Каждому своё

  Было это лет сорок пять тому назад. Мелочь, но почему-
то держится в памяти. Канун 8-го Марта, Женского дня.
И воспитательница в средней группе детского сада, куда
ходил мой 4-летний Федюшка, предложила детям:
  — Давайте мы расскажем сегодня о ваших мамах.
Каждый из вас может рассказать о своей мамочке что-то
хорошее.
  Беседы поначалу не получалось. Дети поочерёдно
вставали и сообщали одно и то же:
  — Моя мама... хорошая.
  — Моя мама... хорошая.
  Воспитательницу взорвало:
  — Ребята! Неужели все ваши мамы не отличаются
одна от другой? Федя, — она подняла моего сынишку. —
Мама твоя такая же, как у всех?
  — Не такая же, — ответил малыш. — Потому
что у всех мамы тётьки, а у нас мама старенькая девочка.
И немного пацан: с нами хулиганит она.
  Об этом рассказала мне вечером воспитательница,
добавив:
  — Заметьте, как удивительно малыш сумел найти главное.
Я, признаться, с ним солидарна. А вот слов бы таких не нашла.
  Мы посмеялись на пару, и я убежала: в двух других
группах детского сада меня поджидали два другие сынка.
  Минули десятилетия, добавляя нашим детям и опыта,
и ума, а затем и столь нужных профессиональных навы-
ков. И однажды кто-то из братьев упрекнул этого Федюш-
ку (простите, Фёдора Викторовича, педагога Репинской
академии, члена Союза художников России):
  — Видел в продаже буклет — репродукции твоих но-
вых картин. Много портретов. Кого только не рисуешь!
Пора бы, парень, портрет нашей матери написать.
  И вот мы в деле. Художник усадил меня в кресло про-
тив окна и начал молча топтаться и колдовать. Кто ж ви-
новат, что не гожусь я в натурщицы? Маэстро злится:
  — Опять смотришь не туда!
  — Левую руку не шевели же, оставь, где была.
  — Брови нахмурила. Издеваешься? Этого мне сейчас
не хватало!
  От всех его замечаний мне стало не по себе. Достала
сигарету и закурила, благо июль, оба окна нараспашку.
Боже, что поднялось!
  — Стоп, стоп, нельзя! — маэстро в гневе выхватил
сигарету, бросил её в окно (он некурящий). Пачка и зажи-
галка оказались тотчас арестованы, нашли приют в кар-
манах его халата.
  — Впрочем... ага! — оживился он. — Мне здесь
как раз нужна сигарета, беленькое пятно, — он взял
бумажонку, свернул её тонкой трубочкой и сунул мне
в пальцы:
  — Держи, кури.
  О, муки ада! Думаю, некурящие — и те способны себе
представить, как мне было тяжко. Курить охота до дури,
а ты катай в пальцах эту пустую обманщицу!
  — Знаешь что, Фёдор, — говорю сыну. — Или мы сде-
лаем перерывчик, или давай наметим встретиться в дру-
гой раз.
  — Баста! — злится маэстро. — Другого раза не бу-
дет. Оставим всё так, как есть Намучился с тобой, ма-
тушка, нету сил. (Можно подумать, что я-то с ним
не намучилась).
  Так и остался наброском этот портрет. Зато все
муки незаконченного сеанса неожиданно получили
ярчайшую компенсацию. Всякий, кто видит этот портрет
у меня на стене, тотчас приходит в восторг и пускается
в рассуждения.
  — Схвачено главное! — говорят знатоки и не-
знатоки. — Тут твоя монотонность и небрежность в одеж-
де, и уход от деталей, и вся-вся ты внутри.
  — Люди, — я признаюсь. — Это не портрет, а набро-
сок. Я не сумела позировать, Фёдор Викторович выгнал
меня.
  — Нет-нет, — как-то возразил известный худож-
ник. — Портрет тут есть, даже превосходный портрет!
Это приём. Вам известно, что видные живописцы не раз
просили, чтобы у них отбирали портрет до проработки
деталей, как бы полузаконченным? Художник схватывает
главное сразу, от проработки деталей это главное нередко
уходит. Ух, до чего он дерзок, ярок ваш сынок! Я поздрав-
ляю, миледи. Дивный портрет получился!
  Вот и пойми их, этих художников. Невольно дума-
ешь — хорошо, что я не художник, а просто «старенькая
девочка и немного пацан». Похулиганить-то оно лучше
и в старости, чем позировать и терпеть чей-то гнёт. Каж-
дому, знать, своё.

2017