Глава 4. Становление

С августа 1946 года молодой Константин Иванович Щербаков, которому еще не исполнилось и 24 лет, стал работать заведующим начальной школы в селе Оглонги, расположенном в 8 км от прииска Херпучи. Непривычно было привыкать, что тебя все называют по имени-отчеству.  Сразу навалились дела – надо было готовить школу к новому учебному году – ремонтировать классы, вставлять разбитые стекла в окна, делать наглядную агитацию.  Кое-что делали присланные с производства рабочие, а что-то и сам молодой учитель делал сам. Например, вставлял стекла, рисовал наглядную агитацию. Кое-какой опыт работы в этой должности он имел, поработав на участке прииска  Безымянный Ульского района еще до службы в армии.  Поэтому дело спорилось, и к началу нового учебного года все классы начальной школы были готовы. Большую помощь оказывал и директор семилетней школы, которая так же занималась подготовкой уже другого здания.


Вытянувшийся вдоль реки у подножья гор, поселок Оглонги в далекие времена называли Резиденция.  Еще в 1869 году его основали люди, присланные благовещенским купцом Тетюховым добывать золото в песках речки Херпучинка, текущей в 8 км в глубине  тайги. А Резиденция стоит на реке Амгуни,  вернее, на одной из проток этой реки, Сомнинской.  Вот здесь и высадились первые золотоискатели. А название Оглонги, по мнению старожилов, произошло от местного негидальского языка, что означает протока.


В конце XIX века и в начале ХХ золото в этих краях добывали мускульным способом.  Старатели, в основном это были китайцы и нанимаемые золотопромышленниками рабочие, рыли шурфы, доставали песок или руду, и потом извлекали оттуда золотой песок.  И лишь с начала 30-х годов поселок получил толчок в развитии.  Были построены большие складские помещения для перевалки грузов с речных судов вначале на подводы, а позже на машины и трактора для доставки на драги. Везли все  для обеспечения продуктами питания и ГСМ на долгую зиму жителей поселков Херпучи и Оглонги.  Была построена электростанция, которая в первую очередь обеспечивала электропитанием две большие электрической драги в Херпучах, а во вторую очередь потребности населения в освещении.  Электростанция работала на дровах, была очень прожорливой, до 200 кубометров леса сжигала за сутки. Чтобы обеспечить её дровами, в верховьях реки Верхний Хон был открыт лагерь заключенных, которые валили лес на  дрова и для строительства домов в поселках.



В 30-е годы в поселке была открыта начальная школа, а с 1940 года она стала семилеткой. Для этого было построено еще одно здание школы.  Выпускники Оглонгинской школы, желающие получить среднее образование, ездили учиться в старших классах в Херпучинскую школу. 


Начался учебный год, и Косте стало труднее работать. Заведующий школой является учителем, который ведет уроки в одном из классов школы, и наряду с этим организует учебный процесс в других классах, составляет  расписание занятий,  контролирует, как выполняется программа обучения всеми учителями начальных классов. Был он самый младший по возрасту, и не всегда ему было удобно делать замечания более старшим по возрасту, имевшим большим опыт работы в школе учителям. Но Костя чисто интуитивно находил правильный тон и слова, когда видел, как какой-то учитель не совсем правильно проводит урок, и ему приходилось делать замечания.  И более старшие по возрасту учителя за это стали уважать молодого заведующего начальной школы.  Его умение так преподносить те  предметы, которые изучали ученики начальных классов, что всем становилось  понятным, чему хотел научить их учитель, умение разрядить обстановку в классе, сделать небольшой перерыв в самом уроке с элементами игры, сразу получили признание, и о молодом учители стали говорить  родители.


Костя был по природе флегматичным человек, как и все  его предки. Поэтому, чтобы принять какое-то решение, все обдумывал, взвешивал.  И никогда не решал сгоряча. Никогда  не ругал своих расшалившихся на уроках учеников, но так на них смотрел, иногда долго и пристально, что у нарушителя дисциплины сразу пропадала охота шалить. Поэтому на уроках у Кости всегда была дисциплин,  и через какое-то время его класс стал образцом поведения на уроках.  Во время урока Костя любил ходить между партами и следить, как выполняют задание школьники.  Что-то подсказывал, если у кого-то не получалось. Все это к нему пришло интуитивно, никто и никогда его такому поведению не учил.


Молодая семья Щербаковых жила в той же квартире, что и одинокая учительница немецкого языка Херпучинской средней школы Пастернак Александра Степановна. Их соседями была семья Кокориных, муж, Иннокентий Семенович, кассир-приемщик золота прииска, и учительница русского языка и литературы Агния Иннокентьевна. С ними жила тетка Агнии, которую звали Елена. Такая же маленькая, как все Волковы (это была девичья фамилия Кокориной), старенькая, сухонькая и очень сварливая.  Худощавый,  выше среднего роста муж и маленькая,  пухленькая жена смотрелись необычно, но были очень веселыми и заводными людьми,  особенно в компаниях, где собирались некоторые учителя – семьи Глотовых (муж Тимофей Георгиевич был радистом), Странд, муж которой Каменщиков Дмитрий Гаврилович был начальником пожарной охраны.  В эту компанию очень органично влилась семья Щербаковых.  Голосистый Тимофей Глотов среди мужчин и такая же голосистая и веселая Агния Кокорина пели, а Константин подыгрывал им на балалайке. А все остальные по мере возможностей подпевали. Эти компании собирались не очень часто в то тяжелое послевоенное время, но такие встречи сближали людей на долгие годы.  Все остальное время люди работали на прииске, который был одним из самых крупных в Нижне-Амурской области.  У всех были свои обязанности и от добросовестного выполнения зависели успехи восстановления народного хозяйства страны после войны.  Поэтому молодой заведующий начальной школы в селе Оглонги Константин Щербаков прилагал все усилия, чтобы учебный процесс был на уровне требований, предъявляемых к начальным классам.  Каждое утро Костя уезжал на рабочем автобусе в Оглонги, а вечером этот же рабочий автобус привозил рабочие смены и среди них был заведующий школой.


А по воскресеньям зимой мужчины пилили и кололи дрова.  Клали длинное бревно на козла и пилой – вжик-вжик, туда и обратно.  И потом Костя как более молодой колол колуном дрова, а Иннокентий складывал их в поленницу. И никто не считал,  какие дрова одной семье привезли, а какие – другой. Жили как одна семья. Тем более что одна печь отапливала две спальни.  А женщины в это время стряпали или пироги с рыбой или вареньем, или пирожки  с печенью, мясом и капустой.  Еще по осени были заготовлены ягоды – брусника, собраны грибы – для засолки и маринада. Косте больше нравились маринованные маслята, а вот Агнии – соленые грузди. А вот Иннокентий Семенович и Шура с удовольствием ели и те, и другие.  Тогда же, осенью, была выкопана картошка с огорода, и это была основная пища в те, довольно голодные послевоенные годы. Особенно в РСФСР, в которой  тем летом 1946 года была сильная засуха,  и урожай зерновых был плохой – хлеба не хватало.  Поработав и пообедав, мужики шли в частную баньку к хорошим знакомым Кокориных – Варежниковым. Баня стояла на берегу речки Верхний Хон,  и в неё легко можно было наносить нужное количество воды.

Хотя все детские годы и юность у Кости прошли у реки, он никогда не был заядлым рыбаком, предпочитая читать в свободное время книги. Но, научившись у отца вязать рыболовные сети, он их вязал по заказам настоящих рыбаков, и они расплачивались за это выловленной рыбой. Сети  часто рвались он всяких коряг на дне или топляков, поэтому спрос на них был большой, так что семьи Щербаковых и Кокориных всегда были с рыбой.   


Незаметно пролетел год. Молодая жена Кости Саша (он по-прежнему звал её только так, хотя все звали Шурой), была беременной и в июне должна была родить. Беременность протекала тяжело, был токсикоз, обеспечить хорошим питанием молодую женщину в те годы было весьма проблематично, несмотря на все старания молодого мужа. Врач местной больницы Нечаев весьма настороженно  следил за здоровьем будущей матери.  Костя с началом навигации поехал в город Николаевск и привез свою мать помогать молодой жене по домашнему хозяйству.  Для бабы Клавы это было не впервой делать, все же уже были внучка Лида, родившаяся у Сони еще до войны, внук Юра у дочери Александры, и внучка Жанна у Георгия.  И всем своим детям помогала баба Клава, как её все чаще и чаще называли. Полная, с вечно покрытой косынкой головой, с толстыми губами, она была не очень красивой внешне, но очень доброй и любимой всеми детьми. Пережившая тяжелые страдания в «спецпоселении», потеряв все нажитое имущество в период раскулачивания,  двух сыновей и мужа, незаслуженного репрессированного, она с большой радостью поехала помогать жене своего любимого сыночка Котьки. 


Невестка, которую впервые увидела Клава, понравилась свекрови. Очень красивая, уважительная, сразу стала звать её мамой. А какая хозяйственная и хорошая повариха оказалась. Некоторые блюда, что готовила невестка, Клава и не пробовала до этого.  Да и немудрено – родители Шуры были украинцами, хотя отец и носил белорусскую фамилию.  Так что рецепт многих украинских блюд невестка узнала от своей матери.  Но пока из-за своего плохого состояния здоровья, связанного с неблагоприятно протекающей беременностью, она не могла готовить,  все заботы взяла на себя свекровь. Да и Агния Иннокентьевна помогала соседке.  Костя написал заявление в районный отдел народного образования с просьбой перевести на работу в Херпучинскую школу в связи с рождением ребенка и необходимостью больше помогать жене.  И  заведующий райОНО  начертил резолюцию на его заявлении – «удовлетворить просьбу».  Так  с нового учебного Костя должен был вернуться работать в Херпучи.


Но до этого было еще 2 месяца. Они прошли тревожно, в больших хлопотах. Вначале все волновались за Шуру, как пройдут роды. И волновались не зря. Роды были тяжелые, с большой кровопотерей и разрывами.  Но Нечаев, который присутствовал при рождении ребенка, сделал все, что нужно. Но вот ребенок родился маленьким и явно недоношенным, хотя и был в утробе матери 9 месяцев.  Вес его был всего 2200 грамм.  Нечаев сказал Косте: «Мать выходим, а вот ребенка вряд ли», чем очень расстроил  молодого отца. Ведь родился мальчик, продолжатель рода Щербаковых, носитель этой фамилии.  Пока других продолжателей рода Ивана Сергеевича Щербакова не было.  Нечаев, несмотря на призрачные шансы спасти ребенка, продолжал делать все возможное,  и ребенок остался жив. Маленький, сморщенный,  он в этих пеленках казался невесомым и крошечным.  И мать, и баба Клава, и соседка Агния, и её тетя Лена делали все необходимое, чтобы жизнь этого маленького и беспомощного существа продолжалась. Когда пришло время его зарегистрировать в местном сельсовете, Костя сказал, что хочет назвать сына Сашей в честь его матери. И все согласились, а Шура расплакалась.  Очень уж трудно достался ей первенец.


Прошел еще год.  Костя стал работать в Херпучинской школе учителем начальных классов, Шура учила детей немецкому языку, прибегая домой покормить младенца грудью.  Все остальное время он был под присмотром бабушки Клавы и соседей. Чем могла, помогала Клаве даже тетя Лена, у которой никогда не было детей и она не чаяла увидеть внука, даже и соседского. Она прониклась к маленькому Сашеньке любовью, какую не испытывала до этого ни к кому. И даже стала ревновать Клаву, что та может носить ребенка на руках, я ей его не доверяют.  Проблемой было искупать мальчика, особенно зимой. Для этого топилась печка так, чтобы в комнате становилось жарко.  Потом на табуретки ставилась оцинкованная ванна и на пеленках туда клали Сашеньку,  поливали его теплой водой и мыли. А чтобы помыть голову, Костя брал ребенка на руки, чтобы он лежал лицом вверх, над ванной. Шура мыла ему голову, а Агния разводила воду нужной температуры и подносила Шуре.


Работа Косте нравилась, он много читал книг по педагогике и охотно применял прочитанные знания на практике. Особенно ему нравилась математика, он так умело и интересно рассказывал про цифры и все, что с ними связано, для чего нужно  знать все действия с цифрами, что самые неспособные ученики хорошо знали этот предмет.  И как-то на педагогическом совете в конце учебного года, директор Костин встал и сказал, что ему надо подать заявку на новых учителей в райОНО, и он хочет попросить прислать  учителя начальных классов, а Щербакова перевести учителем математики в 5-7 классы.  Возражений против предложения директора не последовало,  тем более от Кости, для которого все это было неожиданным и весьма приятным известием.  Вечером дома они с Шурой все обсудили,  та порадовалась за мужа, что он теперь будет «предметником».


Закончился учебный год.  В постоянных услугах бабы Клавы  уже не было необходимости, да и она  затосковала по близким, которые жили в Николаевске-на-Амуре. Поэтому в начале июня 1948 года Костя посадил её на пароход, идущий до Николаевска, предупредил брата Гошу, чтобы встретил мать, попросил уезжающих на пароходе помочь его  пожилой матери,  и бабушка Клава поплыла. А Костя и Шура стали собираться в дорогу, к родителям Шуры, в село Малышевское на Амгуни, чтобы успеть на следующий рейс парохода «Комиссар» в село Полины Осипенко, недалеко от которого, чуть ниже по течению реки, стояло село Малышевское.  В этом селе был колхоз, образованный в военные годы отцом Шуры Степаном Васильевичем Пастернаком, который и стал председателем этого колхоза.


Наконец, поступило сообщение из Николаевска, что «Комиссар»  отправился в рейс. Уровень воды в Амгуни позволял ему пройти все перекаты без проблем, так что его прибытие в Оглонги ожидалось через полтора суток. К назначенному времени прибытия парохода Костя с Шурой, годовалым Сашей были на берегу. Показался «Комиссар», громко шлепая по воде колесами, расположенными в середине  обоих сторон корпуса.  Причалить к берегу в Оглонгах не было возможности, поэтому пассажиров высаживали с парохода с помощью шлюпок. И так же брали на борт новых пассажиров. Костя, взял у Шуры сына, помог жене сесть в шлюпку и сам сел с Сашей на руках.  И вот они на борту этого однопалубного грузо-пассажирского парохода, который видел еще маленький Котька с берега в Больше-Михайловском.  Раздался гудок, испугавший маленького Сашеньку, и пароход, все также шлепая колесами по воде, пошел вверх по течению.  К концу дня прошли небольшую деревню на берегу с названием Гуга, а когда стало совсем темно, пароход остановился,  бросил якорь и зажег ходовые огни. Плыть в темноте по створам, показывающим фарватер реки, было опасно.  Утром, едва рассвело и стало возможным в бинокль увидеть створы на берегах реки, пароход пошел дальше и к концу дня на правом берегу реки показались домики. Шура сказала:
- Смотри, Костя, это и есть Малышевское. 


Костя всматривался в незнакомые домики деревни, где жили родители его жены. Как они встретят его, как примут в свою семью, он не знал. От Шуры он слышал, как характеризовал его перед родителями младший брат жены Витя, с которым они подружились, когда тот учился в 8 классе  Херпучинской школы.  Его он увидит, в этом году он закончил десятый класс и собирается учиться дальше. Но до экзаменов в институте еще целый месяц.  Приближаясь к поселкам на берегах реки, пароход обычно давал губок, сообщая жителям о своем приближении. Так произошло и сейчас. Раздался гудок, но Сашенька уже не испугался и не заплакал.


Пароход встал на якорь на траверзе села и стал спускать шлюпку. Высаживались в Малышевском только они – Костя, Шура и Сашенька.  На берегу стояло несколько человек встречающих. Они вместе с 4 матросами сели в шлюпку и поплыли к берегу.  Шура увидела среди встречающих своего отца и Витю, который выделялся среди всех высоким ростом и  шевелюрой вьющихся волос.   Именно он первым подскочил к шлюпке и взял из рук Кости маленького племянника, поставил на землю, потом принял чемодан и помог сестре сойти на берег.  Они поцеловались, и Шура подошла к отцу, который уже близко подошел к приехавшим. 
- Вот, папа, мой сын Саша и мой муж Костя, - просто сказала она и обняла отца, поцеловала его в чуть заросшую щетиной щеку.  Степан Васильевич сначала протянул руку маленькому Сашеньке, который был его первым внучком. Ребенок с опаской смотрел на незнакомого человека, но увидел добрые глаза своего дедушки, заулыбался и протянул ему ручку. Потом Степан Васильевич и Костя пожали друг другу руки и, чуть помедлив, обнялись и троекратно поцеловались.  У Кости стало легче на душе. Его свекор был нормальным, простым мужчиной, сильным физически, судя по рукопожатию.


Они пошли по деревне. Витя нес чемодан, Сашенька шел между мамой и дедушкой, взяв обоих за руки. Костя сказал Вите:
- Ты вырос. Как закончил школу? Куда собираешься поступать?
 Витя ответил:
- Поеду в Хабаровск, а там видно будет. Думаю поступать в пединститут, на физико-математический факультет.
Костя произнес:
- А что, хороший факультет. Будешь учить школьников математике и другим точным наукам. Меня вот тоже решили сделать учителем математики 5-7 классов.
Степан Васильевич услышал последнюю фразу зятя и спросил:
- Это как, повышение, что ли? 
- Да. Чуть-чуть. Детей постарше буду учить. Но вообще в школе все учителя равны.  Только директор и завуч считаются выше по должности. Но и тот, и другой все равно  ведут уроки.


Костя с интересом смотрел по сторонам. Такие же домики, как в его родном селе Больше-Михайловске, но только там многие были чуть повыше и побольше. И у некоторых домов заборы были из жердей, а не такие, как здесь, из прутиков, так называемый частокол.  Они прошли довольно далеко от берега, чуть поднимаясь все выше и выше, и наконец, справа увидели дом с растущими в палисаднике деревьями,  сараем во дворе. У калитки стояла женщина с широкими скулами, с косынкой на голове.
- Как у моей мамы, - мелькнула мысль у Кости. Шура бросилась в матери и обняла её. Поцеловались, и только потом теща Кости сказала:
- Ну, знакомь меня.  Это что за постреленок? Сашенька? Ну, дай бабе ручку, - сказала новоиспеченная бабушка. Ведь этот мальчик, который доверчиво протянул ей ручку и потом пошел к ней на руки, был первый её внук.  Вернее, второй,  первый, у дочери Лизы, умер год назад, когда ему не было еще годика.  И этот такой худенький, совсем легкий.  Потом она внимательно посмотрела на Костю, стоящего молча рядом с женой, улыбнулась и сказала:
- Ну, сынок, дай я тебя поцелую. 
Она поставила внука на землю, который тут же схватил мать за руку, и обняла зятя.


Из калитки стали выходить другие дети. Чуть постарше Нина, которой в тот год исполнилось 11 лет,  восьмилетняя Аллочка, и самый младший в семье Пастернаков – Вовочка, двухлетний мальчуган,  который с удивлением смотрел на сына Кости. Все перезнакомились, и баба Уля на правах хозяйки пригласила всех к столу: «Пойдем, поедим, мы все тоже не ели, вас ждали».  Все заговорили, стали входить в дом, Нина стал помогать маме сервировать стол, а Аллочка с Вовкой и Сашей пошли в огород. Аллочка стала показывать маленькому племяннику, что растет у бабушки в огороде. Ни её брат Вова, ни племянник еще не разговаривали и что-то невнятно мычали, показывая пальцем то на один, то на другой куст.  Наконец, за ними пришла Нина и повела их всех кушать.


По случаю приезда зятя и дочери с внуком баба Уля сварила настоящий украинский борщ, и Костя понял,  кто был учителем его жены по кухне. Борщ действительно был наваристый, очень вкусный, особенно со сметаной.  Все с большим аппетитом поели. Разве что маленький Сашка, как обычно, поел мало. Но бабушка сделала к приезду внука вкусные ватрушки с творогом, и Вовка с Сашкой поели их с молоком. День был рабочий, поэтому после обеда дед Степан пошел по колхозным делам.  А баба Уля повела показывать зятю свое хозяйство.  Она посетовала, что нет у неё летней кухни, о которой она давно мечтает, на что Костя сказал:
- Мама, а давайте я начну делать. Витя, пока здесь,  поможет, да и папа тоже. Где у вас инструмент?
 От такого предложения зятя баба Уля не могла отказаться. А когда увидела, с каким умением делает все Костя, поняла, какой он незаменимый работник на селе.  Когда стали вырисовываться очертания летней кухни, она была на седьмом небе от счастья. И вечером сказала дочери:
- У твоего мужа золотые руки. Береги его, дочь.  Это настоящий мужчина в доме, не то,  что твой отец. 
Она уже давно критиковала своего Степана за инертность в делах, за неумение сделать все качественно и добротно. Конечно, она понимала, что много времени занимают дела в колхозе, но в тоже время знала, что  хорошим столяром или плотником он никогда не был, не учили его в юности, а сейчас уже поздно. Хорошо, что вот такой зять появился.


К концу отпуска Кости с Шурой летняя кухня была готова. Местный печник сложил печку в кухне, баба Уля побелила её, Костя сделал еще стол и скамейки. Теперь баба Уля в хороших условиях готовила пищу для своей немаленькой семьи вместе с Шурой и Ниной, и охотно отвечала на вопросы соседок, которые приходили полюбоваться на летнюю кухню.  И все с уважением смотрели на совершенно  еще молодого человека, который помог исполниться мечте Ульяны Григорьевны.  И удивлялись, что учитель такое мог сделать.


Вернувшись в Херпучи, Костя с Шурой услышали жуткое известие – арестовали Иннокентия Семеновича, обвинив его в краже золота. То, что это обвинение надуманное, высосанное из пальца, было ясно всем жителям  прииска. Более дотошного и скрупулезного человека было трудно найти, у Кокорина все всегда было в порядке, как говорят, копеечка в копеечку.   И вот такое абсурдное обвинение. На Агнию Иннокентьевну было жалко смотреть – она почернела от горя и несправедливости.  Но, видимо, таким образом нквдешники хотели оправдать снижение добычи золота прииском. Хотя все также понимали, что к этому привели объективные причины. Богатые золотом места закончились, и хотя драги выполняли план по извлечению руды на 110-120%, план по золоту не выполнялся.  Для некоторого начальства, далекого от золотодобывающей промышленности, это было непонятным. И вот нашли козла отпущение в Кокорине и еще двух драгерах. Следствие было недолгим, в квартире Кокориных был произведен обыск, но никакого золота не нашли, как не старались.  Но открытый суд, который проходил в приисковом клубе, вынес суровый приговор – 30 лет лагерей.  Глубоко порядочного человека сделали «злостным расхитителем социалистической собственности».


Семья Щербаковых оказывала поддержку Агнии Иннокентьевне. Пока не был вынесен приговор, Шура говорила:
- Ничего,  Агния Иннокентьевна, суд разберется, он же наш, народный. 
А когда приговор прозвучал, и жена осужденного Кокорина И.С. буквально окаменела, Шура увела её домой и уговорила поплакать:
- Поплачьте, дорогая, легче станет!


 И потом она старалась в любую свободную минуту оказываться рядом с соседкой, а Сашенька буквально не выходил от них,  то тетя Лена, то Агния Иннокентьевна уделяли ему внимание.  Любимый кот Иннокентия Семеновича Пушок очень скучал без хозяина и однажды, когда дрался на улице с соседским котом, укусил захотевшего их разнять Сашеньку, что у того образовалась большая рваная рана на правой руке. Это случилось в тот день, когда ребенку исполнилось 4 годика.  А вот кобелек Шарик, обычая дворняжка, был очень добрый  и жил к конуре на улице. Костя с детства не очень любил собак и всех их звал одинаково – «Кабысдох».


Трудно без Иннокентия Семеновича  пришлось Косте заготавливать дрова на зиму. Если колоть двора и складывать поленницу он мог и один, то вот пилить длинные бревна надо было вдвоем. И ему помогали то соседи, то родители его учеников, зная о несправедливости приговора, вынесенного его соседу.


В школе появился новый директор – Кадацкий Семен Пантелеймонович. Высокий, с окладистой бородой и густой шевелюрой на голове, он долго присматривался к Косте. Костя стал учить детей математике, это у него получалось очень хорошо.
С некоторым волнением Константин Иванович пошел на урок математики в 5-й класс. До этого он учил учеников начальных классов. Но увидел много знакомых лиц школьников, сразу успокоился. У него за годы работы выработалась своя система обучения математике, не с помощью голого начетничества,  а объясняя все действия чуть ли не на пальцах. Так он учил арифметике в начальных классах, так стал учить и в более старших классах. Пришлось перед началом учебного года изрядно проштудировать и пособия, и сами учебники, но, обладая хорошей памятью, Костя все схватывал на лету.  Поэтому он мог ответить на любой вопрос ученика.  Отвечал очень обстоятельно, взвешивая каждое слово.  И многие ученики стали лучше успевать по математике. Как-то работавшая какое-то время няней у маленького Сашеньки женщина, которую все звали Женей Цо, потому что она была хохлушкой и постоянно говорила «Цоб тебе», сказала Шуре:
- Моя дочка Валя по всем предметам только тройки получает, а твой Костя ей четверки ставит. И не потому, что я у вас работаю, а за знания. Валентина моя сама говорит, что он так объясняет математику, что ей все понятно становится.  Молодец у тебя муж, Шура.


Однажды заболела учительница географии,  и Кадацкий попросил Костю провести уроки географии. Тот подготовился и вполне на уровне провел один урок, второй.  А потом выручил директора, когда заболела учительница истории. Авторитет молодого учителя рос буквально на глазах, и в апреле 1949 года первичная партийная организация школы приняла его кандидатом в члены ВКП(б). Одну из рекомендаций учителю дала парторг школы Нина Михайловна Занина.  Она была уверена, что дает рекомендацию на вступление в партию достойному человеку.


Кадацкий был помешан на дисциплине. Он ввел правило, при котором все ученики на перемене парами ходили по коридору, никто не должен был бегать и кричать.  Если кому-то надо было выйти в туалет, он чинно, степенно доходил до лестницы или выхода из школы и уж тогда мог пойти в туалет, расположенный на улице.  За дисциплиной на перемене следил дежурный учитель.  Такая же строгость была и при подготовке школьников к урокам дома. Если кто-то в неположенное время появлялся на улице и попадался на глаза директору, в школу вызывали родители.  И хотя такую строгость Кадацкого учителя не одобряли, в том числе и Костя, но строго следовали предписанным правилам поведения.


Очень добросовестное, ответственное отношение  Константина Ивановича ко всем поручениям партийной организации и к своей работе отразилось и на его служебной карьере. В январе 1950 года он был назначен заведующем учебной частью школы.  Круг его обязанностей возрос, на время отсутствия директора в школе он исполнял его обязанности.  И обязанности завуча были весьма значимы в организации учебного процесса в школе.  Продумать и составить расписание уроков так, чтобы у учителей в школе не было много «свободных окон», т.е. перерывов между уроками, не так просто. Но молодой завуч и с этим справлялся на отлично, жалоб на неудачно составленное расписание у учителей не было.


Рос и маленький сын. Заводить второго ребенка молодые родители не спешили, очень уж трудно им достался первенец. Летом во время отпуска Костя и Шура опять ездили в Малышевское,  Костя снова мастерил по просьбе свекрови что-то по хозяйству. За время отпуска познакомился с еще одним сыном Ульяны Григорьевны,  Петром, который работал мотористом на катере.  И возвращаясь из отпуска в Херпучи, молодая семья вместе со своими вещами везла немало продуктов на зиму, а также  небольшого поросенка, которого специально для них откармливала Ульяна Григорьевна.  Поместить этого поросенка решили в небольшом подвале под сенями с кладовкой. Костя туда наносил опилок, утеплил этот небольшой подвальчик и сделал маленький загон, где этот поросенок Борька мог бегать.  А глубокой осенью, когда стало холодно,  и поросенок подрос, его зарезали,  и вся семья на зиму была с мясом. И не только Щербаковы, но и Кокорина со своей тетей Леной.  Женщины наделали много всяких полуфабрикатов и блюд из свинины. Холодец, кровяная  колбаса,  сальтисон, всякие окорока шли в пищу, из требухи получался вкусный фарш для пирожков.  Костя стал вязать сетки для рыбаков, и они за это давали ему красной рыбы, которую женщины коптили у Варежниковых.  Так что питание в ту зиму 1950-51 года улучшилось.  А в июне, уже после окончания учебного года, Костю послали в город Комсомольск-на-Амуре на курсы повышения квалификации  учителей по  математике.


Родители очень любили своего первенца, баловали его.  Однажды в местном магазине Шура увидела среди игрушек пластмассового коня и тут же купила  своему сыночку. А Костя решил сделать сани, в которые можно было бы запрягать этого коня. Посчитал размеры для правильного соотношения коня и саней, и пошел в лес. Нашел подходящее дерево – гибкую иву, нарезал с неё веточек, еще тонких и гибких, и взялся за дело.  Посадил напротив стола сына, чтобы мог видеть, что папа делает, разложил веточки, коня рядом и принялся за работу.  Прошло немало времени, пока не стали вырисовываться очертания настоящих саней, в которые запрягают настоящих коней. Костя, как всегда, все делал очень скрупулезно, тщательно. Гибкая ива позволила сделать настоящую дугу, к которой крепятся оглобли, и сделать загнутыми переднюю часть полозьев саней.  Чтобы все изгибы сохранились, отец положил их на печку сушиться, к немалому огорчению сына, которому не терпелось запрячь свою лошадку в сани.  Но Костя и Шура уговорили Сашеньку немного подождать, потерпеть, когда сани будут окончательно готовы. И как все в доме радовались, когда маленький ребенок под приглядом отца и по его наставлениям сам запряг своего коня в сани.  О том, что отец Саши сделал тому такой подарок, скоро узнал весь поселок. Вначале все сверстники сына пришли посмотреть на сделанное руками отца, потом рассказали другим,  и пошло-поехало. К Косте подходили  мужики поселка, чтобы он рассказал, как все сделать, уж больно сильно доставали их свои дети: «Сделай, папа, сани, как у Саши Щербакова».


Следующий отпуск Щербаковы опять провели в Малышевском.  Костя все также что-то строил, ремонтировал, улучшал, делая все по просьбе своей тещи, которая была ему премного благодарна.  В хорошую погоду Костя с Сашей и Вовой на лодке переплывали на другой берег, где была большая песчаная отмель, и там ребята и он купались, строили замки из песка.  Костю  радовало, что сын на бабушкиных разносолах, вкусном молоке, сметане, домашнем масле за лето становился крепче. Они с Вовой целыми днями играли в войну, изображая кавалеристов, сидя верхом на прутике и размахивая игрушечными саблями, которые Костя им сделал.  Эти сабли были предметом их гордости, ни у кого из деревенских мальчишек таких не было.  Свежий воздух, подвижные игры  и хорошее питание делали из худосочного мальчугана крепкого мальчишку.


В Херпучи они возвращались на том же пароходе «Комиссар» не только с вещами, продуктами, поросенком, но и Ниной, сестрой Шуры, которая закончила 7 классов и должна была ехать учиться в интернат на Веселую Горку, но Шура решила взять ей к себе в Херпучи.  В квартире стало теснее, но Агния Иннокентьевна предложила поменяться спальнями,  и они получили более просторную комнату. Из второй комнаты была сделала кухня, и в ней могла спать Нина, а также  можно было поставить дополнительный стол для ученицы.  Шура была благодарна мужу, что он с пониманием отнеся к её решению взять к себе младшую сестру.  Нина, симпатичная девочка, очень хорошо относилась к мужу своей старшей сестры, всегда называла его дядей Костей, и знала, что когда она что-нибудь не поймет в домашних заданиях, он всегда подскажет, как лучше сделать.  В школе поменялся директор. Кадацкого сменил Апполоний Васильевич Огай,  кореец по национальности, но родившийся в СССР,   получивший высшее образование. Его жена Мария Михайловна была  тоже кореянка,  стала работать медсестрой в больнице. Пять сыновей – Мирослав, Рудольф, Николай, Василий  и Алеша, между которыми было 10 лет разницы –  были очень дружными.  Жила семья Огай в доме напротив,  и влилась в компанию, где собирались все те же люди, что и раньше – Щербаковы, Глотовы, Кокорины, Каменщиков-Странд.


Накануне Нового 1953 года компания собралась на квартире Глотовых.  Старшие дети Нины Степановны и Тимофея Георгиевича закончили школу,   учились в институтах, оставалась младшая Таня, сверстница Саши Щербакова и Леши Огай.  Взрослые собрались в одной комнате, а вот ребятишки в другой. И хотя над всеми довлела мысль о незаслуженном наказании Иннокентия Семеновича, время и алкоголь взяли свое, и за столом раздались песни. Громче всех пел хозяин, обладатель неплохого тенора, который иногда срывался на фальцет, когда пытался взять слишком высокую ноту. Костя, как обычно, играл на балалайке, аккомпанируя поющим. Постепенно все устали, напелись и за столом начался неспешный разговор. Обладатель громкого голоса Каменщиков сказал:
- А что, как мы жить будем, если Сталин умрет? Вон он как неважно выглядел на трибуне во время съезда партии.
Агния Иннокентьевна замахала руками:
- Что ты говоришь,  Дмитрий?  Пусть живет и здравствует.
Тимофей Глотов поддержал её:
- Да Сталин еще нас с тобой переживет. Он же вождь, должен жить долго.
Но Дмитрий Каменщиков не сдавался:
- А что, Ленин не вождь был? Умер в 54 года. А Сталину только что отметили 73 года. Бог не спрашивает, когда забрать на небеса, - почему-то вспомнил Бога Дмитрий, хотя был убежденным атеистом.  Он всегда ходил в темной военной форме, с ремнем на поясе. Даже в этот праздничный вечер не изменил себе.  Его жена Анастасия Игнатьевна проронила:
- Да будет тебе каркать, Дмитрий!  Сталин еще крепкий.  А ты что,  Костя, думаешь? Ты же у нас партийный.
- Я? – переспросил Костя, и ответил:
 - У нас коллективное руководство в партии. Вон смотрите, раньше было Политбюро в узком составе, сейчас на съезде партии избрали Президиум ЦК в расширенном составе.  Сталин был Генеральным секретарем, сейчас стал одним из десяти секретарей ЦК партии. Так что найдутся в партии умные люди, если что случится со Сталиным. Он еще говорил, что надо сделать так, чтобы советская власть взяла на себя бразды правления, а не партия. А советская власть что такое? Советы депутатов трудящихся,  избираемые народом, и назначаемые ими исполкомы. И назначаемые министры. Сталин же остался Председателем Совета Министров СССР, власть туда должна перейти от партии. Об этом и Берия говорил, я читал его выступление в газете.


Все заговорили, обсуждая слова Константина Ивановича.  Особенно активно поддержал своего завуча Апполоний Васильевич Огай.  Он сказал, что в нашей стране много талантливых людей, и есть умные вожди, которые ведут партию ленинским курсом. Согласились с ним – партия – это коллективное руководство.  Как успешно вела страну, чтобы восстановить разрушенное хозяйство. И карточки отменили, и цены каждый год снижают, народу жить лучше стало. Да и товары хорошие стали появляться, передовикам производства на прииске продают.  А ведь как трудно было после войны жить. Ничего, выстояли. И все подняли тост,  за Новый год, за Сталина, за партию!


А дети играли в другой комнате. Они были уже не такие маленькие, чтобы рядом могли сидеть на горшках Саша и Таня, как прежде. Стали стесняться друг друга девочка и мальчик.  Саша был на несколько месяцев старше  Тани,  и они уже давно играли друг с другом, когда родители собирались в компании. То на одной квартире, то на другой. А Леша Огай не так давно стал с ними играть, но  быстро стал своим среди ребят. 


Наступил 1953 год. В марте этого года умер Великий Сталин.  Шура навзрыд плакала и спрашивала, как народ будет жить без вождя и учителя всех народов мира. Костя был намного сдержаннее,  как и Агния Иннокентьевна.  Потом произошло разоблачение Берия, было проведено экстренное партийное собрание в школе, после которого Костя пришел, взял «Политический справочник» выпуска 1940 года и своим каллиграфическим почерком написал на страничке с биографией Лаврентия Берия – «враг народа».  А осенью  в их доме появился Иннокентий Семенович, похудевший до неузнаваемости, одни кожа да кости, но живой.  По этому поводу собралась вся их компания, но разговоров о том, как там, в лагерях, не вели.  Просто разговаривали на житейские темы,  рассказывали разные истории, чтобы Кокорин вошел в курс жизни на прииске. Все знали, что его реабилитировали, что обвинения против него были выдуманные, и Берия за те сто дней, что прошли между смертью Сталина и его разоблачением,  провел амнистию лиц, имевших сроки до 5 лет, женщин, а также успел дать указание на пересмотр дел и реабилитацию незаконно осужденных.  Среди них оказался и Иннокентий Семенович.


На ноябрьские праздники компания учителей собралась на квартире Кокориных. Так попросила Агния Иннокентьевна, а не уважить просьбу самой старшей по возрасту было бы не правильно, тем более что после долгого перерыва в компании был её муж. На этот раз песни звучала громче, веселее, за застольем не было разговоров на политические темы. Все радовались жизни, и в первую очередь хозяйка дома. Она снова громко пела, составляя дуэт с Глотовым, как в последние довоенные годы, когда все в этом северном прииске думали, что жизнь налаживается. И вот такие же ожидания были и нынче.


А в январе 1954 года Константина Ивановича Щербакова срочно вызвали в райцентр Тахту к заведующему отделом образования.  Той женщины, которая направляла в 1946 году Щербакова работать в Херпучи, уже не было, вышла на пенсию, и заведующим стал директор Тахтинской школы, опытный руководитель и хозяйственник.  Он сказал Косте, что районо не устраивает работа директора школы в Оглонгах,  и есть предложение назначить его, Константина Ивановича Щербакова, директором этой школы.  Как он на это смотрит? Костя немного подумал и согласился, он чувствовал, что перерос должность рядового учителя и даже завуча, хотелось большего простора для внедрения своих задумок.  Заведующий районо сказал, что Костя должен будет съездить на собеседование в облОНО,  и если вышестоящее руководство не будет возражать, он издаст приказ и Костя должен будет приступить к своим новым обязанностям.  На следующий день Костя выехал в Николаевск. Снова он увидел засыпанный снегом город, как и 8 лет назад, когда демобилизовался из армии и проездом был в Николаевске. Знакомая квартира старшей сестры Сони, где с ней жил новый муж,  Шешунов Петр Дмитриевич, дочь Лида и ей муж Залесский Леонид Александрович. Они недавно поженились, но Костя заметил, что Лида в положении,  и скоро должен будет родиться ребенок. Леня и Лида работали преподавателями в педагогическом училище.  Так что тем для разговора у Кости с молодыми педагогами хватало.  Тем более после того, как они узнали, по какому поводу приехал в Николаевск Костя.


На следующее утром Костя пришел в знакомое здание областного отдела народного образования.  Он познакомился с его заведующим, средних лет мужчиной, который до этого был и директором школы, и директором педагогического училища. Он очень заинтересованно расспросил Костю о его деятельности в предыдущие годы, и был удовлетворен этой беседой. Прямо при Косте созвонился с заведующим райОНО и сказал, что представленную кандидатуру директора Оглонгинской школы утверждает.  Потом тепло попрощался с Костей и пожелал ему успехов в новой должности.  Через два дня Костя был уже в Херпучах и все рассказал Шуре.


Приехавший из районного центра Тахта   заведующий райОНО в феврале 1954 года представил нового директора школы коллективу учителей и технических работников.  Для Кости началась новая жизнь – более ответственная и важная, чем была до этого.  И более трудная. Ведь теперь он каждое утро должен будет уезжать в соседний поселок и только к вечеру возвращаться.  Всего три месяца назад Косте исполнился 31 год. Впереди была еще вся жизнь….