Стародум

      
      
      Денис Акимович Меркин на судьбу не жаловался. У него такой характер – он ни на что не жаловался. Может быть, в его раздумьях и случались неудовольствия по поводу некоторых поворотов судьбы, но он их не высказывал. А если в разговорах от него требовалось сказать своё мнение, он  отделывался расхожим заключением, что каждому своя судьба кажется труднее и тяжелее, чем у других.  В доказательство рассказывал старинную притчу, которую он называл библейской.

- В давние времена жил-был землепашец. Жил как все: ни богато, ни бедно; ни хорошо, ни плохо. А потом посыпались на него беды: сдохли у него бараны,  саранча сожрала урожай, сгорел дом. В слезах взмолился землепашец: «Господи, за что мне столько горя?  За что дал мне непосильно тяжёлый крест? Прости мне, Господи, грехи мои  и дай мне крест полегче.» Услышал Бог покаяние человека и сказал: «Иди, выбирай сам, какой хочешь». Пришёл человек в пещеру и увидел там множество разных крестов-судеб: больших, средних и малых; каменных, железных и деревянных; незаметных и сверкающих; тяжёлых и лёгких. Землепашец бегал по пещере и, наконец, выбрал крест небольшой, полегче. «Мне бы вот этот?» - обратился он к Богу. «Бери, это твой и есть».

Почти двадцать лет работал Денис Акимович механиком на фабрике. Его ценили как знатока техники и умельца ремонтного дела.  Теперь те годы он вспоминает с благоговением. Конечно, тогда тоже хватало нервотрёпки. Но была надёжная работа, была уверенность в зарплате, понятнее были порядки, а люди, как помнится, были добрее. Только ценить всё это стали слишком поздно, когда, не спросив, нас окунули в муть  реформ.

В том, что раньше было лучше, Денис Акимович уверен. Сомнения иногда вкрадывались в его размышления, но он их отбрасывал.  Тогда было лучше! Под словами «тогда» и «раньше» имелся ввиду Советский Союз – мощная страна, достижения и сила которой ласкали слух патриотически-воспитанных  граждан.  Себя Денис Акимович относил именно к таким гражданам и болезненно переживал, видя, как рвут страну на части, как ослабла Россия, как выталкивают её отовсюду, как мстительно шпыняют её все, кому не лень.

-  Раньше и петухи кукарекали голосистее, - добавлял я свои эпитеты в его речь.

- Про петухов не знаю, не с чем сравнивать, - сердился Денис Акимович. – Птицефабрику у нас закрыли, птицефермы, какие были в колхозах и совхозах, разорили. Где теперь петуха услышишь? А то, что раньше квартиры давали бесплатно – это факт.

С квартирой Денису Акимовичу повезло. В восемьдесят девятом году, под занавес бесплатной советской благодати, от фабрики ему дали трёхкомнатную квартиру. До этого он жил в маленькой двушке. Там его трёхдетной семье было тесно, и переезд в просторную квартиру стал превеликим счастьем.

Соседи встретили новосёлов с любопытством, Меркины стали единственной  в доме семьёй с тремя детьми. В те годы даже два ребёнка считалось много, потому что половина семей ограничивались одним. А у Меркиных – трое! Однако полным составом семьи жить в новой квартире им пришлось недолго. В том же году старший сын, Алёша, поступил в военное училище и  наведывался к родителям только на каникулы или в отпуск. Через два года уехал учиться средний сын, Борис. В отличие от старшего брата, Борис не отличался послушностью. С детства в нём замечались самостоятельность, упрямство и непокорность. Окончив школу, поступил в Нефтяной институт, а после первого курса, без ведома родителей, перевелся с инженерного факультета на экономический. Юристы и экономисты тогда входили в моду, и Борис попал в волну перспективной востребованности. Ещё студентом он вышел на контакт с нефтяной компанией, в чём-то себя проявил. По окончании института его пригласили туда на работу, и он уехал в поволжский город, по месту расположения компании.  Карьера у него складывалась удачно. Уже через несколько лет он вошёл в руководство компании и стал её акционером. По  делам Борис нередко бывал в Москве, но к родителям не заезжал. Денис Акимович с женой радовались успехам сына, гордились им и в первые годы о нём охотно рассказывали. Но позднее стали избегать разговоров об успешном  сыне, а на прямые вопросы отвечали уклончиво и кратко.

Младшая дочь, Валентина, оказалась не столь удачливой. В институт не поступила,  вышла замуж, но семейная жизнь не сложилась. И с работой ей не везло.

В 90-е годы, с началом государственных реформ, большинство населения столкнулось с проблемами, о которых раньше знать не знали, и предвидеть не могли. Тогда и появилось крылатое выражение: «Народ не живёт, а выживает». Большинство выживало. Но уже формировалось малочисленное меньшинство, чья жизнь волшебным образом обретала невиданный размах.

Денис Акимович оказался в рядах большинства и беды выживания его не обошли. Началось с работы.  Фабрику закрыли, и почти всех,  кто там работал, уволили.

В тот вечер, когда Денис Акимович последний раз возвращался с привычной работы, мы встретились по пути домой. Он был подавлен. Выражение мрачной растерянности на его лице поминутно сменялось какой-то болезненной улыбкой и виноватым взглядом.

- Всё, на фабрике мне больше делать нечего. Расчёт получил. Теперь я человек свободный, - пытался шутить Денис Акимович, как шутят терпеливые люди, пересиливая боль. – И зачем я туда пошёл?! – неожиданно добавил он.
- Куда? – не понял я его восклицания.
- В цех! Понимаешь, уходил я домой, по дороге к проходной захотелось зайти в цех. И зашёл, будь он неладен. Как будто побывал на кладбище безвинных жертв политического террора. Электричество отключено, свет только из фонарных окон на крыше, в цехе ни души и полумрак, станки стоят, как гробы, и тишина такая, что уши выворачивает. А ведь это был многолюдный цех, где всегда кипела работа. Теперь там, как в гробнице, даже запах тлена давит. Мне  показалось, будто там мечутся и путают паутину уродливые привидения. Жуть какая-то. Убежал оттуда и в себя не приду.

С этого увольнения в жизни Дениса Акимовича начались невезения, а на лице появились морщинки, которых раньше я не замечал. Правда, безработным он ходил недолго. Устроился слесарем в авторемонтную фирмочку. Но что-то там ему не нравилось. Чувствовалось, что работа не по-душе. В те же годы стала прибаливать жена Дениса Акимовича. Её лечили в местной поликлинике, потом в районной больнице. Но оскудевшее здравоохранение было уже не способно на лечебные подвиги. Её здоровье  стремительно ухудшалось. Позднее оказалось, что диагноз был ошибочным, и её лечили  не так, как надо.  Жену не спасли.

Так, через одиннадцать лет после многолюдного вселения в новую квартиру, Денис Акимович остался один. Что пережил и что передумал он в то время – известно лишь ему одному. На него стало больно смотреть. Гнуло его горе. Он изменился до неузнаваемости. Стал замкнутым, молчаливым, утратил былую аккуратность в одежде, часто приходил домой крепко выпивши. Соседи забеспокоились: пропадает человек. А как ему помочь?  За дело взялись участливые соседки. Диагноз поставили сразу: здорового, дееспособного мужика толкает в порок одиночество. Тут же было найдено и лечение – женить его! Другого выхода нет.

Недели через две, не заметив подставу, Денис Акимович познакомился с одинокой женщиной, и скоро в его квартире появилась хозяйка. Женщина приглядная, общительная, помогла Денису Акимовичу избавиться от разрушительной хандры и встать на ноги. Соседи вздохнули с облегчением, замечая, как заботами моложавой жены мужик обрёл второе дыхание.

Но счастливый поворот в судьбе попал в полосу невезения.  После скандального развода, в отцовскую квартиру возвратилась дочь, Валентина, вместе с малолетним сыном. Тихая, спокойная жизнь немолодых молодожёнов была нарушена. Две женщины не ужились под одной крышей. Жена ушла.  Соседи, свидетели неудавшегося брака, обвиняют во всём Валентину. Она женщина задиристая, с ленцой. Где бы ни работала, её не очень жалуют. Хорошо, что отец выручает. Надо сказать, что Денис Акимович всегда, с рождения, благоволил дочке и баловал её излишне. А теперь его неумеренная любовь перенеслась на внука.  Пятилетний Сашенька стал для него спасительным лучиком в сумерках повседневности.

За год до выхода на пенсию Денис Акимович второй раз остался без работы. Авторемонтная мастерская разорилась и закрылась. Не найдя другой работы, он устроился охранником в местный супермаркет. Эта нехитрая и нехлопотная работа была неприятна ему до тошноты. Ему казалось, что люди смотрят на него, как на неисправимого бездельника, отлынивающего от настоящей мужской работы. Разве здесь работа?  Первый раз в своей сознательной жизни он стыдился дела, которое делал и за которое ему платили зарплату. Его не утешала ссылка на то, что охранник – сейчас очень распространённая профессия и множество здоровых мужчин и крепеньких пенсионеров повсюду что-то и от кого-то охраняют. Он терпел своё унижение лишь потому, что нужна была запись о трудовом стаже. В свободное от дежурства время Денис Акимович подрабатывал мелким ремонтом автомашин и этим делом он как бы оправдывал себя перед своей совестью за постыдную охранную службу.

В августе выдалась тёплая, солнечная погода. Ей радовались и те, кто отдыхал в отпуске, и те, кто убирал урожай в поле. Денису Акимовичу тоже выпала радость. В пятницу, вечером он зашёл к нам  и с радостью объявил, что приезжает сын, Борис. Он находится в Москве по служебным делам, заедет к отцу завтра к обеду и поживёт  в гостях до воскресенья. Денис Акимович так и сказал: «Поживёт до воскресенья». По этому поводу он приглашает меня и жену завтра в гости.

Ожидая дорогого гостя, Денис Акимович радовался предстоящей встрече, волновался и тревожился. Все его дети – люди взрослые и самостоятельные. В характере, в убеждениях и привычках каждого из них появилось что-то новое, чего раньше не замечалось. Наблюдая за взрослыми детьми, он находил в них перемены, радовался их успехам.  Но и огорчался, если видел, что у них что-то не ладится или их поступки не соответствуют его собственным убеждениям и тем жизненным ценностям, которые исповедовал он сам и которые старался привить детям.

Неудачи и беды в жизни старшего сына или дочери отдавались болью в сердце Дениса Акимовича. Но их неудачи были понятны. Понятны причины, их смысл, и понятно, как можно избежать губительных последствий. Тревога  за среднего сына была какой-то другой.  Отцу было неясно, что у сына не ладится, в чём он успешен, какие опасности могут его поджидать? Борис почти ничего о себе не рассказывал. До родителей доходили лишь обрывки новостей  или тревожные слухи. Денис Акимович помнит, как они с женой беспокоились, когда несколько месяцев от сына не было никаких вестей. Его домашний телефон не отвечал, а по служебному им грубо ответили, что Борис Денисович пропал. Потом сын объявился. Позднее родители узнали, что он от кого-то скрывался. На похороны матери Борис приехал в шикарной машине и не один, а с молчаливым мужичком спортивного вида. Денис Акимович подумал, что это приятель сына. Оказалось – сопровождающий, для безопасности.
Непонятной жизнью жил сын и для отца был всё более непонятен.
Гостей  Денис Акимович знакомил с сыном, как будто мы с ним не знакомы. Когда я протянул Борису ему руку, чтобы поздороваться, он чуть помедлил и только потом протянул свою.

  Было заметно, что отец гордится сыном, любуется им, смущается и оттого излишне суетится.
- Представляешь, что он предлагает? – рассказывал Денис Акимович, кивая на сына. – Говорит, чтобы мы не хлопотали тут, собирая на стол, а поехали бы в ресторан и там посидели-пообедали. Да разве в ресторане можно так поговорить, как дома?  Разве ресторан заменит родные стены? Там же нет души и не может быть душевности.

Борис снисходительно наблюдал за дипломатией отца и деликатно молчал. А отцу хотелось, чтобы сын рассказывал о своей жизни, о семье, о своих делах – больших и значительных, которым бы гости удивлялись и восторгались. Он задавал сыну вопросы, но вопросы попадались  мелкие, пустяковые и не отражали величие отцовских ожиданий.
- Ты в отпуске-то был? – спросил Денис Акимович.
- Нет ещё, некогда было. Скоро собираюсь.
- Куда поедете или дома отдыхать будете?
- Только не дома. Дома – какой отдых…
- Ты вот что, - оживился отец. – Забирай семью и приезжай сюда, здесь и отдохнёте. Родное вспомнишь, с школьными товарищами повстречаешься. Места в квартире хватит.
- Нет, отец, мы с друзьями поедем куда-нибудь подальше.
- На юг? На юг – хорошо! Мы тоже когда-то отдыхать на юг ездили, - Денис Акимович повернулся ко мне. – Помнишь? На Чёрное море, где ясные ночи и женские очи, - он смутился от своей шутки и уточнил у сына. - В Сочи поедите или в Крым?
- Что ты, отец, туда только беднота едет. На свете есть места поинтереснее.

Мне показалось, что от слов сына Денис Акимович присел, будто неожиданно его  хлестнули.
- Беднота?.. – протянул он слово, голосом и взглядом выражая удивление. – А твои друзья, значит, не беднота?
- И я, и мои друзья работаем по восемнадцать часов в сутки, - Борис, возможно, понял, что в словах допустил оплошность, но считал себя правым. – У меня почти не бывает выходных в общепринятом понимании. Если бы все работали так, не было бы бедных. Но мало кто к этому готов. Большинство ищут такую работу, где много платят, но работать не обязательно.

- Что, наши современные богатеи заработали богатство честным, непосильным трудом? Они что-нибудь создали для страны? Заводы новые построили или придумали что-нибудь такое, что осчастливит человечество? Что-то я об этом не слыхал, - Денис Акимович наседал на сына. – А вот о том, что в годы беззакония они захапали в свои руки государственное добро, об этом всем известно.

- Не захапали, а спасли. Если бы активные, деловые люди, как и все прочие, кого вы называете законопослушными, сидели, сложа ручки, и ждали бы справедливости, в России наступила бы разруха, как в Гражданскую войну, а народ пошёл бы по-миру. Они подхватили, что рушилось, и не допустили полного развала.

- Тех, кто действительно радел за народ и за страну, в истории чтят и уважают. А о народной любви к олигархам что-то не слышно.
-  Время ещё не пришло. Ещё завистники народ с толку сбивают.
- Какое же это спасение, если народ обобрали и опустили в бедность? Если закрываются фабрики и заводы, а люди остаются без работы? Одним всё, другим ничего, где тут справедливость? – Денис Акимович начинал горячиться и говорил громче.

- Ладно, отец, не будем спорить. Давай лучше выпьем, - предложил Борис, но тут же добавил. – Фабрик и заводов вы понастроили много, но таких, которые теперь ни на что не годны.

- Да, мы строили, создавали! А современные деловые люди только и научились, как продавать. Никто не создаёт, но все продают. Как будто про нас писал Пушкин: «Наш век торгаш; в сей век железный, без денег и свободы нет». Единственной целью стали деньги и ничего святого.

Молча выпили, в неловкой тишине закусили. Неистребимая у нас привычка: на работе рассуждать о выпивке, а вовремя выпивки – о работе или о политике.
- Святости, отец, и в ваше время не было. Лозунгами морочили людям головы. – Борис говорил тихо, не кипятился, но и не сомневался в своей правоте.
- Душевность в людях была. Не было жестокости. На улицу ночью выходили без опаски, детей в школу никто не сопровождал. Воспитывали уважение к простым людям, тянулись к духовной пище, к культуре, за ум человека ценили, а не за богатство.

- Какая у вас была духовная пища – известно. – Борис замолчал. Он понимал, что огорчает отца. Но выработанная годами привычка отстаивать своё решение и любыми способами добиваться его исполнения, не позволяла ему отступить. Он давно понял, что уступать из жалости – губительно. Суровая действительность не терпит  слабаков и слюнтяев, отбрасывает их в болото бедности. Не жалость правит миром. Уступив один раз, легко соблазниться на второй, и тогда прощайся с надеждами на достойное место в жизни. Лицо Бориса посуровело, он не стал воздерживаться от своих аргументов.

- Я немного помню своего покойного деда, маминого отца. Он ведь много лет работал председателем колхоза. Вы с мамой рассказывали, каким он был талантливым руководителем, человеком интеллигентным, большой души и культуры. 
- Да, да, замечательный был человек, - с готовностью подтвердил  Денис Акимович, надеясь хотя бы в этом найти согласие с сыном.
- Теперь ты мне скажи, почему дед, человек бесспорно влиятельный, которого вы называете пропагандистом культуры и духовности, почему он держал в сельской церкви колхозный склад? Разве для колхозного барахла строили православные храмы? Разве в этом заключается  духовность и культура? – Борис опять замолчал, глядя на отца.
- Тесть не закрывал церковь. Это сделали до него. А разместив там склад, он  многие годы спасал церковь от разграбления и разрушения.
- Если дед был поборником народной духовности, чего же он не открыл церковь для верующих? Вот если бы он это сделал, тогда, может быть, я бы поверил словам о вашей духовности.
- Не тесть решал судьбы храмов. Никто бы ему не позволил даже слово сказать. Тогда было другое время, другая страна и жили по другим законам. Вам этого не понять.
- Вот я и говорю, что на словах у вас было одно, а на уме – другое. На словах вы были атеистами, а втихомолку крестились.
- Было такое, было, - признал Денис Акимович. Он устал от спора и уже оставил надежду склонить сына к своей правоте. – Сейчас, впрочем, не меньше двуличествуют. Подозрительно быстро многие обратились в верующих, публично посещают храмы и гнут поклоны.  Только нет в их глазах веры, нет покаяния за свои грехи. В таких посещениях церковных служб не меньше видимости и формализма, чем раньше случалось на партсобраниях. Не христианские заповеди движут этими людьми.

Борис хотел перебить отца каким-то новым фактом,  но его остановила сестра.
- Боря, хватит! Оставь папу. Скажи лучше, как у тебя дома? В гости бы нас с папой пригласил. Ни разу у тебя не были. У Алёшки были, а у тебя – нет.
На другой день Борис уехал. К вечеру встревоженная Валентина позвала к отцу.
- Зайдите, поговорите с папой. Что-то с ним неладно.

Денис Акимович сидел на кухне за столом и нещадно курил. Окно распахнуто настежь, но всё равно было дымно. На столе – пепельница с окурками,  початая бутылка водки и стакан. При моём появлении он оживился, погасил сигарету, замахал руками, разгоняя дым.
- Проходи, садись, - он придвинул табуретку и не очень дружелюбно спросил. – Ну,  что скажешь?
-  О чём? – уточнил я, догадываясь, что его терзает.
 - О сыне.
-  А что сын? Сын у тебя орёл! Высоко взлетел, не каждый так может.
Денис Акимович смотрел недоверчиво, ожидая подвоха.
- Высоко, говоришь? – он достал сигарету, помял, отложил. Взялся за бутылку, но тоже отодвинул. Подошёл к окну, выглянул на улицу, вернулся на место. – Не летают, а порхают. Возгордились. Но сколько ни порхай, а про землю не забывай. На земле твоё гнездо, туда и возвращаться придётся, сколько крылышками не трепыхай.

Я слушал его сердитую речь, надеясь, что свою тревогу он выговорит и успокоится.
- Зачем он так пинает своего деда? Разве этому я его учил? Дед всю жизнь для людей работал, ничего себе не взял, не хапал, как нынче у народа из рук хапают, и для внуков ничего не жалел. А он его, как труса…

Обида горячила Дениса Акимовича. Он наседал на меня, требуя ответа. Но было ощущение, что он ждёт не поддержки своего мнения, а оправдания сыну. Сам он не находил этого оправдания, но в душе надеялся, что оно есть, что его надо достать из глубин, защитить сына и тем избавить себя от терзаний совести.

- Кумиры отцов для детей неубедительны, - туманно философствовал я, лишь бы унять в нём волну разочарования и досады. – У них свои авторитеты. Если бы дети жили только идеями  отцов, замер бы прогресс. Заметь, что в истории быстрее развиваются те народы, которые не слишком строго относятся к своим вековым традициям.

- У тебя получается, что лучше всего быть Фомой, не помнящим родства.
- Наверное, истина где-то посередине. Наше поколение попало в переломное время. То, чему верили и что делали люди тогда, до 90-х годов – не укладывается в логику поведения молодых. Атеизм, культ вождей, готовность жертвовать личным, ради общего, комсомольские стройки, осуждение роскоши – всё это без разбора, по их мнению, подлежит осуждению. У молодых не хватает терпения, чтобы понять старших, легче впасть в состояние отрицания, вражды, разрушения.  Отрицая наше, они делают своё дело: иногда лучше, иногда хуже, а иногда, не замечая, повторяют нас. У них другие ценности.

- Вот-вот, ценят они не то, что мы ценили. Плохо, значит, воспитал я сына, если не научил уважать дедов.
- Нормально воспитал. Он у тебя человек самостоятельный, быстрее нас понял новые правила и по новым правилам делает свою жизнь.
Денис Акимович  успокаивался. Вспомнил, что сын подарил ему мобильный телефон.
- А зачем он мне? Я ему говорю, что всю жизнь без мобильника обходился и дальше обойдусь. Да и пользоваться им не умею. А Сашка - внучёк, тычет  в бок и подсказывает: бери телефон, я тебя научу, а потом ты мне его отдашь. Вот шельмец! Ему дядя Боря пообещал компьютер привезти. Радости было! – он помолчал и уже добродушно добавил. – Вот современные дети! Им подавай другие игрушки, нашими играть не хотят.

После встречи с сыном, Денис Акимович долго не мог избавиться от каких-то сомнений. Он, не скрывая, гордился старшим сыном, Алексеем, который уже получил подполковничьи звёзды на погоны; жалел дочь Валентину, которой не везёт в жизни. А его мнение о Борисе лежало будто на двух полках. На одной лежали поступки, которые отец одобрял, которым радовался и гордился; на другой – дела и поступки, непонятные отцу и которые противоречили его представлениям о порядочной  жизни. Он не одобрял, например, материальные излишества сына, но видел, что теперь бытовая роскошь не осуждается, а наоборот, ставится в заслугу. Надо ли ему порицать за это своего сына? Не находя ясных ответов на сомнения, Денис Акимович откладывал их решение и опять приходил к выводу:
- Раньше было проще и лучше!