Жениться - не жениться

                Сыновьям – Василию и Ивану
1
Я – Сергей Орлов, студент, мне двадцать один год. Живу на Дальнем Востоке. Родители мои – Валентин и Валентина, оба Александровичи, работают математиками в одной школе, их так и зовут «ВалСанычи». Мой дед, мамин отчим – известный московский художник Крестовский. Он себе подобных называет «творцами прекрасного» и искренне уверен, что без них история человечества была бы скучной и однообразной.
В детстве с родителями я часто бывал у него. До сих пор помню запах краски, дерева и клея у него в мастерской. Дед меня называл птенцом (из-за моей фамилии). Когда меня привезли домой из роддома, он взглянул и сказал:
– Ну, Орловы, какой красивый птенец у вас вылупился!
Так и пошло: и родители, и родственники стали звать меня птенцом. Имя Сергей мне дали в честь деда, он радовался:
– Назвали… комильфо!
Я с пеленок привык к этому словечку деда «комильфо», но что оно означает, долго не знал. Классе в пятом он мне объяснил, что это слово можно перевести сочетанием «как надо», «как следует»… поступать, говорить, делать…
Дед настойчиво учил меня грунтовке, нанесению мазков кистью:
– Птенец! не так… делать! Вот как надо, учись, смотри!
Брал меня за плечо и, глядя в глаза, добавлял: «Сделай, пожалуйста,… комильфо!», то есть, как надо, как следует. Но я, видимо, пошел не в деда, меня влекли не картины, а машины. Это его очень огорчало, но ведь каждому – свое…
Я вырос, уже заканчивал политехнический во Владивостоке, а на каникулы приехал к родителям. Здесь я и огорошил отца признанием, что собираюсь жениться на однокурснице Наташе. За ужином отец молчал, хмуро меня разглядывая. Я не знал, куда деться. Потом, видимо, что-то решив, обратился к маме:
– Валюша, наш-то птенец гнездо свить с Натальей собирается, как ты на это смотришь?
Мама спокойно ответила:
– Пока никак! Послезавтра отец приезжает в гости, как уедет, тогда и поговорим. – повернулась ко мне, - Помнится, птенец, на втором курсе ты на Вике собирался жениться, а теперь… вдруг надумал на Наташе… Сначала диплом получи, работу найди. Обеспечь и себя, и ее. Ведь ты не думаешь, что мы вас содержать будем?
Я так не думал. Да-а, мама у меня строгая!
Приезду деда я обрадовался. Он у нас – человек интересный, бывалый. Знаком со знаменитостями: артистами, художниками, писателями, деятелями разных сфер. Дед часами мог рассказывать о рукописях Мертвого моря, о раскопках московских археологов на озере Зюраткуль, о йети – снежном человеке, который в гималайском фольклоре считается потомком царя обезьян, женившимся на великанше-людоедке. Да и внешности деда можно было позавидовать: он походил на Хемингуэя в период написания им повести-притчи «Старик и море». Дед обливался холодной водой, бегал босиком по снегу, моржевал, увлекался охотой и рыбалкой, высмеивал мой тощий вид, отсутствие видимых бицепсов и трицепсов. Друзья называли деда «эпикуреец», так как древнегреческий философ проповедовал те же идеи «вкусно поесть, да хорошо пожить». Дед это умел. Свою квартиру на четвертом этаже он обустроил, как деревянную избу с камином и средневековым альковом, да с небольшим цветником в горнице в виде ступенчатой клумбы. Цветы, мох и камни создавали удивительный декор. Недавно дед стал гризайлистом. Я не понимал, чем его привлек этот вид живописи, когда картина выполняется в разных оттенках одного и того же цвета (от слова grisaille -  серый). Портреты, пейзажи, натюрморты деда мне очень нравились, и не только мне, но  «гризайль» я всё-таки не любил...
Деда мы встретили чин-чинарем. Он меня не видел года три. Ощутимо поддав мне по плечу, дед сказал:
– Серега! Ты уже не птенец, а настоящий… орел! Когда жениться будешь, не забудь деда пригласить!
За обедом мама эту тему развила, сообщив деду мою тайную думу про Наташу. Дед сказал:
– А чего тут гадать: жениться – не жениться? В жизни оно все проще и дремучей… Не надо ничего измышлять. Хотя… Что это я? Женитьба, птенец, дело, конечно, серьезное, я бы сказал «комильфо»!
При этом словечке все сразу замолчали, глядя на деда. А он продолжал:
– Однажды у Мюллера… то есть, да… да, у Леонида Броневого спросили совета, как выбрать себе такого спутника жизни, чтобы раз и навсегда, без разводов. И, знаете, что он ответил? – дед не спеша обвел нас взглядом, – Он дал такой совет: чтобы люди могли с уверенностью жениться, надо взять два билета на поезд «Владивосток-Москва» и обратно. Всю дорогу вдвоем в одном купе. И все будет ясно, как человек ест, как одевается, раздевается, насколько он аккуратен, какой у него запах. Здесь все очень важно. А по возвращении домой уже ясно будет – жениться, или не жениться.
– А что, птенец, резонно! – поддержал отец, – Поезжай за своей Натахой, да и в путь…
Дед возразил:
– Не сейчас. Через месяц у меня выставка в Люберцах, я домой поеду и их с собой прихвачу, а уж назад они одни доберутся… Это будет… комильфо!
2
Вот сейчас я вам и расскажу обо всех перипетиях, засадах и приколах этой удивительной незабываемой поездки.
Мы откупили купе, но с самого начала дед от нас куда-то перебрался, сказал, что встретил знакомого, а тот в купе совершенно один. Он изредка заходил к нам в гости,  называя нас не голубками, а орлятами. Как же мы радовались, что едем одни! Я еще не был полностью уверен, созрел ли я для того, чтобы жить с Наташей под одной крышей. Хотелось получше узнать ее, ее привычки, ее мнение обо всем, увидеть ее, так сказать, в быту. Да и Наташа в этом плане знала меня плохо.
В первый день мы не отходили друг от друга, сидели, тесно прижавшись, почти не разговаривали, только целовались. Целоваться ведь не только приятно, но даже полезно. Говорят, при поцелуях работают шестьдесят девять мышц, кроме того, не грозит образование двойного подбородка, укрепляется сердечная мышца, да и вообще это очень приятно. Не так ли?
Но быт, увы, быт оторвал нас друг от друга. Надо было есть, мыть посуду, убирать мусор и объедки, застилать полки – мою и Наташину. Когда она определила, что буду делать я, а что – она, я согласился и сказал: «Без базара!». Я такой человек, мной руководить надо, но Наташа об этом, наверное, и не догадывалась.
Увидев, что я взял с собой кучу носков, она засмеялась:
– Зачем столько?
Я ответил: «Ясный пень», подразумевая, что стирать их я не собираюсь, а буду складывать. Приеду домой, мама выстирает. Наташа, видимо, не поняла, но с расспросами приставать не стала, недоуменно пожав плечами.
Завтракали и ужинали мы в купе, а обедать ходили в вагон-ресторан. Вот тут и произошла первая стычка. Наташа считала, что в купе мы могли быть в одной одежде, а в ресторан идти в более лучшем прикиде, чем трико с оттопыренными коленками.
– Это неприлично! – отрезала она.
Я сказал:
– Кому неприлично, пусть переодевается.
Наташа не сдавалась:
– Хорошо, тогда я схожу, поем, а ты… пойдешь позднее.
Я разгорячился:
– Если ты меня стесняешься, сядешь за другой столик, но пойдем вместе!
Пока мы препирались, время шло, ресторан закрылся. Наташа сидела у окна и не смотрела на меня, а тщательно изучала пейзаж за окном. Помирились мы только к вечеру. Но я себя виноватым не считал. Наташа после ужина заснула. А я настолько увлекся внутренним спором с ней, что даже забыл убрать со столика, хотя очередь была моя.
Наташа разбудила меня ночью. Каким-то чужим голосом сказала:
– Сережа, убери сейчас же со стола! Кислым салатом пахнет!
Я ответил:
– Утром уберу, спать хочу, – и добавил, сладко зевнув, – запарила своей уборкой.
Она сорвала с меня простыню:
– Вот дятел! Сейчас же вставай! А это… что-о?
Из-под меня торчала моя рубашка. Я, видимо, забыл ее повесить и уснул на ней. Глаза Натахи стали, как два острых гвоздика. Сон моментально прошел, я вскочил, повесил мятую рубашку, лихорадочно собрал все на столике, не обращая внимания, мусор это или еда, засунул в пакет, тряпочкой провел по столу, сходил в туалет, выбросил пакет и сполоснул тряпку.
За завтраком Наташа спросила:
– А где сыр?
Я поморгал ресницами:
– Я его, наверное, вчера выбросил в мусор…
– Считай, что ты деньги выбросил в мусор! – сказала она и… надолго замолчала. А я снова … не чувствовал себя виноватым. «Из-за какого-то сыра… надулась» – думал я, не зная, о чем бы таком заговорить, чтобы разрядить обстановку.
Пришел дед. Увидев наши хмурые лица, видимо, все понял. Мы с ним вышли в тамбур. Дед на меня напустился:
– Ну, что, птенец, общего языка найти не можете? Поругались уже? Виноват, не виноват, но проси прощения. Чувствуй себя мужчиной! Что ж ты раскис? Будь искренним, естественным, весели ее, развлекай, завлекай, наконец. Хоть вверх ногами встань, а сделай так, чтобы ей с тобой и не скучно, и тепло было.
Я слабо возражал. Дед рассердился:
– Как? Как?... Вот возьми большую шоколадку, – он протянул мне «Аленку», – и разыграйте ее, кто смешнее анекдоты расскажет, тот и победил. Или еще чего-нибудь придумай… комильфо!
Но мой мозг ничего не мог изобрести. И я пошел по пути, предложенному дедом. Войдя в купе, подсел к Наташе:
– Ташка! Ну, прости меня, дятла, ведь я люблю тебя… очень. Я потому такой, что мама за меня все делает, но ты не молчи, а учи меня. Обещаю, за дорогу я многому смогу научиться, я способный, честное слово! Вот как бы ты хотела, чтобы мы утро начинали?
Наташа ответила:
– Я не хочу с тобой ссориться. Думаю, и ты не хочешь… Давай утром делать зарядку… Ну, какие-то упражнения хотя бы, а то засидимся… за поездку.
Я поддержал ее, поцеловав в нос, шею и щеку.
Обедали мы вместе с дедом. Он спросил, кто у нас получил презент.
- Какой? – удивилась Наташа.
Мы с дедом переглянулись. После обеда пошли к нам в купе. И состоялся розыгрыш. Дед для начала рассказал анекдот про чукчу:
– Съездил чукча в Москву. Как вернулся, вся родня собралась за столом послушать, что нового он там увидел и узнал. Чукча говорит: «Оказываетца: Карла Маркса и Фридриха Энгельса – не четыре человек, а два человек. А Слава КПСС – воще не человек!»
Мы с Наташей рассмеялись. Дед сказал:
– Ну, теперь вы, например, на медицинскую тему.
Тут на сцену вышел я: «Врач спрашивает у пациента:
– Вы у меня уже были? Напомните фамилию.
– Иванов.
– Плеврит?
– Да, ну, что вы?! Я – Николай».
Я рассмеялся. Наташа с дедом тоже. Наступила и ее очередь: «Врач – пациенту:
– Не будете пить, продлите свою жизнь.
– Сущая правда, доктор! Неделю не пил, так она мне годом показалась!».
Мы опять дружно рассмеялись. Наташа сказала:
– Можно, я еще про мужика расскажу, вспомнила смешной. Едет мужик в автобусе с собакой. Рядом – нарядная дама. Она и говорит: «Мужчина, уберите собаку, по мне уже блохи бегают». Мужик – собаке: «Тузик! Отойди! Не видишь: у женщины - блохи?!».
– Ну, круто! У тебя самые смешные анекдоты, ты и выиграла, – сказал я, вручая ей шоколадку. А я уж, так и быть, похожу в аутсайдерах, дорога длинная, еще отыграюсь.
Наташа организовала чай. Уходя от нас, дед сказал, что завтра принесет нам журналы кроссвордов «Зятек», «Тещин язык», чтоб мы не скучали. «Кто ничего не изучает, тот вечно хнычет и скучает», – добавил он.

3
Утром, проснувшись рано, мы устроились в тамбуре для зарядки. Синхронно выполнили несколько упражнений, а потом Наташа мне показала упражнения на растяжку и сокращение мышц при сохранении позы тела и сказала, что это новая система статических упражнений называется калланетика, по имени балерины Каллан Пинки, придумавшей ее. И добавила:
– С нового учебного года я буду посещать группу калланистов, расскажу потом тебе поподробнее.
Затем предложила мне соединить руки за спиной в замок: правая – сверху, левая – снизу. У меня получилось…, но не сразу. А вот… левая – сверху, а правая – снизу, сколько я ни пыхтел, вообще не получилось. Гибкая Наташа и то, и другое упражнение выполняла легко, казалось, ее руки соединялись в замок сами собой, без каких-либо усилий. Здорово! Потом мы дурачились, выполняя одновременно шесть разных действий. У нас, конечно же, ничего не получалось, и, потешаясь друг над другом, мы убежали смеяться в купе.
Пришел дед и принес обещанные кроссворды и свежие газеты, чтобы мы, как сказал он, не отстали от жизни. Оглядев наше жилище, он сказал:
– Запах у вас какой-то странный, проветрите.
Позабавив нас своими рассказами, дед ушел. Я вышел его проводить. Вернувшись, открыл дверь и увидел, как Наташа что-то там выискивает под полками. Она вытянула мой раскрытый баульчик с грязными носками, которые, разумеется, воняли, как куча рассерженных хорьков. Я, видимо, бросив очередную грязную пару в баул, забыл его закрыть. Наташа, вся красная от возмущения, сказала:
– Я не могу тебя отучить бросать вещи на постель, курить, оставлять на столе недоеденные куски, научить тебя чистить зубы после каждого приема пищи и не тратить деньги на что попало, но… мирюсь как-то с этим, а это… вообще! Nonsense! Или ты думаешь, что я обязана за тебя многое делать? Неужели, ты не в состоянии элементарно обслужить себя?! Тогда тебе нужна не жена, а прислуга! Подумай… на досуге…
Да-а! она была права. Я – очень рассеянный! Без поводыря – никуда! Я – неаккуратный! Я – невнимательный, короче, растяпа! Постоянно теряю всякие мелочи – расчески, ключи и т.д. Деньги у меня улетают со скоростью звука. А если я навожу порядок на столе или на полу, на них все равно почему-то остается сор.
– Мне стыдно перед твоим дедом, – продолжала Наташа и, не договорив, вышла в тамбур…
Я переложил все грязные носки в пакет, туго его завязал и бросил в баульчик – ну, не буду же я сейчас стирать в туалете все это.  Подумав, решил, что теперь буду носить только две пары носок: одну – стирать, другую – надевать, так будет намного лучше и проще. И как я раньше не сообразил, ведь… элементарно. Вышел к Наташе, чтобы помириться, объяснил ей, что очень страдаю от излишней потливости ног. Она удивилась:
– А ты что… в дремучем лесу живешь? В аптеке есть средства.
Я поморщился:
– Рексона, что ли?
Наташа серьезно ответила:
– Рексона от запаха пота тела, но не ног. А для ног надо было взять формагель – наше средство или geo-контроль – импортное. И страдания твои бы кончились. Почему мне-то не сказал? То-то я смотрю, у тебя носков пар двадцать. Для чего, думаю? И нечего стесняться… Учись общаться, разговаривать, если я тебе, конечно, не чужая.
Я обнял ее:
– Нет, Ташка, ты мне самая родная!.
А я – олух, хотя и помню слова классика: «Жить в обществе и быть свободным от него нельзя».
4
На другой день после обеда мы мирно сидели за кроссвордами. Я читал:
– Елена Бережная – цветочница, Антон Сихрулидзе – слово из шести букв.
Наташа сказала:
– Чаплин, это у них новый номер.
Я записал и продолжал дальше:
– Кинзмараули – четыре буквы, на конце «о».
Наташа тут же откликнулась:
– Вано.
– Почему Вано? – удивился я.
– Так у них имя Вано также распространено, как у нас Иван, – ответила Наташа.
– Так ты думаешь, Кинзмараули – это фамилия? Это вино так называется… кавказское ви-но, – рассмеялся я.
Наташа смеялась вместе со мной. Записав ответ, я продолжал:
– Элемент с атомной массой примерно 74,93 – шесть букв.
Такого элемента мы не знали. Пропустили, так как не было ни одной буквы. Теперь читала Наташа:
– Свидание, семь букв.
Я сразу:
– Встреча!
Она:
– На конце «у».
Я:
– Тогда… тогда…
Наташа перебила:
– Тогда… рандеву!
Записала, прочитала дальше:
– Бурная речка на Южном Урале – из двух букв.
Увы, но такой речки мы не знали, опять пропустили.
– Генная копия – четыре буквы, – сказала Наташа.
– Клон! – выкрикнули мы вместе.
И так увлеклись кроссвордами, что нам и ругаться стало некогда. Наташа заметно повеселела, а я изо всех сил старался поддержать в ней это настроение. Когда дед в очередной раз зашел к нам, он увидел нас сидящими tet-a-tet с кроссвордами на столе. Выложив кульки с орехами и семечками, он весело сказал:
– Орлята! Пе-ре-рыв! Угощайтесь!
– Орехи, семечки, сухарики – это палочки-выручалочки во время путешествия в поезде, – задумчиво сказала Наташа, – мне мама тоже их положила, а я совсем про них забыла…
У деда в Москве мы пробыли два дня, по квартире его ходили, как по музею. Помогли ему в мастерской зачехлить картины для выставки. Сделали кое-какие покупки для обратной дороги. Вечером дед у меня шепотом спросил:
– Птенец! Вам как стелить … вместе или отдельно?
Я мучительно покраснел:
– Наташа пока не хочет… таких отношений… Она еще не готова… да и… воспитана… в строгих правилах…
Дед ласково обнял меня:
– Я понял, понял… Ты находишься в состоянии той стадии влюбленности, когда боишься подругу обидеть… даже невзначай… Так ведь?
Я смущенно кивнул.
– Сделаю все… комильфо!
Не буду описывать нашу обратную дорогу. За поездку я стал совсем другим человеком. Увидев, что по-житейски Наташа на целую голову выше меня, я старательно тянулся до ее уровня. И понял, наконец, что ничего нельзя сделать хорошо, если этому делу не учиться долго и упорно. Я с Наташей нашел общий язык, но уже на каком-то более высоком уровне, чем наша прежняя полудетская влюбленность. Мы стали откровеннее друг с другом, я уже не изъедал себя внутренними монологами-спорами с ней, а делился всем, что мне нравилось, не нравилось, что я понимал, что нет, с чем соглашался, а с чем не был согласен. И стало все как-то открыто и просто, естественно и искренне.
Но поженились мы не сразу, а через два года. И мы оба благодарны моему деду за то, что он отправил нас в это длительное путешествие. Все получилось… комильфо! Родные даже птенцом меня называть перестали!
г. Комсомольск-на-Амуре, осень 2003 г.