Глава 1. Детские годы

Котька проснулся рано. Осторожно, чтобы не разбудить  младшую сестренку Олю, слез в печи, где они вместе с ней спали, и вышел на улицу, стараясь не скрипеть половицами и дверью.  Увидел в сарае маму Клаву, которая доила корову. Она его не заметила,  усердно тянула за соски большого вымени  их любимой Зорьки, и струйки молока  лились в ведро. 

Котька так же осторожно открыл калитку и вышел на высокий берег реки,  на котором стоял их дом. Перед ним открылась панорама широкой реки, Амура, или как её называли китайцы, реки Черного Дракона. Котька слышал такое название, мама говорила, но вот почему её так называли, не знал.  Да и правда, такая ширина была перед его глазами, что он всегда удивлялся, как вся вода куда-то утекает.

Котька сел на скамейку, врытую в землю под глухим забором, и стал вспоминать, что произошло вчера вечером.  Его  мама собрала их, сестер Шуру,  Олю, и его, который был по возрасту между ними, еще одного брата Гошу и стала рассказывать, как их дедушка Сергей впервые приехал на берега этой реки. Котьке было так удивительно, что в те далекие годы на этом высоком берегу ничего не было. Ни домов, ни сараев, ни других построек, ни полей с рожью, ни огородов с огурцами, капустой и другими овощами, один глухой лес.  И его дедушка Сергей,  вместе с другими мужчинами, стали пилить деревья и строить из них дома, корчевать корни и засаживать поля рожью. А потом родились и дядя Михаил, и дядя Гаврила, и  отец Иван. Они стали помогать отцу во всем. Ловить рыбу, бить зверя в тайге, копать огороды. Трудились не покладая рук,  и,  умело торгуя добытыми своим руками рыбой, пушниной, стали жить в достатке. Все нарождающиеся дети помогали родителям с малых лет. Обо всем этом вчера рассказала им мама.

И это его не удивило. Котьке самому приходилось помогать маме на огороде вместе с сестрами Соней и Шурой и братьями Петей и  Гошей. Они  садили и копали картошку, пропалывали грядки, убирали урожай огурцов и других овощей.

Солнце вставало все выше, но оно поднималось за домом и забором, и Котька видел это по тому, как тень дома становилась все меньше и меньше.  Из калитки выглянул Гоша.
- Котька, пошли завтракать. Мама зовет – позвал он младшего брата.
Котька посмотрел на брата и промолвил:
- Сейчас пойду. Ты посмотри, какая широкая река.
Гоша подошел поближе, бросил взгляд  на речку и ничего нового не заметил.
- Да река как река. Она и вчера такая была. Ты что, не видел? – сказал он брату.
- Нет, не видел. А сегодня утром вышел и понял, что она такая широкая. Помнишь, как вчера мама рассказывала, как наш дедушка Сергей по ней приплыл сюда много лет назад,  и начали строить дома.
Гоша, который был на три с половиной года старше брата, привык к такой картине полноводной реки, ничего не сказал. Он, как и Котька, тоже был впечатлен вчерашним рассказом мамы о том, как осваивали эти берега переселенцы из Забайкалья.  Но где это Забайкалье, он не знал. 
- Надо будет спросить маму – подумал Гоша.  И повторил:
- Котька, пошли, мама ждет, – и потянул брата за рукав.

Они вошли в дом. Все уже сидели за большим столом.   Вместе со всеми – отцом, матерью, сестрами и братьями,  Котька съел сваренное вкрутую яйцо,  выпил большую кружку молока с куском хлеба, вытер рот рукавом, сказал «Спасибо», вылез из-за стола и направился к двери.  Услышав вдогонку голос матери: «Котька, не ходи далеко», и вышел во двор, по которому ходили куры, а важный петух сидел на заборе и наблюдал за всеми. Мальчик не любил петуха, который однажды больно клюнул его в ногу. 

Котька вышел на улицу и, свернув направо, пройдя немного, вышел за угол своего огорода. Перед ним открывалась улица его села, ведущая от берега к виднеющемуся вдали лесу. Еще три такие же улицы шли параллельно друг другу, и,  чтобы перейти с одной на другую, надо было идти по узким тропинками между заборами.

Село Больше-Михайловское появилось во второй половине прошлого века, было построено на высоком правом берегу Амура переселенцами из Сибири, которых уговорил поехать с ним сын декабриста Муравьева Михаил.  Зная из рассказов старожилов, что Амур не всегда бывает таким спокойным, что иногда уровень воды в реке поднимается очень высоко и затапливает низины, особенно на более низком левом берегу, переселенцы  выбрали этот высокий и скалистый берег, и именно здесь начали возводить жилье, дворовые постройки, заводить скот и распахивать целину. Эти края, богатые разнообразной рыбой, зверем в лесах, в том числе пушных норки, белки, лисицы, разных ягод и грибов, очень понравились приехавшим в эти края людям. Конечно, им пришлось долго добираться до этих благодатных мест, но все их усилия были не напрасны. Но хорошо здесь жили лишь те, кто много и упорно трудился. А таких людей  в Больше-Михайловском было немало.  И все их уважали.

Но революция вынесла на вершину много лентяев и болтунов, особенно из числа тех, что воевал с японцами и белыми в здешних краях на Дальнем Востоке.  Они решили, что теперь кто-то им должен за пролитую в боях кровь, в первую очередь те, кто богаче, кто лучше живет.  Но потом пришли времена НЭПа и снова справные хозяева стали цениться, от их усердия и инициативы много зависело, чтобы в стране не было голода. И Щербаковы вздохнули свободнее. Они были именно теми справными хозяевами, которые трудились, исправно платили все налоги в казну государства.

Котька шел по улице, загребая босыми ногами пыль. У него была обувь, но бегать с ребятами по селу было проще босиком, ведь многие его товарищи не имели обуви, и он не хотел выделяться.  Он понимал, что его семья живет лучше, чем семьи этих ребят, и не знал причин этого.  Как-то однажды, когда он задал этот вопрос своему отцу, тот ответил ему: «Работать надо больше, а пить меньше», имея в виду пить не воду, а самогон  или бражку.  И Котька понял,  что для того, чтобы жить лучше, питаться сытнее, надо много и тяжело трудиться, и не употреблять без меры алкоголь.  И эта,  простая на первый взгляд,  мысль,  засела голове на всю жизнь. Смышленый мальчишка из разговоров взрослых знал, что его дедушка Сергей, которого уже не было в живых,  нажил хорошее состояние, имел большой дом в городе Николаевске, торговые лавки, стал купцом, выйдя в люди из простых крестьян. Но потом стал выпивать и почти пропил все свое состояние, пока не подрос его старший сын Михаил и взял дело в свои руки.  А дедушка продолжал выпивать, стал болеть, ходил на костылях, которыми гонял по дому свою жену, бабушку Котьки Ирину, когда она начинала  его стыдить за пьянство.  И вот теперь он лежит в сырой земле.  И это очень огорчало маленького Котьку, которого все так называли, хотя его полное имя было Константин.  Константин Иванович Щербаков, как после революции стали называться взрослые – по фамилии, имени и отчеству. Об этом ему  рассказала сестра Соня, которая была старше его на десять лет.

Из двора дома, в котором  жил сосед,  мужик с большой семьей, вышел Костин сверстник, в штанах чуть ниже колен, с одной помочью через плечо.  Штаны были яявно старшего брата, уж больно широкие в поясе. Вообще редко какие одежки старших детей  сохранялись, чтобы их могли носить младшие. Они всегда были рваные, с целой кучей заплаток во всех местах. Мальчишку звали Колькой, его часто Котька угощал краюхой хлеба. Видимо, и сейчас он подсмотрел, что Котька идет по улице и решил выйти на встречу, надеясь на кусок хлеба.  Но на сей раз Котька не захватил хлеб, он не думал встретить Кольку.  Ребята по взрослому пожали друг другу руки, и Колька спросил:
-  Куда идешь, Котька?
- Да не знаю, хотел пройтись к озеру. Там с вечера закидушку  поставил, хочу проверить, поймалась ли рыба. 
Недалеко от берега в низине, во время паводка, образовался небольшой заливчик, куда зашла речная рыба, и потом, когда вода в Амуре спала,  перешеек обмелел и образовалось озеро. Оно бывало не каждый год, только во время высокого паводка на Амуре, который и был в этом году. И тогда в озере можно было ловить карасей на пустой крючок, без наживки – такой жор был.  Но в основном рыбу уже выловили, ведь прошел целый месяц после высокой воды.

Колька тоже пошел на озеро. Котька, как обычно, рассказывал соседскому мальчишке о том, что ему прочитала недавно старшая сестра Соня.  Будучи на 10 лет старше брата, она учила грамоте и Котьку, и младшую Оленьку, но последняя была еще  совсем маленькая, 4 годика всего,  и поэтому больше мешала старшей сестре учить, чем сама училась.  А вот Котька проявлял старание и хорошую память, быстро освоил алфавит и уже научился читать по слогам.  Книги для обучения грамоте детей в их доме были, но больше всего книг на полках Котька видел у своего дяди Миши, который  жил недалеко от них. У дяди Миши была дома большая библиотека, книги для которой привозили из больших городов – Хабаровска, Иркутска, Москвы и Санкт-Петербурга.  Правда, сейчас последний город стали называть по-другому – Ленинград. Об этом Котька узнал от старшей сестры. Но все это случилось после революции,  которую большие семьи Михаила, Гавриила и Ивана  пережили в этом поселке, основанном и их отцом, Сергеем Щербаковым. 

Вдруг вдалеке  раздался гудок.
- Пароход, - одновременно прокричали пацаны  и, забыв о рыбе, метнулись назад.  Для всех жителей села прибытие парохода было всегда праздником,  пароходы ходили редко в эти 20-е годы.  Они увидели, как к берегу спешили другие люди, привлеченные громким гудком парохода, который он издал еще далеко от села.  Шустрые Котька и Колька обгоняли взрослых людей и, прибежав к берегу, увидели большое количество людей на высоком берегу  Амура. Протолкавшись между взрослыми, ребята спустились по каменистому берегу поближе к реке, чтобы получше увидеть, что делается на приплывшем пароходе.  Он шел сверху по течению, поэтому стал разворачиваться, шлепая колесами по воде.  Подплыв поближе к берегу, пароход стал становиться на якорь. Даже на берегу было слышно, как гремит якорная цепь, спускаясь на дно вместе с якорем. А пароход в это время продолжал грести колесами, чтобы его не сносило вниз по течению.  Наконец, колеса остановились,  и пароход замер, как раз напротив дома Котьки.

На пароходе раздались команды,  матросы стали спускать на воду шлюпку, потом пятеро  матросов спрыгнули в неё и по веревочному трапу стали принимать людей, которые решили сойти на берег, их вещи, а так же другие грузы. Шлюпка быстро заполнилась людьми и вещами,  матросы отвязали канат, который связывал шлюпку с пароходом, и, оттолкнувшись веслами от борта,  стали грести, по два человека с каждого борта шлюпки.  Она плыла против течения, матрос на корме так и направлял её, но все равно шлюпку сносило течением ниже, и все люди на берегу, особенно мальчишки, которые столпились у самой воды, перемещались тоже. Наконец, шлюпка у разгона уткнулась носом в берег, один из матросов выскочил из шлюпки и стал принимать вещи, которые ему подавал другой матрос.  Потом стали спускаться и пассажиры.  Среди них Котька узнал двух знакомых из села,  но некоторые были чужими для большинства  жителей Больше-Михайловского. 

Подъехала подвода, к шлюпке подошел местный почтальон дядя Миша,  позвал мальчишек помочь ему перенести почту  и посылки. Желающие тут же нашлись, это были мальчишки старше Котьки и Кольки, они помогли загрузить посылки на подводу.  Постепенно народ стал расходиться. Ничего интересного, по мнению многих,  не привезли.  Но мальчишки были до конца. Они проводили глазами, как шлюпка поплыла к пароходу, взяв с собой одного пассажира – местного  крестьянина, который собрался ехать в Николаевск.  Потом шлюпку подняли на борт парохода, который издал протяжный гудок и стал медленно ворочать колесами,  чтобы ослабить натяжение якорь-цепи.  Опять загремела якорная цепь, которая стала исчезать  в трюме парохода, и наконец, из воды показался якорь. Но пароход в это время уже стал набирать ход, и,  делая большой полукруг, взял курс вниз по течению.  Мальчишки тоже стали расходиться,  делясь впечатлениями об увиденном.

Котька пришел домой и увидел, что Соня и Шура окучивают картошку на огороде. Он взял тяпочку и вместе с братом Гошей встал с ними в ряд. Дело пошло быстрее, хотя Котька в силу своего малолетства отставал о более старших брата и сестер.  Но все равно от его работы была польза.  Поработав, они услышали зов матери, которая звала их обедать.

За столом собралась вся семья. Отец терпеть не мог, если кто-то опаздывал к столу. Все дружно помолись, произнеся: Отче наш, Иже еси на небесех! Да светится имя Твое; да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави  нам долги наша, якоже и мы оставляем  должником нашим: и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.  После  еды   произносится другая молитва, но тоже не на икону _ Благодарим Тя,  Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих  благ: не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия, но яко посреде  учеников  Твоих пришёл еси, Спасе мир, даяй им, прииди к нам и спаси нас.

 И потом все дружно принялись за еду. Учитывая установившуюся жаркую погоду, мать приготовила окрошку на сыворотке от молока,  с редиской, огурцами, яйцами и всякой другой зеленью. Котька любил окрошку,  и если мама предлагала добавки, никогда не отказывался. Так было и сейчас. Он наелся окрошки и напился киселя из жимолости, которую недавно набрали в лесу они с сестрами и братом. Вообще лес давал большой прибыток, если не лениться. И грибы, и ягоды – все можно было набрать в лесу недалеко от поселка.  А если прибавить к этому иван-чай, из которого мама сушила заварку для чая, то почти все можно было найти в лесу.

Отец не занимался охотой, но вот старшие сыновья  Петя и  Гоша вместе с братьями из другой семьи – Гавриила, - Лёней и Васей, охотились и приносили из леса то зайцев, то косулю, однажды притащили даже небольшого кабанчика-подсвинка. Конечно, охотились в основном  Лёня и Вася, а Петька с Гошей только учились этому у них, но стрелять в дичь им приходилось часто.  А настрелять уток у них получалось очень хорошо. Сестрам Соне и Шуре хватало работы ощипывать уток.  Отец же был известным на все село засольщиком рыбы и икры. Все рыбаки старались отдать рыбу ему, потому что это была гарантия того, что рыба и икра будут вкусными и до следующего года  сохранятся. А за это отдавали Ивану часть своего улова. Сам Иван еще славился тем, что умел плести сетки разной длины и с разной ячеей, что было важно при ловле разных рыб в Амуре. И за это с ним тоже расплачивались рыбаки пойманной рыбой.  Так что во времена НЭПа, когда все получили возможность торговать соленой рыбой и икрой в Хабаровске, Благовещенске и отправлять рыбу еще дальше на запад, достаток в Котькиной семье был большой.

После обеда, в самую жару, не хотелось ничего делать. Так что мальчишки Петька, Гошка и Котька с охотой повалялись на сеновале, на свежескошенном душистом сене. Незаметно все разговоры стихли, они погрузились в сон.  Проснулись от голоса матери, которая стала искать их, чтобы пригнали корову с луга, где она паслась. Ребята живо выполнили просьбу матери и решили пойти искупаться в озере.  К концу жаркого дня в середине лета в неглубоком озере вода так прогрелась, что напоминала парное молоко. Мальчуганы плескались в этом озере почти до ужина,   им не хотелось вылезать из воды. Потом, отжав в кустах мокрые трусы, они голышом, в одних трусах, держа свои штаны и рубашки в руках, пришли домой.

В доме было тепло и уютно. Мама с девчонками, которые ей во всем помогали, приготовила ужин – вареную картошку с маринованной рыбой, с зеленью, лежащей прямо на столе. Ждали только отца, который задерживался на своей коптильне. Шла горбуша, и рыбаки привозили Ивану свой улов, чтобы он солил рыбу и икру. В этих краях, в нижнем Амуре, рыба была очень вкусная и жирная. Идя на нерест, она в море накопила жиры и шла метать икру. Так что даже небольшие рыбины горбуши были очень вкусные, особенно в копченом виде.  Жители этих сел на берегах нижнего Амура питались большей частью рыбой – щукой, карасем, другой белорыбицей. Ну и конечно, лососевыми, которые шли мимо их села на нерест – горбуша, летняя и осенняя кета. Но вот больше всех были осетры, которые иногда попадались в сети рыбаков.  Их вкусное мясо и черная икра бывали на столе Ивана Щербакова, знатного засольщика. Но сегодня на ужин мать замариновала рыбу из прошлогоднего улова.

Долгие годы в семье потомственных крестьян Щербаковых питались так, как это делалось веками. Из чугунка с едой по очереди черпали еду деревянными ложками все члены семьи, начиная с отца – главы семейства. Но чуть меньше 10 лет назад вернулся с войны другой Иван Щербаков, сын Михаила, старшего брата Ивана Сергеевича, и привез с собой красавицу жену, из католичек, Юзефу.

Историю женитьбы Ивана в семье Щербаковых все знали. Юзефа, полька по национальности, светло-русая девушка с голубыми глазами, приехала в Тифлис в 14 лет в поисках своей крёстной, так как к этой поре потеряла обоих родителей, мать умерла  от болезни, а отца-лесника придавило деревом.   Две сестры  были намного старше её, давно были замужем, жили в других городах Польши, но где,  Юзефа не знала. И поэтому, осиротев, отправилась на поиски единственного близкого человека – крёстной  Елены. Но в Тифлисе свою крёстную не нашла и,  будучи человеком очень набожным, пошла в церковь, потому что искать работу на бирже труда побоялась, зная, что молодых, красивых девушек забирали в Дома для утех.     В церкви её, плачущую, заметил священник и, узнав, в чём дела, помог в её дальнейшей судьбе. 
               
 Он устроил её гувернанткой в дом знакомого генерала. Именно там, вместе с детьми генерала, Юзефа научилась читать и писать, сервировать стол, красиво, со вкусом одеваться, вести дом, хотя поначалу казусов было много. Юзефа вспоминала, как однажды испортила барыне новое бальное платье, погладив чёрный шелк с лицевой стороны, от чего он стал блестеть. С барыней была истерика. В дальнейшем это платье подарили Юзефе. Относились к ней в этой семье по-доброму, учили, дарили подарки. «У меня была целая шкатулочка с  золотыми вещицами», - рассказывала потом  Юзефа. Когда началась революция, семья генерала эмигрировала во Францию. Звали с собой и Юзефу, но она отказалась и пошла работать в госпиталь сестрой милосердия, где и познакомилась с Иваном Щербаковым.

Он уже шёл на поправку после ранения руки, но тут заболел тифом. Его отправили в тифозный барак умирать. Юзефа вспоминала: « Мне было жалко такого молодого, красивого парня, я стала за ним ухаживать, но кудри свои сбрить он не дал, в результате чего после выздоровления стал катастрофически лысеть».  Юзефа тоже переболела тифом, заразившись от Ивана, и теперь он как мог помогал ей справиться с болезнью. Молодые решили пожениться. Иван повёз Юзефу на Дальний Восток.

Мать Ивана - Агафья Михайловна, была очень недовольна выбором сына, т.к. Ивану была приготовлена местная богатая невеста, которую звали Женя, и она была лучшей подругой Александры, сестры Ивана.   Юзефа была католической веры, поэтому обвенчать молодых в православной церкви было невозможно. Веру надо было менять. Юзефа пошла на это и после крещения стала называться Людмилой. Именно под этим именем её знали все. Людмила, появившись в доме Щербаковых, потихоньку стала вводить новые порядки, то, чему научилась в генеральском доме: хоть семья Михаила Щербакова была богата, но жили по-деревенски, т.е. ели из одного большого чугунка по очереди. Людмила ввела в обычай тарелку для каждого, чем нажила себе дополнительную вражду от своей свекрови Агафьи, особенно потому, что свекор Михаил приветствовал все нововведения молодой снохи.

К сожалению,  Александра делала всё возможное, чтобы свести своего брата с его бывшей невестой Женей, даже тогда, когда в семье уже было две дочери: старшая Анна и Елена.   Иван вместе с Александрой часто ходили на музыкальные концерты в дом к Жене, так как Иван играл на разных музыкальных инструментах: балалайке, мандолине, гитаре. Естественно, что Людмила не питала нежных чувств к сестре мужа и,  не без злорадства, со смехом рассказывала такую историю.  У Александры были абсолютно прямые волосы, а она хотела кудри, как у Ивана. Кто-то из подружек подучил её, что надо вымыть волосы в сваренных кедровых шишках. Результат был поразительным. Взрослой девице пришлось стричься на лысо, так как волосы слиплись от кедровой смолы. Была ещё есть одна история, говорящая о неприязни свекрови  к молодой снохе: Людмила купила 12 серебряных столовых ложек. Положила их в буфет, где хранилась посуда. Когда при переезде из щербаковского дома хотела забрать их, то свекровь Агафья сказала: “Это ложки из приданого Александры. Они даже подписаны”.  Изумлённая Людмила увидела на ручке каждой ложки инициалы «А.Щ.». Когда это было сделано, она не знает, но этот поступок свекрови и Александры её очень оскорбил  её.

 Жизнь для Людмилы в доме Щербаковых стала невыносимой. И она упросила Ивана уехать из отцовского дома, и молодой семье пришлось жить не в доме, а в отремонтированном амбаре с перспективой постройки собственного дома. Там в семье родилось два сына-близнеца.  Потом Иван уехал из села и  с женой живет в городе Благовещенске, недавно у них родилась дочь Вика.  Эту историю  знали в семье Щербаковых, и большинство жалели бедную Людмилу-Юзефу.

Так что обычай сервировать стол, как у городских жителей, пришел  от Юзефы вначале в дом Михаила Щербакова, потом его братьев, а далее к большинству жителей села Больше-Михайловское. Лишь в самых бедных семьях продолжали принимать пищу, как много лет назад, из одного чугунка.

Поужинав и убрав посуду, все дети собрались в большой комнате за столом,  и мать им продолжила рассказывать ту историю рода, чью фамилию они носили – Щербаковых. Род Щербаковых, проживающих на Дальнем Востоке, можно начать со  Щербакова Сергея, он отличался буйным нравом, пьянством, в результате которого спустил всё состояние, нажитое его предками. Женат он был на Ирине Рене, которая сейчас была похожа на согнутую дугу, но  была бодра, подвижна. Чтобы проверить хорошо ли были  вымыты некрашеные белые полы, которые мылись речным песком, она проверяла чистоту пола языком и заставляла перемывать по много раз,  приговаривая: «Амазистки - засранки, мыть не умеют», имея в виду свою невестку или внучек. Она жила в доме вместе со старшим сыном  Михаилом.  Свою бабушку Иру внуки встречали в доме своего дяди Миши, приходя туда, чтобы взять новую книгу и отдать прочитанную. В доме Щербаковых была богатейшая библиотека, некоторые книги были в кожаных переплётах.

В  браке Сергея с Ириной родилось три сына: Михаил, Иван и Гавриил. Все братья жили в одном селе, где и родились еще в предыдущем веке. Щербаков Михаил  сумел вернуть семье былое богатство. Стал первым купцом на нижнем Амуре. Всю свою жизнь прожил в отцовском доме, построив для младших братьев избы - пятистенки. Всё это он успел сделать до 25 лет. Был хватким, работящим, самостоятельным. В 26 лет женился на дочери местного купца Агафье Михайловне.  От этого брака родилось 11 детей,  но выжили двое: Иван и Александра. Иван  окончил «курс» и стал телеграфистом. В 1914 году был отправлен на фронт, где был ранен и лечился в госпитале в Тифлисе. Там же и познакомился со своей будущей женой, которую звали Юзефа Михайловна Бортка.

Вот обо всем этом, избегая лишних подробностей и сглаживая некоторые углы,  рассказывала мама Клава, в девичестве Вершинина, своим детям.  Она отвечала на их вопросы, особенно своих старших детей Пети, Сони, которые уже что-то понимали в этой жизни.  А младшие просто впитывали рассказ матери и мотали на ус.  Но не рассказала мать, что и до этой окраины России добралась революция, и хотя сохранил их дядя Миша магазин, где селяне могли купить все им необходимое, прежнее богатство семьи Щербаковых уже кануло в лету. И товаров стали завозить меньше, и торговля шла не так бойко, как раньше,  да и число справных, как говорили в то время, жителей села стало уменьшаться.  Перестала цениться мужицкая хватка, предприимчивость, сметливость и удача. Все больше горлопанов ходило по селу, умея лишь кричать лозунги и не желая работать.

А вот отец не слушал эти рассказы. Он снова пошел работать. Выполнял заказ – делал бочки для соседей. На зиму все заготавливали много солений – капусты, огурцов, помидоров, рыбы, грибов.  И все это заготавливалось в больших количествах, и лучше тары, чем бочка, было не найти. Поэтому и делал Иван разные, больше всего небольшие бочки.  А  вот спецом по большим, 200-х литровых бочкам,  был бондарь Михаил Шемякин,  который научился этой профессии он своего отца, знатного на нижнем Амуре бондаря, тоже из переселенцев.  Котьке нравилось смотреть, как работает пилой, топором, рубанком, стамеской его отец. Тот любил  подсказывать что-то своему младшему сынишке, приговаривая: «Смотри, Котька, учись, в жизни точно пригодится».  А иногда давал пилу и просил отпилить что-то, что не страшно было испортить.

Через несколько дней Иван пришел домой, побывав на лугах, и сказал жене:
- Завтра с ребятами пойдем на покос, трава в самый раз. Собери нам на день еды,  к вечеру вернемся. Пойдем пока на дальний луг, там, у сопки.
- Вань, я ты кого хочешь взять?
- Да Шуру, нам она  что-нибудь сварит, да Петю с Гошей.
- А Соню не возьмешь?
- Пусть она тебе помогает по дому.
- Ну,  хорошо. Котьку не бери, хотя он привяжется.  Его гнус там покусает.
- Да пусть привыкает понемногу, он мешать не будет,  что-нибудь и сгребет, глядишь.
На том и порешили. Утром встали пораньше. Еще с вечера Иван приготовил инструмент.- две косы, двое граблей, оселок. Из еды взяли холодное молоко из погреба, морс из ягоды, вареные яйца, огурцы, хлеб и немного продуктов для жиденькой похлебки.  Шли бойко, утром было не жарко. Через сорок минут достигли покоса. Трава стояла уже высокая, сочная, красивая.
-Такую и косить жалко,  -  сказал Петя, оглядывая луг.
- Да, хорошая трава, сено будет на зиму в самый раз, - промолвил Иван и стал развязывать инструмент.  Когда все была готово, Иван распорядился:
- Мы с Петей начнем косить, а вы готовьте костер, сухостоя наломайте для дров.
Пока еще не было изнуряющей летней жары, которая бывает и в этих северных краях,  Иван со старшим 15-летним сыном начали косить.  Остальные подошли к высоким кустам и там все сложили.  Потом  Гоша стал сооружать, куда можно будет повесить котелок с варевом,  Котьку с банкой молока отправили ставить в холодную воду протекающего недалеко горного ручья, поставив банку в котелок и наказав, чтобы обратно принес воду в нем. Работа закипела. Часа через два  валки  скошенной травы подсохли с одной стороны,  и их надо было переворачивать.  Этим занялись Гоша с Шурой, взяв в руки грабли, а Котька, отгоняя сломанной веткой комаров и мошку от лица и открытых частей тела, наблюдал за ними. Он, шестилетний мальчуган,  впервые была на покосе, до этого его не брали с собой взрослые.  Раньше Клавдия ходила косить траву с Иваном,  да сосед  Митрич, хваткий мужик, не упускающий свою выгоду, помогал. А как иначе можно прокормить восемь голодных ребятишек?  Иван хорошо платил за работу, не жадничал.

Потом стали привлекать в работе на покосе старших детей – Соню, Петю, а потом и  Гошу. Так и управлялись, сена много надо было и для коровы, и для лошади.  Но Митрич по-прежнему помогал семье Ивана на покосе.  Это был единственный человек, которого привлекала семья в работе на себя. Все остальные работы выполнялись членами семьи.  Так и было испокон веков в крестьянских семьях.

К вечеру весь луг был скошен, и косари усталые, но довольные, вернулись домой. Маленький Котька показывала матери укусы на руках и ногах, и очень живо рассказывал о том, что там видел. Как косили острой косой папаня и Петька, как трава валками складывалась в волок после каждого взмаха косой. Какую вкусную похлебку сварила Шура,  и он наелся от пуза. Все было интересно смышленому мальчугану.  И он старался  поделиться увиденным с самым близким человеком -  с мамой. А та гладила сынишку по голове и приговаривала – помощник растет.

А на утро Петя и Гоша сходят на луг, перевернут скошенные ближе к вечеру валки травы, и начнут складывать небольшие копны.  Ближе к осени копны перевезутся в село и окажутся частично на сеновале, но в основном в большом стоге сена на подворье. И всю зиму сено будет основным кормом для домашнего скота семьи Щербаковых.

В такой неспешной деревенской жизни прошло два года.  Котька подрос,  уже умел хорошо читать и часто по вечерам читал интересные книги, которые брал у дяди Миши, всей семье. Его мать часто удивлялась прочитанному. Ведь для неё, прожившей всю жизнь в селе, многое было неизвестно. А вот её муж, Иван, ездил молодым и в Николаевск,  в Хабаровск, и во Владивосток, к морю. Он много рассказывал своей подружке Клаве Вершининой, ставшей потом его женой, об этой поездке и показывал ей фотографию, сделанную в городе. На ней  бравый Иван в фуражке, с лихо закрученными усами, казался неотразимо красивым.  И она жалела, что почти все родившиеся дети были похожи на неё, с более широким носом, чем у её любимого мужа.  А еще больше она стала страдать, когда как-то зимой у неё появились прыщи на голове, и очень много. И хотя со временем она сумела их извести, но от прыщей, или как ей сказали, фурункулов, на голове остались проплешины,  и ей пришлось подстричь все волосы на голове,  и с тех пор она всегда на голове носила косынку.

Клавдия часто вспоминала период, как впервые увидела своего будущего мужа.  Семья Михаила Вершинина появилась в Больше-Михайловском намного позже, чем Щербаковых. К этому времени слава о богатом купце Сергее Щербакове гремела на нижнем Амуре.  Но так же на глазах у многих сельчан были пьяные кутежи купца, и если бы не старший сын Михаил, то неизвестно, осталось ли бы что от богатств  Щербаковых. Но Михаил твердой рукой стал руководить бизнесом отца, и к тому времени, когда Вершинины приехали на берега Амура, Щербаковы жили очень справно.  Дом Сергея Щербакова, в котором стал жить  Михаил, был поставлен из леса, хорошо высушенного, крепко сколоченный, с высокой крышей. Рядом была лавка, где сельчане могли купить все. У Щербаковых были налажены связи со многими поставщиками. Однажды такую поездку в Хабаровск и Владивосток совершил молодой еще Иван Щербаков.  Тогда и обратила на него внимание Клава Вершинина. Был Иван  коренаст, но крепок телом,  с тонкими чертами лица, в отличие от грубоватых лиц братьев Михаила и Гавриила.  Носил небольшие усы, кончики которых завивал кверху, по последней моде.  И  фуражку, которая делала его взрослей.

Клава не надеялась, что понравившейся ей парубок обратит на неё внимание. У неё был широкий нос, чуть навыкате глаза, хотя все это совершенно не портило впечатление  об молодой, чуть старше 20 лет, девушке.  На неё многие молодые парни заглядывались. Обратил на неё внимание и Иван Щербаков. Когда родители и,  в первую очередь брат Михаил,  стали говорить, что пора Ивану жениться, он сказал, чтобы засылали сватов к Клаве Вершининой.  Сыграли пышную свадьбу, а через 2 года на свет появилась Соня, помощница матери во всех хозяйских делах.

Вообще Клавдия не могла нарадоваться, что её дочери были такие работящие, выполняли всю домашнюю работу.  Да и сыновья были им под стать.  Иван с Клавдией могли быть довольны, что у них народились и растут такие дети.  А вот Михаилу не  повезло. Из родившихся 11 детей лишь двое, Иван и Александра,  остались в живых.  Да и то, Иван сейчас живет где-то в Благовещенске. И где этот Благовещенск, Клавдия не знала.

Все её устраивало в этой жизни в таком большом селе, как Больше-Михайловское. И церковь есть,  сказывали, от Благовещенской духовной консистории. В церкви их венчали с Иваном, и все их нарождающиеся дети в ней записаны. Только вот школы нет,   поэтому и сама Клавдия малограмотная, и старшие дети самоучки. До революции грамоте в церкви учили,  Клавдия там и научилась читать-писать.  А теперь и в церкви занятий нет, а дети вон подрастают, им учиться надобно.  Поэтому она поощряла, когда старшая дочь Соня учила своих младших братьев и сестер тому, что сама знала.

Котька, обладая хорошей памятью, как губка, впитывал все прочитанное и мечтал, когда вырастит, поедет в большой город и увидит многое из того, о чем читал в книгах. Он очень быстро научился считать и помнил всю таблицу умножения, чем немало удивлял своих братьев и сестер, которые не очень тянулись к знаниям.  А пока он все также помогал родителям по домашнему хозяйству, у него появились свои обязанности, которые он исправно выполнял. Правда, его мать иногда жалела и не брала с собой работать на огороде вместе с другими детьми, предлагая что-то прочитать и вечером рассказать всем остальным. Вечерами при свете коптящей керосинки не очень хорошо было различать буквы в книгах, принесенных от дяди Миши.  Недавно  Соня вышла замуж за Корнея Хомовича и уехала с ним в город Николаевск, стала там портнихой.

Младшая дочь Михаила Александра вышла замуж за приехавшего в деревню  комиссара Ивана Марина и начала рожать ему детей.  Отец давал им имена, производные от имени великого Ленина – Вилен, что расшифровывалось как Владимир Ильич Ленин, и Володар. Бывший комиссар  Марин не мог жить под одной крышей с «мироедом» Михаилом, как он называл своего тестя, и поэтому жил отдельно. Но Александра поддерживала связь с отцом и матерью, и те оказывали ей всяческую помощь.

Самым плодовитым из трех братьев Щербаковых оказался Гавриил. Он уже имел к этому времени 9 детей – сыновей Илью, Леонида, Василия, Виктора, Михаила, Георгия, Павла и дочерей Раису и Анну.  Жена Гавриила Мария Николаевна от многочисленных родов постарела, но исправно выполняла свои супружеские обязанности.  Жила многочисленная семья Гавриила небогато, ей много помогал старший брат Михаил. Но все дети были трудолюбивые и с утра до вечера работали на огороде и по хозяйству, ловили рыбу, собирали дикоросы в лесу,  а зимой охотились на зверя и ставили капканы и ловушки для пушного зверя.

Дружным и удачливым братьям Щербаковым завидовали многие односельчане. Особенно Михаилу, самому богатому из братьев, имеющему торговую лавку и нанимаемому работников.  Но во времена НЭПа это не было преступлением, и недоброжелатели помалкивали.  Да и работники у Михаила были довольны. И работа есть, и платит этот «мироед» по-божески. Сколько наработал, столько и получи.  Да и Иван с Гавриилом не сидели сложа руки, тоже работали от зари до зари и своих детей приучили им помогать.

Но наступали совсем другие времена. Партия большевиков объявила борьбу с кулачеством. И до братьев Щербаковых доходили слухи о том, как поступают с работящими людьми, вышедшими из крестьян, и своим трудом нажившие некоторое состояние для достойной жизни.  Мрачнели братья от таких слухов. Ведь они жили богаче многих своих односельчан.