После того, как его тюкнули по голове

После того, как его тюкнули по голове, он помчался по узкому туннелю, влекомый слепящим светом в конце его.
Лететь было приятно. В невесомости.
Но что-то тормозило и оттягивало его назад.
Постепенно полёт замедлился, и он остановился.
Болтаться на пол-пути было как-то непривычно и непонятно.
Свет по-прежнему был привлекательным, и его тянуло к нему.
Но что-то мешало. И это что-то было сильнее, и его стало затягивать назад.
Голос внутри него (утробный голос) спрашивал (беззвучно): Ты куда решил?
Решение, стало быть, было за ним.
Что-то навалилось на него, и он завис окончательно.
В утробе заурчало: последний шанс.
И решение было принято.
Стенки туннеля растаяли сами собой, и его мания, его любовь-мания овладела им с прежней силой.
Но теперь у него было больше возможностей.
Он не был ограничен одним телом и легко перемещался в пространстве, не упуская из вида одну светящуюся точку.
Свою земную любовь.
Перво-наперво он провёл её в свою комнату (забавно было наблюдать, как она, как сомнамбула, двигалась, ничего не соображая).
Из комнаты много чего было выброшено, но книги, слава богу, остались.
Подвёл её к томикам Блаватской (сколько раз он протягивал её эти книжицы в ответ на её изыскания психоаналитики!).
И она послушно взяла первый том и отправилась читать.
Ему нравилась возможность управлять ею, что при жизни отнюдь не удавалось.
Упрямица! Несносная любимая упрямица!
Всё дело в том, что она его не любила.
Впрочем, она и любить-то не умела.
Увлекалась только. И её детское любопытство заводило её и уводило.
И его душа разрывалась от ревности. И он становился невменяемым. И его признавали душевно-больным и клали в Кащенко.
И он, действительно, был в состоянии сокрушить весь мир.
Кроме неё.
И она это знала. И понимала, что он может убить, и у него эта потребность была неопровержима. Но только не её.
И она его не боялась.
Она, вообще, была бесстрашная.
Может быть, за это он её и любил.
Или за то, что у неё была восхитительная попа.
И глаза.
Нее, глаза, как глаза. Всё-таки, попа.
И ещё её упрямство.
Сейчас было время подумать, повспоминать, разобраться.
Но разобраться не получалось.
Что-то, сильнее его, влекло его к ней.
Может, это любовь?
Люди называют этим словом то необъяснимое притяжение, которое перекрывает всю их жизнь и становится самою жизнью.
И... владение ею. Вот что было вожделением всей его жизни.
Так... А зачем ей сейчас Блаватская?
Надо! чтобы перевести её в область тонкой материи.
Где он сейчас сам.
Он вздохнул и продолжал обдумывать план захвата.
Возможности! Он даже задыхался от открывшихся возможностей.
Как скучно и серо живут люди в теле!
Сейчас перед ним открывались горизонты.
Надо было подобрать кого-то, не менее умного, чем он сам.
Желательно, поэта.
Она ещё и стихи писала. Любовные, конечно. Он выкрал как-то её тайную тетрадь, и такого начитался.
Кто бы не сбрендил!
Но он положил тетрадь на место.
Он устраивал капканы. Натягивал тончайшую нить, которая должна была порваться, если она...
Да, это были муки мученические.
Но теперь он отыграется.
И овладеет ею изнутри.
Но для этого нужно вселиться во что-нибудь очень привлекательное.
Поиск не занял много времени.
На этом уровне скорости, качественно другие.
По людским представлениям всё делалось мгновенно.
И лучший был найден. Даже лучше его самого. Потому что этот был Поэт. а значит, вхож в тонкие миры.
Подходящая кандидатура. Совершенство! Он мог быть и Он и Она.
Как Адам. Он чуть было сам не влюбился.
Но это было невозможно.
Он был навсегда влюблён в неё, нестерпимо своенравную, не поддающуюся.
Интересно, а она любила его, когда выходила за него замуж?
Вряд ли. Простое любопытство. И желание переменить свой статус девушки.
Теперь, сверху ему это ясно было видно.
И тем сильнее было желание покорить и влюбить в себя непокорную.
Характер у него был железный.
Но при жизни это мало ему помогло.
Даже наоборот.
И качество мышления. Зашкаливало. И отпугивало.
Как там у этого кандидата с качеством мышления?
Отменно!
А с характером?


Прод след