Волосы

У индейской народности Икуабачу с низовьев Кордильер был, вплоть до испанского завоевания, странный обычай. Для женщин Икуабачу чрезвычайно сесуально привлекательным считалось иметь волосатые ноги и, вообще, тело, а мужчины, наоборот, свои ноги и всякие разные части тщательно брили. Брить было больно, каменные лезвия драли кожу, но мужчины терпели, это считалось испытанием на мужественность. Подростки, у которых нигде еще ничего не росло, специально царапали себе ноги и части камнем, чтобы выглядеть взрослее.
Капитан Мигель Мендес подробно описал в судовом журнале икуабачских мальчишек, стоящих около своих вигвамов с изодранными в кровь ногами, лениво сплевывающих сквозь зубы не до конца пережеванные листья коки.

Мимо мальчишек иногда проходили девчонки, с ногами, волосатыми, как у медведиц, они напевали народную мелодию “аксолотль-отль-отль”, при звуках которой мальчишки вытаскивали из набедренных повязок свои бритые части и махали ими в такт мелодии. На каждую пятую строфу девчонки задирали свои юбки, любовно сплетенные из листьев маиса.
Под юбками у них торчали совершенно уже непроходимые заросли. Чтобы они колосились еще гуще, девчонки смазывали себе ноги и низ живота калом лягушек ксу-ксу. Кал ксу-ксу там вообще очень ценился: бамбуковая коробочка кала, украшенная искусной росписью, являлась у Икуабачу свадебным подарком жениха. Заросли у девушек были настолько густы, что половой акт, как отмечает все тот же Мигель Мендес, без помощи шамана был абсолютно невозможен, что служило естественным ограничителем досвадебных прелюбодеяний. В ночь после свадьбы, а, вернее, это и был основной свадебный ритуал, невеста под руководством опытного шамана прыгала через костер, напевая бесхитростную мелодию “итл-питл-ксу-ксу” до тех пор, пока волосы ее полностью не выгорали. Убрать таким образом основную часть растительности, не получив ожоги, было целым искусством, которому обучали девушек в лесных спецшколах.

Отважному испанцу этот странный обычай не понравился. При стечении индейского народу он уселся на пенек секвойи и приказал находящемуся при нем слуге стянуть со своей правой ноги потный ботфорт и отстегнуть тесемки нижнего чулка. После чего славный идальго показал индейцам Икуабачу свою волосатую испанскую ногу. Дикари не верили своим глазам. Мендесу явно нравилось внимание публики, он распорядился отстегнуть себе пару тесемок, удерживающих верхние чулки и гордо выставил на обозрение небольшую часть низа живота, полагая себя достойным примером мужественности. Индейцы отреагировали на это странно, чтобы не сказать, неадекватно: они стали смеяться над почтенным идальго и крутить пальцами у висков. Вскорости мальчишки привели откуда-то дикаря с ужасно волосатыми ногами и прямо-таки колосьями из-под набедренной повязки, он странно вертел задом и всячески изображал из себя женщину.
-Де я, де мої речі, -подумал славный идальго, -это за кого же они тут меня держат? Ад какой.

Сердобольная старушка с желтым лицом поднесла ему острый камушек, видимо, для бритья, мерзкие мальчишки помахали ему пиписками и грязно захихикали. Кто-то уже разводил костер, видимо, они решили, что пора играть однополую  свадьбу.
Мигель Мендес решительно направился назад, к берегу, где на лазурных волнах покачивалась припаркованная невдалеке шлюпка. В шлюпке сидели несколько матросов с аркебузами и падре Антонио с крестом.

Как прошло? -спросил он Мендеса. -Совсем далеки от веры нашей?
-Не то слово, падре. ****ец, как далеки.
-А кому сейчас легко, -вздохнул падре Антонио. -Ладно, пошел я.
Он тяжело поднялся из шлюпки и ступил на топкий берег, задрав сутану, дабы не испачкаться.
Мендес увидел его голые ноги, они были совершенно лишены растительности, розовая кожа падре блеснула в луче заходящего карибского солнца.
На всякий случай идальго перекрестился.