Книга вторая. Глава пятая. Объяснение со Стефанией

-Я полагаю, ты уже определил дальнейшие жизненные планы матери? – спросил Александр Иону.

Был летний приятный вечер. Вместе с легкой прохладой в комнату настойчиво врывался пряный запах жасмина, навевающий на обоих состояние тревожного ожидания.

Отец с сыном вместе поужинали и теперь занимались каждый своим делом. Иону сидел за письменным столом, заглядывая поочередно в несколько книг, и делал пометки в толстой тетради. Александр удобно расположился перед телевизором, возложив на низкий табурет длинные ноги. Он внимательно слушал hard news по каналу no comments, время от времени недоуменно хмыкая и иронически пожимая плечами.

Глобальные телесети с хорошей компоновкой разновременных видеороликов и с опорой на местные синхроны сообщали о нестабильности политической ситуации  в Румынии.
-Ты так думаешь? – вопросом на вопрос ответил сын, устремив на отца бесхитростное сияние своего взгляда.

Тот засмеялся, увидев знакомое выражение распахнутых в неведении глаз.
-С каждым годом, сын, твои актерские способности возрастают. В прошлом году ты слегка краснел, когда лукавил или пытался что-то скрыть от меня, а еще раньше у тебя пылали уши, если ты даже чего-либо не договаривал. Ну и что же задумал в этот раз?

 Иону тоже рассмеялся, понимая, что его проницательный отец давно уже понял, что сын ведет двойную игру,  втайне подталкивая мать к продолжению самостоятельного обучения. Интересно, как он догадался?

-Сдаюсь! – поднял он руки, по-юношески нежные, но с отчетливым рисунком мускулов.- Да, я осторожно и тщательно готовил маму к  продолжению учебы. Я очень старался, чтобы ты ничего не узнал!.. Где же я наследил? – спросил он, круто заламывая бровь в притворном удивлении. – Кажется, ты давно не был дома и маму не видел. Наверное, следишь за нею в бинокль, а? Признайся! Вечерами стоишь и тоскуешь в недоумении: почему это она так долго не гасит свет? А не ревнуешь ли ты? Возможно, она будет права, если примет, наконец, ухаживания какого-нибудь симпатичного парня!

-Вот еще! Что за вульгарный тон? - недовольно буркнул отец.
После паузы Иону вновь вернулся к интересующей его теме:
-И все-таки, по каким же признакам ты впервые понял, что мать начала учиться?
- По «Истории религий», которая как-то исчезла с полки, - небрежно взмахнув бровью в знак легкости заданного вопроса, но все еще хмуро ответил отец.

-Как просто! Ну и что? А может, я взял ее почитать, а потом переставил куда-нибудь и забыл?
- Исключено! –  бросил Александр. - Ты прочел ее уже давно, и она тебе абсолютно не нужна. Что же касается матери, тут  тоже все правильно рассчитано. Лучше этой книги трудно найти! Я  слегка поразмыслил, и понял, что на твоем месте поступил бы точно так же - подсунул бы именно ее!
Иону заулыбался, поощряя откровения отца. Тот рассуждал вслух, отчетливо строя фразы и делая маленькие паузы между ними:

 -Допустим, ты даешь ей какой-нибудь труд по естествознанию. Вряд ли данная тематика ее заинтересует. Даже брошюрка из области практического животноводства или виноградарства не остановила бы ее внимания. Мать предпочитает изучать сочинения новаторов, а те пишут кратко. Вернее, за них коротко пишут профессионалы-журналисты. Книга по истории – тоже не подойдет: Стефания - реалистка и живет только  настоящим. Предложить ей что-либо из мировой классики? Интерес с ее стороны так же маловероятен… К сожалению, тот уровень образования, которое она получила, не способствует развитию воображения и не позволяет оценить достоинства художественной литературы в полной мере.

-Осторожнее, отец! Ты говоришь о моей маме! – перебил Иону звонким голосом, в котором таилась обида за мать.
Не обращая на эту реплику должного внимания, но сбавив тон, отец закончил монолог:

 - Прости! Ты прав. Тем не менее, для большинства слабообразованных людей чтение объемных классических текстов – пустая трата времени. Как тебе известно, это связано с отсутствием навыков, должных тренировок.

-Никакая она не слабообразованная! – сын не удержался, стараясь защитить мать от нового обидного замечания.

Повисла небольшая пауза, затем сын насмешливо хмыкнул, однако ничего не сказал, лишь глаза хитренько прищурил. В своих рассуждениях отец выпустил из виду тревогу материнского сердца, а это большой стимул, чтобы начать читать даже самый трудный текст.

Александр пожал плечами в ответ на хмыканье своего отпрыска и продолжил, не оставив и тени сомнения в своей правоте:

- В тот момент она психологически еще не была готова к большим текстам. Газеты, статья из журнала – привычный объем, не раз апробированное чтиво. Все остальное для нее было просто скучным. К тому же, первая мысль, которая придет матери в голову в названных мною трех случаях, – ребенок забыл дома библиотечную книжку.   А вот запрещенное издание, да еще с твоими заметками на полях, - это непременно заинтригует такую женщину, как мама! Испугает сначала, а потом заинтересует. Я прав?

-Ну что ж, ход твоих мыслей верен! – кивнул Иону, восхищаясь безукоризненной логикой отца. - Как всегда. Аналитик никогда не ошибается! Кроме одного: ты давно у нее не был! Вряд ли это хорошо.

-Давай оставим на время взаимные комплименты и упреки! Ты многого не понимаешь, – перебил Александр. – Да, я глубоко виноват перед матерью. Это я обязан был сделать так, чтобы она продолжала учебу. И давно следовало подтолкнуть ее к получению высшего образования. Но от меня она никогда не приняла бы такого решения. Подумала бы: я стыжусь ее невежества. И замкнулась бы или покинула нас с тобой… А мы без нее пропали бы.

- Пожалуй, - признал Иону, в его голосе отчетливо послышалась печаль.- Ну, ничего! Пусть это прозвучит банально, но я повторю: учиться никогда не поздно. Думаю, экономический факультет в сельхозакадемии мама через два года закончит. Досрочно. Она очень настойчива!

И  добавил с вызывающей горячностью, сверкнув глазами:
-И у нее исключительные способности!
-Я просто убежден в этом! – серьезно подтвердил Александр, положив руки на плечи Иона Виктора. Он с интересом разглядывал повзрослевшее лицо сына, потоки света от двух ламп – на потолке и письменном столе причудливо пересекаясь в большой комнате, бросали изломанные резкие тени на юношу, глаза его горели, брови чуть хмурились, и весь его облик напоминал непримиримого рыцаря, защищавшего честь своей дамы.

После паузы отец заговорил вновь, скупо улыбаясь уголком рта:
– Однако мы в очередной раз повторяем одну и ту же ошибку: не ставим в известность тех, кто будет претворять наши планы в жизнь. Я имею в виду Терезу. Ты помнишь, как мы планировали ее будущую учебу в консерватории? И что получилось в итоге? Ситуация, как говорится, вышла из-под контроля: отчаявшаяся от одиночества девушка сбежала, не подумав даже известить нас ни о желаниях, ни о своих планах.

Иону побледнел и моментально сник, услышав справедливые упреки отца.
Пробормотал виновато вполголоса:
-Ну почему же от одиночества? Ведь и я и мама, мы были рядом…

-Но ты боялся откровенно поговорить с ней. Ничего не сказал о ее предстоящей учебе, о той помощи, которую мы были намерены ей оказать.

Чтобы прекратить тягостные воспоминания о Терезе и бесполезный сейчас анализ собственных ошибок, Иону подвел печальный итог:
-Мы оба совершили, наверное, аналогичные ошибки: я значительно раньше тебя, ты – сейчас.


Тяжело вздохнув, Александр вынужден был признать правоту сына:
-Да, я виноват перед нашей мамой, и очень сожалею об этом. Однако  в нормальных семьях родители определяют, куда пойдут учиться дети. У нас - все наоборот: сын стимулирует мать.  А что будет с нею потом? После академии? Надеюсь, ты подумал…

Пройдя из конца в конец комнаты и отводя слегка затекшие плечи назад, Александр снова сел перед телевизором. Иону многозначительно взглянул на отца.

-Подумал. Меня настораживают, как и тебя, Санни, волнения в нашей стране. Многие считают, что экономический кризис произошел по вине правительства. Думаю, коммунистический режим долго не продержится.

-По твоим  предположениям, до краха империи сколько еще осталось времени?
-Всей системе социалистической экономики или власти президента?
-И тому и другому…
 
- Полагаю: не более года. А по твоим прогнозам?
Александр пружинисто подпрыгнул на стуле и, не касаясь выставленного впереди табурета, соскочил на пол. Этому фокусу – прыжку всем телом из положения лежа – он учился много лет, еще в бытность свою на севере Непала. Иону лишь восхищенно моргнул. 

А отец прогнулся в пояснице, разминаясь, и начал рассуждать вслух:
- Если вести речь  о рокировке в правительственных кругах нашей страны, то здесь я соглашусь с тобой. Полная замена игроков произойдет в течение полутора-двух лет. Причем, последним толчком будет, пожалуй, серия волнений или забастовок рабочих, которая окончится простыми погромами, грабежами, под испытанным пролетарским лозунгом «Грабь награбленное!» Примерно так, как часто это случается во Франции, когда эмигранты из Африки и арабских стран выступают за равноправие. Или в собственных странах эмигрантов Европы и Америки… Если же иметь в виду преобразования всей правящей системы, и  в разных ее звеньях – экономической, политической, социальной сферах, то в течение десятилетия следует прогнозировать резкие мутации политических режимов на всем евро-азиатском пространстве. Учитывая безусловное и  сильное давление экономики и внешней политики США на наш континент. При таком ракурсе, события  примут вид достаточно сложной мозаики. Деструктивные изменения ее и без того нестабильного топологического пространства в будущем неизбежны, они будут протекать очень интенсивно в течение длительного времени…Уверен: нас ждут неожиданные, очень неприятные сюрпризы. Осуществятся необратимые преобразования политических структур ряда стран Европы, уровень экономики в них резко снизится, придут в движение дестабилизирующие механизмы в обществе, последуют затяжные кризисы.  Состояние социалистических стран неузнаваемо изменится, особенно негативно все мутации скажутся на Советском Союзе, распад которого предопределен. Мелкие республики в результате отрыва от Союза, добившись автономии, проиграют в глобальной игре и подпадут под влияние различных заинтересованных стран. Новые правительства, по всей вероятности, окажутся слабыми и неспособными контролировать волны гражданских войн разной степени интенсивности. Россия также не устоит под натиском сопротивления изнутри и превратится на долгие годы в сырьевую базу с высокой степенью коррупции на всех уровнях властных структур, с непреодолимой преступностью, стагнацией промышленности и сельского хозяйства, обнищанием  и безработицей миллионов. Пока не появится новое правительство, которое эта великая страна заслуживает  …


Иону внимательно слушал отца, изредка кивая в знак согласия с его размышлениями:
-Да, перспектива пренеприятная! – поежившись, произнес он.
- Однако, отец, сейчас я думаю о ситуации только в нашей стране. О дяде Джорджиу… Поэтому ты должен торопиться.


-Не говори загадками, сын! Что ты имеешь в виду?- недовольно спросил Александр. – Куда это я должен спешить? Пытаешься изменить течение и моей жизни?
Он выключил телевизор и начал расхаживать по комнате, останавливаясь у окна и бездумно всматриваясь в огни городских фонарей в отдалении. Огней было мало, и они почти не прорезали  тьму, как летние светлячки, в каком бы количестве они ни были, не освещают ночи. Подошел к двери, приоткрыв занавесь, с удовольствием вдохнул аромат цветущих кустов жасмина, усилившийся к ночи. Чутко прислушался к звукам, которые издавали лошади.


Кони привычно спали в своих денниках. Лишь некоторые беспокойные жеребцы, стуча копытами о доски настила, перебирали ногами с храпом и фырканьем, устраивались поудобнее. Оба отец и сын, тщательно вели учет поголовью лошадей и старались продавать как можно больше животных, чтобы не создавать тесноты  в конюшнях.

-Аромат жасмина стимулирует твои эмоции и пробуждает воспоминания,- вскользь произнес с материнской интонацией полуутверждения-полувопроса Иону.
Отец поморщился, но не ответил и продолжал  вглядываться в скрытый тьмой город.
Нейтральное замечание о жасмине абсолютно ничего не сказало бы или показалось пустяшным стороннему наблюдателю. Но только не Александру. Оба были глубоко близки друг другу, наблюдательны и настолько обостренно проницательны, что по малозаметным знакам: невзначай брошенной реплике, малейшему изменению мимики, движению губ, прищуру глаз, взмаху бровей, незаметному жесту собеседника - понимали, о чем думает каждый из них. Оба мыслили в одном информационном поле, используя единую систему доказательств и методов анализа. В своих предположениях они не ошибались никогда.


-Ты должен поехать к ней! – произнес сын фразу, которую подспудно ждал и так боялся отец. Юношеский голос его звучал уверенно, даже требовательно.- Пока тетя Эмилия еще может помочь тебе с отъездом за рубеж…
Вздрогнув, потрясенный Александр повернулся к сыну так резко, что край занавески, закрывавший вход, соскочил со штанги и  повис,  предоставляя свободный доступ внутрь ночным бабочкам и комарам, чем те не замедлили воспользоваться.

-Как ты это себе представляешь?! – совершенно не удивившись словам Иону, нервно и потерянно проговорил он. - Жизнь прошла! Ломать то, что с таким трудом возводил каждый день, - Иону не преминул съехидничать:

-Стену непонимания или стену плача…
-Привыкал к жизни здесь, строил семейные отношения…? - Игнорируя горькую для себя реплику сына, понимая, что тот старается как-то замаскировать и свою боль, которая терзает того в той же мере, что и его самого, продолжал:

-Что я скажу Стефании? Терпеливой, любящей, бесконечно верной и такой же одинокой без нас, как мы без нее?


Спазм жалости сжал его горло, и он неловко кашлянул.
-Сказать женщине, которая посвятила мне свою жизнь, подарила сына, лучше которого нет на свете: извини, жизнь с тобой была ошибкой?

Иону внимательно наблюдал за отцом. Видел краску сильного волнения на его загорелом лице, следил, как быстро, нервно двигается тот по небольшой комнате.

Несмотря на беспорядочность и хаотичность шага, тот шагал пружинисто и мягко, повороты в углах комнаты совершал  гибко, молниеносно. Сын невольно залюбовался отцом: пластикой движений он напоминал мощную пантеру в клетке. Даже глаза горели так же неукротимо.


Он сделал мгновенный разворот и остановился перед Иону:
-А как я посмотрю в глаза другой женщины, которую продолжаю боготворить? – Голос его упал почти до шепота. Волнение и стыд заставили его замолчать на несколько секунд.
 

- Она осталась для меня и сейчас той диковинной экзотической бабочкой, которая доверилась грубым прикосновениям западного человека. Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.

- Как  осторожно держал я ее в руках, будто, в самом деле, боялся  смять пыльцу с дрожащих крылец!  Остерегался помять драгоценные перья моей райской птицы… Причинить разочарование или боль!..


Отец говорил слишком красиво о своей бывшей возлюбленной, Иону ревниво вслушивался в его взволнованный голос и жалел мать.

-Как я лелеял в мечтах каждую встречу с ней! У нее были глаза… Как у маленького доверчивого олененка! Я просто не мог смотреть в них без трепета…  И вынужден был покинуть! Хотя любовь наша была такой сумасшедшей! Я оставил ее в молодости на всю длиннейшую нашу жизнь…


Иону с возрастающим удивлением  слушал непривычные нежные признания, слетающие с губ строгого и сдержанного отца, и в душе юноши ширились чувства любви и восхищения им.


Да, много читающий человек всегда говорит красиво, не замечая этого. Суровый отец не боялся показать перед сыном свою нерешительность, колебания, не испугался того, что сын сочтет откровенные признания за слабость. Подобная открытость сердца по плечу бывает только благородным и сильным людям.


Он почувствовал вдруг такую щемящую тоску и физическую боль в груди, как будто судьба уготовила и ему такое же непомерное испытание – долгую разлуку с Терезой.
 

 - Я не нашел возможности вернуться, хотя и обещал сделать это как можно скорее…Она верила мне и ждала, наверное, каждый день, пока не умерла последняя надежда.
 

Александр произносил фразы так, будто задавал эти вопросы самому себе не раз, и видно было, что они давно жгут и мучают его, и он никак не может найти на них ответа.

К концу речи голос его упал. Он до конца обнажил душу перед сыном и не стыдился этого. Ближе, дороже, преданнее и умнее человека, чем его Ион Виктор, не было на свете!


Иону, быстро оправившись от неожиданных мыслей, осторожно включился в страстный поток делиберативных вопросов отца, обращенных к самому себе:
-Оба вы пережили ряд жестоких режимов. Однако сохранили самое ценное - свои жизни. Свои чувства. Порознь это было легче сделать. К сожалению, мы с Терезой повторяем то же самое.


Последнюю фразу Иону произнес очень тихо. Как и отец, прежде чем задать самому себе череду мучительных вопросов.
Тот не обратил внимания на попытки сына оправдать его и разрядить волнение. Воскликнул с болезненной горячностью:
– Да и замужем она! В ее положении оставаться одной невозможно! Принцессы в одиночестве не остаются…


Иону перебил, смягчив юношескую категоричность маленькой шуткой:
-Послушай умного человека, отец!


Александр фыркнул, стремительная улыбка осветила его лицо и тут же погасла.





-Говоришь: жизнь прошла? - убеждал сын. - Нет! Далеко еще до вечного порога. Ты поступишь неправильно, если  будешь продолжать бездействовать, оставишь все, как есть, и не попытаешься изменить судьбу. Уверяю тебя, ты пожалеешь, что не воспользовался последним шансом, и будешь несчастлив до конца своих дней!



Иону, как и Александр, заходил из угла в угол. Ему было безмерно жаль отца! Он отчетливо видел, как тот страдает от невозможности изменить тупиковую ситуацию.
-А мама! Она будет несчастлива вдвойне! Она чуткая и очень хорошо понимает, что ты приносишь себя в жертву супружескому долгу.
 

Голос молодого человека поднялся и зазвенел.
- Я уже не говорю об И Линь…
 
Александр внутренне вздрогнул: так пугающе незнакомо прозвучало это имя, которое он миллионы раз произносил мысленно.
- Неужели она, живущая в изгнании, вдали от своей родины, не заслужила счастья? Как она жила все эти годы? Я уверен: ее поддерживали мысли о тебе. Любовь к тебе… А моя сестра? Ведь она ни разу в жизни не видела своего отца! Это самое жестокое испытание для детей! Ты знаешь?

Александр печально улыбнулся последним страстным словам сына-идеалиста. Есть отцы, которые превращают жизнь своих детей в ад. Это счастье, что его собственный сын никогда не испытает подобной участи!


Порадовался чистой юношеской горячности Иону, наконец, прервал его речь:
-Ты оказываешь сильное давление! Уже стало нравиться манипулировать чужими чувствами?


Тот пожал плечами.
-Бездействие загоняет нас всех в угол, - сказал юноша убежденно, оставляя без внимания ироническую реплику об умении воздействовать на других.


После этого разговора Иону не возвращался более к старой теме. Молчал и Александр. Он стал неразговорчив, угрюм. Даже их совместные вечера, регулярные беседы и занятия, казалось, перестали его занимать.


В один из вечеров Иону сообщил новость:
- Папа, тетя Марта нашлась!
-А кто это? - равнодушно обронил тот, не отрывая глаз от английского журнала.
-Ты не знаешь? Странно!- с обидой произнес Иону.


Отец поднял голову и встретил полные укоризны чистые юношеские глаза.
Помолчал мгновение, сосредоточиваясь на новости, потом произнес:


-Прости, я вспомнил. Она мамина пропавшая сестра.
-Ну да! – оживился тот. – Тетя Марта прислала письмо из Франции. Она там вышла замуж за пекаря, представляешь? Живет сейчас в Париже. Приглашает маму к себе! Вот здорово!


-Мама обрадовалась? – ровным тоном поинтересовался Александр, переворачивая страницу.

-Конечно! Только плакала очень…
-Да, натворили мы с тобой дел! Ей очень нелегко сейчас.

Иону сразу же расставил все точки над и:
-Нет-нет, Санни! Натворил ты один! Я здесь ни при чем! – воскликнул юноша, поднимая руки вверх.


-Ах ты, трусишка! Отмежевался! Слишком часто стал поднимать руки вверх, – в притворном гневе пробурчал отец.


Помолчал и вдруг, неожиданно вскочив, бросился на сына, пытаясь усмотреть, какой бы борцовский захват применить, чтобы положить того на спину.


Но не тут-то было – реакция сына оказалась молниеносной, он мгновенно принял защитную стойку, улыбаясь, но чутко следя за руками отца. Они сцепились, оба жилистые, гибкие, совершенно похожие друг на друга, как братья-близнецы.

Александр не поддавался возрасту. Боролись с обоюдным удовольствием несколько минут, так и не приведя друг друга к поражению.
-Ты в отличной форме, отец! – польстил сын.


-Не надо снисхождения, дружок! Рановато еще меня списывать! Мы оба молодцы и в отличной форме!


Месяца через три Александр пришел в дом своей жены. Он принял важное для себя решение.


В доме было так чудесно! Не то, что в их спартанском мужском жилище!
Прохладные деревянные полы пахли чисто промытым деревом и пчелиным воском. Стояли ее любимые букеты в вазах во всех комнатах, окна были раскрыты настежь, как и в дни их молодости.


Свежесть, уют, приятные запахи вкусной еды – все указывало здесь на присутствие аккуратной  и полной сил женщины. Нежный сквозняк надувал парусами белую кисею занавесей, играл полыми бамбуковыми палочками, которые Стефания повесила на люстру в гостиной, и они издавали низкий, успокаивающий гул.

Он двигался мягко и бесшумно. Ни один звук не потревожил покой дома и его хозяйки.


Жена сидела за круглым столом, обложившись учебниками. Туго стянутые в узел волосы на точеной головке тепло поблескивали в лучах лампы, летний сарафанчик обтягивал по-девичьи стройную фигуру.


Александр замер в дверях, упершись правой рукой в косяк, любуясь живописной картиной.
-Добрый вечер, милая! – произнес ласково.


Стефания замерла, потом резко повернула голову к двери. Будто не веря своим глазам, вскочила молниеносно, так что закружилась голова.
Бросилась к нему с неудержимым, радостным  желанием обнять и прижаться так крепко, и зажмурить глаза…


Но в последний момент сдержалась, смутилась и подала лишь руку, как будто и не жена ему вовсе, а простая знакомая. Однако ее знаменитая, заразительная улыбка, двумя рядами зубов сразу, так и рвалась на лицо. И никак она, проклятая, не пряталась, лезла наружу! Ничего со своим лицом не смогла поделать.

-Есть хочешь? Чай пить будешь? – засуетилась, не находя себе места от счастья и совершенно выпустив из виду, что надо поздороваться в ответ. Она спешила доставить ему удовольствие в виде милых бытовых мелочей.


-Буду! Хочу! – так же радостно проговорил и он, отвечая сразу на оба вопроса и не сводя с нее обволакивающего нежного взгляда.
В мгновение ока стол освободился от книг и стал покрываться закусками и горячими блюдами.


Она, как чувствовала: наготовила сегодня всякой всячины на целую неделю. А он - тут как тут. Вот удача! Вот радость!


Она суетилась и порхала по комнате в своем развевающемся розовом сарафанчике, как молоденькая девушка. Заходила то с левой, то с правой стороны. И заглядывала ему в лицо: рад ли? Приятно ли ему видеть ее? Хороша ли она?
И сама убеждалась: рад, рад! Видела: все еще хороша!


Загорелые крепкие руки сновали перед его лицом, стан, ноги безотчетно исполняли древний гипнотический танец женщины, завораживающей мужчину.


Он пробовал все, что она с любовью  подкладывала. Сама не ела – не лез кусок в горло от нежданного счастья, от восторженного волнения. Он попробовал запеченную говядину с овощами, съел несколько печеных на огне болгарских перцев, похвалил творожное суфле, украшенное ягодами. Ел и нахваливал, крутя головой от удовольствия:

- Я в восхищении! Как кот Бегемот!


Она не поняла сначала: какой еще бегемот? Потом смекнула:
-Это котячья кличка такая.

Предположила:
-Кота, что ли, завели себе ребята?


Спросила, с любовью заглядывая ему в глаза:
-Хочешь вина?


Он хотел. Выпил немного крепкого сладкого вина, и она с ним выпила тоже.
-Вино из одуванчиков, - загадочно улыбнулся Александр, глядя на нее сквозь  золото напитка.


Стефания снова не поняла: одуванчики какие-то! Для нее это вино было вовсе не из одуванчиков! Виноград, из которого оно было приготовлено, был взращен на самом солнцепеке – так горячителен был его вкус, словно солнечная лава поплыла у нее в жилах вместо крови!

Поцелуи его были сладки и закружили голову, как вино. Знакомый и любимый запах его тела взволновал до потемнения в глазах, затмил разум. Она покачнулась, чуть не упала.

Он засмеялся. Подхватил железными руками, крепко прижал, подбросил в воздух. У нее снова дух вон. Взвизгнула так звонко и счастливо, во всю силу и на всю округу. Ну, чисто девчонка! А он, довольный, снова стал целовать податливые милые губы, свежие щеки, крепко зажмуренные глаза.
 

Любовь его, казалось, вернулась с прежней неистовой силой, так что она даже чуть испугалась. Но он был так нежен, так предупредительно ласков, так чутко ловил  каждое невысказанное ее желание, даже самое робкое!
 

Эта любовь сразу захватила ее, она перестала стесняться,  успокоилась и дарила ему все свое сильное, горячее тело, забываясь и молясь: только бы счастье не кончалось! Пусть бы продлилось еще чуток!


Они лежали на спине, глядя в темноту. Она улыбалась от счастья, и уши ее пылали, как всегда. Чудо! Диво дивное – муж ее рядом! Как они любят друг друга!
Он не отвернулся, засыпая, как она ожидала. Нет, лежал на спине, даже прижался к ней. И не отодвинулся совсем! Лежал очень тихо, не шевелясь, и продолжал нежно гладить ее тело.


Он не гладил ее так никогда! Она чувствовала: вся его нерастраченная нежность стекает с его пальцев на кожу, и она нежилась под его пальцами, как  северянка под невиданным жарким солнцем юга.

Он всегда  был ненасытен и щедр  в ласках, порывист и нетерпелив. Раньше после неистовых натисков он отворачивался и мгновенно крепко засыпал, а она всю ночь берегла его сон, прислушиваясь к легкому дыханию с едва уловимым запахом фиалки и жасмина. А утром вставала, как ни в чем не бывало, свежей и энергичной,  будто спала всю ночь напролет без задних ног, и весь день затем летала по своим многочисленным делам без устали, словно взволнованная, радостная птица.
 

По этой непривычной тихости и нежной покладистости она заподозрила неладное. И замерла, сжалась под магнетическими его пальцами, как дикий зверек, почуявший неведомую опасность.


Молчала, борясь с собой, целую вечность. Выпалила первое, что взбрело в голову.
-Ты меня бросил, - то ли вопросительно, то ли утвердительно сказала наконец в темноту.- Уходишь от меня?


Александр не ответил. Убрал руки.

Легко и бесшумно, так, что ни одна пружина не прогнулась, встал. Ну, прямо – чистый кот!

-Думаю, так будет лучше для всех нас, - тихо произнес он, и, будто отрубив, прошептал:
– Прости меня, Стефи!


Сердце ее упало от пронзительной тоски. Она перестала дышать, чтобы не закричать от нестерпимой боли. В голове пронеслось: вот, сама накликала беду! И зачем только спросила?


Съежилась и заплакала, как ни сдерживалась. Так беззвучно, так беспомощно! Боясь нарушить последнее хрупкое единство между ними хоть малейшим звуком. Так ребенок боится рассердить обожаемого родителя и не плачет от побоев, даже когда его тело разрывается от боли.

Она не укоряла его ни за что.  Просто, горе оказалось таким огромным! Так мгновенно накрыло, что она задохнулась.
-Ты мне ничего о ней так и не рассказал! - Ровным голосом, глубоко дыша,  начала она через какое-то время, стараясь, чтобы он не заметил слез.- Но я догадывалась. Кто она?

Ответил хрипло, жалея и одновременно восхищаясь ею:
- Моя юношеская любовь.
 

Каждая клеточка ее тела онемела, лишившись притока крови, каждое произносимое им слово превращалось в пытку.
- Любовь слишком глубокая, чтобы я мог ее забыть! Мы встретились с нею очень далеко отсюда.

Стефания задрожала от сильного нервного напряжения и слушала, не перебивая и не задавая вопросов.

-Эта девушка была так одинока и так мужественна! Одна, без родины, в изгнании в чужой стране…Она несла на себе всю тяжесть ответственности за весь свой древний род, за его память, традиции, исконную культуру. Потому что на ее родине новая революционная власть постаралась выкорчевать из памяти людей любое воспоминание об этом роде, о каждом его представителе.
 
По своему обыкновению, Александр избегал прямых номинаций, и речь его носила обобщенный, расплывчатый  характер.
Стефания не понимала ничего: о каком роде он ведет речь, о какой ответственности и перед какими людьми? Для нее все его слова остались загадочны, как и он сам.


Но она отчетливо различила в голосе мужа звенящие нотки восхищения той, к которой он хочет возвратиться, несмотря на прожитую вместе с нею долгую жизнь.
Душу женщины задели отзвуки тоски и сильной застарелой боли, слышавшейся в его голосе. И к ее собственному   страданию прибавилось еще и чувство жалости к мужу.

Он не назвал ни имени, ни страны своей любимой.
Но она всегда знала:  это Китай – та проклятая страна!
Она ненавидела ее, потому что туда стремилось его сердце. Он так часто слушал китайскую музыку, так нежно перебирал каждый из предметов, привезенных из тех краев! Так любил все тамошнее, что не заметить этого мог только слепой!


Она вспомнила длинные шелковые вымпелы с непонятными надписями, статуэтки божков и диковинных животных, которые стояли у него на рабочем столе, вызывая любопытство всех посетителей, коллекцию старинных то ли ножей, то ли клинков… Правда, ее он, к счастью, прятал от людских глаз, не то недоуменным дурацким расспросам не было бы конца.

Вспомнила, как часы напролет, погрузившись в себя, наигрывал резкие и печальные мелодии на каких-то лакированных дудках, торчащих кверху! Или  по нескольку дней играл сам с собой в сложную настольную игру с причудливыми, вырезанными из зеленого прозрачного камня фигурками, не то неведомыми зверями, не то человечками.

Он мог часами рассматривать мелкие рисунки странного свойства, нанесенные  на тонкой белой бумаге, какой она и не видала сроду. 
Напевал еще иногда на чужом языке, что-то бесконечное, трогательно-нежное. 


Правда, когда они стали жить вместе, он запрятал все  свои сувениры подальше, чтобы они не напоминали о прошлом. Унес воспоминания в свой  второй дом.
Она, глупая, постепенно успокоилась, думала, муж выбросил из головы все, что случилось в его прошлой жизни, и стал жить настоящим днем с нею, Стефанией.

Только не забыл он, оказывается, ничего, как ни старался.  А женщина та, значит, китаянка. И оказалась она для него единственной любовью.
-Ну, мы же с тобой так и не расписались, - старательно и мужественно держа голос, напомнила Стефания. – Ты всегда был свободен…

Он молчал некоторое время. Затем решился сообщить то важное, что заставило его принять решение расстаться с ней.
-Стефи, милая!

У нее заныло в груди: так проникновенно и просительно прозвучало ее имя.
-У нас есть дочь! Я ничего не знал об этом долгие годы.
Сердце ее провалилось в самую глубокую яму, все тело обдало холодом. Но жестокая ревность придала бедной женщине сил, голосом, полным слез, сорвавшимся на жалостный дискант, воскликнула:

-А у нас – сын!
- Изумительный сын! Правда? –  с гордостью подхватил он тихо.
-Да, ты сделал из него чудо-ребенка. Только вот не трудно ли ему будет теперь в нашей жизни?
 
Она громко выкрикнула свой вопрос-упрек, который отдался в его душе волной стыда.
В голосе жены прорвалась такая  давняя и горькая обида, что он мгновенно понял: как жестоко поступил со Стефанией, отдалившись от нее вместе с сыном. Долгие годы, ни слова не произнося в упрек, женщина терпела обиду и боль разлуки из страха потерять единственных своих родных людей – мужа и сына, она мужественно таила в себе всю горечь переживаний отвергнутой жены. Он-то думал, что Стефания холодна и погружена только в свои коммунарские обязанности и не нуждается в его любви и в близости, не чувствует душевного одиночества. А она любила его, не переставая, и страдала от разлуки с ним и сыном.

Ее неподвижное лицо часто обманывало его. Лишь сейчас понял, как терпеливо сносила жена муки отчуждения! Наверное, украдкой плакала, чувствуя в душе растущий холод одиночества. С жалостью уловил в ее голосе отчетливые интонации страдающей матери и давно подавленное раздражение отвергнутой женщины.

Стефания тоже рывком приподнялась с постели и села на край, скрестив длинные смуглые ноги.

Муж категорично отверг ее опасения относительно настоящего и будущего сына:
-Не будет ему трудно! Такой исход абсолютно невозможен! Ион Виктор выйдет победителем из любой жизненной ситуации. Он вооружен мощными познаниями из разных областей, физически закален, психологически устойчив! Кроме того, он добрый, отзывчивый и исключительно порядочный человек.

Теплые, счастливые нотки в его голосе объединили их, волна счастья накрыла и ее.
-Мы были и останемся супругами, - подумала с гордостью. - Несмотря ни на какие разлуки!


Встрепенулась, стараясь высказать самое наболевшее. С обидой, по-детски запальчиво бросила:

-Да, отзывчивый…Слишком! А друзья и бывшие одноклассники думают, что он недалекий, неразвитый парнишка. Почему ему нельзя поставить их всех на место, показать, что он умный, талантливый, самый образованный из всех?


Муж рассмеялся тихо, проговорил раздумчиво:
-Гордыня… Как много ошибок свершается из-за нее в мире!

Приблизился к ней, положив руки на плечи, заглянул в заплаканные глаза, произнес печально:

-Чтобы что-то доказать окружающим или показать свое превосходство людям, как ты говоришь, не стоило предпринимать стольких усилий, сколько предпринял наш сын. Всю свою сознательную жизнь наш мальчик работал над собой, как  вол, как раб, как герой!

Его фразы, как удары молотом, отдавались в ее сердце.
-Он знает бесконечно много в сравнении с этими простыми людьми. И хвастаться образованностью и эрудицией перед кем бы то ни было, чей кругозор и жизненный опыт мал и жалок, просто недостойно! Это равносильно тому, что показать свою стать и силу перед калекой, продемонстрировать удаль инвалиду!


Стефании моментально сделалось стыдно, лицо покрылось яркими пятнами. Такое слабое супружеское единение, возникшее во время разговора о сыне, вновь прервалось. И опять из-за ее глупости!

А муж, как бестолковому ребенку, продолжал внушать:
 
-Его время еще не наступило. Скоро, совсем скоро все изменится, и он займет свое место в жизни. Уверен, это будет достойное место!

Она с неясным испугом вслушивалась в бесконечно дорогой голос, невольно обращая
внимание на благородство и интеллигентность интонаций.

Как же она его любила!
-А что скоро изменится? – спросила, робко глядя на него снизу вверх.

Александр пожал плечами, отвернувшись к окну, произнес небрежно, как дело давно решенное:
-Режим в нашей стране.

Глаза ее округлились страхом:
-Что, будет война?
-Да нет, обойдется! Просто произойдут некоторые перестановки в правительственных кругах – вот и все.

Вздохнула с облегчением: опять он придумывает Бог знает что. Разве  секуритате не следит за настроениями людей? Недовольные, конечно, есть – кому ж понравится годами терпеть нужду и бедность! Но оппозиции в их стране не может быть никакой!
Уж в этом Стефания была абсолютно уверена.


-Господи! Ну откуда тебе это известно? У тебя что, есть знакомые в правительстве?
Он усмехнулся, рассматривая ее, как наивного и несмышленого ребенка, с ласковым любопытством:

-Ну, в некоторой степени, - произнес интригующе, слегка забавляясь ситуацией. Что бы она воскликнула, узнай истинное положение дел?


Жена вздрогнула: не хватало еще, чтобы это оказалось правдой. Хотя у Александра и не разберешь – то ли он шутит, то ли нет. Слишком сложно изъясняется для такой простой женщины, как она!

-Ну, то, что кризис неизбежен, это и без всяких знакомств в правительстве ясно. Я уверен, ты тоже это понимаешь?
Как загипнотизированная, Стефания кивнула. Конечно, она в последнее время тоже замечала повсюду приметы краха власти и много размышляла об этом. Она научилась думать самостоятельно и не верила уже никакой пропаганде.

-И что же будет с Иону?
-Ион Виктор, наконец, вырвется из тисков этой жизни, окончит образование в европейском университете, займется собственной семьей. Не забывай: на нем большая ответственность перед Анной Лизой.

-Великий Боже! Он что, уедет за границу?
-Непременно! – твердо сказал он.

– А дочь? А я?.. Я останусь одна?
Голос Стефании прервался. Она растерянно всхлипнула.

Он приблизился, положил легкую свою ладонь ей на плечо, ласково заглянул в глаза.
 

- Ты - самый родной наш человек, наша опора, защита семьи!
Как ребенок, шмыгнула носом, не удержалась, попрекнула горько:
-Но ты же уходишь от меня…

Услышала печальный вздох. После длительной паузы муж стал говорить с нею о ее же будущем, раскрывая перспективы и подсказывая, куда двигаться и что делать без него.


- Дорогая, мы связаны с тобой самыми крепкими узами: у нас с тобой замечательный сын! Сейчас ты уже не нуждаешься в моей помощи: учишься в академии, потом поедешь к Марте в Париж …

Пораженная, она хотела было спросить: «Откуда тебе известно о Марте?», но он поймал еле заметное движение жены, чуть надавил на ее плечо длинными пальцами, не давая возможности вскочить на ноги:
 
-Я бы очень хотел, чтобы ты продолжила свое образование …
-Какое там! – замахала она руками.- Дай Бог сил с этим справиться! Да и стара я уже для учебы.

Залихватски подмигнул, улыбнулся: ну, прямо волчок зубастый! Зубы белехонькие, так и блеснули.
Снова покрылась пятнами: какой красивый!
 
-У тебя блестящие способности!
Зарделась, как маков цвет. Сердце часто застучало: его похвалу было так приятно слышать!

Слова мужа окрылили. Мысли заскакали: теперь, после его ободрения, она всего добьется, чтоб быть хоть чуточку похожей на него! Чтобы не стыдился…Может, еще будет гордиться!

-Продолжаю: пока вы останетесь с Анной Лизой вдвоем… - Он произносил фразы мягко, но она   ощущала его неловкость и волнение, и  вновь жалость к нему уколола сердце. - Обе вы будете учиться дальше, ты очень быстро закончишь свою академию. Анна Лиза завершит образование здесь, продолжит в Лозанне, затем ее дальнейшей судьбой займется отец. Ты же начнешь изучать новый курс европейской экономики и юриспруденции уже в Париже.


Стефания удивленно подняла брови: откуда он знает, что она хочет закончить академию экстерном? И о юриспруденции она ничего не говорила даже сыну, лишь мечтала несмело. Хотелось каким-то образом  узнать наконец: кто ж законы такие выдумывает, чтобы людям тяжело жилось на свете?

Покачала головой:
-Сыночек, ах ты, лукавый предатель! Все передал отцу про мать!
Но потом поняла: с проницательностью Александра и его глубоким знанием людей нет нужды что-то  узнавать от других. Он знал и видел все сам.


Муж продолжал раскрывать перед нею ее же жизненные планы, и она убедилась, как много он думает о ней, как беспокоится о ее будущем.
- Пожалуйста, обещай мне быть с нашей внучкой внимательней!


В голосе Александра прорвалась нежность. Стефания не ответила.
- Прошу тебя! Я знаю, ты недолюбливаешь Терезу…
Она вскинулась обидчиво:

-Я что, не смотрю за Анной Лизой? Мало времени ей уделяю? Девочка чистенькая, ухоженная, ходит в школу…

А сама думала:
-За что, интересно, я должна любить ее мать, эту потаскушку Терезу? Надо же, мамаша! Бросила семью, ребенка и укатила незнамо куда с чужим мужиком! Срам какой!

Вслух заговорила, распаляя себя прошлыми обидами и подозрениями:
-Сколько пересудов было! Вспомни! Когда она внезапно, никому слова не сказав, уехала из города! Даже вещи, мерзавка, не захватила! Пристала к иностранцу… А его убили потом. Вот ужас был! А стыд и позор для семьи какой! Разве выйдет толк из такой безответственной женщины? Пропала, наверно, уже давно в городе. Ни вестей от нее, ни слухов!

Смолкла, чтобы отдышаться от перехватывающего горло спазма. Он ни слова не проговорил, будто и не слышал вовсе.

Вообще, эта парочка была ей ненавистна смолоду: что дочка, что мать-покойница, вертихвостка, прости, Господи! Вечно приставала к мужу!

Она по-детски насупилась от воспоминаний, сдвинула горько брови.
Муж, будто читая мысли, покачал головой укоризненно.

-Анна Лиза - очень одаренная девочка! Заметила?
Стефания слегка повела плечом. «Одаренная?» Обычный ребенок, как все. Только скрытная и слишком гордая, на ее взгляд.  С досадой шепнула, закусив губы:

-Не заметила я ничего…
- Думаю, ты скоро убедишься в этом. На тебе будет лежать огромная ответственность, дорогая! – Александр умолк, опустив глаза и испытывая стыд: он покидал ее, взвалив  на плечи  отвергнутой женщины огромный груз житейских проблем. – О деньгах не беспокойся…

-Ничего, я привыкла к ответственности, - перебила она, не желая, чтобы Александр почувствовал перед ней свою вину.

-Тереза.., - виновато начал он.
-И слышать ничего не хочу об этой мерзавке! – с раздражением громко выкрикнула Стефания. Во взгляде, брошенном на мужа, молнией сверкнули непримиримость и презрение к невестке.

- Она предала нас! Отплатила самой черной неблагодарностью за наше внимание, за наше сердечное и доброе отношение, за любовь нашего сына, наконец! Ведь мы приняли ее в семью, как родную дочь!


Негодованию Стефании не было предела. Она задыхалась от неприятных воспоминаний – горло вновь сжала обида, лицо покрылось пятнами.

Она никогда не забудет, как эта нахалка издевалась над сыном! Как помыкала несчастным мальчиком! А он сносил все ее дурацкие капризы, боготворил эту изменщицу…

-Она гадкая, бессовестная! Бездельница, гулящая!
С лютой, невесть почему прорвавшейся ненавистью, она выкрикивала эти жалкие и безобразные слова, уподобившись женщинам из простонародья, которые гасили в таких же бессмысленных, беспомощных криках свои отчаяние, горе и нестерпимую душевную муку.

Переживаемые волнения, старые обиды вдруг затопили сознание Стефании, и она беспомощно зарыдала, громко всхлипывая и уже не стараясь заглушить плач и казаться мужественной перед покидающим ее супругом.

Муж нежно провел рукой по ее волосам, успокаивая.
-У Терезы редчайший талант. Уже сейчас она известная оперная певица, и ее ждет великое будущее. Чтобы достичь этой цели, она трудилась все эти годы, не жалея себя, по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки.

Александр произнес эти слова тихо, не повышая голоса. И в другой ситуации, Стефания, вероятно, и не услышала бы их, погрузившись в пучину жалостливых переживаний о себе и негодования в адрес неблагодарной, беспутной дочери покойной Амалии.

Но в этот момент они прозвучали для нее громче грома небесного, поразили в самое сердце сильнее молнии.
-Как певица? – захлебнулась она. Все обиды, связанные с Терезой, тотчас вылетели из головы. В изумлении она встала перед ним, заглядывая в лицо блестящими от слез глазами.


-Это правда, - подтвердил Александр, осторожно вытирая ей глаза и мокрые щеки.
– Наш сын отпустил ее в город, чтобы она смогла учиться, смогла совершенствовать свой природный дар.

- Иону сам отпустил ее? Это правда? – не поверила ошеломленная Стефания.- А как же иностранец?..

Александр спокойно, как о самом обычном деле, продолжал открывать ей глаза на все происшедшее.

Он пожалел бедную мать, не комментируя лишь необдуманный поступок девушки, когда та села в машину к незнакомому мужчине.

Не решился он упомянуть и о своем знаменитом брате, который взял Терезу под свое покровительство, не сообщил и о его широких контактах в артистическом мире. Даже сейчас, в момент расставания, не нашел в себе решимости рассказать о своей семье, открыть правду о родственных связях с первыми лицами государства.

Возможно, он оберегал ее от шока? Он и сам не понимал причин своей скрытности даже сейчас, когда все покровы непонимания и недоговоренности должны быть сдернуты с их общего прошлого.

- Да, отпустил... Тереза уехала в столицу и поступила в государственную консерваторию на вокальное отделение. Все годы она была лучшей студенткой, гордостью нашей вокальной школы.

Стефания ничего не понимала из его речей, растерянно вопрошала сама себя:
- Какая наша школа?


- Отечественная вокальная школа, - ответил муж с  расстановкой, как маленькой. И все говорил и говорил, и в голосе его она слышала непривычные для нее нотки гордости, которая были адресованы не ей и даже не их сыну, как хотелось бы Стефании, а этой чужой, негодной, скверной девчонке.


-По мнению преподавателей, - объяснял Александр, - Тереза обладает уникальным по красоте голосом. К тому же, она большая труженица, все время посвящала только учебе.

-Труженица… - упавшим тоном повторила она.

-К сожалению, с нею произошел трагический случай, который чуть ли не лишил ее жизни. Но она преодолела и болезнь,  и тяжелые жизненные обстоятельства,  закончила  престижную оперную школу в Берлине, стала победительницей в нескольких международных конкурсах. Сейчас поет в театре Неаполя ведущие оперные партии, участвует в сольных концертах, спектакли с ее участием транслируются телевидением по всей Европе.

Пораженная, всплеснула руками:
-Неаполя?

Он пресек все обвинения Стефании, обратив в прах многолетние подозрения, обиды, которые она культивировала в своей душе. Даже ненависть к невестке моментально улетучилась из ее сердца.

Окончательно муж добил ее словами:
-Тереза очень тоскует по своей дочурке. Мечтает поскорее взять ее к себе.

-Господи, а что ж там случилось с нею? Что за болезнь? Опасная? – заволновалась она.


Александр кратко объяснил:
-На нее напали хулиганы и сильно избили, практически искалечили. Но, к счастью, молодой организм преодолел болезнь, Тереза выжила и стала работать еще упорнее. Ведь для нее оперное искусство – сама жизнь! Кстати, в этом вы с нею очень похожи – обе фанатично преданы своей работе.

Стефания удивилась неожиданному сравнению, но тут тревога за несчастную девчонку вытеснила все у нее из головы, она крепко прижала руки к щекам, обмерев от страха за Терезу. Она сочувствовала ей всем своим чистым сердцем.

-Как же это? Бедная! Бедная!

Затем через какое-то время виновато призналась.
-Вот уж не думала, что у нее достанет столько терпения, чтоб трудиться по шестнадцать часов! Такая обыкновенная, ничем не примечательная сельская девчонка…

-Все мы ошибаемся, - мягко заметил он. - Я ведь для всех тоже обыкновенный…
-Никто никогда не принимал тебя за обыкновенного человека! – горячо запротестовала она. – Ты так и остался загадкой для всех. И для меня.

Голос ее совсем упал. Она сглотнула воздух.
-Прости, милая! – тихо и виновато произнес Александр. - Я не хотел… Видимо, с годами скрытность входит в привычку…

-Но стоило ли скрывать твои методы воспитания сына и от меня? – Подавляемая годами  обида придала ей сил, женщина всхлипнула.

- И хорошо ли отрывать от матери ребенка? Разве бы я не поняла?
-Поначалу надо было. Воспитать гения – это, знаешь ли, дело в высшей степени серьезное и ответственное! А детская психика – слишком неустойчивая вещь…

Сердце Стефании екнуло, гордость за сына смягчила боль от расставания, лицо матери запылало от волнения. Забились горячие мысли:
-Если уж он, самый большой умница на свете и строгий критик, говорит «сын – гений», то это тебе не шутки!


 О таком повороте событий мать и думать не смела.
- Сыночек мой, счастье мое!


Но тут же запоздалый страх остудил кровь: ведь и впрямь могла бы все испортить по своей  бесконечной глупости.


Предположение испугала ее так, что голос осип.
-Да, неграмотная мамаша могла навредить сынишке!
-Ну, зачем ты так? – Он как бы извинялся.
-Да нет, все ты правильно сделал! Мое вмешательство сломало бы ему жизнь. Я, в самом деле, тогда была совсем другим человеком. Помнишь, как я попросила тебя, чтобы ты купил ему детскую книжку со стишками? А мальчик прочитал бы мне что-нибудь по слогам?..

Он кивнул, ласково тронув ее волосы.
-Он тогда уже умел читать?

Александр пожал плечами.
-Не только. Он рано начал читать и пересказывать длинные и достаточно трудные тексты из энциклопедии, очень увлекся мифологией разных народов...

Женщина оторопела: такая кроха - и «энциклопедия», «мифология»! Ей, например, эти слова стали известны всего лишь три года назад, а раньше и невдомек было, что они существуют на свете. Назови ей кто-нибудь слово «энциклопедия», она спросила бы в большом недоумении: «а что это?» Для нее, тогдашней, слова «философия», «мифология» значили примерно одно и то же: «чушь собачья, то, что никогда не пригодится в жизни»!

-Кстати, читать он научился сам, - засмеялся отец, передавая и ей восхищение сыном, их творением.
-Скажи, Александр, - робко начала она, возвращаясь к болезненной теме, одновременно желая и боясь ставить точку в затянувшемся прощальном разговоре.
 
– Иону знает о ней?
Он помолчал, размышляя над тем, стоит ли говорить матери, что именно сын настоял на их разрыве? Ответил кратко:

- Да, он знает.
Стефания вновь похолодела. Глотнула воздуха, набираясь решимости, и прошептала, мучительно скрывая тоску:

-Я отпускаю тебя к ней!
Александр подошел к постели, взял ее руку в свою. Наклонился и поцеловал с нежностью, задержав губы на ее руке.

И была эта последняя ласка такой горькой, что она застонала, схватившись рукой за грудь.

-Благодарю тебя, дорогая!
Затем оделся и тихо вышел, не сказав более ни слова.

-Все, - произнесла она в немую темноту, когда вернулась способность дышать.- Мое счастье кончилось!
Она встала с постели, включила свет. Быстро убрала со стола, перемыла посуду. И снова легла. Она не сомкнула глаз до самого рассвета.

Поднялась рано утром и с закаменевшим сердцем села заниматься.
Учеба стала для нее единственным лекарством. Еще внучка и Иону, сыночек, солнышко ненаглядное! Он остался с ней.