В шахматы меня научил играть Валерка Рыжий

В шахматы меня научил играть Валерка Рыжий.
Фамилия у него была другая – Егоров.
А Рыжий – это цвет его шевелюры.
В нашем дворе это был самый драчливый мальчик.
Он был постарше меня на пару-тройку лет.
Его «естественным» оппонентом во дворе был еще более старший мальчик – Толик Владимиров.
Они с Валеркой дрались не раз и не два смертным боем.
Когда они катались в траве и песке, причудливое сочетание которых и составляло основную часть открытой поверхности двора, вся детвора собиралась вокруг дерущихся в большой безмолвный круг.
Разбитые носы, расцарапанные физиономии и ободранные в кровь кулаки были у них самым заурядным делом.
При мне ни одна из схваток не закончилась ни бегством, ни победой за явным преимуществом одной из сторон.
Это были бойцы от Бога.
Понятно, что для нас оба были непререкаемыми авторитетами.
Не забыть мне теперь уже явно до самой смерти того воскресного утра, когда мы – пятилетки, столпились у окна комнаты в полуподвале Большого дома, в которой жил Толик Владимиров. Он был один и завтракал. На большой ломоть ржаного хлеба он толстенным слоем намазал горчицу. Ломоть был в два больших пальца толщиной, и слой горчицы не тоньше! И он это с долькой чеснока вприкуску с огромным аппетитом откусывал и съедал. Мы застыли как заворожённые. И тогда он спросил: «Хотите?» Надо ли говорить, что мы хотели? Надо ли утверждать, что мы не могли не хотеть? Буквально за год до этого мы сидели гуртом в огромной яме на Карла Маркса перед 65-ой школой, выстроенной военнопленными немцами, и горстями запихивали в рот посечённое на мелкие хлопья хозяйственное мыло.
Проехала грузовая машина, заполненная этим добром доверху, на ухабе её подбросило и часть сокровища просто просыпалась в рытвину на дороге.
Стайка малолеток атаковала место просыпа незамедлительно!
И вот теперь он нас спросил!
Но прекрасно понимая абсолютно риторический характер своего вопроса он тут же отрезал нам такой же ломоть, покрыл его таким же слоем горчицы и рассек его на четыре части, после чего торжественно подал нам в окно.
Вся компания с нескрываемой радостью принялась уплетать роскошное угощение!
Двор Карла Маркса 8 был огромным, в нём обитало не менее полутора сотен семей и все с двумя – тремя детьми! Дом стоял рядом со знаменитой наикриминальнейшей улицей Горького, грозой центра всего Свердловска (ныне, как и до революции 1917-го – Екатеринбурга).
И Валерка и Толик стали авторитетами и во дворе и на улице.
На улице, где послевоенная поножовщина была таким же заурядным делом, как и пьяная гульба с пренепременным битьём морд и посуды. Все полуподвалы и подвалы больших и маленьких домиков были забиты семьями.  Народу было много и народ был простой и неразговорчивый.
Многие сначала били в морду, а уж потом задавали вопросы.
Никто ни на кого никуда никогда ничего не писал.
Все разборки производились непосредственно на месте.
Наш домик стоял в ряду из трех таких стариннейших купеческих домов города. В двух по сути были коммунальные общежития, а вот в угловом поселилась милиция. Целое отделение!
Опишу одну только сцену, случившуюся много позже описываемых событий.
Как характерную и вообще и в целом по Союзу.
По улице Гоголя бежала женщина.
Полноватая, растрепанная, босоногая, пьяноватая.
За ней гнался огромный мужик, полуголый, в дюпель пьяный с топором в руках.
Обоих побрасывало и пошатывало на бегу.
Оба дико орали.
У обоих были жутко выпучены глаза.
На ногах у мужика были какие-то чоботы.
Рваные брюки.
Наколки на обеих ручищах.
Растрепанная черная косматая голова и две недели не стриженная борода.
Он её нагонял!
Медленно, но верно.
Дом милиции стоял на углу Гоголя и Маркса, и погоня приближалась именно к этому самому углу.
На самом углу перекрёстка курили и беседовали о чем-то своём мирно два милиционера.
Когда женщина уже выбегала на перекрёсток, милиционеры наконец обратили на погоню внимание.
И тогда один сделал вид, что он засекает время с секундомером, слегка согнулся и крикнул: «Засекаю!»
Прямо напротив милиционеров мужик нагнал-таки свою жертву и со всего размаху вогнал ей топор в шею задевая и голову и тело.
Зарубил!
Кровь потоком хлынула из несчастной…
И только теперь оба милиционера бросились на мужика и вмиг скрутили его.
Конца этой страшной сцены я уже не стал досматривать, поскольку самое позорное дело для пацана – попасть «в свидетели» чего-бы то ни было.
В описываемые годы дом с милицией жил своей жизнью, двор Маркса 8 и улица Горького – своей, и они при мне между собою ни разу не пересекались! Просто два разных параллельных мира.
Лужи жирной липкой алой крови были в моём детстве обычным явлением.
Фронтовики или уголовники выясняли отношения.
С кем не бывает!
Уже в перестроечные годы неподалёку от киноконцертного зала «Космос» на набережной городского пруда чуть не неделю красовались сначала алая огромная лужа, а позднее на её месте буро-багровое пятно.
А что вы хотите от страны пережившей величайшую бойню в истории человечества?
В центре нашего двора возвышался шестиэтажный дом из кирпича.
Сейчас я бы назвал его «общежитием», но в моём детстве это было настоящее чудо, видное в городе издалёка.
Оттого и окрестило его население «Большой дом».
Шестой этаж – это на полдома огромная застеклённая веранда, где видимо предполагались культурные вечера в зимних условиях.
Само здание от торца до торца рассекали насквозь длинные коридоры, выходившие в торцах на длинные просторные балконы.
На этих балконах курили и смотрели вниз или вдаль живущие в многочисленных комнатах, которые мы именовали «квартиры».
В нашем полутораэтажном особняке 1735-го года постройки проживали в десяти комнатах первого этажа десять полноформатных семей.
В полуподвалах с двух сторон обитали еще восемь семей.
Средний состав проживающих был пять-шесть человек.
Например Лечаевы: герой гражданской войны Лечаев, его супруга, три их дочери и сын-идиот, внучонок. Дело в том что старший был женат на двоюродной сестре и если старшие дети были нормальными, то потом пошел «перекос» и младший из известных мне уже был полностью асоциален. В дальнейшем его отправили в какой-то приют.
Южные: мать – профессор! – отец, сын и дочь и бабушка.
В нашей комнате обитали: бабушка, две её дочери и сын, Зента – эстонка подселённая к нам в войну, мой отец, я с братом – итого – восемь!
И так далее.
О семье из Мордовии в одной из комнат полуподвала – одиннадцать человек, я даже не берусь рассказывать. Скажу только, что не пьющими я их просто не помню.
Уже много лет спустя в Качканаре я встретил семью, проживавшую в одной комнатенке в девять квадратных метров, состоявшую из: отца, матери, двух взрослых сыновей и шестнадцатилетней дочери. Они вырастили в этих девяти метрах всё своё потомство!
И для меня это было почти на грани нормы!
Потому что выиграть самую страшную войну, в которой реально были разрушены десятки городов и десятки тысяч селений – это отнюдь не тривиальная задача.
В комнатках Большого дома уживалось множество семей из числа эвакуированных из Киева сотрудников и сотрудниц «Киевкабеля», ставшего знаменитым «Уралкабелем».
В этом смысле киевлянкам по рождению – моей тете Роне и маме повезло – они даже встретили здесь знакомых по Киеву!
Вот на огромном балконе на четвёртом этаже этого Большого дома меня и научил играть в шахматы Валерка Рыжий.
И долгие пятьдесят пять лет это было просто крошечное воспоминание, почти ничего не значащий эпизод!
И вот теперь – на излёте своей жизни я впервые решил капитально отрефлексировать этот момент!
Обратите внимание: ни в какую школу я тогда вообще не ходил!
Мы – малолетки пережидали ливень под «крышей» верхнего балкона.
Доска лежала прямо на цементном полу балкона, мы полулежали рядом.
Валерка показывал мне фигуры и говорил как они ходят.
И объяснял, что цель игры – съесть короля противника.
Во дворе мы играли в игру «Укради флаг».
Вся детвора билась на две команды. За спинами каждой по центру торчал «флаг», воткнутый в землю. То один то другой играющий стремительно неслись к этому флагу, но если прорывавшегося «ляпали», он замирал на месте и ждал, пока его «разляпает» кто-то из своих. Цель игры – утащить флаг конкурентов на свою сторону.
Вот мне Валерка и объяснял: это как в «укради флаг» - кто первым убил короля противника, тот и выиграл!
Вскоре мы «приступили» к игре и я получил первые тридцать детских матов в свои ворота!
Вечером я попросил дядю Мишу помочь мне разобраться с этим детским матом.
Он засмеялся и сказал: «Сам! Только сам! Иначе не научишься!»
И на следующий день я изобрёл ход пешкой «е7-е6», не зная, естественно, никакой нотации.
Ход пешкой от своего чёрного короля на одно поле полностью прекратил попытки Валерки Рыжего матовать моего короля и он тут же потерял интерес к игре со мной. Навсегда!
Сегодня, когда в Югре введён реально шахматный всеобуч я вспоминаю своего первого учителя шахмат.
Дети – прекрасные педагоги!
Дети порой учат других детей лучше любых дипломированных специалистов!
Причём учат буквально всему!
Не смогу сейчас припомнить – сколько именно новых слов и выражений я узнал от того же Валерки, или от Толика.
Но преподаватели они были авторитетные, и слушали мы их внимательно.
Они учили нас и умолкать, и помалкивать, и затыкаться, и ныкаться.
Они доходчиво объясняли нам «понятия» улицы и двора.
И не из учебника «государства и права» почерпнул я свои первые юридические познания.
А обучение шахматам стало одним из простых прикладных занятий, малюсеньким эпизодом в моей дворовой (придворной!) биографии.