Выродок эпилог

Я здесь. И я прекрасно осознаю, что я здесь. И мне прекрасно осознавать, что я - здесь. Это мое место, где моя душа, наконец, успокоилась и расцвела. Я не знаю, какая сила заставила её успокоиться, я думал, что это уже невозможно после всего того, что я пережил. Я боялся, что этот покой слишком хрупкий и может рухнуть в любую минуту, но вот уже двадцать лет прошло, а он по-прежнему царит в моей душе. Это необыкновенное чувство, что я нужен и любим, - и что я всегда буду таким, даже после смерти... Ничего не может повлиять на эту любовь, она никогда не перестанет быть, купать меня в своём тёплом океане, она вечна, как сама жизнь.

Эта любовь не зависит от того, в какой стране я нахожусь, между какими границами, какое теперь время года или политический режим, - она не зависит и от того, есть ли у меня близкие или любой другой человек, готовый полюбить меня. У меня просто есть эта любовь, - та, которую я искал всю свою жизнь.

Мне пятьдесят, и это прекрасный возраст. Оглядываясь назад, я понимаю, что за этот срок прожил несколько жизней, что был очень уставший, что был не в себе и даже подумывал свести счёты с жизнью однажды. Но теперь все наладилось каким-то таинственным образом, и мне стыдно, что когда-то я хотел умереть.

Но я должен был пройти через все это, чтобы знать, как помочь приходящим ко мне людям. Я должен был пасть ниже всех людей, быть всеми отвергнутым, - чтобы по моим плечам люди смогли подняться вверх. Я всегда очень хорошо понимал, чувствовал людей, но Бог, кроме этого таланта, попустил мне ещё получить собственный опыт.

И теперь люди приходят ко мне, много людей. Иногда их даже слишком много, и я размышляю, за что мне такая честь, неужели мои советы действительно работают?! Наверное, раз все эти люди приходят ко мне.

Я приглаживаю свои поседевшие волосы, забранные на затылке в хвост, поправляю облачение после предыдущей разрешительной молитвы и, хитро щурясь, смотрю на своего следующего исповедующегося. Это статный молодой человек, лет тридцати, который с годами почему-то все больше стал похож на меня, и это странно, потому что мы не связаны с ним кровно. У него крепкое телосложение, он превратился практически в атлета с тех пор, как ещё в первом классе я начал водить его в спортивную секцию. Моя жена, правда, как-то сказала, что он возмужал не от спорта, а от того, что я, наконец, начал им заниматься.

У него теперь своя жена и свой сын. Вон он, мальчонка, хорошенький, тихонько ходит по храму, аккуратно ступая, чтобы не потревожить ничей покой, - и убирает догорающие свечки с подсвечников. На него любовно смотрит прехорошенькое лицо его матери. Они все трое исправно бывают у меня на исповеди каждую неделю. Это - хорошая, крепкая семья, частью которой я являюсь!

Я только недавно осознал, что я - часть семьи! Что я несу ответственность и что в моей заботе и любви нуждаются более слабые. Они все, начиная с моей жены и заканчивая моим внуком, - более слабые и вверенные мне люди. И я не имею права проявлять по отношению к ним малодушие.

Молодой человек подходит ко мне.

- Здравствуй, отец! - говорил он, и это слово "отец" согревает мою душу.

Когда исповедь окончена, я читаю молитву и прошу: "Помилуй, Господи, раба Твоего Георгия"... И мой мальчик радостно целует мне руки.

А помню, однажды подошла ко мне шаркающей походкой одна древняя старушка, годов за семьдесят, и видно, что вся больная. От больных стариков обычно удушающе пахнет, - так вот, от неё пахло. Я не боялся запахов, даже самых неприятных, и, облокотившись на аналой, стал её слушать. Эта старая женщина почему-то врезалась мне в память. Я и обычно с первого раза запоминаю приходящих ко мне людей, но она была какая-то особенная, какая-то для меня. Бывает, что люди подходят просто, чтобы исповедаться, а бывает, для того, чтобы научить чему-то нас, священников. Её исповедь была именно такой.

Ещё ничего не сказав, она начала плакать. Она была настолько изрыта морщинами, что слезы не докатывались даже до середины её лица, бесследно пропадая в складках её кожи. Одета она была бедно и несуразно, видно было, что жила на копейки. Я дал ей бумажный платок, который она скомкала трясущимися руками.

- Спасибо, батюшка, - еле слышно произнесла она. За её плечами ждал своей очереди Егор. Мой внук тоже играл где-то поблизости. Старушка начала, - у меня есть один грех, для меня он самый большой из всех грехов, которые я сделала в своей жизни. По молодости я нагуляла ребёнка. Не знаю даже, от кого именно, - было у меня два ухажёра. Наверное, от Димки, тот брюнет был, и ребёнок тоже родился тёмненький. Ванька, тот блондин был... Ребёнок мне был не нужен, я не знала, как предьявить его папаше, да и кому из папаш? Родила и тут же, в роддоме, подписала отказ от ребёнка. Только имя ему дала - Олег - повернулась и ушла. А ребёночек такой хорошенький был!  Со временем я вспоминала его все чаще, а сейчас так совсем покой потеряла. Семьи у меня так и не сложилось, доживаю свой век в бедности и одиночестве. Сижу и лью горючие слезы, не могу остановиться. А сынок был бы, -конечно, помог! Сынок - это ведь опора! Какая я дура была!

Я часто о нем думаю, извелась вся: как судьба его сложилась, жив ли он? Думаю, что, если жив, из-за меня горя-то хлебнул! Маленькому холодно было, - пригрел ли его кто-нибудь? Покормил ли? А потом, когда взрослел, был ли кто-то, с кем поговорить, душу излить? О, как я перед ним и перед Господом Богом виновата! Не прошу простить меня, нет мне прощения! Прошу только, чтобы Господь позаботился о моем сыночке, где бы он ни был!

У меня у самого слезы стояли в глазах. Я не смел поднять взгляд и посмотреть на эту женщину. Мне казалось, - по-дурацки, конечно, - но что говорила она именно обо мне...

- Твой сын уже простил тебя, я уверен в этом, - почему-то сказал ей я.
- Правда? - она посмотрела на меня какими-то вмиг просиявшими глазами.
- Да. И... молодец, что аборт тогда не сделала...

Помнится, я когда-то говорил про себя, что я - выродок... Наверное, я все-таки тогда погорячился...