Антивирус

Антивирус

Глава первая.
Чип

Монитор ноутбука мигнул и перестал реагировать на клавиатуру. Нажал Esc - никакой реакции. Нажал Ctrl, Alt, Del – нет ответа. Попытался мышкой войти в меню – стрелка на экране не двигалась. Завис. Причем, похоже, завис прочно.

Только не это! Мое выступление в суде! Я же почти все написал… А если не восстановится? Ну, давай, дорогой, давай, работай!

Нажал на кнопку выключения, подержал несколько секунд, которые показались чем-то значительно большим по времени… что-то негромко щелкнуло, монитор погас. Однако попытки снова включить компьютер ни к чему не привели.

Надо в ремонт. Но поздно уже… половина одиннадцатого… ничего не работает. Хотя… Должна же быть какая-нибудь круглосуточная мастерская. Телефон. Справочная…

- Алле! Здравствуйте, девушка. Скажите, пожалуйста, а есть у нас какая-нибудь компьютерная мастерская, которая работает в это время?.. Есть?! Как говорите? Скорая компьютерная помощь? Работает круглосуточно? Отлично! Подождите, сейчас ручку возьму… Готов, говорите. Байкальская, 21… А телефон?.. Странно, что нет телефона… Подождите, подождите, а где это - Байкальская, 21?.. А… спасибо!

Так это рядом совсем, через две остановки. Такси вызвать? Да пока они приедут! И возьмут к тому же не дешево. Легче на трамвае доехать - они еще должны ходить. Или пешком пройти.

На улицах было довольно много людей. Устоявшееся весеннее тепло задержало на тротуарах парочки и отдельные однополые группы из двух-трех человек молодежи, бродившие в поисках встреч. Среди них выделялись редкие вполне взрослые прохожие, стремившиеся, вероятно уже по домам. Казалось, в этой довольно цельной картине вечернего городского мира, человек, озабоченно спешащий с упакованным в портфель ноутбуком, был чем-то лишним, раздражающим нервом в атмосфере праздности и неторопливости.
Одна из групп парней, обратив внимание на быстро передвигавшегося невысокого щуплого очкарика лет 30-ти, стала что-то обсуждать между собой, заинтересованно поглядывая на прохожего. В другое время в нем это бы непременно вызвало привычное чувство опасности, переходящее в борьбу со страхом и подсказывающее пути дальнейшего движения, позволяющего избежать возможной встречи, но сейчас он не замечал ничего. В голове был только прорисованный воображением путь к заветному адресу.
Почти пустой старый трамвай прогремел мимо и, остановив в нескольких шагах впереди свое грузное железное тело, раскрыл пасть дверей. Легкое ускорение - и он уже внутри, на свободном сиденье среднего ряда, достает деньги, чтобы рассчитаться с кондуктором. Опять не заметил, что трое парней запрыгнули в вагон следом и расположились на задней площадке, ведя нескрываемое наблюдение. Единственным объектом его внимания стало окно, в рамах которого проплывали строения с написанными на фасадах названиями улиц и номерами домов. На следующей остановке вышла ехавшая впереди парочка и из всех пассажиров в трамвае остались только он, трое сзади и спавший, судя по всему, пьяный мужик, сидевший у противоположного окна.
Так. Это еще проспект Революции… Где же там… Подожди, сейчас будет поворот. Вот, точно… Ага, вот и Байкальская! Значит, и мастерская где-то недалеко. Какой здесь дом? 17. Там - 19, а вон какая-то вывеска. О точно: «Скорая компьютерная помощь». Странно, раньше я здесь ее не замечал. Наверное, просто не обращал внимания.
Трамвай остановился прямо напротив двери, над которой красными буквами на белом фоне светилась надпись и логотип, состоявший из красного креста с компьютером в центре белого круга. Казалось, что даже шагнуть не успел, как уже тянул ручку двери… Опять не заметил, как трое с задней площадки вышли на той же остановке…
Колокольчик известил хозяев о посетителе. Сидевший за столом в небольшом квадратном помещении невыразительный мужчина в белом халате, поднял голову от книги и вопросительно посмотрел на вошедшего.

- Здравствуйте, еще работаете?
- Мы работаем круглосуточно. Что у вас случилось?

Вопрос прозвучал как-то странно. Мало того, что голос мужчины своим тембром обволакивал, уводя от сути проблемы и одновременно проникая внутрь, как бы забираясь под кожу в районе груди, так еще и по интонации показалось, будто он спрашивал вовсе не про компьютер. И еще было странно, что в мастерской ничего не напоминало о специализации. Не стояло ни одного компьютера, не было его даже на столе у приемщика, ни одной запчасти не лежало на видном месте. Впрочем, замеченная дверь в соседнюю комнату успокоила сомнения, заставив предположить, что все находится там.

- Да вот, компьютер завис в самый неподходящий момент.

И тут окончательно почувствовал, что попал в другой мир, где нет привычных ритмов, где все спокойно и ясно, движется по собственным установленным правилам, которым нельзя не подчиниться. 

- Ну, показывайте.

Доставая из портфеля ноутбук, он заметил, что у собеседника были небольшие усы и бородка. Они были аккуратно подстрижены и сливались по цвету с такими же аккуратно уложенными темно-русыми волосами.

- Доктор, - он сам удивился, откуда возникло на языке это обращение. Вероятно, белый халат навеял, но было что-то еще, чему не было объяснений. - А вы можете сделать его сегодня?

Приемщик ничуть не удивился обращению. Он только встал, незаметным движением вышел из-за стола и как-то особенно пристально посмотрел в глаза посетителю, отчего последний еще глубже погрузился в психологический туман и окончательно забыл про существование остального мира. Дело в том, что на фоне прибранной растительности и общей сглаженности черт лица и всей фигуры компьютерщика, его темно-синие глаза были такого яркого и насыщенного цвета, какой придают, пожалуй, только цветные контактные линзы. Но о том, что обладатель этих глаз не пользуется никакими линзами, говорил его лучисто-проникающий взгляд. Было такое ощущение, что он смотрел не в глаза, а в затылочную часть мозга, ясно различая там что-то для себя.   

- Помочь вам - наша задача, - ровно проговорил приемщик, продолжая взглядом изучать мозг посетителя и принимая в это же время компьютер из его рук. - Вы присядьте вот здесь.

Крестовский буквально хлопнулся на стоявший рядом диван, с благодарностью ощутив избавление от необходимости напрягать мышцы и психику, стоя на ногах.

- Константин! - приемщик обернулся к открытой двери, из которой тут же показался рослый, здоровенный мужчина, по внешнему виду скорее напоминавший личного охранника какого-нибудь олигарха. Сходство добавляли строгий черный костюм и белая рубашка, в которые был одет вошедший. - Посмотри вот это.
- Там знаете, он не включается. Сначала завис вроде бы, а потом…
- Разберемся, - тихо проурчал глубинным басом Константин и, взяв ноутбук, ушел в соседнюю комнату.
- Не волнуйтесь, Константин Михайлович специалист очень высокого класса - если можно что-то сделать, он обязательно починит. Давайте пока оформим заказ, - приемщик сел за стол, достал из верхнего ящика стопку квитанций, закрыл книгу и отложил ее на самый край стола.

Посетитель невольно проследил за движением, увидел корешок книги и прочел: Владимир Соловьев «Чтения о Богочеловечестве».

- Ваша фамилия, имя?

- Крестовский… Альберт Сергеевич, - полученная информация о том, что читает сотрудник компьютерной мастерской, не породив никаких мыслей, как-то дополнительно ударила по его, казалось, опустевшей голове и привела в окончательно разобранное состояние психофизику. Труды Соловьева изучали на философии в университете, но знания о них прошли мимо Крестовского, так же, как они успешно миновали умы большинства его однокурсников, оставив только самые общие представления о каком-то обернутом в субъективный идеализм богоискательстве или чем-то подобном. Однако наличие этой книги здесь окрасило происходящее в мистический оттенок. 
- Где живете? - на этих словах приемщик посмотрел вверх.

Машинально посмотрев на потолок вслед за человеком в белом халате, Крестовский обнаружил ранее не замеченный им логотип мастерской, раскинувшийся на потолке, и стал говорить, как завороженный глядя на красный крест и компьютер в белом круге посередине, монитором которого служил квадратный светильник.

- Переулок Кирпичный, дом 4, квартира 36, - и вдруг, упершись взглядом в свет монитора-светильника, на мгновение забыв, где находится, провалился в воспоминания.

Вообще-то, я недавно здесь живу. Родители разменяли свою трехкомнатную квартиру, чтобы взрослый сын имел собственное пространство… Мне, конечно, было стыдно, я даже пытался делать вид, что возражаю. Когда универ заканчивал, думал, что устроюсь на работу и сам стану им помогать, подкоплю деньжат и куплю себе квартиру, пусть даже в ипотеку. Многие мои однокурсники всего этого уже и добились. Свои дома, жены, дети, машины у большинства. У меня же не получается. И адвокатская контора вроде бы перспективная и дела там большие проходят, а я… как мусорное ведро. Подсунут изредка какой-нибудь гиблый процесс, в котором выиграть невозможно. Естественно, проиграешь. И бегаешь потом на побегушках: то одну бумажку найди, то другую. Ни денег, ни удовольствия… Вот и сейчас. Зачем прыгаю с этим судом, когда заранее ясно, что никогда жене не отсудить при разводе у богатого полукриминального мужа ничего, кроме побоев? Невезуха! И женщинам такой лузер, конечно, не нужен. Родители думали: стану один жить - девушка появится. А девчонки даже в компании меня как подружку воспринимают. Делятся своими проблемами, на друзей моих жалуются… Я ж ботаник - Алик-очкарик. Да еще и бедный… О! Задумался!

Крестовский вдруг встряхнулся, вернулся в пространство мастерской, посмотрел на приемщика, пристально вглядывавшегося теперь в лицо посетителя. На секунду показалось, что тот внимательно слушал его рассуждения. Но он точно знал, что вслух ничего не произнес.       
- Извините, задумался.
- Бывает, - произнес приемщик, и опять показалось, что говорил он о рассуждениях Крестовского, а не о внезапной задумчивости, - все поправимо.
- Что поправимо?
- Компьютер ваш скоро починят.               
- А-а-а… Хорошо.
Человек в халате поднялся и вышел в соседнюю комнату.
       
Странное какое-то заведение. Этот и сам странный, и еще «Чтения о Богочеловечестве» изучает. А мастер вообще интересный. Константин… Иваныч. Или Михалыч? Да хоть Петрович! Все равно на компьютерщика не похож… Крест на потолке… Хотя, наверное, я надумываю. Перенервничал с этим компьютером… В принципе, мастерская может быть и такой. А сотрудники… Люди бывают разными. И  ведь, как правило, чем сильнее профессионал, тем он больше выделяется из толпы коллег…

Из соседней комнаты показались оба специалиста, в руках Константина был ноутбук. Один прошел к дивану и сел рядом с Крестовским, а мастер поставил компьютер на стол и остался стоять, глядя на посетителя.

- Ваш компьютер был заражен самым современным и очень опасным вирусом, - проговорил обладатель лучистого взгляда, как доктор, поглаживая Крестовского интонациями.
- Что, ничего нельзя сделать? - испуг коснулся солнечного сплетения, но, не добравшись до сердца, был остановлен остатком надежды.
- Не беспокойтесь, компьютер мы починили. Я же говорил: Константин Михайлович - специалист, каких мало, - приемщик явно к чему-то клонил.
- Не удалось сохранить данные? - попытался предугадать движение мысли посетитель.
- Удалось. С этим все в порядке.
- Спасибо, я очень рад, - без радости проговорил Крестовский, все больше ожидая какого-то неприятного течения разговора.
- Может быть то, что я сейчас скажу, вам покажется странным… Но выслушайте меня внимательно. Хотя, сначала ответьте: вы замечали когда-нибудь, что у вещей, с которыми постоянно взаимодействуете, так или иначе проявляется свой характер? Машина ведет себя не всегда в рамках логики электронно-механической игрушки, компьютер на разных пользователей по-разному реагирует?
- Ну… в общем-то да.
- А вы не задумывались над тем, почему так происходит?
- Так это же могут быть просто мои ощущения.
- Нет, это не результат вашего субъективного восприятия. Дело в том, что, находясь в энергетическом поле человека, в котором существует и электромагнитное излучение… Вы же знаете, что человеческий организм имеет свои амплитуды электромагнитных колебаний?
Крестовский кивнул, он на самом деле что-то слышал об этом.
- Так вот, находясь под постоянным воздействием электромагнитных частот, принадлежащих определенному человеку, электроника начинает… Как бы это понятней сказать… Привыкать что ли к одному источнику человеческого излучения. Хотя не всегда оно нравится микросхемам. Иногда, вы наверняка замечали, вдруг, ни с того ни с сего, начинают выходить из строя узлы компьютерной начинки. Есть даже люди, которым долго не удается подобрать себе компьютер или мобильный телефон - все через непродолжительное время ломается.

Крестовскому казалось, что глаза его от удивления прилипли к стеклам очков. С одной стороны, то о чем говорил приемщик, было понятно и чувствовалось, что он сам об этом всегда знал, просто не пытался вывести знания в систему. С другой стороны было удивительно, к чему заведен разговор. И было совершенно неясно, куда клонит рассказчик, что добавляло величины зрачкам слушателя.

- Это и есть результат воздействия энергетики человека, - продолжал вбивать мягкие гвозди в мозг слушателя приемщик, - несовпадение амплитуд излучения машины и пользователя приводит к выходу из строя отдельных деталей или сбоям в работе программ. Вместе с тем, продолжительное время находясь в руках одного человека, техника привыкает к индивидуальной энергетике, подстраивается под нее и начинает работать в унисон, становясь как бы частью человеческого организма. Поэтому бывает, что один ездит на автомобиле, например, и не имеет никаких вопросов с его эксплуатацией, а потом продает и новый пользователь сталкивается с массой проблем: разные детали начинают выходить из строя. Смена излучения приводит к сбоям в работе даже механизмов. Однако и у одного человека энергетика может меняться. Например, во время болезни. И в этом случае контакт с больным хозяином также может приводить к заболеванию компьютера. Это неуловимая и пока не до конца доказанная учеными, но согласитесь, бесспорная взаимосвязь.       
   
Крестовский, конечно, уже был со всем согласен. В его голове, в подтверждение слов приемщика, всплывали слышанные или виденные случаи из жизни, ясно подтверждавшие прозвучавшие мысли. Он даже чувствовал себя немного ученым, которому открылась простейшая, но до него никем не познанная истина. Казалось, что это он сам до всего давно дошел, а говоривший только помогает сформулировать его разрозненные догадки.

- А если существует факт влияния на технику энергетики человека, значит нельзя отрицать и воздействие на людей излучений различных приборов, с которыми приходится контактировать, особенно продолжительное время. Это как раз уже давно доказано учеными и имеет массу научных подтверждений. Все знают о влиянии на пользователей излучений микроволновых печей, электрических проводов, мобильных телефонов. Естественно, такое же влияние оказывает на наш организм и компьютер, за которым мы проводим достаточное количество времени. Следовательно, изменение излучений компьютера влечет за собой негативное влияние и на энергополе человека. Вы согласны?
- Да, конечно! Но как может меняться излучение у техники?
- По тем же причинам, - приемщик обнял улыбкой собеседника, как обнимают ребенка, высказавшего не по годам взрослую и правильную мысль. - Техника болеет - испытывает негативное воздействие окружающей среды, подхватывает вирусы, как подхватил его ваш ноутбук. И я бы не стал заводить с вами этот разговор, если бы вирус, который был обнаружен у вашего компьютера, не был столь сильным.
- Выходит, я мог заразиться от компьютера? Но это…
- Это не привычно. Только и всего. Пока не привычно. Думаю, что скоро лечить компьютерные вирусы для человека станет столь же обычным делом, как лечить простуду. Вернее, обычным делом станет диагноз причины некоторых заболеваний, предполагающий заражение от компьютера.
- Но я себя нормально чувствую.
- Так ли? А не замечали вы в последние дни повышенную нервозность, излишнюю усталость, несобранность, проблески депрессивных мыслей?
- Ну… наверное. Но это же может быть и не от компьютера.
- Может. Но компьютер был заражен.
- И что делать?
- Нами, то есть группой ученых, разработан специальный чип, который, попадая в организм человека, стабилизирует и приводит к естественной норме его энергетику. Да, не удивляйтесь. Мы занимаемся наукой, - на этих словах приемщик показал головой на безмолвно стоявшего за столом Константина, про существование которого Крестовский успел забыть. - Здесь у нас, если хотите, практические исследования.
- Опыты ставите?
- Проводим практическое применение препарата. Вот смотрите, - говоривший достал из кармана халата и показал на ладони три красно-белые капсулы, - чип, называемый нами антивирусом, выглядит как обычное лекарство, он абсолютно безвреден. Чтобы у вас не возникло сомнений на этот счет, выберите любую капсулу, я ее проглочу прямо сейчас.

Крестовский опять начал впадать в шоковое состояние, в котором тормозятся все протекающие в мозгу процессы. Невнятный страх внутри него боролся с любопытством первооткрывателя. Последнее видимо победило, потому что он, не говоря ни слова, показал на одну из пилюль на ладони собеседника.

- Отлично! - приемщик взял капсулу, положил ее в рот, немедленно проглотил и улыбнулся. - Будем ждать судорог?

К расположению, которое уже давно испытывал к этому необычному человеку Крестовский, добавился азарт мальчишки, желающего показать свою зрелось перед взрослыми. Он оглянулся на Константина, лицо которого по-прежнему выражало только спокойное ожидание, взял капсулу и положил ее в рот. Приятный вкус мятной прохлады разлился по языку и коснулся неба. Еще легкое движение и пилюля скользнула по горлу.

- Через некоторое время вы почувствуете, что жизнь ваша начала меняться, - приемщик теперь улыбался Крестовскому как вновь обретенному родственнику. - Здоровое энергоизлучение человека положительным образом воздействует не только организм, но и на взаимодействие с окружающим миром.

Однако эти слова не очень проникли в сознание посетителя. Его состояние теперь отражало положение человека, поспешно и необдуманно принявшего какое-то бесповоротное решение. Он вдруг почувствовал, что совершил что-то очень серьезное и что эффект этого поступка может быть самым разным. Да и люди, его окружавшие, хоть и внушали доверие, были все-таки незнакомыми, совсем чужими, с неясной внутренней мотивацией. И теория, в правильности которой он еще минуту назад не сомневался, теперь не казалась такой бесспорной.

-  Ваши страхи скоро пройдут, - спокойно и сосредоточенно проговорил приемщик, возвращаясь за стол.
 
Прозвучавшая фраза и интонация, с которой она была озвучена,  воздействовали на Крестовского, как легкий разряд электрического тока. Они одновременно и напугали его, заставив почувствовать себя не то что голым, а прозрачным перед сидевшим за столом человеком в белом халате, и успокоили, так как дали понять, что дело сделано и остается только положиться на чистоту намерений доктора-ученого, так точно определявшего состояние своего пациента.

-  Распишитесь в квитанции… С вас триста рублей за очистку компьютера. Гарантия два месяца. Но нам необходимо встречаться чаще. Давайте договоримся, что один раз в месяц вы будете заезжать, чтобы проверить действие чипа. О приезде предупреждайте, пожалуйста, заранее - мы с Константином Михайловичем не каждый день работаем. Вот визитка, на ней есть мой мобильный телефон, звоните на него. Ну и вообще, если что-то будет вас беспокоить, звоните на этот номер не стесняясь. Хорошо?

- Хорошо, - Крестовский отдал деньги, сунул визитку в карман вместе с копией квитанции, решив, что сразу разглядывать ее, выдавая раздиравшее изнутри любопытство, будет неприлично, упаковал ноутбук в портфель и двинулся к выходу, - До свидания.

Колокольчик просигналил о смене обстановки и сразу громадная, уже пустая улица окружила Крестовского, наполнив голову еле слышным гулом ночного города. Однако в следующий миг объятия улицы и шум ее незаметной жизни сдул послышавшийся сбоку деланный двойной короткий кашель.
Трое парней, которых он так и не заметил, пока добирался до мастерской, дождались ночного посетителя компьютерной скорой помощи и теперь двигались к нему с явным намерением реализовать давно возникший план. Задуманное ими стало очевидным для Альберта, тело которого сковал привычный в таких случаях страх. Он с детства не мог на равных общаться с уличными пацанами, всякое проявление направленной на него физической угрозы и неприкрытой агрессивности жестко впивалось в мышцы, лишая их работоспособности, парализуя волю.

- Слышь, ты это… время не скажешь? - с характерной мимикой складываемых почти в трубочку губ проговорил костлявый, среднего роста юноша в надвинутой на глаза кепке.

Не успел Крестовский даже подумать, что стоит ответить, как оказался внутри живого треугольника, отрезавшего все пути к отступлению. Из всех углов на него смотрели наглые глаза молодых людей, чувствовавших себя полными хозяевами положения. Это ощущение наполняло их собственной значимостью, какой-то смесью примитивной гордости и тупого самоуважения.

- Сейчас… - Крестовский сделал движение, чтобы посмотреть время на телефоне, но его рука была перехвачена коренастым парнем с наголо остриженной головой.
- О! Телефончик! - зловеще радостно произнес лысый, притягивая к себе руку  Крестовского, внутри которого разрасталась паника.
- Не надо смотреть с хищным интересом на то, что тебе не принадлежит. Мне кажется, всем пора по домам, - как разрыв бомбы прозвучал сверху спокойный и негромкий, но очень отчетливый бас Константина, который, на голову превосходя в росте всех, буквально навис над собравшимися.

Крестовский испытал одновременно два чувства: паралич покинул его тело, освобождая волю и мозг для нормальной деятельности, а душу наполнила громадная благодарность к этому человеку, так вовремя появившемуся в казавшейся безвыходной ситуации.
Зато на окружавших его ребят появление такой внушительной фигуры произвело противоположное воздействие. В их глазах прочитались сразу и страх, и сожаление о прерванном деле, и унижение от необходимости отступить. От наглости и показной горделивой заносчивости вмиг не осталось следа. Лысый тут же отпустил руку Крестовского и протянул свои по швам.   

- Да мы так… просто спросили… че нельзя что ли? - с нотками напускной обиды проворчал наиболее рослый парень с небольшим шрамом на верхней губе.
- Ну, - поддакнул костлявый, продолжая складывать губы трубочкой.
Треугольник вмиг рассыпался, и его углы стали демонстративно неспешно удаляться, не оборачиваясь.
- Спасибо, Константин Михайлович, - Крестовский сам удивился, что безошибочно произнес отчество, которое еще недавно не мог вспомнить.
- Пожалуйста. Когда антивирус начнет действовать таких ситуаций у вас уже не должно будет возникнуть.
Крестовскому всей душой захотелось поверить в то, что именно так и произойдет.
- А сейчас лучше добраться на такси. У вас есть деньги?
Крестовский прикинул, что ехать тут недалеко, значит возьмут рублей 150, а когда он выходил из дома, было около тысячи двухсот.
- Да, есть.   
- Хорошо. А вот, кстати, и такси.
Из-за поворота показалась желтая «Волга» с шашечками на борту. Константин поднял руку, машина подъехала, водитель спросил: куда? Крестовский произнес адрес, открыл дверь, хотел еще раз поблагодарить Константина, обернулся. Но пустая улица ничем не напоминала о том, что кто-то недавно здесь был.

Дома почувствовал невыносимую усталость. Мысль о необходимости дописать текст судебного выступления была отодвинута привычной отговоркой о возможности завершить дело завтра с утра. Сон пришел сразу и вероятно был очень глубоким, так как Альберт не просыпался от внезапных шумов за окном или внутри квартиры и открыл глаза не по звонку будильника, а по сигналу организма, полностью восстановившего свои силы. И сразу ощутил что-то новое в своем состоянии. Какую-то бесконфликтность. Казалось внутренние и внешние органы действовали так органично, что привычные движения в виде подъема с кровати после сна или приготовления завтрака и даже мытья вчерашней посуды не вызывали никаких неудобств, давались с выраженной легкостью и даже душевной радостью.
После съеденного традиционного бутерброда с сыром и маслом, запитого кружкой сладкого чая, стало понятно, что новое состояние стабильно и не уходит, как часто исчезает хорошее расположение духа, возникающее после крепкого сна.   

Если это действует антивирус, то мне это нравится. Значит, есть надежда, что компьютерщики не обманули… Да, кстати, компьютерщики… визитка. Забыл совсем, я же хотел посмотреть, что на ней написано. Где? Здесь, кажется, в этом кармане. Ага. Вот она. Очки…

В левом углу белого куска плотного картона красовался все тот же красный крест с белым кругом внутри, центром которого были контуры монитора и клавиатуры. Кроме них только надпись: Симаков Алексей Иванович с номером мобильного телефона 89095434455.

Странно: ни должности, ни названия фирмы. Хотя он же ученый, а не сотрудник скорой компьютерной помощи… Вообще вчера все было как-то странно. И мастерская необычная, и люди в ней загадочные и теория эта… Правда, звучала довольно убедительно. Впрочем, Константин на улице был еще убедительней. Да, если бы он не вышел, я бы, пожалуй, остался и без компьютера... А от чипа какое приятное действие. И если это правда, и эффект не пройдет через короткое время… Что-то плохо вижу, буквы плывут… Неужели зрение опять начало садиться? Стоп! Что это? Без очков вроде бы вижу лучше! Не может быть! Ну-ка… В очках буквы плывут. А без… Да ну! Это чип работает что ли?! Он же что-то говорил… Алексей Иванович этот… что все начнет меняться в лучшую сторону. Класс! Класс!!! Класс!!!! Только не надо сильно радоваться - вдруг это временный эффект… А как хочется, чтобы навсегда!.. Так. Время. Надо же дописать речь. Еще можно успеть.

Ноутбук, который он так и не проверил после ремонта, послушно и с готовностью тихо загудел, открыв через несколько секунд рабочий стол и неповрежденный текст. Казалось, что сейчас, в этом новом состоянии, с восстановленным зрением, действуя с компьютером в одной амплитуде колебаний, о которых ему рассказали ученые-компьютерщики, он быстро доделает незаконченную работу… Однако первое же погружение в уже написанный документ оставило позади легкость восприятия и мышления - мозг напрочь отказывался продолжать незаконченные мысли, как будто упираясь, не желая соглашаться с тем, что изложено.

Что это? Ну, все же правильно. Вот ссылки на закон, вот доказательства того, что Елена Кривошеева имеет права на часть имущества - ресторан и гостиницу  «Ориенталь», супермаркет «Окружной», которые приобретались супругами в совместной жизни, изначально были зарегистрированы на жену… Правда, потом Олег Кривошеев заставил ее передать собственность так называемым третьим лицам, а теперь имущество уже принадлежит его матери. Практически то же самое произошло и с домом. Только он сразу приобретался как бы для матери Кривошеева… И все. Все! Тупик. Нет у него ничего. Даже, наверное, автомобиля уже за ним не числится. Всем все понятно, но достать хоть что-то невозможно. Это было изначально ясно, поэтому дело мне и кинули. Тупик. А если я не выиграю этот процесс, то, скорей всего, уже никогда не получу никакого контракта в этой компании и вряд ли сумею устроиться в другую… с репутацией защитника, провалившего все порученные дела. На что же я еще вчера надеялся? Знал ведь, что все впустую… Знал, да обращать внимания на это не хотел... Может бросить все, взять самоотвод и уволиться? Нет, так только хуже будет. Надо идти до конца. Не буду дописывать. Раз уж все равно позориться, придумаю окончание на ходу.
 
Внезапная решимость вернула силы, Крестовский отпечатал набранный текст, собрал портфель, куда вошел также Гражданский кодекс, запасные листы чистой бумаги, две ручки, два карандаша, оделся и вышел из квартиры. Вспомнил про очки, решил взять на всякий случай - неизвестно когда могло кончиться действие чипа антивируса - вернулся за ними. В памяти всплыло: возвращаться - дурная примета. Но он махнул на это рукой, и даже не взглянув на себя в зеркало, двинулся на улицу.
Всю дорогу до здания суда, куда необходимо было добираться с двумя пересадками, Альберт был собран и решителен, хотя внутри не было ни единой мысли о том, что он будет делать на процессе. Все намеченные ранее планы теперь казались пустыми и бесполезными, а новых не возникало.
Елена Кривошеева ждала у входа. Во взгляде женщины издалека прочиталось сожаление, которое клиентка испытала при первой встрече с юристом, представленным адвокатской компанией. Внутри нее поселилась безнадежность, утвержденная видом этого молодого и явно неопытного защитника. Она всей душой жалела себя, окончательно загнанную в угол таким выбором владельцев конторы, и его, явно старавшегося, но столь же явно ничего не умевшего молодого человека. Положение усугубляло понимание того, что отказаться не было никакой возможности - защищать женщину в ее ситуации с условием оплаты услуг после выигрыша дела, вряд ли согласятся опытные специалисты.

- Здравствуйте, - мягко и с нотками обреченности в голосе проговорила Кривошеева.
- Добрый день.

Елена хотела по привычке использовать распространенные разговорные штампы, добавить в ответ, что день не такой уж и добрый. Но что-то новое в адвокате заставило ее отказаться от желания таким образом поддержать разговор. Сегодня он был значительно больше похож на мужчину, чем во время их предыдущих встреч. Пытаясь обнаружить причину перемены, она отметила отсутствие очков и, чтобы не утруждать себя ненужным анализом, решила, что благодаря этому лицо Крестовского перестало казаться беззащитно интеллигентным и приобрело сосредоточенный вид, который был, конечно, более уместен для появления в суде.

- Вы в порядке? - Альберт вдруг сам отметил, что смотрит на Кривошееву и говорит с ней скорее как врач, не имеющий права давать пациенту сомневаться в свой компетентности, чувствующий вес ответственности, взятой на себя за жизнь другого человека.
- Да. Я, в общем, готова, - проговорила в таком же деловом тоне Кривошеева, и после паузы добавила: - Ко всему.
- И хорошо. Вы подождите пока здесь, а я узнаю, в каком кабинете будет процесс.      
- Нет, я лучше с вами. Вдруг приедет муж… Не хочу одна с ним встречаться.
- Тогда пойдемте.
Крестовский открыл перед женщиной дверь, и она сделала к ней шаг, но тут же замерла, побледнела и испуганно отшатнулась от входа - из здания выходил Олег Кривошеев. 
- О! Вот она! Что, сучка, хочешь поживиться за мой счет? Хрен тебе! Из дерьма пришла, в дерьмо и окунешься! Я вообще сделаю так, что тебе жить не захочется на этом свете.

Несдержанный характер, эмоциональная резкость и жестокость бывшего мастера спорта по боксу были известны всему городу. Все также догадывались, как он заработал свой первоначальный капитал. Но сегодня это был очень состоятельный и влиятельный человек, ради сохранения хороших отношений с которым многие крупные чиновники и бизнесмены предпочитали делать вид, что не замечают его хамского поведения. Вот и сейчас, вышедшие вслед за ним его адвокат и охранник, молча наблюдали, как их шеф наступал на побледневшую как свежая простыня, прижавшуюся испуганной спиной к стене женщину.
Увиденная сцена произвела шоковое воздействие на Крестовского. Он также остановился и пораженно, ничего даже не отмечая в мозгу, наблюдал за происходящим. Однако через мгновение почувствовал, что ноги его не прилипли к земле, как это обычно происходило при возникновении агрессии, дыхание не перехватило и весь остальной организм работал в обычном режиме, не испытывая страха или даже волнения. Ничего не успев подумать и не приняв никакого решения, подчиняясь только внезапному внутреннему движению, Альберт через секунду оказался рядом с Еленой Николаевной, чем привел в неприятное удивление остановившего Кривошеева.         
 
- Это что за черт?!
Охранник встал ближе с намерением нейтрализовать посмевшего встать на пути хозяина щуплого парня, но хозяин жестом остановил его и уставился своим холодным, колючим взглядом на Крестовского.
- Я адвокат Елены Николаевны, - Крестовский видел весь ужас направленных на него глаз, прекрасно знал, что за человек перед ним, но как будто не замечал этого, вернее не обращал на это внимания, вообще не думая в этот момент.
- Ты?! Адвокат? Ты с ней хочешь мои бабки посчитать?!
Казалось, ситуация выходит из-под контроля. Еще мгновение, и… Крестовский  ощутил легкое покалывание в солнечном сплетении, ему показалось, будто пучок света на долю секунды вышел оттуда, солнечным зайчиком уперся в грудь Кривошееву и исчез, оставив какой-то отблеск на галстуке оппонента. И это явление заняло его больше, чем весь развернувшийся скандал. Он, не мигая, смотрел на то место, где остался след его собственного света, и поднял глаза только после того, как галстук перестал отсвечивать. По тому, что никто больше не смотрел на место, которого коснулся луч, было понятно, что другие не видели странного явления. Зато по изменившемуся лицу замолчавшего Кривошеева стало ясно, что все случилось на самом деле. Бизнесмен резко сменил свой напор, как будто что-то остановило его, еще раз внимательно посмотрел на защитника - уже не давя, а изучая молодого человека, развернулся и пошел к дороге, достав на ходу телефон и набирая номер для звонка.
Не пытавшийся ничего понять, явно привыкший к резким поворотам в поведении хозяина, охранник, как робот повернулся и последовал тем же путем, профессионально просматривая окрестность. Озадаченный происшествием адвокат Кривошеева, прежде чем двинуться вслед за ними, коротко пояснил Крестовскому причину ухода:
- Слушание перенесли, - с интересом оглядел молодого человека и поспешил за своими спутниками, уже подходившими к подъехавшему автомобилю.

Альберт заметил, что Елена Кривошеева не отрываясь смотрит на его лицо. От неожиданности поступка молодого адвоката, она забыла страх и пыталась сейчас понять: почему он не побоялся вступиться и чем смог остановить агрессию ее мужа, которая не однажды заставляла дрожать многих из тех, кто считает себя сильным в этом мире?
- А вы бесстрашный человек.
- Я сам не знаю, как это вышло, - Крестовский только начал по-настоящему осознавать случившееся.
- Теперь вы понимаете, почему я не могу больше жить с этим человеком? Но главное - дочь. Она все это видит… Может я зря затеяла процесс? Ведь понятно, что мы ничего не добьемся. Он и имущество все перевел на мать, и судью, наверное, уже подкупил на всякий случай. Олег не терпит, когда что-то идет не по его сценарию… А сейчас и вы могли пострадать… И дальше он может вредить вам, если сочтет серьезным соперником. Наверное, надо отозвать иск. Как вы думаете?

Крестовский смотрел на лицо измученной, уставшей от страхов, почти сломленной женщины, в котором проступали черты прежней красоты, слушал ее речь и понимал, что она во всем права. Но теперь логика, поддакивавшая выводам клиентки, никак не проходила дальше мозга. Где-то рядом с солнечным сплетением росло другое понимание ситуации, которое проявлялось не в умозаключениях, а в самоощущении и настрое, толкавшем его идти наперекор разумным рассуждениям.
- Не надо, Елена Николаевна. Нам обоим необходимо пройти через этот процесс. Вам - чтобы избавиться от страхов перед бывшим мужем. А мне - чтобы… хотя бы, чтобы доказать, что я не зря выбрал эту профессию.
- Мне кажется, чем ближе заседание, тем больше я боюсь. И вряд ли после суда буду бояться меньше.
- А если процесса не будет, вы останетесь сломленной на всю оставшуюся жизнь, и будете бояться уже не только бывшего мужа, - Крестовский не понимал, откуда в его словах появилась уверенность, и почему был убежден, что все произойдет именно так, как он говорит, но серединой груди точно знал, что теперь отступать нельзя. - Сейчас я узнаю, когда состоится заседание, а вы подождите меня здесь.
- Нет, я лучше с вами пойду.
- Хорошо, пойдемте со мной.

Слушание перенесли на завтра. Альберт помог Елене Николаевне остановить такси и поехал в контору. Всю дорогу его не покидало ощущение, что он стал каким-то другим. Взрослым что ли. Оказывается, внутри него было гораздо больше мужского, чем он сам раньше предполагал. А мозг в это время пытался анализировать ситуацию с предстоящим процессом.

Ну, хорошо - вступился за женщину. Молодец! А дальше что?.. Луч увидел… Да, может, и не было никакого света! Галлюцинация. Навеяло рассказами этого Алексея Ивановича и все… Иск-то провальный. Что завтра скажешь на суде? То, что написал - полная ерунда… Да… Надо как-то по-другому… Но как? Как надо?! Не знаю…

- Приехал? Ну, как процесс? - Ниночка, секретарша шефа, живо интересовалась всем, что происходит в конторе и, пожалуй, лучше всех в небольшом коллективе была информирована о том, какие отношения складываются между сотрудниками, как они реагируют на приказы начальства, какими проблемами живут вне работы.
- Перенесли.
Крестовский смотрел на секретаршу и не мог понять, почему он раньше побаивался этой недалекой, неискренней, пустой женщины, всем смыслом существования которой был сбор информации о чужих жизнях. Ее боялись за влияние, которое она имела, рассказывая шефу о происходящем в конторе и вне ее, представляя при этом все в цветах, которые сочтет нужным для того или иного сотрудника. Поэтому все старались поддерживать с ней приятельские отношения, звали Ниночкой, хотя это уменьшительное имя совсем не подходило для 36-летней, весьма толстой женщины. Но сейчас вся ее сила и даже фигура казались Альберту чем-то мелким, вред, который она могла причинить - незначительным. Ее стало даже жалко из-за того, что ничего собой лично она не представляла и наверняка потерялась бы, если бы вдруг лишилась этого места.
- Странно. А почему тебя тогда шеф спрашивал?
- Мне что, нужно зайти к нему?
- Ну конечно! Я же говорю: спрашивал, - секретарша пыталась уловить, что произошло с их Аликом-очкариком, как его в шутку называли в конторе. Он был не похож на себя обыкновенного. Вместо безобидного, стеснительного юноши-ботаника перед ней стоял зрелый человек, знающий цену себе и вещам окружающим, как будто он уже всего достиг в этой жизни. Во всяком случае, так казалось. И тут она заметила: нет очков! Все пришло в логическую норму.
- Подожди, - остановила она Альберта у самой двери. - Очки забыл что ли?
- Что? А очки... Да, дома оставил.
- Надо же, как измелилось лицо! А всего-то - очки снял. Ну, иди уже! Николай Андреевич ждет.

Массивная дверь кабинета директора скрипнула, но на сей раз не от страха и волнения переступающего порог, а от обычного отсутствия смазки в старых петлях.
- Здравствуйте, Николай Андреевич! Искали меня?
Шеф - маленький, лысый мужчина с брюшком и видом довольного собой человека, прищуром смешливого мудреца в глазах и как будто для него одного придуманной фамилией Карасев, посмотрел на вошедшего:
- А… Альберт! Садись, рассказывай.
- Да нечего рассказывать, Николай Андреевич. Процесс на завтра перенесли. Судья вроде бы заболела.
- Это я уже знаю. Что там случилось у тебя с Кривошеевым?
- Как?.. Вы откуда знаете?
- В том-то и дело, что не знаю. Мне адвокат Кривошеева звонил - спрашивал, кто ты и почему тебе дали представлять в суде интересы Елены. А просто так он звонить бы никогда не стал. Так что произошло?
- Так, в общем, ничего. Просто он стал ссориться с женой прямо перед зданием суда, а я вроде бы вмешался…
- Ты вмешался? Как? - шеф весь даже задвигался от оживления и интереса. 
- Да просто сказал, что я адвокат Елены Николаевны. И все. И Кривошеев ушел.
- Как ушел? Просто услышал, что ты ее адвокат, развернулся и ушел? А до этого, наверное, орал на Лену?
- Так и было.
- Странно… Странно… Он, конечно, эмоциональная личность, мог и сам себе как-то передумать. Но зачем потом Борис звонил?.. Чем ты его напугал, а Альберт? Он ведь тебя всерьез воспринял, - шеф посмеялся коротким ехидным смешком. - Заседание завтра?
- Да, в десять.
- Хорошо, хорошо… Ты давай иди, готовься. Можешь даже дома. А завтра я тоже приду в качестве зрителя… Ну иди!
- До свиданья.
- До свиданья, до свиданья.

- Ну что? - Ниночка встретила прямо у порога и почти прижала Крестовского своей пышной грудью к косяку двери.
- Да ничего.
- Что он спрашивал?
- Ниночка… Нина Григорьевна… мне Николай Андреевич приказал домой ехать, к процессу готовиться. Можно я уже пойду?
Для секретарши такое обращение было хамством. Мало того, что этот никому не нужный здесь сопляк-адвокатишко отказался говорить с ней, он еще и назвал ее по имени-отчеству!
- Так?! Так, Альберт… как вас там.
- Сергеевич.
- Альберт Сергеевич…
- До свиданья, - Крестовский вдруг понял, что зря обидел женщину и что дороги назад уже нет, - Простите, если я вас обидел.
- Да я не из обидчивых! До свиданья, Альберт Сергеевич!

Трамвай катился медленно, будто катерок на небольшой волне раскачиваясь на неровностях дороги. Колеса выдавали однообразный ритм, сухо отсчитывавший количество оставленных позади рельс. На остановках люди выходили и заходили, унося одни эмоции и принося другие. Все двигалось так, словно в этом хаосе был какой-то смысл, особый порядок, кем-то устроенный и управляемый. Казалось, еще чуть-чуть и суть происходящего откроется сама собой. Крестовский впервые смотрел на мир глазами стороннего наблюдателя. Раньше он всегда был участником событий, нес свои переживания в толпу, получал чужие, а сегодня видел все будто сверху. Он еще не различал деталей, не выделял отдельных лиц, не определял характеров, но уже был не с массой. Это ощущение давало чувство свободы и одиночества.
В голове и груди проворачивались произошедшие события - эмоции сравнивались с картинками фактов, раскладываясь по важности в логической памяти. Так, наверное, могло бы продолжаться долго, но в кармане зазвонил телефон. По сигналу звонка он понял, что это мама. Говорить не хотелось, и не ответить было нельзя - Альберт знал, что она волнуется и сейчас звонит узнать, как прошел процесс.

- Алле, мама, здравствуй, - он старался говорить негромко, чтобы не нарушить загадочный порядок окружавшего движения, заставив людей обратить на себя внимание.
- Альберт, сынок, здравствуй. Ну, как, уже закончилось?
- Нет, мама, суд перенесли на завтра.
- А ты уже этого Кривошеева видел? Про него всякие нехорошие истории рассказывают.
- Видел, мама. Все хорошо, не беспокойся. Я сейчас не могу говорить - я в трамвае. Я тебе позже перезвоню, ладно?
- А… Хорошо. Я буду ждать.

Вместе с исчезновением слова «мама» на дисплее телефона, ушли все прежние ощущения. Он снова оказался частью толпы и вспомнил про предстоящие дела. Перед ним стояла неразрешимая задача: как провести процесс, чтобы… если и не выиграть, то хотя бы доказать свою профессиональную состоятельность - думал он раньше... победить - думал теперь. Ставки стали такими, что можно было только выиграть или все потерять.

Завтра шеф приедет посмотреть на мою работу. Если удастся… А что может получиться? Я ведь не знаю, что придумать, чтобы повернуть дело в свою пользу. Тут только чудо поможет… Хотя чудеса уже происходят. Зрение не портится… Тьфу, тьфу, тьфу. По голове стучать не стоит - люди подумают, что дурак… И с Кривошеевым интересно получилось… Или показалось? Этот луч из солнечного сплетения… Может, это тоже эффект нормализации излучения? Надо будет позвонить Алексею Ивановичу… Впрочем, сейчас не до этого - необходимо сосредоточиться на процессе… Ниночку опять же обидел. Она меня съест целиком, и даже косточки не выплюнет. Не даст больше работать в конторе. Если я не выиграю процесс. А если выиграю - тогда плевать на все ее интриги, тогда я и сам смогу спокойно уйти в любую фирму. Адвоката, отсудившего имущество у Кривошеева, возьмут везде… Правда, если жив останусь после такой победы. Для него месть такой же закон, как для других уголовный кодекс… О! Чуть свою остановку не проехал.

Крестовский выскочил из трамвая перед самым закрытием дверей и тут же ощутил чувство голода. Оказывается, оно уже давно захватило внутренние органы, просто он, погруженный в события и проблемы, не давал себе возможности это заметить. В холодильнике была недоеденная пачка пельменей и сосиски. К ним Альберт и двинулся, ускоренно перебирая ногами тротуар, на время исключив из внимания неразрешенные вопросы, застрявшие и бившиеся в голове, как рыба в сетке.

Насыщение произвело расслабляющее действие. Мозг начал активную борьбу с желанием спать, зная при этом, что силы неравны. Надо было сесть за компьютер, что-то подумать, попытаться проработать хотя бы новую канву выступления. Но ощущение сытости, доставленное пельменями с сосисками, и чувство защищенности, продиктованное домашней обстановкой, располагали к другому. Он сначала перешел из кухни в комнату, лживо убеждая себя, что идет не к дивану, а к компьютеру, затем посмотрел на подушку, манившую в горизонталь, пообещал себе просто чуть-чуть отдохнуть и уже с новыми силами взяться за дело. Легко согласился, что так будет продуктивней, прилег и… закрыл глаза.
Проснулся от острого желания есть. Взглянул на часы: без четверти восемь.

Хорошо, что снова кушать захотел, а то проспал бы до ночи… Однако что-то очень сильно хочется. Там еще яйца есть, сосиски остались, масло, сыр… Яйца поджарю. Стой! А чего так светло? Солнце! Черт! Значит, это не вечер! Я проспал до утра! Все проспал!.. Так, без паники. Спокойно! Успеваю помыться, переодеться, поесть и вовремя приехать в суд. Но я же не готов?! Я же… Поздно! Ехать в суд и по дороге что-нибудь придумаю. В крайнем случае, выступлю по подготовленному варианту… Все! Времени на панику нет.

С этого момента Крестовским овладела сосредоточенность. Именно овладела, потому, что сам он не прилагал никаких усилий, чтобы ее удерживать. При этом адвокат не был сконцентрирован на каком-то отдельном предмете, не думал больше даже о предстоящем процессе и своем выступлении. Единственной целью его жизни в это время стал путь к зданию суда. Он тут же понял, что необходимо в первую очередь заказать такси, чтобы избавиться и от лишней нервозности при поездке в общественном транспорте, и от необходимости находиться среди других людей, мешающих напряжениями своих переживаний настраиваться на самое важное событие в жизни. Душ был без эмоций, еда без ощущения вкуса, процесс одевания и сборки портфеля - без лишних движений. Заиграл общую мелодию для входящих вызовов телефон. Но это было не такси.

- Алле.
- Здравствуйте, Альберт Сергеевич, это Елена… Елена Николаевна. Кривошеева.
- Здравствуйте, Елена Николаевна.
- Я хочу… Я звоню, чтобы… в общем я боюсь одна подходить к суду…
- А сейчас вы где?
- Еще дома. Я уже вызвала такси, давайте я за вами заеду?
- Это не обязательно, Елена Николаевна. Давайте лучше встретимся в скверике, за углом здания суда. Я буду там… минут через пятнадцать.
- Хорошо. Так тоже хорошо.

Почти следом позвонил диспетчер такси, сообщил, номер и марку ожидавшего его у подъезда автомобиля. Крестовский оглядел перед выходом себя и квартиру - ничего не забыл.

Кривошеевой в сквере еще не было. Зато весна вовсю хозяйничала там. Яркое утреннее солнце высвечивало чистоту красок свежей зелени, играло с прохожими, заставляя их прикрывать глаза и расстегивать куртки, блестело на массивных металлических спинках скамеек, придавая им вид легкости и приветливости. Альберт на секунду увлекся картиной увиденной игры и вдруг, как будто поняв, но еще не осознав смысла всего солнечного баловства, почувствовал себя частью этой стихии. Внутри него что-то стало отвечать солнечным знакам собственным светом, как будто в груди расправляло лучи собственное небольшое солнце. Что-то должно было произойти. Он закрыл глаза. Еще секунда, еще мгновение…
- Извините, что я так долго добиралась. Если честно, я специально не хотела приезжать раньше вас.
Вместе с появлением у скамейки Елены Кривошеевой, с интересом смотревшей прямо в лицо Крестовского, все закрылось, оставив только ощущение внутренней наполненности, порожденное недавним предчувствием солнца внутри себя.
- А? Да, это правильно, - Альберт встал. - Хотя, возможно, такие меры предосторожности и излишни. Вы готовы?
- Нет. Но с вами почему-то не страшно.
- Тогда пойдемте, - Адвокат внезапно искренне радостно и открыто улыбнулся Елене Николаевне, которая от неожиданности даже сделала шаг назад, в одно мгновение пригляделась к сияющему лицу собеседника и тоже улыбнулась с каким-то своим смыслом.

В этот раз судья была на месте, заседание должно было состояться в срок. В коридоре, перед дверью зала судебных заседаний №14 уже деловито ерзал Николай Адреевич Карасев, который, увидев приближающихся Крестовского и Кривошееву, тут же двинул к ним свое брюшко.
- Здравствуйте, Елена, - Карасев взял руку Кривошеевой и мягко держал ее в своей, при этом заглядывая собеседнице в глаза. - Вот, лично пришел проконтролировать ход процесса. Мы все так переживаем.
- Добрый день, спасибо, что пришли. Мне поддержка будет очень кстати, - Кривошеева не без усилий, но также мягко отобрала руку у Карасева и перевела взгляд на Крестовского.
- Альберт, надеюсь, ты подготовился как следует, - при этих словах шеф пожал плечо Крестовского, и тут же значительно понизил голос. - А вот и наши оппоненты…
Как будто забыв про тех, с кем только что разговаривал, Карасев проскользнул между ними, через секунду очутившись перед Олегом Викторовичем Кривошеевым, его адвокатом и шедшим сзади охранником. Он слегка поклонился Кривошееву и обозначил начало движения к рукопожатию. Не встретив ответной реакции, тут же, не прерывая начатого жеста, протянул руку его адвокату, с которым явно был хорошо знаком. Между тем Олег Кривошеев остановился, глядя в ту часть коридора, где стояли Альберт и его жена.
Елена Николаевна, находившаяся спиной к мужу, выпрямилась, не поворачиваясь, подняла голову, и изо всех сил смотрела на Крестовского, пытаясь не выдать своего страха и волнения. Альберту же, который развернулся вслед за Карасевым, ничего оставалось, как встретить внимательный взгляд Кривошеева. Будучи внутренне готовым к встрече с колючей проволокой жестоких глаз, защитник вдруг растерялся: Кривошеев был не похож на себя. Во всяком случае, в нем не было ничего вчерашнего. В сегодняшнем взгляде мелькнул обычный человек, с присущей многим накопленной усталостью, раздражением и сожалением, способный чувствовать и даже, как показалось, сопереживать. Впрочем, удостовериться в правильности выводов не получилось - через мгновение Кривошеев отвернулся и прошел в дверь зала судебных заседаний. За ним в дверном проеме исчезли охранник и адвокат с шефом, что-то негромко обсуждавшие между собой.

- Мне страшно, - Елена Кривошеева, так и не оглянувшаяся в сторону своего бывшего мужа, но буквально спиной почувствовавшая, что он прошел, схватила Крестовского за запястье.
- Мне кажется, что сегодня бояться уже нечего, - Альберт, еще находившийся под впечатлением неожиданного образа Кривошеева, вдруг стал чувствовать, что именно эти, на секунду новые глаза, - знак возможности успеха. - Соберитесь, осталось совсем немного. Пойдемте в зал, иначе можем опоздать.
- Только идите, пожалуйста, впереди.   

Пока все занимали свои места, пока проходили необходимые церемонии вхождения судьи, вставания, объявления начала заседания, молодой адвокат максимально незаметно старался еще раз заглянуть в глаза бизнесмену - хотелось удостовериться, что он не ошибся в оценках. Наконец, Кривошеев повернулся, осмотрел жену, перевел взгляд на Крестовского… У Альберта, казалось, похолодел затылок:  перед ним были обычные, порождающие страх глаза человека, не знающего непреодолимых препятствий. Что-то сломалось внутри, возникло сильнейшее волнение, горло стало пересыхать, в руках появилась дрожь. Нет, он не испугался вдруг Кривошеева, он ясно понял, что совершенно не готов к процессу.

На что надеялся? Откуда тупая уверенность в том, что надо идти, когда вообще не готов? Поверил в электрические вибрации! Дурак! Что говорить? Где-то недописанное выступление… Оно, конечно, плохое, но хоть что-то. Хоть что-то…

Крестовский нервозно рылся в портфеле, пытаясь достать листы неоконченного выступления, и не слышал, как судья предоставила ему слово. Все смотрели на чрезмерно разволновавшегося защитника. Карасев, сидевший на местах для зрителей, закрыл глаза рукой, судья, секретарь и представитель ответчика снисходительно улыбались, охранник искривил рот в гримасе ухмылки. Только Кривошеев смотрел на Альберта с ожиданием, не проявляя никаких других эмоций. Раскрасневшаяся от стыда Елена Николаевна, наконец, тихонько ткнула Альберта в бок, отчего он поднял голову и понял сразу все.
Оставив на столе портфель с наполовину вынутым текстом, машинально встал, как вскакивал в школе, когда учитель ловил за каким-нибудь сторонним занятием, и стал оглядывать зал поверх голов присутствовавших, чтобы хоть за что-нибудь зацепиться взглядом. Посмотрел в окно за спиной судьи и остановился. Там было солнце. То самое, которое недавно играло в сквере. Теперь оно уперлось своими лучами прямо в Крестовского и в его солнечном сплетении вновь появилось ощущение собственного света. Дрожь и волнение прошли, будто их не было вовсе. Ровно выдохнул, спокойно оглядел судью и секретаря, не обращая никакого внимания на их улыбки, все еще растягивавшие накрашенные губы, посмотрел на Кривошеева, не взглянув на его адвоката, и без всякой внутренней подготовки, пропустив необходимые профессиональные фразы о подтверждении требований, стал говорить так, будто слова формировались не в голове, а там же, в центре собственного солнца.

- Уважаемый суд! Предметом нынешнего разбирательства служит нежелание состоятельного мужа передать бывшей жене часть имущества, нажитого за время брака. И исходит оно не из угрозы потерять или даже сколько-нибудь значительно уменьшить свое состояние. Ведь объекты, предъявленные в качестве предмета иска – лишь малая часть того, чем реально владеет ответчик. Пусть все записано на маму, бабушку и других родственников - все прекрасно знают, что это его собственность. Прежде всего, знает это он сам.

Хотя Крестовский и обратился к суду, говорил он исключительно Кривошееву. И смотрел только на него. Ответчик сначала удивленно взглянул на адвоката жены, затем, как бы отстранившись, перевел равнодушный взгляд на стенку за спиной Елены Николаевны и смотрел в пустоту. Но Альберт чувствовал, что слова его попадают в эту груду крепких костей, воловьих жил и железных нервов.   

- Главная задача Олега Викторовича Кривошеева – наказать жену. Он решил наказать ее за желание уйти от него, за то, что она посмела проявить свою волю, в наличии которой ей было отказано. Но за что в фактическом выражении он так хочет покарать Елену Николаевну? За годы безукоризненной верности? За рождение дочери? За беспримерное терпение, с которым она переносила его агрессию и побои? За то, что, отдав мужу молодость и красоту, создав ему надежный семейный тыл, позволила большего достичь в бизнесе и личном продвижении, а теперь уже не имеет сил выносить издевательства? За то, что впервые решила поступить так, как лучше для нее, а не для него? За то, что он сам разлюбил, за то, что она стала внешне уступать окружающим его молодым красоткам?

Солнце внутри Альберта разгоралось, его потоки устремились прямо к груди сидевшего напротив Кривошеева. Нет, никакого луча в этот раз он не видел, но чувствовал, что свет его пробивается под дорогой галстук, прохладно свежую рубаху. Было видно, что чувствовал это и сам Олег Викторович. Он уже смотрел прямо в глаза Крестовскому, и взгляд его выдавал тяжелую внутреннюю борьбу.

- Елена Кривошеева просит суд передать ей часть совместно нажитого имущества и не обращается с иском об установлении алиментов, потому, что не хочет и дальше быть зависимой от мужа-тирана. И если бы что-то человеческое, что намного шире рамок государственного законодательства, было еще живо в самом Олеге Викторовиче, он бы не стал раздувать этот скандал, не стал бы добивать свою жену и калечить жизнь дочери. Но бизнес-принцип и здесь взял верх над нравственным долгом.

После этих слов Крестовский увидел, как из-под рубахи Кривошеева, сквозь галстук начал пробиваться небольшой кружок света, который становился то чуть больше, то слегка затухал, но не пропадал. При этом взгляд сначала стал таким же, как в коридоре перед входом в зал суда, а затем передал муку, которую он испытывал.
 
- Ответчиком в данном деле движет желание сделать так, чтобы его боялись еще больше, чтобы все было по его воле, вне зависимости от того, насколько эта воля соответствует человеческой нравственности и христианским основам. Ведь Олег Викторович известен своей благотворительностью в отношении церкви и даже сейчас на груди у него – освященный крестик, который пытается, но не может пробиться к свету в душе надевшего его.

Только после этих слов Крестовский догадался: свет шел от золотого креста, это он пульсировал и, судя по всему, жег душу хозяину. 

- Возражаю, ваша честь! - представитель ответчика взволнованно вскочил, но судья еще не успел ничего ответить, как прозвучал резкий окрик Кривошеева.

- Сядь!

Адвокат хлопнулся на стул, исполнив команду, как тренированная собака, а Кривошеев повернулся к судье, от изумления не знавшей, что сказать, и продолжил, металлической волей чеканя слова.

- Не надо больше. Я согласен с предъявленными требованиями, и удовлетворю их в полном объеме. Если нужно оформить формальности - мой юрист все решит, - и быстро вышел из зала заседаний.

Оторопевший охранник даже не успел открыть ему дверь и выскочил в коридор вслед за хозяином.
Зал пронзила тишина… Первой пришла в себя судья, предложившая сесть Крестовскому и объявившая об окончании слушаний в связи с достигнутым в судебном порядке согласием ответчика с предъявленными требованиями и вынесенным на этом основании решении в пользу истца.

После ухода судьи, адвокат Кривошеева подошел к Крестовскому, поднявшемуся навстречу, и протянул руку.
- Поздравляю, молодой человек. Даже я не знал, что здесь у него слабое место. Если чутье не оставит вас, можете далеко пойти. Вы ведь не могли это вычислить, правда? Вычислить это почти нереально, даже если тесно общаться с Еленой Николаевной, - адвокат перевел взгляд на Кривошееву, которая рассеянно-глуповато наблюдала за происходящим, до конца еще не поверив в благоприятный для себя исход дела. - Ну, желаю удачи. 
- Спасибо.
- Любая удача - это результат грамотно спланированных действий, - подхватил появившийся из-за спины молодого защитника улыбающийся Карасев. - И вы, Борис Давидович, это знаете лучше других.
- Посмотрим, Николай Андреевич, посмотрим, - адвокат Кривошеева развернулся и пошел к выходу.
- Ну, поздравляю нас всех! Елена Николаевна, давайте я вас отвезу, заодно обсудим наши дела.
Кривошеева уже пришла в себя и после этих слов вопросительно посмотрела на Крестовского.
- А тебя Альберт жду в офисе - уроки победы надо учить основательно, -  добавил шеф.
Кривошеева встала:
- Спасибо, Альберт Сергеевич. Вы просто чудо какое-то сотворили. Надеюсь, что у меня еще будет возможность вас дополнительно отблагодарить. Я позвоню, хорошо?
- Конечно, звоните, буду рад.

Все ушли, и Крестовский стал собирать в портфель рассыпанные по столу листы доклада. Внутри было пусто, а тело свободно.
На выходе из здания суда мир встретил его задернутым плотными облаками небом, отчего дополнительно посеревшим показался асфальт, поблекли краски весенней зелени. Альберт прошел несколько шагов, заглянул за угол, посмотрел на ни чем не примечательную небольшую аллейку с грязными неприглядными урнами и некрашеными скамейками, остановился.

Что это было? Солнце, лучи, свечение крестика Кривошеева, его неожиданное согласие с иском… Неужели так действует антивирус? А может, показалось опять? Может, нет никакой мистики, и это я сам выиграл процесс, интуитивно почувствовав слабое место противника? Должно же было и мне когда-то повезти… Но зрение-то я сам не мог восстановить. И вообще после встречи с этими компьютерщиками чувствую себя как-то по-другому. Без страха, спокойно. Опять же свечение это вчера и особенно сегодня не похоже на галлюцинацию. Хотя, говорят, стресс и не на такое способен. Странно все. Может, надо позвонить Алексею Ивановичу, объясниться?.. Начнет копаться, расспрашивать, а я сам ничего еще не понял... Наверно, не надо. По крайней мере, пока. Все ведь хорошо. Просто отлично! Я выиграл абсолютно проигрышное дело! Победил в первый раз в жизни! И кого! Лучше маму порадовать, она очень волнуется.

- Алле, мама, здравствуй.
- Ну, как сынок? Все закончилось?
- Мам, я, между прочим, с тобой поздоровался.
- Неужели все хорошо? Да!?
- Да, мама! Да! Я выиграл!
- Я знала, я знала! Я молилась и в церкви свечку ставила.
- Ма-ам, ну прекращай ты эти глупости.
- Все, все, молчу. Позвони отцу, порадуй его. А то он весь серый ходит в последние дни и не разговаривает почти.
- Не-е, мам, сама ему скажи. А я на днях заеду к вам в гости. Праздновать будем.
- Когда сынок, когда заедешь? Мне же надо приготовить что-нибудь вкусненькое.
- Да не надо ничего специально готовить. Соберусь, позвоню и заеду. Папе привет.
- Подожди, Альберт. Хоть примерно скажи…
- Все, мама, привет папе, я больше не могу разговаривать, мне к шефу надо на разбор полетов. Целую, пока.

 Только теперь, разделив удачу с человеком искренне ей обрадовавшимся, он осознал себя победителем. Пришло ощущение, что нет ничего невозможного. Мир, с людьми, машинами и деревьями, признавая его превосходство, стал ниже. Все виделось сверху, настроение заставляло слегка подпрыгивать при ходьбе, которая казалась предвзлетным разгоном.

- Добрый день! - Крестовский шагнул в приемную, совершенно забыв о вчерашнем разговоре с Ниночкой.
- Здравствуйте, - секретарша даже не посмотрела в его сторону.
- Шеф уже у себя? - не обращая внимания на реакцию женщины, не видя и не слыша никаких деталей, спросил адвокат.
- У себя. Можете зайти. Поздравляю.
- Спасибо.

Шеф сидел за столом и просматривал какие-то бумаги.

- Можно?
- А… Триумфатор. Заходи, заходи. Садись вот здесь, на диванчике.
Крестовский сел на небольшой кожаный диван, перед которым стояло такое же кресло и журнальный столик.
- Ну что, может по кофейку, чтобы взбодриться?, - Карасев сел на кресло, которое было выше дивана, и лукаво-весело разглядывал подчиненного сверху. 
- Не откажусь.
Это был первый случай, когда шеф предложил Альберту выпить кофе в его кабинете и осознавший это Крестовский согласился с предложением, хотя ничего не хотел. Глядя на Карасева снизу вверх, он ощущал легкий внутренний дискомфорт, но это не мешало чувствовать себя свободно, почти на равных с начальником. 
- Ниночка, сделай нам два кофе, - ласково проговорил шеф в трубку телефона и положил ее на столик, - Ну, как ощущаешь себя после такой громкой победы?
- Нормально.
- В начале волновался, да?
- Да, в первые минуты я как-то растерялся.
- А дальше все было впечатляюще, - шеф сверлил небольшими глазками. - Как же тебе пришло в голову давить ему на совесть? Откуда ты вообще заподозрил, что она у него есть? - Карасев хихикнул собственной остроте, затем снова сконцентрировал внимание на собеседнике. - С Леной ты на эту тему не разговаривал… Или говорил?
- Нет, мы с ней мало общались. Если честно я сам точно не знаю, почему выбрал такую тактику. Просто еще вчера, когда встретились возле суда…
Дверь отворилась, и Крестовский замолчал. Молчал и Карасев. Ниночка почувствовала, что пауза возникла из-за нежелания предоставить ей возможность услышать хотя бы часть беседы, не стала скрывать вида обиды, быстро прошла с небольшим подносом, поставила на столик кофе, сахар и небольшую вазочку с конфетами.
- Вот ваш кофе, Николай Андреевич.
- Спасибо, Нина.
- Спасибо, - сказал и Крестовский.
- Пожалуйста, - Глядя на Альберта, проговорила секретарша с такой интонацией, как будто сказала: не тебе принесла. Развернулась и на сей раз  демонстративно медленно, плавно двигая своими выпуклыми крупными ягодицами, пошла к выходу из кабинета.
- Что ты говоришь вчера?
- Вчера у суда, когда встретились с Олегом Викторовичем, я почему-то подумал, что в нем есть что-то человеческое, и что если нельзя давить на юридическую сторону дела, то можно попробовать использовать другую. Вот, сегодня, кажется, получилось.
Альберт придумывал историю прямо на ходу, но ему самому этот рассказ казался столь убедительным, что он стал верить, будто так и было. Или почти так. Во всяком случае, подумать-то он мог, просто мог не запомнить своих мыслей.
- Значит, не зря я тебя вчера спрашивал. А ты почему все сразу не сказал?
- Я еще не знал, что так поверну дело. Это потом уже, дома, когда готовился.
- Ну, молодец. Сегодня всех удивил. Лена тобой просто очарована. Просила еще раз передавать благодарности.
- Спасибо, - Крестовский смутился, будто Карасев открыто говорил о чем-то интимном.
- Ладно, теперь к делу, - шеф положил и стал размешивать сахар. - Ты знаешь, что у нас адвокаты получают проценты от суммы гонорара компании в случае выигрыша дела?
- Да.
- Кривошеева уже сегодня поедет за кредитом, чтобы с нами рассчитаться, - Карасев глотнул кофе. - Завтра-послезавтра деньги поступят на счет, и ты сможешь получить свой гонорар. Точно не помню, но это около 600 тысяч рублей, - снова с удовольствием приложился к чашке. - Надеюсь, это твой первый и далеко не последний крупный выигрыш.
Крестовский знал, что сумма должна быть неплохой, но, не будучи в курсе договоренностей конторы с клиенткой, не предполагал, что она окажется настолько хорошей. После этой информации его мозг поплыл, частично теряя связь с действительностью, как у боксера после нокдауна.
- Ты сейчас чем занимаешься?
- А? Да вот, Петр Романович просил для его дела составить запрос в регистрационную палату, получить у них информацию по квартире для своего клиента.
- Все. Теперь Петр Романович найдет себе другого помощника. Или сам все сделает. У меня есть для тебя на примете одно дело… Впрочем, я еще подумаю, - шеф снова отпил кофе и поставил чашку на стол. - Но помогать больше никому не надо. Сейчас можешь идти праздновать, а завтра обсудим - чем или кем ты займешься. О! А кофе-то ты так и не выпил.
Альберт замешкался. Пока говорили, было не до кофе, а теперь он бы уже и выпил, но разговор закончился, однако оставаться в кабинете шефа просто для того, чтобы пить кофе было невозможно.
- Ну ладно, иди уже. Потом выпьешь, - поняв положение подчиненного, разрешил ситуацию Карасев, и ободряюще улыбнулся.   

В приемной Крестовского ждал Петр Романович Фролов - высокий, жилистый, ширококостный мужчина 56-ти лет, с крупными чертами лица, с залысиной на темени, которую он прикрывал остатками крашенных волос, доставляемыми наверх с левого боку головы. С Петром Романовичем Альберт делил небольшой кабинет, в котором еле помещались два стола.
- Алик, поздравляю. Это большая удача.
- Спасибо, - рука Крестовского утонула в лапе Фролова, до сих пор в рядах ветеранской команды вколачивавшего мячи на волейбольной площадке.
- Шеф что сказал?
- Сказал, что даст новое дело.
- А ты запрос сделал?
- Я не успел и Николай Андреевич сказал, что теперь найдет вам нового помощника. Вы, наверное, зайдите к нему, он все объяснит.
- Куда зайдите? Чего это вы здесь распоряжаетесь? - вдруг взвизгнула Ниночка. - Николай Андреевич ничего не говорил, я ему ничего не докладывала, а он: зайдите. Распоясалась молодежь, вообще дисциплины не признает. Один раз ему повезло, так он теперь командует тут!
- Извините, Нина Григорьевна, я не претендую на вашу роль и никак не посягаю на ваш незыблемый статус, я просто предположил…
- В самом деле, Ниночка права, зачем тревожить по пустякам Николая Андреевича? Пойдем лучше договорим в кабинете, - испуганно-извиняющимся тоном проговорил Фролов.
В кабинете Петр Романович неожиданно душевно попросил Альберта помочь ему в работе с регистрационной палатой. Он не успевает, а тут еще жена приболела, у дочки проблемы с работой… Крестовский, польщенный тем, что к нему обращаются как к полноценному коллеге, проникшись житейскими сложностями старшего товарища, согласился приготовить и отвезти запрос.   
Приступив к составлению несложного документа, он то и дело отвлекался, постоянно возвращаясь к мыслям о скором гонораре, начиная думать, на что потратить неожиданное богатство, потом отбрасывал ненужные рассуждения, вновь возвращался к тексту запроса, на подготовку которого в итоге ушло не 15-20 минут, а более получаса. Составив бумагу, адвокат с удовольствием отправился в регистрационную палату, получив, таким образом, освобождение до конца дня.

Небо снова просинело. По-женски непостоянная весенняя погода опять поменяла городские декорации. Крестовский вырвался из офиса, как из клетки, и наслаждался свободой. Если по пути в палату его еще удерживало сознание необходимости дела, то, выйдя из нее, Альберт почувствовал себя серфером, легко скользящим по волнам уличной стихии. Ничто не мешало и не отвлекало его, мозг анализировал полученную информацию, будучи явно довольным и сырьем, и процессом его обработки.

Что можно купить на 600 тысяч? Черт, да много чего! У меня таких денег раньше никогда не было. Тем более что все они - мои. Можно же и машину купить. Правда, недорогую, какую-нибудь бэушную, - не хочется. Брать, так уже что-нибудь стоящее. Хотя первый автомобиль, говорят, должен быть таким, какой не жалко… Зато сам будешь жалким в развалюшке. Можно взять новую корейку или японку, ближе к представительскому классу. Правда, тогда ничего не останется. Опять придется экономить на всем, а ограничивать себя так не хочется. Может, потом, со следующего гонорара машину взять? Уже захотел новый гонорар! Разогнался. А, с другой стороны, я теперь полноценный адвокат, шеф даст дело… Что он хочет предложить? Почему сказал, что еще подумает? Завтра все узнаю, сегодня лучше не грузиться. О, у мужика туфли классные. Надо себе что-нибудь подобное. Не серьезно ходить в дешевке. И костюм хочется как у Кривошеева. Но он, наверное, очень дорогой… А может теперь для меня и не очень. Надо зайти куда-нибудь посмотреть. У… маме надо будет купить подарок. И отцу. Точно! А одежду или в дом им что-нибудь? И себе можно взять телевизор нормальный. Да, и диван бы поменять, и кухню - все старье. Но тогда надо сначала ремонт сделать. Обои поменять, двери тоже, а на пол положить хороший ламинат… Нанять бригаду, они дня за два все закончат - квартирка-то небольшая. А потом поставить новую мебель и начать новую жизнь! Отличная идея. Надо будет посчитать, сколько все это стоит. А то, кажется, размахнулся уже на миллион… Где посмотреть одежду? Пока делать нечего, надо подобрать, а потом прийти и купить. Можно в ЦУМе, там мужской салон с элитными марками… Я в него всегда заходить боялся, чтобы не выглядеть оборванцем среди роскоши. А теперь надо пойти!

Ехать до центрального городского универмага было недалеко - четыре остановки, но толкаться среди массы простых пассажиров не хотелось. Идти тоже было тяжело – необходимо было как можно скорее реализовать созревшее решение. Альберт, прикинув остатки средств в кошельке, решил добраться на такси. Не стал мелочиться и ловить машину на дороге, чтобы вышло дешевле, подошел к стоянке возле остановки и, не торгуясь, скомандовал: в ЦУМ.
В магазин вошел с прямой спиной, уверенной походкой способного многое себе позволить мужчины. Правда, от услуг консультантов отказался - все-таки денег не было, и он не собирался ничего даже примерять, поэтому было еще совестно понапрасну эксплуатировать этих женщин. Но отметил, что отнеслись к нему без скрытой иронии, с которой раньше, казалось, спрашивали в дорогих магазинах: вам чем-нибудь помочь? Или: вы что-то ищете? Осмотр начал с обуви. В глаза бросились черные, с зауженным носом и отличной кожей туфли. Подошел поближе, незаметно глянул на ценник и слегка оторопел: 18 тысяч рублей. Месячная зарплата. Ему стало неловко стоять тут в ботинках за полторы тысячи. Как бы оглядываясь на другие вещи, бросил взгляд на продавщицу, которая как раз оценивающе смотрела на его изрядно растоптанные туфли. От неприятного чувства ноги слегка ослабели, тепло прошло по позвоночнику от копчика к затылку и, выходя из темени, пошевелило корни волос. Но он собрался и взял с полки понравившийся товар. Повертел в руках - обувь на ощупь была еще лучше, чем на осмотр. Прочел надпись на подошве: made in Itali. Заглянул внутрь: Hugo Boss. И решил, что потом непременно купит себе эту пару. Пусть дорого, но он должен доказать этой продавайке, что не просто забрел на экскурсию. В уме от 600 тысяч быстро отсчитались 18 и остаток успокоил окончательно: он может безболезненно купить даже не одну пару таких ботинок. Туфля вернулась на место небрежным жестом, рожденным, впрочем, избытком напряжения, а не франтоватой расслабленностью. Смотреть костюмы и другую одежду Альберт уже не стал, желая быстрее уйти, и в то же время намереваясь как можно скорее снова вернуться сюда с деньгами.
Выйдя из ЦУМа на отяжелевших ногах, Крестовский решил не ходить в магазины бытовой техники, мебели и стройматериалов, планы посещения которых возникли в такси. Отяжелевший внутри и уже не чувствовавший себя свободным физически, он хотел быстрее добраться домой, закрыться ото всего в стенах своей квартиры, ожидая, что там снова придет облегчение. Тратиться на такси больше не было смысла. Альберт двинулся к остановке автобусов и трамваев.

Дом, как панцирь, укрыл от всех влияний внешней среды, отогнал за порог ненужные переживания, накормил тем, что было в холодильнике, и пригрел на диване, перед включенным телевизором. Крестовский никак не мог найти подходящую передачу. Как обычно в таких случаях, он заскользил по поверхности телеэфира, переключая каналы после появления первых картинок, и вдруг остановился. С экрана смотрел на него космос. Речь шла о возникновении Вселенной. Вообще-то, Альберт, как и многие молодые люди, не так давно вырвавшиеся из объятий образования, не любил научные фильмы, напоминавшие о скуке принуждения к знаниям. Но в этот раз было по-другому. Он почувствовал, что речь идет о нем самом, что рассказ об истории открытий в изучении Вселенной касается лично его, его собственной жизни и существования на земле. Начало в точке, Большой взрыв, вызванный выплеском неимоверного количества энергии, расширение и реликтовое излучение толкали к чему-то мозг и ворочали душу. Он пытался и никак не мог понять, какое отношение это имеет к нему, пока не вспомнил про слова приемщика-ученого об излучении, идущем от человека и окружающих предметов и про чип антивируса, находившийся теперь внутри него самого. В сознании выстроилась четкая цепочка единства явлений: энергия Большого взрыва, реликтовое излучение, являющееся остаточной энергией, излучение человека и предметов, взаимовлияние энергий. Затем в памяти вспыли сегодняшние игры с солнцем в сквере и в суде, свечение крестика Кривошеева. Он еще не мог понять, какие выводы можно сделать из нынешнего открытия, но чувствовал, что это что-то очень важное, жизнеопределяющее, делающее его частью действия, масштабы которого трудно объять даже мысленно.

Глава вторая.
Симка и Гигабайт

Алексей Иванович Симаков увлекся излучениями еще в институте. Затем была аспирантура в НИИ физики и математики регионального отделения академии наук, кандидатская по теме влияния высоковольтных линий на работу электроники, работа в НИИ, где молодой ученый занимался любимыми исследованиями в свободное время от выполнения распоряжений старших товарищей. Безропотно, усердно и довольно успешно выполнял различные задания, снискав славу талантливого, преданного науке специалиста. Так продолжалось лет десять: Симаков работал на других, собирал материалы для собственной докторской. Казалось, что жизнь имеет определенную колею, не сулящую никаких неведомых поворотов, обещающую стандартную карьеру вполне заурядного научного деятеля областного масштаба. Но однажды его пригласил к себе директор и объявил, что институт получил секретный заказ от министерства обороны, связанный с изучением влияний излучений на боеспособность войск, и что ему, как беззаветно преданному этой теме человеку, поручается сформировать и возглавить специальную лабораторию, задачей которой станет разработка системы защиты личного состава отечественной армии от воздействия психотропного оружия. Проект назвали «Антивирус», зашифровав деятельность лаборатории под исследование и разработку компьютерных программ.
С этого момента жизнь Алексея Симакова изменилась, а сам он почувствовал себя вполне счастливым человеком. Впрочем, исследования сразу столкнулись с проблемами, связанными с совершенной неразвитостью темы. Не ясно было даже с какого места их начинать, так как не существовало никакой базы, никаких наработок, кроме предоставленных военными весьма неполных данных о реакции организма на посылаемые специальными приборами волны разной степени длины и частоты.
Для успешной работы требовался грамотный помощник. Даже так: нужен был компьютерный гений, способный создавать программы, имитирующие излучение и реакцию на них, анализирующие и сопоставляющие полученные данные. Тогда Алексей вспомнил про своего институтского друга Костю Завьялова, увлекавшегося компьютерами почти так же, как сам Симаков излучениями. Их дружба вызывала улыбки окружающих из-за специфического внешнего вида: здоровенный атлет Завьялов, бывший мастером спорта по гребле, и тогда еще совсем щуплый, слегка головастый Симаков, выглядели со стороны комически. За глаза их звали Симка и Гигабайт. Но смеяться или язвить в лицо по этому поводу никто не решался. Хотя Костя, как говориться, и мухи никогда не обидел, и никто не видел его даже немного раздраженным, давать повод для его беспокойства и проверять степень уравновешенности гиганта, никому не хотелось. Впрочем, друзья знали о прозвище и оно их ни сколько не обижало.   
Только Симаков мог уговорить Завьялова, к этому времени прошедшего путь от программиста в строительной организации до владельца магазина «Гигабайт» и мастерской по ремонту компьютерной техники «Скорая компьютерная помощь», оставить собственное дело на младшего брата и уйти в научный институт, месячная зарплата в котором почти равнялась его дневному доходу в бизнесе. Старый друг вновь пробудил в успешном предпринимателе дух ученого, заразил неизведанными мирами, заставил загореться его глаза, и работа в лаборатории закипела с такой самоотдачей, что результаты должны были появиться непременно.
Собственно, кроме них, в штате были еще только два человека. Один, на должности лаборанта, был командирован якобы из соседнего отделения научной академии, он вообще почти ничего не понимал в науке, никуда не лез и ничего не делал, но строго следил за тем, чтобы информация не выходила за пределы лаборатории. Другой - молодой физик, племянник директора института, устроенный в секретный проект для карьерного старта, был занят больше достижениями на ниве сексуальных побед, чем сутью исследований. Впрочем, такая ситуация как нельзя лучше подходила старым друзьям, которым никто не мешал мечтать и экспериментировать.
Изучив предоставленные военными данные об имеющихся, или как это называлось в документах «перспективных», способах воздействия на человека с помощью электромагнитных, звуковых и торсионных излучений, друзья оказались перед сложнейшей проблемой. Трудно даже вообразить один прибор, способный эффективно противостоять всей гамме вредоносных волн. Но и создавать отдельную противосистему к каждому излучению не имело смысла.
Начали с компьютерного моделирования человеческого организма, способного в виртуальном пространстве также реагировать на внешнее воздействие, как это делает человек в обычной жизни. Пришлось обратиться к медикам и медицинской литературе, разрабатывать отдельную тему создания виртуального организма и виртуального воздействия на него. И вот в трехмерном изображении на экране компьютера появился мужчина, в сторону которого процессор готов был направлять созданные модели излучений. Уже одно это тянуло на значительное научное открытие, но Симаков и Завьялов значимости промежуточного результата почти не осознавали, воспринимая его как необходимый этап подготовки к главной работе. Человека сначала назвали «Альфой», затем, по-свойски, стали именовать Аликом, а в особо значимых случаях – Альбертом, делая ударение на первый слог. Так и прижилось. Альберт испытывал на себе неимоверные нагрузки, умирая после опыта и восстанавливаясь по компьютерной команде, доставлял исследователям ценнейшие сведения.
На компьютерную модель человека проецируется ультравысокочастотное излучение дециметровых волн частотой в 300 мГц. У объекта через весьма продолжительное время начинают проявляться сбои в работе сердца, печени, активизироваться раковые клетки. Очень скоро рак перерастает в неизлечимую стадию, протекающую на фоне постепенного отказа других важнейших органов. Медленная мучительная смерть. Теперь то же излучение доводится до частоты 3 гГц: процесс разрушения организма ускоряется в десятки раз. Прототип человека корчится от боли, даже в компьютерном варианте вызывая сострадание у своих создателей, смех у племянника директора и ухмылку коллеги из соседнего отделения академии наук. 
Сверхчастотное излучение сантиметровых волн, частотой свыше 3 мГц, вызывает приступы головной боли, тошноты и рвоты. При повышении частот приводит к потерям памяти, сбоям в работе центральной нервной системы, проявлениям немотивированной агрессии, неспособности мыслить и ориентироваться в пространстве. Рентгеновское излучение волнами определенной длины, торсионное излучение - все имеет поражающее действие, ведущее к скорой смерти от порожденных ими сбоев в работе человеческого организма.      
Облучение ультразвуком, частотой выше 30 кГц, помимо уничтожения иммунитета, приводит к полному подавлению воли, что проявляется в отсутствии всякого сопротивления. Инфразвуковое излучение порождает страх и панику, а сверхнизкие частоты приводят к страшным головным болям и кровоизлиянию в мозг.
Как приступить к решению задачи противодействия такой гамме смертельных влияний? Попытались создать защитный экран, который мог бы отражать вообще всякое излучение. Через военных связались с производителями материалов, использующих секретную продукцию нанотехнологий. Получили несколько образцов тканей и пластика, но работа с ними ни к чему не привела. Полученные материалы могли лишь немного задерживать рентгеновские лучи опасной частоты и не способны были противостоять другим угрозам. Составили заказ на разработку материала с необходимыми характеристиками, но надежды на то, что такой продукт будет создан, почти не было. К тому же он точно не мог появиться быстро.
Тогда Симаков предложил проработать вариант с антиизлучателем, принцип действия которого базировался на открытой им технологии нейтрализации вредоносных волн встречным электромагнитным потоком безвредной частотности, сформированной амплитудами, способными «раздробить» звуковые, электромагнитные и другие волны, исказив их первоначальную частоту и длину,  сменив направленность излучения.
Месяцы ушли на то, чтобы теория обрела строгие формулы, стала воплощаться в компьютерном эксперименте и дала первые положительные, хотя и виртуальные еще результаты. Увидев, как Алик остается невредимым под отдельными потоками опасных частот, а затем и под единовременным воздействием всей гаммы смертоносных излучений, оживился присматривавший за экспериментами коллега из соседнего регионального отделения РАН. Он стал чаще делать какие-то записи в своем ноутбуке, внимательней вглядываться в ход экспериментов, придирчиво оглядывать обстановку и сотрудников перед закрытием лаборатории, которое производил только сам.
Пришло время «колотить железо», как выразился Завьялов, приступая к созданию реальной версии антиизлучателя. И вот, почти через три года начала работы лаборатории, на ее столе появился довольно громоздкий корпус от старого компьютера, в который были заправлены все сконструированные детали. Необходимо было проверить его действие. И компьютерный Альберт уже ничем не мог помочь.
 
В лабораторию вошли директор института и видный человек, по росту почти равнявшийся Завьялову, в так безупречно сидевшем на нем костюме, что было ясно  – он профессиональный военный, плечам которого привычней китель, чем пиджак. При  виде его лаборант вскочил и вытянулся, но не удостоился никакого внимания, будто был мебелью в этой комнате.
- Вот, Андрей Васильевич, наши умельцы, умы и надежда отечественной науки, - директор забежал вперед, затолкал своего племянника между Симаковым и Завьяловым.
- Здравствуйте! – человек в костюме подал руку каждому, внимательно вглядываясь в лица, пытаясь придать себе проницательный вид. - Ну, показывайте свое изобретение!
- А… вот, - расторопно пробежал к столу Завьялова племянник директора, - Машина построена на принципах антиизлучения.
Завьялов посмотрел на Симакова, но тот только снисходительно улыбнулся, как бы говоря: не обращай внимания, пусть мальчик побалуется. Судя по всему, отлично знал роль этого экскурсовода в создании аппарата и Андрей Васильевич, который, взглянув на компьютерный корпус, обернулся к стоявшим в стороне ученым и спросил:
- И что, эта штука будет работать?
- Должна, - ответил Симаков, - Но для того, чтобы в этом удостовериться, необходимы испытания.
- Понимаю. Включается как обычный компьютер?
- Никакой разницы.
- А где должен находиться прибор в момент отражения атаки?
- Может быть и рядом, но лучше, если он будет на объекте облучения.
- Можно сделать корпус в виде рыцарских доспехов и разместить излучатели внутри, - подхватил Завьялов.
- Сколько на это уйдет времени?
- Недели две.
- Не надо. Попробуем так. До свиданья, - костюм пожал руки Симакову и Завьялову, посмотрел на директора, взглядом приглашая выйти, зашагал к двери, остановился возле прикомандированного коллеги и спросил:
- Все в порядке?
- Полный порядок, - ответил лаборант, выпрямляя позвоночник.
- Ну и хорошо.

Гость и директор вышли из кабинета, а уже на следующий день Симакова, Завьялова и антиизлучатель погрузили в микроавтобус, где находились двое вооруженных военных, и повезли за город. Прогнав по трассе километров 100 в сопровождении двух легковых машин, свернули на проселочную дорогу, проехали деревню и оказались у ворот исправительного учреждения №24. Симаков вспомнил: под этими цифрами в области находилась колония для приговоренных к пожизненному заключению. Вопросы задавать было не кому, да и незачем.
 Миновав двойные ворота, автомобиль безо всякого осмотра въехал на территорию и, свернув направо, остановился у отдельно стоявшего здания, в котором, по всей видимости, располагалась администрация заведения. Ученых проводили в подвальный этаж, где, в похожем на бункер помещении, их уже ждал Андрей Васильевич в форме генерал-майора вооруженных сил и маленького роста, но, судя по поведению и отношению к нему генерала, высокого звания человек в темно-сером штатском костюме и светло-серой рубашке. Если он и был из военных, то явно не часто носил форму, так как было видно, что пиджак привычно облегал его плечи и живот, а обе руки находились в карманах брюк, что трудно представить в привычке армейского служаки.
- Знакомьтесь: Валерий Федорович, - представил спутника генерал, молча пожав руки Симакову и Завьялову и, предупреждая только наметившееся ответное движение ученых, добавил: - Про вас он все знает, можете не беспокоиться.
- Тем не менее, приятно познакомиться лично, - почти скороговоркой произнес Валерий Федорович и пожал руки обоим.
В помещении, кроме стола и шести стульев, находились четыре больших экрана, с разных точек показывавших одну и ту же комнату, в которой два человека как раз в этот момент устанавливали привезенный антиизлучатель. Чтобы не вызвать подозрений, рядом поставили монитор. Собственно, комната была камерой отдыха, куда приговоренных к пожизненному заключению приводили по одному, чтобы дать возможность читать, рисовать, писать, заниматься другими полезными вещами наподобие сбора моделей самолетов и кораблей. Все это Симаков и Завьялов поняли, рассматривая пространство помещения, как поняли и для чего именно там устанавливается их прибор, и почему сами они находятся в другом здании, где все оборудовано для наблюдений за опытами над вечными зэками и это явно происходит не в первый раз. Впрочем, сознавая щекотливость ситуации, ученые молчали, стараясь не думать о законности и человечности происходящего, концентрируя мысли на исследовательском интересе, который рвался изнутри наружу, подгоняемый сильным волнением и желанием увидеть результат своего труда.
Почувствовав причину длительной остановки ученых перед экранами, Валерий Федорович сделал круг по кабинету и, остановившись напротив, поочередно посмотрел в их глаза, своим проникающим, как тонкий лазерный луч, взглядом, искавшим в мозгах друзей градус недовольства незаконностью происходящего. Встретив молчание и смиренное ожидание, он резко развернулся и обратился к генералу:
- Начнем!
Андрей Васильевич взял со стола лежавшую на нем рацию, нажал кнопку и по слогам проговорил:
- За-пу-скай.
Прошло несколько минут, прежде чем из установленных в помещении динамиков послышался грохот наружного засова камеры, в которую в сопровождении конвоира ввели мужчину, передвигавшегося на полусогнутых ногах, сильно нагнувшись вперед, держа кверху застегнутые за спиной в наручники руки. На вид ему было чуть больше тридцати, широкая полосатая роба висела на широких, ссутулившихся плечах. Однако самую яркую часть внешнего облика обитателя колонии составляли его глаза и отпечатанный на куртке черными красками номер. Каким-то непостижимым образом пустой, но глубокий взгляд колючих серых глаз сочетался с черными цифрами, создавая единое целое под названием «зэ-ка №556».
Еще когда ему снимали наручники, парень заметил новый предмет в комнате и спросил:
- Разрешите обратиться, гражданин начальник?
- Говори.
- А нам что – компьютер поставили?
- Поставили, но он пока не работает. Не вздумай трогать!
- Ясно.
Оставшись один, 556-й прошел к полкам, достал оттуда бумагу и краски, сел за стол и начал что-то рисовать. В этот момент Валерий Федорович спросил у генерала, включен ли антиизлучатель и, получив положительный ответ, объявил начало эксперимента. Симаков и Завьялов уже не могли стоять, они вжались в стулья и с каменными лицами уставились в мониторы.
- Давай электричку! – неожиданно тихо и азартно, как рыбак, только забросивший удочку и ждущий немедленной поклевки, проговорил начальник в штатском и сел на краешек стула.
Ученые сообразили, что речь идет об электромагнитном излучении. Команда перешла через Андрея Васильевича в неведомое место, все замерли. Секунды казались чем-то большим, чем само время. Ожидание становилось настолько тягостным, что выдерживать его было невыносимо. Но с зэком в камере ничего не происходило. Валерий Федорович не сдержался, встал, взял у генерала рацию и сам спросил:
- Работает?
- Так точно! – раздалось из динамика рации.
- Повысьте частоту.
- На максимуме.
Валерий Федорович оглянулся на ученых, состояние которых можно было коротко охарактеризовать боязнью радости, и снова нажал копку рации:
- Давай микроволновку, - запуская обработку подопытного СВЧ облучением.
- Есть.
Секунда, две, шесть… Три минуты, восемь. 556-й продолжал рисовать, не ощущая никаких изменений в своем состоянии.
Снова заработала рация:
- Все режимы прошли?
- Все, - и даже в этом коротком слове чувствовалось удивление.
- Давай рентген.
Мгновения уже не казались такими вязкими, минуты прошли даже быстрее обычного, но ничего не менялось в картинке больших экранов.
- Торсионку!
Опять никакого эффекта.
- Звук!
Ничего. В кабинете начали шевелиться, что свидетельствовало о спаде напряжения и постепенном расслаблении мышц у Симакова с Завьяловым.
- Давай все сразу! – скомандовал Валерий Федорович и, вернув рацию генералу, сел на свой стул, наблюдая за происходящим на экранах, как за кино, сюжет которого он уже знает. Прошло еще минут пятнадцать и он бросил Андрею Васильевичу:
- Сворачивай! – встал перед учеными, поднявшимися ему навстречу и, схватив их за локти, взволнованно заговорил:
- Ну, мужики!.. Ну!.. Ну, поздравляю!
Симаков и Завьялов выглядели именинниками. Их безгранично счастливые и от того ставшие слегка глуповатыми лица сияли, как склянки военного корабля перед приходом адмирала. Голосовые связки Симакова, пережатые длительным молчанием и напряжением, выдали свистяще-сипловатое:
- Спасибо.
- Угу, - только и смог сказать Завьялов, у которого в горле образовался комок, а в глаза просились слезы.
- Это надо отметить! – поддержал общую эйфорию Андрей Васильевич.
- Обязательно, - сказал уже спокойно Валерий Федорович, - Но для частоты эксперимента необходим еще хотя бы один опыт. Вы согласны?
- Конечно! – ответил Симаков.
- Лучше бы и не один – поддержал друга Завьялов, которому перспектива продолжения испытаний помогла справиться с подступавшими слезами.
- Э-э-э нет! На столько материала у меня нет разрешения, - смеясь снизу вверх парировал рвение здоровяка Валерий Федорович.   
- Ну, хоть и не праздновать, а пообедать не мешало бы, - не унимался генерал.
- Чистая правда, Андрей Васильевич, перед второй серией поесть стоит, - согласился руководитель.

Обедали в кабинете «хозяина» - начальника колонии, полковника Гречанина, обладавшего тучными формами, выпиравшим из кителя животом, массивным носом и непропорционально тонкой верхней губой. Стол был накрыт просто, но обильно: салат из свежих помидоров и огурцов, наваристый борщ, картошка, тушеная с крупными кусками мяса, армянский коньяк, чай. Ученых предупредили, что за обедом говорить о ходе экспериментов не стоит – хозяин хоть и знал, что происходит в его колонии, но в подробности не посвящался. Гречанин много шутил, говорил ни о чем, рассказывал анекдоты и смешные случаи из жизни вверенного ему учреждения, периодически пожевывая верхнюю губу.
Бутылка коньяка и сытный обед примирили ученых с обстановкой и окружением, сделав все будто привычным и давно знакомым. Симаков пытался поддержать хозяина, вспомнив, впрочем, только один анекдот и тот про политику, после которого хихикнул только полковник, а генерал проговорил: «Н-да-а-а..». Завьялов имел умиленный вид, смотрел на всех почти влюбленными глазами и мало что слышал из разговора, находясь в приятной прострации.

Когда вернулись в бункер, на экранах мониторов вместо «зе-ка 556» был уже другой заключенный – плотно сбитый, с голым черепом, маленьким лбом и подвижными черными глазами номер 348, который собирал пазлы. Все происходило без напряжения, все были расслаблены и настроены на ожидаемый результат. Валерий Федорович по-прежнему отдавал команды, которые Андрей Васильевич передавал посредством рации. Прошли через электричку, микроволновку, рентген. В комнате слышались комментарии относительно способностей 348-го по сбору картинки автомобиля, все периодически вставали и ходили, разминая конечности в ожидании финала. Закончили с торсионным облучением, запустили ультразвук, уже почти не обращая внимания на подопытного. И вдруг, после двух или трех минут с начала обработки частотами звука, взгляд зэка остановился, он испуганно выпрямил спину, открыл рот, желая что-то крикнуть, дернул рукой, выронившей пазл, содрогнулся всем телом, и упал со стула.
Шок пронзил насквозь и помещение бункера, и всех, кто в нем находился. Сюжет изменился, когда этого уже никто не ждал.
- Стоп, машина, – очень раздельно проговорил генерал. 
- Надо врача, - пришел в себя Завьялов. – Может он еще…
- Нет, - отрезал Валерий Федорович.
- Но можно же попробовать, - не мог смириться с неизбежным ученый.
- Нельзя рисковать нормальными людьми. Помещение должно хоть немного отстояться, - произнес вдруг ставший по-настоящему маленьким руководитель эксперимента и, сделав шаг, выключил мониторы.

Назад Симаков и Завьялов ехали молча, почти не глядя друг на друга.
Что-то не так, - размышлял Алексей. – Не может быть, чтобы вдруг… Возможно, излучения вызвали сбои в электропитании. Тогда образовалась брешь в защите и результат понятен. Надо будет настоять на предоставлении всех данных о напряжении электрических сетей… А мог сгореть и какой-нибудь узел в антиизлучателе… Мог ведь. И безо всяких скачков напряжения. Просто сломался… Спросить у Кости? Нет, не сейчас. Он слишком подавлен. В любом случае, когда получим назад прибор, проверим все досконально. Что еще? Что?! А если он сам? То есть, случайное совпадение – инфаркт или инсульт и все… Да, у него скорей всего инфаркт или инсульт, или разрыв внутренних органов… вызванные невероятным скачком артериального давления, появившегося вместе с приступом страха. Так ультразвук и действует. Так было и с Альбертом. Только он компьютерный и восстановимый… Ну, здесь тоже вроде бы не совсем нормальный человек. Наверняка, серийный убийца или что-то подобное. За хулиганство высшую меру не дают… Не важно. Почему не сработало?..
 
Утром в лаборатории не было не только прибора, но и никаких сотрудников, кроме Завьялова и Симакова, которого тут же вызвали к директору. Разговор был недолгим. Алексею Ивановичу было приказано собрать все материалы по проведенным исследованиям и немедленно ехать в Москву с докладом перед специальной комиссией.
В сборах про вчерашние испытания не вспоминали. У обоих друзей было тягостное  предчувствие того, что ничего хорошего срочный вызов их общему делу не сулит, потому и о смысле поездки тоже ничего не говорили.

Самолет оторвал Симакова от земли, будто вырвал его из прошлой жизни и понес к неизвестности.
 
Столица с первых шагов сдавила суетой и неохватностью своих расстояний, породив трещины в целостной натуре ученого, которые усиливались волнением, возраставшим по мере приближения времени отчета.
В составе комиссии находился Валерий Федорович, который, впрочем, даже не подошел поздороваться с Симаковым, а только кивнул ему из-за своего стола. Кроме него в небольшой аудитории присутствовали два известных в мире отечественной физики академика и еще два человека, которых представили как заказчиков исследований. Слушали с интересом. Академики поочередно выспрашивали о ходе разработок, оживившись уже с начала рассказа о подготовительном проекте «Альфа», живо интересуясь, как удалось в компьютерном варианте создать столь точную копию человеческих реакций.
После окончания отчета никаких обсуждений не последовало. Симакову предложили оставить документы для анализа, по приезду домой сопроводить их подробным письменным пояснением, которое также необходимо отправить в Москву, после чего будет принято решение о продолжении или прекращении исследований.
Вновь оказавшись на шумной улице, Алексей Иванович почувствовал, будто кто-то крутнул калейдоскоп его мира, после чего картинка кардинально поменялась. Еще были не ясны новые формы и даже цвета, но было понятно, что прежней, привычной жизни нет, что там, где она еще совсем недавно была, образовалось новое пространство, заполненное другими обстоятельствами и новыми переживаниями.
 
Соседнее кресло в самолете занял выдающийся своей встроенностью в окружающую среду мужчина. Он, казалось, излучал приветливость, хотя не говорил и даже не улыбался. Не отличаясь от других пассажиров, заполнивших салон авиалайнера, он в то же время разительно выделялся комфортностью самочувствия, как бы говоря всем своим видом: я здесь на месте, все знаю, ничем не смущен, всем доволен. Симакову захотелось заговорить с соседом, он обратился к нему с одним из стандартных в таких случаях вопросов:
- Вы в  командировку или домой?    
- Домой. Я здесь, можно сказать, был в командировке – на конгрессе.
- Вы ученый?! – Симаков удивился и обрадовался соседству с коллегой, но собственной принадлежности к научной среде решил пока не выдавать. – А в какой области?
- Нет, ученым я себя назвать все-таки не могу, - мужчина улыбнулся. – Я врач. Просто у меня редкая пока специализация - биочастотный терапевт. На форуме нам рассказывали о последних открытиях в нашем направлении медицины, о новых методиках практического лечения. 
При слове «биочастотный», внимание Алексея Ивановича автоматически усилилось, он вспомнил, что слышал о биочастотной терапии, но, вслед за своими коллегами – учеными-медиками, решил, что это сомнительная, ничем не доказанная методика и потерял к ней интерес. Сейчас же, замкнутость пространства, вид самого терапевта, собственная внутренняя пустота, еще перечень каких-то причин, на уточнение которых у Симакова не было времени, заставили буквально впиться в собеседника, заглатывая выдаваемую им информацию почти без критического осмысления.
- А в чем суть вашего метода?
- Вы, наверное, слышали, что человеческое тело излучает некоторые виды энергии?
- Да, слышал.
- Прекрасно, тогда будет проще объяснить. Метод биочастотной терапии основывается на том, что общее энергополе человека состоит из индивидуального излучения всех органов. То есть, почки, например, печень или сердце имеют собственную амплитуду сокращений и выделяют собственную энергию определенной частоты. С помощью специальных приборов и компьютерных программ мы устанавливаем естественную частоту излучений органов и определяем степень отклонения от нормы. После этого назначается курс лечения…
Сосед еще продолжал что-то говорить, но Алексей Иванович уже не мог его слушать, он даже не подумал о том, что невежливо потерять интерес к собеседнику в середине рассказа. Все это было не важно, потому что внутри него произошло открытие. Услышанная информация сняла почти все основные вопросы, задаваемые Симаковым самому себе после проведенного в колонии эксперимента. Стало понятно, что не учли они с Константином и что необходимо исправить, чтобы результат стал предсказуемым.

Конечно! Нормальное собственное излучение первого испытуемого, производимое здоровыми органами, явилось дополнительной естественной защитой, отталкивавшей вредные лучи. А болезнь одного или нескольких органов второго заключенного произвели брешь в общем фоне его излучения и дали возможность смертоносной энергии поразить эти части. Защита антиизлучателя здесь не может рассматриваться в отдельности от частот биоизлучений человека, от энергетического состояния отдельных органов! Следовательно, защититься от вредных воздействий, можно борясь с ними вместе с организмом, а не отдельно от него. И моделируя систему воздействия психотропных систем на человека надо было думать о влиянии на биоэнергетику органов, а не о воздействии на физико-химические процессы организма, изменение которых является в данном случае уже следствием преодоления энергетического сопротивления клетки. Вот где была стратегическая ошибка!

Терапевт, почувствовав, что его не слушают, повернулся к Симакову, увидел человека, мысли которого были далеко от самолета и от разговора, пожал плечами, но не обиделся. Он просто переключил свое внимание и забыл про инцидент со странным соседом, который всю оставшуюся дорогу молчал и только после выхода с трапа самолета нашел доктора, подошел к нему, пожал руку и с неподдельной признательностью сказал:
- Спасибо.

Стоявший в здании аэропорта Константин Завьялов, по первому взгляду на лицо Симакова, активно искавшего его глазами в толпе встречающих, сразу понял, что Алексей горит нетерпением от желания сообщить что-то очень важное. Судя по глазам, наполненным радостью вдохновения, информация эта была положительной. Константин подумал, что друг привез приятные известия с отчета, но ошибся. Оказавшись в его машине, Симаков начал быстро и горячо говорить о своем открытии, совершившимся после встречи на борту самолета. Почти мгновенно уловив точность обнаружения ошибки при проектировании системы защиты от воздействия психотропного оружия, Завьялов включился в обсуждение, и пришел в себя только когда зазвонил телефон Симакова, жена которого обеспокоилась долгим отсутствием мужа. Обнаружилось, что за стеклами автомобиля стало темнеть, они так и не выехали со стоянки, захотелось есть. Константин получил возможность спросить, как все прошло в Москве, чем вернул к действительности Алексея, чье лицо моментально перестало сиять, затянувшись в уголках глаз сетью мелких морщин перед тем, как он рассказал о том, что произошло на комиссии, поделился нехорошими предчувствиями.
Выехали со стоянки, по дороге Константин сообщил, что в отсутствие друга лаборатория оставалась закрытой. Директор хотел отправить Завьялова на обследование и ремонт компьютерных систем института, но получил ответ, что тот работает в институте только до тех пор, пока действует лаборатория и не намерен выполнять ничьих указаний даже под угрозой увольнения.

На следующий день глава научного учреждения говорил с Симаковым тоном усталого человека, к которому примешивались нотки извинений. Чувствовалось, что он почему-то и себя считает виновным за произошедшее, потому решил говорить откровенно.
- Я так думаю, что заказ этот военные у нас разместили только для того, чтобы поставить «галку» в своих отчетах. Возможно, они хотели еще немного заработать лично. Сам посуди. Зачем такое сложное исследование поручать областному отделению академии наук, сопровождая при этом научные изыскания минимумом финансирования? При таком подходе никаких результатов не добиться. Получается, что они хотели просто имитировать исследовательские усилия, приложить потом к своим финансовым сметам наши отчеты о неудаче в экспериментах и все. Никто не думал, что здесь какой-то кандидат наук со своим другом-компьютерщиком, без денег и материального обеспечения сумеют так далеко продвинуться в вопросе, решить который не могут ведущие ученые всего мира. Поэтому ты, пожалуйста, на меня не обижайся. Я к тому, что сейчас происходит с лабораторией, не причастен.
- А что с ней происходит?
- Оттуда вывезли все оборудование. Думаю, что исследования теперь передадут в Москву, где ими займутся деятели с именем. Я понимаю, что для тебя это обидно, ты увлечен темой и разбираешься в ней больше любого академика. Но я ничего не могу сделать… Когда сдашь отчет?
- Дня через три.
- Ну и хорошо. Не напрягайся там – отпишись формально. А я пока подумаю, что тебе предложить. Пора уже докторскую защищать. Да, а можно сделать так, чтобы Константин твой остался в институте?
- Не думаю.
- Ну ладно, я все понимаю. Но ты поговори с ним. Такие специалисты – штучный товар на всю страну. Я тут для него несколько ставок выбью, чтобы зарплата была получше…
- У него свой бизнес.
- Да знаю, знаю. Но поговори, ладно?
- Я спрошу. И вот, что. Дмитрий Викторович, можно я после того, как отчет сдам, в отпуск уйду? Надо в себя прийти. 
- Даже нужно, наверное. В самом деле, иди, отдохни. И еще, Лешь, вот надо бумагу подписать – военные обязывают. Тут о неразглашении и все такое… Почитай.
Однако раздавленный Симаков не стал вникать в содержание документа. Он бегло просмотрел абзацы, взял ручку и решительно начертил автограф.

Отпуск оказался испытанием. Пить Симаков не любил, считая это занятие пустой тратой времени и ресурсов организма. Главное – ему не доставляло удовольствия состояние измененного создания, вызываемое принятым внутрь спиртным. Поэтому, даже находясь в депрессии, на алкоголь, как на средство ухода от проблем, ученый не смотрел. Но делать было абсолютно нечего. Забитый переживаниями мозг не воспринимал никакой информации, лишая Алексея Ивановича возможности читать и даже смотреть передачи по телевизору. К тому же в последнее время стали обостряться отношения с женой.
 
Лиза пошла замуж за Алексея, помня народную мудрость: хочешь стать женой генерала – выходи за лейтенанта. Хорошо понимая, что не обладает модельной внешностью, не имеет богатых родителей, и потому не пользуется хоть сколько-нибудь проявленным серьезным спросом у красивых парней, Елизавета, ориентировалась в поиске спутника жизни на внешне невзрачных молодых людей, не интересующих красавиц, но обладающих хорошими карьерными перспективами. Леша Симаков вполне соответствовал этим параметрам. Еще не закончив универ, талантливый студент получил приглашение поступить в аспирантуру НИИ физики и математики регионального отделения РАН. Это казалось первым шагом к «генеральскому» чину и Лиза, учившаяся в тот момент на третьем курсе, решила искать внимания дипломника. Случай представился вскоре в институтской столовой. Симаков в этот день наконец-то был там один, без Завьялова, и ничто не помешало девушке подсесть за его стол. Однако дальше никакого плана не было. Старшекурсник ел, уткнувшись в тарелку, и не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Отбраковав на ходу несколько идей наподобие пролития компота на штаны жертвы, неопытная охотница инстинктивно нашла самый верный ход.
- Извините, вы Алексей Симаков?
Парень чуть не подавился от удивления. Он никак не ждал, что это юное создание присело напротив в полупустом зале столовой, чтобы о чем-то поговорить.
- Н-да. А…
- Я – Лиза. Федурина. Мне сказали, что вы – первый в области физики.
Девушка произносила необдуманные слова, пытаясь связать все это в логическую цепочку, каждый миг принимая важнейшее мини-решение о дальнейшем направлении разговора, чтобы сохранить внимание собеседника, расположить его к себе эмоционально.
- Ну, это, наверное, перегиб. Первым в физике все-таки остается Ньютон, - неожиданно для самого себя пошутил Алексей и, вдохновленный удачной остротой, приготовился слушать дальше.
Лиза, правда, не засмеялась, не успев отреагировать на обстоятельства вне формируемого в голове плана, но это еще больше понравилось молодому человеку, испытавшему чувство силы и превосходства над смущенной девчонкой.      
- Я хотела вас попросить… У меня проблемы с физикой, а скоро сессия…

Ход сработал на все сто. Уже на следующий день Алексей помогал Елизавете понимать курс физики. Занятия стали регулярными и после месяца общения на уровне учитель-ученица, Симаков почувствовал, что уже трудно переносит дни, когда занятий нет, что все меньше хочет говорить с ней о физике, все больше желает дотронуться до нее, поцеловать. Надо сказать, что женский прагматизм значительно притупился и у Лизы, уступая все больше места спонтанным симпатиям. Перспективный ученый оказался интересным молодым человеком, много знавшим, умевшим грамотно и увлекательно говорить о разных вещах, относившимся к девушке, как чему-то особенному и дорогому. При этом он был  напрочь лишен похабщины, которой несет от большинства признанных университетских мачо.
В общем, к концу учебы Елизаветы союз сложился в прочную конструкцию и в день получения ей диплома аспирант НИИ Алексей сделал официальное предложение.
Лиза оказалась почти идеальной женой. Она, уже только в отдаленных уголках памяти храня мысль о перспективе бурного карьерного роста своего мужа, безропотно переносила все трудности жизни с молодым ученым. Даже когда сама, получив должность начальника отдела на заводе железобетонных изделий, стала зарабатывать больше мужа, не высказала никакого упрека и не думала ставить вопрос о том, кто же все-таки главный в их доме, ценя талант Алексея выше его материального вклада в бюджет семьи.
Была только одна большая проблема в жизни Симаковых – у них не было детей. Через несколько лет замужества оказалось, что у Елизаветы непроходимость маточных труб, и она не может забеременеть. В силу молодости, пока дети не особенно и нужны, эта тема не имела никакого значения. Но со временем ее влияние на поведение женщины стало значительным. Ей уже хотелось невозможного – своего ребенка, она начинала бояться, что муж, из-за нее лишенный возможности отцовства, начнет искать другую женщину. Это портило характер супруги, делая ее постоянно чем-то недовольной, подозрительной и осложняло совместную жизнь.
С началом работы над проектом «Антивирус», когда они с вечным другом Константином до ночи пропадали в институте, подозрения и опасения жены усилились. Ей не очень верилось, что муж отдается только науке. А после закрытия лаборатории и ухода Алексея в отпуск, накопленное за годы раздражение стало вываливаться на голову мужчины, который оказался еще и неудачником в карьере, лишив жену возможности реализовать сокровенный план.

Конечно, отпуск в такой обстановке не мог стать отдыхом. Симаков изнывал от боли, скуки и одиночества, пока Лиза была на работе, и ежился от ее раздражительности после возвращения супруги домой. Через пять пустых дней позвонил Константин, предложил пообщаться вне дома, повез Алексея по городу, слушая рассказы друга о том, как ему неуютно становится дома, припарковался возле своей компьютерной мастерской, над которой светилась украшенная логотипом надпись «Скорая компьютерная помощь», предложил кое-что посмотреть. Провел Симакова через зал приемки, через кабинет, в котором за столами работали четыре мастера, остановился перед явно новой железной дверью, на которой уже появилась надпись «Директор», открыл ее и пригласил друга войти. В довольно большом кабинете, вместо ожидаемого стандартного набора управленца, стояли два стола, оснащенные компьютерами и удобными офисными креслами, третий компьютер, с довольно большим монитором стоял на специальной полке, протянувшейся вдоль стены. Удивленный Симаков подумал, что вид кабинета скорее напоминает небольшой учебный класс или маленькую лабораторию, чем место, откуда осуществляется руководство предприятием. Не понимая, зачем это так и почему его сюда привели, Алексей поднял взгляд на Константина и увидел сияющее от радости лицо.
- Ну как? – потребовал оценки Завьялов.
- Не знаю, - Симаков еще раз осмотрелся. – А зачем ты так сделал?
- Ты не понял? – Константин улыбнулся еще шире, как бы говоря: давай уже догадывайся.
- Нет. А что надо понять?
- Давай продолжим, - вдруг заговорщицким шепотом проговорил Завьялов, и до Симакова дошло.
- Ты что? – Алексей не мог прийти в себя. Нутром он сразу все принял и понял, что это было бы самым лучшим лекарством в его состоянии. Но мозг не мог смириться с неожиданным поворотом. – Так у нас же нет ничего. С нуля что ли?
- Обижаешь, дружище! – Константин взял со стола и поднес к глазам Симакова ручку.
Алексей узнал ее, этим предметом Завьялов делал записи во время экспериментов в лаборатории… он вообще все время носил ее с собой во время работы в институте…
- Ты хочешь сказать, что записал?
- Скопировал! Это на самом деле довольно простой прибор. Смотри: вот здесь обычный механизм шариковой ручки с выдвигающейся пастой, а вот, - Константин раскрутил ручку на части и показал внутренность кнопки, - почти простая флэшка. Она подсоединяется к компьютеру через вот этот переходник. И…
- Но у нас в компьютерах не было никаких выходов для записи.
- А это не проблема для тех, чей друг – Алексей Иванович Симаков. Помнишь, ты в кандидатской вывел формулу установления силы и частоты излучений, идущих от механических и электронных приборов?
- Я просто немного усовершенствовал и систематизировал существовавшие данные…
- А я нашел ей практическое применение! В общем, эта флэшка сканирует идущие от компьютеров излучения и снимает информацию без стыковочных узлов. А присоединяется потом, чтобы слить записи на другую машину. То есть, пока мы работали, ручка тоже работала, запоминая все изменения, отображавшиеся в исходных файлах.
- Костя! Ты же… Ты колосс!
- Я всего лишь технарь, формулу-то вывел ты.
- А почему ты мне ничего не сказал?
- Ну, во-первых, я сделал прибор после того, как мы стали работать в лаборатории, чтобы подстраховаться. Там этот коллега… Да и в целом копии иметь надо. И, как видишь, оказался прав. А во-вторых, скажи я тебе тогда, ты бы мог как-нибудь нечаянно выдать изобретение. Тайна, которую знают двое, уже таковой не является. Поэтому я и защитился от случайностей.
- Ну ты… ты гигабайт! – Чтобы дать физический выход распиравшим его чувствам благодарности и радости Алексей легко ткнул друга в плечо. 
- А ты симка! – Завьялов обхватил Симакова своими ручищами и, оторвав его от пола, тихонько тряхнул.
Кабинет наполнился дружеским хохотом, подводившим итог под нервным напряжением всех последних дней, открывавшим очередной поворот в судьбах Симакова и Завьялова.

Сначала в кабинете-лаборатории прошел отпуск Алексея Ивановича, затем он был оформлен на дополнительную работу в «Скорую компьютерную помощь», вполне законно пропадая там после работы. Завьялов уговорил друга получать зарплату в ремонтной мастерской, как бы выполняя обязанности приемщика аппаратуры. Время Симакова было оценено явно выше средней ставки на рынке подобного рода работ. Это обстоятельство поначалу смущало ученого, но, после того, как жена взяла в руки первый добытый таким образом дополнительный заработок и значительно улучшила свое отношение к их работе с Константином, понравилось и ему самому.
Продолжение исследований привело друзей на новый путь поиска. Теперь они были свободны от выполнения заказа министерства обороны и уже не ставили целью создание противодействия психотропному оружию. Применяя теорию естественного излучения человеческих органов, ученые пытались разработать аппаратуру, способную за короткий срок восстанавливать или усиливать энергетику организма с целью противостояния любым негативным влияниям, в том числе и видам психотропного воздействия.
Дело двигалось и уже через два месяца внутренние органы виртуального Альберта обладали не только физико-химическим реакциями, но и собственными амплитудами излучений, создававшими в сумме единое энергополе объекта. При детальном анализе пришло первое открытие: человеческие органы, как и весь его организм, излучают не только электромагнитные импульсы, которые давно и с успехом научились улавливать современные медицинские приборы, но и другие виды излучений. Подобно тому, как солнечный свет делится на цветовой спектр, любое излучение, идущее от человека, солнца, земли и даже от отдельных предметов, только отчасти состоит из электромагнитного потока, неся в себе все известные и неизвестные энергии, включая звуковые и торсионные частоты.      
Вслед за этим открылась новая картина взаимодействия человека и окружающей среды. Оказалось, что не только специально направленные энергии, но и обычные излучения окружающих бытовых приборов, зданий, сооружений при длительном воздействии могут нарушать естественную частоту энергоимпульсов  отдельных частей организма, что ведет к возникновению серьезных заболеваний пораженных органов. Энергозащита легко пробивалась в тех местах, где сила естественного индивидуального излучения снижалась. При этом если в радуге человеческих энергий начинала ослабевать, к примеру, рентгеновская составляющая, симптомы проявлявшейся болезни вполне соответствовали поражениям, возникавшим от воздействия рентгеном в качестве психотропного оружия. Правда заболевание развивалось и протекало незаметно, постепенно уничтожая ослабленные органы. Леча такие недуги, традиционная медицина показывает последствия, называет их причинами, приступает к устранению с помощью медикаментов, энергетика которых вполне может «добить» этот орган или ослабить другой. Вместе с тем, медпрепараты часто и лечат, помогая иммунитету восстанавливать собственную энергосилу за счет нормализации нарушенных химических процессов.
Зависимость человека от множества окружающих его энергий оказалась поразительной. Самым комфортным состоянием организма было существование в естественном природном фоне, оказавшемся как будто специально сбалансированным: здесь все излучения действовали в разных физических выражениях и разных диапазонах, не входя друг с другом в конфликт. В то же время, сталкиваясь с энергополем другого живого существа – животного или человека, естественная энергия Альберта претерпевала изменения, иногда становившиеся значительными. Так, помещаемый среди больных, имеющих значительные нарушения энергетики, объект подвергался с их стороны регулярным энергоатакам, что приводило к искажению частот его органов, нарушению амплитуды его собственных излучений. Если воздействие было продолжительным,  Альберт также начинал болеть. Зато находясь в здоровой среде, клетки организма производили дополнительную генерацию энергии, чем восстанавливали общий энергофон человеческого тела и его способность к сопротивлению.
И, конечно, энерговлияние оказалось обоюдным. Полностью здоровое излучение Альберта самым положительным образом сказывалось на окружавших его виртуальных больных. Правда, при этом оно быстро истощалось, становясь уязвимым для негативных воздействий. Таким же образом энергополе человека действовало и на окружавшие его предметы. Оказалось, что благодаря естественному фону реликтового излучения, энергонапряжению Земли и Солнца, собственную энергию имели все предметы. Оригинальность этих энергий определялась множеством вещей – от состава до формы. Так, два куска одинакового камня производили излучения разных диапазонов в силу того, что были неодинаковой формы, находились в разных местах земной поверхности, также имевшей неодинаковый общий фон. А два совершенно одинаковых компьютера производили разные излучения из-за того, что в них работали разные программы, что стояли в разных комнатах, рядом с разными предметами, контактировали с  разными людьми. Все взаимодействовало между собой, оказывая влияние на энергетику друг друга, меняя состояние материй и активность клеток. 
Неудивительно, что открывшийся таким образом и захвативший обоих мир поставил перед друзьями сложнейшую задачу. Надо было создать многоцелевой прибор, способный сначала определить параметры естественного излучения каждого по отдельности человеческого органа, а затем устранить искажения и, продолжая работу, стать источником подпитки индивидуальной энергетики человека.
 Вариант внешнего воздействия, использованный при подготовке проекта «Антивирус» в лаборатории института, сразу показался чем-то бесперспективным. На этот раз работать приходилось с уже имеющимися последствиями негативных излучений, а потому было выбрано направление создания прибора, действующего внутри организма. Необходимо было создать математические модели излучений, способные допускать множественную вариантность, разработать формулы работы специализированного искусственного интеллекта, довести все это до физической модели, уменьшить ее до минимума и отправить в организм человека. Если еще несколько лет назад поставить Симакова и Завьялова перед масштабом этих проблем и предложить приступить к решению, то они, как и многие ученые, отказались бы от такой работы, предположив, что для ее решения нужен ресурс нескольких научных институтов. Однако теперь перед друзьями такой дилеммы не стояло. Они просто уже не могли остановиться, как будто что-то несло их в русле новых открытий, не давая возможности оглянуться назад, или посмотреть на себя со стороны. А потому исследования неуклонно двигались к практическому результату.
Чтобы получить чипы, пришлось идти на небольшую хитрость, договариваясь сразу с тремя знакомыми, работающими в сфере нанотехнологий об изготовлении отдельных узлов прибора. Поясняли, что создают в самом деле чип для борьбы с компьютерными вирусами. Поскольку один помог с изготовлением базовой платформы, а двое других создали разные элементы начинки, никто не усомнился в назначении прибора. Основную работу по окончательной сборке и программированию взял на себя Константин. Как былинный Левша, используя мощнейший из доступных микроскопов, огромный Завьялов подковал миниатюрную блоху излучателя.
Собрали один прибор, поместив его в растворимую оболочку от капсул медицинских таблеток. Остались детали еще на одну капсулу. Собственно, сами чипы были также растворимыми. Предполагалось, что попадая в организм человека, они начнут рассыпаться на мельчайшие частицы, которые потоками крови доставляются к органам, по ходу исследуя состояние излучения, направляя энергию в проблемные места. Произведя восстановление энергополя и естественную генерацию клеточных энергосистем, детали механизма должны были растворяться и выводиться из организма с отходами жизнедеятельности.
Глубинная радость горящих глаз, наблюдающих готовый продукт, притухла после всплывшего одновременно в двух головах вопроса: кто попробует? Сразу собирать вторую, и глотать капсулы вдвоем было нельзя – кто-то должен оставаться в нормальном состоянии, если с испытуемым что-то пойдет не так. И хотя показатели компьютерного Алика после виртуального применения «антивирусных таблеток», как прозвал их Завьялов, выходили к самой высокой, 100-процентной степени здоровья и защиты от негативных внешних воздействий, что произойдет с реальным человеком, уверенно сказать было нельзя.
- Давай я, - безо всякого пафоса в голосе предложил Завьялов, будто речь шла о вкручивании шурупа, – ты, если что, сумеешь разработать противоядие.
- Это логично, Костя. Но неправильно.
- Но нелогично и генератору идей становиться подопытным кроликом…
- Давай так: пойдем в поликлинику, пройдем полное обследование и у кого болячек больше, тот и проглотит таблетку?
- А может, лучше тому, кто здоровее? Все-таки организм устойчивее…
- Я не из этих соображений. Чем больше поражений в организме, тем заметнее будет реакция.

Обследования дали вполне ожидаемый результат. На фоне в целом здорового Завьялова, Симаков с его перепадами кровяного давления, легким поражением печени и начинающимся простатитом был вне конкуренции.               
Подготовительный период со сдачей анализов и ожиданием результатов сжег волнение от близости соприкосновения с неизвестным, превратив процесс принятия чипа с растворимой ароматизированной оболочкой в нечто будничное. Сердце у Алексея снова забилось от страха и радости, только когда капсула лежала на ладони, на столе стоял стакан, а рядом сидел Константин, внимательно наблюдавший за другом и переживавший момент вместе с ним так, что даже рот открыл, словно сам собирался проглотить пилюлю. Но Симаков быстро взял себя в руки, усилием воли отключил отстраненное сознание, перестал наблюдать за ситуацией со стороны, успокоился, положил таблетку в рот, где она как-то быстро стала растворяться, оставляя приятный освежающий мятный вкус, чип скользнул в горло и, казалось, проскочил его прежде, чем экспериментатор успел сглотнуть слюну. Зато в тишине раздался довольно громкий, характерный при глотании звук, произведенный крепкой глоткой Заявьялова. Алексей взял стакан, отпил немного воды, поставил его на стол и поднял глаза на Константина. Все произошло.
Теперь оставалось только ждать, ведя подробный дневник происходящих изменений. Уже на следующий день появилась запись, в которой отмечалось начало действия антивируса: «Чувствую неестественный прилив сил. Легкость тела и ясность мысли необычайные. Не ощущаю никакого сопротивления внешней среды, которая даже в своих проблемных проявлениях, наподобие давки по утрам в общественном транспорте, не доставляет никаких неудобств, как будто ее нет вовсе. По всей видимости, как и ожидалось, начался процесс стабилизации внутреннего излучения и его гармонизации с энергией пространства».
В следующие дни положительный эффект от действия антивируса продолжал активно проявлять себя, выражаясь не только в виде отличного самочувствия, но и в том, что отношения Симакова с окружающими обретали все более позитивный характер. Особенно это было заметно на тех, кто по разным причинам недолюбливал ученого. Теперь эти люди как будто не имели внутренней опоры для раздражения по поводу присутствия или поведения Алексея Ивановича и, не проявляя симпатий, перестали проявлять и недовольство. Подробно фиксируя изменения в дневнике, подопытный пытался сосредоточенно анализировать их, но почему-то привычного напряженного анализа не получалось. Мозг получал информацию без усилий: отмечал похожести и закономерности, определял возможные тенденции, и подсказывал их причины. Было так непривычно производить все эти операции без особых затрат, что Симакову порой казалось будто он не думал своей головой, а получал выводы откуда-то извне.
Через неделю друзья решились показать носителя антивируса докторам, пройдя новое обследование проблемных мест. На всякий случай пошли в другую поликлинику и не ошиблись: результаты анализов заставили бы прежних врачей начать дополнительные проверки и поиск ошибки, ведь в реальной практике не могло быть, чтобы за несколько дней, безо всякого специального лечения, начисто исчезли все признаки выявленных ранее болезней.
Это был первый доказанный эффект воздействия препарата. Обрадовавшийся изменениям больше друга, Константин вечером принес бутылку коньяка и предложил «махнуть по маленькой» за успех. Возражений не было, победы принято заливать горяченьким и за душевным разговором вся поллитровая бутылка небольшими порциями разошлась по организмам. Было хорошо. Даже жена Алексея, впервые за все время совместной жизни встретившая его дома выпившим в половине первого ночи, от неожиданности не нашлась, что сказать, посмеялась над добродушным мужем, проявлявшим при этом свои мужские симпатии, проводила его до постели, помогла раздеться и уложила спать. Эти простые действия вдруг показались ей чем-то таким долгожданным, что она умилялась, глядя на говорившего разные приятные слова Симакова, и чувствовала себя счастливой. Потом Лиза сдалась напору Алексея и в эту ночь оба они испытали новые ощущения, которых раньше не было или которые успели забыться в силу превращения интимных отношений в привычку.
Зато на следующий день Симаков почувствовал не только головную боль, но и отсутствие той энергетической подпитки, которую ощущал всю прошедшую неделю. Он понял, что это связано с алкоголем, но даже попытаться установить в тот же момент каков механизм блокирования коньяком действия чипа не смог. В это утро подопытный чувствовал себя так, будто с него сняли кожу – все его ранило, и не было никаких сил противостоять болезненному влиянию среды. Сбой стал проходить только на следующий день, когда начала возвращаться энергозащита. Зато в следующую ночь, будучи не в состоянии заснуть, Алексей Иванович Симаков сделал для себя еще одно открытие, которое и зафиксировал позже в дневнике:
«Похоже, представления о том, что оригинальные энергополя людей создаются только за счет влияний доминантных составляющих в виде реликтового излучения космоса и энергии земли, можно считать неверным. Во всяком случае, в качестве гипотезы, могу предположить, что индивидуальные частоты отдельного человека формируются не только под воздействием среды. Эксперимент с алкоголем показал: попадание сильнодействующего препарата разрушает нормальное функционирование энергосистемы организма, но восстановление происходит намного быстрее, чем это могло бы быть, если бы энергополе формировалось только под внешней средой, что заставляет предполагать наличие собственной эгнергогенерации. Пока не могу сказать, что может являться ее источником, но направление кажется перспективным».
Развитие идеи помогло Алексею Ивановичу прийти к более широкому пониманию энергетики человека, уйдя от исследования исключительно физических ее проявлений. Он достиг убеждения, что мир состоит не только из физически проявленных энергопотоков, которые можно зафиксировать с помощью новейшего оборудования, но и из энергий, научно доказать существование которых пока невозможно. Симаков предположил, что существует отдельная энергетика мыслей и эмоций, которая, похоже, и является источником производства собственной нефизической энергии человека. Осознав это, он ощутил, что начинает чувствовать идущие от людей потоки. Очень скоро ему стало видно энергополе находившихся рядом людей и предметов. Он различал цвета и тепло всего спектра, определял состояние каждого органа в отдельности. Вначале это доставляло массу неудобств: ходить среди разноцветного свечения, постоянно чувствуя незначительные изменения температур, было тяжело. Но ученый совладал и с этим, научившись напряжением воли «включать и выключать» способность видеть энергополя, концентрироваться на одном объекте, не замечая сторонних излучений.
Все наблюдения, открытия, появлявшиеся способности аккуратно вносились в дневник, постоянно обсуждались с Константином, потрясенным происходившим до самых глубин души. Только об одном опыте Симаков не стал говорить другу. Изучая ночью состояние излучений внутренних органов жены, он отметил явные затемнения в местах, где находятся те самые маточные трубы, а потом вдруг напрягся, попытался собрать в пучок собственную энергию в районе груди, и, когда это получилось, направил ее на темные места, заставив их засветиться. Свечение продолжалось всего несколько минут, после чего ушло. Алексей продолжал попытки каждую ночь в течение недели, и темнота исчезла, уступив место излучению естественной световой окраски. Он не знал, к чему может привести этот эксперимент. Вернее, не ставил перед собой определенной цели, только хотел проверить одну догадку, связанную с возможностью взаимовлияния энергий.
Вскоре, во время разговора с коллегой по работе, сосредоточившись на обсуждении его научной проблемы, Симаков вдруг почувствовал, как мозг отмечает какие-то дополнительные колебания пространственного напряжения. Настроившись на эти ощущения, он принял идущие от собеседника странные эмоциональные потоки, не совпадавшие с сутью его речи и эмоционального состояния, но явно несшие в себе какую-то информацию. Встретившись вечером с Константином, Симаков намеренно попытался настроиться на его импульсы и снова ощутил подобные потоки. Предположив, что начинает видеть энергию мысли, Алексей попытался распознать сигналы. Однако ничего конкретного не выходило. Казалось, составленные слова исходили не от Завьялова, а придумывались самим Симаковым. Тогда он пошел другим путем: задал Константину вопрос о школьных успехах сына, усилием воли включил видение его энергополя, обратил внимание на изменения световых потоков вокруг головы и снова настроился на волну мыслей друга. Так тоже ничего не получилось. Алексей перестал пытаться расшифровать информацию и попробовал прочувствовать эмоциональный поток, после чего сначала засосало под ложечкой, а затем мозг получил ясный импульс. 

- Ты с женой поругался что ли? – неожиданно спросил он у Константина, - Извини, что спрашиваю…
Завьялов остановился на полуслове, от неожиданности смутился, потом собрался:
- А ты откуда узнал?
- Я так почувствовал. Только скажи: это правда, Костя?
- Правда.
- И ты об этой проблеме постоянно думаешь?
- А как по-другому? Сам знаешь, такое дело – засядет в затылке и ноет там, пока не разрешится… Лех, а ты что, мысли начал читать?
- Кажется, да. Причем, похоже, те мысли, которые реально заботят человека, возбуждая его эмоциональный фон.

Открывшиеся перед Алексеем Ивановичем Симаковым возможности требовали не только наблюдений, но и освоения. Он стал чувствовать, что превращается из подопытного в пользователя, что позволяет быстро продвигаться в области научных исследований энергии, но снижает эффект наблюдений за человеком и не дает объективной картины. И еще. Обладая собственной энергией, ученый никак не мог найти индивидуальный источник ее генерации. Мысль – да, эмоция – конечно. Но что рождает мысль и эмоцию? В попытках проникнуть в тайны тайн, Симаков безо всякого результата листал труды психологов, обратился к философам, подумывал внимательнее приглядеться к религии. Будучи человеком, убежденным в том, чудес нет, а есть временно не познанные наукой явления, решил подступиться к Вере со стороны философии, и взялся за изучение трудов религиозного идеалиста конца 19 века Владимира Соловьева.
Естественно, что такая нагрузка, утяжеляемая ежедневными делами в институте, не позволяла полноценно отслеживать и анализировать изменения. Обсудив складывавшуюся ситуацию, друзья решили, что настало время расширить эксперимент. К тому же, было важно узнать: как подействует чип на другой организм. А поскольку Константин не подходил – кто-то должен оставаться вне действия антивируса пока его испытания не будут полностью завершены, решили искать другого подопытного из числа посетителей ремонтной мастерской.

Первую ночь провели безуспешно. Пришло девять человек, ни один из которых не показался Симакову подходящим объектом. Дело в том, что он решил найти развивающийся организм, находящийся в данный момент жизни в затруднительной ситуации. Важен был образовательный, а также интеллектуальный и моральный уровень претендента. Когда заступили на дежурство второй ночью, первым колокольчик пошевелил Альберт…      


Глава третья.
Сила и слабость
- Доброе утро.
- Здравствуйте, - в голосе Ниночки не было ожидаемой злобы или раздражения. Она была хоть и не приветлива, но вежлива и даже учтива. - Николай Андреевич просил, чтобы вы сразу зашли к нему.
- Хорошо, спасибо, - Крестовский немного удивился перемене, испытал уважение к этой женщине, умеющей так достойно прощать обиды. Но тут же догадался, что новое отношение к нему - скорее всего результат разговора с начальником, из которого сверхопытная в офисных делах секретарша сделала вывод, что необходимо менять тактику. Впрочем, долго останавливаться на причинах произошедших с Ниночкой перемен, не было ни времени, ни желания.
 
- А, вот и Альберт Сергеевич! - шеф вскочил с кресла у дивана, быстро протиснулся сквозь воздух к Крестовскому, подал руку. - Добрый день!
- Здравствуйте, Николай Андреевич. - Альберт ощущал бугристость и пузатую упругость небольшой ладони, являвшейся уменьшительной копией самого Карасева, но при этом не мог оторвать взгляда от диванчика, на котором изящно восседала безупречно красивая незнакомая девушка, с кокетливым любопытством смотревшая прямо в глаза вошедшему адвокату.
- Вот, Альберт, познакомься: Наталья Евгеньевна Волоснина. Как говорится, твоя слава уже идет впереди тебя, - шеф повернул свое тело и, поставив ладонь в спину Крестовскому, стал подвигаться вместе с ним к дивану. - Наталья Евгеньевна узнала о нашей замечательной победе и хочет, чтобы ее дело вел только ты.         
- Очень приятно, - промямлил Крестовский.
- И мне приятно познакомиться.
Волоснина встала и протянула руку так, что Крестовский замешкался: ее надо пожать или поцеловать? Этим же движением она непостижимым образом сумела продемонстрировать всю прелесть своей идеальной фигуры. После того, как адвокат все же решил пожать протянутую ладонь, Наталья придержала его руку в своей мягкой, податливой ладошке и продолжила:
- Наслышана о вас. Говорят, вы чудотворец, Альберт Сергеевич.
- Это, конечно, преувеличение… А кто говорит? - Крестовский не делал никаких движений, но рука Волосниной незаметно исчезла из его ладони, на секунду оставив ее застывшей в воздухе.
- Весь город об этом говорит! - радостно врезался в разговор Карасев. - Мне со вчерашнего вечера телефон оборвали.
- Да, уже все знают, что вы выиграли безнадежное дело у самого Кривошеева, - девушка улыбнулась Крестовскому, и лицо ее обворожительно засветилось.   
- Так вот, - продолжил шеф, переходя от радостного к деловому тону. - Наталья Евгеньевна также намерена оформить раздел имущества со своим мужем. И он очень непростой человек. В общем, дело тебе, Альберт, предстоит не менее сложное и никакие результаты, кроме победы, в зачет не принимаются. Готов к работе?
- Ну, в общем, конечно.
- Отлично! - Карасев повернулся к Волосниной, - Тогда вам лучше пройти в кабинет к Альберту Сергеевичу, чтобы там обговорить детали. А я пока подготовлю договор.
- Хорошо, ведите, Альберт Сергеевич.
Наталья выплыла из-за стола так, будто не касалась земли, и грациозно двинулась к выходу, не проявляя намерения даже замедлить шаг перед закрытой дверью. Увидев возможность столкновения, Крестовский бросился вперед, схватился за ручку и распахнул дверь, получив в ответ легкий кивок благодарности, давший понять, что именно этого действия от него добивались.
- Альберт, задержись на секунду. Извините, Наталья Евгеньевна, я возьму его только на два слова, - с поклоном проговорил шеф вышедшей в приемную посетительнице и прикрыл дверь. - Я хочу еще поднять тебе настроение: Кривошеева расплатилась, и сегодня утром гонорар отправили тебе на карточку.
- Спасибо! - Крестовский сам не ожидал, что так обрадуется этому известию.
- А к этому делу - Карасев кивнул в сторону двери, - отнесись со всей ответственностью. Ну, иди, потом еще обсудим. Иди, иди.

Наталья стояла посередине приемной и, с выражением ожидания в лице, свысока оглядывала интерьер, а также уткнувшуюся носом в монитор компьютера и с видом деловой занятости усердно пытавшуюся разложить пасьянс «косынка» Ниночку. Но с появлением Крестовского оживилась:
- Куда идти, Альберт Сергеевич?
- Вот сюда, пожалуйста.

Пропустив вперед Волоснину, Крестовский, откровенно осмотрел ее фигуру сзади, вновь восхитившись и ощутив, как внутри, от низа живота к горлу, прошла волна, на мгновение затруднившая дыхание. Наталья вошла в маленький кабинет и остановилась, как на предмет мебели посмотрев на поднявшего лысоватую голову Петра Романовича.
- Присаживайтесь, - Альберт показал на стул перед своим рабочим местом, поздоровался с Фроловым, который негромко протянул «здрастье», относившееся ко всем, и продолжал с интересом наблюдать за вошедшими.
- Знаете, Альберт Сергеевич, у меня есть другое предложение, - проговорила девушка, оценившая обстановку и чувствовавшая себя скованно в небольшом пространстве под дополнительным давлением больших глаз Петра Романовича. - Как я понимаю, мне сейчас надо рассказать вам подробности, о которых я стесняюсь говорить принародно, - Волоснина посмотрела на Фролова, тот, сообразив, наконец, что ведет себя неприлично, медленно отвернулся и взял в руки первый попавшийся листок, пытаясь вникнуть в его содержание. - Поэтому предлагаю поехать куда-нибудь, где можно выпить кофе, и спокойно поговорить.
- Ну… Так, наверное, тоже можно. Только мне надо предупредить Николая Андреевича.
- Да вы езжайте, а если шеф будет искать - объясню ситуацию, - внезапно вмешался в разговор Фролов, у которого так и не получилось вчитаться в бумагу.
- Вот и чудно! Поехали, - Волоснина встала и пошла к выходу, поэтому Крестовскому ничего не оставалось, как последовать за ней, поблагодарив по дороге Петра Романовича.

Блестящий на солнце серебристый «Мерседес» плавно тронулся со стоянки офисного здания, в котором располагалась контора. Волоснина, вопреки своей ярко выраженной женственности, водила уверенно, что пошевелило в подсознании Крестовского мысль о вероятном характере девушки, но он был не в силах останавливаться и развивать эту догадку, потому что буквально застыл внутри, чтобы сдержать волнение. Наталья казалось ему такой недостижимо красивой, что даже ощущение совместного уединенного нахождения в автомобиле доставляло смешанное чувство самоуважения, глубинной радости, и зарождавшегося несбыточного желания. Весь этот коктейль приводил к разнонаправленным вибрациям, порождавшим внутреннее беспокойство. Неожиданно машина, едва попав на главную дорогу, замедлила движение и остановилась у обочины.
- Знаете, я бы не хотела ехать в людное место. У моего мужа слишком много знакомых и нас могут увидеть. Будет нехорошо, если он узнает обо всем раньше времени…
- Давайте поговорим в машине…
- Нет, это тоже не лучшее место. Хочется как-то спокойно пообщаться, может даже выпить вина… - Волоснина помолчала, глядя на Крестовского с ожиданием, и продолжила. - Простите за нескромный вопрос: вы один живете?
- Да, - Альберт даже не понял, зачем у него это спрашивали, так как и допустить не мог, что такая девушка может захотеть поехать к нему домой.
- Так может…
Молодой человек мочал, не понимая, и Наталья рассмеялась:
- Альберт Сергеевич, пригласите девушку в гости!
- Что? Ну… Конечно! Только у меня может вам будет не совсем уютно… И неубрано дома.
- Ой, какая ерунда! Что вы думаете, я всегда в двухуровневых квартирах с прислугой жила? Так едем?
- Тогда поехали! - Подхватил Крестовский игриво-радостный тон девушки.
- Тогда говорите куда.
- А, да! Переулок Кирпичный, дом 4, квартира 36.
Волоснина снова рассмеялась:
- Ну, такие подробности пока не нужны. Скажите, какой район.
Поняв, что адрес вряд ли может быть известен девушке, рассмеялся и Альберт:
- Проспект Революции. Возле остановки «Заводская», - подумал и добавил:  - Там еще недалеко гипермаркет «Кристалл».
- Вот, теперь понятно, - Наталья широко улыбнулась, задумалась на мгновение, выбирая маршрут движения, и направила автомобиль к ближайшему перекрестку.

 По дороге Крестовскому пришлось отвечать на массу вопросов. Волоснину интересовало, где он родился, где жил и учился, кто родители, чем увлекался. Спрашивалось все легко и непринужденно, ответы выходили такими же, а весь разговор был похож на игру. Внезапно прозвучал сигнал эсэмэски.
- О! Наверное, девушка? – предположила Наталья.
Альберт смутился, достал телефон, увидел, что это письмо из банка, понял, что оповещение о зачислении денег, но открывать не стал, поставив на беззвучный режим телефон.
- Это по работе, - пробурчал он, чтобы как-то отреагировать на замечание. 
- А у вас выпить что-нибудь дома есть? - спросила она, когда впереди показалось большое здание «Кристалла».
- Нет.
- Тогда заедем в магазин? Очень хочется вина.

Она была на полголовы выше Альберта, одета в заметно дорогой благородного серого цвета костюм с юбкой чуть выше колен, под пиджаком, из декольте сиреневой блузки выглядывала загорелая грудь. Завершали облик сиреневые туфли на высоком каблуке. Шедший рядом по магазину с корзинкой Крестовский чувствовал себя скованно из-за того, что его внешний вид слабо соответствовал наряду спутницы. Больше всего досаждали старые туфли, которые он уже стал ненавидеть из-за возникшего за них стыда. Вспомнил про виденные ранее в ЦУМе и пожалел, что сейчас их нет на ногах.
Между тем, Волоснина шла мимо полок с продуктами, как генерал, и почти все мужчины, как солдаты в строю, оборачивались ей вслед, отдавая должное изяществу, женственности и красоте. При этом она демонстративно двигалась рядом с Крестовским, вводя его в зону своей самодостаточности и давая понять окружающим, что они вместе. Советовалась с Альбертом при выборе напитка, хотя он был совсем не знаток в алкоголе. Наконец, положила в корзину бутылку белого вина, зашла в рыбный отдел и взяла упаковку крабов. На кассе хотела рассчитаться сама, однако Крестовский, помня про уже перечисленный гонорар, вызвался заплатить самостоятельно, на правах мужчины. Сумма, выданная монитором кассового аппарата, нанесла кратковременный психологический удар по его состоянию, но он тут же решил, что может себе это позволить и что за удовольствие общения с такой девушкой даже этих денег не жалко, отдал карточку, с которой списали 6 тысяч 832 рубля. И поднял повыше голову: смотрите, я это могу. Легко! Волоснина наблюдала сцену с невозмутимым видом, но с острейшим интересом, видимо легко угадывая эмоции спутника.

Подходя к квартире, Крестовский заволновался, снова вспомнив, что там не убрано: в раковине грязная посуда, полы не мыты почти неделю, столько же не вытиралась пыль.
- Только я извиняюсь, - смущенно проговорил он, открывая дверь, - у меня беспорядок.
- Это же нормально, - проговорила Волоснина, переступила порог и пройдя сквозь небольшой коридор начала оглядывать квартиру, - мужчина должен быть занят делом, а не домашним хозяйством.
- Наверное, но все равно, неудобно как-то…
- Не переживайте, я не вижу у вас никакого особенного беспорядка. Очень даже мило. Я бы сказала, по-холостяцки уютно, - Наталья сделала шаг назад, к вешалке и полке с обувью, наклонившись, стала снимать туфли, во всей красе демонстрируя Альберту правильной формы зад и ровные ноги. 
- А нет, можете не разуваться!
- Зачем я буду прибавлять вам домашней работы? Да, к тому же, ноги в туфлях устают.
- Тогда вот, возьмите тапочки.
- За это спасибо, - девушка вступила в единственные тапки Крестовского и прошла в комнату.
Альберт сбросил свои туфли, еще раз неприятно поразился их растоптанности,  подхватил пакет, поставил на полку портфель, и поспешил вслед за гостьей.
- Проходите в комнату, я сейчас здесь немного приберу.
Кинулся к креслу, не выпуская из рук пакета с вином, подхватил одной рукой лежавшую на нем несвежую рубашку, поднял с пола вчерашние носки, понес все это в ванну, где возле стиральной машинки стояла корзина для грязного белья. Возвращаясь, чуть не столкнулся с Волосниной, продолжавшей стоять в коридоре и смотревшей на него, но размышлявшей о чем-то другом. Оказавшись так близко, он не смутился, а подумал, что без каблуков она лишь немного выше его ростом. Открытие психологически стерло некоторую часть существовавшей между ними дистанции.
- Давайте лучше на кухне посидим, - что-то решив, проговорила Наталья. - У нас ведь принято все дела на кухнях обсуждать?
- Давайте на кухне, - согласился Альберт, отметив, что настроение девушки резко поменялось, пока он бегал по квартире с грязным бельем. 

Крестовский суетился на кухне, убирая лишнее со стола, доставая бокалы, открывая бутылку, а Волоснина сидела молча, задумчиво ожидая завершения движений адвоката, готовясь к трудному для нее разговору. Альберт почувствовал это и тоже молчал, подстраиваясь под настроение гостьи. Только когда вынул из пакета упаковку с крабами - замер в нерешительности. Он никогда раньше не ел этот продукт в чистом виде и не знал, что нужно сделать, прежде чем поставить на стол. Наталья, несмотря на все более удрученное состояние, в которое она продолжала погружаться, поняла причину замешательства и ровным голосом произнесла:
- Они уже чищенные и вареные. Их можно просто слегка разогреть в микроволновке.
Еще больше смутившись от того, что его незнание было замечено, Альберт сунул упаковку в железно-стеклянное нутро микроволновой печи, выставил время для разогрева и сел за стол.
- Налейте, пожалуйста, - Волоснина подвинула свой бокал к центру стола.
- А да, извините, - Крестовский взял бутылку, хотел по привычке наполнить емкость фужера до верха, но, подумав, что это не очень соответствует нормам этикета и качеству вина, налил треть. В это время раздался сигнал микроволновки, Альберт поставил бутылку, вскочил, вынул упаковку, содрал верхний полиэтилен, достал из ящика с посудой две из трех остававшихся чистыми тарелки, задумался над тем, как распределить крабов. Тут на помощь снова пришла гостья, уже явно готовая начать говорить и начинавшая еле заметно нервничать от суеты и неумелости действий, производимых молодым человеком:
- Да вы просто поставьте на стол в упаковке, а в тарелки мы будем бросать кости. Давайте уже по-простому, без лишних церемоний.
- Себе-то налейте, - проговорила она, когда хозяин вернулся за стол и посмотрел на нее с готовностью слушать.
- А да, извините, - Крестовский плеснул вина и в свой бокал.
- За знакомство.
- За знакомство, - подхватил Альберт.
Пригубили, и в этот момент Крестовский почувствовал, что сильно хочет есть. С момента завтрака прошло много времени, организм требовал обеда, перед ним лежали морские деликатесы, но брать их молодой человек не решался из-за неловкости, к тому же Наталья, собравшись с силами, начала говорить:
- Понимаете… А можно на ты? Так мне будет легче…
- Да, конечно, я буду рад…
- Хорошо. Понимаешь, Алик, я, когда познакомилась с Волосниным, была совсем юной девушкой. Он увидел меня на областном конкурсе красоты, куда я попала, выиграв конкурс в Междуреченске. Мне было только 17 лет, а Гена был членом жюри. После первого дня, когда прошел предварительный просмотр, он подошел, заговорил: откуда такая красавица, как большой город, не хотела бы здесь остаться и так далее. Потом пригласил пообедать. В ресторане пообещал, что я обязательно выиграю если не главный приз - его уже запланировали для девушки спонсора конкурса, то уж какой-нибудь из вторых - точно. Мне показалось обидным, что соревнования нечестные заранее, но он как-то успокоил, сказал, что-то мудреное, типа: иногда, уступая, выигрываешь гораздо больше. Много говорил приятных вещей, рассказывал, как хорошо я могла бы жить в этом городе. И, конечно, мне, маленькой дурочке из деревни, этот взрослый дядька показался принцем. Он был богат, все его уважали, казалось, он все мог в этом мире…      
Альберт слышал все слова, но, борясь с вновь проявившимся внутренним трепетом перед красотой девушки, с усиливавшейся сексуальной тягой к ней, подогреваемой подсасывающим верх живота голодом и чувством сострадания,  никак не мог до конца вникнуть в суть рассказа. При этом он все более и более проникался не только мужской, но и человеческой симпатией к такому беззащитному, прелестному существу.
Наталья сделала паузу и залпом допила остатки вина в бокале, после чего продолжила: 
- Потом, на следующий день, я выиграла приз зрительских симпатий. Гена сидел рядом со мной на банкете, постоянно подливал мне шампанское, опять говорил что-то красивое, потом предложил поехать с ним в гостиницу, но я отказалась наотрез. Расплакалась спьяну, захотела домой. И он, представляешь, вызвался отвезти меня. За 200 километров! Я, дура, согласилась – он же пообещал не приставать! А когда выехали за город, этот мужик остановил машину, перетащил меня на заднее сиденье и изнасиловал. Извини за подробности, но я была еще девственницей и у меня ото всего этого ужаса началась истерика. Он понял, долго извинялся, потом довез меня до дома и попросил ничего не говорить родителям. Я вообще не хотела с ним разговаривать и выбежала, ничего не пообещав. Но дома не стала рассказывать маме об изнасиловании, хотя она, кажется, что-то подобное заподозрила. Объяснила, что расстроена из-за того, что в конкурсе не заняла первого места… Ты не представляешь себе внутреннего позора воспитанной в строгих правилах девушки, потерявшей девственность даже до совершеннолетия…  Налей, пожалуйста.

Наталья всхлипнула, и на ее ресницы выкатились большие капли бриллиантовых слезинок. Крестовский уже всей душой ненавидел этого мерзавца Волоснина. На истории об изнасиловании, он забыл про все другие эмоции, кроме сострадания. Даже голод спрятался где-то за позвоночником. Девушка отпила из своего бокала, Альберт вытянул содержимое своего до конца, не ощутив даже вкуса.

- После он часто звонил, просил его простить. Я сначала не хотела брать трубку, но потом успокоилась и мы стали общаться. Я заканчивала школу, а Гена обещал устроить на учебу в академию Госслужбы. Я подумала, что сама возможно не смогу поступить, к тому же он был таким искренним в раскаяниях, что начала ему верить. В общем, летом приехала и легко прошла все экзамены. В этот раз он только ухаживал за мной, водил по ресторанам, в кино, каждый день дарил цветы, уговорил поехать в магазин, накупил мне дорогой одежды. Когда вернулась домой, мама сразу решила, что у меня кто-то появился в городе, начала расспрашивать, но я ничего не сказала. А сама уже как-то привыкла к тому, что он постоянно рядом. Даже стала скучать. Когда началась учеба в академии, он снял для меня квартиру, покупал еду, дарил подарки. Потом предложил жить вместе. Но я отказалась, потому, что Гена был женат. Не хотелось рушить семью. К тому же была совсем не уверена в том, что испытываю к нему какие-то большие чувства. А через неделю он приехал, сказал, что развелся и предложил выйти за него замуж. Конечно, это был серьезный поступок, я оценила. Сказала, что подумаю. Надо было с мамой посоветоваться. Ему было 43, а мне 18 должно было исполниться только через неделю. Знала: мама придет в ужас. Так и случилось. Тогда Волоснин сам поехал к нам домой, встретился с родителями, объяснил, как любит меня, сказал, что все для меня сделает, в общем, как-то убедил их согласиться. Через неделю после дня рождения, сыграли свадьбу…   

Воображение Крестовского, развязанное алкогольным допингом и целым спектром эмоций, услужливо нарисовало сцену в ЗАГСе: стоящую перед декламирующей заученные фразы регистраторшей Наталью в прекрасном белом платье с длинной фатой, а рядом… рядом он сам. Осознав, насколько далеко позволил разыграться фантазии, Альберт встряхнулся, выпрямил спину, снова попытался принять сосредоточенный вид. Волоснина заметила это движение:
- Устал слушать, да?
- Нет, нет. Продолжайте, пожалуйста.
- Мы же на ты…
- Да, конечно, я слушаю.
- Давай еще выпьем, - Волоснина сама взяла вино в момент, когда к нему потянулась рука Крестовского. - Я налью.
Пустой бокал Альберта наполнился почти до краев, а остатки содержимого бутылки соединились с тем, что было в фужере Натальи.
- Ты поешь, - неожиданно заботливо проговорила девушка и пододвинула к Крестовскому упаковку с крабами.
- Нет, спасибо, - я не голоден, - промямлил молодой человек, рот которого мгновенно наполнился слюной.
- Давай я за тобой поухаживаю, - как будто не слыша его слов, Волоснина достала кусочек, разделила его и протянула Альберту, который взял деликатес, но в рот не положил.
Участливо-нежные интонации Натальи привели его в состояние предэйфорийного шока, из-за чего округлились глаза и приоткрылся рот, сделался очень глупым общий вид.
- Спасибо.
- Да ты кушай, - и гостья прозвенела негромким добрым смехом, оставившим чудную улыбку на ее лице.
Альберт проглотил кусок так быстро, что сам не мог понять: успел он хотя бы разок смять его челюстями? Улыбка девушки увеличилась в размерах, сделав ее лицо еще более красивым.
- И еще кусочек.
- Угу, - на сей раз, Крестовский стал жевать пищу, забыв, что ее надо когда-нибудь проглотить.
- А теперь надо запить, - продолжила забавляться ролью мамы Волоснина.
- А! - адвокат поднял бокал вслед за собеседницей, поднес ко рту, однако не рассчитал полноты его содержимого: вино потекло не только в рот, но и на щеки, спустившись по шее к вороту рубахи. Смутившись, одернул руку, поставил фужер на стол, облил его содержимым кисть и часть рукава, остановился и полным растерянности, тоски и мольбы о пощаде взглядом посмотрел на девушку, которая уже хохотала в голос.
- Ну, это ничего, это бывает. Это мы сейчас поправим, - Наталья взяла салфетки, не вставая со стула, сделала движение к замершему теперь в испуге Альберту, дотянулась и стала вытирать его лицо. Остолбеневший Крестовский увидел прямо перед собой упершиеся в стол загорелые груди и не мог оторвать от них глаз. Шок поддерживался еще и нежными прикосновениями к шее и щекам, которыми девушка убирала остатки вина. Закончив с лицом, она, оставив на месте свое декольте, потянулась к залитой руке и начала поглаживать ее уже довольно мокрой салфеткой. Мозг юноши «поплыл», теряя звенья логических цепей…

- В первое время, после свадьбы все было очень хорошо.
Крестовский очнулся, когда Волоснина уже сидела в прежней позе, с бокалом, из которого только что пригубила вина, и продолжала прерванный рассказ, не глядя на собеседника. Выходило, что даже когда его уже не вытирали, он так увлекся неожиданным ощущениями, что не заметил, не только как тело девушки вернулось в прежнее положение, но и как она взяла свой фужер, как посмотрела на него оценивающе и, удовлетворившись произведенным эффектом, приняла серьезный вид, вернувшись к невеселой истории своей жизни.
- Он меня баловал, задаривал подарками, настаивал, чтобы был ребенок. А я как-то и хотела детей, и в то же время боялась. Во-первых, маленькая еще была. Во-вторых, что-то подсказывало внутри, что с ним не надо расслабляться. Потом и со своим сыном от первого брака он вообще не хотел встречаться. Я говорила, что это неправильно, что дети не виноваты и не должны страдать. Но он вообще повел себя по-свински в той ситуации. Все у них забрал и даже ребенку не хотел помогать. Мои возражения не слушал, говорил, что теперь у него настоящая жизнь, теперь будет настоящая семья, а то было ошибкой молодости. Потом были выборы, он как-то там хорошо поработал и переизбравшийся мэр сделал его свои первым заместителем.
- Подожди! Так Геннадий Волоснин… Это Геннадий Федорович Волоснин - вице-мэр?!
- А ты не знал?
- Нет, я как-то…
- Я думала, что Карасев тебе сказал… Ну да ладно. В общем, я закончила академию по специальности «муниципальное управление», работать он мне не разрешил, купил помещение на улице Пушкина, дал денег и сказал, чтобы я организовала себе какой-нибудь бизнес. Так и появился мой первый магазин. Нашла поставщиков в Италии, отобрала коллекции, и все как-то закрутилось. Помещение и магазин он оформил на меня - ему-то нельзя сильно обрастать собственностью, сам понимаешь. Так как-то и пошло. Потом еще магазин открыла, выкупила полэтажа в ЦУМе, поставила там одежду для мужчин. Салон красоты организовала самый современный в городе, создала сеть фитнесс-центров… 
Крестовский обомлел. Это оказывается ее магазин! Это у нее, у Натальи, он хотел и не мог купить себе туфли. Он, конечно, знал и элитный салон женской одежды на Пушкина, всплывший в памяти при упоминании о первом магазине, но информация о том, что мужская одежда в ЦУМе - тоже ее собственность, произвела на него сильное впечатление, мгновенно отодвинув границу между ним и девушкой до недосягаемости, сделав смешными все мелькавшие до этого в подсознании надежды.
- Недавно заключила дилерское соглашение с «Мерседесом». Через пару недель открою специализированный салон, буду и машины продавать. Так вот, все время, как белка в колесе кручусь, пытаясь себя постоянно чем-нибудь занять, чтобы не думать…
Она сделала паузу, подбирая слова для продолжения, глотнула вина. Отпил большим глотком из своего бокала и адвокат.
- Понимаешь, он очень сильно изменился… Мы теперь живем, скорее, как деловые партнеры, чем как муж и жена. Гена активно интересуется тем, что происходит в бизнесе, точнее, подсчетом и изъятием денег, которые я заработала. А сам с молоденькими модельками развлекается. Я все знаю. Хотя делаю вид, что меня это не касается… Но, знаешь, как больно, когда все подруги тебе на это намекают или даже открытым текстом говорят. А я пашу, как дура, зарабатываю деньги, которые он потом тратит. И мне вообще-то не жалко - пусть развлекается. Но жизнь-то проходит. Мне хочется, чтобы меня любили, самой хочется полюбить, семью настоящую хочу, детей…
Глаза Натальи покрылись влагой и заблестели, отчего у Альберта защемило сердце, остро ощутившее дополнительный прилив сочувствия.
- Все, без эмоций. Короче говоря, поэтому я и пришла в вашу контору, узнав, что тебе удалось даже перед Кривошеевым Лену защитить. Мой-то меня тоже просто так не отпустит. Для него это не только потеря доходов, но и урон в имидже… Поможешь? - Волоснина посмотрела на Крестовского страдальческим взглядом, чем снова прожгла его душу.
- Обязательно помогу!
- Только это, - девушка встала, вслед за ней вскочил и молодой человек, подала бокал ему, взяла себе, и, приблизив тело неприлично близко, глядя ему прямо в зрачки своими широко открытыми глазами, продолжила: - Я хочу, чтобы он все потерял.
Альберт подумал что-то возразить, в его затуманенной голове засветился огонек мысли о том, что по закону супруг имеет все права на половину… Как вдруг ощутил губами ее поцелуй, длившийся не долго, но и не настолько мало, чтобы показаться приятельским. Наталья отстранилась, продолжая в упор смотреть на Альберта, и подняла к лицу бокал.
Хозяин квартиры проглотил вино, поставил на стол фужер, с готовностью и стеснением посмотрел в усталые, мудрые от пережитых мучений, добрые глаза своей гостьи. Девушка, пригубив, нежно погладила парня по щеке. Осмелев, Крестовский схватил ее руку, хотел сжать в своей, но Волоснина вдруг как бы пришла в себя и умаляюще мягко приказала:
- Не надо. Я пойду. Пора уже. В понедельник позвоню.
Альберт толком не запомнил, как собиралась и уходила Наталья. В его память нестираемым красным маркером вписался только поцелуй в щечку, которым она одарила перед уходом.

Оставшись один, Крестовский не знал, что делать. Ему хотелось одновременно летать, лежать, говорить, молчать, надеяться и мечтать. Гонимый полифонией чувств, он сел в кресло, включил телевизор, но смотреть его не смог. Вскочил, прошел на кухню, посмотрел на то место, где еще недавно сидела она, взял в руки ее бокал с остатками вина, неожиданно для себя стал нежно целовать края фужера, на которых должны были остаться следы ее губ… Прогрессию легкого безумия прервал мобильный телефон, завопивший композицию входящего звонка.

- Алле, - Альберт надеялся, что это она.
- Хэлоу, Алик, - в трубке был мужской голос, который Крестовский не узнал,  но интонация говорила о том, что звонивший, как минимум, давний приятель.
Не зная, что сказать и находясь в состоянии растерянности от того, что не мог понять, кто из знакомых ему звонит, Альберт невольно сделал паузу, не ответив на приветствие.
- Не узнал, что ли? - задорно и слегка разнузданно произнес голос.   
- Нет, - с облегчением, что уже не придется мучиться воспоминаниями, выдохнул Крестовский.
- Ну… Вот так, значит, мы друзей забываем, - продолжал веселиться голос, чем снова поставил в тупик молодого человека, не знавшего, что ему на это ответить.
Снова повисла небольшая пауза, после которой голос, наконец, открылся:
- Царев это, Саша…
- А! Саша! Конечно! Привет!..
Альберт моментально вспомнил лицейского одноклассника, с которым вместе учился три последних года. В гуманитарный лицей его устроили родители, чтобы мальчик мог лучше подготовиться к поступлению в университет. За каждый год обучения приходилось платить, но отец и мама настаивали на необходимости этих трат, хотя вытягивали их с трудом. Альберту же учиться в лицее было интересно – уровень преподавания здесь значительно выше, чем в обычной школе, но общий язык с классом он так и не нашел до самого выпуска. Одноклассники были в основном детьми состоятельных родителей, и Крестовский выделялся среди них простенькой одеждой, отсутствием достаточного количества карманных денег. Словом, там ему и прилипло прозвище Алик-очкарик, а наградил его этой приставкой Саша Царев, называвший себя «просто царь». Он был заводилой в классе, предметом мечтаний большинства девочек в лицее, объектом зависти многих мальчишек. Царев-старший имел сеть супермаркетов «Крокодил» и мало в чем отказывал своему сыну, предполагая дать ему все то, чего сам был лишен в детские годы. После окончания лицея царь поступил в Московский государственный университет на факультет журналистики, а когда закончил его и вернулся в родной город, папа дал ему денег на открытие собственного глянцевого журнала с названием «Открытый город», которое изображалось на обложке в сокращении и выглядело как «ОГО». Короткое название и прижилось. Издание рассказывало о жизни городской элиты, пересказывало местные светские сплетни, организовывало скандальные публикации о приезжавших в город на гастроли и живших здесь артистах. В общем, журнал пользовался неплохим спросом, занимая лучшие полки в магазинах отца. Вся эта информация, собранная из разных переулков памяти, в секунду прошла по основному каналу мозга, напомнив Альберту, кто именно звонит ему в данную минуту. Но это не сняло легкого конфуза, а еще больше завело в тупик, заставив теперь гадать: зачем же сам царь ему позвонил? Как будто угадав вопрос, Царев на него и ответил:
- Да не напрягайся ты. Просто так звоню. Зашел в «Одноклассники», увидел там в лицее тебя, решил позвонить. А телефон достать для меня не проблема, сам понимаешь. Ну, и я тебя поздравляю!
- С чем? – Альберт в самом деле не понял.
- Как? Ты побил в суде Кривошеева! До тебя этого никому не удавалось.
- А… Ну, спасибо, – Крестовскому сразу стал ясен внезапный интерес царя, но это ему даже польстило – пусть знает, что Алик-очкарик не такой уж и простак, как им казалось.
- Слушай, у меня предложение… Давай вечерком пересечемся где-нибудь в клубе – пообщаемся?
В этой фразе голос Александра звучал искренне заинтересованно, в нем не было ни издевки, ни всегдашних снисходительных ноток, проглядывавших даже в начале разговора, что расположило Альберта. К тому же, ему как раз было нечего делать, и именно сегодня он чувствовал, что не может сидеть на месте. А пожать плоды своей победы в виде признания самим Царевым хотелось.
- Давай. А где?
- Отлично! Тогда в десять буду ждать тебя у входа в «Астероид». Идет?
- Договорились.
- Ну, пока.

До десяти была еще масса времени. И, закончив разговор, Альберт уже знал, что будет делать. В его глазах стояли те самые туфли из ее магазина. Конечно, он должен предстать перед Царевым в новой обуви. А заодно можно и что-нибудь из одежды там же присмотреть. Он теперь это может!

Войдя в магазин, Крестовский старался ничем не выдать своего внутреннего торжества и желания обвести зал взглядом повелителя продавщиц. Он старался быть по-деловому сосредоточенным, казаться человеком, случайно попавшим в старую и дешевую обувь и одежду. Все это, да еще уходящий из мозга туман легкого алкогольного опьянения, несколько сковывало его движения, но, казалось, что продавцам не было никакого дела до его состояния. Одна девушка помогла померить туфли, другая предложила несколько вариантов джинсов, рубашку и пуловер. Сумма на кассе уже не произвела никакого впечатления на покупателя – он был готов потратить больше 30 тысяч рублей. После этого, с видом человека, каждый день совершающего подобные покупки, Альберт нарочито делово проследовал на заставленную банкоматами широкую площадку первого этажа, где снял с карты еще 10 тысяч рублей.

Дома надел новые вещи, ходил по квартире и оглядывал себя то в зеркале, то просто так. Отметил, что не мешало бы теперь купить хорошие трусы и носки, а то старые не вписывались в ансамбль, стали казаться неудобными и некачественными. Настроение поднимало дыхание на верхние уровни груди, доставляя кровь плечам и легкость походке. Сам обновился вместе с одеждой. Хотелось, чтобы увидела она. Теперь он казался себе более достойным претензий на отношения с ней. Секундами ему даже думалось, что он вполне может рассчитывать… И, вдруг, когда садился в кресло, почувствовал быстрый и очень болезненный разряд в мозгу, вслед за которым мышцы мгновенно потеряли тонус, а голова наполнилась болью, как бокал вином.

Вино! Неужели это от вина? Похмелье, что ли? Но у меня раньше никогда так сильно не болела голова даже от более крепких напитков. Тем более что это вино не может быть некачественным… Оно такое дорогое. У-у-у… Лечь… Так кажется лучше, только подушку надо повыше положить. Да, вот… Нет, все равно болит. Ы-ы-ы… Все таки лежа полегче. Как теперь ехать? Можно, конечно, отказаться. Но, во-первых, неудобно – пообещал царю. А, во-вторых, дома сидеть не хочется… У-у-у… Тупая башка, чего же так разболелась? Главное, внезапно как-то. Может, я простудился пока ездил? Нет, лоб не горячий, да и тело не морозит, как бывает при температуре. Только голова… Ехать надо. Может, там полегчает. Выпью и станет легче. Кстати, там Наташино вино оставалось… Надо попробовать… Ух-ты, как больно ударило, когда встал… О вот бокал. Так… Хорошо. Надо лечь опять… Аккуратненько… О! О-о-о. Кажется, проходит. В самом деле, намного меньше болит. Точно, это было от вина. Надо быстрей ехать, там еще выпью… Классные все-таки штаны. Про ботинки вообще сказать нечего – молодец, что купил. Ну, и рубашка здесь к месту. Продавщица не ошиблась, все подходит.

Когда такси остановилось недалеко от стилизованного под глыбу камня, вероятно, символизирующего сам астероид, входа в клуб, было еще без четверти десять. Крестовский решил пока зайти внутрь, чтобы оглядеться в интерьере. По дороге от машины до двери дважды с интересом взглянул на свои новые ботинки, отметил, что, вопреки обыкновению, эти новые туфли нигде не жмут и нога в них чувствует себя весьма комфортно, подумал, что такие характеристики, наверное, и должны отличать дорогую качественную обувь, порадовался, что теперь она у него есть, устыдился того, что со стороны беспрестанное любование новыми туфлями выглядит глуповато.

- У вас есть клубная карта?
Этот вопрос стоявшей посреди двух неестественно накачанных охранников девушки, поставил Альберта в тупик. Про то, что вход в клуб ограничен, он знал, но при сборах совершенно упустил это из виду.
Впрочем, надо было что-то отвечать и он, отметив про себя отсутствие привычного в таких случаях внутреннего смятения, улыбнулся:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - девушка еще не могла определиться по внешнему виду посетителя, как на него реагировать: она видела молодого человека, чья новая одежда позволяла предполагать наличие денег в его карманах, оставлять которые в клубе можно и безо всякой карты, но, с другой стороны, именно эта новая одежда, и еще несколько закрепощенная пластика движений в сумме с простоватым выражением лица давали повод сомневаться в принятии окончательного решения. – Так у вас есть карта?
- Нет. Но у меня здесь встреча с Александром Царевым, - не моргнув под рентгеновским взглядом фэйс-контролера, выложил Крестовский, поскольку вдруг сообразил, что в этом месте царь должен быть своим.
- С Александром Семеновичем?
- Да, с Александром Семеновичем.
- Извините, подождите минуту, - девушка исчезла в проеме дверей, откуда довольно быстро показалась обратно, а за ее спиной возникла фигура Царева, лицо которого расплылось в улыбке.
- Алик, привет! Отлично выглядишь!
- Привет.
Замечание бывшего одноклассника тронуло те самые струнки в душе, которые были готовы к звучанию больше других. Алику стоило больших усилий, чтобы не раскраснеться от удовольствия и стыда.   
После рукопожатия Царев продолжил:
- Ну, пойдем.
- Надо, наверное, заплатить за вход…
- Нет, друзья Александра Семеновича к нам проходят бесплатно, - голос девушки стелился перед Крестовским, как ковровая дорожка перед сходящим с трапа самолета президентом страны.

- Знакомься, это Самсон, - дойдя до столика в углу зала, Царев представил молодого человека, лет 25-ти, с рельефной, выращенной постоянными тренировками в спортзале мускулатурой, подчеркнутой обтянутой футболкой, и очень нежным, ухоженным лицом, на котором расположился небольшой нос и пухлые губы.
- Альберт, - Крестовский протянул руку и по совершенно бессильному рукопожатию понял, что новый знакомый ему почему-то не очень рад.
- О! Ты недавно прибарахлился, да? – по-женски язвительно, довольно высоким голосом произнес Самсон, беззастенчиво оглядывая Альберта с головы до ног.
Крестовский не смог ничего ответить, смутился, растерялся, в замешательстве взглянул на царя, который, уловив смысл момента, снял напряжение, сменив тему:
- А десяти-то еще нет. Я только собирался тебя встречать, как тут Катя прибежала, говорит: к вам пришли.
- Я просто пораньше приехал, - с благодарностью ответил Алик, затаив при этом горстку злости против уже севшего на свое место за столом женоподобного качка.
- Ну да ладно, садись, давай. Пить что будешь? – Александр двинул меню к месту на диване недалеко от себя, куда в следующую секунду и провалился, не ожидая излишней мягкости мебели, Крестовский.
- Ой! Саша, держи мальчонку! – расхохотался Самсон, и внутри Крестовского горстка злости превратилась в камень злобы.
Насмешка была вдвойне обидной из-за того, что у столика к этому времени появился ожидающий заказа официант. Взглянув на юношу в черном тряпичном фартуке, улыбавшегося то ли от шутки Самсона, то ли в силу выработанной профессиональной привычки, Альберт почувствовал, что весь дискомфорт, доставляемый его телу и психике поведением друга царя собирается ближе к солнечному сплетению и начинает разогревать образовавшийся камень, высвобождая сильный энергетический поток, который он, вполне уже осознавая знакомое ощущение готового вырваться наружу излучения, направил на обидчика движением воли. Нет, никакого луча он в этот раз не увидел, но понял: залп попал в самую цель.
Со стороны это выглядело так. Самсон посмеялся, Крестовский разозлился, однако сдержал гнев и вместо этого прямо и жестко посмотрел сквозь глаза обидчику. Именно сквозь глаза, потому как, казалось, взгляд был сосредоточен на чем-то внутри черепа. В течение секунды, пока Альберт прожигал глазами противника, самочувствие Самсона резко изменилось. Первым потух блеск в глазах, за ним ослабли жилы, резко упало напряжение в мышцах, согнулся до того прямой позвоночник и молодой человек, лишенный значительной части жизненной энергии, осунулся, опустив красивые плечи и предъявив окружавшим небольшой животик, обиженно выпятившийся ближе к столу. При этом Самсон ничего не произнес, а наглухо закрыл рот и притих, вжавшись в диван, пытаясь понять, что произошло.
Зато от Царева не утаилась ни одна из деталей небольшого столкновения. Он с удивлением не узнал в этом Альберте того самого Алика-очкарика, которого любил донимать в школе из-за бессилия и интеллигентной мягкости. Александр отметил, что впервые видит товарища без очков, подумал, что это результат операции, и констатировал про себя, что такой Крестовский вполне мог выиграть процесс у Кривошеева. Однако ситуацию надо было спасать, царь оставил на другое время более подробный анализ ситуации и, будто ничего не произошло, сказал официанту:
- Мне текилу, - затем повернулся к Самсону, - Сэм, тебе тоже текилу?
Друг кивнул и Царев продолжил опрос, повернувшись к Альберту:
- Алик, ты выбрал?
- Я тоже буду текилу.
Крестовский только начал приходить в себя после неожиданного энергетического напряжения, в его памяти в один миг пронеслись события, связанные со встречей с Кривошеевым на улице, с происшествием в суде. Теперь он точно знал, что все было не случайно и что это результат воздействия препарата антивируса, который ему дали в компьютерной мастерской. Он вспомнил также сказанные тогда слова приемщика и его здоровенного помощника о том, что с началом действия чипа энергетика вокруг начнет преобразовываться, улучшая саму жизнь. Тогда не придал этому значения, пропустив мимо сознания, а сейчас память высветила эти выражения и в мозгу выстроилась логическая взаимосвязь.
- Отлично! Тогда нам бутылку текилы и негири суши. С остальным позже разберемся.
- Я извиняюсь, - официант почтительно нагнулся по направлению к Цареву, - текилу, как всегда – золотую Каса Нобле?
- А что, есть другие варианты?
- Извините, я просто уточнил, - юноша исчез так быстро и бесшумно, что могло показаться, будто его не было вовсе.

Первая же порция крепкого алкоголя прервала затянувшееся молчание, прорвав плотину конфуза. Александр стал не очень настойчиво расспрашивать о процессе с Кривошеевым, Альберт отговаривался ничего не значащими фразами, начав уже жалеть о том, что так жестко обошелся с Самсоном, который только-только начал возвращаться в общее пространство, но вел себя даже слишком смирно, совсем не проявляя никаких эмоций, почти не разговаривая, он стал походить на уставшую от унижений женщину. Крестовский теперь понял, что все его выпады были проявлением элементарной ревности, детской попыткой доказать любимому другу, что он лучше новичка… Было похоже, что в чувствах этого богатыря, присутствует нечто большее, чем… Впрочем, Альберт решил не тратить время на разгадку чужих отношений, подытожив про себя, что это их дело и что парня немного жаль, хотя чувствовать собственную силу очень приятно.

- А мы с Самсоном придумали анекдот, - самостоятельно наливая по новой порции текилы и разогревая градус общения, продолжал вести разговор Царев. - Называется «Правдивая сказка». Взял Иван-дурак в жены лягушку – думал, царевной станет. И целовал, и на руках носил, и шубы покупал. А она как была жабой, так жабой и осталась!
Крестовскому почему-то стало так смешно, что он затрясся от хохота, выпуская вместе с ним все накопленное напряжение и излишнюю скованность.
- А я загадку недавно придумал, - продолжил он, подхватывая настрой на веселье, - Называется «Тайны плохого кино». Кто из двух персонажей перевернется во время автодуэли, когда автомобили влобовую мчатся друг на друга и хороший сидит в новой дорогой машине, а плохой - в развалюхе неизвестного года выпуска?
Теперь рассмеялся Царев и даже улыбнулся его друг.
- Класс! А с Самсоном недавно была невыдуманная история. Расскажи, - царь пытался вовлечь в разговор всех.
- Нет, не хочу, сам рассказывай, - уже без вида обиды, с проблесками веселья в голосе, проговорил Самсон.
- Ладно. Нравилась ему девушка, он все хотел с ней как-нибудь замутить. Тут неожиданно встречает ее в магазине, за покупкой булочки. Девчонка засмущалась, засмеялась и сказала Самсону: «Ты этого не видел! Я – худею». Через пару дней наш герой встретил ее в кафе, поздоровался и, чтобы разговор поддержать, решил пошутить: «Опять булочки кушаешь?». Она не отреагировала, а он посидел в стороне, подумал, что вышло, наверное, как-то некорректно, захотел загладить неловкость, подошел и сказал: «Извини, я не хотел про булочку напоминать». И что ты думаешь ему ответила девчонка? Она сказала: «Большое спасибо, что не даешь мне забыть о том, что я толстая».
С общим смехом из всех вышли остатки напряжения. Альберт, спросил:
- И что, теперь контакт потерян?
- Безвозвратно, - смеясь, констатировал сам Самсон.

Где-то рядом раздался шум текущей из крана воды, от которого Крестовский проснулся. Еще не открыв глаза, он пытался понять, где находится, почему не помнит момента укладывания в постель. Слегка приподнял веки, через образовавшуюся щель узнал очертания своей квартиры.
Но откуда вода? Бежит в ванной. Неужели забыл закрыть вечером?
И тут вспомнил, что вчера был в клубе, что там сначала осадил Самсона, затем все веселились, пили, Саша пригласил девочек, представил им Альберта как восходящую звезду региональной адвокатуры, как одна из девчонок, имеющая слегка простоватый, в сравнении со своими вычурными подругами, вид, с интересом задержала свой взгляд на Крестовском. Он понял, что понравился, девушка тоже показалась ему симпатичной. Выпил еще и она стала неотразимой, а он потерял остатки комплексов, очутился рядом, говорил какие-то слова про ее красоту, про свои перспективы. Потом взял да и предложил поехать к нему домой и она, поломавшись, согласилась. Был секс. По его вине короткий, и не интересный. Теперь утро, он лежит без трусов, а она моется в ванной.
Нормально. Но как ее зовут? Кажется Аня. Или Света? Нет… Не помню.
Попытался приподняться, но мозг молнией пронзила головная боль. В это время вода прекратила шуметь, дверь ванной распахнулась, любопытство вязло верх над болью, он отрыл глаза. В комнату вошла симпатичная, стройная, с хорошей фигурой молодая девушка, успевшая уже одеться. Она была нормальной. Но показалась Альберту никакой. На фоне воспоминаний о блестящей красавице Волосниной, не обладающая изысканной пластикой и выдающимися внешними данными девчонка выглядела мелкой и не очень желанной рыбешкой. Хотя еще два дня назад знакомство с такой девушкой, тем более, близость с ней, были для него верхом мечтаний. 
- Проснулся?
- Угу, - сдавленная словно железным обручем голова заставляла экономить силы.
- Слушай, я на учебу опаздываю, ты не дашь мне денег на такси?
- А… Да, вот там, в штанах должны быть.
Альберт почувствовал себя не очень комфортно от того, что почти незнакомая девчонка просила у него денег, но отогнал от себя липучую жадность, подумав в итоге, что в этом нет ничего предосудительного, и она берет не плату за интимную близость, а деньги от своего молодого человека, чтобы не пропустить занятия. Да, она ведет себя так, будто он ее парень. Это, а вовсе не жадность, как показалось в начале, и заставило испытать внутренний протест. Впрочем, доля жадности тоже была.
Она поднесла и протянула джинсы:
- Достань сам, пожалуйста.
Крестовский, плохо координируя движения руками, превозмогая боль в голове, вынул из заднего кармана несколько купюр, отделил от них одну тысячную и протянул девушке.
- Спасибо, - она нагнулась и чмокнула его в губы, - Я побежала, потом созвонимся, да?
- Хорошо, - сказал Альберт, а сам подумал, что не помнит даже ее имени. Правда тут же в голову пришла мысль о том, что они могли обменяться телефонными номерами.
- Закройся, - позвала уже из коридора.
- Там автоматическая защелка.
- Ладно, пока, - громко сказал она, после чего хлопнула входная дверь.
Крестовский испытал облегчение. Потом дотянулся до лежавшего на полу телефона, подтянул его и открыл список вызовов, где последним значился контакт «Ира».

Казалось, в черепе вместо мозга - свежий цемент. Он еще не застыл, поэтому мысль кое-как проходила через тягучую массу, но давалось это все с большим трудом. Альберт хотел о чем-то вспомнить, но этот импульс уже не прошел через твердеющую субстанцию и застыл где-то в начале пути. Он заснул так, будто вывалился из реальности.

У тяжелого сна неясного содержания вдруг появилось знакомое звуковое сопровождение, которое завоевывало все больше внимания и пространства, пока, наконец, сознание не определило, что это мелодия телефона и не включилось, пытаясь понять: кто бы это мог звонить, надо ли открывать глаза и отвечать на вызов. Затем мозг пронзила догадка: это, наверное, мама, я же обещал сегодня приехать. Сон прошел, кончилась и мелодия вызова. Альберт дотянулся до телефона и обнаружил пропущенный вызов: «Мама». О том, чтобы преодолеть захватившее организм состояние развала и поехать к родителям, конечно, не могло быть и речи. Но надо было позвонить и успокоить мать.

- Маам. Привет. Я сегодня не смогу приехать – завтра обязательно буду, ладно? – вывалил в трубку заготовленную фразу, не слушая ответного приветствия.
- Ты заболел? У тебя голос какой-то…
- Да не-е-е. Тут вчера с друзьями…
- Отметили победу?
- Ну… в общем что-то типа того. Мам, давай я завтра в 12 приеду и все расскажу?
- Ну, давай, давай, отходи уже, пьяница… Прими теплый душ.
- Угу, пока.

Кстати, душ или даже ванна может быть неплохой процедурой в моем состоянии. Хотя нет, пока рано. Сильно голова болит. Надо же, со вчерашнего дня разламывается. Сколько сейчас?.. Ого! Уже почти 6 вечера. Нет, так нельзя отрываться. А что пили-то? Текилу… Потом виски… Потом уже какие-то коктейли вместе с девчонками. У-у-х. С Самсоном стычка произошла. Кажется, все это заметили. Но, главное, я воздействовал на него. Это было. Причем, сделал это почти намеренно. Просто разозлился, собрал волю и как бы толкнул в него напряжение. Неплохо бы научиться управлять такими порывами… Надо ехать к этим компьютерщикам. Пусть пояснят, что происходит и как этим можно двигать. Да, в понедельник после работы надо заехать. Если башка к этому времени не развалится…

Тут заметил на мониторе телефона значок непрочитанных сообщений. Вошел в меню и увидел три эсэмэски от абонента «Ира». В первой было: «Я уже отучилась. Сейчас идем с подружками в кафе». Во второй: «Почему молчишь? Мы сидим в кафе, нам скучно – приезжай». Третья несла сообщение: «Ты где?». С одной стороны, не ответить было невежливо, а с другой – отвечать не хотелось, почему-то вообще больше не хотелось видеть или слышать эту девушку. Показалось, что, если не давать о себе знать, она обидится и забудет о случайном знакомстве.

Дальнейший вечер и ночь прошли тяжело. Альберт пил много воды, пытался есть заказанную по телефону пиццу, но аппетит не проявился, оставив в слабости мышцы. Самое плохое, что спать тоже уже не хотелось – усиленное сердцебиение не давало сомкнуться усталым векам, рождало внутренние страхи, мешавшие расслабиться мозгу, через который регулярно проходили разряды уже не резкой, но очень противной боли. Сон пришел только под утро – измотанный организм просто отключился для восстановления.

Проснулся около 10-ти. Первым ощущением стало чувство голода, за которым следовало радостное отсутствие боли в голове. Вчерашняя пицца показалась даже вкусней в холодном виде. Душ дал ощущение свежести, необходимость ехать к родителям – бесповоротную собранность, державшую в тонусе волю. Решил сначала зайти за подарком в «Кристалл». Даже мысль о том, что он, впервые в жизни, может сделать своим близким какой-нибудь стоящий подарок, оживляла эмоции и делала легче походку. Хождение по магазинам гипермаркета затянулось надолго. Он никак не мог решить, что купить родителям. В итоге, вышел к стоянке такси в 12-30, объясняя матери по телефону, что уже едет, неся в руках средних характеристик пылесос с увлажнителем.

- Ну, зачем?! Не надо было тратиться, - говорила, принимая пылесос мама, а глаза ее светились от радости так, будто у нее в жизни до этого вообще не было никаких подарков.
- Поздравляю! – привычно пытался казаться строгим отец, что теперь удавалось ему значительно хуже, чем во времена сыновнего детства.
- Сережа, смотри какие красивые туфли! А рубашка и джинсы! Линзы стал носить? Ну, просто красавец! – обхаживала словами и гладила интонациями мама.
- Ну ладно, мать, не смущай его, - подставил мужское плечо отец.
Постепенно разговор перешел от стадии щенячьего восторга первых минут долгожданной встречи до уравновешенной беседы за семейным столом об интересующих всех делах. Мама и папа выуживали подробности успеха в суде, Альберт расспрашивал про здоровье, вглядывался в знакомые черты и находил в них новые проявления зрелости, выражавшиеся в усилении морщин, какой-то особой глубине терявших остроту зрения глаз.

Выйдя на улицу после семейного обеда, Крестовский почувствовал собственную целостность. Общение с родителями собрало его из кусочков эмоций, мыслей, волевых импульсов в единый организм, гармонично вписанный в неясный смысл общего существования. Вместе с тем, опять появилось ощущение себя вне толпы. Альберт выглядел отдельным, законченным созданием, способным быть свободным и самостоятельным. Идя по тротуару и еще не решив, воспользоваться для поездки домой такси или общественным транспортом, он снова перебирал приятные чувства, оставшиеся от нынешней встречи с близкими, мечтал о том, как сделает еще больше подарков, может быть, купит отцу даже новую машину, или сделает современный ремонт в их квартире, представлял, как знакомит их с Натальей, мечтать о которой теперь казалось не столь утопично… В реальность вернул телефонный звонок. Царев спросил: как дела, что делаешь? И предложил встретиться в кафе «Сенс», на третьем этаже торгового комплекса «Трэнд-сити».

На сей раз Александр был один, он сидел за столиком у окна, увидев Альберта, встал навстречу, обнял его как друга в знак приветствия, стал спрашивать, про самочувствие. Как только Крестовский расположился напротив, за окном пронесся сильный порыв ветра, выхвативший из урны два упаковочных пакета, устремившихся воздушными змеями к верхним этажам здания. Сразу за ним прогремел гром и на землю обрушился ливень.
- А я машину помыл, - сожалел Царев, - Так всегда: как только помоешь автомобиль – обязательно пойдет дождь.
Крестовский ничего не ответил. Он наслаждался зрелищем мощных потоков,  смывавших со стен и окон накопившуюся пыль, сбивавших с деревьев остатки зимней окоченелости, обновлявших облик города и уходивших по тротуарам и дорогам в ливневые канализации, создавая по пути своего следования небольшие бурные речки и маленькие стремительные ручьи.
- Как у тебя с Ирой? – тянул в разговор Александр.
- Да не знаю.
- О-о-о, ты смотри осторожней, а то попадешь по неопытности, - начал привычно полушутливо Царев. - Все очень незаметно случается. Сначала вы вроде бы просто встречаетесь. Она начинает бывать у тебя дома. Берет с собой разные кремы, чтобы мазаться ими перед сном, и вот, как бы нечаянно, забывает один тюбик. Ты видишь это, но ничего не говоришь. Она в следующий приход, указывая на крем, сокрушается, что забыла его в прошлый раз. Может даже говорить, что искала его везде. Но после ее ухода ты обнаруживаешь, что оставленных предметов уже несколько.

Крестовский, завороженный дождем, слушал собеседника, не вникая в смысл сказанного, что не мешало рассказчику развивать свою мысль в шутливых тонах:

- Потом она звонит, говорит, что забыла у тебя косметику, приезжает забрать, остается на ночь. После ее отъезда все тюбики и баночки оказываются на месте, к ним прибавляется какой-нибудь лифчик или трусики, которые она переодела, постирала и оставила. Опять ждет реакции. Если ее не будет - в твоем доме будут появляться новые и новые женские вещи, пока она не скажет, как бы в шутку, что ей уже проще никуда не уходить, чем постоянно приезжать к тебе за забытыми предметами. Если скажешь, чтоб забрала - она обижается и отношения остывают. Вернее она, видимо, все-таки не обижается, а расстраивается из-за неудавшегося плана. Но вид у нее на всякий случай обиженный - вдруг ты, почувствовав свою вину, скажешь, чтобы она перевозила остальное…
- Прикольно, - Альберт немного погрузился в смысл, и ему понравилось.
- Да? У меня еще есть парочка. Например, девушка говорит: мне надо купить платье, но я одна не могу решить какое, пойдем со мной, посоветуешь. Знай – тебе предлагают заплатить за покупку. Она скажет, что берет на свои, но на месте окажется, что вещь ей идет, она давно такую хотела, но, вот неожиданность, ее денег не хватает и на половину цены. Если ты в этот момент окажешься непрошибаемым, может попросить у тебя взаймы, конечно, не собираясь отдавать. Если и тут съедешь – рыбка может выскользнуть в свободное плавание.
Альберт уже полностью отвлекся от дождя и смотрел на товарища, разместив легкую улыбку на своем лице. 
- Или так бывает, - продолжал наслаждаться собой Царев, - сидите в ночном клубе, ты уже устаешь от общего куража, начинаешь хотеть спать, она говорит: выпей кофе, энергетик, взбодрись. А когда утром приезжаете домой, остаетесь, наконец, одни, ты предлагаешь секс, она начинает хныкать, что устала и хочет только спать и почему-то не говорит: сейчас, дорогой, я выпью кофе, рэдбула, взбодрюсь и все будет, как ты хочешь, - а ложится и мгновенно засыпает. Ты же, накачанный энергетиками, сидишь и думаешь: а нахрена мне вся эта тусня?
- Интересные у тебя наблюдения, - Альберт вполне искренне оценил цепкий ум Александра. - А они, девчонки, про нас также думают?
- Почти. Только с их позиций, не купивший шмотку – козел, настаивающий утром после ночного клуба на сексе – извращенец. Мы для них такая же дичь, как и они для нас. Только методы и цели разные. Нам надо быстро добиться своего и идти к следующей жертве, а они постепенно заманивают, тщательно опутывают и готовятся пить твою кровь всю оставшуюся жизнь.
- Как-то безрадостно получается, хотя и смешно.
- Ладно, бог с ними, с девками. Ты расскажи лучше как умудрился у Кривошеева имущество отсудить.
Альберт опешил от внезапного поворота:
- Да… Это… Случайно вышло.
- Ты какой-то замороженный, Алик. Не тормози! Расскажи подробности. Как Лена Кривошеева – красивая женщина?
- Да, она красивая.
- Ты с ней, случайно, не того? Знаешь, как бывает… адвокат, защитник…
Крестовский вдруг покраснел, вспомнив, что, в самом деле, в один момент он смотрел на Кривошееву не только как на клиентку.
- Да нет, ничего такого.
- А чего покраснел-то?
Альберт осознал, что ситуация дурацки безвыходная: доказывать, что не врешь, что ничего на самом деле не было – усиливать подозрение в том, что все на самом деле было, ничего не отрицать – значит, подтвердить предположение. Он точно знал, что это безвыигрышное положение, так как и раньше попадал в него. Обычно это заканчивалось конфузом, крайним смущением, обидой за несправедливые подозрения, смехом окружающих. Но в этот раз на кону стояло не только собственное достоинство, а и репутация женщины. Мгновенно осознав свое состояние, Крестовский почувствовал, как внутри него поднимается гневное возмущение нечестностью игры и как это чувство, собравшись из конечностей, концентрируется перед ним, между животом и опущенным к столу лицом. При этом краска ушла с лица, вместе с состоянием внутренней нервозности. Он ощутил тот самый прилив сил, который был в ночном клубе во время разговора с Самсоном и уже знал, что делать дальше.
- Ничего не было, - подняв глаза, раздельно и спокойно проговорил Альберт, а скопившаяся перед ним энергия пучком ударила в лицо собеседнику.   
Голова Царя слегка откинулась назад, как от легкого удара, затем «клюнула» к поверхности стола, и встала в прежнее положение, предъявив ополоумевшие глаза, выражавшие крайнюю степень растерянности. Не ожидал такого эффекта и Крестовский, однако результат ему понравился.
- Тебе плохо? – спросил он товарища.
- Нет… Или да… Не пойму, что это было, - Александр быстро приходил в себя, и ему явно стало теперь не до продолжения разговора об адвокате и его подзащитной.
Ливень стих, оставшиеся на краю тучи капли влаги еще падали на землю, но уже не барабанили по ней, а, слегка касаясь, вызывали мурашки на мокром асфальте, покрывавшемся редеющей рябью брызг и кружочков. Царев неожиданно засобирался, вспомнив про какие-то дела, Крестовский остался за столиком один, он наблюдал за тем, как солнце выходит на омытые дождем улицы, как его лучи начинают играть на еще мокрых стеклах, как люди наполняют площадь перед торговым центром. Изнутри рвалось наружу радостное чувство осознания своих новых возможностей, дававших ощущение силы и защищенности, которого он не знал ранее. Не желая сразу ехать домой, Альберт пошел по магазинам торгового центра и через полтора часа вышел с пакетами, в которых лежали новый костюм, с двумя рубашками, галстуком и кожаным портфелем. Содержимое банковской карты полегчало на весьма внушительную сумму, превышавшую 50 тысяч рублей, но денег было не жалко. Теперь он должен был выглядеть по-новому, тем более что завтра намечалась встреча с Натальей.

Утро понедельника проходило в ожидании звонка. Когда Крестовский прибыл на работу, на месте была только Ниночка, с удивлением поднявшая голову на раннего сотрудника, оглядевшая и оценившая его внешний вид, но не высказавшая никакой оценки, поздоровавшаяся искренне вежливо, с признаками неожиданно появившейся субординации. Альберт не мог ни о чем думать. Все его существо занимало ожидание. Она должна была позвонить. Обитавший в кабинете по соседству Петр Романович Фролов пару раз пытался заводить разговор о деле Волосниной, но, не встречая никакого ответного желания поддерживать тему, кряхтел, что-то бормотал себе под нос, опять погружал его в монитор компьютера, чтобы работать над документами. В конце концов, ближе к обеду, Фролов собрался и куда-то ушел. Сначала от этого стало легче, но скоро Крестовский понял, что раздражавший своим присутствием коллега на самом деле отвлекал его от ежесекундного мучительного ожидания, которое теперь стало безраздельно властвовать в его душе и теле. Он не мог дать себе ясный отчет, почему так сосредоточен на будущей встрече. Понимал, что надо себя чем-то занять, но, кроме бесконечного раскладывания в компьютере пасьянса, хоть как-то занимавшего время, не мог ничего делать и ни о чем думать. Очень хотелось увидеть ее сегодня, показать себя в новом виде, попытаться понять: ее поцелуи – просто игра или что-то более значимое? Наконец, пасьянс сложился, Крестовский увидел, что время подошло к обеду, собрался и пошел на улицу.
Обычно он ходил на обед в небольшую столовку в соседнем квартале, но теперь появление там в респектабельном виде казалось немыслимым, да и тамошняя публика, кажется, уже не соответствовала предпочтениям молодого адвоката. Слишком простыми были и посетители, и обстановка, и блюда привычной точки общепита. Продумав, Крестовский направился в модное и, кажется, весьма дорогое кафе «Шоколад», расположенное на другой стороне улицы. Да, здесь он ощутил себя в комфортной среде, в окружении молочного цвета кожаных кресел, темно-коричневых столешниц, пафосно неспешной публики, предупредительных и проворных официанток. Хотя цены меню все-таки резанули по сердцу мыслью о необходимости экономии, Альберт не стал обращать на них особого внимания, выбирая почти исключительно по строке, в которой описывалось блюдо. Обед показался сказочным. Вкуснейший салат с креветками, суп-пюре с грибами, итальянская паста с куском мраморной говядины, кофе и свежевыжатый сок апельсина, с трудом поместившись в желудке потребителя, доставили ему массу удовольствия. Он бы хотел еще посидеть в этом уютном месте, наблюдая через окно за снующими по тротуару людьми, но беспокойство за то, что Наталья может приехать в офис, а его там не окажется, заставило подняться и обреченно двинуться назад, к месту ожидания.

- Ниночка, меня Николай Андреевич не искал? – решив хоть как-то попытаться расшатать ситуацию, с порога спросил Крестовский.
- Нет, они с Натальей Евгеньевной Волосниной вообще уехали из офиса, - конечно, секретарша не могла знать о его повышенном, выходящем за рабочие рамки интересе, но говорила так, будто была уверена, что словами своими сбивает Альберта с толку, доставляет ему мгновения неприятных переживаний.
Крестовский и в самом деле растерялся. Он машинально бросил:
- Спасибо, - и проскочил в свой кабинет.

Как же так? Выходит она была здесь! Была у шефа и меня никто не поставил в известность. Она не позвонила, меня не пригласили. Может, решили подобрать другого адвоката… Может, учитывая сложность, шеф теперь сам будет вести это дело? Может быть, я что-то не то сказал дома? Может, она разоткровенничалась слишком сильно, а теперь стесняется со мной встречаться? О, брюки запачкал. Не оттирается. Неужели это пятно уже не вывести? Нет, кажется, оттирается… Как же теперь быть? Надо ждать официального объявления от шефа о передаче дела. Выходит, я с ней больше не смогу пообщаться. Хотя с чего я решил, что она могла бы со мной общаться? Надел новый костюм, купил ботинки и возомнил о себе… Надо что-то делать. Я хотел с компьютерщиками повстречаться. Даже визитку в портфель положил.
- Алле, Алексей Иванович? Здравствуйте, это Альберт Крестовский. Я был у вас…
- Я помню. Прекрасно помню, Альберт. Вы хотели подъехать?
- Ну… В общем да.
- Давайте встретимся в мастерской вечером, часов в восемь, хорошо? А то сейчас я не смогу, - голос звучал мягко, но так убедительно, что выискивать аргументы для сопротивления ему не хотелось.
- Хорошо, до вечера.
Больше делать было нечего, оставалось снова ждать. Воля покинула тело, в котором еще так недавно весело хозяйничала, мышцы обмякли вместе с резко упавшим настроением, психика больше не выдерживала простого сиденья на рабочем месте, внутри зарождалась депрессия. Альберт решил ехать домой. Стало плевать на возможные последствия, даже на увольнение. Впрочем, мозг подсказал спасительную идею прикинуться нездоровым, что было не так уж далеко от истины – его состояние стало, в самом деле, болезненным, доходящим до внутреннего нытья и хныканья. Адвокат не мог решить: предупреждать Ниночку, что необходимо было сделать, или уйти ничего не сказав, так как сил на то, чтобы выбрать подходящие интонации и форму подачи сообщения о плохом самочувствии не было. Полный стыда и смятения, он вознамерился уйти без предупреждения. Но, не пройдя неуверенной походкой под удивленным взглядом секретарши и двух шагов по приемной, понял, что выглядит глупо и поменял свое решение:
- Если Николай Андреевич будет меня искать, скажите… пожалуйста… что я поехал домой. Потому что плохо себя чувствую, - сбиваясь, пытаясь казаться больным, краснея от обмана, искусственно болезным тоном говорил Крестовский.
Похоже, Ниночка все поняла. В ее глазах мелькнула задорная искра, а в голосе проявилась едва ощутимая, но заметная ирония:
- Приболели, Альберт Сергеевич?
- Да нет… Пока, вроде бы нет… Просто как-то чувствую, что заболеваю что ли.
- Так вы к врачу поедете? Может вам плохо и лучше скорую вызвать?
- Нет, все нормально, ничего не надо. Я дома отлежусь сегодня, если завтра лучше не станет – пойду к врачу. До свиданья.
- Хорошо, до свидания. Я передам Николаю Андреевичу.
Адвокат выскочил из приемной, будто очнулся от дурного тяжелого сна. Теперь к переживаниям жизненной неудачи добавился стыд за неловко разыгранный обман.

Дома старался что-то делать, чтобы не сидеть погруженным в раздумья. Начал с расстановки в холодильнике купленных продуктов, перешел к мытью посуды, пропылесосил, вытер пыль, помыл полы, загрузил белье в стиральную машину, хотел отвлечься, бродя по интернету, но ничего интересного для себя там не отыскал, погонял пасьянс и выключил ноутбук. Поняв, что делать больше нечего, а до встречи с компьютерщиками еще есть время, решил походить по магазинам или посидеть в кафе торгового центра «Кристалл». Зазвонил телефон, монитор которого показал имя контакта «офис». Альберт понял, что это, скорей всего, шеф и хотя ему очень не хотелось в этот момент разговаривать с начальником, не ответить на вызов казалось тоже невозможным.
- Да.
- Альберт, ты чего это сдал, дорогой? – голос Карасева звучал отчетливо и напористо, но без агрессии, скорей с нотками искренней заинтересованности, - Как себя чувствуешь?
- Да так, - Крестовскому снова стало стыдно. - Я думаю, сегодня отлежусь, и завтра все будет нормально.
- Так ты простудился или что?
- Вроде бы нет, - начинал уже более правдоподобно врать адвокат. - Просто голова чего-то разболелась.
- Ты голову-то свою береги, она нам еще нужна, - перестал беспокоиться Карасев. - Мы сегодня с Волосниной решили все формальности в части подписания договора, она уже уехала от мужа, и будет пока жить где-то у знакомых или в гостинице – толком не знаю. Сама тебе все расскажет. Будет звонить с незнакомого номера, так что ты бери. Теперь, как понимаешь, дело за тобой. Не подведи! А в случае успеха гонорар будет посерьезней, чем по делу Кривошеевой.
Альберту стоило больших усилий, чтобы в ответе не перейти на эйфорийный фальцет, он, еще недавно даже не желавший видеть своего начальника, теперь считал его лучшим человеком на свете:
- Я понял, Николай Андреевич! Понял! Все будет нормально. Я все сделаю! Не волнуйтесь.
- Ну и хорошо. Давай, восстанавливайся, и думай, как решать новую задачку. Пообщаешься с клиенткой, придешь ко мне – выработаем стратегию. Ну, пока, выздоравливай.
- До свидания! – сказал уже гудкам молодой человек.               
         
  Вот дурак-то! Балбес! Они оформляли бумаги, и никто у меня дело не забирал. И Наташа не могла сегодня позвонить – она же теперь вынуждена прятаться до поры. Конечно, мало ли что надумает муж. Бывший. Будет бывший. Я все сделаю, чтобы выиграть. Надо выиграть. Обязательно! Она хочет оставить себе весь бизнес… Нет, она хочет все. Ну, квартиру-то, наверное, отбирать не надо. Тем более, что у них, скорей всего, ни одна. Какой дурак! Все нормально, она позвонит!.. Если выиграть дело, по-мужски помочь ей в тяжелой ситуации… Она же говорила, что рядом никого нет. А тут как бы проявить себя, доказать, что могу… Почему нет? Может быть, и получится. Кстати и этот антивирус. Если удастся научиться управлять излучением… Ну да, а я еще могу и сам стать состоятельным человеком. Если дела пойдут нормально, можно будет уйти в частную практику, зарабатывать… даже, может, не меньше, чем она…

Глава четвертая.
Система управления

На фасаде здания №21 по улице Байкальской демонтировали вывеску «Скорая компьютерная помощь». Теперь здесь не было компьютерной мастерской. Разработанный Алексеем Симаковым и Константином Завьяловым прибор увеличения мощности компьютеров был запущен в небольшое опытное производство, вынесенное в отдельное помещение на окраине города, дела в компании шли так хорошо, что Константин принял решение полностью передать  помещение на Байкальской под лабораторию.
Суть изобретения заключалась в использовании открытых возможностей пучковых излучений, включающих в себя в разных дозах все существующие в фоновом режиме физические энергии, менять молекулярную структуру различных материалов, придавая им заданные технические параметры. По расчетам Симакова, определенные комбинации излучений могли сделать, к примеру, железо мягким, как пластилин, а обычный целлофановый пакет твердым, по необходимости увеличивая или уменьшая такие параметры, как тепло и звукопроводимость, электропроводимость, придавая любые свойства до того не имевшим их материалам.
В экспериментальном режиме, для компьютерных плат и проводов, в изготовлении которых используются одинаковые материалы, были сделаны специальные расчеты, позволяющие, совершенствуя свойства материи, без особых усилий превращать отсталое «железо» в сверхсовременный компьютер, обладающий высочайшими показателями. Сам аппарат выглядел как флэш-карта, которую вставляли в USB-разъем и запускали в работу нажатием кнопки, расположенной на верхней части ее корпуса. Уже через 30 минут прибор вынимали и загружали в машину самые новые программы, которые прежний «старикашка» не смог бы даже вместить в себя, не то, чтобы с легкостью запускать.
Чтобы не выставлять ноу-хау на показ, была применена бизнес-схема, в соответствие с которой специальный отдел в магазине скупал за бесценок старые компьютеры, доставлявшиеся в мастерскую на окраине города, где их модернизировали, вставляли в новый корпус и отправляли назад в магазин, на  продажу. При этом цена новых машин получалась весьма низкой, что рождало ажиотажный спрос на продукцию, принося отличный доход. Уже подыскивались несколько помещений в других районах города, чтобы там устроить прием хлама и продажу компьютеров.
Технология могла применяться в самых различных сферах. Как были уверены друзья-ученые, на этом принципе можно было изготовить прибор, позволяющий проходить сквозь стены, двигаться по воде или даже ходить по воздуху. Друзья задумывались и над перспективой изменения свойств человеческих органов по примеру неживой материи. Казалось, что, после доисследований, ничего не помешает сделать вены прочными и гибкими, кожу неразрываемой, печень, сердце неизнашиваемыми. Излучениями можно усовершенствовать тело до неуязвимости. Однако пускаться в эксперименты вне пределов компьютерной отрасли они не решались. Пока не удавалось до конца просчитать формулы изменения характеристик материалов живой природы. В трансформациях материи, созданной человеческими усилиями, тоже не все казалось до конца ясным, но прекрасные результаты опытов заставляли забыть о возможной неполноте расчетов.    
Не менее заманчивыми и результативными были исследования воздействия антивируса на человеческий организм. То, что происходило с Симаковым, вызывало одновременно и восторг, и замирание сердца перед открывавшимися возможностями. Кстати, в среду на минувшей неделе удивленная до крайней степени неверия жена сообщила ему, что беременна. На возникшие сбои в женских циклах она сначала не обратила внимания, затем, подумав о болезни, посетила врача, который поставил диагноз: беременность. При этом, заглянув в карту пациентки, доктор тоже не поверил своему вердикту, назначил ультразвуковое обследование и только после того, как оно показало наличие плода, а другие данные не выявили патологий в детородном механизме, решился признать чудо, заставив принять его как данность и изумленную Елизавету. Сказать, что в доме была радость – не открыть и части картины. В их квартире поселилось настоящее семейное счастье.
Поэтому попытка применения антивируса к другому человеку была так важна для ученых. Необходимо было понять, как он воздействует на организм с другими индивидуальными особенностями, к каким последствиям ведет и что необходимо сделать, чтобы доработать аппарат до состояния, готового к широкому применению, если это вообще возможно. Симаков был уверен и в эффективности первоначального воздействия, и в том, что этот некомпьютерный Альберт придет, чтобы выяснить причины происходящих с ним перемен. Только не представлял, насколько долго будет длиться действие антивируса, что произойдет, когда оно кончится.

Альберт не узнал входа и остановился в замешательстве. Он помнил место по яркой вывеске. В то же время, другой двери со стороны улицы в этом здании не было, надавил не нее и услышал звук колокольчика. В квадратном помещении приемной теперь не было стола, за которым его встретил Симаков. Зато сам Алексей Иванович стоял, широко и радостно улыбаясь, прямо напротив входа:
- Здравствуйте, рад вас видеть!
При этом темно-синие глаза встречавшего, казалось, просветили гостя словно рентгеном, а взгляд коротким движением выразил удовлетворение от увиденного.   
- Добрый вечер.
- Пройдемте сразу в лабораторию.
Оказалось, что за закрытой дверью не один кабинет, как предполагал в прошлый приход Крестовский, а два. Через первый, из которого явно недавно вывезли все имущество, оставив только старый стол, они прошли к открытой железной двери, у которой ждал Завьялов. Кисть Альберта потерялась в протянутой ладони Константина Михайловича и вместо нормального приветствия в ответ на «Здравствуйте» здоровяка он смог проговорить только «Здрастье». При этом воспоминания о поступке Завьялова, защитившего его от пацанов на улице, вызвали чувство признательности, основываясь на котором, разрослась симпатия.
Кабинет, названный Симаковым лабораторией, оказался заставлен деталями компьютеров, расположившимися на длинной полке вдоль стены. Между двух рабочих столов, которых давно не касалась рука уборщицы, стоял стул. К нему и подошел Крестовский, не знавший, что делать и говорить дальше. Однако впереди и сзади него, извиняясь, уже водил предметом, походим на переносной сканер охранника, Константин Завьялов. Альберт хотел спросить, что происходит, но затем понял, что вскоре все узнает, решил не мешать и молча ждал продолжения. 
- Готово, - Завьялов убрал сканер и торжествующе развернул монитор своего компьютера, на котором фигура, похожая на Альберта, переливалась всеми цветами радуги.
- Отлично! – воскликнул Симаков. - Так я и предполагал.
- Что это? – уже догадываясь спросил, захватываемый общим исследовательским азартом Крестовский.
- Это вы, Альберт Сергеевич! – пробасил довольный Константин.
- Точнее, ваш энергетический портрет, - добавил, вглядываясь в детали цветовых переливов, Алексей. - Ни одного изъяна! – проговорил он, обращаясь уже к Завьялову.
- Ни одного! – подтвердил Константин.
- Ну, теперь рассказывайте. Расскажите все, что с вами произошло после того, как вы проглотили чип, - на этих словах Симаков мягко взял за плечи Крестовского и усадил его на стоявший посередине стул. Сами ученые выдвинули свои кресла и сели возле столов, приготовившись слушать.

Альберт стал рассказывать о случившихся с ним событиях, начиная с резкого улучшения зрения, случившегося на следующий день после приема антивируса. Говорил о первом луче, возникшем при встрече с Кривошеевым, о свечении его крестика во время процесса, о внезапном отказе продолжать разбирательство и согласии удовлетворить все требования бывшей жены, о странных ощущениях от игры солнечного света и информации о возникновении Вселенной, о случае с Самсоном в ночном клубе и о происшествии в кафе с царем.
Симаков постоянно уточнял ощущения Крестовского, интересовался, не видит ли он свечения вокруг или внутри человека, наподобие сделанного с помощью сканера его же энергетического портрета, удивленно вскидывал брови, узнав, что этого нет, хмыкал, когда рассказчик подтверждал вообще полное отсутствие световых эффектов в двух последних случаях.
- А теперь мне бы хотелось, чтобы вы рассказали еще раз о принципе действия антивируса, - закончил Альберт, понимая, что имеет полное право задавать и свои вопросы.
- Понимаешь… Можно на ты? – Алексей пытался сосредоточиться и ответный кивок дал ему возможность продолжать погружение в тему. - Вот та картинка, которую ты видел на компьютере, отражает состояние и уровень различных излучений, идущих от органов человека и, в конечном счете, от него самого. В этом спектре все известные виды энергий, включая звуковые волны различной частоты. Мы предполагаем, что есть и неизвестные лучи, зафиксировать которые пока не удается. Уровень большинства излучений настолько ничтожен, что нам пришлось разрабатывать сверхчувствительные частицы, способные определять силу, к примеру, торсионных полей человека. Подобные энергетические потоки идут не только от живых организмов, но и от окружающих предметов, а источником самых мощных сил энергетического воздействия является космос. Более того – энергия Вселенной первородна, она мощней и старше всех других излучений, не исключено, что комбинация ее составляющих и стала причиной возникновения планет, звезд, жизни на нашей Земле. Похоже на то, что излучения земли и предметов – только отражение космической энергии, преломляемой составом вещества и формой. Таким же отражателем является и человек, через которого проходят все потоки. Когда происходит энергетический сбой и какой-то энергии во внешней среде начинает нехватать или появляется ее избыток, наш организм сбивается с естественного природного фона, в зависимости от комбинации изменений, меняет свои излучения один из органов. Так возникает болезнь. Принцип действия предложенного тебе антивируса заключается в восстановлении заложенной в тело силы и наборов частот. Временное усиление энергоизлучения, производимое чипом, ведет к быстрому выздоровлению и, похоже, открывает новые способности. Интересно, что, по нашим предположениям, человек, в отличие от предметов, является не только проводником или отражателем энергопотоков, но и генератором, производителем энергии. Причем, я склонен думать, выдаем мы ту самую энергию, которую пока не можем определить.
- Сколько продлится действие чипа?
- Это мы тоже очень хотим знать. Во всяком случае, я принял капсулу раньше тебя и эффект пока не ослабевает.
- А вместе со мной выпили вторую?
- А… Нет. Извини, пожалуйста, то был простейший фокус – из выложенных на руке таблеток с чипом была только одна. Понимаю, что это нехорошо, но принять вторую капсулу, даже если бы она была, я не мог, пока не окончилось действие первой, так как чрезмерное усиление энергоизлучения может иметь весьма непредсказуемые последствия. Прежде, чем прибегать к такому эксперименту, надо понять, чем он может закончиться. Правда, и сила принятого мной аппарата была почти вдвое выше предложенного тебе. Так мы пытались снизить риски побочных явлений в твоем организме.
- Выходит, у меня выбросы энергии происходят произвольно?
- Нет, судя по тому, что ты рассказал, они связаны с возбуждением твоего эмоционального состояния. И это очень интересно.
- А я могу научиться этим как-то управлять?
- Думаю, что да. Надо научиться себя чуть больше контролировать и включать в процесс волю.
- Как это?
- Ну, к примеру, когда ты чувствуешь, что внутри тебя возникает определенный градус эмоционального состояния, необходимо попытаться мысленно собрать сгусток энергии перед собой и силой воли направить его на объект.
- У вас также?
- Почти, - Симаков встал, внимательно посмотрел на неподвижно и молча сидевшего Константина, прошелся по кабинету. - Это очень интересно… Давайте договоримся, что будем встречаться хотя бы один раз в две недели, - ученый снова незаметно для себя перешел на вы. - Будете рассказывать нам, что с вами происходит, а мы будем посвящать вас в возможные открытия в ходе исследований. Договорились?
- Хорошо, давайте.
- А давайте чаю попьем, - очнулся Завьялов и Крестовский заметил, что ученый смотрит на него, как смотрят на делающего первые успехи сына - с гордостью, и строгостью одномоментно.
Все переместились за стоявший в углу, до того незамеченный гостем, стол с электрическим чайником, пачкой пакетированного черного чая, коробкой сахара-рафинада, сушками в раскрытом упаковочном пакете, двумя большими кружками. В отличие от рабочих мест, здесь не было беспорядка, следов пыли или крошек. Константин Михайлович, на правах хозяина, уступил кружку Альберту и отыскал себе стакан. Они пили чай, хрустели неожиданно вкусными сушками, говорили о погоде, Крестовского расспрашивали о его работе и родителях, он интересовался работой Завьялова и Симакова, развитием компьютерного бизнеса. Все отвечали в рамках того уровня поверхностного общения, который достаточен, чтобы не обидеть спрашивающего отказом, но не открывает ничего личного или сокровенного, не обязывая собеседников переходить к более дружеским отношениям или прерывать общение вовсе.

- Слушай, ну вот у Алика-то проявления несколько иные. Ты думаешь, это связано с дозировкой или с индивидуальной реакцией? - пробасил Завьялов, когда ушел Крестовский.
- Да… Во всяком случае, пока, у него больше выражена энергия импульсного характера, оказывающая давление на окружающую среду, в зависимости от психического или, может, психофизического состояния. Не знаю еще с чем это может быть связано… Здесь есть над чем размыслить, - согласился Симаков.
- Может быть, это свойство молодости, или, точнее, молодого организма, ориентированного больше на экспансию во внешний мир? У тебя ведь нет таких явлений целенаправленного воздействия на человеческий организм, - продолжил размышление Константин.
- Явление есть, но воздействие происходит несколько иначе, не в результате эмоциональной неуравновешенности, а больше с применением логического понимания необходимости действия и осуществления его с помощью волевого импульса.
- Подожди… Подробней, сейчас. Ты раньше про собственное воздействие на людей ничего не рассказывал, - брови Константина подвинулись ближе друг к другу.
- Не хотел предварять, не зная результата, - в глазах Алексея мелькнула радость, он понял, что теперь уже все расскажет и снимет с себя груз недоговоренности, который носил все это время. – Не обижайся, пожалуйста, сейчас все поймешь. Ты знаешь, что у Лизы не может быть детей, у нее существует повреждение органов…
- Ну!
- Теперь будут.
- Ты хочешь сказать, - Константин вгляделся в глаза другу, увидел отблески огней семейного счастья, но, на всякий случай, еще не стал выпускать наружу восторг собственной догадки. 
- Ты понимаешь, я не мог тебе сказать пока точно не будет ясно. Но теперь уже УЗИ показало, что Лиза беременна! – Симаков больше не мог, не хотел сдерживать эмоции от человека, с которым поделиться ими все это время хотелось больше всего и, подчиняясь импульсу, ткнул его ладонью в плечо.
- Леша?! Правда? Да дай же я тебя обниму, - друзья встали, Завьялов сгреб Симакова и прижал его к себе, отчего Алексей почувствовал себя защищенным, как в детстве с отцом, и ему слегка захотелось расплакаться от возникшего ощущения единения и уверенности. - А теперь давай подробности, - проговорил Константин, усаживая друга на прежнее место за столом. – Хотя, потом подробности. Сначала надо срочно чего-нибудь выпить!
- Только по чуть-чуть…
- Опять ты сканировал меня? Ну, ладно, конечно, по маленькой. У тебя же… У тебя дома жена беременная! Леха-а-а…

Крестовский не мог уснуть. Мысли и образы метались от взгляда Завьялова до поведения Ниночки и ног Волосниной; от необходимости применять волю для пользования новым возможностями до предстоящего дела, где, похоже, только это могло помочь; от обдумывания вариантов ремонта квартиры и замены мебели до мечтаний о славе и богатстве. Весь этот компот плавал в голове, не давая мозгу успокоиться, вызывая раздражение своей бессмысленностью и тематической разнонаправленностью. Он пытался смотреть телевизор, но никакие передачи не могли его заинтересовать, начинал читать, но был не в силах сосредоточиться на содержании, не найдя ничего интересного в интернете, гонял пасьянс в ноутбуке, но быстро пресытился однообразием действий и начал нервничать. В конце концов, когда небо за окном уже подавало первые признаки осветления, Альберт, перепробовав все, включая бутерброды с колбасой на кухне, отчаявшись дождаться признаков предваряющей сон усталости, и лег на диван, уже не сопротивляясь происходящему. В этот момент тело внезапно стало невесомым, он оторвался от постели и полетел. Миновав почему-то открытое окно, повисел над улицей, опасаясь упасть с высоты, затем поднял глаза к небу, ставшему вновь темным. В мозгу мелькнула отгадка явления - он спит - после чего пропал всякий страх, и потянуло ввысь, к звездам. Сделал усилие воли и тело начало набирать нужную скорость и высоту. Отметил про себя, что именно так, вероятно, нужно управлять и силой собственного излучения, постарался отложить мысль и ощущение в архив памяти, и уже через мгновение забыл про это. Его дух полностью захватили эйфория полета и восторг красоты стремительно приближающихся звезд. Вместе с тем внутри опять стало расти предвкушение грядущего открытия, казалось, пролетит еще немного и увидит что-то такое, что объяснит ему и всю жизнь с ее смыслом, и все мироздание с его задачами. Однако вместо этого он сильно ударился о какой-то невидимый барьер и начал стремительно падать, не в силах сопротивляться тяготению и страху, разраставшемуся вопреки импульсам мозга, свидетельствовавшим, что все происходящее лишь сон и ничего с ним в реальной жизни произойти не может. В тот самый миг, когда пришло время расшибиться о землю, Альберт почувствовал, как тело мягко вдавилось в пружины дивана, и открыл глаза, уже в сознании ощутив, как под бешеный стук сердца из него уходит ужас. Он вспомнил весь сон, в мельчайших деталях, включая собственную закладку про действенность воли, почувствовал усталость и подумал, что неплохо было бы еще немного поспать, но в глаза ему вовсю светило солнце, а лежавший рядом телефон, будильник которого был заведен на 7-30, уже не звонил, а только мигал, в одиннадцатый раз выдавая напоминание о том, что запланированное время пробуждения давно прошло.

Телефон заиграл мелодию входящего вызова, когда Альберт уже ехал в такси на работу. С некоторых пор он стал чувствовать, что новое самоощущение, усиленное дорогими вещами, не просто выделяло, а как бы выталкивало его из толпы, не давая возможности комфортно себя чувствовать в таких местах ее скопления, как общественный транспорт или дешевый общепит. Он перестал выделять лица окружавших людей, с интересом присматриваться к их эмоциям, пытаясь понять, что происходит в жизни человека в данный момент, все слилось в одну бесформенную и безликую массу, которая давила своей неразвитостью и бесцеремонностью на психику становившегося успешным молодого человека.
Номер на экране не определился, внутри Крестовского провернулась догадка, слегка сбившая дыхание: это – она. Звонок, в самом деле, был от Волосниной, объяснившей, что находится сейчас у друзей и предложившей приехать к ней в загородный поселок, чтобы обсудить дальнейшие действия в оформлении процесса. Альберт назвал водителю адрес поселка и удивился величине суммы, запрошенной за проезд туда. Он понимал, что его обманывают, но вступать в торги посчитал ниже собственного достоинства. Поехали.
Как было сказано по телефону, адвокат вышел у шлагбаума на въезде в поселок, отпустил такси и пошел пешком по дороге, ожидая, когда его встретят. Все эти шпионские страсти казались смешными и завораживающими. В высоком каменном заборе справа приоткрылась калитка, в ее проеме появилась Наталья. Она была при полном макияже, с прической, но одета в спортивный костюм и кроссовки. В таком виде девушка показалась Альберту более доступной. А полные беспокойства, муки и чувства опасности глаза заставили ощутить себя мужчиной, способным защитить эту женщину.
- Привет, - грустно улыбнулась Волоснина. - Хорошие ботинки.
- Здр… Привет, - пытался попасть в волну ее настроения Крестовский, смутившийся и обрадовавшийся оценке его новой обуви. - Спасибо.
- Проходи. Вот здесь, в избушке теперь и прячусь. Надеюсь, что все скоро закончится, чтобы спокойно выйти на свободу. 
Дом показался Крестовскому вовсе не избушкой, а средних размеров двухэтажным коттеджем с тщательно благоустроенной территорией. Внутри первого этажа оказалось весьма просторно. В гостиной, стены которой были голубыми, а паркет серым, был камин, стоял большой белый кожаный диван и два таких же кресла, маленький стеклянный столик, лежал толстый синий ковер, на который Альберт какое-то время не решался вступить в обуви, пока не увидел, что только так и принято в этом доме. Впрочем, предметы интерьера интересовали его мало.
- В общем, так, - Волоснина поставила на столик две чашки кофе, приготовленные пока гость оглядывался, и села не в кресло, а на диван, почти вплотную к молодому человеку. - Я оставила ему записку, что ухожу, и что с ним свяжется мой адвокат.
Дыхание Натальи, ее глаза рядом, воспоминание о поцелуях, подаренных во время предыдущей встречи, гнали краску к лицу Крестовского и не давали его мыслительному процессу обрести необходимую стройность.
- Алик, ты помнишь о нашем разговоре?
- Конечно, - Крестовский сглотнул, просунув в пересохшее горло каплю слюны, но в данный момент из того разговора он помнил только ее губы и поцелуй.
- Мне надо забрать у него все.
- Да, - адвокат мгновенно вспомнил дело и все свои предварительные расчеты по возможности дележа имущества. - Но это крайне сложно.
- Если бы это было легко, я бы обошлась своими силами, - девушка провела ладонью по плечу Альберта, вызвав вполне ожидаемую реакцию. - Я сейчас, - встала и ушла наверх.
Крестовский смочил горло горьким кофе, почувствовал, как трепыхается в груди его сердце, оценил ситуацию, предположив, что в доме они одни, вспомнил о своих способностях, о недавнем сне и решил попробовать способ управления ими сейчас. Надо было заставить ее подчиниться его желаниям, и Альберт стал пытаться концентрировать волю для осуществления воздействия.
- Вот это тебе поможет, - Наталья положила на столик конверт с диском и села теперь в кресло. - Здесь часть информации о его незаконных сделках. Коррупция в органах власти. Потом посмотришь и расскажешь ему, что все это свалится на его голову, если будет упираться.
Альберт слышал, но не воспринимал информацию, он был занят попыткой направить на девушку свое излучение. Напрягая то мышцы, то фантазию, он тщетно стремился вызвать выход энергии. Собственно, он и самой энергии не чувствовал. И весь аналитический ресурс его мозга в данный момент был занят исключительно разбором сбоя технологии. Процесс протекал быстро во времени и очень интенсивно внутренне, пока не возникло ощущение, что силы кончаются, держать напряжение больше невозможно, а вместе с ним откуда-то из подсознания пришел ответ: нельзя подобным образом подчинить себе того, кому сам готов подчиняться.

Да, может, это вообще так не работает, - обдумывал произошедшее Крестовский, возвращаясь на такси в город. – Может быть, я ошибся и весь этот сон… Хотя, было очень похоже на правду. И все предыдущие случаи. Если взять на веру, что не получилось из-за этого дурацкого трепета перед ней… Интересно, чей это дом? Вряд ли ее. Она сказала, что друзей, но есть ли у нее друзья, которым можно полностью доверять в такой ситуации? Диск с компроматом. Как-то нехорошо это, грязновато. Да и опасно, пожалуй. Если начать шантажировать Волоснина, можно закончить очень плохо… Наташа красива! И, видимо, эта девушка все-таки не моего уровня. Звони вон абоненту «Ира» и будь доволен… Неужели не сработает подсказанный этим ученым вариант управления? А если не получится, как решить вопрос с мужем Натальи? Других вариантов, кроме энергетического подавления, в этом случае, просто нет… Кажется, я понял, что надо сделать.

Подходя к двери офиса, Альберт представлял себе, что ощущает внутренние потоки энергии и пытался волевыми импульсами перемещать их из одного участка тела в другой. Так и вошел, поигрывая воображаемыми энергоузлами, как атлет мускулами.
- Добрый день.
Ниночка хотела ответить, подняла глаза, но в этот момент Крестовский, имея целью подавить волю секретарши, вытолкнул из себя пучок энергии, направив его прямо в лицо собеседнице. Эффект оказался поразительным. Женщина замерла с открытым ртом, в ее глазах уверенность сменилась сначала растерянностью, а затем униженностью. Организм недолгое время сопротивлялся происходящим изменениям, а затем сломался, перестроился, и вся фигура Ниночки приняла выражение готовности повиноваться. Как собака, встречающая регулярно бьющего ее хозяина боится и заискивает одновременно, так и секретарша готова была выполнить любую команду молодого адвоката. В то же время, ее сознание не могло вместить произошедших перемен и мозг, не понимавший, что происходит с волей и телом, в качестве реакции вызывал чувство бессильного стыда и жалости к самой себе.
- Здравствуйте, Альберт Сергеевич, - проблеяла Ниночка, и глаза ее увлажнились. - Вас шеф, Николай Андреевич то есть, просили зайти, когда вернетесь.
- Хорошо. Я только портфель поставлю, - Крестовский сам был шокирован произведенным эффектом.
- Может, вам кофе сделать? – вдруг выпалила секретарша, и тут же поняв, что нарушила все устои офиса, попыталась исправить ситуацию. - Ну, когда пойдете к Николаю Андреевичу.
- Не знаю, - буркнул адвокат и проскочил в свой кабинет.
К счастью, Петра Романовича в этот момент не было на месте и Крестовский смог, не скрываясь, выдохнуть весь застрявший в легких воздух.
Вот это удар! Получилось. Надо только представлять и остальное происходит как бы само собой. Ниночку просто смяло… Но что-то и со мной как-то не очень.
Альберт почувствовал опустошенность, следом за ней пришла усталость, сковавшая руки и ноги, заставившая аккуратно опуститься на стул, вокруг которого тело буквально обвисло. Выдав напряжение в приемной, организм теперь требовал восстановления. Во время спонтанных выплесков энергии такого не происходило, но излучение, вызванное и направленное волевым импульсом, закончилось именно так. Впрочем, после нескольких минут без движения рабочее напряжение стало возвращаться, внутри начал расти волевой стержень.
- Альберт Сергеевич, вас Николай Андреевич к себе вызывает, - вошедшая в кабинет секретарша прятала глаза, будто влюблена или совершила что-то, за что теперь стыдится.
- Хорошо, я иду, - Крестовский встал, но не смог пройти, так как Ниночка стояла в дверях и уже смотрела на него прямо, не пряча глаз, будто ожидая каких-то слов. – Разрешите? – адвокат показал рукой в занятый проход.
- Ах, извините! – женщина поспешно развернула свое плотное тело и с легкостью вынесла его из кабинета.

Карасев обнял молодого сотрудника, как младшего брата, расспрашивал про встречу с Волосниной, резал воздух животом, пересекая кабинет из угла в угол, садился то на диван, то за стол, ища ответа на вопрос: как решить поставленную клиенткой задачу?
- Я думаю, надо попытаться поговорить с мужем, - ответил на поставленный вопрос молодой адвокат.
- Ты надеешься решить дело без суда, по доброй воле, через ЗАГС?
- Мне кажется, решить его в суде на условиях истицы будет невозможно. Поэтому надо идти к уважаемому вице-мэру.
- Растешь, - констатировал шеф. - Но для разговора нужны аргументы… Или она дала тебе некоторые материалы?
- Она давала, я не стал брать, - Альберт врал: диск находился у него в портфеле. Но правда была в том, что он решил его не использовать.
- Это правильно. Геннадий Федорович Волоснин – не тот человек, которого можно брать на испуг. Будет хуже только шантажистам. Но о чем ты собираешься говорить?
- Я пока до конца не знаю, надо подумать о возможных слабых местах.
- Только имей в виду: в вице-мэре человеческого может быть гораздо меньше, чем в бизнесмене с темным прошлым. Госслужба заставляет людей жить в других измерениях.
- Спасибо, я буду это учитывать.
- Чувствую, что не хочешь открывать карты до игры. Ладно, иди, готовься к разговору. Только помни: если выиграем и это дело, перед нами откроются такие горизонты, о которых ты раньше и мечтать не мог.

Ниночка проводила глазами проходившего через приемную Крестовского таким преданным взглядом, что молодому человеку стало не по себе.
В кабинете принялся готовить соглашения о расторжении брака и о разделе имущества, в соответствии с которым все, приводимое полным списком на отдельном приложении, переходило бывшей жене. Бумаги выглядели фантастически нагло, но адвокат отпечатал их, собрал в портфель и позвонил из кабинета на мобильный телефон вице-мэра, номер которого дала Наталья.
- Здравствуйте Геннадий Федорович.
- Здра-а-вствуйте, - озадаченно произнес собеседник, не понимая, с кем говорит по номеру, известному только узкому кругу доверенных людей.
- Можно говорить, я вас не сильно отвлекаю?
- Говори.
- Я адвокат Натальи Евгеньевны. Она намерена оформить развод. Нам надо встретиться, чтобы обсудить детали.
- Где она? Я сначала хочу поговорить с ней! – внутри чиновника бурлили эмоции.
- Давайте встретимся завтра и поговорим на эту тему тоже.
Волоснин сделал небольшую паузу, в течение которой принял решение: 
- Хорошо. Завтра в 10 приходите ко мне в кабинет.

Через несколько секунд на мониторе телефона засветился незнакомый городской номер. Крестовский, увлеченный текущей ситуацией, подумал, что это может быть вице-мэр, желающий еще что-то уточнить. И даже услышав женский голос, в первую секунду предположил, что это его секретарша или помощница. Но затем стал улавливать знакомые интонации и, наконец, сообразил окончательно: звонит Елена Кривошеева. Весь процесс опознания происходил во время приветствия и вопроса о том, не отвлекает ли адвоката звонок от более важных дел, после чего женщина стала представляться и сама, причем делала это так, будто Альберт мог ее уже забыть:
- Это Елена… Кривошеева. Вы вели мое дело. Недавно. Развод…
- Я помню, конечно, Елена Николаевна, - Крестовскому стало даже немного неловко от излишней стеснительности бывшей клиентки.
- Я хотела… в качестве благодарности… угостить вас обедом. В ресторане. Вы не будете возражать?
- Спасибо, мне это приятно.
Альберту хотелось видеть свидетельницу своей победы, но вместе с тем он хорошо помнил тягостное впечатление, которое женщина производила своей запуганностью, и не желал испытывать его снова. Впрочем, сейчас в ее слегка извиняющемся тоне не было ноток прежней надломленности.
- А вы могли бы сегодня?
- Сегодня?
- Я, конечно, понимаю, что договариваться надо заранее, но так получается, что для меня самый подходящий день нынешний и я это поняла совсем недавно.
- Хорошо.
На самом деле Крестовский обрадовался безотлагательности встречи: общение с Кривошеевой хотя бы на время могло избавить от навязчивых и пустых своей одинаковостью мыслей о предстоящем разговоре с Волосниным. Поэтому, договорившись о месте встречи, выключил компьютер, взял портфель и двинулся к выходу.
- Нина Григорьевна, скажите, пожалуйста, Николаю Андреевичу, что мне в мэрии назначили встречу на завтра в 10, и что я поехал готовиться к разговору. Хорошо?
- Конечно! – секретарша вообще не отреагировала на обращение по имени-отчеству, вместо этого подняла свои раздутые формы со стула, вывела тело из-за стола и, сама не зная зачем, пошла провожать адвоката до выхода из офиса.
Крестовский подумал, что, видимо, переборщил с воздействием, что необходимо в следующий раз попробовать дозировать силу излучения, и, ускорив шаг, не оборачиваясь, выскочил в общий коридор офисного здания.    
 
Ресторан «Ориенталь» принадлежал теперь Елене Николаевне Кривошеевой вместе с одноименной гостиницей. Случилось это не без помощи Альберта и, входя в просторный зал заведения, он испытывал удовольствие от осознания данного факта. Было также приятно объявить администратору, что он к Елене Николаевне, которая его ждет, увидеть граничащее с подобострастием уважение на лице служащего и пройти в особый, шикарно обставленный кабинет, в котором раньше принимал гостей Олег Викторович Кривошеев.
С первых мгновений встречи адвокат был поражен изменениями в облике своей бывшей подзащитной. В ее глазах пропал страх, сделав их глубокими и привлекательными, лицо не искажалось застывшей гримасой постоянного страдания, его симметричные правильные формы заставляли вспоминать виденные обложки глянцевых журналов, спина не сгибалась, вернув статность и грацию красивому телу. Крестовский невольно сравнил нынешнюю Кривошееву с Волосниной и результат стал для него неприятным открытием, смутившим светлые черты идеала: Наталья выглядела красивей только в силу своей молодости, хранившей сочность форм, но при этом была значительно более легкомысленной, отличалась излишней самоуверенностью и выраженной самовлюбленностью, не имела собственного стержня, что, в сумме, придавало ее образу даже вульгарность. 
Расположились за столиком у прозрачной стены, которая со стороны улицы была зеркальной. Отдельным удовольствием этого места была возможность наблюдать за потоком пешеходов, текущим по одной из центральных улиц города. Лица с застывшими эмоциями и застрявшими в глазах мыслями, с печатью какой-то заботы и вообще без ничего, фигуры успешных и страдающих, одежды состоятельных и бедных, имеющих вкус и не имеющих его. Все это объединено в общую массу, слито в единый смысл, имеет общее и вместе с тем индивидуальное будущее, зависит друг от друга и стремится быть независимым в частном порядке. Отдельным зрелищем становились прохожие, заглядывавшиеся на себя в зеркало стены, добавляя комических красок общему впечатлению. 
Два официанта вмиг сервировали столик, поставили белое вино, воду и свежий апельсиновый сок, вкусно пахнущий, испеченный на кухне ресторана хлеб, салаты.
- Вы ничего не имеете против рыбы? Зная, что мясо едят не все, я попросила приготовить что-нибудь из рыбного меню…
- Я рыбу ем с удовольствием, - Крестовский на самом деле уже изрядно хотел быстрее начать есть, но понимал, что так сразу набрасываться на угощение неприлично, надо о чем-то поговорить, по крайней мере, послушать, что хочет сказать Кривошеева, не только ведь для совместного поглощения блюд пригласила она его в ресторан.
- Я хочу еще раз попросить у вас прощения за то, что так вот спонтанно, не договариваясь заранее, пригласила… Я просто сейчас пытаюсь входить в управление всем этим имуществом. Это так тяжело для меня. Я ничего не понимаю. Хорошо еще, что персонал отличный и постоянного внимания вроде бы не требуется… Видимо, все-таки бизнес-леди не совсем моя роль. Да вы кушайте. Давайте без лишних церемоний, хорошо?
- Хорошо. – Альберт почувствовал, как эти слова смягчают жесткость этикета, его рука сама собой потянулась за вилкой для салата, челюсти начали перемалывать что-то очень приятное на вкус, не мешая, впрочем, продолжать слушать.
- Вообще-то я вас пригасила, конечно, не затем, чтобы рассказать о муках начинающего управленца, - Елена на секунду улыбнулась красивыми глазами, отчего показалось, что в них открылась внутренняя бездна, способная легко увлечь заглядевшегося на нее человека. – Понимаете, вы меня тогда не просто поддержали во время процесса. Глядя на вашу внутреннюю борьбу, на решимость, я поняла, что нельзя до конца растворяться в ком-либо, нужно непременно быть самой собой и жить без страха, так как на Земле значительно больше света, чем кажется в момент уныния. Я как-то приняла мир со всеми его проблемами таким, какой он есть, перестала осуждать, быть постоянно готовой к обороне и, знаете, мне показалось, что само пространство стало ко мне по-другому относиться. Во всяком случае, из внешней среды стало приходить значительно меньше неприятностей и они в подавляющем большинстве совсем мелкие, даже смешные. Хотя, может быть, дело в отношении и раньше нынешние мелочи просто казались чем-то значительным… В любом случае я вам благодарна не только за победу в суде, также давшую возможность понять, что не все безнадежно в моей жизни, но и за пример выстраивания правильных взаимоотношений с окружающим миром и самой собой.
Душу Крестовского прожег стыд. Он вспомнил, что, отмечая взгляды Кривошеевой перед процессом, принял их за симпатию к нему, как к мужчине…
- Тут вот я приготовила вам небольшой подарок… - Елена достала красивую коробку. - Не отказывайтесь, пожалуйста. Это от сердца.
- Спасибо, - Альберт взял коробку и впал в замешательство. Он не знал, как надо поступить: открыть ее сейчас, к чему подталкивало стучавшее в грудную клетку с внутренней стороны любопытство, или положить в сторону, чтобы продемонстрировать, что подарок ему важен больше как факт благодарности, и каким будет предмет - не имеет значения. Хотя если не открыть, можно тоже обидеть дарящего…
Поняв состояние собеседника, Кривошеева помогла разрешить и эту проблему:
- Извините, надо было сделать так, - Елена Николаевна осветила пространство улыбкой, вернула себе коробку, открыла ее и подала назад. - Пусть они символизируют для вас начало новой жизни.         
Внутри оказались часы. Больше Крестовский ничего разглядеть не смог, так как был смущен и посчитал, что приглядываться будет уж точно неприлично.
- Спасибо.

Альберт не носил часов. Еще в школе отец отдал ему свои старые, но одноклассники, во главе с Царевым, засмеяли и часы, и их обладателя, введя своеобразную психологическую прививку, как говорят психологи, «повесив якорь» на теме часов, сделав их частью системы подростковых комплексов. Поэтому подарок Елены Кривошеевой был для него вещью опасной, влекущей возможность новых косых взглядов и ухмылок по поводу несоответствующего моде или статусу  окружения аксессуара. Во все время дальнейшего разговора предмет не давал до конца расслабиться и насладиться общением, которое было по-настоящему приятным и быстро вышло на уровень непринужденности, мешал смаковать подаваемые блюда и вина.

Сев в такси, Крестовский первым делом достал телефон и вышел в интернет. Набрал в строке поисковика название марки… «Breguet»… выхватил из информации «швейцарские часы»… нашел каталог, ввел название и номер модели…  его ноги и голова на короткое время стали ватными: розовое золото 18 карат 750 проба, сапфировое стекло… цена со скидкой 478 тысяч рублей. Не поверил, встряхнул головой, чтобы сбросить помутнение и увидеть точную сумму, сосредоточился, посмотрел еще раз: 478 тысяч рублей, розовое золото, механические часы. Подумал: хорошо, что не понимал цену в момент дарения – принял без эмоций, как девчонки получают недорогую бижутерию. Внутри стала подниматься волна самоуважения. Над обладателем таких часов уже никто не сможет посмеяться. Застегнул ремешок на левой руке, вспомнил про то, что хотел купить новый телефон, достал старый и убедился, что такой аппарат портит имидж человека с часами за 500 тысяч рублей. Вечер только начинался, таксист получил новое направление – торговый центр «Кристалл».

Альберт рассматривал новинку – последнее слово в производстве телефонов. Отличительной чертой аппарата являлся его небьющийся, легко гнущийся сенсорный монитор. Благодаря этому смартфон, одетый в состоящий из особого сплава тонкий металлический корпус, мог сгибаться и разгибаться, пружинить как катапульта. Его видео и фотокамера могли фиксировать изображение в 3Д. Цена модной штучки составляла 79 тысяч 870 рублей, но данное обстоятельство уже не могло остановить вошедшего в потребительский раж адвоката. При этом казалось, что и девушка - консультант магазина по продаже телефонов, и проходившие мимо посетители с уважением и даже завистью останавливали свой взгляд на его левой руке, которую покупатель нового телефона старался выставить так, чтобы дорогие часы не скрывались под рукавом рубашки или пиджака.
 
Остаток дня был посвящен освоению возможностей нового телефона, чтению инструкции часов. Крестовский порадовался, что в это время почти не думал о предстоящем разговоре с вице-мэром. Но преждевременно. Уснув, он через полчаса открыл глаза от того, что мыслительный процесс, связанный с анализом ситуации вокруг дела Натальи Волосниной, перевариванием других событий прошедшего дня, активизировал сознание, вернув организм в состояние бодрствования. В голове хаотически возникали и беспричинно гасли мысли о том, что добиться энергетического воздействия на вице-мэра можно только не почувствовав себя нижестоящим человеком; о том, как выглядела Кривошеева, чем она в положительную сторону отличалась от Волосниной; о том, какие классные часы теперь у него есть; о том, что надо еще посидеть, чтобы освоить все функции нового телефона; о том, что, видимо, другие люди должны будут завидовать его нынешнему положению; о том, что если завтра не сможет повлиять на второе лицо в городе, потеряет все; о том, что все-таки при воспоминании о Наталье сердце начинает биться сильнее; о том, что уже глубокая ночь и надо либо заснуть, либо не спасть вовсе; о том, какой гонорар может быть в случае выигрыша нынешнего дела, куда его можно будет направить. В конце концов, когда за окном начало светать, Крестовский решил, что дальше лежать опасно, так как можно опять заснуть и проспать встречу. Он поднялся с постели, начал не спеша мыться, бриться, готовить себе завтрак, одежду, портфель, заранее вызвал такси и лежал одетый на заправленном диване, то борясь с подступающим сном, то порываясь встать, чтобы немедленно что-нибудь начать делать, но сообразив, что все возможное уже сделано и остается только ждать, успокаивался, пытался вникнуть в поток утренней телевизионной программы, бросал это занятие и снова лежал без движения, пока диспетчер такси не сообщил, что автомобиль ждет.

Приемная вице-мэра, казалось, специально была создана такой, чтобы человек уже здесь почувствовал свою ничтожность в отношении должностного лица, на встречу с которым прибыл. Большой размер квадратной комнаты, очень высокий потолок, с которого свисала внушительная, придавливавшая к полу люстра, огромный кожаный диван, сидеть на котором приходилось с краешка, чтобы не утонуть в его размерах в случае погружения в подушки, высокий стол секретарши, позволявший ей смотреть на приютившегося у края дивана посетителя сверху вниз, ее строгий взгляд и сугубо деловой разговор, - все это создавало обстановку подавления, внушало граничащее со страхом уважение к высокому чину, заставляло с трепетом думать о том, что ждет за дверью хозяина кабинета.
Сосредоточиться на неподчинении в такой обстановке было крайне трудно. Но Альберт старался сгруппироваться внутри, не впуская внешнюю энергию и не выдавая до поры своей. Он так напрягал волю, что даже не заметил, что сидит на краю дивана, поджав скрещенные ноги, прижав портфель руками к груди. Вся его фигура напоминала растерянного, съежившегося от мороза, но не желающего никуда улетать воробья. Даже подчеркнуто нейтральная секретарша слегка ухмыльнулась, бросив незаметный взгляд в сторону Крестовского.
Часы, на которые адвокат постоянно поглядывал, показали сначала ровно 10 часов, затем 10-15, но ничто не предвещало о том, что Альберта намереваются принять. Он уже начал нервничать, однако не считал возможным задавать лишние вопросы, полагая, что этого от него и ждут, и что, выдав таким образом свое беспокойство, проявит слабость, позволит обстановке раздавить свою индивидуальность. В 10-25 что-то запищало на столе секретарши, она подняла трубку, через мгновение ответила:
- Хорошо, - подняла глаза на Альберта. - Проходите.
Большие тяжелые двери оказались еще и двойными. Пытаясь войти так, чтобы оставить их за собой закрытыми, Крестовский испытал массу неудобства и почувствовал укол унижения, когда, маленький, слегка согнувшись, с трудом закрывал огромные сворки уже в кабинете вице-мэра, которого он еще не видел, но чувствовал его наблюдающий откуда-то из глубины взгляд.
 Приемная оказалась небольшой комнатушкой в сравнении со стадионным размахом кабинета. Альберт не сразу нашел глазами его хозяина, сосредоточив свое внимание на нем только после того, как Геннадий Федорович спокойно и негромко, но очень слышно произнес:
- Слушаю вас.
Вопреки ожиданиям, Волоснин оказался весьма среднего роста. Он был явно ниже Натальи, но его размеренные движения, манера говорить с расстановкой, чтобы все успели усвоить смысл сказанного, помноженные на должность, делали его не маленьким или большим, а властным. Вице-мэр в одну секунду оглядел вошедшего, оценил его часы, туфли, замешательство в дверях. Это понял и Крестовский, отчего смутился еще больше.
- Вот… - заволновавшись, Альберт напрочь забыл про необходимость концентрации энергии и растерял с таким трудом сохраняемый сгусток, отчего забеспокоился еще больше. - Вот тут… - адвокат пытался открыть портфель, чтобы достать оттуда бумаги, но сделать это на весу было трудно, а проходить в кабинет ему никто не предлагал. - Тут.. – наконец, удалось достать бумаги. - Предложение Натальи Евгеньевны о разделе совместного имущества, - Крестовский прошагал на предательски подогнувшихся ногах до стола чиновника, положил договор перед ним, хотел вернуться на прежнее место у двери, сделал два шага задним ходом, но больше сил не хватило, он снова замешкался и встал, не зная, что говорить или делать дальше.
Ему помог сам хозяин кабинета, взявший бумаги, и погрузившийся в их изучение так, будто он был в помещении один. Поняв, что на него уже не смотрят, Альберт попытался собраться. Он вспомнил, что нельзя дать себя подчинить, понял, что сейчас все решается, попытался нащупать энергетическую основу в районе груди, но… там уже ничего не было, и усилия воображаемой воли не давали никаких результатов. В бессилии, молодой человек стал оглядывать кабинет, как бы ища, за что зацепиться, чтобы исправить ситуацию. И его взгляд тут же наткнулся на находившееся напротив одно из четырех дворцовых окон кабинета. Там было оно. Адвокат сразу узнал это солнце. Оно было то самое, такое же, как в суде. Он успокоился и, повернувшись лицом к окну, внутренне открылся идущему потоку. Сгусток в солнечном сплетении стал очень отчетливым и почти физически ощутимым.
Вдруг тишину, как бумагу, порвал искренний смех Волоснина.
- Это что?! – Произнес он, вытирая выступившие от смеха слезы. - Это юмореска или записки сумасшедшего? – И тут же сделался сурово серьезным. -  Если юмор, то неудачный, если бред, то могу помочь устроиться в психиатрическую лечебницу.
Впрочем, Альберт слушал его только половинкой уха. В данный момент он чувствовал себя старым трансформатором, который гудел и дрожал от усилий, но напряжения не выдавал. Он никак не мог привести в движение образовавшийся энергетический ком. Пытался вытолкнуть его прямо во властное лицо, но не мог. И отвечать на вопросы уже не мог, так как понимал, что производство любого членораздельного звука поглотит все усилия.
В то же время, Волоснин, пытавшийся излюбленным приемом резкого перехода от смеха к грубому давлению, сломать казавшегося слабым посетителя, сам оказался слегка обескуражен полным отсутствием реакции на лице адвоката: или он не слышал, что маловероятно, или он умеет так держаться, что заставляет  предполагать в своем лице гораздо более серьезного соперника. Геннадий Федорович взял секундную паузу, обдумывая дальнейшие действия.
Здесь у Крестовского мелькнула догадка, которой он моментально попытался воспользоваться: изменить угол атаки. Альберт представил, что поднимает свой солнечный сгусток над головой… Кажется, это получилось. Он попытался двинуть его в сторону стола вице-мэра… И снова показалось, что все вышло, что заряд доставлен и находится ровно над головой объекта атаки. Тогда молодой человек отпустил, как бы обрезал все соединявшие его с энергокомом связи, после чего на мгновение реально увидел небольшой светящийся шар, отдаленно напоминающий виденную по телевизору шаровую молнию, который плавно опустился прямо в голову Волоснина, как раз собиравшегося опять что-то сказать, но тут же замершего с полуоткрытым ртом.
Крестовский, который теперь был полностью сосредоточен на наблюдении, заметил, что в глазах чиновника что-то поменялось, в них отразилась какая-то новая мысль… Альберт почувствовал, что муж Натальи предположил: столь наглое предложение отдать все связано с наличием компромата, которого у жены могло быть сколько угодно. Это новое обстоятельство заставило оперативно переосмысливать поведение, менять оценки и реакции. Конечно, можно было наплевать и на это, пойти напролом, переломать и адвоката, и жену, и, если надо, правоохранительную и судебную систему. Но сейчас возникшее странное чувство нежелания ввязываться в грязную борьбу подталкивало к другому выходу.   
- Вы садитесь, - вице-мэр показал на место за длинным столом для совещаний.
- Спасибо, - это было как раз то, чего больше всего желало тело адвоката.
- Вам понравилась Наташа? – Волоснин сел рядом и, не доверяя словам, заглянул за ответом прямо в глаза Крестовского.
- Да, - не смог соврать адвокат.
- У вас что-то было?
- Как вы можете так думать?!
- Извините, - чиновник перевел взгляд на окно. - Но думать так я могу… Она любит играть людьми. Она меня в свое время сначала соблазнила, а потом плакала, что лишилась девственности… Затем просила помочь поступить в академию, после объявила, что беременна… Вынудила уйти из семьи… Мы поженились. И беременность преждевременно прекратилась… Я в последнее время все чаще думаю, что никакого зачатия и не было…
Все, что говорил сейчас Геннадий Федорович, так резко не совпадало с картиной, созданной еще недавно Натальей, что Крестовский едва удержался, чтобы не спросить про изнасилование.
- А теперь вот оно как… - вице-мэр положил перед собой бумаги, посмотрел на них, встал со стула, взял ручку со своего стола. - Ну так, значит так. Пусть так. Без меня там все равно ничего работать не будет, - он поставил свою подпись в заявлении о согласии на развод, на каждой странице соглашения о разделе имущества, протянул все не ожидавшему такой легкой развязки адвокату, встал, развернулся и каждым мускулом спины давая понять, что разговор окончен, пошел к своему креслу.
Альберт сунул бумаги в первый попавшийся отдел портфеля, застегнул его, понял, что никто в кабинете не ждет слов прощания и не собирается говорить ему «до свидания», встал и направился к выходу. Воздух вдруг оказался густым, двигаться через него пришлось, прилагая дополнительные усилия, портфель гирей тянул к полу, застревал в проемах дверей. Пробиваясь через приемную Крестовский, как в режиме замедленного воспроизведения, увидел находившихся там, о чем-то тихо шевеливших губами двух человек, услышал, как была вызвана секретарша, подумал, что вряд ли вице-мэр сможет сейчас принять еще посетителей, вышел в общий коридор, зашагал вниз по этажам с таким трудом, будто шел под водой пока не оказался вытолкнут через центральный вход внутренним давлением властного заведения.
Первые глотки нового воздуха освободили грудь и немного сняли тяжесть с головы, но ноги по-прежнему сгибались плохо и почти не слушались хозяина. Увиденная скамейка показалась спасительным кругом. К счастью она была никем не занята, и Альберт хлопнулся на нее, поставив, наконец, портфель, выпрямив чугунные конечности, по которым в ту же секунду потекли к голове живительные потоки расслабления, несшие за собой нормальный мышечный тонус и общее улучшение самочувствия. Теперь можно было забыть о слабости и сосредоточиться на том, чем кипело сознание.

Она не могла так правдиво врать! В ее словах было столько боли, в рассказе столько подробностей. Но ему тоже нет никакого смысла ломать передо мной комедию… Как он сказал: она любит играть людьми?.. Странное действие произвел шар. Как будто ничего и не было. И как будто я почувствовал его мысли, которые резко изменились после контакта с моей энергией… Кто же из них говорит неправду? Наталье как-то верится больше… Или хочется верить? Да, пожалуй, просто хочется верить. Но и ему верить нет никакого смысла. Чиновники такого ранга питаются ложью и живут в интригах… Как секретарша смотрела на мои часы. Наверное, оценила. Она должна разбираться в хороших часах. Классный подарок! Спасибо, Елена Николаевна. Да… Кривошеева. Мне тогда показалось, что Наталья на ее фоне выглядит какой-то крашеной куклой. Может это из-за того, что она все-таки играет, притворяется? Кажется, телефон звонит. Пока не привыкнешь к новому звуку не сразу и разберешь. Да, он в портфеле. О, это она. Откуда знает, что я уже вышел? Да я и не говорил ей, что сегодня иду…
- Алле?
- Привет! Ну, не томи! Ты был у него? Как прошло? Алик! – Волоснина сильно нервничала.
- Все…
- Что все? Все?! Все кончено? Отказался подписать? А ты диск показывал? Не молчи!
- Да я не молчу. Ты просто не даешь сказать.
- Говори, я молчу. Только не тяни!
- Все нормально. Он все подписал. На наших… на твоих условиях.
- Да?! Все, как говорили?! Алик! Я тебя целую! Ты где сейчас?
- Да тут, недалеко от мэрии.
- Встречаемся у вас в офисе. Через полчаса. Пока!
- Пока, - сказал Крестовский уже гудкам телефона.

Выйдя из такси на парковке у офиса, Альберт оглядел стоянку, но машины Волосниной не увидел. Впрочем, у нее не один автомобиль и она могла приехать хоть на вот этом мерседесовском джипе. Адвокат как раз проходил мимо наглухо затонированного «Гелендвагена», когда стекло водительской двери опустилось и из салона на брусчатку тротуара, едва не угодив ему в ноги, прилетел окурок сигареты. Крестовский остановился, с недоумением посмотрел в салон, откуда на него равнодушно взирали глаза коротко стриженного молодого мужчины. Кроме отсутствия выражения в лице, благодаря которому можно было почувствовать себя не поймавшей бычок урной, был заметен еще ворот искристо белой рубахи, напомнившей качеством сорочку Кривошеева, в которой тот был в суде. Впрочем, встреча длилась недолго, мужчина из джипа только скользнул взглядом по остановившемуся парню и снова закрыл окно, скрывшись за темнотой стекла.
Крестовскому было крайне неудобно идти оставшиеся метры до входа в здание – ему казалось, что из-за тонировки за ним внимательно наблюдают, оценивая от нечего делать все детали его походки, фигуры и гардероба.

- Здравствуйте! Николай Андреевич просил вас сразу зайти к нему, - увидев входящего адвоката, Ниночка подскочила и, радостно улыбаясь, полностью перекрыла ему проход большими буграми грудей.
Крестовский удивился что эффект вчерашнего воздействия, похоже, до сих пор сохраняется. Он понял также, что такое неприкрытое выражение симпатий доставляет больше неприятных ощущений, заставляя чувствовать себя обязанным что-то отвечать.
- Тогда позвольте…
- Ах, да! Хи-хи. Извините, - секретарша сделала шаг в сторону и сама открыла Альберту дверь в кабинет начальника, где Карасев сидел на кресле у диванчика, а Волоснина взволнованно ходила из стороны в сторону.
- Альберт! Ну, где ты так долго?! – Наталья в одно мгновение оказалась рядом с молодым человеком, будучи не в силах уже сдерживать эмоции, обняла его и поцеловала в щечку.
Вслед за звуком поцелуя раздался громкий хлопок закрытой с силой двери – Ниночка наблюдала весь эпизод за порогом. От неожиданности Крестовский опять впал в легкий стопор, не зная, как ответить на порыв клиентки. Конечно, ему хотелось поцеловать в ответ, но он прекрасно понимал, что ее эмоции вызваны не симпатией к нему, а радостью за исход дела.
- Ну что ты стоишь! Давай, доставай, показывай. А то я до сих пор не верю.
- В самом деле, Альберт, - счел необходимым обозначить положение хозяина кабинета Карасев. - Хвастайся уже, не стой, как не родной!
- Да… - адвокат не сразу нашел бумаги, пришлось подойти к столу, поставить портфель. - Вот, - протянул документы Волосниной, которая на секунду забыла про присутствовавших и углубилась в изучение материалов.
- Молодец, - занял паузу шеф и крепко, с каким-то значением пожал руку Крестовского.
- Все! Все! Отлично! Молодец, Альберт Сергеевич! Ты – гений! - Наталья снова чмокнула адвоката в щечку и тут он, уже не пораженный неожиданной нежностью, обратил внимание, что глаза ее как-то неестественно блестят. Было впечатление, что она выпила или так волнуется, что выглядит психически нездоровой.
- Спасибо. Но там надо еще провести ряд формальностей с ЗАГСом…
- О, нет! Об этом не волнуйся. Это я сама все быстро улажу.
Наталья стала укладывать бумаги в собственную сумочку и обратилась уже к шефу:
- Договор можно считать исполненным, деньги постараюсь перевести сегодня же.
- Очень хорошо, - Карасев не счел нужным скрывать в интонациях, что рад известию о скором получении прибыли.
Волоснина стремительно вышла в приемную, закрыв за собой дверь.
В кабинете стало тихо и просторно.
- Это, наверное, неправильно, что я не довел дело до конца? – Крестовский был одновременно рад освобождению от лишних формальностей и чувствовал, что ему жаль расставаться с этим делом, так как надежды на продолжение контактов с Натальей не было.
- Ты не понял, почему она все решила сделать сама? Там же у нее все отлажено в ЗАГСе и никаких формальных процедур не потребуется. Я думаю, она уже сегодня все оформит. Вон, смотри, ее там уже ждут для завершения дел, - Карасев показал кивком головы в окно, из которого отлично просматривалась парковка.
Наталья садилась в тот самый «Гелендваген». Смесь бессильной ревности и отчаянья прожгла грудь адвоката и, оставшись внутри, вновь лишила его сил. Альберт сник прямо на глазах, что не осталось незамеченным шефом.
- Устал?
Крестовский только кивнул в ответ.
- Конечно, понимаю. Ну, хорошо, езжай сейчас домой, а завтра давай прямо с утра ко мне – будет интересный для тебя разговор, - Карасев подмигнул и, рассекая пространство, направился в сторону письменного стола.
Альберт был так опечален и обессилен, что, уходя, даже не попрощался. Заметив его состояние, ничего не стала говорить и Ниночка, только робко буркнула в спину:
- До свиданья.
Крестовский не счел нужным отвечать и на это.

Глава пятая.
Статус

Он не хотел находиться на людях, но не хотел и ехать домой, где не было никого. Стало так жалко себя, что обида подступила комком к горлу, вызвав увлажнение в глазах. Несмотря на все факты, на то, что все и без того было ясно, он до самой последней минуты, пока не увидел ее садившейся в машину к этому хаму, надеялся на чудо, на то, что ошибается в выводах, все-таки нравится ей и у них есть общее будущее. Огонь мечтаний раздул и внезапный поцелуй в кабинете Карасева, но как только появились первые языки пламени, на них вылился ледяной поток безразличного презрения холеного мужика за рулем Мерседеса. Конечно, можно было еще убеждать себя, что он всего лишь водитель или охранник, или просто знакомый, но все говорило о другом… Необходимо было свыкнуться с несбыточностью надуманных ожиданий и начинать жить без них. Без нее. Растекшаяся в груди горечь рождала желание залить ее алкоголем, а ожидавшее неотвратимое одиночество обещало мучительный остаток дня.
И тут он вспомнил про Иру. Она, такая простая и доступная, сейчас была как нельзя кстати. С ней он сможет забыться, избежать скуки и страданий. Правда, Крестовский тут же припомнил, что раньше не хотел ее видеть, не отвечал на ее эсэмэски… Стало немного стыдно, но он подумал, что сможет что-нибудь соврать и, вообще, может быть она – это его потолок, и с этим надо смириться, и, может, начать в самом деле с ней по-настоящему встречаться…
Однако абонент «Ира» на вызов не отвечал. Стало еще хуже: он не нужен и ей. Еще одна попытка соединения – тот же результат. Попросил таксиста везти его к «Кристаллу», решил взять алкоголь и выпить в одиночестве, опьянение же подскажет дальнейшие действия.

Он ходил по тому самому магазину, где еще несколько дней назад стеснялся своих старых ботинок рядом с ухоженной красавицей Волосниной. Теперь он чувствовал, что, благодаря дорогой одежде и внутренней потребительской уверенности, продавщицы смотрят на него с интересом и уважением, это шевелило тщеславие и слегка разгоняло навалившееся уныние. Еда дома еще была, необходимо было решить, что выпить. Крестовский остановился у полки с дорогими напитками и начал процедуру определения желаний, когда в ухо к нему залетел какой-то незнакомый, но очень близкий звук. Огляделся - вокруг не было ничего, что могло бы стать источником красивой короткой мелодии. И тут до него дошло: это сигнал доставки сообщений нового телефона, который он сам установил, но еще не запомнил. Вынул аппарат и увидел отправителя. Ира написала: «Звонил?».
Значит, она еще не до конца на меня обиделась! Хотя, конечно, обида выставляется на первый план. Это короткое слово как бы говорит: «Я обижена». Вместе с тем, оно же дает понять, что готова извинить, если будет представлена более-менее убедительная версия причины твоего предыдущего молчания… Надо что-то сообразить. Что ей соврать, чтобы выглядело правдоподобно? Конечно, надо сказать про работу.

- Привет!
- При-ивет, - голос девушки звучал не строго, в растянувшейся букве чувствовался и укор, и азарт, стало понятно, что она уже простила, но ритуал извинительного объяснения необходимо выполнить до конца.
- Я тут пропал немного…
- Да уж.
- Работал над очень сложным делом, нельзя было вообще ни с кем выходить на связь. Но подробности потом объясню. Главное, что сегодня я его выиграл, и у меня праздник!
- Поздравляю! - интонация окончательно освободилась от ноток осуждения, остались только едва заметные игривые мотивы.
- Слушай, давай отпразднуем это событие!
- А что ты предлагаешь?
Альберт понял, что теперь начался торг за выбор лучшего из возможных вариантов, сообразил, что сразу приглашать ее домой – самое проигрышное из ожидаемых предложений. Просто вино и просматривающийся за ним секс вряд ли позволят привлечь девушку в этой ситуации. Она ждет праздника, а это, как минимум, модное кафе, вкусная еда. Но ему-то никуда на люди не хотелось… Зато уже хотелось ее.
- У меня такое предложение. Так как сейчас еще день, а я соскучился и хочу тебя видеть безотлагательно, выпьем вина дома, а к вечеру завалимся куда-нибудь в кафе или в клуб.
- Прямо так сильно соскучился?
- Конечно!
- Ну, ладно, хорошо. Правда, я только из универа вышла, переоденусь сейчас и приеду. К тебе лучше на автобусе или трамваем добираться? 
- Нет, никакого общественного транспорта! Бери такси, а когда подъедешь - я выйду и расплачусь.
- Ну, хорошо.
- Так ты через сколько будешь?
- Не знаю, может, часа через полтора… Надо же привести себя в порядок.
- Так долго я не вынесу разлуки. Могу иссохнуть от ожидания! Тогда смерть начинающего карьерный взлет адвоката останется на твоей совести, – Альберт рассмеялся довольно искренне, он шутил, туман прежних переживаний отступал и ему это нравилось.
- Ой-ой! Какое нетерпение, - Ирине тоже нравилась игра. - Ну, ладно, я постараюсь быстрее. Может, за час.
Молодой человек хотел было попробовать изменить в свою пользу и это ее решение, но затем сообразил, что у самого на покупку вина, а теперь, видимо, и конфет, и может даже цветов, на дорогу домой, на то, чтобы принять душ и переодеться, уйдет столько же времени.
- А ты что пить будешь?
- Ну… не знаю. Давай «Мартини». Только оливки тогда купи, хорошо?
- Отлично.
- Ну, все, я пошла собираться. Пока.
- Пока-пока.

После разговора почувствовал, что связанные с Натальей переживания сильно притупились. Внешне стал подвижен и даже весел, хотя внутри оставался застывшим от утраты надежд. Так некоторые промерзающие насквозь речки, весной сохраняют лед под резвящейся на солнце оттаявшей водой. Дальнейший выбор покупок проходил в ожидании обещавшей лекарство встречи.
Альберт успел принять душ, надеть джинсы и начал готовить на стол, когда телефон известил о входящем вызове: Ира приехала на такси и ждала, чтобы он рассчитался. Быстро одевшись, Крестовский вышел на улицу, расплатился с таксистом, поцеловал вышедшую к нему девушку и повел ее по двору к своему подъезду. В этот момент показалось, что за ними наблюдают со всех скамеек и всех выходящих во двор окон. Он застеснялся и слегка отстранился от Ирины, как бы пропуская ее вперед, чтобы вдвоем не занимать весь тротуар. Кроме того, такая позиция позволила еще раз, трезвыми глазами оглядеть фигуру спутницы. Альберт увидел, что все в ее теле было, в общем, пропорционально. Слегка короткие полноватые ноги компенсировались тонкой талией, небольшая грудь восполнялась выпуклыми ягодицами. Да и лицо было вполне симпатичным. Все было неплохо. Не было какого-то блеска, женского шарма, изысканности, как у Волосниной или Кривошеевой. Но теперь адвокату думалось, что модели не его удел и, видимо, простая, понятная и доступная Ирка – то, на что стоит ориентироваться в жизни. К тому же, она была молода, и это подогревало желание.
Ира с порога стала вести себя по-хозяйски, в шутку выговаривая Алику за беспорядок, отодвинув его от кухонных дел по подготовке закуски и стола, все довольно быстро сделала сама, наслаждаясь тем, как за ее передвижениями с плохо скрываемой страстью наблюдает находящийся тут же молодой человек. Они выпивали и обедали. Альберт, почти ничего не приврав, в очень общих чертах рассказал о выигранном деле. Девушка, стараясь сделать это скрытно, напустив на себя равнодушный к вопросу вид, спросила про величину гонорара. Впрочем, вся предпринятая маскировка сыграла в обратную сторону, обнажив ее интерес и заставив Крестовского предполагать, что его оценивают на случай приобретения в качестве мужа. Догадка произвела неприятное впечатление, он отшутился.
Поняв, что так просто этот вопрос не прояснить, она не стала применять другие уловки, чтобы все-таки узнать примерную величину его доходов. Ира видела новые красивые часы, и, не понимая ничего в их подлинной ценности, подумала, что они могут стоить около 25 тыс. рублей. Ее впечатлил новый телефон, цену которого девушка знала точно, так как смотрела с девчонками этот аппарат в магазине. Пока этого было достаточно, чтобы понимать, что Альберт в качестве жениха весьма перспективен. Недостатки отделки и обстановки квартиры ей казались возникшими в результате простой мужской бытовой лени и выглядели наоборот как поле для реализации фантазий. Уже успела прикинуть, какие шторы надо повесить, как переустроить кухню и какого цвета кафель положить в ванной. Крестовский ей нравился, и она начинала считать его своим, будучи уверенной, что уж он-то в нее просто влюблен.
Молодой человек хотел близости, но девушка решила сразу ставить его на место и не позволила этого ни во время обеда, ни после него, предложив сначала съездить в кафе, а затем уже приехать и нормально лечь в постель. Крестовский не ожидая, что им с помощью такой простой вещи можно управлять, был слегка удручен возникшим поворотом, но смирился и они отправились в кафе раньше вечера. Там ей было весело, а он, нагружаемый алкоголем, постепенно терял интерес к происходящему, утрачивая и остроту сексуальных желаний. Затем Ирина стала проситься в ночной клуб. Они поехали, ей было еще лучше, а ему уже хотелось просто попасть домой, даже без нее. Альберт вспомнил рассказанные во время последней встречи наблюдения Царева и ухмыльнулся их психологической точности. Наконец, к 2-м часам ночи они добрались до квартиры. Завтра был рабочий день, и уже больше всего хотелось спать. Тем не менее, секс был ему предоставлен как ответный подарок за прекрасный вечер. Правда, потеряв от алкоголя остроту ощущений, он не получил от него ожидаемого эффекта, но удовлетворился самим фактом. Впечатления партнерши его вообще не интересовали, так как она, по его мнению, свою радость уже получила в кафе и клубе. Кажется, чего-то подобного мысленно придерживалась и девушка.

Утром было тяжело. Альберт едва разгадал сквозь сон мелодию телефонного будильника. Не хотелось даже открывать глаза, на веки дополнительной тяжестью опять навалилась головная боль. Ира спала, совершенно проигнорировав бодрящие звуки. Крестовский сполз с дивана, оглядел комнату, вспомнил детали вчерашнего дня и ночи, остро почувствовал, что ошибся, пригласив эту девушку и дав ей новую надежду. Он готов был не ехать на работу, сославшись на здоровье. Был уверен, что после вчерашней победы Карасев ему простит это с легкостью, но боялся, что она в этом случае останется и ему придется врать, изображая симпатии, тягостно ожидая ее отъезда, который может затянуться и до завтра. Альберт кое-как привел себя в порядок в ванной и стал будить Ирину.
- О-о-о, - девушка открыла глаз с уже готовым предложением, - Привет. Что надо вставать? А давай я никуда не поеду?
Молодой человек растерялся, эта идея была самым худшим вариантом, который самому ему в голову не приходил. Но соглашаться с такой перспективой он не собирался и начал изворачиваться на ходу:
- Нет, так не получится. Я потом уезжаю за город, - поняв, что этот аргумент выглядит слабо, оставляя в полной силе возможность выспаться и уйти когда вздумается, адвокат обострил обстоятельства дела. - А через час приедет мама.
- Мама? Ты что, с мамой живешь?
- Нет. Она приезжает убраться и… и постирать тут. Мы уже договорились, отменить ничего не могу. Да и не надо. Поехали, я вызываю такси. Какой у тебя адрес в общаге?

Завтрак проходил в напряжении. Ирина чувствовала, что опять что-то сорвалось в отношениях, думала, что парень остался недоволен ее гульбой в кафе и клубе, соглашалась внутри себя, что, видимо, перебрала с использованием его финансовых возможностей, но не считала возможным заводить разговор о причинах охлаждения. Крестовский просто пережидал время, чтобы избавиться от девушки, посадил ее в такси, сказал, что сам дойдет до дороги и остановит другую машину, чтобы ехать в офис, помахал на прощанье и устремился назад, к дивану и подушке, тяга к которым отражалась ломотой во всем теле, тяжестью и болью в голове. Конечно, надо было ехать на работу, но странно бесстрашное, почти безразличное отношение к тому, что на нее можно опоздать или даже вообще не прийти, заставило предпочесть сон, отложив на потом придумки по поводу несвоевременного появления… Он принял горизонтальное положение и мозг выключил сознание, как на ночь гасят прикроватный светильник.
Проснулся в разбитом состоянии. Во время тяжелого сна он вспотел и теперь помятая, прилипшая одежда, в которой лег, не захотев раздеться, дополняла ощущения внутреннего развала, физической слабости и тупой головной боли. Раздевшись, двинулся в ванную, встал под душ и, почувствовав облегчение, подумал, что ему ведь никто не звонил. Хотя рабочее время явно давно началось. Вернувшись в комнату, посмотрел на часы: 11-23. Заглянул в журнал вызовов телефона – пусто. Это показалось странным и в первую минуту испугало, но вернувшееся настроение безответственности, базировавшееся на выросшем ощущении невозможности наказания, заставило плюнуть на все переживания.

В самом деле, что мне могут сделать? Я такие бабки зарабатываю для этой конторы, выигрываю такие безнадежные дела, что Карасев должен меня в попу целовать, а не наказывать за прогулы! Пошли они! Ниночка эта тоже. Я как-то перегнул с воздействием, теперь ее тащит на любовь, как собачку к хозяину… Еще не известно, сколько мне заплатят за Волоснина. А то, может, поискать другое место работы? Теперь это будет сделать нетрудно. И должность можно получить на уровне зама. А то вообще уйти на самостоятельную практику. Создать свою фирму! Кстати, это идея. Надо бы ее обдумать. Но не теперь – сейчас самочувствие не важнец. Вроде бы и пил немного… Или нет. Скорее пил понемногу. Зато как-то Наталья ушла с передних планов мироощущения: ничего не загораживает, не очень мешает жить. Правда, чтобы ее туда отодвинуть, пришлось использовать Ирку… Но она же сама хотела… Да и я не думал, что это настолько не мой вариант. Не буду больше звонить. Надо номер стереть из памяти телефона, чтобы не было соблазна… А если сама позвонит? Не буду брать. Или сброшу вообще. Должна же быть у нее какая-то гордость… А сегодня какое число? О! 28-е. Через два дня 1 мая. Через три, если считать сегодняшний день… Без разницы. Там отдыхаем три дня. Чем заняться?.. Пить хочется. Вода какая-то невкусная. Фу-у-у. На вино даже смотреть тошно… Надо, все-таки, позвонить на работу. Чего это меня не ищут?

- Алле. Ниночка, добрый день. Это Альберт Крестовский.
- Здравствуйте! Могли бы и не представляться, я вас по голосу узнаю!
- Нин, я тут приболел немного. Сегодня, наверное, не приду на работу.
- Хорошо, я скажу Николаю Андреевичу. Но он будет только после обеда.
- Спасибо.
- Выздоравливайте!
- До свиданья.

Так вот почему его никто не искал! Шефа нет. И хорошо. Надо было хоть немного прибраться в доме. Простые, неторопливые, не требующие усилий мысли  действия по мытью посуды, сбору остатков еды и другого мусора, стиранию пыли, протирке полов отвлекли от тупой боли в голове, дали физическую нагрузку телу, заставив его немного устать, доставили эстетическое наслаждение созерцанием результатов своего труда, добавили душевных сил нахождением в очищенном пространстве собственного дома. После этого Крестовский еще попил воды, съел бутерброд и, устроившись на диване, уснул с приятным ощущением всесделанности.
Разбудил сигнал пришедшей эсэмэски. От мысли, что это Ира решила продолжить общение, разряд раздражения тряхнул внутреннее равновесие. Но это оказался отчет банка о пополнении счета. На него упали 834 тысячи рублей. Впрочем, Альберт не сильно обрадовался сумме, не зная условий договора между конторой и Натальей, он, тем не менее, ожидал несколько большего вознаграждения, превышающего 1 миллион рублей. На счете и был 1 миллион 179 тысяч 627 рублей, что также отрезвило сознание адвоката. Наслаждавшись все последние дни финансовой состоятельностью, он не заметил как сумма предыдущего гонорара растаяла почти вполовину. Казалось, что такие большие деньги не могли быть потрачены так быстро. Однако беглый обзор крупных сумм, оставленных в магазинах и ресторанах, заставил отбросить подозрения в возможном обмане или обсчете. Свободная жизнь требовала большого количества свободных средств. Вдруг стало жалко потраченных денег. Вернее, не самих денег, а упущенных вместе с их тратой возможностей.

Можно было как-то с гораздо большей пользой тратить такие большие суммы. Мог бы купить подержанный иностранный автомобиль. Или сделать ремонт в доме… Поменять хотя бы мебель. Нет, мебель надо менять после ремонта. Какая разница! Факт в том, что деньги уходят как сквозь пальцы, оставляя вместо должной наступить уверенности в завтрашнем дне, беспокойство за то, что они вот-вот начнут кончаться. Родителям опять же ничего не купил. Пылесос один. А ведь мог бы подарить отцу ту же бэушную япошку! Какая было бы радость в доме. Папка бы постеснялся, а потом взял бы и ездил с гордостью: это мне сынок подарил, вот он какой – и состоялся, и зарабатывает, и родителей не забывает! А сынок вместо этого по дорогим магазинам, модным кафешкам, на такси, да по ночным клубам. Если бы родители знали, сколько я за ночь могу потратить, у них бы волосы дыбом встали на голове, ведь это месячная зарплата обычного человека… Но, с другой стороны, я же ничего не видел раньше. А теперь появилась возможность посмотреть, какая бывает жизнь за пределами социального минимума. И жить, не считая каждый день копейки в кошельке, очень приятно. Люди к тебе по-другому начинают относиться: уважают, улыбаются. И, в принципе, родителям-то главное, чтобы у их ребенка все было хорошо. Так что ничего страшного… А машину отцу куплю. Еще одно-два дела оформлю и куплю. Сейчас-то контракты вообще должны посыпаться… Шефа в офисе с утра нет… Наверное, готовит для меня очередную клиентку. Или уже выбирает, с кого больше можно взять. Мне-то одинаково. Я теперь могу хоть кого заставить принять самые невыгодные для него условия. Только встретиться надо и все… Правда, для меня условия получаются не самыми выгодными. Я вкалываю, получаю, судя по всему, небольшой процент, а Карасев бабки по карманам распихивает. Наверняка, он обманывает меня с гонораром. Я же не знаю цену сделки – это коммерческая тайна, значит, можно рассчитывать от любой суммы. Как-то неприятно это, когда тебя так нагло используют. Надо все-таки подумать над своим делом… А, с другой стороны, чего думать? Чего бояться? Клиентов не будет? Да, вначале сложно будет раскручиваться… Или… Дать рекламу у Царя в журнале… Там дорого, но Сашка же теперь как друг – сделает скидку. Точно! Надо только найти подходящее помещение, заплатить коллегам за оформление всех необходимых документов и регистрацию предприятия, и… вперед. Уже совсем другой человек. Уже на меня будут работать. Уже ни Карасев, а я сам буду себе бабки в карман складывать. И иметь все, что захочу… Секретаршу возьму красивую. Хотя, тогда захочется ее прижать, начнутся какие-то отношения… На работе не надо. И так могу антивирусом облучить, и все будет с любой девчонкой. С девушкой моего уровня. Который, между прочим, активно растет… Кстати! Почему это я раньше не догадался попробовать? Только надо дозировать, а то будет потом волочиться. Круто! Да, надо начинать свое дело. Сейчас эти деньги не тратить, еще один процесс выиграть и можно плюнуть на эту контору. Как хочется это сделать побыстрее! Они все надоели мне там. Столько лет гнобили, а теперь облизывают только потому, что я – «курица, несущая золотые яйца». Фигу вам! А можно вообще сделать по-умному. Сейчас Карасев мне клиентку подберет, я с ней начну работать и уволюсь. Ей-то все равно, с какой конторой договор заключать – лишь бы я дело вел. А я и возьму подешевле. Точно! Заламывать ценник пока не буду… Миллионов 5 поставлю. Или слишком мало? Надо, наверное, хотя бы 6, а лучше 7. Да, 7 хорошее число. Не слишком дорого? Короче, не надо делить шкуру неубитого животного. По месту сориентируюсь. В принципе, для начала можно будет даже и 2 и 3 миллиона взять – у меня и таких денег никогда не было. Неплохой ход. И нет в нем ничего нечестного! Я двумя делами уже все отработал для этой конторы и никому ничего не должен, ничем никому не обязан. С завтрашнего дня и начну подготовку к проведению операции по смене своего социального статуса. Вот это круто, здесь смысл, сюда деньги пойдут… А себе отказывать как-то резко не хочется… Да и не надо сильно отказывать! Машины пока покупать никому не буду, ремонт подождет, а в кафе или ресторане кушать вполне можно. И… можно даже кого-нибудь пригласить. Нет, девок не надо - хватило Ирки. Может, Вовку Якушева позвать? У него-то денег по кафе ходить нет, а я смогу его угостить, показать ему и себя нового и жизнь за пределами жестких материальных ограничений. Точно! Так и сделаю. Давно мы со старинным другом не виделись…
 
С Владимиром Якушевым Крестовский познакомился еще в первом классе. Они были однотипными, сразу оказались записаны одноклассниками в разряд безобидных, невыразительных тихонь. Зато вдвоем им было хорошо. Незначительно выделяясь в отдельных мелочах, пацаны жили общими интересами к фантастическому кино, к сборке конструкторов, затем – к чтению романтической литературы, к мечтам о большой юношеской любви, хотя девчонки в их сторону в школе совсем не смотрели, к рассуждениям о путях достижения успеха. Даже после перехода Алика на учебу в гимназию, Вова оставался единственным его настоящим другом, с которым они хоть и реже, но с радостью встречались, всегда находили интересные занятия и темы для разговоров. Общение стало еще более редким во время учебы – Якушев выбрал специальность экономиста-международника и поступил в академию, а Крестовский решил, что быть юристом перспективней и пошел учиться в местный универ. В первое время при встречах долго спорили, пытаясь доказать, кто круче выбрал профессию, затем к разговорам стало добавляться пиво и дискуссии проходили без особого подбора доказательной базы, оставляя раздражение, а потом у Вовки появилась постоянная девчонка, встречи стали не только редкостными, но и непродолжительными. После обретения дипломов, оказалось что в городе экономистов-международников значительно больше, чем компаний, имеющих интерес к международному партнерству, и Якушев не смог устроиться по специальности, долго сидел вообще без работы, а потом, с отчаяния, стал продавцом-консультантом в магазине бытовой техники. Не захотев делить возникшие трудности, прежняя девушка от него ушла. Впрочем,  скоро на работе Володя познакомился с Викой, встречается с ней до сих пор, и они даже собираются пожениться. Вопрос только в том, что доходы, долгое время даже слегка превышавшие заработки Крестовского, не давали Вовке возможности планировать свадьбу или хотя бы отдельную от родителей жизнь.
Но теперь Крестовский, по своей оценке, был совсем другим. Теперь сумма, которая находилась на счете Альберта, показалась бы Владимиру чем-то нереальным, находящимся в разряде мечтаний, а имена людей, с которыми работает адвокат, могут напоминать Якушеву о греческих богах, также недостижимых для него. Старинный друг должен был увидеть перемены во всем блеске - Альберт хотел насладиться впечатлением, добиться безоговорочного признания собственной победы в негласном соревновании за лидерство и жизненный успех.

- Привет, Вовыч!
- Здорово, Алыч!
- Ты толстеть что ли начал?! – Крестовский шутливо похлопал друга по слегка выпуклому животику. – А еще говоришь: жизнь не очень.
- Да я не жалуюсь - нормальная у меня жизнь. Сам-то как? Чего у тебя за праздник? Неужели дело выиграл? 
- Не просто дело! И не одно. Но на улице говорить не будем. Пойдем вон, в «Глянец» зайдем, там посидим.
- Да там дорого, наверное. Это же какое-то супермодное кафе.
- Не переживай - я плачу. Пойдем, а то уже есть охота. Дома же не готовлю -  вверил свое насыщение общепиту.
- Да как-то неудобно…
- Сам знаешь, как говорят: неудобно спать на потолке и то только потому, что одеяло слетает. Не переживай, меня не разоришь. Могу же я хоть раз в жизни сводить друга в хорошее кафе!? Пойдем, пойдем.
- Ты видно неплохое дело-то рубанул, – Якушев осмотрел товарища, только сейчас отметив его новую одежду и весь облик, в котором стали заметны зачатки респектабельности.
Правда, это открытие скорее подпортило ему настроение, чем принесло радость. Почувствовал нежелательную реакцию и Альберт. Однако оба сделали вид, что ничего не произошло.
Кафе и в самом деле было модным. Со стен смотрели большие портреты известных моделей. На столешницах, под слоем прозрачного лака, также были наклеены изображения каких-то красоток и красавцев в нижнем белье. В мягком кресле сиделось так расслабленно, что заводить серьезные разговоры не хотелось. К тому же, оказавшись с другом в дорогом интерьере заведения Крестовский, как укол иглы почувствовал его несоответствие обстановке. В самом деле, среди посетителей здесь находились молодые мужчины и девушки, взглянувшие на Альберта, как на своего, и выразившие взглядом недоумение по поводу пребывания его спутника. Недружелюбно посмотрели на Вовчика и официантки, профессионально оценивающие посетителей. Адвокат сканировал это по малейшим деталям, ему стало приятно за себя и совестно за Вовку. Нечто подобное ощутил и Якушев, которому было неуютно в этом месте, его начали раздражать присутствовавшие напыщенные люди, с которыми слился и Крестовский. Необходимый для приятного дружеского общения контакт был потерян, у друзей общим осталось только прошлое, говорить о котором Альберт не хотел.
Еще больше его раздражала скованность Владимира, явное сосредоточение на ценах меню, окончательно выдававшего материально ограниченного человека, не привыкшего к свободной жизни. Крестовский выложил на стол свой телефон, чтобы его было видно, протянув руку так, чтобы обнажить часы на запястье, забрал у друга меню, сделал заказ на свой вкус. Взял по кружке разливного пива, доставляемого, судя по рекламе, самолетами прямо из Германии, по стейку из мраморной говядины, карпаччо, морских гребешков. Зная, что Якушев уже смотрел цены, он старался произвести впечатление щедрого человека, с открытой душой угощающего старинного товарища. Но ответной открытости не чувствовал, не было никакой реакции ни на телефон, ни на часы, что вызывало легкий психоз, заставляя подозревать неблагодарность в поведении Владимира, на которого он готов потратить весьма хорошие деньги.
Разговор не складывался. Адвокат пытался рассказать о том, какие дела выиграл, поразить собеседника именами клиентов, даже суммами гонораров. Вовыч, понимания необходимость восхищения хотя бы из вежливости, намеренно не придавал значения приводимым фактам, наблюдая со снисходительным видом за попытками друга покрасоваться достижениями, будто слушал восторженный рассказ своей девушки, удачно купившей кофточку на распродаже. Пиво не принесло заметного облегчения. Впрочем, его воздействие размыло концентрацию Альберта на реакциях товарища, позволив перевести внимание на свои мысли и эмоции.
Раздосадованный Крестовский, желая как-то указать место продавцу бытовой техники, подумал, что надо объяснить ему как себя вести, чтобы казаться своим в подобных местах. А поскольку начать учить напрямую было некорректно, завел разговор об успехе вообще. Почувствовав наставнические нотки в его голосе, Якушев не только не избавился от внутреннего зажима, но и слегка ощетинился, проявляя агрессивность. Такое упрямство, показывавшее, что Вовка не хочет признавать своего более низкого социального положения по отношению к нему, злило Крестовского, заставляя выбирать все более напористые интонации.
- Ты понимаешь, для того, чтобы чего-то достичь, надо понять, чего хочешь, - убеждал адвокат. – Нельзя добиться всего и сразу. Нельзя сидеть на одном месте и быть довольным тем, что есть, если у тебя, по большому счету, ничего и нет. Движение дает ощущение жизни. И прежде всего – движение вверх, к выбранной цели. И еще надо иметь волю к построению жизни и энергию для ее устройства. Воля формирует путь к цели. Но без цели – нет воли. А без воли нет энергии. Вот тебе принцип движения, его суть.
Крестовский нравился сам себе. Однако, как ему казалось, до ума Якушева правильные слова не доходили, их смысл загораживала зависть. Оба стали уставать от диалога. К тому же, потребленная пища требовала от организма расслабления, которого не могло произойти, пока друзья находились вместе. Владимир засобирался. Он вспомнил, что ему надо встретиться с Викой. Альберт не просил еще посидеть и даже не пошел вместе с ним на выход, предпочтя остаться в кафе, среди таких же состоявшихся людей, как он сам. Провожая взглядом скромно одетого товарища, адвокат подумал, что уже вряд ли сможет с ним общаться, потому что, похоже, вырос из этого слоя рядовых обывателей…
 
Не успел коснуться двери в офис, как она отворилась и навстречу Крестовскому вышла старушка с проплаканными, выцветшими, будто застиранное белье, глазами. Провела взглядом по лицу молодого человека и, отойдя, привычным жестом приклеилась правой рукой к перилам, чтобы безопасно двигаться вниз по лестнице. Альберт, несший утром на работу собственную значимость впереди себя, как бы натолкнулся ей на этот сморщенный комок неизбывного горя. Он вдруг почувствовал какую-то неловкость за свою успешность и уверенность, в нем шевельнулись нервы неясного долга, природу которого он не мог понять. Впрочем, старушка уже благополучно миновала лестничный пролет, и стоять перед дверью дальше, пытаясь анализировать внезапные импульсы, не было никакого смысла.

- А что это была за пожилая женщина, которая прямо передо мной вышла из нашего офиса? – спросил Крестовский у Ниночки сразу после обмена приветствиями.
- А-а-а… к Вере Ивановне приходила клиентка.
- Эта бабулька прошла уже все известные адвокатские конторы в городе и никак не может называться моей клиенткой, – из двери ближайшего кабинета вышла заместитель директора Вера Ивановна Фельдман. – У нее черные риэлторы обманом отняли квартиру, но оформили документы весьма чисто с точки зрения закона. Чтобы попытаться исправить ситуацию, надо потратить очень много усилий и даже осуществить некоторые финансовые вложения в получение необходимых бумаг. Но и тогда шанс на успех дела будет мизерным. При этом денег у бабки нет вообще никаких. Вот и ходит она по всем подряд, включая органы власти и партийные приемные, пытаясь хоть кого-нибудь разжалобить. Сочувствующих много, а дураков нет - никто за дело не берется.   
Фельдман была женщиной 56 лет, ее считали крепким профессионалом, она всегда тщательно и внешне уверенно вела дела своих подопечных, но крупных и сильно сложных, заведомо бесперспективных дел ей выигрывать не удавалось.  Впрочем, замдиректора за них и не бралась, предпочитая иметь в клиентуре людей среднего класса, с понятными и решаемыми проблемами. В качестве заместителя она также занималась управлением вопросами среднего уровня, наподобие распределения между сотрудниками входящего клиентского потока, не относящегося к классу VIP, контроля за выполнением не самых важных поручений директора, рекомендаций по формированию нижнего адвокатского звена.
- А это наш молодой герой? – Вера Ивановна всегда ровно здоровалась с Альбертом, но заговорила с ним, пожалуй, впервые за все время его работы в конторе. – Наслышана. Поздравляю. У меня к вам есть дело, зайдите ко мне – поболтаем.
Крестовскому сейчас ни с кем не хотелось говорить. Особенно с ней. Несмотря на признание его заслуг и поздравление, в интонациях коллеги проскальзывали нотки снисхождения и превосходства, а ему невозможно было признавать чье-либо верховенство над собой. Держа в голове вчерашние мысли о открытии собственного дела, он уже чувствовал себя выше этих людей, и их навязчивость вызывала раздражение, которое усиливалось пониманием формальной необходимости послушания. 
- Спасибо. Но я сейчас занят. Давайте, зайду попозже, когда освобожусь?
- О… Ну, что ж, можно и попозже, - несмотря на извиняющийся тон, Фельдман расценила ответ молодого адвоката как оскорбление.
- Здравствуйте! – Ниночка, вставшая из-за стола еще во время прихода Альберта, теперь вышла из-за него навстречу вошедшему в приемную Карасеву, которого сопровождал видный молодой мужчина лет тридцати.
Альберт видел его в «Астероиде». Этот парень тогда здоровался с Царевым.   
- Николай Андреевич, доброе утро! Мне как раз надо с вами переговорить, - Вера Ивановна перегородила дорогу шефу, но он ловко обогнул ее, почти чудом избежав столкновения, как уходящий от силового приема хоккеист.
- Позже, позже, Вера Ивановна. Альберт, здравствуй! Мне сказали: ты приболел. Как ты себя чувствуешь сегодня?
- Нормально, - Крестовский, сразу вовлеченный в разговор, даже не заметил, что не поздоровался с шефом.
- Ну и отлично. Пойдемте ко мне, есть разговор.

Адвокат, директор и его спутник вошли в кабинет Карасева и закрыли за собой дверь.
- Знакомьтесь, - шеф остановился между молодыми людьми, - это Игорь, а это Альберт. Думаю, что вам отчества друг друга ни к чему. Алик, - Карасев повернулся к Крестовскому. - Это твой новый клиент, прошу отнестись к процессу со всей серьезностью. Наши внутренние дела обсудим потом, сейчас я вас оставлю в кабинете, Игорь пока изложит тебе суть дела. А мне надо отъехать, скоро вернусь. Располагайтесь, я скажу Ниночке, чтобы сделала вам кофе.
Николай Андреевич вышел из кабинета, оставив дверь открытой. Было слышно, как он объяснил секретарше, что уходит и оставляет в своем кабинете Крестовского с клиентом, дал распоряжение приготовить кофе, еще раз отмахнулся от жаждавшей личного общения Веры Ивановны и вышел из офиса. Тут же в проеме дверей появилась улыбающаяся Ниночка, спросила у клиента какой кофе он хотел бы выпить, и привычной интонацией, будто она делает и говорит это много раз в день, обратилась к адвокату:
- Вам, Альберт Сергеевич, как обычно?
- Ну… да. – Крестовский оказался озадачен, он не мог понять, что секретарь имеет в виду.
Но она, явно ожидая такой реакции, изящно добила:
- Черный кофе средней крепости с двумя кусочками сахара, правильно?
- Правильно, – молодой человек старался не показать изумления.
Нина прикрыла дверь кабинета.
- Дело у меня, в принципе, простое. Но проиграть его никак нельзя. Николай Андреевич сказал, что ты решишь вопрос с гарантией. Так?
Игорь, как и привык, чувствовал себя хозяином положения и старался сразу возглавить управление процессом. Однако такой напор совсем не понравился Альберту. Адвокат не желал терпеть давление еще и со стороны этого самовлюбленного, излишне уверенного в своей значимости мужчины. Впрочем, он являлся клиентом и Крестовский, пока оставался сотрудником конторы, был обязан его выслушать, чтобы начать действия по оформлению требований.
- Не знаю. Смотря, о чем идет речь, – Альберту хотелось скорее пролистнуть этот эпизод жизни вместе с находящимся напротив персонажем, как неинтересную страницу в целом захватывающей сюжетом книги.
- Ситуация простая. Ты, если на бракоразводах специализируешься, должен понять без лишних пояснений. Я женился. Девчонка была не очень красивая – так, от нечего делать, переспал с ней несколько раз. Она, конечно, влюбилась в меня, как кошка, а еще и залетела – не предохранялась, дура. Аборт делать не захотела, папка ее узнал и начал напрягать. А он мужик непростой, у него лесосека и лесопильный завод в Солнечном районе. Бабки, короче, есть. Сказал: не женюсь – пустит на стружку, женюсь – бизнес для нас сделает. Сам понимаешь, выбора не было. Короче, купил он нам колбасный завод. Я на нем и вкалываю до сих пор, как генеральный директор, хотя в собственности он находится у супруги. Как и дом, и квартира, и даже машина на нее записана. Надо теперь так развестись, чтобы это все, по максимуму, у меня осталось.
- А не боишься, что на стружку пойдешь после такого развода? – Крестовскому активно не нравился этот красующийся собою тип.
- Да нет, теперь у меня все схвачено. Пацаны, если что, прикроют. Это раньше Юрий Ильич казался суперкрутым и сверхавторитетным, а теперь я понимаю, что реально он ни при серьезных делах – просто мужик да и все. В общем, это не вопрос. Вопрос в том, что проиграть нельзя, а то я останусь без штанов совсем. Да еще люди могут предъяву кинуть: я кое-что задолжал.
- А ребенок?
- А что ребенок? Пусть он с ней остается. Хотя сын, конечно, но мне он всегда немного как чужой – нежеланный, понимаешь, навязанный. Или ты думаешь, что лучше его сразу забрать, чтобы потом легче было про собственность говорить? Ну, это тоже вариант. Только это, наверное, крайний случай.
- Нет, я ничего пока не предлагаю, просто узнаю обстоятельства. У тебя с женой фамилии одинаковые?
- Нет, она Макариной так и осталась. А я – Арзанбеков Игорь Султанович. Отец был казахом, мать – русская. От смеси вся красота и вышла! – клиент громко засмеялся, довольный и собой, и заготовленной для таких случаев как бы шуткой.
Этот хамоватый смех окончательно оттолкнул от него расположение адвоката.   
- Собственности много?
- Завод «Импульс», знаешь, наверное. Загородный дом в 750 квадратов, квартира в 320 квадратов в центре, две машины. Ну и там, по мелочи: гараж, немного земли под строительство…
- Надо подумать, – Крестовский прикинул, что даже если считать все перечисленное по самым высоким расценкам, учитывая незначительные мощности завода, продукцию которого он и в самом деле знал, общая сумма выйдет весьма скромной, в сравнении с объемами имущества Волосниной или Кривошеевой. Следовательно, небольшим выйдет и гонорар. – А как рассчитываться будешь?
- Эти вопросы Николай Андреевич сказал только с ним обсуждать, – глаза Игоря смеялись горячности молодого адвоката и его желанию показать себя более значимым, чем он есть на самом деле. – Дядя Коля Карасев – лучший друг моего отца. Еще есть вопросы?
- Нет, больше нет.
- Отлично! С чего начинать будем?
- Я не уверен, что смогу вам помочь, - облегчение, которое испытал Крестовский, произнося эти слова, можно было сравнить разве что с желанным сбросом долго несомой ноши.
- В смысле?! Как? Ты че? Дядь Коля же сказал… Ты против начальства что ли?
Замешательство клиента только добавило легкости и радости взлетавшему вверх настроению адвоката.
- С этим я как-нибудь сам разберусь.
- Не. Это не дело. Я перед тобой тут распинался, раскрыл карты. А вдруг ты возьмешь и сольешь Макарину информацию…
Игорь начинал закипать. Его обидчивый характер толкал к давлению на того, кто смел не повиноваться отведенной роли. Но Альберт не чувствовал себя подчиненным. К концу разговора, после произнесенного отказа, он стал ощущать даже превосходство над собеседником и возникший напор не испугал, а скорее позабавил его, заставив вспомнить, про антивирус, слегка напрячь волю, чтобы не тратить много сил, и послать мысленно короткий импульс в грудь клиента. Арзанбеков ожидаемо замолчал, будто получил удар под дых, опустил голову, в его глазах мелькнуло разочарование и безнадега.
- Ладно. Не получается. Тогда я пойду?
- А можешь и дождаться дядю Колю, – обсудите с ним дальнейшие действия. Уверен, что он найдет тебе отличного адвоката.
- Да? Можно? А где ждать?
- Мне это безразлично. Можешь хоть здесь остаться. Вы же почти родственники, - Крестовский двинулся к выходу, дернул за ручку двери и чуть не столкнулся с идущей навстречу с подносом секретаршей. – А… Кофе! – адвокат пропустил девушку. - Угостите клиента, Ниночка. Ему еще Николая Андреевича надо дождаться, - не дав женщине возможности хоть что-то понять, проследовал через приемную на лестницу, где весело начал перебирать ногами бежавшие снизу ступеньки.
Улица встретила открытым простором, городским шумом и ощущением свободы, распрямившим позвоночник. Крестовскому показалось, что он стал выше ростом. Адвокат уже знал, что делать, чувство сиюминутного обновления жизни опять поднимало дыхание в область груди, доставляя мозгу предполетные эмоции.

Заказчиком услуг быть приятно. Вежливость и предупредительность сотрудницы юридической фирмы, специализирующейся на регистрации предприятий, как бы давали понять, что к хозяевам бизнеса отношение всегда особенное, учитывающее их статус и самодостаточность. Крестовский чувствовал себя значимым. Он не успел продумать название своего ООО, но подсказанное женщиной имя фирмы из его инициалов было вполне подходящим. На всякий случай, если это название окажется уже занятым, решили добавить к нему слово «адвокат». Уже через 3 дня, почти сразу после праздников, он станет владельцем и генеральным директором ООО «КАС» или ООО «КАС-адвокат». Осознание этого доставляло настоящее удовольствие. Не желая мелочиться и самому отвлекаться на простую работу, Альберт заказал этой же фирме и подбор небольшого помещения недалеко от торгового центра «Кристалл» - район был узнаваем, находился рядом с домом, цена аренды площадей вдвое меньшей, в сравнении с центральной частью города. Он и фирму мог бы без проблем зарегистрировать самостоятельно, но заниматься этим не хотел, считая, что лучше сосредоточиться на подготовке рекламы, поиске сотрудников и первых клиентов. Как это делать, он также толком не знал, решив обдумать планы позже. Расплатившись, адвокат вышел на улицу уже более степенно, будто потяжелел не несколько килограмм. Ему не хотелось двигаться быстро, взгляд покровительственно скользил по людям, выискивая среди них своих – владельцев предприятий, которые одни сейчас казались достойными уважения.
Теперь надо было вернуться в место, где его знают и до сих пор считают подчиненным. Но радостным был тот факт, что идти туда Крестовский собирался, чтобы окончательно и официально покончить с положением наемного работника. Заявление было написано на портфеле прямо в такси. Как специально, в момент, когда начал писать, зазвонил телефон, на экране высветился номер шефа. Что-то трепыхнулось в груди, дыхание сбилось, возникло непонятное волнение. Альберт не знал, как реагировать. Он понимал, что Карасев узнал о случае с сыном его друга и сейчас, рассерженный, звонит, чтобы задать неприятные вопросы. Начальник еще не догадывался, что уже не в силах ни отругать, ни даже спросить о чем-либо своего сотрудника. И в то же время, Николай Андреевич был человеком, подчиняться которому за годы работы стало привычкой. В общем, у будущего владельца ООО не хватило духу ответить и начать объясняться по телефону. Он сначала отклонил вызов, а затем и вовсе выключил аппарат, чтобы избежать дальнейшего давления. По мере приближения к цели, волнение нарастало. Когда входил в контору, от эмоций хозяина жизни не осталось и следа. В приемную, не глядя в глаза Ниночке, вошел мальчишка, до легкой дрожи боящийся возможного серьезного разговора. Он обрадовался, что секретарша одна, быстро положил ей на стол заявление, пробурчал: «Передайте Николаю Андреевичу», - и неуклюже развернувшись, почти выбежал на лестницу.
По дороге домой ругал себя за допущенное малодушие, представлял, как надо было поступить, но при этом чувствовал облегчение от того, что основное уже сделано. Думал, что Карасев, прочитав заявление, уже снова звонит, поэтому не включал телефон. Был будто разделен на мелкие части противоречащих друг другу эмоций, что порождало рассеянность и нервозность. Успокоение стало приходить только после того, как закрыл дверь собственной квартиры. Здесь можно было ни в кого не играть, и волнение быстро отпускало, уступая место возникшим сомнениям и страхам.

А, может, поспешил? Ну, хорошо, сделают фирму, найдут помещение. А его же надо еще оснастить техникой, мебелью. Это снова траты. Да чего там техника! Людей надо искать, сотрудников. А им платить надо. Допустим, на первый месяц мне хватит, если взять одного помощника и офис-менеджера. Да, в принципе, в начале можно и вообще без народа обойтись. И тогда не нужно тратиться на компьютеры, на дополнительные столы и стулья. Да о чем я! Не в тратах же дело? Где взять клиентов? А если никто не придет? Если не будет заказов… Что тогда делать? Здесь у Карасева связи и знакомства – он вырос около всей этой элитной тусовки, в которой еще его отец был известным адвокатом. А у меня… Меня никто не знает, я для них пустое место! Ну и что, что смогу вытащить любое дело. Кто об этом будет догадываться? Нет, надо спокойней. Как-то я сильно разнервничался. Еще час назад все казалось наоборот безоблачным. Это просто от неприятностей с увольнением. Надо вспомнить, что я думал до них… Бабулька, горем пропитанная… Да при чем здесь эта бабка! Ничего я не думал! Тупо радовался свободе и себе - уже процветающему хозяину фирмы. Неужели поспешил? Нет, без паники. Ну, допустим, что не получится в первый месяц… Допустим, что вообще не получится. Я наверняка смогу куда-нибудь устроиться. Объясню честно, что хотел попробовать свое дело – не пошло, не вышел из меня руководитель. Но я не хочу уже снова подчиняться таким же людям только потому, что они раньше заняли командные места… Был же какой-то вариант. О! Да! Я хотел попросить Саню Царева. Точно! Вспомнил. Если разместить рекламу у него в журнале – попаду с предложением в самое нужное место. Даже если это встанет в приличную сумму, надо будет платить. Как там говорят: реклама – двигатель… чего? Да не важно. Главное, что есть средство привлечь богатую клиентуру. Кстати… про помощников… можно же попробовать в универе набрать практикантов. Классная мысль! Они все ищут практику и одному-двум адекватным юношам или девушкам я мог бы помочь. Лучше девушкам. Симпатичным. Нет, красивые будут отвлекать. Хотя, с другой стороны, некрасивых тоже брать не надо – они будут своим видом отпугивать клиентов… Клиентов-мужчин. Женщинам наоборот с красивыми будет некомфортно, особенно, если сами не очень, да еще в возрасте. Короче, на этом не надо сейчас заморачиваться: возьму толковых, а парней или девчонок - без разницы. Главное, что есть варианты. Надо позвонить Царю. Я телефон отключил… Уже без разницы. Теперь, кажется, можно поговорить и с шефом. С бывшим шефом. В самом деле – чего я занервничал? Ну, скажу ему, что решил открыть свое дело. Он, наверное, и поймет – у него же свое есть. И нечего там бояться каких-то реакций. Наоборот, надо будет позже зайти и спокойно пообщаться с Николаем Андреевичем. Он, в принципе, нормальный мужик, тащит свой бизнес, всех знает – с ним надо дружить, чтобы не вылететь из общения в профессиональной среде, которое тоже важно для дальнейшей раскрутки. Более того, мне надо самому позвонить ему и поговорить нормально… Вот, теперь все встало на свои места… Звоню Саше.

К удивлению Крестовского, включенный телефон не прислал ни одного сообщения о пропущенных вызовах. Карасев ему не звонил: или не видел заявления, или отреагировал не так, как предполагал его недавний подчиненный. И это было даже хорошо – выходило, что Альберт не прятался и теперь, в случае звонка, сможет спокойно говорить, как задумал. Как выражаются картежники: «все шло в масть». Телефон Царя также оказался включен, доступен и не занят.

- О, привет! А я только что сам собирался тебя набирать, – обрадовано-задорный голос Александра добавил уверенности, что все идет, как должно.
- Привет. А ты меня зачем хотел искать?
- Нет, сначала ты говори, зачем звонишь.
- У меня дело к тебе, Саш.
- Ну!
- Я это… Я тут как бы… В общем решил начать собственный бизнес, открыть адвокатскую компанию.
- Класс! Это круто! Конечно, человеку, за несколько дней одолевшему и Кривошеева и Волоснина сидеть за спиной старого хитрого карася не интересно. Поздравляю!
- Спасибо, - Альберт оценил осведомленность товарища, ему понравилась проявленная безоговорочная поддержка, открывавшая дорогу для обсуждения деловой части, но слова о необходимости начальной раскрутки компании не успели слететь с его уст.
- Слушай, так тебе же теперь нужна рекламная кампания! А ты, наверное, и звонил, чтобы о публикации в журнале договориться! Так?
- Гм… в общем, да.
- Ты вовремя. Я как раз задержал выпуск номера в этом месяце, чтобы отразить в нем открытие нового заведения.
- Так можно будет рассчитывать?
- Без проблем.
- А деньги там, прайс, макет.
- Деньги начнешь платить, когда раскутишься. А уже как тебя подать я придумаю. Короче, по этому поводу не парься. Я тебе хотел звонить, чтобы пригласить сегодня на открытие «Взяточной» - нового ресторана моего отца, сделанного по моему креативному проекту. Там заодно и обсудим вопросы твоего продвижения. Сегодня вечером, в девять ноль-ноль жду тебя у гостиницы «Центральная», на площади Ленина. В цокольном этаже гостиницы и пройдет мероприятие. Кстати, там будут многие сильные города сего, знакомство с которыми может стать бесценным ресурсом для начинающего бизнесмена. Придешь?
- Конечно! Спасибо, что позвал, мне…
- До встречи.

Дело ладилось. Становилось тягостно в бездействии. Надо было немедленно предпринять что-то еще. Конечно! Объявление о наборе на практику можно разместить на сайте своего универа. Со времени последнего посещения, произошедшего более года назад, дизайн сайта претерпел изменения, но интерфейс остался по-прежнему удобным. Произведя необходимые операции, он быстро вывесил на доске объявлений в разделе «работа» сообщение: «Молодая адвокатская компания примет для получения практики желающих стать профессионалами студентов старших курсов юридического факультета с возможностью оплаты за отдельные работы и перспективами последующего трудоустройства». К объявлению прилагался адрес его электронной почты и приписка, что на него необходимо было оправлять заявки с указанием фамилии, имени, отчества, курса, предпочтений адвокатской специализации, контактов. Крестовский остался доволен проведенной работой.
Не успел он выйти из интернета, как запел свою мелодию мобильный телефон. На мониторе высвечивалось слово «Мама». Ах, да! Завтра же суббота – 30-е, затем выходной 1-го мая и еще один выходной в понедельник в счет выпавшего на воскресенье праздника! И мама, как всегда, звонит, чтобы узнать, не приедет ли сын в свободные от работы дни. Впрочем, этот звонок был кстати. Молодой человек почувствовал, что необходимость поделиться с матерью последними событиями своей бурной жизни является важной деталью принятия новой ситуации.   
- Мама, привет.
- Алик, сынок, здравствуй! Как у тебя там дела?
- Нормально, мам. Выиграл еще одно дело. Теперь у вице-мэра Волоснина.
- Правда?! Ой, как хорошо! Отец-то будет тобой гордиться. Поздравляю, сынок! А ты не приедешь к нам в выходные? Заодно и расскажешь подробнее у  кого выиграл. Как ты сказал?..
- Вице-мэр, мам, - Альберт был привычно раздосадован, что в разговоре с матерью главный акцент сообщения не воспринимается – она каждый раз понимает что-то свое.
- А… Ну вот. Поздравляю. В конторе теперь, наверное, получше обстановка?
- Просто отличная – я там уже не работаю.
- Как?! Сынок, тебя, что уволили?
- Нет, мам, я сам ушел. Открываю собственное дело. 
- Как?! Как ушел? А как же ты жить будешь?
- Мама! Я же говорю: открываю собственную юридическую компанию.
- Ну… это конечно. А не поспешил, Алик?
- Мам, не начинай!
- Все, все, молчу. Бог нас не оставит. Все будет хорошо.
- Мама, кончай опять причитать! Радоваться надо, а она поминки чинит!
- Нет, нет, все хорошо. Я буду радоваться. Отцу только не знаю, как сказать…
- Все, мама, заканчиваю. Приеду в выходные – расскажу детали. Когда приеду – не знаю, позже позвоню. Пока, - Крестовский прекратил разговор, не дожидаясь ответных прощаний со стороны матери. Несмотря на раздражение ее реакцией, он был доволен: теперь пути назад не было даже теоретически, поворот сделан, всем о нем объявлено.

Гостиница «Центральная» находилась рядом с главной площадью города, в память советских времен продолжавшей носить имя «вождя мирового пролетариата». Но факт открытия в этом месте заведения под названием «Взяточная» будоражил эмоциональный фон потому, что через дорогу от него, непосредственно на самой площади, стояло большое здание областного правительства. Крестовский начал понимать это, усевшись на заднем сиденье такси, которое везло его для первого появления в среде местной элиты.
 
- О, хорошо, что догадался надеть пиджак! – Царев-младший встречал гостей одетым в смокинг, стоя у входа, рядом с охранником, облаченным в костюм того же покроя. - А то, знаешь, народ как-то пафосно отнесся к мероприятию.
За спиной товарища, стоявшего у двери, ведущей с улицы в подвальный этаж, Альберт увидел табличку, на золоченой поверхности которой был выдавлен текст: «Взяточная. Ресторанное учреждение. Режим работы с 10 до 2 часов». Была она очень неприметной, хотя и весьма солидной, по стилю напоминавшей надпись на кабинете какого-нибудь большого чиновника или руководителя крупного предприятия.
- Привет! – Крестовский протянул руку, которую пожал Александр. - Я, наверное, рановато? Еще без 15-ти. - Альберт поднес к глазам часы и заметил, что Александр смотрит на них тоже. - Думал, может, успеем насчет рекламы поговорить…
- С рекламой все будет в поряде, не парься! Тем более что сейчас не до того. Проходи, там скажешь, что у тебя 8-й столик. Давай. Кстати, Самсон уже на месте, скучно не будет.
Альберт встал на ведущие вниз широкие ступени, устланные зеленой ковровой дорожкой, которые быстро вывели его ко входу в ресторанный зал, где ждали учтивый мужчина и мило улыбающаяся молодая женщина, проводившая гостя к его месту. Она сделала это так ненавязчиво и стремительно, что Крестовский не успел даже по дороге разглядеть обстановку заведения, заметив только два стоящих у стены, сделанных под старину фонарных уличных столба, мягко освещавших окружающее пространство.
Столиком №8 оказался находящийся в левой стороне зала кабинет на пятерых человек. Он был на ступеньку выше основного пола, его оборудование представляло собой намек на совещательные интерьеры начальственных офисных комнат. Здесь стоял овальный стол, накрытый закусками и алкоголем. Во главе его, на месте расположения предполагаемого шефа стоял почти трон – мягкое зеленое кресло с резными деревянными ручками. Места для подчиненных были оборудованы креслами поменьше, не имевшими высокой спинки, но столь же солидными, выполненными из украшенного резьбой с позолотой дерева, обитыми зеленым велюром. Было довольно просторно, стены находились достаточно далеко от кресел, позволяя свободно проходить. За главным местом располагался небольшой диванчик, который не сразу бросался в глаза, особенно в условиях приглушенного освещения. Оттуда и поднялся навстречу Альберту Самсон. Они поздоровались и даже обнялись, как старые приятели.
- Грандиозно, да? – Самсон призвал адвоката оглядеть зал через широкую арку кабинета, открывавшую отличный вид на все помещение. Приподнятый пол увеличивал обзор, давая возможность видеть все происходящее в зале, на расположенной напротив небольшой сцене, у стойки бара, растянувшейся вдоль левой стены. 
- Да-а…
В ресторане находились около двух десятков круглых столов на четыре места, и примерно десять квадратных столиков, рассчитанных на двоих посетителей. Все они были снабженных такими же креслами, как места подчиненных в кабинете. Преобладающей цветовой гаммой было сочетание темного дерева и зеленого велюра. Сверху свисала массивная театральная люстра, вдоль стен стояли 8 уличных фонарей, зрительно, с помощью освещения, отсекавшие пространство зала от внутренней коробки здания, подчеркивавшие стилизацию под 19 век. По залу перемещались официанты в синих вицмундирах – форменной фрачной одежде российских чиновников той же эпохи, на которую намекал интерьер. Объем помещения заполнялся звуками фортепиано, за которым сидел пожилой музыкант с седыми, будто выбеленными волосами. На сцене, кроме того, находились и другие музыкальные инструменты. От подмостков в зал врезался небольшой подиум. За столиками начинали усаживаться другие гости.
- Это Сашин проект, - голос Самсона доносил нескрываемую гордость за друга.
Женщина подвела к широкому арочному входу в кабинет еще двух молодых людей, чем-то похожих друг на друга. Правда, один выделялся широкими плечами и светлыми волосами, а второй жилистостью, широкостностью и темным цветом волос. Но одинаково невысокий рост, что-то общее в подчеркнуто хозяйской манере держаться заставляло предполагать за ними какое-нибудь дальнее родство. Впрочем, если так внимательно приглядываться к осанке мужчин в зале, можно было предположить, что почти все они родственники. Тепло поздоровавшись с Самсоном, молодые люди по очереди протянули руки и Крестовскому, рассматривая его с любопытством, но без хамства. 
- Тимофей.
- Альберт.
- Руслан.
- Альберт.
- Вот есть же нормальные люди еще в этом городе, - шутливо произнес светловолосый Тимофей, указывая на Крестовского и на себя с Русланом. – Пришли в обычных пиджаках, без лишнего глянца. Не то, что некоторые снобы, – засмеялся и приобнял стоявшего в смокинге, белой рубашке, бабочке и джинсах Самсона.
Всем понравилась инициатива создания непринужденной атмосферы, все рассмеялись.
- А, нет! Вон, смотрите, владелец банка тоже вполне демократичный человек и не стал выряжаться, как артист на представление, - подхватил тему Руслан, указывая на хорошо известного в городе президента банка «Регион-финанс» Анатолия Белоброва.
- Смотри, он с дочкой, - с нотками удивления произнес Тимофей. – Кристинка приехала. Или она уже закончила МГУ?
- Нет, кажется, курсе на четвертом еще учится, - продолжал поддерживать темы друга Руслан. – Классная девочка! Вот на ком тебе надо жениться, Тима. Там, смотри, и мама какая: уже в возрасте, а выглядит еще очень себе ничего.
- Да, и в этой высохшей булочке когда-то был сочный изюм! – шутку Самсона оценили общим смешком и взглядами признания, брошенными на автора.
- А вот вам и артист для разнообразия массовки, - Руслан показал на шедшего к задним рядам столов актера местного музыкального театра.
- Народный артист Российской Федерации Георгий Живилевич собственной персоной! – продолжил Тимофей.
- Несет себя, как драгоценный сосуд, который боится разбить, - счел необходимым присоединиться к разговору Крестовский.
- Да он и не стесняется этого! Как они уверяют, хорошие актеры, – это пустая емкость, заполняемая текстами автора и идеями режиссера, – добавил Самсон.
 - Хотя… если задуматься… такая позиция унизительна для мужчины, - сдул налет веселья Руслан.
В бойком разговоре установилось минутное затишье, грозившее перерасти в ненужное напряжение. Ситуацию разрядило появление Царя.
- Ну что, огляделись?
- Да, Саня, это впечатляет, - первым отреагировал Тимофей. 
- Ну, вы еще не знаете меню и программу вечера! Кстати, уже познакомились? – Царев взял за плечо Крестовского и слегка выдвинул его вперед, как бы представляя собравшимся.
- Конечно, мы познакомились, - Руслан хлопнул Альберта по другому плечу.
- То есть вы в курсе, что это тот самый адвокат Алик Крестовский, который завалил на бракоразводном процессе Кривошеева и сломал в досудебном порядке Волоснина, отдавшего все имущество сбежавшей от него жене?
- Так ты и Волоснина?... – Самсон переварил информацию быстрее, чем ее оценили Руслан и Тимофей.
- Это круто, чувак! Давай  еще раз познакомимся: Тимофей Федчун, генеральный директор центра продажи тяжелых автомобилей и строительной спецтехники «Техконтинент». Я, к счастью, еще не женат, но, надеюсь, что в суде с тобой не повстречаюсь, – говоря это, продавец техники довольно крепко жал руку Алика.
- Да после таких случаев желание жениться вообще пропадает! - вмешался Руслан, перехвативший ладонь Крестовского. – Дай я тоже подержусь за эту счастливую руку. Руслан Самойлин – скромный предприниматель.
- Скромняга, который держит 20% рынка оптовой торговли продуктами питания в городе, - уточнил Царев и добавил для всех. - Кстати, Алик тоже открывает свою контору, так что скоро будет полноправным членом сообщества собственников.

Альберт чувствовал себя именинником. В эту секунду в мозгу мелькнули воспоминания о недавней встрече с другом детства Вовкой Якушевым, он успел подумать, что детство кончилось и его настоящие друзья теперь здесь, где легко и комфортно. Глуповатая улыбка растянула лицо, уголки рта все ближе тянулись к ушам, которых в этот миг достиг звук сигнала пришедшей эсэмэски.
- О, Алик, это, наверное, тебя девчонки ищут! Пятница, вечер, им надо найти кого-то, кто заплатит за вход в ночной клуб и купит коктейль. Так? – царь смеялся.
Крестовский сделал шаг в сторону, достал телефон, увидел, что послание пришло от Иры, открыл текст, прочитал: «Привет. Что делаешь?», - испытал раздражение навязчивостью ненужной девицы, оценил точность реплики Александра и улыбнулся: 
- Откуда ты знал?
Теперь дружно смеялись все.
- Этой технологии примитивного использования подвергаются все, кто имеет средства. Часто финалом такой вечеринки бывает динамо: выгулял прелестную даму – получи спасибо, поцелуй в щечку и езжай домой в одиночестве, - Тимофей смотрел на Альберта, как тренер на спортсмена-юниора.
- Все, тихо! Сейчас начнется. Давайте садиться, - прервал развитие темы Царев и дал знак стоявшему в ожидании сигнала недалеко от арки официанту, который тут же стал спрашивать у рассевшихся за столом друзей, что они будут пить, наполнять соответствующим содержимым их бокалы.
Еще собираясь ехать в ресторан, Крестовский, помня недавние головные боли от избыточного употребления крепких напитков, решил в этот вечер выпить только немного вина. К тому же, он теперь представлял собой целую юридическую компанию и считал, что не может позволить из-за опьянения пропустить возможность важного знакомства.

На сцену поднялся одетый в смокинг весьма зрелый мужчина плотного телосложения, с едва выдававшимся небольшим брюшком, накачанной шеей и деформированными травмами ушами, присущими людям, долгое время отдавшим занятиям борьбой. Это был Семен Степанович, царь-отец, хозяин заведения и нынешнего вечера. Увидев его, зал затих, приготовившись слушать.
- Я рад приветствовать дорогих гостей в моем скромном ресторане.
По залу прошли аплодисменты и пара шутливых реплик о дорогих гостях и скромном ресторане.
- Знаю, что всех немного смущает наше название. Спешу успокоить, а кого-нибудь и разочаровать (в зале раздались смешки). Наша «Взяточная» не предназначена для незаконного обмена денежными знаками и административными услугами. Это, скорее, музей коррупции, которая в структурах регионального правительства уже побеждена, в чем несомненная заслуга присутствующего на нашем празднике губернатора области Евгений Трофимовича Ильина, - старший Царев показал рукой на противоположную сторону зала, где, судя по всему, в таком же, как столик №8, или подобном кабинете, расположился хозяин с самыми близкими гостями. – Поприветствуем!
Собравшиеся встали и, развернувшись по направлению, указанному рукой оратора, весьма продолжительно и с чувством проаплодировали, после чего Семен Степанович продолжил:
- Теперь только здесь можно без последствий, вполне официально дать взятку, получить откат и выгодный контракт, попробовать на вкус мечту коррупционера и… еще целый список прекрасных блюд, за приготовление которых отвечают лучшие в нашем городе повара. За то, что они – лучшие, отвечаю уже я. (Зал просмеялся). Еще хочу сказать, что концепция заведения предложена моим сыном – Царевым-младшим. Он же курировал и подготовку программы сегодняшнего вечера. Надеюсь, вам здесь понравится, и вы станете нашими постоянными гостями. - Царев протянул руку, взял фужер с подноса у стоявшего рядом официанта, поднял его. - С открытием!

Зал зашумел, послышался звон ударяющихся друг о друга бокалов и стопок, Семен Степанович пригубил напиток и отправился к своему кабинету, по дороге успевая пожимать руки встававшим навстречу знакомым.
- Дамы и господа! – голос появившегося на сцене ведущего – артиста местной филармонии – звучал поставленно, объемно, но не мешая пробовать закуски. – Сегодня, помимо прекрасных блюд, вам будет предложена обширная развлекательная программа, гвоздем которой станет… конкурс секретарей-референтов! Мы сможем воочию убедиться, что они не только красавицы, но и умницы. Представляю вам претенденток на офисную корону, - за его спиной появились четверо молодых женщин, одетых в вечерние платья. – Валентина Собчук - компания «Техник-ресурс», Илона Руднева – предприятие «ОблПромТорг», Анастасия Чадаева – производственная фирма «Импульс», Елизавета Короткевич – комбинат бытового обслуживания «Калейдоскоп».
Ресторан зашелся аплодисментами.
- Пока девушки готовятся к первому конкурсному испытанию, прокомментирую вам вкратце необычное меню нашего ресторана. Папки с перечнем и составом блюд лежат у вас на столах. Обратите внимание, что все блюда имеют тематические названия, а получить их можно за взятку. К примеру, «Госзакупка» - прекрасный набор из прелестного куска говядины и отменной форели, подаваемый со свежими овощами. «Госзакупка» сегодня будет предложена в качестве горячего, и вы сможете оценить ее вкус. Знающие люди говорят, что он также приятен, как настоящий крупный государственный контракт для поставщиков. Вместе с тем, рискну дать вам и небольшой совет на будущее. Когда придете сюда в следующий раз, осторожней относитесь к «Антикоррупционному комитету» - это весьма острое блюдо. Обратите внимание на «Коррупмированного барана» - он готовится из барашка, откормленного на лучших пастбищах Кавказа, мясо доставляется к нам самолетом. А вот для желающих усладить вкус нежнейшим десертом, наши повара предлагают «Откат». Он таит в себе чудный, притягательный вкус, расплатой за чрезмерное наслаждение которым могут стать лишние калории. Все как в жизни, не правда ли? И платой за обладание «Откатом», за контроль над «Антикоррупционным комитетом», за все блюда нашей кухни в ресторане является взятка, что вполне оправдывает его название.

Крестовский, успевший сделать глоток вина и вкусить вареного языка, как и многие в зале, открыл лежащее рядом меню и пробежался глазами по названиям блюд, не успевая читать их содержимое. Здесь были: «Несовершенное законодательство», «Превышение полномочий», «Вымогательство», «Административный ресурс», «Кумовство», «Декларация о доходах», «Рыбное лобби» - около 40 подобных названий, напротив которых стоял размер взятки.
- Саня, это ты все придумал? – отложил меню Тимофей.
- Ну… кое-какие названия явились плодом коллективного разума. Но, в основном, и здесь все придумал я.
- Круто! – Руслан говорил искренне. – Можешь считать, что один постоянный посетитель в ресторане уже есть. Давайте выпьем за царя-сына!
- Да, Саша, сложно даже представить, как ты мог вообразить такое, - Крестовский поднял бокал и потянулся вместе со всеми к фужеру Царева.
Промолчал только Самсон. Бросив на него взгляд, Альберт понял, что для него нет никакого открытия ни в меню, ни в концепции заведения, ни в подробностях сценария вечеринки. При этом сам молодой человек сиял так, будто комплементы говорили ему.

Между тем, ведущий объявил первое состязание. Секретаршам было предложено на время разложить стопки документов своих компаний на входящие и исходящие. Перед сценой забегали два фотографа, зал шумел, все чаще звучали выкрики с поддержкой одной из конкурсанток, происходящее явно пришлось публике по вкусу. Быстрее всех стопку разложила Валентина Собчук, но оказалось, что в задании был подвох: в числе бумаг было одно чужое исходящее письмо. В желании сделать все быстрее, Валентина его не заметила. Только Илона Руднева и Елизавета Короткевич справились с заданием, но первой это сделала Илона. Ведущий раскрыл секрет, объявил победительницу, отправил девушек готовиться к следующим испытаниям, гостям предложил налечь на закуски и напитки, тем более что официанты стали разносить горячее. Паузу заполнил джаз, звучавший в современной обработке, в исполнении музыкантов филармонии. Люди стали выпивать, с аппетитом есть, свободней разговаривать между собой.

- Давайте еще выпьем! – Царев сделал знак стоявшему наготове официанту в то время как два других сотрудника в вицмундирах устанавливали на столе зазывно пахнущий «Госзаказ».
Альберт сделал знак рукой, чтобы ему больше не пополняли бокал, что не осталось незамеченным со стороны товарищей по застолью.
- А ты чего, Алик, не пьешь, что ли? - не совсем шутливо произнес Руслан. – Или просто с нами брезгуешь?
- Да нет… - принимая решение не пить в этот вечер, Крестовский предполагал возможность подобных вопросов и продумал вариант ответа, но тон, в котором чувствовалась претензия, привел его в замешательство. – Я просто накануне перебрал. Только-только полегчало…
- Так ты выпей нормально и совсем полегчает, - в интонациях Руслана произнес Тимофей, но тут же сгладил остроту. – А то как бы не оказалось, что ты тот самый хитрец, который обманывает даже лифт: вызывает его, а сам бежит по лестнице… на 15-й этаж.
Все засмеялись шутке, но Крестовский понял: новым знакомым не нравится быть в расслабленном состоянии, когда малопонятный чужой человек наблюдает за этим трезвым взглядом. Они пришли сюда веселиться и не хотели отвлекаться на лишний самоконтроль. В долю секунды в мозгу Альберта созрело понимание того, что дальнейшие оправдания плохим здоровьем или чем-то вроде этого не дадут желаемого эффекта и не снимут напряжение. И он, поборов разогреваемую гордыней агрессию, решил обратиться к сердцевине проблемы:
- Да вы не переживайте, я без диктофона! Не буду я ни за кем следить или чего-нибудь запоминать. Я также пришел расслабиться, порадоваться за Александра и то, что я при этом не буду пить, не означает, что моя голова останется трезвой.
Царев с Самсоном с интересом наблюдали, как точная фраза разрядила ситуацию. Тимофей и Руслан, не ожидая, что их прочитают раньше того, как они сами поймут причину своего недовольства, пришли в изумление, немедленно отразившееся на их лицах.
- Нет, слушай, это настоящий адвокат! – воскликнул Руслан. – Я бы хотел с тобой сотрудничать.
- Нда… Молодец, - поддержал друга Тимофей, и конфликт был исчерпан.
Но что-то неприятное осело внутри Крестовского. В этот момент у Альберта снова прозвучал сигнал оповещения о пришедшей эсэмэске. Он, пользуясь случаем для выхода из центра внимания, опустил глаза, достал телефон, прочитал во входящих новое сообщение от Иры: «Ну и козел!».
- А состав «Госзаказа» довольно неожиданный, - ввел новую тему Самсон. – Вроде бы обычно рыбу с мясом в одном блюде не смешивают, но здесь явно получилось и то и другое. Саша, а что, по твоему замыслу, здесь надо есть первым рыбу или мясо?
- Овощи, - засмеялся Царев. – А если серьезно… или почти серьезно… то это зависит от индивидуального выбора. Я, например, буду чередовать.
- О, я тоже буду мясо закусывать рыбой! - подхватил Тимофей. – Или рыбу мясом…
Всем опять стало весело.
- Слушайте, а видите вон того мужика, за столиком с девушкой, - Царев показал на мужчину средних лет, сидевшего напротив милой молодой женщины за столиком для двоих.
- Так это же Паша Барсуков по кличке «скунс». Мужику под 40, ни жены, ни детей, его носит от девки к девке, ни на ком остановиться не может, - выдал характеристику обьекта Руслан.
- Ну да, - продолжил Александр. – Я его постоянно вижу в разных кафешках и заметил одну интересную деталь. Вот смотрите, как он сейчас сидит перед девчонкой: грудью навалился на стол, чтобы быть ближе, внимательно слушает, ловит каждое ее слово, с пылом и интересом поддерживает разговор. Я такое за ним и раньше наблюдал, с другой. А потом видел его с ней же примерно месяца через два: он уже сидел прямо, иногда откидываясь назад, почти не слушал ее, все время пытался пояснять что-то, чего она, по его мнению, не понимает. Месяца через три картина была снова другой: она много говорила, он сидел, постоянно откинувшись в кресле назад, почти лежа, редко, односложно отвечал на прямые вопросы, делал вид, что слушает, а сам разглядывал женский состав официанток и посетительниц. И вот теперь он снова сидит, навалившись грудью на стол, снова слушает с интересом, но за столиком с ним уже другая женщина. Процесс вернулся к своему началу.
- Саша, ты всегда такие детали наблюдаешь! Может тебе уже книги начать писать? - выразил свое восхищение Самсон.
- Да, слушай, это же и про нас. Мы же такие же, только моложе. Но каждая отдельная девка надоедает по той же схеме, - констатировал Руслан.
- Ты хочешь сказать, что мы все «скунсы» и нас ждет та же участь? - шутке Тимофея смеялись с удовольствием и, наверное, тема была бы продолжена, но со сцены донесся голос ведущего, объявлявшего продолжение конкурса секретарш.

Новое задание было связано с доставкой кофе. Девушкам предлагалось как можно быстрее пронести кружку по подиуму к установленному в его конце столику из прозрачного стекла. При этом нельзя было ничего разлить – даже капля, попавшая на салфетку, отделявшую чашку от блюдечка, лишала конкурсантку всяких шансов на победу. Чтобы усложнить проход, на пути беспорядочно разбросали несколько папок с бумагами, через которые приходилось переступать. Зал начал шумно болеть уже на проходке первой участницы – Илоны Рудневой. Ее подбадривали, ей подсказывали, подхлопывали. Девушка очень старалась, шла быстро, но заметное волнение не давало работнице «ОблПромТорга» в полной мере  овладеть своим телом, она чуть не наступила на лежащую папку, слегка пошатнулась на каблуках, а после того, как поставила напиток на столик, ведущий вынул из-под чашки салфетку, показал всему залу, что она почернела и намокла от пролитого кофе. Анастасия Чадаева прошла по подиуму быстрее и уверенней, но также не смогла сохранить жидкость, не расплескав ее. Зал был в настоящем восторге. Люди переживали за конкурсанток, смеялись собственным шуткам и их волнениям, аплодировали, кричали. Замысел организаторов срабатывал в полной мере: пришедшие по одиночке гости отбрасывали скованность и становились единым организмом. Валя Собчук шла осторожно и довольно грациозно для девушки с полноватыми ногами, но зато не пролила ни капли. Решила не спешить и Лиза Короткевич, она также донесла кофе без потерь, но сделала это медленней, чем Валентина.
Парни за столиком №8 оказались втянуты в переживания состязаний, покрикивали, хлопали, делали прогнозы перед проходом следующей участницы, успевали глотать алкоголь и даже чем-то закусывать. Был поглощен зрелищем и придумавший его Александр.
После очередного состязания ведущий предложил гостям не беречь вырывавшуюся энергию, а потратить ее на танцы. Заиграла современная популярная музыка, молодая певица, подражая манере звездных исполнителей, старалась не остудить разогретую публику. Пространство вокруг подиума наполнилось энергично танцующими людьми.
В сложившейся атмосфере Крестовский чувствовал себя прекрасно. Он был расслаблен, несмотря на остававшийся осадок неприятного разговора с Русланом и Тимофеем, ему виделось вокруг только доброжелательное отношение. В голове мелькали мысли о том, что на самом деле в массе состоятельных людей гораздо меньше присущей бедноте зависти, агрессии и злобы. Все казались независимыми и прекрасными. Внутреннее спокойствие, благодушный настрой, участие в общем веселье, породило в мозгу ощущение легкого опьянения, что также нравилось адвокату.
Ведущий объявил новый конкурс. На сей раз участницам состязаний предлагалось показать свои танцевальные способности, продемонстрировав домашние заготовки на три разножанровых музыкальных композиции. А чтобы оценка представлений была максимально объективной и интерактивной, гостям предложили выражать свои симпатии пригласительными открытками, которые можно было опустить в одну из четырех прозрачных урн для голосования, на каждой из которых было наклеено имя конкурсантки. Музыканты заиграли стилизацию под русские народные мотивы и девушки, имевшие в качестве реквизита только расписные головные платки, поплыли каждая по придуманному рисунку, стараясь при этом привлечь на себя как можно большее внимание публики. Зал включился в игру, в нем уже образовались группы поддержки отдельных участниц, центром которых, были их работодатели. Вторым номером был танец на популярную песню о несчастной любви, в ходе которого секретарши своими движениями пытались проиллюстрировать сюжет и чувства песенной героини. На третье была клубная музыка и здесь девушки предъявили свою сексуальность. Получалось не у всех. На третьем танце по залу стали ходить представители групп поддержки, предлагавшие взятки за пригласительные гостей, которые стали торговаться, что создало дополнительный развлекательный сюжет. Больше всех открыток набрала Настя Чадаева.

За столиком №8 атмосфера была непринужденной. Сидевшие здесь молодые люди обменивались шуточными комментариями по поводу телодвижений и  телосложений участниц. После танцевального конкурса в зале ресторана началось движение. Гости вставали со своих мест, подходили к столикам своих знакомых и друзей, выпивали, заводили разговоры. Впрочем, все прекратилось сразу после объявления двух заключительных конкурсов, названных ведущим интеллектуальными. Вначале девушкам была предложена загадка: о чем говорит выражение: «Главное – не размер, а умение пользоваться». Все смутились. Даже зал, предполагая что-то пошловатое, как-то растерялся и не давал никаких подсказок. Ведущий предупредил, что ничего неприличного в загадке и ответе нет, чем окончательно поставил в тупик участниц и заинтриговал зрителей. Друзья царя-сына пытались вытрясти из него правильный ответ, но он только мотал головой и, усмехаясь, говорил, что сам его не знает. Из конкурсантов ответить смогла лишь  Елизавета, предположившая, что речь идет… о мозге. Ответ встретил смех и одобрение в зале, но ведущий сказал, что, хотя эта версия тоже интересна, в сценарии записано нечто другое. Немного подразнив публику, он, наконец, изрек, что когда говорят: главное не размер, а умение пользоваться, - имеют в виду… заработную плату. Залу шутка понравилась, но оттуда тут же понеслись возгласы, что Лиза также ответила правильно.
- Да и то, что все подумали, тоже верно! – к общему смеху отреагировал ведущий, намеревавшийся перейти к новому соревнованию.
Но Александр Царев позвонил кому-то, кто контролировал ход вечеринки за сценой, через секунду ведущий, только произнесший свою шутку, услышал в наушнике голос режиссера, к общему восторгу объявил, что соглашается с залом и признает победным ответ Елизаветы Короткевич, выигрыш которой до предела обостряет ситуации перед заключительным испытанием, поскольку теперь все участницы имеют по одному очку и все решится в следующем конкурсе, для которого были приготовлены четыре маленьких столика, со стоящими на них ноутбуками.
Ведущий рассказал, что это состязание связано с любимым занятием всех офисных сотрудников раскладывать пасьянсы, идущие в качестве штатных игр в операционных системах. В пасьянсе «Солитер» был выбран один расклад для всех компьютеров, на четырех больших мониторах, свисавших над сценой, высветились имена девушек и начальное положение карт. Пытавшийся еще что-то сказать после команды «старт» ведущий, уже не был услышан ни кем, так как его голос, даже усиленный специальной аппаратурой, потонул в шуме и криках публики, страсти которой сейчас позавидовали бы многие спортивные клубы. Девушкам подсказывали, пытались мешать неправильными советами чужим, подгоняли криками, свистом, топаньем. Над залом проносились возгласы: «О!», «Илона, не тормози!», «Настя давай!», «Да не эту карту!», «Бери девятку красную!», «Черную снимай, черную!». Лица конкурсанток были напряжены, они очень старались, зрителям было весело. Крик еще усилился, когда, означая окончание игры, карты секретаря комбината бытового обслуживания «Калейдоскоп» Елизаветы Короткевич выстроились в четыре стопки в правом углу экрана, а сама она встала из-за стола, давая понять, что выполнила задание. Раздался как бы общий вопль, в котором одновременно отчетливо слышались радость и разочарование. Впрочем, другие девушки продолжали перетаскивать карты из одной стопки в другую, освобождая необходимые для успешного сложения пасьянса масть и значение. Второй закончила задание представительница ООО «ОблПромТорг» Илона Руднева. Следом за ней «Солитер» сложился у сотрудницы компании «Техник-ресурс» Валентины Собчук. Чуть раньше этого на мониторе представлявшей фирму «Импульс» Анастасии Чадаевой высветилась надпись: «Увы, вы проиграли. Ни одну карту переложить больше нельзя».
Ведущий объявил победительницей первого городского конкурса секретарш Лизу Короткевич, сообщив, что организаторы нынешних состязаний предусмотрели за первое место денежный приз в размере 30 тысяч рублей. Второй стала Илона Руднева, получавшая 25 тысяч рублей, третьей – Валя Собчук, которой досталось 20 тысяч рублей, а замкнувшей финишный квартет Насте Чадаевой полагалось 15 тысяч рублей. Девушки получали конверты, благодарили публику за поддержку. При этом Настя не смогла скрыть переживаний, и на ее милом лице отразилось огорчение. После этого раздался голос из зала, мужчина средних лет поднялся на сцену, взял микрофон, одернул смокинг и объявил, что он – генеральный директор фирмы «Импульс» - объявляет о премировании своей сотрудницы Чадаевой за участие и хорошие результаты, показанные в конкурсе на 15 тысяч рублей, уравнивая ее по сумме гонорара с победительницей. Пока зал аплодировал, на сцене появился довольно грузный человек, на отвисшем животе которого смокинг едва сходился, назвался генеральным директором компании «Техник-ресурс» и объявил о премиальных для своей подчиненной Валечки в размере 10 тысяч рублей. За ним возник и работодатель Илоны, также уравнявший ее выигрыш с суммой победительницы.
Зал разнопричинно шумел: выплеснувшая эмоции публика начала уставать от соревновательного сюжета. Ведущий поблагодарил всех, объявил о начале разноса десертов, которые предлагалось каждому выбрать из меню, предложил насладиться музыкой. Заиграла мелодия медленного танца, мужчины стали приглашать дам, в зал спустились участницы прошедшего конкурса, которых подхватили под руки и повели к своим столам начальники.
- А я бы Лизавете тогда тоже прибавил гонорар на месте ее директора, - отозвался на ситуацию Тимофей.
- Я бы тоже, - поддержал Руслан, - но в «Калейдоскопе» генеральным, кажется, баба работает. Так, Саш?
- Точно. Но это для нас же и хорошо. Других-то девчонок у их хозяев сейчас не вырвешь, а Лизу можно и поощрить.
- О! Я готов ее поощрить даже несколько раз! – шутка Тимофея звучала пошловато даже в мужской компании, хотя думали все в том же направлении.
- А как ты собираешься это сделать? – пытался рассмотреть подробности намерения Царева Самсон.
- Для начала пригласим ее к нам за столик!
- Классная идея, Саня! – Руслан даже приподнялся на стуле, пытаясь высмотреть, где сейчас находится предмет обсуждения.
- Она вообще-то не похожа на доступную безделушку, - начал анализировать девушку Тимофей. - Скорей, это серьезная книга, чтобы стать хозяином, ее надо не только прочитать, но и понять.
- Да, это круто - быть дорогой и умной книгой. Но до чего же ей должно быть обидно годами ждать своего человека, наблюдая как зачитывают твоих несомненно более глупых и менее качественно изготовленных подруг из развлекательного сектора, как ежедневно треплют одноразовые глянцевые журналы… Ей тоже иногда хочется, чтобы ее просто подержали в крепких руках, - перенаправил рассуждения друга Александр. – На этом и сыграем.
- Царев, ты настоящий царь среди знатоков женского пола! – восхитился Тимофей.
Такая реакция подбодрила Александра, и он продолжил уже слегка менторским тоном:
- Раскусить орешек чаще всего бывает трудно не потому, что он твердый, а потому что зубы некрепкие. А у нас с зубами полный порядок! – Царь подмигнул Альберту и оглядел остальных. - Пока прогуляйтесь минут двадцать, а то девушка еще испугается идти в отдельный кабинет, где собрано столько похотливых самцов.

В зале Руслан и Тимофей, увидев кого-то в стороне, отделились, чтобы поздороваться, Альберт и Самсон остались вдвоем. Поскольку Крестовский никого не знал, Самсону пришлось вести его рядом с собой, представляя возникавшим по ходу продвижения знакомым в качестве владельца адвокатской конторы. Вероятно, благодаря присутствию адвоката, разговор, ограничиваясь дежурными фразами, ни с кем не затягивался надолго. В таком режиме Альберт не мог, как ни старался, запомнить имен представляемых ему людей, не удерживая их образы даже в зрительной памяти. Пока в потоке, словно камень в середине ручья, не образовалась лысая голова мужчины с подвижными глазами, представившегося Кириллом, директором спортклуба «Моисей». Услышав, что перед ним адвокат, директор спортклуба оживился, спросил, какие дела Крестовский ведет. А узнав от Самсона, что Альберт – тот самый, отобравший имущество у Кривошеева и Волоснина, на секунду впился резким взглядом прямо в зрачки молодого человека, будто считывая заложенную там информацию, и попросил оставить ему номер телефона. Имя и внешность этого мужчины будто лазером вписались в мозг Крестовского и остались в нем навсегда.
- Это кто? - спросил он Самсона, когда они отошли от Кирилла.
- А ты не знаешь? Да это же Моисеев… Про моисеевских слышал?
Конечно, адвокат слышал про моисеевских – криминальную группировку, занимавшуюся теперь вроде бы легальным бизнесом, имевшую интересы во многих сферах и влияние во многих властных структурах. Просто он сразу не смог догадаться, что директор спортклуба «Моисей» и есть руководитель известной группы.
- А-а-а… Так это…
- Ну!
Альберт вдруг ясно почувствовал, что это знакомство будет иметь для него большое значение. Ему стало немного не по себе, он не мог понять: появившаяся тошнота – результат резкой активизации интуиции или предощущение будущего.
Вернувшись к столу, Альберт и Самсон нашли в кабинете Александра и Елизавету, а также Руслана и Тимофея, ведущих веселую беседу, игриво, но почти неприкрыто разглядывавших девушку с выраженным желанием, особенно заметным со стороны. При этом было видно, что победительница конкурса секретарей, поддерживая шутливый тон, ведет себя весьма сдержанно, не давая поводов для завязывания отношений с кем-либо. Даже на Царева она смотрела как на местную знаменитость, с которой за честь общаться и только. Все пытались заполучить ее симпатии, но никому это не удавалось. Между молодыми людьми начало разгораться соперничество.
Азарт задел и Крестовского. Вообще-то Лиза не привлекала его, хотя и была красива. Деловая брюнетка с тонкими, правильными чертами красивого лица, с выточенной в фитнесс-залах, наполненной проступавшей упругостью мышц фигурой, не рождала в нем токов желаний, как это происходило с обладавшей природной женственностью и изяществом Волосниной. Не возникало даже стремлений к простой человеческой теплоте, как это было с Ириной. Но ему, до защемления позвонков, захотелось обставить своих сегодняшних товарищей. Показать им свое превосходство хотя бы в этом, поскольку по статусу и уровню обеспеченности соревноваться с ними было невозможно. Остававшееся до сих пор неосознанным чувство униженного положения пробилось наружу, возродилась обида за принуждение к выпивке, самолюбие требовало компенсации. Теперь появился шанс отомстить… за все.   

- Алик, очнись, это – Лиза! – донесся до адвоката голос Самсона, который при этом легко подтолкнул его в плечо.
Крестовский понял, что больше минуты, пока внутри переваривались информационные данные об обстановке и шел анализ ощущений, он стоял перед секретаршей из «Калейдоскопа», как замороженный, туманным задумчивым  взглядом окутывая ее лицо. Ему представляли новую знакомую, а он ничего не  слышал. Теперь звук вернулся. Все уже смеялись в голос, в том числе и она. Все восприняли психологический столбняк молодого человека, как его поражение красотой девушки. Мужчины радовались так открыто проявившейся слабости товарища, а Елизавета едва сдерживала чувство довольства произведенным эффектом.
- А!.. Да!.. Алик… Альберт, то есть.
Крестовский не мог подобрать слова не только от растерянности. Его внимание было сосредоточено на другом: коснуться девушки. На кончике его пальца уже находилась выдавленная волей капля чудной энергии. Как и задумывал еще дома, на сей раз он намеревался попробовать самую малую дозу, чтобы избежать побочных явлений ненужной чужой привязанности. К усилению общего смеха и умилению Лизы Короткевич, ладонь молодого человека неуклюже, запинающимся движением, потянулась для рукопожатия. Она подала свою, как для поцелуя, но адвокат этого не понял, конвульсивно схватил, передал маленький сгусток и одернул руку, будто сделал что-то неприличное.
- Алик у нас немного ботаник! - разжигал общее веселье Царев.
Потом он, как будто что-то вспомнив, резко остановился и добавил:
- При этом данный молодой адвокат выиграл бракоразводные процессы у Волоснина и Кривошеева.
- Да?! – было видно, что девушке знакомы названные фамилии. – Поздравляю! – она снова протянула свою ладонь, которую Крестовский на сей раз спокойно и мягко пожал.
Казалось, малая доза не произвела на офис-менеджера никакого эффекта. После того, как Крестовского усадили на новое место на краю стола, - на его прежнем стуле рядом с троном царя теперь находилась Лиза, - она как будто вовсе забыла про присутствие Альберта и всю сцену их знакомства, стала особенно внимательно слушать Александра и смотрела почти исключительно на него.
Почувствовав интерес, Царев начал говорить не переставая, на разные темы, соединившиеся в один полушуточный монолог о явлениях жизни, с запоминавшимися интонационно выделенными остротами. В разговоре мелькало:
- В своих глазах он выглядел заслуженным человеком и неоднократно представлял себя награжденным высокими правительственными наградами… Жизнь ослепила ее блеском придорожных кафе и фарами проезжающих мимо автомобилей… Отношение к поколению next со стороны предшествующих выражается в присказке моего папы, перефразирующего известную поговорку: «Если б молодость знала... Да если б хотя бы могла!»
От нескончаемого потока острот, понимание которых требует к тому же работы ума, все скоро начали уставать, теряя интерес и к самому рассказчику, однако Царев еще не замечал этого.
Крестовский хотел попробовать «Откат», но чувствовал такую сытость, что не мог заставить себя взять кусочек даже из чистого любопытства. Отравлял аппетит и срыв плана захвата Елизаветы. Альберт уже начинал подумывать о новой попытке с усиленной дозой излучения. В этот момент со сцены ресторана растеклась по залу мелодия душевной песни, исполнявшейся на английском языке. Все оживились, Руслан попросил у девушки танец, его стал перебивать Тимофей, Александр заявил, будто Лиза уже обещала ему… Она же, польщенно смутившись, попросила у претендентов возможности самой пригласить партнера и… обратилась к Альберту:
- Вы не откажетесь?
- Я?!

- Вам нравится ваша работа? – не имея настоящего интереса, пытался демонстрировать участие Альберт, обхвативший за гибкую талию ту, о которой мечтала добрая половина мужчин в этом зале.
- Ты думаешь – работа секретарем предел моих мечтаний? – она сказал «ты» так естественно и открыто, будто оказала особое доверие. – У меня высшее образование, я экономист и не собираюсь всю жизнь носить кофе хозяйке. Просто после универа без опыта по специальности никуда не берут, вот я и устроилась. А в «Калейдоскоп» пошла потому, что там директор – женщина и она мне под юбку лезть не пытается. А ты… в компании работаешь или на себя?
- Ну… Уже на себя, - Альберту о своих делах говорить не хотелось.
- Тебе не скучно здесь? Какой-то ты не очень веселый. Особенно в сравнении с твоими друзьями.
- Да так… - Крестовский совершенно не знал, что делать и говорить дальше, как вести девушку к заветной фразе «поехали ко мне». Это легко мог бы подсказать алкоголь, но сегодня он был трезв.
- Давай сбежим? – молодой человек даже вздрогнул от неожиданности – это говорила девушка.
- Давай.
- Только надо это сделать незаметно. Я сейчас скажу твоим друзьям, что пойду за вещами, оставленными в раздевалке, где мы переодевались с девчонками, и уже не вернусь к ним. А ты как-нибудь выходи через 15 минут на улицу. Там уже придумаем, куда двигать дальше.
После танца Лиза ушла, как и задумала. Альберт был осыпан шутливыми возгласами, типа «Ты как это сделал?», «Вы видели тихоню?», «Ну ты, брат, страшный человек!», «Он не только в судах мужиков разводит, но и на вечеринках друзей оставляет без сладкого!». Впрочем, ему было не до наслаждения победой, надо было как-то уйти, чтобы никто не понял с кем. А с другой стороны, желалось, чтобы сегодняшние товарищи предположили возникновение быстрых и близких отношений с неприступной для них секретаршей.
- Я наоборот сдаюсь. Оставляю даму вам на растерзанье и еду домой. Чего-то устал немного – не пью ведь. А завтра надо еще делами заняться. Хочу выспаться.

В свете ночных фонарей силуэт девушки был заметен в стороне от парковки, забитой дорогими автомобилями и такси.
- Куда поедем? – Крестовскому на самом деле никуда не хотелось.
Сказанное парням в ресторане было правдой: его сейчас тянуло домой, чтобы побыть там одному, спокойно выспаться и завтра заняться какими-нибудь важными делами, в виде похода по магазинам офисной мебели, поездки к родителям, просмотра претендентов на трудоустройство. Но затеянная межполовая игра продолжалась, взятая роль покорителя женских сердец диктовала другие поступки. К продолжению представления подталкивал и охотничий азарт, подсказывавший из глубин самолюбия, что такого трофея у него еще никогда не было, справедливо утверждавший, что девушка прекрасна, несмотря на отсутствие эмоциональной тяги к ней. Разум видел все ее преимущества и прелести, расчетливая похоть начала заполнять низ живота, нашептывая сознанию, что без чувств может даже лучше получиться – дольше и технологичней.
- Ну, не знаю. Ты ведь мужчина, ты и предлагай. Сам-то чего хочешь?
И тут у Альберта сорвалось:
- Если честно, я хочу домой.
Лиза подняла глаза, она не поняла, что в речи мужчины нет подтекста, растолковав ее по своему, пристально посмотрела в лицо адвокату и произнесла:
- К тебе?
Альберт услышал, что его фразу поняли совсем иначе. Одна его часть при этом испытала разочарование, а другая возликовала. Объяснять, что он не это имел в виду, было глупо.
- Можно и ко мне.
- Поехали.

Проснулся, когда она вызывала по телефону такси. За окном было еще темно. Лиза сидела на кухне, где включила свет и ждала звонка диспетчера. Альберт протянул руку к часам, разглядел на них почти четверть пятого и решил не вставать, чтобы не устраивать провожаний. Говорить было не о чем. Да, у них все было. Как и подсказывал инстинкт, без эмоций все происходило продолжительно и разнообразно, как в порнофильмах. Они оба добросовестно отработали в постели и не имели друг к другу никаких претензий, но не получили наслаждения. Молодого человека еще грела растущая самооценка – он доказал себе, что может делать так долго и сильно, как хочет.
Мелодия ее телефона была оборвана при первых звуках, выходя из кухни, Лиза, уверенная, что Альберт спит, брезгливо оглянулась на обстановку. Она не могла понять, как оказалась в этом месте, с этим типом, почему ей так хотелось его и почему теперь она испытывает только сожаление. Крестовский почувствовал ее настроение, ему было оскорбительно такое отношение и полученное унижение избавило от чувства вины. Она вышла, оставив на кухне включенный свет, прикрыв дверь так тихо, что замок не сработал до щелчка. Альберт подождал, пока на лестнице стихнут шаги, встал и пошел закрывать дверь.

Глава шестая.
Формула креста

Проснулся довольно поздно. Наступившие выходные теперь казались совсем нежеланными. Хотелось скорее заняться делами собственной компании, но в субботу 30 апреля, в воскресенье 1 мая, а также в понедельник 2 мая, ставший нерабочим в счет выпавшего на выходной день праздника Первомая, ничего предпринять было нельзя. Он планировал присмотреть сегодня офисную мебель, но теперь понял, что делать это не зная помещения, в котором она разместится, бессмысленно. Можно было поехать к родителям, но эта идея привлекательной не казалась: придется объяснять, что происходит, успокаивать их страхи. Однако сидеть дома также не хотелось, он решил выбраться в город, пройтись по центру, заглянуть в магазины, посидеть в кафе.
Звонок телефона застал в коридоре, когда уже начал обуваться. Адвокат предположил лучшее для себя, понадеявшись, что это звонит кто-то из вчерашних новых знакомых, желающих стать его клиентами. Впрочем, память тут же поправила, что номер телефона у него вчера попросили лишь однажды… Но ведь все знают, с кем он был и, кому надо, мог достать его координаты у Царева или Самсона. С тем и ответил:
- Алле.
- Здравствуйте! Извините, пожалуйста, я звоню адвокату Альберту Сергеевичу Крестовскому. Правильно попал? – приятный голос мужчины средних лет подтверждал удачу.
- Да! – предательские нотки щенячьей радости заставили голос уйти в неестественно высокие частоты, пришлось сделать небольшую паузу и набрать вместе с воздухом солидности. - Да, правильно, это я.
- Очень хорошо! Вас беспокоит помощник Олега Викторовича Кривошеева, - голос дал возможность собеседнику понять о ком идет речь. – Олег Викторович хотел бы с вами сегодня встретиться.
- Как?.. То есть, зачем?!.
- Да вы не переживайте, ничего страшного, никаких претензий. Наоборот, насколько я понял, Олег Викторович заинтересовался вашей работой и, возможно, хочет познакомиться с вами поближе, чтобы потом предложить сотрудничество, если сочтет это возможным.
- Ну… если так.
- Отлично! Вы сейчас свободны?
- Прямо сейчас?
- Я понимаю, что это может нарушить ваши планы, но прошу вас понять и меня. Олег Викторович сказал, что хотел бы переговорить сегодня до обеда. А у нас не принято поправлять его распоряжения ссылками даже на объективные обстоятельства. Конечно, если вы откажетесь, я ему передам, и ничего не произойдет. Но, боюсь, что вы можете потерять неплохой шанс, ведь второго приглашения уже не будет.
- Да я, в принципе, свободен.
- Хорошо. Выходите из дома, у подъезда вас ждет автомобиль.
Телефонная связь прекратилась. Альберт застыл в недоумении: откуда они знают, где он живет? Потом понял, что людям Кривошеева достать адрес какого-то Крестовского не составляет никакого труда, обулся и двинулся к выходу.
На улице его встретил тот самый охранник, который сопровождал Кривошеева в суде. На лице этой машины физической защиты было трудно разглядеть эмоции, поэтому адвокат так и не понял, вежливо его встретили или нет, сказав ровным тоном:
- Здравствуйте.

Крестовского привезли в загородную усадьбу Кривошеева. Это, в самом деле, было поместье одного из живших в 19 веке в ближнем пригороде дворян, вопреки всем правилам не попавшее в список охраняемых государством памятников архитектуры, а перешедшее в собственность влиятельного бизнесмена. Не будучи обременен обязательствами по сохранению архитектурных стилей и строений, Олег Викторович, тем не менее, не стал подвергать усадьбу большой переделке. В фасаде барского дома, вместо рассыпавшихся кирпичных, появились мраморные колонны. Из этого же материала были сделаны новые лестницы и перила. На обширной территории имения разбили современный парк с зонами еловых и лиственных деревьев, местами японской и европейской тематики, фонтанами и тремя прудами. Хозяин ждал гостя на крытой террасе перед ближним от дома прудом.
За время молчания в автомобиле, Альберт многое успел продумать о предстоящей встрече, перебирая в голове опасности и преимущества, которые сулит ему работа с этим сложным человеком. Он понимал, что в его окружении не принято рассуждать над распоряжениями, находящиеся рядом люди жертвуют частью своего личного суверенитета, чтобы получить, видимо, очень неплохое вознаграждение. Кроме того, не стоило сбрасывать со счетов, что Кривошеев решил просто отомстить адвокату жены. Хотя для этого было не нужно везти его к себе домой. На всякий случай, Крестовский приготовился к резкому разговору и подошел к террасе напряженный, как струна, отчего голос зазвучал слишком громко и звонко.
- Добрый день!
- Привет, привет.
Кривошеев являл сейчас противоположность самому себе, а точнее - сторонним представлениям о его характере и манере поведения, базировавшимся на выходках бизнесмена, на присущей ему уверенности, резкости в поступках и выражениях. В данный момент адвокат ничего этого не видел. Напротив, перед ним сидел спокойный, мирно настроенный человек с философски-усталым взглядом, отдаленно напомнившим глаза перед началом судебного процесса. Однако за почти теплыми словами Кривошеева чувствовалось второе дно.
- Садись. Тут тебе кофе налили. Может, надо было чаю? – хозяин мгновенно осмотрел гостя сверху до низу, слегка задержав внимание на часах. 
- Нет, спасибо, кофе – в самый раз.
Крестовский понял: Кривошеев знает про подарок. И не стал реагировать на эту информацию. Вместо возможного страха, Альберт явственно почувствовал внутреннее состояние собеседника. И тогда в суде, и сейчас его что-то мучит, о чем он не хочет сказать или не может в силу того, что не понимает причины своих переживаний. То есть, ему плохо, но он не знает отчего.   
После того, как адвокат сел в плетеное кресло, поставленное, как и кресло хозяина, под углом в 45 градусов в направлении между собеседником и прудом, Кривошеев некоторое время помолчал, глядя на недвижную поверхность воды, а затем завел отвлеченный разговор, как будто не решаясь говорить напрямую…
- Ты в покер играешь?
- В покер? Нет.
- Гм… Ну а «Косынку» в компьютере раскладывал?
- Это да, конечно.
- Вот ты раскладываешь пасьянс: удачный или неудачный финал от чего зависит?
- Не знаю, возможно, от случая.
- Но ведь ты можешь просто не видеть тех вариантов, которые представляются тебе в игре, просто не просчитать их. Получается, что исход дела зависит от твоей возможности увидеть и использовать наибольшее количество правильных ходов. И это бесспорно, так ведь?
- Наверное.
- А с другой стороны, важнее твоего умения играть оказывается невозможность понять: правильный ход делаешь или нет? Беда в том, что, беря карту, не знаешь, как это отражается на скрытом от тебя раскладе колоды. Ведь взяв, к примеру, какую-нибудь мало что тебе дающую пятерку, ты поменяешь расклад в закрытой стопке и можешь в будущем закрыть себе возможность достать туза. Или, наоборот, хватая с радостью вышедшего в игру туза, ты, возможно, лишаешь себя возможности победы во всей партии. А не заметив подходящую карту и не использовав ее, можешь открыть себе доступ к победе, которой не будет, если ты будешь предельно внимателен… При этом решение принимаешь сам… Хотя, получается, что при этом никогда не знаешь, к чему твое решение приведет. В итоге всю жизнь играешь вслепую. Построил свой бизнес… А, может, при этом теряешь возможность стать большим ученым… или президентом… или уникальным слесарем и еще кем-то полезным. Поможешь нищему, дашь ему денег -  вроде правильно поступил. Но он возьмет их, напьется и умрет от перепоя - получается, ты его и грохнул, а это уже совсем неправильно… Тебе, вроде бы, что-то… или кто-то… очень мешает, сжигает нервы. Прилагаешь усилия, чтобы избавиться от проблемы. А когда достигаешь результата… 

В красноречивых паузах Альберт отчетливо чувствовал все оттенки состояния Кривошеева - одинокого, уставшего от того, что его все боятся, ищущего ответы на измучившие его душу сложнейшие вопросы. Крестовский понял: бизнесмену сейчас нужен человек, который не будет только поддакивать. Он и позвал его потому, что на суде адвокат не испугался и сказал правду, с которой согласился сам бизнесмен. Пропустив все это через себя, молодой человек захотел говорить. Словно родничок до того не присутствовавших в его голове мыслей забил где-то в задней части мозга и легко просачиваясь по извилинам, выходил готовыми предложениями в затихшее пространство парка. Как будто кто-то через него стал рассказывать что-то очень важное Кривошееву.

- Извините, пожалуйста, но, мне кажется, вы сейчас рассуждаете исключительно как материалист, не допускающий никаких явлений нравственного или духовного характера. Между тем, такая сторона жизни тоже существует. Этого нельзя отрицать. Следовательно, причины различных событий необходимо искать не только в физических проявлениях наших или чужих поступков. На примитивном уровне это отражается психологией поведения, объясняющей наши решения эмоциональным настроем. Но прикладная психология увлекается деталями, поэтому, подлечивая часто и без нее проходящие недуги, не дает ответов на основополагающие вопросы формирования личностных и общественных проблем.

Крестовский сам находился в шоке от происходящего. Он слушал себя и не мог понять, откуда в его голове появились подобные мысли. Никогда прежде он на эту тему не думал, тем более, не систематизировал знания. Никогда раньше он так и не выражался. Но родник продолжал бурлить:
- А они могут возникать от нарушения равновесия физическо-духовных координат человека или даже человечества. В начале жизни, мы в большинстве своем, познаем материальную сторону мира, в котором оказались. Мы изучаем его устройство, обретаем знания о разных предметах, о людях. Затем начинаем обретать сами эти предметы, научаемся использовать в своих интересах так называемый человеческий капитал. Новые знакомства открывают новые двери и мы, с разной степенью успеха, год за годом захватываем все большую часть материального пространства, устанавливая в нем символы своей состоятельности – дома, предметы роскоши и другое.

Кривошеев молчал. Он только несколько раз удивленно взглянул на адвоката, не понимая, откуда в таком молодом человеке такие мысли, но каждый раз забывал об этом противоречии, увлекаясь поглощением смысла звучащих слов.

- Но приходит время, психологи называют его кризисом среднего возраста, когда завоеванное пространство перестает удовлетворять нашим амбициям. Нам становится жаль чрезмерных усилий, потраченных для его захвата и удержания, перестают быть интересными люди, потому что мы их уже неплохо знаем. В результате, круг общения начинает сужаться, наши интересы получают обратный импульс и начинают быстро собираться от границ пространства к центру индивидуального мира. По мере сжимания кольца, становится тесно, мы ощущаем неудовлетворенность от того, в кого мы превратили самих себя, пытаемся найти виновных в лице ближайшего окружения, постоянно требующего к себе внимания, начинаем менять это окружение, снова женимся, покупаем новые дома, открываем новый бизнес. Но это дает только временное облегчение. Затем петля затягивается с новой силой. Жизнь кажется напрасной, бессмысленной. Некоторые в таких случаях даже решают вовсе отказаться от нее.
 Альберт замолчал, сам пытаясь понять, что сейчас наговорил. Но Олег Викторович подтолкнул его репликой: 
- Ну! И отчего это?
- Мне кажется, от того, что во всем этом процессе земного обустройства, мы совсем не учитываем духовную или точнее сказать нематериальную сторону дела. Дело в том, что человек не может органично развиваться только в одной плоскости. И чем больше мы увлекаемся горизонтальной линией материального расширения, тем сложнее бывает думать о необходимости духовного, эмоционального, нравственного роста, отвечающего на главный вопрос нашего развития: для чего живем? Когда же человек начинает заниматься внутренним миром и меняться душевно, нематериальное пространство его существования становится значительно более комфортным, гармонизируя и отношения с людьми, и запросы к миру. Так вот тот самый кризис среднего возраста – это момент, когда все системы самозащиты организма начинают включать красные лампочки пришедшей опасности, призывая нас поменять самого себя, а не окружение или род занятий. Если в этот момент мы не поймем сигналов, то можем вовсе упустить возможность развития по вертикальной плоскости, навсегда закрыв себе возможность достижения гармонии.
- Формула креста.
- Что вы говорите?
- Я говорю, что получается формула креста – схематично человек должен развиваться и по горизонтали, и по вертикали. А чтобы формула была идеальной, крест должен получаться классическим: с длинным шестом и более короткой перекладиной.
- Нда… Может быть так.
- Так. А отсчет вертикального подъема начинается с ответа на вопрос: для чего живу? И выбор-то прост: если веришь в Бога, и хочешь на небо – живи, как Он говорит; веришь в земное могущество – можешь не выбирать инструментов. Только потом все равно задумаешься… Да…
Кривошеев неожиданно встал и быстро пошел к дому, как бы унося от посторонних полученную только что информацию и сделанные открытия. Через минуту, после того как он вошел в дверь, перед гостем появился человек, доложивший:
- Извините, Олег Викторович больше не придет. Он сказал накормить вас, если захотите, и отвезти домой. Что будете кушать?
- Да нет, спасибо, я, наверное, воздержусь.
- Жаль, сегодня наш повар готовил мясо – оно ему особенно удается.
- Нет, спасибо, я лучше домой…

Произошедшее начало подвергаться анализу только после того, как автомобиль отъехал от поместья Кривошеева.
 
Это, конечно, было круто: кризис среднего возраста, формула креста и все остальное. Но я-то откуда это знаю? Да и говорил не своими словами… Это ощущение проходящего через мозг потока… А еще возможность физически чувствовать состояние другого человека. Раньше такого со мной не бывало… Неужели это тоже последствия действия чипа антивируса? Какие-то не очень приятные проявления. Хотя, может, если освоить эти способности, как с излучением, то из них также можно будет извлечь пользу. Это надо обдумать. Или обсудить с Симаковым и Завьяловым? Они могут подсказать. Только не очень приятно чувствовать себя лабораторной крысой или каким-то Буратино при папах Карло. Можно попробовать разобраться и без них… Попробовать-то можно, но понять самому хоть что-нибудь тяжело. Во всяком случае, пока не научусь  активировать подсознание, как это произошло сегодня… Точно! Так, видимо, и было. Только все произошло спонтанно… Сначала я почувствовал его… А потом в сознании открылся поток. Последовательность правильная. Может, поэкспериментировать еще с кем-нибудь?.. А Кривошеев-то чего звал? Непонятный какой-то. Трудный. С таким работать будет сложно… Если он вообще думал о работе со мной. Или просто, не зная, чем себя занять, решил поближе глянуть, кому проиграл процесс. Посмотрел, послушал, надело – ушел, не удостоив прощаний. Впрочем, может и не так. Я же чувствовал, что ему реально плохо: его мутит от мыслей, гнетет одиночеством… Зато он может переродиться от таких мучений… О! Откуда эта мысль пришла? Странности продолжаются.

На следующий день Альберт поехал к родителям. Во-первых, они ждали и вряд ли сумели бы понять, что за три входных сын не сумел найти часа, чтобы пообедать с семьей. Во-вторых, они переживали за его работу, и надо было, в отсутствии более веских аргументов, продемонстрировать свой оптимизм, чтобы успокоить их нервы. В-третьих, было нечем заняться. После поездки к Кривошееву, адвокат устроил себе прогулку по городу, затем весь вечер смотрел телевизор, от чего напитался неприязнью к сериалам, ток-шоу, юмористическим программам, разоблачениям и сенсациям, без остановки шедшим по всем каналам. Сегодня он уже не мог вынести этой телевизионной жвачки и искал каких-нибудь занятий.
Но было и четвертое - Альберт решил попробовать настроить себя на сканирование состояния отца. Он решил, что это самый подходящий вариант для эксперимента: родной человек, с открытой для него душой, с возможностью легкого  доступа. Кроме того, Алику с детства было интересно, о чем думает, что чувствует родитель, глядя на него или погружая взор в беспредметное пространство.
Домашнее застолье оказалось по-настоящему праздничным, что было даже удивительно, поскольку Сергей Рудольфович всегда скептически относился к красным датам типа нынешнего Дня весны и труда. Мама была как-то особенно возбуждена, отец выглядел устало-умиленным. Вопреки опасениям Альберта, его долго не пытали вопросами о работе, всячески демонстрируя уважение к взрослому решению сына. Это явно была заготовка, согласованное заранее поведение, которую молодой человек с благодарностью отметил и оценил.
После обеда, когда мама принялась мыть посуду, Альберт предложил отцу сыграть в шахматы, чем весьма его порадовал. Мужчины удалились в комнату, устроились в креслах у журнального столика и расставили фигуры. Сергею  Михайловичу выпало играть белыми и он, подбадривая себя выражением:
- Ну что ж, начнем! – двинул пешку от ферзя, сделав ход d2-d4.
Сын понял: отец находится в боевом настроении, намерен играть с азартом и хитринкой. Но самого Альберта шахматы в данный момент не интересовали, они являлись лишь удобным прикрытием для проведения задуманного эксперимента. Ответив зеркальным ходом, молодой человек начал сосредотачивать свое внимание на лице родителя, пытаясь угадать его чувства и мысли. Ничего не выходило. Алик сделал очередной ход, после чего старший Крестовский удивленно поднял на него глаза:
- Сынок, ты чего?
Раскрывшиеся во всю ширину глаза и стали каналами, через которые Альберт проник во внутренний мир своего отца. Он мгновенно испытал незнакомые ощущения зрелого человека, имеющего приятное общение со своим выросшим ребенком. На уровне чувств это была теплота, мудрое всепрощение, скрытая радость. Пройдя через этот верхний слой, Алик начал опознавать устройство души. Здесь все было, как в старом отцовском гараже, где вещи казались беспорядочно сваленными только впервые пришедшему постороннему человеку. На самом деле, запчасти ходовой лежали в одном углу, крупные детали двигателя в другом, на каждой полке были выложены друг на друга разделенные по направлениям применения инструменты, емкости со всевозможными смазками, красками, чистящими средствами и еще чем-то, в большом количестве отложенном «на всякий случай». Так и совокупность интеллектуально-духовных знаний старшего Крестовского находилась в разложенном виде, где на каждом направлении жизни был собран опыт и результаты его осмысления, готовые при необходимости вновь открываться, как нужный файл в компьютере. Все это Альберт почувствовал сразу, не успевая фиксировать деталей. Вместо ответа отцу, он опустил голову, делая вид, что усиленно думает над очередным ходом, а сам продолжал увлекательное путешествие. Теперь ему показалось, что начал ощущать работу внутренних органов. Ток крови стал медленнее, дыхание чуть отяжелело, желудок отца гораздо больше чувствовал потребленную недавно пищу, чем его собственный. И вдруг сердце сжалось, оно стало работать так, будто находилось в плотной субстанции, где каждое движение давалось с трудом. Затем появилась тупая боль, от которой в глазах Альберта случилось помутнение, и возникла картинка: он увидел сердце отца, представленное темно-красным комком мышц, почти полностью окутанным чем-то, напоминавшим черный свет. В природе такого света не бывает, но здесь он видел именно его. Полностью окутать сердце черноте мешал маленький солнечный шарик, пульсировавший в середине, заставляя мышцу сокращаться. От темени до ступней Алика молнией, оставляющей мурашки и поднимающей волосы по всему телу, прошла догадка о болезни родителя. В то же мгновение внутри него возникло острое чувство страха и сострадания, породившее сильнейшее напряжение, сформировавшие комок энергии, выглядевший, как тот самый солнечный свет, боровшийся с недугом в сердце родной души. Молодой человек предпринял волевое усилие, перевел энергосгусток в область ладони, положил ее на папину руку и мысленно направил к его сердцу. Тут же потерял связь с его внутренним миром, вернулся в пространство комнаты, услышал, как отец беспрепятственно глубоко вдохнул и обеспокоенно произнес:
- Алик, тебе нехорошо?
- Нет, все нормально, па. Я только чего-то никак не могу собраться с мыслями.
- Я вижу. Ты сегодня слишком рассеян, чтобы составить мне конкуренцию в шахматах, - Сергей Рудольфович широко улыбнулся.
- Точно! Поэтому я сдаюсь. Лучше подготовлюсь и в следующий раз сделаю тебя, как школьника.
Отец рассмеялся:
- Боюсь, что тебе придется сильно потренироваться.

Уходя, Альберт позвал маму на лестничную площадку:
- Мам, что у папы с сердцем?
- А ты откуда знаешь? А! Он тебе рассказал... - на глазах матери выступили слезы. – Сосуды… ишемия, сынок. Врачи говорят, что надо делать операцию, хотя это очень опасно… Но как он тебе сказал, он же запретил тебя расстраивать?
- Да он не говорил, я сам догадался.
- Как догадался?
- Не важно, мама. Когда операция?
- Должны после праздников положить… А он тебе больше ничего не говорил?
- Что еще, мам? Не тяни!
- Да нет, ничего страшного. Наоборот: папа крещение принял.
- В церкви?
- Ну, да. Никого не звал, не праздновал… Сказал, если что, хочет быть похороненным с крестом… - мать было расплакалась, но тут же снова собралась.  – А, знаешь, ведь когда человек принимает крещение, он как бы заново рождается, Бог прощает ему грехи и болезни могут отступать!
- Лучше все-таки надеяться на медицину, мама. Давай договоримся, что ты будешь меня держать в курсе всего так, чтобы папа не знал. Если нужны деньги на лекарства или еще на что-то - у меня есть. Только обязательно мне все рассказывай, хорошо?
- Хорошо, сынок, хорошо.

Уже сев в такси Альберт почувствовал, что усилия, предпринятые для проникновения в чувственную среду отца, напряжение, породившее сгусток энергии, опустошили его и оставили без сил. Не только физические усилия давались с трудом, не двигались от усталости ни чувства, ни мысли. Когда молодой человек стал рассчитываться, таксист с удивлением смотрел на него, производившего все действия ослабленными руками, в замедленном режиме и, видимо, предполагал, что видит перед собой наркомана, которого развезло во время поездки. Оказавшись дома, Крестовский, теряя силы, плюхнулся на диван, предполагая, что сейчас немедленно заснет. Но попав в горизонтальное положение, начал ощущать, как состояние его понемногу улучшается.

Остаток дня провел дома. Бродил по интернету, смотрел сайты знакомых на «Одноклассниках». Ждал, что придут сообщения от желающих проходить практику студентов, но ни одного претендента не появилось. К вечеру, набрав предварительно в ближайшем магазинчике мороженого, улегся перед телевизором, чтобы отдать ему время, остававшееся до сна. Впрочем, ничего стоящего, на чем можно было бы остановить внимание, Альберт опять не нашел, от развлекательных передач было тошно еще со вчерашнего вечера. Он включил новостной канал и стал смотреть все подряд о событиях в мире, стране, его регионе и городе. Сквозь опустошенный мозг один за другим проходили информационные сюжеты, породив сравнение его с широким проспектом, по которому, не оставляя никакого следа, кроме легкой дымки выхлопных газов, быстро растворяющихся в воздухе, катятся автомобили. И вот в этой череде, после блока так называемых «основных новостей», в месте, где обычно идет информация о культуре, ведущий сообщил: «Итальянские археологи обнаружили на юго-западе Турции могилу святого Филиппа – одного из 12 апостолов Иисуса Христа». Затем прошел репортаж с пояснением каких-то подробностей, которых, впрочем, почти не оказалось. Адвокат не понял, почему из всего потока в его голове за весь вечер осталась только одна эта информация, но она как бы встала поперек той самой дороги, оставаясь на шоссе даже после того, как движение совсем прекратилось.

Возникшая ассоциация повлияла и на формирование сна. Альберту привиделась дорога с одной полосой движения, оканчивавшейся обрывом. Ее почти полностью перегородил стоящий поперек грузовик. Но быстрые легковушки и тяжелые фуры, возмущенно сигналя, объезжали его с двух сторон по тротуарам и, не тормозя, падали в пропасть. Крестовский же, оказавшийся за рулем серебристого Мерседеса, очень напоминавшего машину Натальи Волосниной, подъехал к грузовику так близко, что теперь не мог вывернуть в сторону, чтобы объехать махину. Даже видя, что впереди погибель, он почему-то хотел двигаться дальше, но сделать этого пока не мог. Мысль включить задний ход не приходила. Вдруг грузовик завелся, развернулся и, к неописуемому возмущению Альберта, врезавшись своим бампером в решетку радиатора его автомобиля, стал толкать машину с адвокатом назад. Крестовский нажал на тормоз, но это даже не замедлило  движения. Тогда он поднял глаза, чтобы высказать свое раздражение водителю большегруза, и… увидел на месте шофера Алексея Ивановича Симакова. От недоумения открыл глаза, сообразил, что дома, подивился странному сюжету, постарался запомнить его, перевернулся на другой бок и снова уснул. 

Утром почувствовал, что силы вернулись. Тело требовало движений, душа эмоций и впечатлений. Правда, в сознании фоном стояла болезнь отца, заставлявшая время от времени возвращаться к ней, отдавать дань коротких, но мучительных переживаний. Было непонятно и зачем понадобилось вчера проводить облучение отца собственной энергией, которой он обычно добивался подчинения себе воли других людей. Конечно, сын надеялся, что этот, почти  бессознательный, импульс, может иметь оздоровительный эффект, но уверенности в этом не было никакой. Зато теперь воспоминания о чувствах к Наталье и досада от ее недоступности, казались чем-то серым и несущественным, экспонатом музея личной истории. Альберт позавтракал и почти закончил убирать постель, когда вздрогнул от неожиданно зазвучавшей мелодии телефона. Ответил, не глядя на определитель номера, и почувствовал себя застигнутым врасплох, будто оказался голым перед опасностью: звонил Карасев.
- Здравствуй, Альберт.
- Здр-а-сьте.
- Ну как ты, успокоился уже?
- Да я не…
- Надо серьезно поговорить. Я сейчас в течение пары часов буду в офисе. Подъезжай, пообщаемся спокойно, пока никто не мешает.
- Но…
- Не сможешь?
- Да нет, в общем-то, наверное, смогу.
- Хорошо, я тебя жду.
Крестовскому стало нехорошо от того, что оказался не готов, не смог собраться и говорить с бывшим шефом не как подчиненный, а на равных. Но предложение его было кстати. Надо было переговорить, чтобы не бегать, как мальчишка. И сделать это в выходной, не встречаясь ни с кем другим, представлялось наилучшим вариантом.

- Проходи, проходи, - говорил остановившему на пороге его кабинета Крестовскому, разбиравший бумаги на своем столе Карасев.
- Здравствуйте.
- Привет еще раз. Садись, чего ведешь себя как гость. Я сейчас, - директор сложил в стопку какие-то документы и подсел к журнальному столику, на диване с другой стороны которого занял место Альберт. – Я понял, что у вас с Игорем не заладилось… Бывает. Но тебе не стоит так реагировать. Тем более что гонорар мы бы справили тебе приличный. Можешь не сомневаться… Впрочем, ладно, это в прошлом. Кстати, вот, твое заявление, - Николай Андреевич встал, дотянулся до письменного стола, взял листок и положил его перед адвокатом. Никакой резолюции бумага не содержала. – Забери… Я думаю, нам надо играть в открытую… Ты выиграл два сложнейших дела и вполне заслуживаешь изменений в контракте, предусматривающих повышение заработной платы и процента от дохода конторы. Но, сам понимаешь, два дела это уже тенденция, но еще не правило. Я, собственно, и хотел, чтобы ты доказал уровень в процессе с Игорем… Ну, да ладно. Я думаю, что могу поставить вопрос так: если ты выиграешь еще одно дело – станешь моим заместителем с соответствующим статусу договором материального содержания.
Воля Альберта размякла. То, о чем сейчас говорил шеф, раньше было пределом его мечтаний. Только теперь он пришел сюда как равный… Хотя… Готовая, раскрученная фирма, гарантированная клиентура… Но при этом – подчинение, работа не на себя… Он собрался для ответа… Сил хватило на очень негромкую фразу:
- Я не могу.
- Что? Не можешь?.. Ты уже с кем-то договорился о переходе? С кем? Алик, не глупи! Лучших условий тебе все равно никто не предложит. Подумай!
- Да нет, я ни с кем… Я, в общем, это… Хочу свое предприятие открыть.
- А-а-а… Вон что… А где ты найдешь клиентов? А если не пойдет – голый останешься? Это риск, Альберт! Может, передумаешь, пока не поздно?
- Гм, - этим звуком Крестовский прочистил горло и уже отчетливо ответил: - Нет, не передумаю. Я считаю, надо попробовать.
- Угу, - Карасев пристально всмотрелся в собеседника, чтобы удостовериться в его намерениях. – Хорошо, пробуй, – подтянул к себе продолжавшее лежать заявление. – Можешь считать контракт расторгнутым. Положенные по расчету деньги тебе перечислят на карту. Давай, не смею больше задерживать, у тебя, наверное, и без меня сейчас уйма дел… Но, если что, - звони.
- Спасибо.

Теперь Крестовский чувствовал себя не только свободным, но и сильным. Его ценят, ему предлагали фантастические условия, но он предпочел независимость. Альбер шел по улице, гордо задрав голову, умудряясь смотреть сверху вниз даже на тех, кто выше его ростом. И, конечно, в таком состоянии было нельзя возвращаться домой – пространство однокомнатной квартиры слишком тесно для рвавшейся наружу растущей самооценки. Однако, обдумывая по ходу бесцельного движения куда идти дальше и не находя вариантов, молодой человек стал терять ощущение уверенности в собственном могуществе. В кафе или ресторане можно только поесть, долго сидеть там одному невозможно и бессмысленно. Одному вообще было некуда пойти. По крайней мере, сейчас оставаться наедине с собой особенно не хотелось даже в людных местах. До него дошло, что на самом деле он думает не куда пойти, а как избавиться от одиночества. А если бы был какой-то удобный собеседник, способный понять и оценить его недавний поступок, хоть отчасти разделить с ним радость профессиональной востребованности…

Царь? Нет! Этому важнее всего собственная персона. Он будет давить надуманным авторитетом. Вова? Этот все будет воспринимать с завистью, не только не порадуется за друга, но еще и позлится внутри. Нет, этот остался в прошлом. А если бы сейчас встретить Наталью… Да, встретишь! С ее брутальным бойфрендом. Нет, это фантастично и нереально. К тому же, там странная вещь произошла с ее историей: она говорила одну версию событий, а муж совсем другую. Может, он, конечно, и врал, но вера в ее слова тоже пошатнулась. Тогда позвонить Ире? Это совсем не вариант. Она, конечно, поломается и согласится покуражиться в увеселительных заведениях. Но потом ее придется снова отшивать. Да нет, не хочу ее. Просто не хочу, потому, что это слишком просто и на такое даже жалко тратить силы и деньги. С ней, конечно, пообщаешься без проблем, и даже секс будет, но неинтересно это… А может найти новую девчонку? С Лизой же хватило небольшого импульса, чтобы она сначала повелась, а потом сама отошла… Только что-то меня стало тянуть дотрагиваться. К отцу тоже… Так, наверное, легче передать энергоимпульс. Но на улице дотронуться будет сложнее, здесь комфортней атаковать с расстояния. Надо снова так попробовать. Правда! Надо же осваивать эффект антивируса, не зря Симаков мне приснился, отталкивая от пропасти. Да, там машина у меня была классная. Говорят, когда ты снишься себе в новом автомобиле, это – к новой работе, новому статусу. Неплохо будет – Мерседес был представительский… Ладно, пора начинать охоту. Ух, аж чего-то в горле пересыхает от волнения. Надо успокоиться, иначе не получится ничего.

Она выделялась из толпы. Мужчины разных возрастов то и дело оглядывались, чтобы отметить прелести ее фигуры, немного задержать в своих ощущениях притягательную силу вызывающей сексуальности. Вся она представляла собой свежий, только что созревший плод. Выпуклая во всех нужных местах фигура, кожа, под которой был заметен еще не ушедший подростковый жирок, придававший особую нежность всему существу, природная гибкость и слегка небрежная пластика, пухлые губы, которые как бы говорили: «Да я и сама себе нравлюсь!», - все это сразило Альберта. Он незаметно шел за девушкой уже второй квартал, пытаясь собрать волю и готовясь произвести задуманное в момент, когда она, наконец, остановится. Случай представился у пешеходного перехода, включившего красный и задержавшего людской поток. Альберт сначала запереживал, что не сумеет, но затем слегка напрягся, почувствовал знакомое напряжение пространства в районе солнечного сплетения, еще усилие – и небольшой солнечный зайчик запрыгнул в ее спину. Как бы что-то почувствовав, девушка обернулась и увидела смотревшего на нее адвоката. Через секунду он услышал прозрачный звонкий голос:
- Привет! Нравлюсь?
- Да-а-а…
- Ну, тогда не стой как замороженный, предложи что-нибудь. Или стеснительный?
Светофор зажег зеленого шагающего человечка и поток двинулся, на время оставив их вдвоем. Альберт растерялся, он не понимал, что значит: «предложи что-нибудь». Она имеет в виду кино, кафе или, может, надо сразу предлагать ехать домой? Он бы, конечно, хотел сразу домой… При этом время уходило, надо было что-то говорить…
- Ладно, я иду в кино с подружками, если хочешь – присоединяйся, - девушка развернулась и пошла по переходу в уверенности, что он последует за ней, как и произошло.
Альберту совсем не хотелось тащиться сейчас в кино, да еще в окружении ее подружек. Надо было менять ситуацию, он собрался, и как только перешли на другую сторону улицы, заговорил:
- Слушай, а давай пока не пойдем в кино? Лучше посидим где-нибудь в кафешке выпьем чего-нибудь, пообщаемся. Поедим! А то есть как-то очень хочется…
Она остановилась и смотрела на него смеющимися серо-синими глазами:
- Прямо очень хочется?
- Ну… да.
- Ну, если очень хочется – пойдем. У меня до кино еще есть время. Куда?
Крестовский оглядывался вокруг, не зная в этой местности заведений общепита. Потом вспомнил про «Шоколад», в котором недавно обедал во время перерыва на работе - кафе находилось всего в квартале от нынешнего места.
- За углом есть вполне приличная кафешка «Шоколад». Давай там поедим!
- О! Это, правда, приличное место. Только я с незнакомыми мужчинами по ресторанам не хожу…
Крестовский опять растерялся. Судя по настроению и интонациям, с ним шутили, но ведь она могла и просто издеваться… Девушка разгадала его смущение:
- Меня Юля зовут. А тебя?
- А!.. Меня Альберт. Очень приятно.

Юля заканчивала первый курс факультета иностранных языков гуманитарной академии, специализируясь на английском и итальянском языках. Она была местной, жила в квартале, называвшемся «Березняки». Альберту было приятно видеть эффект, производимый его словами о собственном юридическом бизнесе. Они ели, пили вино, говорили о родном городе, обсуждая его провинциальные нравы, о языках, о судебных делах, о погоде этих дней, о планах на лето. Ей звонили подружки, она обещала скоро приехать.
При этом во все время общения Крестовского не покидала одна навязчивая идея: ему хотелось дотронуться до нее, погладить, пощупать, полапать! Он хотел ее так сильно, что еле сдерживал себя от физических проявлений влечения. И, конечно, не собирался отпускать ее в кино, обдумывая под каким предлогом позвать домой. Ведь если импульс сработал, то еще какое-то время она будет подчиняться его желаниям. Надо было пользоваться моментом. Хотя, он думал, что такую девчонку, можно, если что, облучить и сильнее, чтобы она стала привязанной к нему, как Ниночка. Но сейчас тело его горело и никакого будущего, кроме перспективы скорого обладания ей, Альберт не видел.
- Слушай, а поехали ко мне! Пообщаемся, чаю попьем или еще чего-нибудь. А вечером в клуб сходим. 
- Да нет… Я же в кино… Меня девчонки ждут.
- Подружки и без тебя смогут сходить, а я один без тебя умру сегодня же. Поехали!
- Но я не… Я не…
- Не будет ничего, чего бы та сама не захотела.
- Да как-то…
- Все, решено! Едем! – Крестовский понял, что контролирует ее волю и решил действовать жестче.

По дороге она предупредила подруг, что планы изменились. Заехали в «Кристалл», взяли шампанское и конфеты, но выпить не успели. Сидя близко с Юлей на заднем сиденье такси, ходя по магазину и слегка касаясь ее талии, как бы направляя движение на поворотах, Альберт так распалился, что, войдя домой, не мог себя остановить. Он стал обнимать, целовать девушку, которая на первый порыв еще откликнулась, но, почувствовав растущий напор, поняла, что парень не собирается останавливаться, испугалась и стала вырываться, уговаривая не делать ничего. Крестовский понял, что ее страх становится сильнее остатков его энергетического воздействия и решил добить жертву, поскольку отступить и побороть собственное желание уже не мог. Он стал быстро формировать в солнечном сплетении энергосгусток и как только почувствовал, что это удалось, вытолкнул его в направлении Юлиной груди. Опустив глаза, чтобы увидеть луч и убедиться в произведенном действии, он вздрогнул: в девушку входил рожденный им черный свет, такой же самый, как он видел вокруг сердца отца. Но долго останавливаться на этой эмоции и тем более пытаться осмыслить факт генерации нового вида энергопотока, он не мог. Тем более что, девушка испугалась еще больше, начала дрожать и тихо плакать, но перестала сопротивляться. Альберт увлек ее к дивану и… Начало далось с трудом, он не сразу догадался почему она так болезненно реагировала, хотел сделать акт долгим, чтобы насладиться обладанием, но не смог удержаться уже после нескольких первых движений… Как только мышцы молодого человека обмякли, Юлия высвободилась, оделась и, никем не удерживаемая, тихо ушла с потухшими, наполненными горем зрачками глаз. Крестовский хотел как-то утешить, но, понимая свою вину, да еще будучи униженным в собственном мнении скоротечностью процесса, не знал, что сказать и предпочел лежать, молча наблюдая за сборами. Только после ухода девушки, он, поднимаясь, оглядел диван и заметил на покрывале небольшие пятна. Пригляделся: это была кровь. Все прояснилось: до этого часа Юля была девственницей. В районе сердца стало тошновато.

Принял душ, после чего почувствовал, будто смыл остатки навождения, словно снял с глаз очки с темными стеклами. Увидел ситуацию со стороны и смог в полной мере оценить собственные действия. Стыд скрутил душу в узел и начал стягивать его, отчего боль стала настольно острой, что мозг отказывался давать хоть какие-то аналитические комментарии. Альберт не понимал: что на него нашло? Не мог осознать: зачем?!!
Впрочем, устав вскоре и от боли, организм перестал ощущать ее силу, перевел в фоновый режим и включил, наконец, мозг, который стал находить аргументы к успокоению, подсказывая, что ничего страшного не произошло. Ведь, если посмотреть с другой стороны, она сама спровоцировала его. Ее поведение дало повод принять вызов. Просто у него в арсенале оказалось оружие, от которого у нее не было защиты. Для нее все могло быть и хуже, если бы ее изнасиловали какие-нибудь подростки. Удивительно, что при таком поведении этого до сих пор не произошло. Но теперь ей будет урок. А он просто взял то, до чего другим дотянуться не удавалось. Да! И он может брать то, что хочет. Потому… потому, что может!.. Стало уверенней и спокойней, хотя тошнота в центре груди сохранялась до самого сна, который был тяжелым, насыщенным множеством каких-то красно-черных видений. Впрочем, ни одного сюжета сознание не сохранило, позволив утром проснуться с тяжелым сердцем, но с легкой головой.

 Позвонила женщина, занимавшаяся оформлением документов его фирмы, предложила посмотреть вариант помещения для аренды. Договорились встретиться через час возле «Кристалла». Место нашлось прямо на противоположной стороне улицы, на первом этаже жилого дома, где под офисы и магазинчики были переделаны несколько квартир. Альберту предложили комнату бывшей трехкомнатной квартиры, где, кроме него, разместилось небольшое дизайнерское бюро, занимавшее две остальных комнаты-кабинета. Хозяин недвижимости – простоватого вида мужчина лет сорока, сообщил, что в помещении, предлагавшемся под юридическое предприятие, до этого находился офис транспортной компании, занимавшейся доставкой небольших партий грузов в черте города, но ребята расширились, купили базу, куда и съехали, чтобы находиться рядом с автомобильным гаражом. После них в офисе остались два простых, но вполне еще целых стола и три стула. Адвокату понравилось, что люди, занимавшие угол до него, имеют успешный бизнес и хотя цена аренды казалась великоватой, он решил согласиться. К тому же внутри сидело какое-то неудовольствие, порождавшее раздражение всем и всеми. Чтобы не усиливать его, надо было принять простое решение и закрыть вопрос без лишних раздумий. Заключил договор от физического лица, чтобы заплатить месячную аренду в 16 тысяч, пришлось идти в торговый центр, снимать наличность с карточки, возвращаться назад. Зато на руках оказались ключи и завтра, после получения документов о регистрации, можно было приступать к работе или хотя бы начинать осваиваться на новом месте.

Идя домой вспомнил, что уже мог выйти журнал с рекламой, заглянул в газетный киоск, где сообщили, что майский номер «ОГО» получен сегодня. На обложке красовался интерьер «Взяточной». Альберту до зуда под кожей хотелось начать листать глянцевые страницы в поисках себя, но он терпел, неся сокровище домой, чтобы там без суеты и шума приступить к изучению. Были забыты все неприятности, легкость вернулась в тело, ощущение причастности к популярному печатному изданию городской элиты, делавшее его частью этой верхушки общества, наполняло весь организм пафосным звучанием.
Уже около подъезда зазвонил телефон. Это была мама. Альберт не хотел сейчас с ней говорить, но, помня, что это может быть сообщение об отце, ответил. Захлебывавшаяся от радостных эмоций мать сообщила, что врачи, проводившие с утра дополнительное обследование, обнаружили значительные улучшения в состоянии пациента. Все были удивлены. Операцию отменили, и теперь лечение продолжится медикаментами в амбулаторных условиях, то есть дома.
- Я же говорила! Я говорила, что Бог прощает грехи при крещении!
Альберт не был шокирован этим сообщением, он ждал чего-то подобного и теперь точно знал причину улучшений, пообещав себе сегодня же поехать к родителям, чтобы провести еще один сеанс терапии. Теперь его, освободившегося от груза переживаний за здоровье отца, получившего ключи от собственного офиса, вдвойне тянуло взглянуть на отражение себя в среде избранных.
Пальцы стали отслаивать обложку от содержательных страниц прямо в прихожей. Вот оглавление. Вот статья об открытии ресторана. Вот… Нет это не то. Вот. Вот! Точно оно: «Новое юрлицо или кто он, заставивший сдаться Кривошеева и Волоснина». Стр 48-49. Свежий глянец скользил, листы не всегда хорошо оделялись друг от друга, но Альберт довольно быстро нашел место статьи о себе.
Однако увиденное, а взгляд, естественно, впился сначала в фотографии, остудило порыв. В иллюстрациях к материалу Крестовский был заснят в пьяном виде, в обнимку с Ирой в клубе «Астероид». Еще одна фотография показывала его со стопкой текилы. Третье изображение передавало факт танца с Лизой при открытии «Взяточной».         
Он начал читать текст, но от возбуждения не мог заставить себя следовать порядку размещения абзацев. Скользил глазами по колонкам, выхватывая целиком лишь отдельные эпизоды, вполне красноречиво передававшие характер и суть публикации. В ней рассказывалось о том, что этот победитель явился из детства, из бедной семьи, вложившей все деньги в его образование. О том, что на работе он долгое время был незаметной «серой мышью», провалил несколько несложных дел и уже находился в очереди на увольнение, когда вдруг Кривошеев согласился в бракоразводном процессе удовлетворить все требования своей супруги, адвокатом которой и был герой публикации. С этого момента его понесло, он стал завсегдатаем ночной жизни, полюбил женщин, некоторые из которых стали отвечать ему взаимностью. Тут появились слова Иры о том, что Алик парень в общем неплохой, но немного скучен, простоват и в вопросах ухаживания не очень искусен. Далее рассказывалось, что вскоре Крестовский убедил каким-то загадочным образом вице-мэра отдать все имущество ушедшей от него жене. Описание строилось так хитро, что был понятен намек на использование компромата, как в деле Кривошеева, так и в разводе Волоснина, однако напрямую об этом не говорилось. В конце сообщалось, что окрыленный успехом и, видимо неплохим гонораром, адвокат решил начать собственное дело, в ближайшее время открывает компанию, которая обещает продолжить серию громких дел.
Дыхание перешло на уровень горла, кровь, казалось, сейчас вырвется из вен в  висках, возмущение и обида захватили все естество. В мозгу пульсировали только короткие отрывки: Как?! Как он мог!? Я же считал его другом! Зачем?!
После отхода первой волны эмоций, Крестовский смог действовать и стал набирать номер телефона Царева. Гудок… Еще гудок… Еще… Никто не отвечал. Он уже хотел отключить вызов, как на другом конце весело ответили:
- Здорово! – голос звучал с отражениями и Альберт догадался, что Александр, будучи, видимо, не один, говорил с ним по громкой связи, делая их общение достоянием всей своей компании.   
- Ты… зачем?!
- Что зачем, Алик?
- Зачем это написал?!
- Ну, ты же просил сделать тебе рекламу – я сделал, - Царев рассмеялся, и стало слышно, как рядом раздался девичий смех. – Скандальчик, дружище, это лучшая реклама. И, заметь, бесплатная.
Снова послышался смех, который на сей раз был уже неприкрыто издевательским. Злоба, удвоенная бессилием, разрывала адвоката изнутри. Ему хотелось как-то ответить, унизить оппонента, однако для этого не было никаких возможностей. Зато царь наслаждался:
- Что все? Разговор окончен? И даже спасибо не скажешь?
- Ты! Ты… Козел!
- Фу, как не интеллигентно, Алик. Я чувствую, что благодарности от тебя сегодня не дождешься, поэтому вынужден прервать приятное общение.
Но прежде, чем Царев успел отключиться, Крестовский собрал клокотавшую внутри энергию, которая опять оказалась черного цвета, и выплюнул ее в эфир, в направлении противника, с подсказанными злобой словами:
- Будь ты проклят! – после чего так сильно нажал на дисплее кнопку отмены вызова, что почувствовал боль в суставе пальца.
Он не знал, зачем так поступил. Реакция выброса энергии на сей раз была скорее рефлекторной, чем волевой. Но после этого почувствовал себя отомщенным. Прислушавшись к внутреннему состоянию, предположил, что это могло быть потому, что за ним было последнее слово, и Александр не успел ответить на проклятие, а еще потому, что он выплеснул собравшуюся от отрицательных эмоций грязную энергию. Ему стало ясно, что черный свет – другой вид энергетики, негативное отражение того же явления излучения.
Впрочем, осадок от статьи остался довольно устойчивый, его испарения продолжали отравлять самочувствие, заставляя подозревать, что теперь каждый прохожий будет тыкать в него пальцем и смеяться над неумелым ухажером и нечистым в делах выскочкой. Он помнил, что надо ехать к родителям, но разбросанные публикацией мысли и чувства, валявшиеся теперь, как вещи в долго неубираемой квартире, не давали возможности сосредоточиться на предстоящей встрече, заставляя откладывать время поездки. Наконец, через полчаса бездумного сидения перед телевизором, стала появляться психологическая усталость, ведущая за собой приправленную грустным спокойствием апатию. В этот момент захотелось спать, что адвокат и сделал, решив отложить на потом решение о поездке.

Сон длился недолго, но был крепким, Альберт после него почувствовал себя обновленным. Такие ощущения возникают у тех, кто долгое время не мылся, а потом отлежался в ванной или отпарился в бане. Мозг был свободен от напряжения всех последних дней, все неприятные события, даже случившиеся сегодня утром, казались чем-то далеким и не оказывали никакого воздействия на психику. Крестовский сравнил свое состояние с зависшим компьютером, прошедшим оздоровительную процедуру перезагрузки. Теперь можно было легко ехать к родителям: этому намерению уже ничего не противостояло.

Мама сияла, как церковные купола на пасху. Она суетилась вокруг отца, как младенцу, вкладывая ему в рот лекарства и подавая воду, постоянно что-то поправляя на нем и возле него, предугадывая каждое его желание по началу жеста или слова. Крестовский-старший в этот раз позволял ухаживать за собой, изредка бросал на жену озорные взгляды, как делал это в молодости, и был весьма бодро настроен. Сын подумал, что, вероятно, примерно так они вели себя в первые месяцы замужества. Поскольку оторвать их друг от друга казалось сейчас чем-то противоестественным, он решил проверить состояние сердца папы в общей компании, прячась за питьем чая. Но странное дело: не получалось даже предпринять попытку сделать это. Альберт совершенно не чувствовал собственных энергопотоков, не говоря уже о проникновении в энергосферу отца. Он несколько раз тужился и не получив никаких реакций, оставил задуманное, озадачившись теперь явлением отказа возможностей, к которым он только успел привыкнуть как к чему-то неизменному.

На улице тревога начала нарастать. Пробовал искать напряжение еще и еще, но ничего не выходило. Напрягал волю изо всех сил, но теперь казалось, что это смешное занятие. Дойдя до первых сигналов внутренней истерики, решил звонить Симакову, визитка которого лежала в кошельке. Набрал номер несколько раз, но слышал один и тот же голос: «абонент недоступен или выключен». Конечно, ученый мог просто выключить телефон по причине занятости. Но истерика начала обретать краски паники. Надо было себя остановить, отвлечь, успокоить. Как? Огляделся по сторонам, ища чего-нибудь, какой-нибудь подсказки. И ничего не увидел, пока не поднял взгляд над крышами окружавших домов, где сверкал на закате крест недавно построенного собора Серафима Саровского. Подумалось, что его обстановка может успокоить нервы и Альберт двинулся к храму.
В церкви шла служба. Еще сотрясаемый внутри нервозностью, адвокат встал у самой стены, позади пяти молящихся бабушек, одного старичка и трех женщин. Начал оглядываться на иконы и вдруг поймал себя на чувстве, будто кто-то смотрит на него. Стал искать глазами среди прихожан, но все они были заняты слушанием песнопений и накладыванием крестов на свои тела. Тогда повернулся к возникшему заунывно-протяжному звуку голоса священника, доносившемуся от алтаря, и… наткнулся на него… Христос улыбался Альберту глазами и уголками рта, как будто давно ждал его прихода и теперь радовался встрече, о неотвратимости которой всегда знал… Это была большая икона церковного иконостаса с надписью, в которой угадывались слова «Господь Вседержитель». Крестовский не поверил своим глазам. Он оглянулся, не заметил ли кто-нибудь еще, что этот сияющий лик радостно смотрит на него? Нет, никому до этого не было никакого дела. Попытался убедить себя, что это иконописцы так специально изобразили Бога, что он улыбается приходящим. Мысленно спроецировал его взгляд на других и понял, что Господь смотрит именно на него.
Стало неловко, попытался не поворачиваться к иконе. Начал разглядывать верующих. Это оказалось увлекательным занятием, так как люди не двигались и не оборачивались, их можно было рассматривать долго, подмечая детали одежды и выражения лиц. Постепенно внимание сосредоточилось на старике и двух старушках, выделявшихся просветленными лицами среди других посетителей храма и еще больше непохожих на тех пенсионеров, которых приходилось видеть на улице, в транспорте, в поликлиниках и в разных присутственных местах. Попытавшись понять причину отличий, адвокат пришел к неожиданному выводу. Разница заключалась в вере. Встречающиеся в обыденности пожилые люди часто пребывают в обидах и притеснениях, чувствуя свою физическую немощность, ненужность здоровому развивающемуся обществу, с каждым днем ощущают угасание пламени жизни, что приводит их в состояние уныния и злобы. А эти, по- настоящему верующие, только готовятся к началу новой жизни и все хвори воспринимают как «муки рождения», чувствуют себя в привилегированном положении в отношении молодых, потому, что они уже вскоре увидят то, к чему молодым еще предстоит пройти свою дорогу. Проще говоря, неверующие старики доживают в ожидании конца, а верующие живут в ожидании начала, что и фиксируют выражения их лиц. Эта колоссальная разница очень бросается в глаза, она отражается на всем – облике, поведении, отношении к себе и миру… Альберт снова поднял глаза на икону и потерял нить размышлений.
Глаза Христа еще улыбались, но уже казалось, что во взгляде его проявляется сострадание. Да, сострадание. И от него в душе молодого человека начал разгораться стыд. Сначала безотчетный, а затем все более предметный. Он стал вспоминать… И через минуту от стыда уже не мог поднять отяжелевших глаз, чтобы посмотреть на иконостас… Теперь хотелось как-то все разом исправить, но это было невозможно. Стоять дальше, разъедаемому собственной совестью, было невыносимо. Боясь снова посмотреть на изображение Бога, Крестовский стал подвигаться к выходу. Однако перед тем как покинуть церковь, все-таки незаметно взглянул на икону: лик Господа улыбался с грустью.

Солнце расселось на крышах, свесив к земле длинные лучи, как дети свешивают ноги со скамеек. Еще немного и оно опрокинется за дома, упав за горизонт, оставив город ночи, тени которой уже притаились в подвалах и углах, готовые устанавливать собственные порядки. В оставшейся за поворотом церкви забили колокола, возвещая окончание службы. Альберту стало не по себе. В этом резко меняющем свою одежду и состояние пространстве, он ощутил такое безысходное одиночество, каким бывает звук камня, упавшего на дно колодца. Вслед за ним стало появляться ожидание возможных опасностей, терявшая свет улица начала нависать старыми страхами, в душе активно возрождалось привычное мироощущение жертвы. В памяти всплыл последний случай с пацанами у дверей «Скорой компьютерной помощи», когда неприятности предотвратил Константин Михайлович… Теперь защиты снова не было никакой.

Зазвонил телефон. Заиграл мелодию так резко и неожиданно, что Альберт вздрогнул и машинально огляделся, предположив, что кто-то за ним уже может следить. Но было еще не темно, еще расходились по домам те, чье время – день, и никто не обращал внимания на растерянного молодого человека, озиравшегося вокруг, перед тем, как ответить на телефонный вызов.
- Алле.
- Альберт, привет. Это Самсон.
В голосе звонившего было такое эмоциональное напряжение, что стало понятно: он набрал номер не для того, чтобы посмеяться.
- Да…
- Алик, пожалуйста… Там Саша… Ты это…
- Что Саша?
- Он в больнице. Температура под сорок, весь дрожит. Врачи говорят – двустороннее воспаление легких. И пока не могут остановить развитие болезни, говорят, что возможны осложнения в других органах.
Крестовский не удивился полученной информации. Он был даже рад, что его обидчик страдает, однако сумел не выдать это в интонации:
- Но я-то здесь при чем?
- Я давно подозревал… Я догадывался, что ты экстрасенс. А тут, когда ты сказал это по телефону… Мы на даче были с девчонками и Саня дурачился, включил громкую связь… В общем, после того, как ты сказал про это… Что проклинаешь… Он побелел весь. А где-то через час поднялась температура. Алик, пожалуйста, я тебя прошу! Пожалуйста, не злись на Сашу. Он на самом деле хороший. Просто у него ум такой острый и характер вредный. Правда. Ты увел у него на открытии «Взяточной» девчонку, - он немного… воспринял это как вызов… Но только немного. Эта статья… Ведь он на самом деле считает, что лучше рекламы, чем небольшой скандал, придумать нельзя. И это правда! Мне сегодня звонили – спрашивали твой телефон… Алик, пожалуйста, как-нибудь отмени проклятие!? Хочешь, я заплачу? Глупость, конечно, не обижайся, но пойми, Альберт, Саше может быть хуже. Алик?
- Самсон, я слышу. Но я… Я ничего не... - адвокат хотел сказать, что ничего не делал, затем одумался, хотел сообщить, что ничего не может, но понял, что это тоже вряд ли будет понято, - Ладно. Хорошо. Я сделаю. Все будет нормально.
- Спасибо! Спасибо, Альберт!
- Давай.
- А! Пока. Спасибо!

Город окончательно сменил свою суть, спрятав дневную жизнь по домам, наблюдая за происходящим на темных улицах глазницами светящихся окон. Адвокат кинулся к стоявшему на парковке магазина такси, как к последней возможности сохраниться. Машина оказалась свободна.

Фу-у-у… Как нервно на улице… Я уже и забыл, что можно испытывать такие неприятные ощущения и чувствовать себя таким незащищенным… Теперь, что получается – кончился антивирус? Похоже… С царем как вышло. Я ведь не ожидал. Да нет! Ждал, чего врать. Точнее, хотел этого. И сработало. Оказывается, излучение может работать и на таком расстоянии… Самсон сказал: экстрасенс. Что ж, похоже. Только теперь уже нет… Почему Он улыбался на иконе? Странно как-то… Или показалось? Могло. Не нарисовали же его в самом деле улыбающимся. Или… Нет! Нет, это галлюцинации. Надо будет еще зайти, в другом состоянии посмотреть… Старички эти… Будет хорошо, если мои родители также будут себя ощущать. Папа ведь теперь тоже крещенный. Жалко, не успел его долечить. Хотя, если начались улучшения… Он вон каким был сегодня. Как новобрачные вели себя с мамой… Симаков пропал. Может, можно еще одну таблеточку? А то как теперь с фирмой быть? Самсон говорит, что ему звонили… Может, правда. Вообще-то скандал в самом деле хороший способ быстро обрести известность. Реклам много, их мало кто и смотрит, тем более в этом обществе. Да и адвокаты там, скорей всего, у всех есть. Поэтому, могли заинтересоваться только такой публикацией… Про компромат. Да теперь-то неважно. Все равно таких дел, как были, без антивируса не вытащишь. А завтра сделают документы… Вот набранный номер этого ученого. Точно. Еще не сильно поздно, еще нормально звонить. Как раз, если телефон дома оставлял, например… Опять «абонент недоступен»! Это уже напрягает. Как же быть?!

Подъезд встретил перегоревшей лампочкой на первом этаже. Ключ уже встал в замок, когда сзади негромко окликнули:
- Альберт.
Крестовский вздрогнул, затем понял, что в позвавшем его голосе не было агрессии, спокойно повернулся. Однако вид стоявшего человека снова заставил испытать напряжение. Перед ним находился мужчина среднего роста, в коротком сером плаще, черной шляпе и черных очках. И хотя весь этот облик, явно срисованный со шпионских фильмов двадцатого века, вызывал скорее улыбку, не понимание, кто это и зачем ждет его у дверей квартиры, возродило страх.
- Ах, да! – мужчина догадался и снял очки.
От неожиданности Альберт даже отшатнулся. Перед ним стоял Алексей Иванович Симаков. Только узнать его было сложно из-за свежевыбритого лица, выглядевшего без бороды не только моложе, но и более простовато. Одни глаза, окутанные сетью морщин, оставались прежними, смотревшими сквозь собеседника.
- Вы?!
- Да, – ученый оглянулся, поддерживая шпионский образ, - Может, войдем в квартиру? Я все объясню.

***
Первый модернизированный компьютер вернули в магазин на следующий день после встречи Симакова и Завьялова с Крестовским и последовавшей за этим небольшой дружеской вечеринки, устроенной по поводу беременности жены Алексея. Завьялову позвонили и сказали, что принесли системный блок, находящийся в абсолютно нерабочем состоянии. Штатный мастер, осмотрев машину, пришел к выводу, что она не подлежит ремонту. Это был звонок тревоги. Константин Михайлович немедленно сам заехал в магазин, забрал неисправное железо и отправился в лабораторию, искать причины отказа. Даже бегло исследовав свойства переделанных с помощью излучателя компьютерных узлов, понял, что они не только утратили дополнительные характеристики, сделавшие компьютер значительно более мощным, но вообще пришли в состояние, непригодное для любого использования.
Владелец «Гигабайта» позвонил другу, договорились встретиться вечером и к этому времени в магазин принесли еще один вышедший из строя компьютер. Друзья работали над загадкой до поздней ночи. Утром Алексей Иванович написал на работе заявление об отпуске без содержания и вернулся в лабораторию, чтобы продолжить поиск причин произошедших с техникой необратимых изменений.
Решение нашлось довольно быстро. Симаков предположил, что причиной потери новых характеристик деталями компьютеров является воздействие на них другого источника излучения. Проведенный эксперимент показал, что после обработки старого компьютера комбинацией облучений, его детали хоть и обретали новые свойства, но становились чрезвычайно восприимчивы к любым источникам стороннего воздействия. Находясь поблизости от любого другого работающего электроприбора, они накапливали его излучения, которые через некоторое время и выводили из строя всю систему, поскольку нарушали заданные характеристики. Эти два компьютера, видимо, стояли совсем рядом с какими-то постоянно действующими источниками электромагнитных излучений и потому вышли из строя первыми. Но получалось, что в течение определенного периода поломаться должны были все модернизированные системные блоки. И в этом не было ошибки. Вскоре вернули третий, затем четвертый. Образовался обратный поток металлолома.

Для удовлетворения претензий покупателей наладили в мастерской сборку новых машин, выдававшихся взамен принятых на утилизацию. Это было разорительно – все детали теперь приходилось покупать по рыночной цене, себестоимость такой сборки превышала цену, по которой продавались переделанные блоки, но другого выхода друзья не видели. Симаков принес все, что сумел накопить за время их короткого финансового взлета, и прибавил к этой сумме имевшиеся до того скромные семейные накопления. Лиза поняла положение мужа и хотя не поддерживала такой способ решения проблемы, не стала ему противоречить, позволив оголить семейный стабилизационный фонд. Принес все, что имел и Завьялов. Но этого не хватило, пришлось брать кредит в банке, чтобы иметь средства для покрытия расходов на производство новых компьютеров.

Алексей на работу не вернулся, погрузившись в изучение неожиданно открывшейся проблемы, говорившей о неправильности всех предыдущих расчетов. Первую половину дня он проводил за формулами в лаборатории, а вторую отдавал изучению религиозной литературы, что вызывало вопросы у друга. Однако  никаких объяснений Симаков не давал, прося немного подождать. Очень скоро ученый распознал собственную ошибку и вышел к новому открытию.
Все предыдущие работы строились на измерении и использовании физических излучений. При этом часть энергопотоков оставалась нераспознанной. Друзья предположили их существование, но Симаков не смог определить их математически, и потому не было никакой возможности достоверно установить их состав и характеристики. Вообще, их существование не подтверждалось ничем, кроме предчувствий. При возникновении проблемы с обработанными энергопучками компьютерами, Алексей немедленно вернулся к идее открытия всего спектра излучений, предполагая, что разгадка проблемы кроется именно в тех, непроявленных потоках. Проверив еще раз свои расчеты физических энергий, он пришел к выводу, что они исчерпывающи и не оставляют возможности вести дальнейший поиск. Тогда он начал поиски в другом направлении, вспомнил про свой интерес к духовной составляющей человека, попытался провести расчеты психической энергии, чтобы исследовать ее влияние на общий физический фон и… оказался немало удивлен полученным результатам.
Эта самая пси-энергия, состоящая из трех потоков, идущих от интеллекта и  эмоционально-чувственных реакций, не просто влияла на состав и фон физических излучений – она определяла его основные параметры. В центре же всего этого многожильного энергопотока находилась воля. Она формировала интенсивность интеллектуальных и эмоциональных частот, создававших в свою очередь определенный состав физических энергий. Более того, воля являлась тем самым искомым производителем, генератором энергии, идущей от человека. 
Впрочем, открытие это хоть и было по-настоящему важным, еще не давало ответа на вопрос: почему ломается модернизированная физическими энергиями техника? И тут ученого ждал новый сюрприз. Стержнем фонового излучения, идущего из космоса, находящегося во всех предметах земли, были потоки, очень похожие по характеристикам на человеческую пси-энергию… Симаков похолодел, когда предположил, что открыл пси-энергию Бога, с Его волей в управлении всеми процессами, способной изменять любые предметы и формы. Пси-энергии человека и фоновых излучений Вселенной отличались, но были настолько родственны, что человеческие пси-импульсы могли иногда изменяться до состояния частотной основы энергии мира. Именно в таком случае, думал ученый, человек становился способным к преодолению земного притяжения, тогда по слову его, выражавшему волевой посыл, в самом деле, могли сходить с мест горы и раздвигаться моря. Попадая в частоты пси-энергии Бога, человеческая энергия вступает с ней в резонанс, получая значительное усиление и невероятное могущество. В таком разрезе становились вполне очевидными причины поломки обновленных компьютеров, хотя теперь это уже казалось малозначащим. Воздействие на детали старых системных блоков велось только физическими излучениями, что меняло их материальные свойства, но ломало проходивший по ним до этого поток мировой пси-энергии и делало «безвольными». В результате, они становились восприимчивы к бессистемному воздействию любых других окружающих предметов и человека, постепенно менявшему характеристики компьютерного «железа». Чтобы решить эту проблему, надо было рассчитать Божественную пси-энергию и создать ее искусственный имитатор. Симаков представил: если данная работа будет доведена до завершения и воплощена в специальном излучателе, люди получат безграничные возможности управления миром. Ему стало страшно.
Он даже не знал, надо ли говорить о новом открытии другу. Константин же, занимавшийся спасением от разорения своей компьютерной фирмы, чувствовал, что от него что-то скрывают и стал нервничать, испытывая недовольство по поводу того, что «заварили кашу» вместе, а «расхлебывать» приходится ему одному. Симаков понял это, понял также, что не сможет носить открытие в себе одном и предложил Завьялову собраться вечером в лаборатории. Выслушав все, выспросив подробности, с просмотром некоторых математических схем и формул, компьютерщик опустил глаза и замолчал так, будто был нем от рождения. Алексей понимал состояние друга и ждал, пока тот сам выйдет из шока.
- И что ты думаешь с этим делать? – выговорил, наконец, Завьялов, вглядываясь в глаза друга.
- Не знаю. А ты что думаешь?
- Я думаю, что ну ее нахрен эту твою науку. Я лично не хочу идти дальше.
- И мне страшно. В общем, я хочу уничтожить пока формулы.
- А ведь и жалко… Это же открытие открытий. Ты даже не гений, Леша. Ты – что-то большее, чему нет пока названия.
- Пусть они останутся только в моей голове.
- Во всяком случае, я их знать не хочу.
В этот же вечер компьютерные файлы были ликвидированы, уничтожены все бумаги, способные дать представление о новом открытии, включая дневник наблюдений. 

Уже следующим утром Симаков понял, что сделал все очень вовремя. По дороге на работу, перед самым институтом, куда он возвращался, закончив внеплановый отпуск, его встретил Валерий Федорович. Тот самый человек, руководивший испытаниями в колонии и принимавший отчет в составе московской комиссии.
- Здравствуйте, Алексей Иванович! А я вас жду.
- Добрый день. Слушаю вас.
- Давайте присядем вон там на скамеечке. Есть разговор.
- Хорошо.
- А и правда хорошо. У вас солнце в городе, воздух свежий - май настоящий.
- Только мне кажется, что вы не за этим сюда приехали…
- Точно! От вас не скроешься. Даже не знаю, с чего начать… Ваши разработки были приняты к развитию известным ученым. Для продолжения исследований в одном из еще сохранившихся «номерных» подмосковных городков была создана серьезная лаборатория, со штатом в 30 человек… Лаборатория большая, а результаты оказываются маленькими. Даже я бы сказал незаметными. Нанорезультаты. В то же время вы показали, что проект может быть жизнеспособным, и именно глядя на действие вашего опытного образца, государство решило сделать акцент на данном направлении обороноспособности. Конечно, сами понимаете, страна не ставит на одно поле, но, тем не менее, ждет результатов от своих вложений… В общем, вам предлагается возглавить ту самую лабораторию и продолжить работу над проектом «Антивирус» в условиях фактического, а не бюджетного финансирования. Сами понимаете, это означает, что вам дадут все, что запросите. Ну, или почти все. Кстати, наноматериал, который вы заказывали, уже там… Насколько я знаю, вам не придется снова погружаться в тему. Вы ее расширили исследованиями на старых компьютерах. Пока тоже не вышло, но результаты есть и здесь, хотя опять работали буквально «на коленках». Это впечатляет. Кстати, а вы внимательно читали бумагу, которую подписывали, когда здесь закрывалась наша прежняя лаборатория?
- Ну… Так… Не совсем.
- Понятно. Вы взяли обязательство не работать больше над темой проекта, нигде не использовать полученные в ходе исследований данные, составляющие государственную тайну. И были предупреждены об ответственности. Поэтому мы могли бы организовать вам рабочее место и в тюрьме. Но, как видите, действуем весьма либерально. А, кстати! В городке отличный детский сад.
- Ясно, - Симаков помолчал. - Несмотря на то, что у меня нет выбора, у меня будет условие.
- Интересно.
- Если Константин не согласится переезжать, вы не будете применять к нему никаких понуждающих мер.
- А он разве может не согласиться работать с вами? Мне казалось…
- Может.
- Я попробую решить этот вопрос. Только если он напрочь забудет про ваши разработки. 
- Уверен, с этим не возникнет никаких проблем.
- Тогда мы подвезем вас домой, можете готовить жену, собираться. Думаю, что ваше условие мы сможем выполнить, но сам принять такое решение не могу - надо получить подтверждение. Я позвоню.
- Надо предупредить на работе…
- Об этом не беспокойтесь. Вас оформят переводом, заходить в институт больше ни к чему. Даже не нужно. Во избежание лишних вопросов и нечаянных ответов.
- Сколько у меня времени на сборы?
- Несколько дней. Точнее сказать не могу. Поехали?

Жена была на работе. Симаков ходил по квартире, понимая: нужно непременно что-то делать и не зная, что именно предпринять в настоящую минуту. Поступившее предложение хоть и не очень радовало в данный момент, было желанным для ученого. Плохо, что оно навязывалось. Но возможность творить, имея все условия для работы, радовала сердце. И еще было страшно не удержать в себе знания, открывшиеся в последние дни. В принципе, было достаточно и имеющихся наработок, чтобы, к примеру, создать в секретной лаборатории оружие, разрушающее военную технику противника. Доработанный и установленный на подвижный носитель излучатель, использовавшийся в модернизации компьютеров, вполне мог превратить, к примеру, танковую броню в бумагу и сделать грозные машины кучкой бесполезной материи. Изменяя настрой излучений можно выводить из строя двигатели, системы связи, превращать все металлические части в пластилин. То есть, проведя необходимые доработки, он был в силах создать оружие, оставляющее врага буквально голым перед мощью невредимых современных систем огня собственной армии. Но потом… Потом может появиться соблазн… Желание попробовать, что значит быть Богом на этой планете. И последствия этого точно не будут благими для человечества. Почему-то вспомнил историю о покорителе электричества Николе Тесла, по приданиям, скрывшим свои последние открытия и разработки. Не к тому ли самому пришел исследователь электрических излучений? 
Он знал, что в данный момент скорей всего говорят с Завьяловым. При этом наверняка вывозят в направлении секретного подмосковного городка их частную лабораторию. Алексей не сомневался, что теперь Константин не захочет ехать в закрытый городок. Для друга занятия наукой были закончены. Он сейчас выведет из кризиса собственную фирму и, скорей всего, усиленно займется семьей, еще чем-нибудь понятным по смыслу и простым по содержанию. Собственно, и для самого Симакова научное познание казалось завершенным – он подошел к черте, за которой нет дальнейшего движения. Но что-то внутри не давало остановиться, подсказывая, что это еще, возможно, не край…
Алексей Иванович подумал о Крестовском. Хорошо, что уничтожили все упоминания об эксперименте с ним. Но молодой человек не знает последних данных о том, с чем имеет дело, и не знает об опасности, которая кроется в нем самом, ставшем подопытным в проекте «Антивирус». Надо было встретиться, объясниться, предупредить, извиниться, в конце концов. К тому же, азарт ученого толкал к тому, чтобы посмотреть перед отъездом на предмет своих исследований, оценить его состояние, почерпнуть дополнительную информацию. Звонить сейчас было нельзя. Телефон наверняка под контролем. Да… Симаков вынул из мобильника батарею и разломал сим-карту. Так будет лучше. Надо сразу ехать. Фотографическая память хранила адрес еще со времени заполнения Альбертом заказа на ремонт ноутбука. Но за домом могут присматривать… Нужна маскировка… Жаль бороду…

***

- Прошу прощения за дурацкий вид, - оказавшись в прихожей квартиры Крестовского, Симаков стал чувствовать себя спокойней. – Пришлось на всякий случай путать следы, и ничего другого, кроме анекдотического образа агента разведки, мне на ум не пришло. Не знаю даже помогло это, или слежки просто не было, но никто за мной к вашему дому не шел.
- Да вы проходите в комнату.
- Спасибо, - Алексей Иванович сделал шаг из коридора, быстро оглядел небольшую квартирку. - А можно на кухню? И, не сочти за наглость, налей, пожалуйста, чаю.
- Сейчас поставлю чайник, - хозяин проверил наличие воды в электрочайнике и включил его.
- Я извиняюсь за внезапный визит, за маскарад, но дело в том… Я на днях уезжаю. Предложили работу в военной лаборатории. А там, знаешь, организация серьезная, предпочитающая знать о каждом шаге своих сотрудников. Вот, чтобы тебя не вводить в поле их зрения, не делать предметом всегда неприятного внимания спецслужб, я и… побрился, – Симаков самоиронично усмехнулся.
- Вы будете черный чай или зеленый? У меня, правда, пакетики… - Альберт поставил кружки.
- Давай черный.
- Вот чай, вот сахар… Где-то были конфеты…
- Об этом не беспокойся.
- Да вот они. А! И вода разогрелась.
Разлил по кружкам, поставил чайник на место, с радостью сел, ослабив долгое время находившиеся в напряжении мышцы. Однако вместе с этим вновь обострилась причина всех беспокойств.
- Вы приехали потому, что увидели мои звонки?
- Звонки?.. - Симаков всмотрелся в молодого человека. – Действие чипа кончилось?
- Да.
- Странно… Неожиданно быстро. Доза, конечно, была небольшой, но… Ты запомнил, какими были последние проявления излучений?
- Черный свет.
- Что?! Значит, да, - ученый встал и начал ходить по небольшой кухне. – Значит, расчет верен, оно существует. Как выглядел энергопоток?
- Ну, так и выглядел, как черный свет. Ничего более точного сказать не могу.
- И не надо. Я представляю… Не успел.
- Что не успели?
- Не успел тебя предупредить. За этим, собственно и ехал. И извиниться, конечно… Втянул тебя в эту историю. Я не имел права давать неисследованный препарат… Ты совершил что-то плохое?
- Да. И не один раз, - внутри взорвалось чувство вины. – И что теперь делать?
- Понимаешь… Это психическая энергия. Последние исследования показали, что она является основой всех физических излучений, идущих от человека. А ее саму генерирует воля. В случае же, когда воля обращается к движениям, наносящим сознательный вред другим людям и окружающему пространству, соответствующий психический импульс формирует как бы антиэнергию. Или темную энергию - тот самый черный свет. А создаваемое им физическое излучение обретает черты психотропного оружия. К счастью для людей, антиэнергия не умеет самовоспроизводиться. Она - явление иждивенческое. Она живет только тем, что поглощает светлую энергетику, меняя свойства последней, но сама не способна генерировать никаких импульсов. При этом съедает все жадно, в несколько приемов или даже за один раз… - Симаков сел на стул и обнял ладонями горячую кружку. – Вот, звук, например, – энергия физическая. Смысл слов и интонации их произнесения – энергия психическая. Энергетика речи полностью определяется смыслом и интонацией. Ругань – антиэнергетика, наносящая вред и человеку, и окружающему пространству. В диапазонах звуковых излучений, идущих от ругательств и матерщины, есть настолько опасные частоты, что их можно применять в качестве того самого психотропного оружия. При этом многословие – это засорение пространства, мешающее прохождению других энергий…
- А проклятие?..
- О, это чистая психотропная атака! Если ругательство можно сравнить с выстрелом из травматического пистолета, то проклятие – это боевой залп из гранатомета.    
- То есть, у меня больше не будет энергии?
Симаков быстро, но пристально вгляделся в лицо собеседника, окончательно поняв что-то для себя, опустил глаза. 
- Когда кончается энергия – прекращается жизнь. Твои силы восстановятся до обычного уровня через небольшой промежуток времени. Собственная генерация продолжается, но чип уже не действует и ничто не усиливает выработку. Точнее, «антивирус» перестал действовать еще раньше. Но энерговыработка происходила в повышенном режиме благодаря тому алгоритму, который задал препарат. Антиэнергия сбила новые настройки, вернув прежний порядок работы организма.
- Алексей Иванович, а можно мне вернуть эти настройки?
- С помощью чипа этого сделать больше нельзя.
- Но почему? В последний раз… Мне сейчас очень нужно. Я работу оставил, свое дело начал. 
- Даже если бы я мог сделать в сегодняшних условиях новый препарат, я бы ни за что на это не пошел. Такой шаг может оказаться для тебя смертельным. Чрезмерно интенсивная генерация приводит к физическому выгоранию организма, который начинает пропускать больше, чем позволяют его проектные мощности. В результате мелкие сосуды перегорают как проволока в электропроводке под чрезмерным напряжением. Подозреваю, что по такой схеме – выдавливая из организма больше, чем он может дать – рано оканчивали свою жизнь многие наши артисты и поэты.
- А зрение у меня тоже снова ухудшится?
- Нет. Физические параметры вернулись в нормальное состояние, и теперь будут портиться также постепенно, в соответствии с энерготратами и частотой возникновения антиэнергий, на время оставляющих организм без нормального энергопитания, - Симаков впервые отпил из кружки, в которую так и не положил чайный пакетик. 
- Вы сказали: «С помощью чипа нельзя». Значит, можно как-то еще?
- Думаю, да. Но на это могут уйти годы. Понимаешь, пси-излучения являются основой человеческой энергетики… А основой энергетики мира, стержнем энергопотока Вселенной является очень похожий на человеческий спектр пси-частот. Не зная, как это объяснить с научной точки зрения, я назвал данное явление Божественной энергией. Ее сердцевиной также является мощное излучение, очень похожее на волю… Получается, что религиозные догматы, гласящие: на все воля Божия, - не иносказательны. Только я бы уточнил: во всем воля Божия. Эта энергия пронизывает все осознаваемое нами пространство, в том числе и человеческий организм. Даже сам первородный взрыв похож на волевой импульс…
Крестовский не только ясно понимал, но и отчетливо чувствовал смысл слов ученого. Открытие этого секрета взаимосвязи с миром он предощущал несколько раз. С головы по телу рассыпались мурашки. 
Симаков снова встал:
- Энергия Бога не просто проходит через нас, она формирует определенную психическую основу существования человека. Ее еще можно назвать родительской, что опять совпадает с представлениями верующих, называющих Бога Отцом. Но штука в том, что люди обладают собственной волей, которая далеко не всегда подчиняется Отцовской генерации. Опять же, вспомни Евангелие. Что мы там видим? Христос - светоносный и кроткий, - учит любя, переживает за темноту их и сострадает им, идет за людей на смерть, но не может отменить волю их, поскольку такова воля Его от создания их - они сами делают выбор… Поэтому состав нашей пси-энергии зависит от ее духовного наполнения, попросту - от воли к добру или злу. Так называемые «грязные» чувства и мысли порождают паразитирующую антиэнергию, сопровождающую человека на протяжении всей жизни. У каждого свой объем этого, как ты точно сказал «черного света». Когда он становится слишком сильным - пожирает саму связь с источником питания, что ведет к отключению от Божественной сети, потере многих приобретенных способностей. Так произошло с тобой. Антивирус усилил генерацию, был вовлечен большой поток родительской энергии, но воля к пороку вскормила паразита, сожравшего все… Я впервые стал подозревать нечто подобное после хорошей пьянки. У тебя в это время болела голова после приличной дозы алкоголя?
Алексей Иванович снова присел за стол и посмотрел на Альберта, который находился в состоянии оцепенения и не сразу смог ответить на поставленный вопрос:
- Да. Очень сильно.
- И у меня до антивируса организм так сильно не реагировал на спиртное. Дело в том, что, впадая в состояние сильного или даже среднего опьянения, человек отключается от вселенского потока. И головная боль с утра – реакция организма на отсутствие питания. Потом происходит настройка на прием родительских частот и все нормализуется. Также и с тобой теперь: антиэнергия поглотила генерацию, но Божественный поток никуда не исчез, связь останется и все восстановится в естественных объемах. Однако ты хочешь снова достичь более высоких генераций. Так?
- Да.
- Тогда тебе придется встать на путь самоочищения. Светлая человеческая пси-энергия совпадает с рядом частотных колебаний пси-энергии Бога и получает неземную силу, если освобождается от большей части антиэнергии. И опять все сводится к религиозным техникам. Судя по всему, именно исполняя Заповеди Божии, то есть, не греша, люди и начинают производить чистую энергию. И доходят в этом до запредельных результатов. Например, известный русский святой Серафим Саровский не только умел лечить, предвидеть и так далее, но и, судя по воспоминаниям бывших рядом с ним монахинь, летал над землей, презирая все законы физики. Вообще, у меня создается впечатление, что смысл человеческой жизни заключается именно в производстве светлой энергии, которая соединяется с Божественным потоком и возвращается во Вселенную, где, возможно, служит строительным материалом. Мы либо сливаемся с чистым родительским эфиром, усиливая его своей генерацией, либо сами переходим в состояние антиэнергии. Интересно, что некоторые элементы черного света, по моим расчетам, являются довольно тяжелыми и потому он притягивается к земле. Часть сгорает в плазме, а часть накапливается у поверхности. Нельзя исключать, что именно в результате их сбора в определенных участках и происходят природные катастрофы, а при критическом переизбытке на планете – случается перезагрузка Земли, стряхивающей с себя грязь с помощью апокалипсических явлений, называемых «концом света».
Ученый поднялся, сложил руки на груди, оперся спиной о косяк двери и замолчал, глядя в пространство. Молчал и адвокат, который хотел поддержать разговор, но совершенно не знал о чем спросить. Впрочем, Алексей Иванович вскоре и сам продолжил, уже не обращаясь к молодому человеку, а как бы рассуждая вслух:   
- Мы учимся разным наукам, заставляем детей постигать строение материи, производить из знаний различную продукцию. Но, начиная учение, не проходим через решение первой и главной задачи: для чего живем? Мы как бы пропускаем этот вопрос, оставляя поиск ответов на неопределенное время, стремясь не отстать в познании математических формул и химических реакций. И так увлекаемся процессом, стимулируемые по ходу научного развития получением все новых материальных благ, что вопрос: «для чего живем и, следовательно, для чего все это делаем?» - становится неуместным, тормозящим движение к личному успеху. В результате, вместо идей духовного очищения и самосовершенствования с целью вхождения в Рай Божий, обретаем в целевых установках идеи углубленной материализации, предполагающей богатство, влияние, образование. При этом не замечаем, как такое искажение делает нашу жизнь бесперспективной, пустой и несчастной. Только честно ответив на свой вопрос «для чего?», можно также ясно ответить на этот вопрос ребенку и сформировать основу его развития, предполагающую постижение всех наук с целью приближения с их помощью человечества к состоянию Богоподобия, к тому самому Богочеловечеству. Без цели – нет воли. Без воли - нет энергии.
- Формула креста, - внезапно для самого себя вспомнил адвокат, отметив также, что мысль про связь цели, воли и энергии тоже приходила ему в голову раньше.
- Что?
- Я говорю, что получается жизненный крест: человек должен развиваться не только материально, по горизонтальной плоскости, но и духовно – по вертикальной.
- Довольно точно. И опять же крест.... – ученый снова сел за стол, но на сей раз повернулся к Альберту в профиль и не смотрел на него. – А ведь и окружающие нас предметы и явления несут в себе не только реликтовую Божественную энергию, но и человеческие частоты. Деньги пропитаны мыслями, чувствами и волей людей, о них думающих и их использующих. Эта пропитка и составляет их энергетику, о которой говорят: «деньги – грязь». Любовь, превращаясь из понятия в глагол, ухудшает энергетику, занижая ее до уровня энергии животных инстинктов, до энергетики секса – иногда здоровой, иногда извращенной, но всегда пустой, сугубо материальной из-за отсутствия высоких духовных эмоций. Энергия физического развития также заражена односторонностью. Горизонтальностью, как ты говоришь. Ей пытаются придать смысл, говоря: в здоровом теле здоровый дух. Но это обман – в пустом теле нет настоящего духа, только инстинкты и кормящие антиэнергию примитивные душевные движения – гордость, тщеславие, обиды и злость. Видимо, не зря в древнем Китае боевыми искусствами занимались монахи…
Духовная энергия – наиболее тонкий и чистый вид светлой энергии человека. Получать ее можно разными методами. Не всем необходимо быть монахами или священнослужителями, художниками и композиторами. Тем более что, взяв на себя функцию выработки высокой энергетики и не выполняя ее, творя, например, энергетически грязное искусство, человек с тройной силой погрязает в черном свете. Выход одного популярного порнофильма, фильма ужасов или боевика с пропагандой насилия, равно, как книги, музыки, песни, где превозносятся пороки, активизируются отрицательные эмоции, по вреду своему подобен применению оружия массового поражения. Только в этом случае тело уничтожается в последнюю очередь. Вначале, от запущенного авторами незаметного и не диагностируемого вируса разрушения тонких энергопотоков, страдает отвлекаемая от родительского энергоэфира душа.
Зато умеющий зарабатывать вполне может купить себе духовную энергию. Точнее, обменять: деньги, использованные на поддержку носителей высоких энергий, формируют обратный поток, состоящий из импульсов, развивающих духовную составляющую. Да и сам факт настоящей благотворительности – это движение духовного порядка. Нужна только воля к добру и свет начнет занимать свое пространство внутри человека…
Мне жаль, что не успел тебя предупредить. Очень жаль. Сообщи я вовремя, ты бы не наделал глупостей…

Крестовский молчал. Ему хотелось в ответ на последнюю фразу сказать что-нибудь ободряющее Симакову, но он был согласен с логикой ученого, думал, что тот и вправду виноват в его нынешних бедах.

- Пойду я. Поздно уже. Прости.
Алексей Иванович встал и протянул руку. Альберт поднялся, чтобы пожать ее. Но ученый неожиданно быстро убрал ладонь, обнял молодого человека, как обнимают старого друга, перед которым провинились, тут же отстранился, и, не оборачиваясь на хозяина, вышел из квартиры.
Адвокат сразу почувствовал, что из-под кожи стал уходить сидевший там страх. Вместе с ним пропадала скованность в мыслях и мышцах. Тело вновь становилось легким, а сознание ясным. Открылся и смысл последнего объятия ученого: Крестовский догадался, что его облучили. Как он недавно помог начаться процессу выздоровления отца, так и Симаков теперь дал ему импульс к восстановлению сил.
Но не успел он оправиться от физического и психического угнетения последних часов, как нутро сжала совесть. Каждое воспоминание о Юле, о случае с Лизой, с Царевым, с Самсоном, с Ниночкой, даже о победе над Волосниным и об отношениях с Ирой доставляло острейшую боль, заставляя чувствовать себя виноватым во всем. Но что делать? Как избавиться от справедливой муки или хотя бы облегчить ее? Ведь сделанного не вернешь. И тут мозг снова развернул полотно обрисованного Алексеем Ивановичем мироустройства. Если во всем есть Бог, если везде Он… Перед глазами всплыла икона улыбавшегося ему Христа. 

Альберт приехал в церковь до начала утренней службы. Купил свечку в иконной лавке и встал на входе в храм, пока не глядя на то самое изображение с надписью «Господь Вседержитель». Он ожидал этой встречи с боязнью и интересом. Оторвав взгляд от гранитных напольных плиток, поднял его на уровень нескольких готовившихся к началу молитвы старушек, потом выше… Улыбается! Удивительно! Будто смеется над самими сомнениями молодого человека. Ноги ослабли в коленях, но он сделал осторожный шаг, затем еще один, еще и еще, пока не достиг цели: стоявшей перед иконой подставки для свечей. Боясь выдать волнение, зажег и поставил большую свечку, и почувствовал, как дрожь пробежала по рукам… Надо было начинать… Он пришел, чтобы просить. Дальше откладывать было нельзя, так как должна начаться служба.
- Г… Го… Бо… Прости. Прости меня, Боже, - говорил шепотом, но самому показалось, что кричит на весь храм, обращая на себя внимание собравшихся. Язык одеревенел, челюсти не разжимались, слова никак не подбирались, но уже поборов себя и выговорив кое-как через смущение и гордость первые слоги, почувствовал как внутри разливается желанное успокоение и болевшая всю ночь душа освобождается от мучений.
- Прости меня, Боже. И… Юле помоги… И Александру, - подумал, что мужчин и женщин с такими именами, наверное, много, пожалел, что не знает фамилии Юли и добавил: -  Цареву… Помоги, Господи. И… - все, что хотел сказать, вылетело из головы, не мог даже вспомнить имен людей, за которых хотел попросить. – И… всем помоги, Господи.
Захотелось заплакать. В этот момент начали читать молитву. Альберт сделал несколько шагов назад и остановился за спинами молящихся. Он снова смотрел в  икону, лик на которой продолжал улыбаться. Вновь стало стыдно. Возникло желание встать перед Ним на колени. Это казалось унизительным в присутствии чужих людей. Но Крестовский решил, что перед Богом упасть не стыдно, собрал всю волю, поборол визжащую гордыню, заставил себя неуклюже бухнуться на пол, тут же подскочил и спешно вышел на улицу.

Солнце разжигало до искр верхушки куполов, отбрасывая тень самого большого креста прямо под ноги стоявшему на площади перед собором адвокату. Не успел Крестовский сделать и нескольких шагов в сторону дороги, как телефон воспроизвел мелодию вызова. Звонили из юридической конторы, предупредили, что готовы документы. Нужно было ехать. Решил двигаться на общественном транспорте. Еще не прошедшая утренняя давка плотно упаковала тело в салон автобуса и понесла по направлению к цели. Требовалась еще пересадка в трамвай, на котором нужно было преодолеть три остановки, но он решил от этого отказаться, предпочтя пройти оставшееся расстояние пешком.
Телефон снова отреагировал на входящий звонок.
- Алло.
- Здра-авствуйте! – немолодой женский голос звучал одновременно заигрывающе и начальственно строго.
- Добрый день, - адвокат искал в памяти соответствие голосовых характеристик кому либо из знакомых и не находил.
- Это Альбер Сергеевич Крестовский?
- Да, это я.
- Адвокат?
- Ну да, я адвокат.
- Очень хорошо. Это беспокоит ваша потенциальная клиентка. Мне ваш номер дал Самсон. Знаете такого?
- Конечно!.. - волна надежды подняла настроение и частоту звука.
- Я прочитала про вас в журнале, - теперь в голосе уже превалировало лукавство. - Такая интересна статья… В общем, я бы хотела с вами поговорить не по телефону.
- Когда?
- А у вас, что много свободного времени? Я думала такой востребованный молодой адвокат…
- Да, я имел в виду: в какой день вы хотите встретиться?
- А-а-а… Я хотела бы сегодня. Сможете?
Крестовский хотел крикнуть, что готов ехать к ней на любой конец города прямо сейчас, но сдержался, подумал, что сначала надо забрать документы, а встречу назначить на послеобеденное время.
- Часов в пятнадцать я буду свободен.
- Хорошо, меня устраивает. Куда приехать?
Альберт не хотел приглашать клиентку в необустроенный офис, но понял, что предлагать какие-то другие места для встречи будет подозрительно и глупо. Он назвал адрес своей конторы, нащупал в кармане ключ от помещения, который не выложил со вчерашнего дня и пружинистым шагом, на укрепленных оптимизмом ногах отправился за документами.
Вместе с учредительными бумагами и печатью клиенту вручили презент от фирмы – простенькую пластиковую светло-серую табличку, на основном пространстве которой синими буквами, вырезанными из клейкой бумаги, было написано: Юридическая защита. И более мелко внизу: ООО «КАС-адвокат». С обратной стороны табличка была оснащена двусторонним скотчем. Генеральный директор новой компании подарок оценил.

Только подъезжая к офису, Крестовский задумался над тем, что может стать предметом предстоящего дела, что он может предложить, какую сумму и какие условия оплаты потребовать. В этот момент радостное настроение значительно снизило свой градус. Скорее всего, просматривался очередной заказ на бракоразводный процесс, а, точнее, на дележ имущества. Но теперь, не обладая прежними способностями, он не мог даже надеяться на удачу, если дело окажется хоть примерно таким же сложным, как вопросы отторжения собственности Кривошеева и Волоснина. Он, конечно, мог попробовать и так, используя знания и правовые нормы, но понимал, что в таких делах государственный закон будет не на его стороне. Впрочем, оставалась еще надежда на то, что дело будет более простым. Возможно, оно вообще будет из другой сферы. И тогда…

Альберт прилепил табличку на дверь. До назначенного часа еще оставалось время, которого было вполне достаточно, чтобы пообедать, зайти домой, принести в офис ноутбук и портфель, купить в магазине хотя бы пачку бумаги и канцелярские принадлежности.

- Насилу нашла, - невысокая темноволосая женщина лет около пятидесяти, но с почти гладким, явно чем-то обработанным лицом, небольшими карими глазами,  подтянутым телом, распахнула дверь и хозяйски оглядывала помещение, вместе со всем его содержимым, включая адвоката. – Не очень конторка. Я ожидала большего.
- Я только открылся, еще не обжился здесь, - стал оправдываться генеральный директор, отчего ему самому немедленно стало тошно.
Еще хуже стало адвокату, когда напористая клиентка изложила суть дела. Сбылись самые неприятные предчувствия. Женщина хотела отобрать наследство у  соперницы - вдовы ее бывшего мужа, который оставил все своей второй жене. Понимая, что юридически у нее нет никаких оснований требовать даже части имущества, так как их сын является уже совершеннолетним, а брак прекращен за 6 лет до смерти бывшего супруга, она считала, что Крестовский должен «как-то загипнотизировать» разлучницу, чтобы та сама поделилась деньгами и домами. Судя по всему, про способности Альберта ей рассказал Самсон и женщина была уверена, что все свои дела он выигрывал, вводя противников в состояние гипноза. Это был тупик.
 
Крестовский не без удовольствия отказал нагловатой посетительнице, но сразу после ее ухода испытал отчаяние. Показавшийся просветом утренний звонок превратился в растворившийся мираж. Будущее опять приняло размытые формы. Молодой человек задумался, что теперь необходимо сделать, взял листок и, вспоминая университетские уроки, стал записывать мероприятия, способные привлечь клиентуру. Большинство ходов были недоступны: реклама на телевидении была дорогой, заказ рекламного щита был связан со временем, необходимым для поиска места, печати, да и малоэффективным в качестве одиночного приема. Оставалось небольшое сообщение в газете, на тематическом сайте в интернете, да самостоятельная расклейка объявлений на подъездах соседних домов.
Дешевые формы не могли привлечь богатых клиентов. Но Альберту уже было все равно. Нужен был хоть один, хоть какой-нибудь заказ, чтобы начать работу. Он сел, написал от руки пять объявлений с указанием адреса офиса. А поскольку рассчитывать приходилось на небогатые категории потребителей, в тексте было указано, что компания оказывает недорогую поддержку всем слоям населения. Конечно, пять объявлений было слишком мало, однако владелец ООО «КАС-адвокат» стеснялся расклеить даже их. Тем не менее, прошел вдоль двух ближайших домов, прикрепив все бумажки. Произвел это скорей для отчета перед самим собой: вот делаю, что могу, даже переступаю через стыд, - после чего, прихватив ноутбук, ушел домой, размещать призывы к сотрудничеству в сети интернет.
Открыл электронную почту, обнаружил четыре резюме от студентов из универа, не стал их читать, нашел сайт юридических консультаций, зарегистрировался и разместил небольшой текст о готовности оказать адвокатские услуги. После этого до самой ночи пребывал в унынии, беспрестанно жалея себя, сожаления о своих поступках, раздумывая над тем, куда идти, если придется закрыть фирму.

Проснулся рано, будто что-то толкнуло изнутри, заставив вернуться в реальность. Не зная зачем, не спеша собрался и двинулся в офис просто потому, что дома сидеть было еще бессмысленней. Нависшее над домами холодное хмурое небо провоцировало депрессию, весенний утренний холод проникал сквозь одежду, обнимая влажными потоками скованное тело, заставляя ускоряться для преодоления пространства.
Оцепенение прошло, когда в дверь кабинета постучали. Случилось это почти сразу после того, как Альберт вошел в него и закрыл за собой дверь.
- Да!
- О! Здравствуйте! – на пороге показалась очень милая девушка, с большими голубыми глаза, подпиравшимися пухловатыми щечками, обрамленными переливавшимися на свету густыми каштановыми волосами, обрезанными в стрижку «под каре». Она оглядела помещение и его хозяина:
– А я познакомиться. Мы – ваши соседи, у нас дизайнерская компания. Меня Аня зовут.
- Очень приятно. А я – Альберт, у меня адвокатская контора.
- А вы переехали или только начинаете?
- Можно сказать, что сегодня – мой первый рабочий день в качестве директора собственной фирмы, - адвокат неожиданно для себя хорошо и широкого улыбнулся без всяких сторонних мыслей и натуг.
- Поздравляю! Заходите к нам, если что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, - девушка также непринужденно улыбнулась и через секунду исчезла вместе с рожденным улыбкой светом.
Крестовский хотел еще как-нибудь задержать гостью разговором, но не успел даже ответить на последнюю ее фразу. Дверь закрылась так плотно, что показалось,  будто она и не открывалась вовсе, а все произошедшее было наваждением. Сомнения развеялись через секунду. Только сев за стол с канцелярией, услышал легкий стук, после которого в кабинете снова показалась Аня, в ее руках была большая оранжевая кружка, с нависшим над поверхностью маревом пара. 
- Это вам небольшой презент к началу трудовой деятельности, - легкая неслышная походка стремительно и мягко пронесла ее небольшое тело к столу, перед лицом Альберта возник вкусно пахнувший черный чай.
- Спасибо.
- Пожалуйста, - пока девушка, развернувшись, шла к двери, молодой человек успел оценить ее правильную, хотя и слегка пухловатую фигуру, подчеркнутую обтягивающими джинсами.

Альберт вдыхал выдаваемый чайным пакетом аромат, наблюдал за насыщением цвета напитка и с удовольствием думал, что теперь у него есть повод пойти к ней, чтобы вернуть кружку. Заодно можно будет узнать, кем она работает в дизайнерской компании… В дверь снова постучали.
- Входите! – однако, вместо Ани, в дверном проеме показалась фигура старушки. Память выдала запечатленный образ пожилой женщины, приходившей в контору Карасева… Это была другая бабулька, но у нее были такие же простиранные слезами глаза, то же выжатое горем лицо, согнутое смирением слабое тело.

Софья Семеновна Ященко поверила в благие намерения выросшего на ее глазах соседского сына Бориса, однажды предложившего одинокой старушке переписать на него квартиру в обмен на пожизненное содержание. А поскольку парня бабулька знала, как ей казалось, хорошо, при этом не имела рядом никаких родственников, боялась подкрадывавшейся физической слабости, нуждалась в заботе и общении, согласилась, думая, заодно, помочь и Борьке, чья семья всегда жила без достатка, периодически злоупотребляя спиртным. Женщину отвезли к нотариусу, она подписала бумаги, после чего ей выдали 3 тысячи рублей, сумку с вещами, и запретили появляться в квартире. На время приютила подруга, пока терпевшая чужое горе. Пенсионерка сначала пошла в полицию, но там, посмотрев бумаги, не нашли возможности вмешаться, так как дарственная была чистой, по ней жилье передавалось со дня подписания и не предполагалось никаких обязательств со стороны получившего двухкомнатную квартиру Бориса Юрьевича Шалабанова. Там же, в полиции, бабульке рассказали, что ее сосед Боря, по кличке Шалабан, давно проходит по учетным записям в списках криминального сообщества и посоветовали обратиться к адвокату, чтобы попытаться вернуть имущество через суд. Денег на услуги юриста не было, но нашлась одна отзывчивая женщина, согласившаяся провести защиту в счет компенсации морального вреда. Она составила иск, с упоминанием выплаты 1 миллиона 500 тысяч рублей за моральные страдания и Софья Семеновна согласилась отдать ей все, что будет присуждено по этой части требований, если дело окончится победой. Истцам помог случай. Дело в том, что право собственности Шалабан с подельниками оформили быстро, но продать имущество не смогли из-за возникших сложностей с регистрацией пенсионерки по этому адресу, мешавшей проведению дальнейших сделок. Саму бабку трогать побоялись, узнав, что она уже и так всю ситуацию изложила в полиции. А чтобы снять с учета без нее, необходимо было время.
В первом заседании суд, по требованию адвоката истицы, наложил арест на имущество до окончания судебного разбирательства. Это было в пятницу, на минувшей неделе. Но уже в субботу женщина-адвокат извинилась перед старушкой, сообщила, что ей угрожали, что она боится за свою жизнь и отказалась дальше вести это дело. Следующее слушание должно состояться завтра. Начиная с понедельника, Софья Семеновна исходила все известные ей конторы, но никто не соглашался стать ее представителем в процессе. И вот, на подъезде дома подруги, у которой сейчас проживает, увидела объявление фирмы «КАС-адвокат». Альберт был ее последней надеждой, что чувствовалось в каждом слове, звучало в каждой интонации во время рассказа о случившейся беде и последующих событиях.
Он не мог, не должен был принимать решение сейчас. Необходимо было взвесить «за» и «против», оценить реальный риск, судебные перспективы. Но, попав под груз чужого горя, помочь в котором теперь мог только он один, Крестовский почувствовал, что не может от него избавиться. Глядя на Софью Семеновну Ященко, он снова вспоминал старушку, приходившую в офис Карасева, ощущал усиленное чувство жалости, что удваивало ответственность и толкало к нелогичному поступку.
Способ проверить серьезность угрозы, адвокат также придумал прямо на ходу: взял телефон Шалабана и, позвонив ему со своего мобильного, представился адвокатом обманутой женщины, предложив Борису вернуть квартиру не дожидаясь суда, пообещав в случае несогласия обратиться уже с иском о привлечении того к уголовной ответственности, сулившей до 10 лет лишения свободы. Шалабанов только пробурчал, что подумает и положил трубку. Альберт не ожидал от себя такой наглости и напора в разговоре, и, почувствовав, что психологически задавил противника, решил, что все его угрозы в адрес прежней защитницы были блефом, который подействовал на женщину, но не сработает с ним, мужчиной. Старушка радовалась так, будто уже вернула жилье, и это придавало дополнительный кураж действиям адвоката.
Заседание должно было начаться завтра в 10 утра. После ухода клиентки адвокату предстояло за короткий срок подготовить несколько необходимых бумаг, позволяющих ввести нового защитника, которые Софья Семеновна подпишет перед процессом. Кроме того, надо было тщательно исследовать все нюансы законодательства, касающиеся данного дела и, главное, - решить с какой речью выходить к судье, чтобы иметь надежду на благополучный исход.
Между тем, время близилось к обеду, организм требовал подпитки и Альберт решил сначала поесть. На столе стояла кружка с остывшим чаем, к которому он так и не притронулся, сочтя это бестактным во время разговора с пенсионеркой. Хлебнул… Холодно, горько и не вкусно. Надо было отнести кружку. И это был приятный момент. Пройдя к раковине в туалете, он вымыл емкость. Стал собираться с духом, чтобы переступить порог незнакомого помещения и начать общение с еще неизвестными соседями. В этот момент ему в голову пришла озорная мысль: а что если пригласить Аню на обед, как бы в ответ на ее угощение чаем?.. Идея понравилась, он слегка постучал и толкнул дверь офиса дизайнерского бюро.
- Здравствуйте!
- Добрый день, – из-за стола, находившегося прямо перед входом, но за проемом двери, ведущей в кабинет справа, на него смотрела женщина лет сорока, с собранными хвостом черными волосами, тонким носом, на котором устроились «учительские» очки, придававшие строгость всему ее облику.
Крестовский огляделся, в комнате было еще два стола, за одним из которых сидел молодой человек, примерно такого же возраста, как он, который всем телом повернулся к вошедшему и стал с интересом его разглядывать:
 – Аню можно видеть?
- Она на выезде, - отчеканила женщина. - Что-то передать?
- Да я вот кружку хотел вернуть, - Альберт был огорчен полученной информацией.
- А-а-а. Это наш новый сосед, - слегка растягивая гласные произнес сотрудник дизайнерского бюро, что, впрочем, весьма понравилось адвокату, который мгновенно предположил, что этот мужчина в многоцветной кофте не является для него конкурентом за симпатии Анны.
- Давайте мне, - женщина протянула руку.
- Да, – гендиректор ООО «КАС-адвокат» сделал шаг, передал кружку. - Спасибо.
- Пожалуйста, - протянул от своего стола дизайнер. Во всяком случае, так определил для себя его профессию Альберт.
- До свиданья, - Крестовский, разворачиваясь к выходу, попытался рассмотреть что-нибудь в соседней комнате, но смог заметить только небольшой серый диван у ближней стены, на котором никого не было.

Утренняя хмарь разнылась нудным мелким дождем. На улице было прохладно и неуютно. Впрочем, «Кристалл» находился рядом, обещая общественный комфорт одного из своих кафе.

Звонок прозвучал неожиданно и нежеланно, в тот момент, когда пообедавший адвокат возвращался сквозь морось в свой офис. Не хотелось отвечать под дождем, но мелодия звучала требовательно-настойчиво, Крестовскому пришлось достать телефон, не дойдя до двери. Номер не определился, и это дало сигнал к проявлению тревоги.
- Алло.
- Это Альберт?
- Да.
- Это Кирилл, помнишь нас на открытии «Взяточной» Самсон познакомил?
Крестовский вмиг вспомнил и ту встречу с криминальным лидером Моисеевым, и весь его облик, и тогдашние свои предчувствия о том, что это знакомство будет иметь большое значение для него. Он остановился на тротуаре, не дойдя до входа в свое помещение метров тридцати.
- Да, конечно помню.
- Слушай, Алик. Мне тут сказали, что ты взялся за дело какой-то старушки… Зачем?
- Ну… Ну… Взялся… Жаль бабку стало, - теперь адвокат отлично понял, кто стоит за Борькой Шалабаном, в тот же миг пересохло в горле, каждое движение кадыка стало причинять несильную, но неприятную боль, из голоса, как песок из ладони, стала уходить уверенность.
- Ерунда какая-то. У тебя же бизнес. Причем здесь жалость? У тебя такие клиенты были, а тут… Несерьезно. Согласен?
- Н-н-н… - Альберт не знал, что ответить: сказать «согласен» означало отказаться от защиты, а другой ответ мог быть расценен как шаг к обострению конфликта. Впрочем, вскоре он решился:
- Не совсем. Бабульку-то тоже надо кому-то поддержать.
- Ты что, не понял, что залез не свой огород, адвокат?
Крестовский был охвачен страхом, но в этот момент ему также было страшно сломаться под тупым давлением. И это обстоятельство заставило искать конца разговора. Хоть какого-нибудь:
- Какой-то у нас получается странный разговор. Давайте лучше не будем его продолжать.
- Да можем, конечно, и закончить. А мы и кончить кого-нибудь потом можем тоже. Слушай сюда, парень. Если ты завтра появишься на суде, уже вечером к тебе придут гости, чтобы как следует поздравить. А если не придешь на суд – я позвоню, чтобы найти для тебя выгодное, хорошо оплачиваемое дело. Ты понял меня?
- Понял, - воля Альберта опять стала угасать.
- Вот и хорошо. Думай!

Намокшие волосы показались тяжелыми, сделав увесистой всю голову целиком. Адвокат дошел до своей двери и остановился, не открывая ее. Произошедший разговор поставил перед ним задачу, отодвигавшую на задний план всю остальную реальность. Необходимо было сделать выбор, который мог решить его судьбу и кабинет для этого, кажется, не очень подходил. Крестовский вошел, собрал в портфель бумаги по делу Софьи Семеновны Ященко и двинулся в сторону своего дома, уже не обращая никакого внимания на мелкий холодный дождь и небольшие лужи под ногами.
               
Страшно. Могут ведь и убить… Может, заявить в полицию? Глупости! Что ты им расскажешь, что тебе позвонил кто-то, предположительно Кирилл Моисеев, и вроде бы угрожал. Пошлют тебя с таким заявлением. Скажут: покалечат, тогда зовите на преступление, а сейчас повода нет. Да и даже если добьешься от них охраны на один день, это ничего не изменит. Только может отодвинуть расправу и сделать ее более жестокой, не оставляющей следов и шансов выжить, ведь главным следом в таком деле является тело… Хотя, надо все-таки зайти, написать заявление, чтобы потом знали, кого искать. Да и это бред. Он же сам не приедет. Никак его к этому вопросу не привяжешь. Не зря же столько лет все знают, чем он занимается, и никто не может ничего сделать. А может и куплены нужные люди в полиции, что никак не облегчает мою ситуацию. Но можно же не ходить… И Бог с ней, с этой бабкой! Сама проворонила, пусть сама и расхлебывает! Зато мне предложат защищать бандитов… Будут деньги. Да, деньги хорошо. Однако как там говорил Симаков, про энергию денег… А излучения преступных денег вообще сделают из меня ублюдка. И убьют. Медленно и бесславно. Да, принять его заказ – значит, подчиниться его преступной воле и стать частью криминалитета. Получается, что и в этой стороне ничего хорошего ждать не приходится. Как в той сказке: направо пойдешь – убитым будешь, налево пойдешь – пропадешь… Даже хорошо, что на улице дождь - хоть немного голову остужает. Так думать легче…   

Маленький кабинет, называемый залом заседаний районного суда, едва вместил всех участников: судью – женщину средних лет, с выраженной как у мужчин морщиной между бровей; секретаря судебного заседания – девушку с длинными, костлявыми пальцами, обрамленными ярким красным лаком на ногтях; Бориса Юрьевича Шалабанова – 23-летнего низкорослого юношу с широкой грудной клеткой, безуспешно старавшегося придать выражение невинности своему прыщавому лицу, на котором вместо этого отражалось только отсутствие интеллекта; его адвоката – тучного пожилого мужчину в клетчатом сером пиджаке и черном галстуке-бабочке на вороте не очень свежей голубой рубашки, у которого во время сидения двигались только юркие, цепкие глаза; Софью Семеновну Ященко - бледную от волнения, облачившуюся в свою самую торжественную одежду, что в общем виде создавало образ старушки, пришедшей на собственные похороны; и Крестовского, затуманенный взгляд припухших глаз которого выдавал бессонницу и многодумье последних часов, а прямая спина демонстрировала окончательность принятого решения.
Впрочем, когда слово предоставили адвокату истца, его взгляд прояснился, слившись с прозрачными потоками ровного света пасмурного неба, заполнявшего  кабинет через окно, расположенное за спиной судьи.   
 - Мир пропитан ложью. Мы лжем, нам лгут. Мы все знаем, но не пытаемся с этим бороться, потому что боимся, что вскрыв чужую ложь и сказав правду, лишим себя права на ложь собственную, получим от других не то, что хотим услышать.
Преступники врут, что живут по каким-то там законам чести, по понятиям. На самом деле это законы бесчестия, предательства, угнетения слабых, мерзкого унижения и подчинения перед сильными.
Начальнику на любой работе лгут, что он принимает исключительно правильные решения. А он то же самое лжет вышестоящему руководителю. Но дело от этого лучше не делается.   
Реклама лжет о качестве товаров и услуг. Благо если в результате от какого-нибудь «чудодейственного» детского творожка ребенку не стало хуже. Это уже, по нашим понятиям, почти и не ложь. 
Снимают дрянное кино. Видные деятели с купленных экранов врут о его непревзойденном сценарии, актерской игре, постановке, спецэффектах. Обманутые люди, посмотрев, врут сами себе и окружающим, что это хорошо, что им понравилось. Художники рисуют откровенные фикалии, порой даже не в образном смысле, а услужливые эксперты утверждают, что в этом что-то есть, что это модно и народ «поедает» такое искусство. 
Государства лгут друг другу и своим народам, называя это дипломатией и политикой. Но такая ложь непременно заканчивается разными войнами - от горячих до холодных и торговых, в результате которых гибнут и страдают ни в чем не повинные граждане. 
Все лгут ради самосохранения, чтобы не обидеть, чтобы не вступить в конфликт. Лжем, потому, что боимся и боимся, потому, что лжем. И все это искажает пространство действительности. Прежде всего – нравственное, что ведет к духовному уродству, загрязнению человеческой энергетики, приближает к гибели, как отдельных людей, так и всю цивилизацию.
Есть только один способ остановить этот процесс – сказать правду. Признаться себе, что чистота души важнее полноты кошелька, что воровать плохо, что иногда воровство последнего, жизненно необходимого, по совести, приравнивается к убийству, что судить не честно - хуже, чем воровать, поскольку таким судом убивается нравственная основа человека и человечества, надеющегося на справедливость.
Только правда сможет расставить все в миротворении по тем местам, которые определил им Создатель. Видеть правду, говорить ее и быть готовым услышать – вот первый и самый тяжелый подвиг человека, способный защитить всех от самоуничтожения. И все, что требуется от нас, собравшихся сегодня в этом зале, - сказать себе правду. Простую и очевидную. Не пытаться стыдливо прикрыть ее статьями и параграфами законодательства, а сделать ее основой единственно справедливого решения, вернув таким образом миру хотя бы частичку энергетической гармонии, в которой самим же будет легче существовать. Я обращаюсь с этим призывом не только к уважаемому суду, но и к ответчикам, ложь и злоба которых поедают их самих. Наберитесь мужества, отбросьте страх перед наказанием со стороны вашего криминального начальства, спасите свои души - признайте правду.

Как назло распогодилось. Меж белыми бугристыми облаками отчетливо просматривался свежий сине-голубой фон, через большие участки чистого неба солнце пробивалось с такой радостью, будто не видело землю целый месяц. Омытое дождем пространство городской весны сияло ему в ответ свежими листьями редких деревьев и подсохнувшими тротуарами. Лица прохожих разгладились, на многих сверкали улыбки. Но Крестовский сейчас хотел вернуть угнетавшую сознание и психику уличную хмарь. Было трудно готовить себя к драматическим, а, возможно, и трагическим событиям, находясь в окружении всеобщего праздника. Он был уверен, что нервы Моисеева не выдержат прямо сегодня – уж очень не привык криминальный авторитет получать отказы, да и для сохранения уважения среди подельников-починенных, для урока всем, кто позволит ослушаться его в будущем, требовалось наказать зарвавшегося адвокатишку. Альберт это прекрасно понимал. Он, конечно, сходил вчера в полицию и заставил сотрудников правопорядка принять свое заявление об угрозе жизни, однако, как ожидалось, деятельной  реакции на подозрения владельца юридического бюро не последовало.
Решил ехать в офис, чтобы не дать бандитам повод разгромить квартиру. Было ясно, что его домашний адрес они легко получили по номеру телефона, а место нахождения конторы вообще указывается в документах, которые видит ответчик. Душу щемило воспоминание о том, как Софья Семеновна бросилась целовать его руки после оглашения приговора. Оставались переживания за то, что ответчики обжалуют постановление и в следующих инстанциях старушка может проиграть, лишенная необходимой защиты. Да, если с ним что-то произойдет, исстрадавшейся пожилой женщине будет крайне сложно найти нового адвоката. Но это его уже касаться не будет. Свое дело он совершил сегодня. Возможно, последнее дело в жизни…
Пустой офис навеял ассоциации с моргом. Ожидание было мучительным. Отгоняя от себя печальные мысли, и без того высушившие мозг, Альберт открыл ноутбук, вспомнив, что с его поломки началось знакомство с учеными и произошло поглощение чипа, стал бегать по страницам интернета, но вскоре понял, что не воспринимает никакой информации, открыл пасьянс, который неожиданно трижды сложился. Усмехнулся, восприняв это как иронию судьбы, стал вспоминать свою жизнь, перелистывая события, как альбом с фотографиями. Когда дошел до последних дней, за дверью послышался шорох…
Он мысленно готовился, но не ожидал, что будет так страшно. Тело похолодело, хотя сердце билось как раненный хищник. Горло перехватило сухостью, мешавшей дышать. Руки сначала подрагивали, а потом стали переходить в режим неконтролируемой мелкой мышечной истерики, отказываясь подчиняться приказам наблюдавшего все как бы со стороны мозга. Движение за дверью длилось несколько мгновений, показавшихся адвокату безвременьем. И вот ручка дернулась, дверное полотно начало отходить от проема… В этот момент Крестовский пожелал умереть до момента полного отворения двери…
И был не прав. Вместо ожидаемых бандитов, на пороге стояли, улыбаясь во весь рот… супруги Кривошеевы. В работавшем в режиме сверхнапряжения сознании адвоката промелькнули все, связанные с этими людьми события, и он понял: бизнесмен испросил прощения у жены и они помирились. Даже, судя по выражению глаз, положению тел, движению рук, можно было предположить, будто заново поженились и сейчас находятся в состоянии новобрачной эйфории. Больше всего поменялся мужчина. Теперь в нем не было и намека на того раздражительного, угрюмого типа, с которым Альберт встретился в суде и в усадьбе. Кривошеев понял для себя все, что было нужно для продолжения жизни, сделал выводы, наметил цели и сбросил оковы прежнего имиджа. Олег Викторович красовался перед Еленой Николаевной новым собой, чувствовалось, что ему все нравится и в ней, расцветшей в отсутствии страха и непонимания зрелой женственностью и красотой.
- Это же толковая бизнес-идея, - вместо приветствия проговорил, оглядывая помещение, Кривошеев. – Защита обездоленных может стать очень прибыльным делом!
Гости прошли к столу и Олег Викторович протянул руку Альберту, который встал и всунул в крепкую спортивную ладонь свою еще сотрясавшуюся конвульсиями кисть. Почувствовав это, бизнесмен придержал рукопожатие, уняв дрожь в пальцах молодого человека. Импульс спокойствия тут же передался дальше, скованность покинула тело Крестовского, который, наконец, полностью включился в ситуацию:
- Здравствуйте, - и улыбнулся гостям.
- Добрый день, Альберт Сергеевич. А мы тут решили к вам в гости заехать, - пропела Елена. – Вы ведь теперь у нас, как хранитель семьи…
- Да и даже не совсем в гости, - сбил лирический настрой жены Кривошеев. – Но сесть-то можно?
- Конечно, конечно! – Крестовский забегал по кабинету подставляя стулья.
- Я говорю, что это очень перспективная идея – организовать защиту социально незащищенных слоев населения, - бизнесмен сидел рядом с женой и говорил, держа ее за руку. – Только с одним офисом ее не вытянуть. Бедные сразу платить не могут, да и гонорары вряд ли будут высокими. Зато их много и судебная защита им очень нужна. Поэтому необходимо создавать сеть социальных адвокатских контор, на организацию и содержание которых в первое время потребуются объемные инвестиции.
Альберт хоть и старался следить за логикой речи, но в его состоянии это было тяжело, и очень скоро он потерял понимание смысла высказываний. Олег Викторович это заметил и постарался сократить изложение:
- Короче. Я предлагаю вложить средства в твою компанию и создать на ее базе сеть адвокатских бюро, занимающихся защитой малоимущих граждан. Согласен?
- Не отказывайтесь, пожалуйста, - проговорил Елена и только после ее реплики Крестовский понял, о чем речь.
- Да, отказываться не надо. Деньги – мои, труды – твои, прибыль пополам. И, подумай, скольким людям можно помочь…
Крестовский хотел было ответить, но услышал шум за дверью и снова похолодел. Сейчас, в этот момент… Вслед за его испуганным взглядом, все обернулись ко входу… Дверь приотворилась… В проеме показалось милое личико Ани.
- Ой, я потом зайду! – воскликнула девушка, увидев гостей, и исчезла.
- Хорошенькая, - откомментировал Кривошеев и получил от жены легкий тычок в бок. - А ты ожидал увидеть кого-то другого? - продолжил он, всмотревшись в побелевшее лицо молодого человека. Потом откинулся на спинку стула и самодовольно добавил:
- Не придут они. Ребята же не знали, что мы вместе работаем, поэтому и позволили себе лишнего. Больше с этим вопросов не будет, это я тоже беру на себя.
Олег Викторович повернулся к жене, вдохнул ее восхищенный благодарный взгляд и еще больше довольный собой, продолжил:
- Так что, по рукам?

Конец