Хворь Андре. Мопассан

Посвящается Эдгару Куртуа

Дом нотариуса выходил окнами на площадь. За ним расстилался красивый сад – до самой улицы Пик, всегда пустынной, от которой он был отделён стеной.
Именно в конце этого сада жена мэтра Моро впервые назначила свидание капитану Соммериву, который уже давно ухаживал за ней.
Её муж на неделю уехал в Париж. Она чувствовала себя свободной на целых 7 дней. Капитан так её умолял, просил такими нежными словами, и она позволила убедить себя в том, что он страстно любил её, потому что чувствовала себя такой одинокой и заброшенной среди договоров, которыми занимался её муж, и она позволила капитану взять своё сердце, не спрашивая себя, отдаст ли она ему большее впоследствии.
Затем, после месяца платонической любви, рукопожатий, быстрых поцелуев за дверью, капитан заявил, что немедленно покинет город, попросив перевести его, если не получит настоящее свидание в тени деревьев в отсутствие мужа.
Она уступила и пообещала.
Теперь она ждала его в сени стены, с колотящимся сердцем, вздрагивая от малейших звуков.
Вдруг она услышала, как кто-то перелезает через стену, и чуть не убежала. А если это не он? Если это вор? Но нет: знакомый голос тихо позвал «Матильда». Она ответила: «Этьен». И мужчина упал по эту сторону стены с шумом, какой производит падающая кастрюля.
Это был он! Какой поцелуй!
Они долго стояли, обнявшись и целуясь. Но внезапно начался мелкий дождь, и капли начали стекать с листьев. Она вздрогнула, когда первая капля упала ей на шею.
Он сказал ей: «Матильда, дорогая, ангел мой, давайте пойдём к вам. Сейчас полночь, нам нечего бояться. Пойдёмте к вам, умоляю».
Она ответила: «Нет, любимый, я боюсь. Кто знает, что может случиться?»
Но он крепко держал её в объятиях и бормотал на ухо: «Ваши слуги на четвёртом этаже, с окнами на площадь. Ваша комната – на втором, с окнами в сад. Нас никто не услышит. Я люблю вас, я хочу любить тебя спокойно, полностью, с головы до ног». И он увлекал её силой, сводя с ума поцелуями.
Она всё ещё сопротивлялась, испуганная и пристыженная. Но он схватил её за талию и унёс под дождём, который усилился.
Дверь она оставила незапертой. Они поднялись по лестнице на цыпочках. Когда они вошли в спальню, она закрыла задвижку, а он зажёг спичку.
Она упала в кресло, обессиленная. Он стал на колени и начал раздевать её, начав с ботинок и чулок, чтобы целовать ноги.
Она говорила, задыхаясь: «Нет, нет, Этьен, позвольте мне остаться честной! Я захотела бы от вас большего потом! Это так отвратительно, так грубо! Разве нельзя любить друг друга только душами?.. Этьен…»
С ловкостью горничной и живостью спешащего человека он расстёгивал её платье, развязывал узлы и тесёмки без устали. А когда она захотела встать и убежать от его дерзости, то внезапно выскользнула из платья, из юбок и белья и осталась голой, как рука, выскользнувшая из рукава.
Растерявшись, она побежала к кровати, чтобы укрыться за гардинами. Отступление было  опасным. Он последовал за ней. Но когда он отстёгивал саблю, он сделал слишком быстрое движение, и она упала на пол со страшным звоном.
Тотчас же из соседней спальни, дверь в которую была открыта, раздался пронзительный крик ребёнка.
Она прошептала: «О, вы разбудили Андре. Он больше не сможет заснуть».
Её сыну было полтора года, и он спал рядом с матерью, чтобы она могла постоянно присматривать за ним.
Капитан, полный любовного пыла, не слушал. «Какая разница? Какая разница? Я люблю тебя, ты моя, Матильда».
Но она отбивалась в страхе. «Нет, нет! Послушай, как он плачет. Он разбудит кормилицу. Если она придёт, что мы будем делать? Мы погибнем! Этьен, послушай, когда он начинает так плакать среди ночи, его отец берёт его к нам в кровать, чтобы успокоить. Он сразу же замолкает, сразу же. Другого способа нет. Разреши мне его взять, Этьен…»
Ребёнок плакал, испуская истошные крики, которые проникали через самые толстые стены и были слышны прохожим на улице.
Капитан в растерянности встал, и Матильда бросилась за малышом, которого принесла и положила в кровать. Он замолчал.
Этьен сел верхом на стул и скрутил цигарку. Через 5 минут Андре спал. Мать прошептала: «Теперь я его отнесу». И она понесла ребёнка в его колыбель с бесконечными предосторожностями.
Когда она вернулась, капитан ждал её с распростёртыми объятиями.
Он обнял её, обезумев от любви. А она, побеждённая, лепетала:
- Этьен… Этьен… любовь моя! О, если бы ты знал, как…
Андре вновь заплакал. Разъярённый капитан выругался: «Чёрт возьми! Этот сопляк не собирается молчать!»
Нет, сопляк не молчал, а завывал.
Матильде показалось, что наверху послышался шум. Без сомнения, они разбудили кормилицу. Матильда бросилась в спальню, принесла сына. Он немедленно замолчал.
Он просыпался в своей колыбели 3 раза подряд. Три раза надо было его приносить.
Капитан Соммерив ушёл за час до рассвета, ругаясь на чём свет стоит.
Но, чтобы унять его нетерпение, Матильда назначила ему свидание в тот же вечер.
Он пришёл, но более пылкий, раздражённый ожиданием.
Он осторожно снял саблю, разулся тихо, как вор, и говорил так тихо, что Матильда не могла расслышать его. Наконец, они уже настроились на неземное счастье, когда скрипнул паркет или какой-то предмет мебели: возможно, сама кровать. Раздался громкий сухой треск, словно сломалась палка, и немедленно раздался плач: сначала слабый, потом усилившийся. Андре проснулся.
Он верещал, как лисица. Если он будет так продолжать, он перебудит весь дом.
Обезумевшая мать бросилась за ним и принесла его. Капитан не встал. Он бесился. Тогда он тихо протянул руку, взял между двумя пальцами складку кожи малыша – неважно где, на ляжке или на ягодице – и ущипнул. Ребёнок замахал руками и закричал. Тогда разъярённый капитан ущипнул сильнее и начал щипать по всему телу. Он быстро хватал складку кожи и скручивал её с силой, затем бросал и хватал новую.
Ребёнок издавал крики курицы, которую режут. Мать целовала его, ласкала, старалась успокоить, приглушить крики в подушке. Но Андре кричал всё сильнее, словно у него начались конвульсии, и отчаянно сучил ручками и ножками.
Капитан ласково сказал: «Попробуйте отнести его в колыбель. Возможно, он успокоится». И Матильда вышла в другую комнату с ребёнком на руках.
Едва ребёнок покинул материнскую кровать, он начал кричать слабее, а когда вернулся в свою, замолчал, всхлипывая время от времени.
Остаток ночи был спокойным. Капитан был счастлив.
На следующую ночь он пришёл опять. Так как он разговаривал немного громко, Андре проснулся вновь и начал визжать. Мать пошла за ним, но капитан щипал так хорошо, так сильно и так долго, что ребёнок плакал до хрипоты, закатив глаза, с пеной на губах.
Его вернули в колыбель. Он немедленно замолчал.
Через 4 дня он больше не плакал, чтобы его взяли в материнскую кровать.
Нотариус вернулся в субботу вечером. Он занял своё место в супружеской спальне.
Он лёг рано, устав с дороги. Затем, когда к нему вернулись его привычки и чувство долга честного и методичного человека, он удивился: «Смотри-ка, Андре сегодня не плачет. Принеси-ка его, Матильда, мне нравится, когда он лежит между нами».
Жена тут же встала и пошла за ребёнком, но едва тот оказался в постели родителей, где раньше так любил засыпать, он начал плакать так сильно, что пришлось отнести его в колыбель.
Мэтр Морсо ничего не понимал: «В чём дело? Что такое с ним сегодня? Может быть, он хочет спать?»
Жена ответила: «Он всегда так себя вёл, пока тебя не было. Я не могла ни разу его взять».
Утром проснувшийся ребёнок начал играть и смеяться.
Расчувствовавшийся нотариус подбежал к нему, поцеловал своего отпрыска, затем взял на руки, чтобы отнести в супружескую постель. Андре смеялся бессмысленным смехом маленького существа. Вдруг он увидел кровать и мать в ней. Его личико сморщилось, исказилось, и он начал испускать истошные крики и отбиваться, словно его пытали.
Удивлённый отец пробормотал: «С ним что-то не так» и естественным движением приподнял рубашку ребёнка.
Он издал возглас изумления. Икры, ляжки, бёдра, ягодицы малыша были испещрены синяками размером с монету.
Мэтр Моро крикнул: «Матильда, посмотри, это ужасно!» Подбежала испуганная мать. В середине каждого пятна пролегала фиолетовая линия, где свернулась кровь под кожей. Определённо, это была какая-то странная болезнь, начинающаяся проказа, от которой кожа пузырится, как спина жабы, и покрывается струпьями, как у крокодила.
Испуганные родители смотрели друг на друга. Мэтр Моро воскликнул: «Надо позвать врача!»
Но Матильда, побледнев, как мертвец, не сводила глаз с сына, пятнистого, как леопард. Внезапно она испустила пронзительный крик, словно заметила что-то: «О, негодяй!..»
Удивлённый г-н Моро спросил: «А? О ком ты? Кто – негодяй?»
Она покраснела до корней волос и пролепетала: «Нет… ничего… я догадалась… это… не надо звать врача… это, конечно, негодяйка кормилица щипает малыша, чтобы он молчал».
Разъярённый нотариус послал за кормилицей и чуть не побил её. Она всё отрицала, но её прогнали.
О её поведении сообщили в муниципалитет, и это помешало ей найти новое место.

24 июля 1883
(Переведено 18.08.2017)