно-следственной связи; поэтому, конечно же, в случае спонтанного действия мысли, чувства и воли, духовное действие предшествует действию нервной материи (если вообще  есть такое действие) в порядке причинности. Таким образом, в смысле, предполагаемом аргументом Батлера, эти акты души не зависят от действий тела. Шум, который произвели здесь материалисты - это хороший пример современного невежества или забвения истории идей. Возьмем недавнее учение о физиологических "умственных идеях" доказывает, что душа представляет собой нечто не большее, чем согласно гипотезе Хартли, который приравнял ощущения к колебаниям, а понятия - к "вибрациям" нервного вещества. Ни один компетентный философ прошлого не рассматривал эту гипотезу как заслуживающую опровержения в силу того, что она просто не уделяет достаточного внимания фактам сознания. Сама попытка использовать гипотезу таким образом была посмешищем науки.

Подразумевают ли психические заболевания смертность души?

Также материалисты возражали, что случаи психического слабоумия в младенчестве и старости, мании или невменяемости, кажется, показывают строгую зависимость души от тела, если не их идентичность. Разве в старости ум, как и тело, не шатается вплоть до распада? Если наша теория простоты души верна, каким образом вообще возможны психические заболевания? Я отвечаю, что, строго говоря, дух по существу или органически не болеет. Страдает телесный орган его действия, который поврежден или ослаблен. Имейте в виду, что, хотя есть и несомненные процессы мысли, независимой от тела, ощущения образуют большую часть наших переживаемых мыслей и актов воли. Теперь вспомните, что душа подчиняется закону привычки, и мы легко увидим, что, где через болезни органов тела, большое число объектов ее действия искажены, баланс ее работы может быть нарушен, хотя природа самой души не повреждается. То, что это объяснение правильное, подтверждается тем, что происходит во сне, когда действия ума отличаются от обычных, и это потому, что отсутствие ощущений изменило баланс его работы. Если тело спит, то ощущения не текут обычным образом, и ум сразу предоставляется сам себе. Опять же, в случае безумия или старости, идеи, полученные прежде, чем имело место телесное заболевание или снижение способностей, как правило, вызываются и используются умом правильно, в то время как более поздние из них либо искажаются, либо полностью затухают. Наконец, в то время как непоследовательно приписывать органическое заболевание тому, что не органично, функциональный психоз, кажется, полностью выпадает из вопроса.

Смерть просто отделяет душу от тела

Представляется, что простота ума необходима и достаточна для его существования независимо от тела. Важно также, что изменения при разрушении тела  не содержат никакого философского основания для отказа в возможности существования души в дальнейшем после этих изменений. Но сам феномен смерти предполагает мощную аналогию, позволяющую показать, что душа не умирает. Что такое смерть? Это разделение на части. Когда мы исследуем все, казалось бы, разрушительные процессы природы, горения, разложения, мы не находим ни один атом материи уничтожаемым; они лишь меняют свои сочетания. Также нет никаких доказательств, что Бог когда-либо разрушает атомы. Душа - духовный атом, и нелепо предположить, что он будет уничтожен. Смерть есть разрушение тела, но душа не может разрушиться. Тем не менее наша концепция бессмертия предполагает не необходимое существование души, но отсутствие внутреннего основания для ее распада или цели Творца прекратить ее бытие.

Возможно ли бессмертие животных?   

Но, возразит материалист, такие рассуждения потребуют бессмертия животных. Они имеют процессы памяти, ассоциаций и воли, из которых будет следовать вывод о наличии в них простой духовной субстанции. Они могут сознавать свои психические состояния, и это требует допустить у них различие между субъектом и объектом.  Они также имеют некие виды спонтанности.
Я отвечаю, что это возражение несерьезно. Почему должно быть непременно абсурдным допущение, что животные духовны? Это может противоречить многим предрассудкам, но я не вижу, что в этом принципе есть непреложная истина. Если простая логика может допустить, что наши выводы верны или неверны по отношению к другой природе, то остается вопрос, является ли отсюда неизбежным вывод, что духовен только человек. Характер психических процессов высших млекопитающих особенно загадочен. Представляется наиболее вероятным, что их духи отличаются от человека главным образом двумя признаками: это отсутствие всех моральных идей и чувств, и неспособность толковать содержание собственного сознания рационально. И эти два момента имеют наиболее важное значение для рациональной личности. Моральные аргументы в пользу бессмертия - это то, что наиболее убедительно в случае человека, и в силу неопределенности совершенствования умственных способностей им все не хватает серьезности в случае с животными. То, что Бог хочет делать с духовным принципом в животном, которое является средоточием инстинктов, аппетита, восприятия, памяти, страсти, и, возможно, суждения, когда тело умирает, естественная теология не в состоянии сказать нам. Только тогда, когда мы подходим к Откровению, мы узнаем, что дух животных идет вниз, в то время как дух человека идет вверх. Незнание здесь не является аргументом против результатов положительного знания в других аспектах.

Справедливость требует будущей жизни

Аргумент в пользу будущей жизни от Божьей праведности, по сравнению с несовершенным распределения наград и наказаний здесь, достаточно известен, чтобы не разрабатывать его здесь; все наши книги согласны с ним, и он является вполне убедительным. Существует действительно серьезное возражение: если наши уделы и награды так неравны, никакие доказательства не обосновывают совершенной Божьей нравственности, ибо теряется первая же ее предпосылка. Я отвечаю, что, несомненно, временное провидение не является ни единственным, ни главным доказательством Божьей нравственности. Совесть показывает этот атрибут и без наблюдаемого света. Далее: в то время как уделы и награды не являются точными, здесь они  точны лишь приблизительно, показывая, что Божья природа на самом деле строга и проста. И, наконец, неравенства уделов объясняются вполне совместимо с Божьей нравственностью. Они дают простор для духа и сочувствия человека, как и для сострадания Бога.

Совесть

Совесть, указывая на Божью справедливость, дает нам разные и непосредственные доказательства будущего существования. Раскаяние в грехах отнюдь не завершается с приближением смерти, но набирает свою ярость. Если бы душа могла воспринять эту жизнь в качестве единственного существования, то, сознавая приближение смерти, раскаяние могло бы смягчить свою хватку, и с уходящим дыханием отпустить преступника, воздав долг справедливости. В работе совести в умирающих мы находим неизбежное и универсальное признание бессмертия.

Доказывает ли это надежда?

Древние и некоторые современные моралисты придают большое значение тоске человека по жизни, ужасу исчезновения и надежде на будущее. Мне трудно это опровергнуть, но я чувствую вместе с д-ром Брауном, что этим суждениям может не хватать веса. Разве ужас исчезновения не являет той любви к жизни, которую мы делим с животными? Надежда действительно сопровождает нам до конца. Но не связана ли она скорее с чувственными и мирскими благами, чем с духовными? Если мы захотим из этих предпосылок сделать вывод, что грубое или животное существование человека будет вечным, это будет ошибкой.

Духовные способности человека сформированы для бессмертия

Я считаю, что более веский аргумент здесь состоит в способности человека знать Бога и служить Ему, и в этом качестве идти к беспредельному умственному и нравственному совершенству. Цель Бога в творении состояла в том, чтобы приблизить его к Себе. Когда Он начал творить, не было ничего, из чего Он мог бы что-то создать, и у Него не могло быть другой цели кроме Него Самого. Таким образом, Он мог совершить творение, чтобы явить и прославить Свои собственные совершенства. Естественное богословие не говорит нам о каких-либо иных разумных существах, кроме людей. Если было время, когда во Вселенной не было никаких разумных существ, то не было никого, кто мог бы воспринять духовную благость Божию, и никто не мог постичь Его славу. Не иметь глаз, чтобы видеть свет, значит по сути погасить его.  Но можем ли мы допустить, что единственное существо, способное знать Бога и наслаждаться Им, должно скоро погибнуть, как и происходит с большинством людей прежде, чем они воспримут Его вообще? Но, опять же, человек, в отличие от всех других живых существ, способен к неограниченному совершенствованию. Бык, слон, конь быстро достигают узких пределов своего интеллекта и фиксируют их, не передавая следующим поколениям. Пчела может строить свои соты не менее красиво, чем строитель нашего просвещенного века. Но только человек может иметь почти неограниченные достижения. И если мы проследим всю разницу между Ньютоном или Вашингтоном и нагим австралийцем, мы убедимся, что нет никаких причин замыкать человека в узких границах его земной жизни, ограничивая  его дальнейший прогресс. И именно в его умственных и нравственных силах существуют все возможности для роста. Его мышечная сила в ближайшее время достигнет своих пределов. Его чувства воспитываются до определенного уровня; расширившись за него, они могут стать разрушительными. Но память, разум, совесть, чувства, привычки могут быть выращены до неограниченного превосходства. Теперь давайте посмотрим на земные занятия человека, его тщеславие, его разочарования, его глупости и тщету, в которой проходит земная жизнь большинства людей. Как это тривиально! Как недостойно их великих даров! Если бы это было все, что у нас есть, мы могли бы воскликнуть с еврейским поэтом: "Зачем Ты создал людей напрасно?". Мы видим, что Бог несказанно мудр во всех Своих делах, и мы должны заключить, что Он не будет прилагать такие усилия ради пустяка, и что эти семена бессмертия наследуют подходящий рост. Я видел в питомнике мужчину, который возился с саженцами в несколько дюймов, но это были деревья, вырастающие в сорок футов. Если человек имеет от Бога такие дары, то  Он явно намерен пересадить его. 

Причины и роль телесного воскресения

В силу этих различных причин мы можем идти через залив смерти с уверенным ожиданием будущего духовного существования. Я говорю "духовного" потому, что воскресение тела - это учение Откровения, которому естественный разум дает нам только самые слабые аналогии, если таковые вообще имеются. Это слава Библии, что только она раскрывает бессмертие человека как целого, человека, который живет, надеется, страшится, грешит и умирает здесь. Но доказать бессмертие души достаточно, чтобы заложить основу для большей части моральных сил, которые возлагают на нас обязанность поступать правильно. Существенным моментом здесь является осознание личностью своего долга, который действует здесь и вознаграждается в будущем. Именно психическая, а не личностная идентичность закладывает эту необходимую основу для ответственности. Именно дух, который понимает, чувствует и выбирает, образует личность и ее сознание. Таким образом, это дух, который несет ответственность.

Будущая жизнь должна быть бесконечной и подразумевать ответственность

Теперь спросим: если существование продолжается за гробом, нет ничего, чтобы проверить вывод, что оно будет продолжаться вечно. Предположим, душа только что вышла из впечатляющего переворота телесной смерти. Следует ли повторить все рассуждения, что мы рассмотрели, и с удвоенной силой, что бы показать, что после стольких изменений, которые она перенесла, тем более она сохранится навсегда? Но если сознательное существование человека непрерывно и бесконечно, мало кто будет заботиться опровергнуть это или осмелится отрицать, что его моральные отношения к Богу таковы же. Ибо это вытекает непосредственно из простых первоначальных отношений твари и Творца. Потрясающие  доказательства того, что эта жизнь имела условное бессмертие, чтобы развиться в бессмертную зрелость, были высказаны епископом Батлером с непревзойденной справедливостью. Нет более необходимой темы для серьезного изучения.

Видит ли разум надежду на помилование?

Совесть убеждает каждого человека, что он грешник, и что Бог справедлив. Дает ли естественный разум адекватные доказательства того, что Бог будет милостив при любых условиях, или что Его праведность есть императив совести, которая есть Его наместник в нас? Это вопрос, представляющий для нас наибольший интерес в естественной религии. Мы указали на изобилующие свидетельства благодати Божией и отметили Его милость и доброжелательность к виновным. Но увы! Природа почти в равной степени предоставляет полноту доказательств Его строгости. Опять же, мы указали на функцию надежды в порядке Его провидения, который является еще одним выражением неизменного порядка Его воли во всем, что касается человека при его  уклонении от естественных последствий своих ошибок и недостатков. Пресытился ли человек?  Природа предлагает целебную медицину и отдаляет смерть, вызванную его невоздержанностью. Принес ли он себе вред блудом? Покаяние и усердие могут исцелить его сломанную судьбу. Такие послабления могут иметь место очень часто, милостиво вставая между грехами человека и его природной ответственностью за них. Может быть, нам трудно понять,  что есть какой-то способ, которым милость Божия удаляет наше окончательное возмездие? Это Его терпение может придать нам сил и подготовить нас к тому, чтобы принять  с уверенностью удовлетворение Христа, когда оно явлено нам в Евангелии. Но я утверждаю, что без откровения, все эти незначительные намеки на возможный путь милосердия слишком сильно уравновешиваются суровой правдой, чтобы обосновать какую-то надежду или утешение в виновном сердце. Что такое свидетельство совести? Принимает ли она любую из мук раскаяния или природное зло, причиненное нашими грехами, как достаточное искупление? Наоборот, после длинной серии временных бедствий, приближение смерти только обостряет ее кары. И последняя кульминация раскаяния означает лишь, что дрожащий преступник освобожден от своих страданий здесь, чтобы перейти к справедливой и более страшной гибели загробной. И что говорят совесть и опыт об искупительной силе нашего покаяния? Оно в лучшем случае отчасти может исправить последствия наших ошибок. Чувство вины остается, ибо это сама природа покаяния - возобновлять страх наказания  с каждым вздохом и слезой раскаяния. Подлинность печали о грехе не может изменить последствия наших неправильных поступков и сделать их никогда не бывшими. И прежде всего каждая природная кара, любой процесс исправления, доступный нам от природы, как бы они ни побуждали нас к самопожертвованию, действуют лишь временно. Ибо, в конце концов, смерть приходит к каждому человеку, к наиболее кающемуся и искренне исправившемуся, и восстановленный грешник не более огражден от нее любовью Посредника, чем самый отчаявшийся. Смерть - это страшная сумма всех природных наказаний. Этот универсальный факт отменяет все, что дают более обнадеживающие аналогии, и заставляет нас признать, что все, что может дать разум для милости Божией - это приостановить нашу гибель.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn