Письмо в коробочку

О, как это было давно! ЖЖ Лимонова несколько лет назад - рассадник энтузиастов различного толка, там под каждым постом разматывалась портянка дико неприемлемых комментариев; сходились и расходились, щипали друг друга, гоготали и плевались, настоящий петушиный загон для бойни. Там-то я и познакомился с той замечательной американской, русскоязычной жидовкой из Питера, это были лучшие интернет-отношения, если так можно это назвать. Сначала она вцепилась мне в глотку своим колючим бабским комментарием, а потом я обматерил ее зверски, так мы парировали удары друг друга, пока не подружились: ее обольстило то, как я умею материться; работа в низах общества среди пьяных грузчиков и слесарей не прошла даром. Щекотала меня своими еврейскими байками, анекдотами, циничными истинами и прочем прилавочным сырьем, хвасталась, что богата и успешна, что финасист и в горах, что дети... Детей ее, маленьких жидят со скрипочками, я, конечно, обещал сожрать с потрохами, а она сказала, что никогда не вернется в Питер, потому что там могут зашипеть на ее детей: ж-жиды! И что дедушка, или прадедушка, разрабатывал конституцию СССР, жидовочка моя! На авачке ее была очень милая фотография, влюбиться не грех, но я думаю, она выставила свою старую студенческую фотографию (тогда мы все были-есть-будем красивы, в студенчестве милом), старая моя, шелудивая жидовка! Я, однако, засыпал именно с этим черно-белом образом в сердце; знаю, как стала бы смеяться, прочти ты эту чушь, так смеялась бы, что вылетела бы вставная челюсть и насторожился бы твой толстосум муж, старый кудлатый импотент с виагрой в кармашке пижамы. Ты делаешь хи-хи-хи, я делаю глупость. И пусть насторожатся, пусть нахмурят бровки те мудаки, что не поймут ничего из то, что я написал, кроме слова "жид". В этом обращение к тебе не осталось ни капли антисемитизма (хотя я не верю ни в антисемитизм, ни в Холокост, ни в прочие еврейские штучки, самые лучшие штучки на свете), лишь только сосущая боль от невосполнимой утраты съедает меня, дыра в сердце; как сказал бы Федор Михайловыч Достоевский (хоть для тебя он всего лишь антисемит - Гитлер с усиками) и повторил бы за ним Хемингуэй: а ведь мы могли бы быть вместе счастливы всю свою жизнь. О, хохочи, ведьма, я для тебя что-то вроде голема, но пусть, все равно ты всегда будешь вести сионистскую линию, а я никогда не съем твоих жидят, и вообще никаких не съем, и никогда не будем вместе сидеть на твоей любимой горе в Америке (не знаю в каком штате; если русские оседают в Чикаго, то можно предположить, что в нем, но есть ли там горы?) и наслаждаться закатом, вернее, я бы наслаждался закатом, пощипывая твою колючую ляжку, а ты бы гоготала в Скайпе с такой же старой жидовкой или плевалась бы комментариями под каким-нибудь дурацким постом мсье Лимонова. Что ж ты наделал, седая ты, революционная голова? Закрыл все комментарии, убрал возможность оставлять их, уже давно, давно, и я и забыл уже и про Лимонова и про его ЖЖ, да и само ЖЖ уже давно заглохло, запустело, обросло другой интернет-паутиной, пауки отложили там свои яйца, но дети были мертворожденными, они посинели под скорлупой и скукожились навсегда. Что же ты Эдь, еб твою мать?! Где моя любовь? Где моя подлая немытая русско-еврейская любовь и тоска? Тоска есть. И память. Ностальгический импульс руки, потянувшейся ниже пояса, туда, где Онан разрабатывал методику разлива семени по миру в обход женского резервуара жены брата своего, почившего в склепах праотцов. На этом целую Ваши жабьи лапки, моя отнятая небывалая и не сбывшаяся любовь. Напишите мне мерзость, если еще жрете и дышите.