Рыжая борода

               
   Да, рыжая борода моего мужа производила на многих неизгладимое впечатление не только в Таджикистане, где мы по тем временам жили, но и в некоторых городах России, извините, Советского Союза. До определённого момента у Серёжи была бородка, как у всех людей: он от природы был русоволосый, носил очень аккуратную, коротко подстриженную бородку, которая, кстати, ему очень шла. Бородка была, как и положено, русая. Она придавала всему облику Сергея некоторую подчёркнутую интеллигентность.

   Как-то Серёжа заболел. Поднялась высокая температура, озноб. Врач в поликлинике поставил ему ходовой диагноз: ОРЗ. Простуда, стало быть. А, надо отметить, что Серёжа был очень здоровым человеком: никогда не простуживался, не знал, что такое насморк. Лишь иногда жаловался мне на сердце. Мы, как большинство наших граждан, сразу мерили давление. В эти периоды оно было, как нам казалось, низкое. Например: 120 на 90. И пульс частый и слабый. А ведь он  мужчина сильный, спортивный, ведущий здоровый образ жизни, в самом расцвете (по возрасту): 33 года.
  Мы решили, что это приступы стенокардии, то есть, болезнь наследственная: дедушка умер от грудной жабы в возрасте около 90, а может и более, лет. Решили так и забыли. Однако Сергей стал принимать меры: пил регулярно эхинацею, потом микройод, затем ещё какие-то настойки, чередуя их: боярышник, пустырник, полынь и так далее. Одним словом: следил за своим здоровьем, укрепляя его, всем тем, что рекомендует телевизор, книжки, друзья и прочие источники. Не ленился и зарядку делать с гантелями. Одним словом, молодец!

   И вот он заболевает. Получил больничный на три дня, отлежался. Температура прошла, и он вышел на работу. Температура снова поднялась. Однако дело к отпуску: болеть некогда, надо успеть завершить работу до стадии, когда остальное можно будет оставить инженерам и техникам на доработку. Но опять температура под 40, сбиваем, но она упорно возвращается и, вообще, ниже 37 с половиной не падает. В поликлинике упорно ставят ОРЗ, дают сульфамидные препараты. Серёжа в поликлинику больше не ходит, упорно пытается в промежутках между высокой и очень высокой температурой работать.

 Даром это не проходит, силы тают. И тут я обратила внимание на опухоль на щеке. Оказалось, у него болит зуб и десна. Зубной врач чуть было не выдернул ему зуб, но, к счастью, велел подождать, пока опухоль спадёт. Я внимательно изучила его опухоль и пришла к выводу, что это воспаление лимфатического узла какого-то.
   - Знаешь, Серёжа, это какой-нибудь «Лимфоденит» или «Лимфотанит», и надо идти к хирургу. Никакое это не ОРЗ: ни насморка, ни кашля. Да, горло болит, но это только теперь, а ты уж две недели маешься, эдак мы и отпуск профукаем, а мне Ефим Моисеевич (директор нашего проектного института) обещал, что в этом году точно отпустит тебя в отпуск – начала я убеждать его пойти к хирургу.

   Все мои попытки оказывались тщетными. Он, уже шатаясь, продолжал упорно ходить на работу. Дома же отключался и был почти бездыханным. Щека раздулась прилично, и желвак на шее то же увеличился. Я испугалась не на шутку. Посторонним-то это не очень заметно из-за густой бородки, скрадывающей опухоль.
   Думала я бессонными, как обычно, ночами, и придумала. У нас работала Фаня. Она училась в МИСИ,  я - в  ЛИСИ. На каникулы часто ездили в одном поезде 5 суток. Билеты брали на большую компанию, чтоб веселее было коротать длинное путешествие.
 
   Москва была как бы перевалочной базой. Билеты мы брали сквозные: Ленинград – Сталинабад и наоборот: Сталинабад – Ленинград. Места давались только до Москвы. В Москве же нам было необходимо их компостировать. На это уходило иногда и двое, и трое суток. Студенты Московских ВУЗов на ночь расходились  по своим общежитиям, а нам – транзитникам приходилось ночевать на скамеечках в зале ожидания, откуда милиция периодически нас гоняла.
 
   Позже наши друзья из МИСИ научились договариваться с комендантом общежития, и мы теперь имели возможность ночевать в цивильных условиях, что было не мало важно, так как ездили в Ленинград как солдаты, в теплушках.
  В этих вот поездках мы и подружились с Фаней. Потом меня перевели в типовой отдел, то есть в группу Фани. Мы стали ещё ближе. Семьями мы не подружились. Муж Фани известный в городе хирург дружил в основном с медиками. Вот я и обратилась к Фане за помощью, объяснив ей, что Сергей болен, к хирургу не хочет идти, так как в поликлинике его убедили, что это ОРЗ, хоть и несколько странное.

 - А я уверена, - говорила я - что у Серёжки проблема с лимфами, уж не знаю почему. Интуиция. Может Феликс посмотрит. Однако к нему в Мединститут он не пойдёт: слишком стеснительный и, что делать, я не знаю.
   Фаня предложила разыграть спектакль: вроде бы она приглашает нас в гости на праздничный ужин. Придумали повод вроде юбилея нашего с ней знакомства, которое исчисляется уже почти двадцатью годами. Так и порешили.

   Сергей очень удивился: ведь мы с Фаней не были настолько близки: ни разу не были друг у друга в гостях. Фаня с Сергеем относились друг к другу весьма уважительно, ценя хороший профессионализм каждого, порядочность, работоспособность и всё. И вдруг – в гости. Правда, с Феликсом мы были знакомы, но это всего лишь «застольное» знакомство.
   Институтские вечера, а также различные торжества в отделах всегда сопровождались застольями, после которых в актовом зале начинались танцы. С танцев Фаня с мужем почти всегда уходили: кому-то из них танцы не нравились. За столом же обстановка была непринуждённая, и все чувствовали себя очень хорошими знакомыми, почти друзьями. Серёжа и Феликс часто садились рядом и всегда оживлённо о чём-то говорили. Между ними тоже установились приятные отношения. Но этим всё и ограничивалось.
 
    Поэтому Сергей был очень удивлён приглашением, но отказать в таком редчайшем случае было неудобно. Я испекла торт, и мы пошли. Фаня наготовила разных вкусных еврейских блюд. Пока мы с ней накрывали на стол, Феликс с Сергеем пошли побеседовать на веранду. Феликс был предупреждён и знал, что ему делать.
   Ну вот, стол накрыт, зовём мужчин. Серёжа зашёл со своей смущённой улыбкой, которую никто кроме меня не замечает. Улыбка как улыбка. Но, я её хорошо отличаю от обычной улыбки. В ней есть что-то по-детски трогательное. Меня она обычно умиляет. Я сразу поняла, что они с Феликсом обо всём договорились, и что я не зря затеяла эту авантюру.

   Ужин удался на славу: посидели в какой-то новой для меня обстановке. Феликс оказался весьма приятным собеседником, весёлым, со своеобразным юмором, очень интеллигентным. Как бы и простецкий, ан - нет. Расстались как давно и хорошо знакомые люди. У Сергея смущённость прошла, и он чувствовал себя в этой среде совершенно комфортно. При прощании Феликс сказал: «Итак, Серёжа, я вас жду завтра в своём кабинете в 8 часов утра тщательно выбритым». И добавил, смеясь: «К сожалению, с такой аристократической бородкой придётся на время расстаться».
   Оказалось, что у него действительно лимфоденит, и придётся делать операцию, резать щёку. Интересно, что Сергей ничего не сказал о моей выходке: ни поругал, ни похвалил, как будто мы действительно просто сходили в гости.

   На завтра он уехал в Кара-Боло (это наш больничный комплекс). В перерыв я поехала узнать подробности: когда будут его оперировать, надо ли что привезти, ну, и прочее. Был тихий час, и меня не впустили в корпус. Я узнала, в какой палате он лежит, нашла, где окна этой палаты и, взобравшись на цоколь, стала пытаться его позвать.
    Подошёл мужчина к окну и приглушённым голосом говорит, что мужа уже прооперировали, показал на кровать, где под простынёй лежал ... Серёжа. Я испытала какое-то странное, тоскливое что - ли, чувство. Страх какой-то. Накрыт как мертвец. Неужели умер?!

   Не выдержала, спрашиваю: «А он жив?» «Жив, жив, от наркоза отходить будет пару-тройку часов. Приходите вечерком». «Ну, правильно, чего это я испугалась. На улице температура выше 30 градусов, лето в разгаре, поэтому он под простынёй. Дура! Что это мне в голову ударило? Ну, всё, слава богу».
   После работы я помчалась в больницу. Встретила его весёлым. Он уже обаял своих соседей по палате. Мне что-то дружно все рассказывали, смеялись: весёлая палата попалась, без брюзжащих индивидуумов. Сергей с перевязанной головой выглядел очень забавно, как ребёнок, больной свинкой. Дня через три его уже выписали, ещё несколько дней он ходил на перевязки. И всё. Можно ехать в отпуск! Его мы планировали провести на Иссык-Куле. По прошествии нескольких дней после операции, я встретила Феликса.

   - Ну, вы молодец, Лариса! Во время показали мне мужа. Очень запущенное воспаление лимфатической желёзки. Знаете, сколько мы из этой щёчки выкачали гадости? Три четверти стакана. Кожа щёк достаточно прочная, поэтому прорыв был бы во внутрь. А это – заражение крови, избежать которого было бы сложно. Вся эта гадость, то есть гной, был там под таким давлением, что меня всего облило как из водомёта, - засмеялся он. – Оперировали срочно, без анализов, без обычной подготовки. Так что, скажите Серёже, что, благодаря вам, он второй раз родился.
 
   Я поблагодарила его, передала привет Фане, и мы расстались. А вот сейчас, когда прошло столько лет, я недоумеваю: почему я сразу после операции не пошла к нему в кабинет, узнать, как прошла операция, подарить коробку конфет для сына и букет цветов для Фани. Ведь здесь есть и её большая заслуга. Как-то считалось, что это всё обычно, как должное. Каждый поступил так, как и должен был поступить. Что ж тут такого?

   Ефим Моисеевич своё слово не сдержал, Сергея в отпуск не пустил, так как он проболел время, необходимое для завершения определённого этапа работ. Однако без него вполне можно было обойтись. А у нас в это время был болен сын Андрей, и нам обязательно надо было выехать. Я уговорила Сергея написать заявление. К его заявлению я приложила свою объяснительную записку, положила на стол директора. Сергею сказала, что он  подписал, и мы поехали, не дожидаясь Серёжиных отпускных. Чтоб провести отпуск на Иссык-Куле больших денег не нужно. Так что здесь проблем не было: одних отпускных более чем достаточно.

   На Иссык - Куле мы обнаружили, что в местной аптечке посёлка Григорьевка, недалеко от которого мы облюбовали стоянку, нет ни марганца, ни перекиси водорода. Мы купили хлорку. Дело в том, что рану зашили, но оставили свищ, который надо будет периодически промывать, пока будут выделения. А мы второпях, понадеявшись друг на друга, не пополнили аптечку всем необходимым. А тут ещё оказалось, что в этом регионе в это время предполагалась эпидемия холеры. Вот мы и купили хлорной извести, чтоб и посуду мыть, и стирать, и промывать ранку.
 
   УВЧ в посёлке тоже не оказалось. То есть, в медпункте прибор есть, но фельдшер в настоящее время в запое. Я стала лечить Серёжу «натуральным» ультрафиолетом - солнышком. После завтрака я укладывала его на песочек, обкладывала лицо полотенцем, оставив разрез под воздействием солнечных лучей. Он лежал, подрёмывал, пока не начинало сильно припекать.

   После обеда ещё часок, другой прожаривал ранку. Потом до ночи ходил с укутанной головой. В первую же ночь вышло гадости ужас сколько: всё полотенце, достаточно большое, оказалось мокрым. Повторили процедуру на второй день. Уже лучше – полотенце почти сухое. После третьего раза мы забыли про его шрам. А он начал обрастать  появляющейся щетиной.
    Но вот, что удивительно: новая щетина росла ярко красного цвета, огненно рыжая. Сначала никто не придал этому значения: выцветет со временем. Бриться он ещё не мог, а щетина отрастала с молниеносной быстротой и, вскоре превратилась в красивую окладистую бородку. Сергей аккуратно брил щёки, подправлял со всех сторон бородку, теперь уже бороду.

    Весь облик Сергея поменялся: он стал ужасно интересным мужчиной. Надо сказать, что мы как-то не замечали происходящего изменения его внешности, или, как теперь говорят его имиджа. Просто, «лицом к лицу, лица не увидать». Когда всё происходит постепенно, то и не замечаешь перемен. Нам казалось, что он таким был всегда. И то, что русые волосы  и русые усы, и при этом ярко рыжая борода нас почему-то не удивило. Обратили на это внимание мы, вернее я, когда уже вернулись в город. С этой минуты наша жизнь серьёзно изменилась.

    Буквально в первый же час нашего рабочего времени Зинаида Михайловна – секретарь звонит и сообщает голосом со зловещей интонацией: «Святко! К директору, срочно!» Я на дрожащих ногах с не сгибающимися коленями поплелась на ковёр к Ефиму Моисеевичу. Я - то к этому была готова, так как мы в отпуск уехали без его согласия. Ефим Моисеевич, как ни странно, встретил меня достаточно дружелюбно.
  - Что это, мать моя, вы самовольничаете? Я Сергея в отпуск не отпускал. Как это понимать?
  - Но, ведь собирались отпустить? Вы же мне обещали. Разве Вы от своих обещаний когда-нибудь отказывались?

  - Ну, мать, и хитрая же Вы! Я всегда говорил Серёже, что ему очень повезло с женой. (Хм. Что-то я про это не слышала. Приврал хитрец). Да и я - молодец! Не зря вас перетягивал. А?   
   Действительно, ещё, когда после института я работала в техникуме, а он председательствовал в аттестационной комиссии при защите дипломов, то при каждой случайной встрече он говорил мне: «Переходите-ка, мать моя, к нам в проектный институт. Чему Вы можете научить студентов, не имея практики? Вот поработаете у нас с десяток годков, тогда можно и попреподавать, если, конечно желание не пропадёт».

  Я объясняла, что работаю здесь по распределению, и потому обязана три года отработать.
  - К тому же, я обязана директору техникума, который неимоверными усилиями «выбил» для нас квартиру. А быть неблагодарной, не в моих правилах.
  И, видя удивлённый взгляд Ефима Моисеевича, добавила:
  - Дело в том, что положенную нам по разнарядке квартиру, мы профукали. Ну, так получилось.
  - Надо что-то придумать, - говорил Ефим Моисеевич. - Вы здесь зачахнете, всё забудете, потеряете уверенность в себе. Думайте, думайте, мать моя. Безвыходных ситуаций не бывает.

  Он таки помог мне перевестись из техникума в Политехнический институт, сообщив мне о конкурсе на замещение вакантной должности преподавателя. А потом помог перейти и во вверенный ему институт. Это тоже оказалось не простым делом. Меня никак не хотели отпускать. Директор Асимов смеялся, рвал мои заявления, секретарю сказал, чтоб не регистрировала мои заявления в книге.
  Я пришла к Маршаку за советом. Он обещал подумать. Дня через два или три Сергей сказал, что Ефим Моисеевич ждёт меня.
 
  - Ну, вот что, мать моя. Хорошо, что конец учебного года. Есть шанс. Меня строго, настрого предупредили в верхних инстанциях, чтоб я Вас не принимал и, видимо, других директоров тоже. «Переманивание кадров» не приветствуется. Напишите заявление. Отправьте заявление по почте письмом «с уведомлением». Когда истекут положенные две недели, пойдёте в институт, получите свои документы, и через Серёжу сообщите мне, что всё в порядке. Я скажу, когда ко мне придти.
  Сделала всё, как советовал Ефим Моисеевич, и всё получилось. Я прибежала к нему.

  - Ну, вот и отлично, мать ты моя. Теперь послезавтра придёте с заявлением о приёме на работу. Меня не будет. Я в командировке, - подмигнул он мне.- Подойдёте к Лазареву Георгию Петровичу. Наш главный инженер. Знакомы с ним? Нет? Познакомитесь. Отличный человек! Он в курсе. Сделает всё, как надо. Успехов! Я же говорил, что безвыходных ситуаций не бывает. Дело только во времени.
  - Ефим Моисеевич! А семейственность? Разрешается? Неприятностей не будет?
  - Семейственность – это моя слабость. Может, если бы Вы не были Серёжиной женой, я бы вас и не звал. Обожаю семейственность. У нас половина сотрудников – семьи: Белимовы, Филькинштейны, Зелямовы, Афанасьевы, Ульянины и много, много других. Очень удобно: специалиста два, а квартира одна. К тому же и в работе супруги друг другу помогают совершенствоваться. Ни один из супругов не хочет краснеть за свою половинку.

   Георгий Петрович определил меня в расчётный отдел старшим инженером. Так я стала сотрудницей института «ТаджикГипрострой».
    Так, потихоньку у нас с Маршаком сложились не совсем обычные, немного доверительные отношения. Только я никак не возьму  в толк: чем это я ему приглянулась?
Что я хочу этим сказать? Просто, если б не такие отношения, то я вряд ли решилась бы на такой поступок, как самовольно уехать в отпуск. Но, как видите, всё мне сошло с рук.

   Итак, после первых обвинений и оправданий, Ефим Моисеевич и говорит мне: « А знаете, Лариса, что вытворил Ваш лучший друг, архитектор (тут он язвительно ухмыльнулся) Георгий П.?»
   - Он больше Серёжин друг, - вставила я.
   - Представьте себе: посадил здание дворовым фасадом на красную линию. И бассейном перегородил тротуар. Ну, как вам такое «гениальное» решение?
  - А что, Ефим Моисеевич, вы правы. Действительно, гениальное решение (Ефим Моисеевич вскинул на меня брови). Климат у нас жаркий, иногда около 40 бывает. Идёт человек, весь потный, уставший, кидается в бассейн, переплывает и, освежённый, продолжает бодро шагать дальше.

   Тишина. Мне она показалась зловещей. Затем  он заелозил в кресле, устроился удобнее и засмеялся: «Ну, мать ты моя! А ведь в этом что-то есть. Замечательно!»
   Постепенно смех стал превращаться в хохот. Я сначала тоже захихикала своей шутке, но тут смотрю: дело серьёзное. Надо видеть этого человека. Это полный седовласый еврей. Очень обаятельный как человек. Замечательный руководитель, организатор, умеющий вселить в сотрудников и страх, и уважение, и элементы свободного общения вплоть до разумного панибратства.

    Человек приятной внешности с глазами, весело, а иногда снисходительно, улыбающимися, или мечущими искры негодования. О! Тогда берегись. Толстые губы говорили о его доброте. Были они какие-то тёплые. Да, от губ исходило тепло. Удивительно. К тому же он был очень эмоциональным: если негодовал, то от всей души, сердцем; если радовался, то, как ребёнок; если веселился, то тоже от всей своей большой души.
    Вот и сейчас, он развеселился. Хохотал, откинувшись в кресле. Живот ходил ходуном. Он хватался за него, всплёскивал руками и, я чувствую, что надо бы уже и остановить его, но не знаю, как. Хорошо, что вездесущая Зинаида Михайловна, наша бессменная секретарша, вошла в кабинет.

  - Ой! Боже ж ты мой! Что это ты с ним сделала? Ему после инфаркта все сильные эмоции противопоказаны. Как отрицательные, так и положительные.
   Говоря всё это, Зинаида Михайловна налила в стакан воды и стала уговаривать его выпить. Он выпил, успокоился.
  - Ну, мать моя! Вот, Зинаида Михайловна, познакомьтесь: юмористка высшего разряда. Развеселила так, что вся злость прошла, а мне ведь надо ещё архитекторов как следует проучить. Вызовите-ка мне Соломина и Полторака. Хотя, нет, не надо пока. Надоели мне эти бородачи. Что за мода пошла: отпустили свои черные бороды и сразу поглупели: весь мозг в бороды ушёл. Идите, Лариса. Зинаида Михайловна, Серёжу срочно ко мне.
 
   Не успела я пересечь вестибюль, как навстречу бежит Сергей. Он кинул на меня вопросительный взгляд, я в ответ - успокоительный. Не успела я подняться выше второго этажа, как услышала, что внизу происходит странное движение. Зинаида Михайловна кричит, чтоб кто-нибудь вышел встречать «скорую». Я поняла, что это плохо с Маршаком. Но, что могло случиться? Скорая приехала быстро. Через какое-то время повели Ефима Моисеевича в машину. Господи! Что же произошло? Оказывается:
  Зинаида Михайловна зашла в кабинет, чтоб доложить, что Сергей Святкоо уже идёт.
  - С нормальным человеком хоть поговорить, безбородым.

   И тут входит Сергей с бородой, да ещё с ярко,  приярко рыжей. Маршак уставился на него, секунда, и он откинулся в кресле и захохотал. Смех стал переходить в истерику. Зинаида Михайловна пыталась остановить хохот, давая ему воды. Он тряс головой, хватался за сердце, показывал рукой на Сергея и начинался новый виток буквально истерического хохота. «Скорую» скомандовала Зинаида Михайловна, увидела, что Сергей беспомощно крутит в руках трубку, выхватила её и вызвала врачей.

    Сергею велела дать воды, налила туда валерьянки, и они вдвоём кое-как уговорили Маршака выпить. Тот ещё всхлипывая, жестом подозвал Сергея ближе и потрогал бороду. Тут и Зинаида Михайловна обратила внимание на замечательную бороду Сергея и поняла причину такого демонического хохота своего любимого патрона. Дня через два наш директор вернулся. К счастью инфаркт не подтвердился. Пронесло на этот раз.
   Институт долго не мог забыть эту историю. Всё смеялись над Сергеем и удивлялись, удивлялись его неожиданному преображению. Кстати, сразу после того, как Ефим Моисеевича увезла скорая, Зинаида Михайловна вполне серьёзно стала требовать, чтоб Сергей сбрил бороду. Пришлось показать ей шрам, и она успокоилась.
 
  Много различных казусов и приятных случаев было связано с необычной бородой Сергея. Вот, например: Сергей собрался в ЦУМ за какими-то покупками и добавил, что ещё надо будет заглянуть в косметический отдел купить крем для бритья и лезвия. Я попросила его купить мне иранскую хну. Я в то время полоскала волосы с хной: волосы становятся блестящими с золотым оттенком, и, главное, укрепляются. Серёжа возвратился и с какой-то обидой говорит мне:
  - Ну, подвела ты меня со своей хной: натерпелся стыда.
  - Чего так?

  - Спрашиваю, не появилась ли иранская хна. Продавщица посмотрела на меня, потом уставилась странным взглядом: « Нету хны. Ой, господи, что ж вы теперь будете делать?» Я сначала не понял. Так ей и сказал, не понимаю, дескать. «А борода как же?» - сочувственно глядя на меня, пролепетала она, и я всё понял: она решила, что я крашу бороду. Я, конечно, объяснил ей, что это моя натуральная борода, а хна нужна для жены. Она засмущалась, а я ушёл с чувством стыда. Я понял, что, видимо многие думают: «вот- придурок. Чего это он в такой цвет покрасил бороду?»
   Потом мы рассказывали друзьям про реакцию продавщицы, и всегда это имело замечательный успех: все от души смеялись.

    А то ещё случай. Мы: это наш инженер Лазарев Георгий Петрович, архитектор из Госстроя Веселовский Всеволод Глебович, Сергей как главный конструктор и я – представитель от расчётного отдела отправились в Москву. Поскольку у нас республика находится в сейсмически активной зоне, то мы занимались проектированием сейсмостойких зданий. В это время появилась некоторая  слабинка в проектировании, разрешающая экспериментировать, чтоб разнообразить архитектуру городов республики, тем более столицу - Душанбе. Вот мы и поехали в Москву на семинар с тем, чтоб попасть в Госстрой СССР и попытаться «выбить» хоть какие-нибудь дополнительные средства на экспериментальное проектирование. У нас было два интересных проекта: новое слово в архитектуре сейсмостойких зданий. Проекты не обычные, очень интересные. Мы привезли с собой основные чертежи, и очень надеялись на успех.

  Мы поселились в гостинице Полпредства Таджикской ССР. Лазарева и Веселовского разместили на первом этаже в фешенебельном номере, нас  на втором этаже. Утром мы должны были собраться, перекусить и отправиться в Гражданпроект на семинар, оттуда в Госстрой. Утром встали пораньше, так как, если Георгий Петрович говорил, чтоб были готовы к восьми часам, то в половине восьмого уже будет звонить и ругать нас, «лежебоков». Утром, собравшись, ждём звонка. Уже восемь, тишина. Стук в дверь. Стучит дежурная, будит. Открываем дверь, и она нам сообщает, что наши сотрудники переехали в гостиницу на ВДНХ. Дело в том, что к ночи приехали какие-то иностранные гости, их надо было разместить, и поскольку наше начальство поселилось в лучшем единственном номере, то пришлось их переселить.

 А, коль скоро, свободных номеров не было, то их перевезли на ВДНХ. И дежурная обещала начальству нас в восемь часов разбудить.
  - Что ж вы нас с ними не переправили в гостиницу на ВДНХ? Мы же должны быть вместе. Теперь у нас проблемы: где и как нам вместе собраться.
  - Извините, но хоть ваш Лазарев и просил, но я не смогла выполнить его просьбу, отговорилась. Понимаете, простите, пожалуйста, но я не устояла. Впервые у нас в гостинице постоялец с такой красивой бородой. Вряд ли ещё когда-нибудь такое увидишь. К тому же, я договорилась со своей сменщицей, чтоб она приехала раньше. Чтоб и она на вас посмотрела. Вот она уже и приехала. Я же не могу её подвести: приедет, а вас нет.

   Тут к нам подошла молодая женщина, познакомилась с нами, поглядывая всё время на Сергея, думая, что мы этого не замечаем. Она охотно и очень толково объяснила, как легче добраться до проектного института. Мы уж хотели выписаться, чтоб объединиться с нашими коллегами, но она нас отговорила.
  - Нет никакой гарантии, что вас поселят в одном корпусе. Это создаст лишние неудобства: ходить друг к другу по всей территории. А здесь в вашем распоряжении будет служебный телефон, по которому их всегда найдут и пригласят. И вы сможете скоординировать ваши действия. Зато вы будете в городе, а не у чёрта на куличках, Москву посмотрите. Оставайтесь.

  И мы согласились при условии, что наш главный инженер не будет возражать. Лазарев не возражал, надеясь, что и они на следующий день переберутся назад. Но это не понадобилось, так как в Госстрое очень быстро наш вопрос решился, причём положительно.
  - Это благодаря обаянию Серёжиной бороды, - смеялся Георгий Петрович, после нашего рассказа о гостиничной дежурной.

   Кстати, он потом на различные согласования посылал Сергея, и тому всегда удавалось их получить, несмотря на свою застенчивость. «Везунчик» говорил Лазарев. Против его удивительной бороды сам председатель Госстроя не может устоять. Такие поручения помогли в дальнейшем Сергею преодолеть свою стеснительность и научиться убедительно и спокойно говорить везде, где это требовалось.

   Да! Серёжина борода оказалась обладающей какой-то чудодейственной силой. Это относилось даже к нашим семейным отношениям. Примерно за год перед этим отпуском, а может чуть более того, между нами стали проявляться какие-то негативные тенденции: всегда приветливый, спокойный и предупредительный Сергей стал срываться. Малоразговорчивый от природы, он вообще перестал со мной практически общаться, не считая бытовых дел. Даже детей как будто и не замечал. Наш хороший знакомый, ещё пока что не друг (Андрюшин учитель музыки), как-то говорит мне, что ему больно смотреть на мои страдания и старания сохранить семью. «А надо ли? – сказал он.
 – Я люблю вас (тогда ещё мы были на «вы»). Очень люблю.  Берите Андрюшу и переезжайте ко мне. Андрюша талантливый мальчик. Я сделаю из него отличного скрипача, не Ойстраха, конечно, но и не заурядного. Подумайте. Мне бы этого очень хотелось».
 «Так! Неплохо!- подумала я. - Неужели я ещё кому-то могу нравиться?» Я сказала, что это не реально, так как я без младшего сына не смогу жить. Буду терпеть. В это время заболевает Андрей, и он стал заниматься с ним на дому, то есть стал часто бывать у нас дома. Между ним и Сергеем стали постепенно складываться дружеские отношения. Я же стала вести себя не так обречённо, более свободно и уверенно.

 Как мне этого тогда не хватало? Не знаю, уловил ли Сергей признаки внимания к его жене или нет, но отношение его ко мне стало меняться в лучшую сторону. Знакомый наш всё больше и больше становился другом семьи, всё меньше и меньше оказывал мне знаки внимания. Нет, нет. Он, как всегда был очень предупредителен. Просто перестал предлагать мне руку и сердце, Зато Сергей его совершенно обаял. Сергей предложил ему провести отпуск вместе с нами на Иссык-Куле., и это было здорово! Нашему другу, к сожалению, пришлось раньше нас уехать домой: близился сентябрь.

 А когда мы возвращались с Иссык-Куля, выяснилось, что поезда на Душанбе отправляются утром, и нам придётся  заночевать в Ташкенте. Вот тогда мы впервые ощутили охраняющую силу Серёжиной бороды. Только тогда мы ещё не придали этому никакого значения.
   А было так: В здании вокзала негде было не то, чтобы прилечь, но даже и посидеть. А впереди целая ночь. К тому же мы были очень уставшими. Сергей обратил внимание на группы цыган, которые живописно расположились под деревьями и кустарниками прямо на привокзальной площади. Мы, во главе с Сергеем, нашли симпатичное местечко почти в центре сквера, расстелили палатку и улеглись рядком.

 Дети и Серёжа мгновенно уснули. Я в новых условиях никак не могла заснуть. Слышу: тарахтит мотоцикл, шумят цыгане. Это милиция разгоняет цыган, объясняет, что здесь разбивать лагерь нельзя. С полчаса они их выдворяли. Вот и нас заметили. Подъехали, подошли к нам.
  - Смотри, это не цыгане. Туристы. Симпатичное семейство. Детишки так хорошо спят, может, не будем их трогать? – говорил один.
  - Нечего! Не положено! Давай буди! – говорит второй.
  - Да ты посмотри на хозяина! Смотри, какая борода! Слушай, сам-то не рыжий. Ты видел когда-нибудь такое?
 
  - Да, интересная борода, прямо огнём горит. Ладно, давай не будем трогать. Пусть отдохнут. От края далеко. Их почти не видно. Приятная семейка! Поехали!
  Они вручную оттолкнули подальше от нас мотоцикл, чтоб мотором нас не разбудить, и уехали. Тут и я расслабилась и уснула, как провалилась. Оказывается даже при свете фонарей и луны Серёжина борода поражает исходящим от неё светом.

   По возвращении Серёжи с рыжей бородой, он,будучи всегда обаятельным любимчиком наших женщин, теперь был просто обожаем ими. Но, странное дело, он перестал уделять им прежнее внимание. Зато я удосужилась еще одного объяснения в любви от нашего сотрудника. То-то он всё на вечерах танцевал только со мной! Я-то думала: это потому, что я хорошая партнёрша. У него была жена и дочь. Он был очень симпатичный, моложе меня лет на пять. Он честно признавался, что семью он не бросит, но и без меня ему, дескать, трудно.

 «Ах, как приятно не чувствовать себя замухрышкой, - думала я. - Эх! Где ж вы раньше были, любящие вы мои? А теперь меня вроде и муж любит». Его я тоже приобщила к нашей семье: мы несколько раз семьями выезжали в горы, и опять Сергей с Борисом подружились.

 А я? Я становилась всё более и более счастливой. Мы с Сергеем почти не расставались: на работу вместе, с работы вместе, на рынок, в магазины, в командировки, в отпуск, в театр, в горы, в пещеры. Всё время вместе. Что случилось? Магия рыжей бороды! Я поняла, что очень люблю Сергея. Просто, очень! Может быть и он тоже. Все наши женщины оставили его в покое, сохранив обычное человеческое тёплое отношение к нему. Все завидовали нам белой завистью и открыто говорили об этом. Мы считались самой лучшей семьёй в городе.

 Когда Сергей уезжал в командировку в Ташкент или Ленинабад, то есть на день или два, я провожала его и встречала. Моё начальство шло мне навстречу. А я руководствовалась балладой Анны Ахматовой: «С любимыми не расставайтесь …с любимыми навек прощайтесь, когда уходите  на миг!»
 Рыжая борода Сергея имела фантастическое влияние на людей. Это чудо какое-то!
   Как-то мы вместе ездили в командировку в Ташкент. Возвращались в канун Нового Года. Девочка - курьер, должна была купить для нас билеты на самолёт. Однако, она купила почему-то один: для меня. Что делать? Приехали в аэропорт. В кассах билетов нет. Мы объяснили, что мы - командировочные, и нам должны дать билет в первую очередь.

 - В первую очередь со справками на похороны, женщина, - объяснила мне кассирша.
 Рядом стоял скромненько так Сергей, на которого кассирша всё время поглядывала. Я, показывая на него, говорю:
  -Что ж я улечу, а муж здесь останется? И где ему Новый Год встречать? Около вашей кассы?
  -Это ваш муж? – спрашивает она, и совершенно другим тоном, несколько заговорщицки, говорит: - Не толкайтесь у окна, отойдите, но недалеко. Я постараюсь вам помочь!

  Мы отошли. Я решила сбегать пока в буфет что-нибудь купить. Самолёт маленький, дополнительный рейс, ЯК-40, там не кормят. Уже очередь стала подходить, слышу:
  - Пассажир с рыжей бородой, подойдите срочно к кассе… Повторяю: гражданин с рыжей бородой, подойдите срочно к кассе…
  Я бегом по ступенькам вниз. Сергей беззаботно вертит головой и не реагирует на объявление: он ещё не привык к своей бороде. К нему подходит мужчина:
 - Э, гражданин, вас к кассе приглашают. Слышите? Больше в зале с такой бородой никого нет, значит, вас.
 
  Сергей протиснулся к кассе. Кассирша говорит: «Паспорт мне свой не оставили, я не знала, как вас пригласить. Хорошо, что у вас борода такая выдающаяся, надоумила меня».
  Сергей ей подал паспорт, с вложенной десятирублёвкой. Она выписала билет, сдала сдачу, но с этой же десятирублёвкой. Пока я стояла на регистрацию, Сергей сбегал в буфет, там, видимо, благодаря бороде, взял без очереди шоколадку и, буквально в последнюю секунду, успел сунуть кассирше.
 
   Так что перед нами всегда и всюду были распахнуты двери: в гостиницах чудом находились места, на поезда и самолёты всегда доставались последние билеты, в магазинах: последняя вещица или продукт.
   Мы были увлечены всеми новинками: прослышали про кислородные коктейли, стали приглашать гостей и угощать ими на десерт; купили в подарок маме кухонный комбайн – новинка: стали угощать молочными коктейлями, «тёплым мороженным», пирожными, тортами, которые я наловчилась выпекать.
 
  То Сергей начал изобретать прибор для получения живой и мёртвой воды, и мы стали всех лечить.  То увлеклись изготовлением вин из горного винограда, а потом даже самогон стали гнать. То голодали по 36 часов в неделю по методу Иванова, то каждое утро обливались ледяной водой. Скорее обливали друг друга, так как самому обливаться, мужества не хватало.

  Придумывали постоянные сюрпризы друг другу и детям, а то и друзьям. Андрей стал увлекаться рисованием: тут же стали появляться: гипсовая голова Апполона, гипсовые глаза, нос, розетки и прочее. Началась погоня за книгами по искусству: Эрмитаж, Русский музей, Айвазовский, Ван Гог и др..  Саша подрос, стал увлекаться техникой: начались взрывы в ванной, взрывчики на веранде, а однажды Саша во время застолья хотел устроить настольный фейерверк, сжёг скатерть и напугал гостей.

  Одним словом, жили очень дружной, весёлой семьёй. Сначала в горы ходили без детей, потом с Андреем, в ближайшие ущелья стали брать и Сашу (Рассказ «Вибрамы»), потом и в дальние двухнедельные походы из Душанбе через пару перевалов на Моргузорские озёра («Мумиё») и дальше до Самарканда. Ходили и по огнедышащим горам ( «Тяжёлая вода»), видели потухшие вулканчики. Всей семьёй ездили и в пещеры. Карлюкские пещеры! Чудо!

  Зимой ездили в Ходжа-Оби Гарм (местный курорт в летнее время) кататься на лыжах. Во многих предприятиях города и в нашем институте тем более, в воскресные дни организовывались эти выезды. Это были не простые поездки: после поворота с основной магистрали на узкую дорогу, ведущую к курорту, надо было подняться довольно высоко вверх по ущелью, осторожно преодолевая  крутые повороты дороги, идущей между скалой и пропастью. Когда ездили на грузовых машинах, то «слабонервные», особенно новички, иногда просто кричали от ужаса. Ну, а когда стали ездить в автобусах, то чувствовали себя в полной безопасности.

 Наверху, на площадке у въезда на территорию курорта, все выходили из транспорта и шли (лезли) по узкой скользкой тропинке на само плато. Это метров 300 по вертикали. Но мы-то шли зигзагами, и это отнимало достаточно времени и сил. Иногда в этих подъёмах было что-то фантастическое. Например: внизу, где стоял транспорт, шёл мокрый снег или дождь. Поднимаемся по тропе. Дождя уже нет, зато мы попадаем в полосу густого тумана, так, что впереди идущего человека, практически не видно. Идём почти на ощупь, постоянно окликая спутника и предупреждая об опасности. И вдруг пелена спадает и, оказывается, мы идём по живописной тропинке: слева на северном склоне желтеют, розовеют, белеют красивейшие подснежники, а напротив, на южном склоне уже распускаются тюльпаны. А какая красота наверху! Снег искрится, вокруг заснеженные горы и горушки. Солнце жарит! Молодые ребята и девушки катаются в купальниках. Голые тела на снегу – это так необычно, так весело!

 На плато все разъезжаются в разные стороны в зависимости от умения владеть лыжами. Вот и наше семейство разбредается. Саша лет пяти остаётся на нижней площадке: здесь много детишек и начинающих. Я здесь не любила кататься, так как снег раскатан неравномерно: ибо падающие делают воронки разного размера. Я уезжала на дальнюю площадку. Добираться туда долго по довольно пологой, но очень длинной трассе. Зато, когда доберёшься до верха, то начинаешь съезжать по хорошо укатанной лыжне. Начинаешь скатываться с небольшой скоростью, потом разгоняешься и мчишься, пока от страха перед всё увеличивающейся скоростью, не упадёшь аккуратненько на бочок. Там у меня это получалось, а обычно я лечу в снег головой. А дальше: можешь продолжать спуск, можешь вернуться немного назад, наверх, чтоб удлинить спуск, то есть продлить удовольствие.

   Сергей с Андреем осваивали спуск с не очень высокой, но крутой горушки, вместе с другими желающими освоить элементы горнолыжного спорта, у нас только-только набирающим силу. Ещё не было никаких подъёмников, и подъёмы занимали основное время.

  Саша самостоятельно осваивал разного рода колдобины, не капризничал, не звал родителей: пыхтел, трудился сам по себе. Иногда он въезжал в снежную целину. Там у него частенько отстёгивались крепления. Естественно, малыш сам их застегнуть не мог. Тогда он обращался к проезжающим мимо лыжникам:
  - Дяденька! (Тётенька!) Пришлите ко мне папу с рыжей бородой!
  Это всех умиляло: «Какой у вас умный сынок. Другие плачут: «Пааапаа, паапаа», а спрашиваешь: «Какой у тебя папа? Как зовут? Или в чём одет. Как искать-то? Не могут сказать. А с вашим сыном – всё чётко».
  Так что на горушке частенько было слышно: «Эй, папа с рыжей бородой, сын зовёт!»
 
  Благодаря Саше, наше семейство уже знало большинство лыжников. К нам часто стали обращаться.
  - Здравствуйте, папа с рыжей бородой! А где ваша мама? А, на дальнем плато? А то мы забеспокоились, думали не полным составом приехали. Или:
  - Здравствуйте, а ваш сынок-то уж сам хорошо освоился. Папу с рыжей бородой уже не зовёт. Хороший у вас, сынишка. (Ах, как приятно!)
   Была весна! Солнце жарило нещадно. По ночам были заморозки, потому снег сверху представлял жёсткий наст. Падать было страшно: обдирались руки и лица. А падать приходилось чаще обычного, так как снег, подтаявший снизу, под тяжестью падающих тел образовывал, воронки, рытвины и колдобины. Объезжать их или проезжать через них могли только хорошо владеющие лыжами мастера. Поэтому на самое нижнее плато, что перед спуском на тропинку, люди спускались, кто, как мог: кто потихоньку бочком, кто лесенкой, кто посмелее, тот скатывался на лыжах.

 Можно было видеть, как лыжник летел в одну сторону, а лыжи, а то и куски лыж – в другую. В тот раз, пожалуй, единственный за весь период поездок, спуск был очень опасным. Были и переломы и травмы менее серьёзные. Поэтому спускались не как обычно: все почти одновременно, благо ширина плато позволяла, а поочерёдно, чтоб не угодить в упавшего. Первым из нашего семейства спустился Андрюша: он уже неплохо умел объезжать препятствия. Мы, стоя наверху наблюдали за его спуском. Он пару раз упал, но на небольшой скорости. Сергей стоял на стрёме, готовый ринуться вниз на помощь сыну. Но всё обошлось.

 Теперь Сергей решил спускаться с Сашей вместе. Надо сказать, что это было весьма рискованное предприятие. У Сергея был огромный рюкзак: так как из-за жары мы всю одёжку положили в рюкзак. А там плюс ко всему было ещё много чего: бензиновая плитка для кипячения чая, миски, кружки, ложки на всех. Серёжка был заботливый товарищ, такой вот странный был у меня муж. Сверху к рюкзаку он прикрепил, кастрюлю и чайник, не поместившиеся в рюкзак. Они болтались, грохотали, стукаясь друг об друга. Сергей велел Сашке встать своими лыжками на его лыжи и крепко держаться за пояс. И… поехали!

Смотреть на них было страшно. Все, кто оставался наверху, затаили дыхание. Только нет, нет, да кто-нибудь полушёпотом скажет: ну, папа с рыжей бородой, совсем обалдел, что ли? А Сергей набрал уже скорость. Прыгает на колдобинах. Сзади Саша. Лыжи его давно соскочили с отцовских. Он догадался, что ими можно зацепиться за снег и, согнув коленки, поднял лыжи, как можно выше. Он полностью повис на штанах Серёжи, собравшись в комочек. Над головкой ребёнка болтался во все стороны огромный рюкзак. Кастрюля и чайник сползли ниже, и казалось, вот-вот начнут бить ребёнка по голове.

 Штаны у Сергея тоже стали сползать вниз. Сашка стал подтягиваться на руках. Видно было, что малыш держится из последних сил: ручонки разгибались, ножки тоже. Он стал иногда цепляться лыжиками за снег. Наверху стал появляться ропот: «И куда это мать смотрит? Как такое можно было позволить?» А мать смотрела туда же, куда и все, только переживала больше других. А надо сказать, что с детьми было много лыжников и лыжниц. Только они детей крепили к себе: кто спереди, кто сзади специальными ремнями. Но это совсем крохотных. Сашка этот возраст перерос.

  Сергей мне потом объяснил, что он не думал, что такая ужасная трасса будет до самого низа. Он предполагал, что спустится немного, потом затормозит, и Сашка дальше поедет самостоятельно на своих лыжах. Другие дети его возраста спускались в основном на пятой точке под присмотром родителей. Я не стала рисковать и спустилась вместе с ребятишками. И то было страшно как разгонишься, и попе очень больно.

   Как-то Андрей серьёзно заболел, и мы поехали без него. Оказалось, что мы очень популярны на плато. К нам подъезжали и интересовались: «почему семейство сегодня не в полном составе?» Мы объясняли, что старший сын заболел. Когда в следующее воскресенье мы опять приехали без Андрея, то очень многие подъезжали и спрашивали: «Что сын серьёзно болен?» Выражали сочувствие, желали скорейшего выздоровления сыну. «Непорядок! Мы привыкли видеть ваше семейство в полном составе».
 Тут подъезжает к нам какая-то женщина и тоже интересуется, почему мы без старшего сына.  «Заболел, - говорим». «Чем, -  интересуется она». «Не знаем. Сначала ставили ОРЗ, потом воспаление лёгких, но рентген, не показал. Диагноз не поставлен».
  - Вот что, мои дорогие родители. Завтра привезите сына в Кара-Боло в кабинет №…к профессору Надеждиной. Только не на общественном транспорте, а на машине. Нет? Попросите друзей, или на такси. Приезжайте к 10ти часам.
  - Но как без направления?
  - И не надо, я всё улажу.
   
  Утром мы с Андреем приехали в наш больничный комплекс Кара-Боло, нашли кабинет. Медсестра сказала, что Надеждиной ещё нет. Мы сели, ждём. Идёт вчерашняя женщина, я ей заговорщицки сообщаю, что профессор ещё не пришла. Она сделала успокаивающий жест и вошла в кабинет. Через несколько минут нас приглашает медсестра. Входим, сидит за столом врач с красным лицом. Блестящим, видно чем-то намазанным. Оказывается, это и есть профессор Надеждина с обгоревшим на солнце лицом. Бедненькая!
 
  - Раздевайся, мальчик, ложись на кушетку. А мы пока с мамой познакомимся. Я приехала из Ленинграда, проводить здесь занятия по повышению квалификации врачей-педиатров. Остановилась у Айзиковичей. (Это наш главный архитектор) Мы с Людмилой Витальевной давние друзья, вместе учились в Ленинградском Мединституте. Я им рассказала, что в Ходжа-Оби Гарм приезжает кататься на лыжах очень симпатичное семейство во главе с папой, у которого совершенно необычная рыжая борода. И вдруг, Гриша говорит, что это их сотрудник Святко Серёжа, замечательный инженер и замечательный человек. И Лариса, его жена - тоже. Очень дружная семья. Как видите, я всё про вас знаю, - засмеялась она.

 Тщательно обследовав Андрея, она предположила, что перенесённое на ногах инфекционное заболевание дало осложнение. И теперь надо найти хорошего детского врача-невропатолога.
 - Я Людмилу озадачу, она вам поможет.
  Вот и ещё раз рыжая борода Сергея сослужила нам добрую службу. Заболевание оказалось очень серьёзным: воспаление оболочки головного мозга. И, если бы не этот случай, то неизвестно поставили ли бы ему правильный диагноз, и к чему дальнейшее развитие болезни могло бы привести.

  Уже уехал в Минск наш Ефим Моисеевич. Уже уволился, перешёл в Госстрой наш новый директор красавец грек Авгитов, любимчик и любитель женщин. Уже стал директором Виктор Хомяков – выходец из нашей среды, то есть из инженеров. Уже я пережила головные боли – гипертензию головного мозга. Кстати, институт позаботился обо мне, и я получила путёвку в Нафталан – это санаторий в Азербайджане, где лечат нафталановыми ваннами. Не долечившись несколько дней, мне пришлось срочно возвращаться. Вызывали в Горисполком.

 Я очень переживала, думала, что-то не так с каким-нибудь из проектов. Но оказалось, что сотрудники института выдвинули меня  кандидатом в депутаты Горсовета. Я очень добросовестно стала выполнять свои новые общественные обязанности, за что и была избрана на второй срок. Кошмар! Однако в этом были и свои плюсы. "Мой муж может мною гордиться, - думала я. - Ведь его жена не была кандидатурой, спущенной сверху, а, наоборот, была выдвинута своими сослуживцами вопреки указаниям начальства. Это многого стоит." 

  Сергей начал изучать философию и английский – кандидатский минимум. Английский мы учили вместе, то есть я ему помогала. Причём, учили по новейшей методике: накупили книг и пластинок, записали на магнитофон и прокручивали многократно. В это время Сергей вылечил меня от  бессонницы, которой я страдала.
 - Ты всё равно не спишь, - сказал он мне. – Вот и читай мне английские тексты. Хоть какая-то польза. Говорят, что учить язык во сне очень эффективно.
  Я несколько ночей читала ему: «What are you doing in there? You are making a terribly noise!»  В переводе: «Что ты там делаешь? Ты производишь ужасный шум!» О! Я эту фразу унесу с собой в могилу – так она в меня врезалась.

Одним словом: дел было невпроворот. Хорошо ещё, что магазины, рынок и пыль – были маминой прерогативой. Однако мы всё успевали. Мы ценили каждую минуту, урывали время и для удовольствий. В перерыве в зале играли в бадминтон. Я отбила охоту у всех своих соперниц, обыгрывая их и, таким образом, им редко приходилось играть с Сергеем. После работы мы уже не заходили в магазин, а бежали домой. Я быстро сбрасывала с себя одежду и начинала под телевизор заниматься ритмической гимнастикой.

 Я почувствовала, что тело теряет эластичность стала крутить обруч. Сначала не получалось, а потом я с гордостью демонстрировала свои успехи гостям. Теперь вот и ритмической гимнастикой занялась. Здорово так! Как будто не одна делаешь. Сергею очень нравилось наблюдать за мной. Он все 20 минут стоял у дверного косяка, улыбаясь своей забавной улыбкой, и подстёгивал меня: «ногу выше, выше». Я, задыхаясь, оправдывалась: «Уже не получается». Потом он выливал на меня ведро воды, приготовленное с утра, и мы шли ужинать. Кстати, ужин мы в основном готовили сами, а обеды – «борщечки» готовила мама.

  Сергей каждое утро делал зарядку на веранде: бег на месте, потом упражнения с гантелями и снова бег на месте. Теперь я его обливала водой. В общем, вели здоровый образ жизни. А вечером, кидались друг другу в объятия, как новобрачные. Сергей нашёл какие-то книги про интимную жизнь в семье. Ужас! У нас был медовый месяц, затянувшийся на годы. Я подсчитала, и получилось почти полтора десятилетия. Мы никогда не говорили: «Люблю» и никогда не спрашивали: «Любишь ли меня?» Мы просто, любили. Особенно, я. Недаром в песне поётся: «Когда проходит молодость, ещё сильнее любится».

  Но, всё когда-то кончается. Увы!
Андрюша учился в Ленинградском училище им. Серова. Женился, будучи всего на втором курсе. (С нашей точки зрения рановато). Летом они с женой Олей приехали к нам. Андрей отпустил шикарную бороду, усы. Волнистые густые длинные волосы, плюс усы и борода делали его старше своих лет. Оля же, наоборот. Маленькая, аккуратненькая, с коротко постриженными светлыми волосами в спортивном костюмчике воспринималась как подросток.

   Мы сразу кинулись приобщать её к горам, которые мы безумно любили. В воскресенье мы отправились в ближайшее ущелье. Это Варзобское ущелье, самое посещаемое горожанами в качестве зоны отдыха. День прошёл замечательно: прошлись вверх по течению речушки, полазили по горушкам, покупались, поели шашлыку. Оле всё понравилось. Отправились домой.
 
  На автобусной остановке Оля с Сергеем стояли посреди площади, о чём-то оживлённо беседуя, в ожидании автобуса. Мы с Андреем сели на скамейку. Рядом с нами  сидел пожилой, пожалуй даже старый таджик – «бабай». Андрей год нас не видел, соскучился. Он сидел и всё гладил мою руку, гладил. Потом пошёл к отцу. Таджик говорит мне:
  - Эээй! Такой хороший женчин, такой молодой мардона (муж)! Хорош не будет. Зачем русский  такой делал? Вай-вай! - мотал он головой и цокал языком.
  Я спрашиваю:
  - Какой мардона? Этот? Эх, акаджон, акаджон! Это моя писар (сын). Мардона вон, с келинкой (невесткой).
  - Вай, вай, вай! Моя думал ин - твоя писар, совсем малчык. (Смеётся). Ин муйсафед –твоя мардона? (Муйсафед –белая борода – старик). Э! Ападжон! Твоя такой молодой, красив. Твоя -хороший женчин. Нагз! Зачем такой муйсафед? Тоджик - можно, урус – не хорошо.      
  То есть старый таджик может взять в жёны молодую девушку. А когда так поступают русские – это не хорошо. Ну и как я ему объясню, что я тоже «сафед» - белая, седая. Если я русая, так это за счёт краски «Гамма».
 
   Но, что интересно? Я ведь до сих пор не замечала, что у Сергея уже не рыжая борода. Когда же она стала седой? Когда, когда? Скорее всего, уже давненько. Однако совсем недавно сказалось покровительство бороды. Сергей, возвращаясь из командировки, не смог сесть в самолёт, то есть невозможно было к нему пробиться. Уже начался перестроечный хаос. Самолётов не хватало, а люди стали перебираться на новые места жительства. В самолёт лезли и с билетами и без билетов. Сергей не умеет работать локтями, потому он с трудом выбрался с трапа, сдал билет и поехал поездом. Хорошо, что дал нам телеграмму, а то я бы с ума сошла. Самолёт в этот день в Душанбе не прибыл, а на другой день сообщили, что через какое-то время после взлёта, самолёт рухнул на землю. Все пассажиры и экипаж погибли.

 Перегрузка! Это был наверно последний случай благотворного влияния бороды. Начались и маленькие, и не очень маленькие, а то и очень большие беды.
  Вот, например, одна история, сыгравшая большую роль в нашей дальнейшей жизни.
  Сергей сдал экзамены по философии и по английскому языку весьма успешно. Теперь предстояло ехать в Москву, чтоб прослушать какие-то лекции, сдать экзамен по специальности, найти руководителя по работе над кандидатской диссертацией, оговорить конкретную тему. И тут оказалось, что Серёжа не включен в список направляемых Госстроем аспирантов. Назовём их так.

 В Госстрое сказали, что в списках от ГПИ он не значится. Хомяков, на вопрос Сергея ответил, что, дескать, это недоразумение, случайно пропустили и всё исправят. Но виновных так и не нашли, время потеряно и Серёже пришлось остаться.
  А у него столько собрано материала, что на три диссертации хватило бы. Обидно до слёз! Такая работа проделана впустую. Убедившись, что это происки Хомякова, который просто не захотел отпускать его на два или три месяца, Сергей решил уйти из ГПИ.


 Его пригласил на своё место заведующий Таджикским филиалом Ташкентского Зонального института ТАШЗНИИЭП, к примеру, Аминов. Его жена работала у нас в ГПИ и хорошо знала Сергея. Да и сам он неоднократно встречался с Сергеем по производственным делам. Сам он, проработав два года завотделом, понял, что научная работа – это не его стезя. И вот теперь он предложил Ташкентскому начальству Серёжину кандидатуру.

  Вскоре и я перевелась в ТАШЗНИИЭП, так как Серёже было трудно выполнять серьёзную работу, ибо с сотрудниках были одни молодые специалисты. Я кинулась ему в помощь. Теперь мы снова работали вместе.

  Это была моя большая ошибка, за которую я тяжело поплатилась, ибо на моих глазах стал разворачиваться служебный роман. Говорят же: «Седина в бороду, бес в ребро». А тут: молодая женщина, на два месяца моложе нашего сына, то есть на 23 года моложе нас. Ну, как тут было не влюбиться!

 И всё это на фоне развала страны, экономики республики и начинающейся межнациональной и междоусобной войны в Таджикистане. Виною всему этому оказались русские, которых теперь выживали из республики. «Русские! Убирайся на своя Россия!» Но об этом в другой раз. Разговор трудный и долгий. А пока я хочу поблагодарить рыжую бороду Сергея, за то, что она подарила мне годы счастья. Я узнала цену настоящей любви. Я и сама была любима. Одно это – счастье! Пою гимн рыжей бороде! Виват, рыжая борода, виват!