Судебные ошибки прошлого. Дело Адольфа Бека

       Судебные ошибки прошлого
      
        Дело Адольфа Бека.



       Адольф Бек, главный герой этого рассказа, родился в Норвегии в 184 году.  По образованию он был химиком. Тем не менее Бек пошел на морскую службу и затем, в 1965 году, переехал в Англию, где стал работать маклером в судоходной компании.
       В 1868 он перебрался в Южную Америку где сделался сначала певцом, а затем стал судовым брокером. Кроме того, он занимается покупкой и продажей недвижимости и вскоре сделал немалые накопления, которые были результатом его заработков в результате его коммерческой деятельности, связанной испанской концессией в Галапагосские острова. Затем в 1884 году, он вернулся в Норвегию, где купил медный рудник.
     Спустя год он прибыл Англию, где с 1885 года занимался созданием различных финансовых схем, связанными, в том числе и с инвестициями в его медный рудник в Норвегии.
      Этот бизнес, однако  не приносил прибыль, убытки становились все больше и больше, Бек вынужден выставить шахту на продажу, но не  мог найти покупателя. В результате он он едва сводил концы с концами и, в конце концов, вынужден был в 1885 году переехать в Лондон в надежде найти хоть какой-то выход из финансового тупика.
       Здесь он влачил жалкое существование, пребывал почти за гранью бедности и был вынужден даже занимать деньги на карманные расходы у своего секретаря и проживать в долг в отеле Ковент-сад, где он остановился в Лондоне.  Беку хронически не хватало денег, тем не менее, он всячески пытался, хотя бы внешне, полностью соответствовать образу предпринимателя и тщательно следил за собой и своим туалетом.  Он всегда выходил из отеля в сюртуке, перчатках и цилиндре.
       16  декабря 1895 года, около 11 часов утра Бек выходил из вестибюля гостиницы, расположенной в Лондоне в доме 139 по Виктория-стрит, когда неожиданно неизвестная женщина преградила ему путь. Она обвинили его в том, что Бек обманным путем завладел принадлежащими ей двумя часами и несколькими кольцами. Бек отстранил незнакомку, преградившую ему путь, и перешел на другую сторону улицы.
     Однако женщина продолжала его преследовать. Тогда он пожаловался находящемуся рядом полицейскому, заявив, что его преследует проститутка. В этот момент к ним приблизилась та самая женщина, о которой он рассказывал: она потребовал ареста незнакомца обвинив, его в совершении обмана тремя неделями ранее.
     Полицейский задержал обоих и доставил их в ближайшего полицейский участок,                Здесь  женщина назвалась Оттилией Майсонье и вот что она рассказала, 
      Преподавательница английского языка Оттилия Мейсонье жила одна и после возвращения с работы часто и тяжело страдала от одиночества.  В один из декабрьских дней 1895 года она, несмотря на поздний час, решила пойти на выставку цветов неподалеку от дома. Мейсонье вышла на Виктория-стрит. Не прошла она из двухсот шагов, как её окликнул солидный пожилой мужчина во фраке и с усами. Приподняв цилиндр, он спросил:
        - Простите, вы не леди Эвертон?
         Женщине этот вопрос польстил и она дружелюбно  объяснила незнакомцу, что тот ошибается, она, к сожалению, не леди Эвертон, её зовут Мейсонье, и сейчас она направляется на выставку цветов.
      Извините великодушно! - ответил мужчина. Не хочу показаться назойливым, но поскольку вы упомянули о выставке, то я хочу дать вам совет: не ходите туда. Не стоит!
        И он объяснил, что сам был на этой выставке и она полностью его разочаровала. В цветах он толк знает. В его поместье, которое находится в Линкольшире , у него шесть садовников. Зовут его лорд Сейлисбери, а в Лондоне он по делам..
       Мейсонье польстило столь деликатное обращение, и она ответила, что очень любит цветы, в особенности хризантемы, которыми с радостью украшает свою квартиру.
       Лорд Сейлсбери пожелал взглянуть на эти цветы, женщина едва ли не с радостью согласилась  и они условились вместе пить чай у нее дома на следующий день.
       Назавтра лорд появился в точно назначенное время. После первых восторгов от увиденных в комнате Оттилии хризантем он с видимым удовольствием принял её предложение угоститься чашечкой хорошего английского чая.
       За чаем лорд развлекал даму легкой беседой. При этом, как бы вскользь упомянул о двухстах тысячах фунтов годового дохода.
        Лорд поведал ей о своем намерении вскоре отправиться на собственной яхте на Ривьеру и пригласил даму принять участие в этом интересном плавании.
      Первоначальный отказ Оттилии был всего лишь проявлением вежливости . Лорд Сейлсбери повторил приглашение и она согласилась. Но ей, сказал лорд, придется обзавестись новым гардеробом, купить несколько элегантных дорожных платьев. Само собой разумеется, что все расходы, связанные с этим, он берет на себя. Для начала лорд предложил даме чек на сорок фунтов. Потом лорд Сэйслсбери принялся внимательно рассматривать часы и кольца хозяйки.
       - Я куплю для вас более ценные украшения, - сказал он. - одолжите мне на время ваши часы и кольца, чтобы я не ошибся в размерах.     Заботливость лорда произвела на Оттилию большое впечатление, и она вручила ему часы и несколько колец.
       Когда лорд ушел, Оттилия Мейсонье захотела надеть другие часы, но обнаружила, что они исчезли.
      На следующее утро встревоженная преподавательница поспешила в Унион-банк, чтобы получить по врученному ей лордом чеку деньги. И тут она поняла, что стала жертвой мошенника. Чек оказался фальшивым. В Унион-банке не знали никакого лорда Сэйлсбери.    Женщина была уязвлена в своем самолюбии: она не столько сокрушалась по поводу похищенных драгоценностей, сколько мучилась из-за несбывшихся надежд на перемену в её одинокой жизни. Она злилась и на себя и на весь свет.
       Прошло три недели.
        Однажды вечером пожилой мужчина с усами, во фраке и цилиндре шел по Виктория-стоит. Вдруг его остановила женщина. Это была Оттилия  Мейсонье.
       - Наконец-то вы мне попались, мошенник! - закричала она.
       - Извините, что вам угодно?  - поинтересовался мужчина.
       - Мне угодно получить мои часы и кольца!
       - Мадам, отвечал мужчина, - отстаньте от меня! Вы меня с кем-то путаете. - Он попытался продолжить свой путь. Но женщина не отставала от него и продолжала кричать на всю округу.
       Шум привлек внимание находившегося неподалеку констебля и он подошел узнать, в чем дело. Мужчина попросил его оградить от приставаний назойливой спутницы. Но Оттилия Мейсонье, в свою очередь, тоже обратилась к констеблю за помощью.
       - Арестуйте его, - потребовала она. - Он меня обманул и обокрал! Мерзавец утверждает, что его зовут лорд Сэлсбери, а на самом деле - он настоящий жулик!
       Констебль решил задержать их обоих и доставил в полицейский участок на Росчестер-роуд.
       Здесь Оттилия Мейсонье во всеуслышание повторила свои претензии, вновь потребовала возврата похищенных у нее драгоценностей и привлечения мошенника к строгой ответственности.
      Мужчина, в свою очередь, назвался Адольфом Беком, норвежцем, и заявил, что эту женщину он никогда раньше не видел и совершенно не понимает, что она от него хочет.

                *            *            *

         Отчет об этом происшествии вечером того же дня поступил в Скотланд-ярд и для рассмотрения лег на стол инспектора Вальдека.
       Обстоятельства происшествия показались ему знакомыми. И он не ошибся. Переговорив с коллегами он вспомнил, что, начиная с декабря 1994 года, то есть в течение двух лет,  в полицию Лондона поступило множество заявлений от женщин, которые сообщали, что при схожих обстоятельствах они, точно также, как и Оттилия Майсонье лишилась ценных личных вещей. При этом, что особенно важно, - все они описывали приметы мошенника практически одинаково: седой, пожилой мужчина с манерами джентльмена, представлявшейся лордом, человеком состоятельным, собственником большого поместья в Линкольншире.
       Во всех случаях мошенник действовал одинаково: заговаривал с женщинами на улице, называл себя лордом - Виллоугби, Вилтон или Сэйлсбери - и напрашивался на приглашение к женщинам домой. Там он рассказывал, что живет в аристократическом районе Вест-Энда и занят поисками домоправительницы, или разглагольствовал от предполагаемой поездке на Ривьеру, в связи с чем он ищет себе компаньонку для этого путешествия.
      Женщины охотно принимали принимали приглашения, надеясь наполнить свою жизнь новыми романтическими впечатлениями.  Развивая заманчивую тему предстоящего романтического путешествия, "лорд" предлагал дамам освежить гардероб, приобрести новые платья и передавал им фальшивый банковский чек. При этом он всякий раз просил передать ему на очень короткий срок часы и драгоценности, чтобы по их размерам купить более дорогие и более достойные дам украшения. Когда же "лорд отправлялся восвояси, женщины обнаруживали пропажу различных ценных вещей,
      Всего с подобными заявлениями за указанный период обратилось 22 женщины. Некоторые потерпевшие сообщали о "лорде" любопытные подробности: у некоторых из них он даже брал деньги на извозчика, объясняя свою просьбу рассеянностью прислуги, которая забыла положить в карман его одежды мелочь на лошадь.
       Задержанного, как и полагается, стали предъявлять для опознания пострадавшим женщинам. Разыскать удалось двенадцать потерпевших.
      Проводили опознание,  можно сказать, добросовестно - в числе десяти, а то и пятнадцати мужчин такого же возраста.
       И всё же, нельзя не признать, что опознание проводилось с существенным нарушением тактики и правил проведения этого следственного действия: предполагаемый преступник, как правило, предъявлялся потерпевшим без учета того, насколько его внешность корреспондирует с внешностью тех мужчин, которые в качестве статистов принимали участие в опознании.
     Получалось, например, почему-то так, что опознаваемый оказывался единственным мужчиной с седыми волосами и усами в этом "параде идентификации",  и в результате, совершенно естественно, тут же привлекал к себе внимание опознающих.
       Результат не замедлил сказаться: почти все потерпевшие, которым предъявлялся предполагаемый преступник  уверенно узнавали в нем того человека, который их так бессовестно обманул и столь цинично завладел их ценностями.
       Сомнения возникли только у одной из потерпевших  - Этель Соунсенд.
      - Я не совсем уверена, - заявила она, - у меня дома он говорил на янки, а здесь говорит совсем по-другому. Но, - тут же поправлялась она , - мне всё равно кажется, что это. - он.
       Бек клялся, что никогда не встречал ни одной из опознавших его женщин. Он клятвенно уверял полицейских в своей невиновности. Утверждал, что живет он доходами от медного рудника в Норвегии, в деньгах не нуждается и никаких женщин никогда не обманывал!
     Но  собранные Скотланд-ярдом данные о его больших финансовых неурядицах и о неразборчивости в отношениях  с женщинами работали против него.
      Большинство женщин помнили дни, когда их обманывали. Это давало возможность проверить показания  и потерпевших и Бека. Но у последнего, как назло, не нашлось алиби ни на один день, о которых говорили обокраденными женщины.
      Зато, когда детективы обыскали комнату,,где норвежец жил в последнее время, они обнаружили там немало интересного: многочисленные залоговые квитанции, кольца, броши, часы и другие ценные вещи.
       Выяснилось также, что Бек задолжал шестьсот фунтов гостинице "Ковент-Гарден", в которой проживал некоторое время. Кроме того, опрошенные служащие этой и других гостиниц сообщили, что Бек имел связи со многими женщинами.
       Допросили секретаря Бека. Он подтвердил, что тот владеет медным рудником в Норвегии, но, несмотря на это, постоянно испытывает финансовые затруднения, иногда даже одалживает деньги у него, собственного секретаря.
           В довершении ко всему, 18 декабря, то есть через два дня после задержания Бека в Скотланд-ярд поступило анонимное письмо. В нем говорилось, что еще в 1877 году в суде Олд-Бейли был осужден  на пять лет тюрьмы некий Джон Смит, который, как и ныне задержанный Бек, обманывал женщин.
      Способы обмана во всех случаях самым удивительным образом совпадали: мошенник представлялся лордом, выписывал фиктивные чеки, иногда предлагал женщинам место экономики в его большом замке, а потом неожиданно навсегда скрывался с похищенными ценностями.
       Тогда дело закончилось тем, что одна из обманутых им женщин встретила его на улице и передала полиции. Присяжные заседатели признали его виновным и судья Форрест 10 мая 1877 года приговорил его к пяти голам лишения свободы. Спустя четыре года, 14 апреля 1881 года,Смит вышел на свободу и исчез.  И вот теперь, по-видимому, делал заключение, автор письма, Смит взялся за старое и вновь занялся своим ремеслом - обманом доверчивых женщин.
            Благодаря этому письму у полиции появилась еще одна возможность убедиться в виновности либо невиновности Бека. Эта возможность заключалась в том были еще живы полицеские, которые задерживали преступника Смита, о котором шла речь в анонимном суде.
       Инспектор Вальдек распорядился разыскать материалы процесса по делу Джона Смита. Когда он познакомился с ними, он убедился: схожесть многих деталей с обстоятельствами нынешней истории была поразительной!
      В 1877 году мошенник также представлялся  женщинам лордом Виллоугби, Вилтоном или Сейлсбери. Тогда он обманул семнадцать женщин. 20 апреля 1877 гола одна из них встретила авантюриста на улице и помогла его арестовать. 10 мая судья Форрест Фултон вынес по этому делу приговор. Смит отсидел четыре года и в 1881 году был выпущен на свободу. Теперь история, видимо, повторилась. Во всяком случае такой вывод модно было сделать после ознакомления с архивными материалами 1877 года.
       Но инспектор Вильдок искал новых подтверждений этому.
       Он повстречался со своими коллегами - инспекторами Скотланд-ярда, которые в далеком теперь 1877 году арестовывали Смита. Конечно, они были уже в отставки, но твердо утверждали, что вполне отчетливо помнят людей и события 1877 года.
     Полицейских допросили, более того им предъявили для опознания Адольфа Бека. Оба уверенно опознали в предъявленном для опознания мужчине Джона Смита, того самого Смита, которого они задерживали за многочисленные факты мошенничества и краж в 1877 году .
       Констебль Спарел после проведенного опознания уверенно заявил :
       - Нет ни малейшего сомнения, что я арестовывал этого человека под именем Джон Смит.
       Второй полицейский, инспектор Редстоун, как и Спарел, не видевший Смита в течение восемнадцати лет, также был тверд и непоколебим в своей уверенности:
       - Именно этого.мошенника мы арестовывали восемнадцать лет назад. 
        Позже констебль Спарл, нисколько не сомневаясь в своей правоте, заявил перед и перед судебной палатой Вестминстера, что представленный ему на опознание Адольф Бек абсолютно идентичен Смиту, что это - одно и тоже лицо. При этом его нисколько не смутило то обстоятельство, что с момента последней его встречи со Смитом прошло 19 лет! Это обстоятельство не вызвало у полицейского инспектора ни малейших колебаний.
       Аналогичное заявление сделал в судебной палате и его коллега инспектор Редстон. Он тоже нисколько не сомневался, что стоящий в зале заседаний мужчина - никто иной как тот самый Смит, которого он задерживал 19 лет назад и который был осужден за совершение мошенничских действий в отношении большого числа женщин.
     Бек пришел в ужас от заявлени полицейских, побледнел и в состоянии сильного душевного волнения заявил свое алиби: он воскликнул в отчаянии, что в 1877 году его не было в Англии, он находился далеко от Лондона и занимался своими дела в Южной Америке. Он был готов привезти оттуда целый ряд уважаемых людей, которые подтвердят его показания. Женщины, утверждал Бек, ошиблись, никого из них, он и в глаза не видел. Он понятия не имеет, кто такой Смит. Он ни одного дня не провел в английской тюрьме!
        - Клянусь создателем,-.восклицал Бек. - Я не виновен! И полицейские и женщины ошибаются.
       Следствие имело еще один шанс установить истину. Оно могло сравнить почерк ранее судимого Смита и ныне задержанного Бека, такую возможность предоставляло следствию наличие расписок,  составленных в свое время Смитом и оставленных им у обманутых им женщин и возможность получения образца почерка у Бека.
         Приглашенный к разбирательству эксперт по почерку Гуррин, в то время ведущий в Англии специалист- графолог, пришел к заключению, что почерк жулика 1977 года, то есть Смита, совпадает с почерком жулика 11894-1895 годов. Правда, оговорился эксперт, почерк Бека имеет некоторые отличительные особенности: образцы, полученные при подготовки почерковедческой экспертизы у Бека, выполнены им измененным почерком.
      Перечисленные идентификационные признаки были рассмотрены секретарем прокуратуры Симсом и не вызвали у него никаких сомнений. Он без колебаний приступил к подготовке обвинительного акта для рассмотрения дела Бека вы суде Олд-Бейли.
     Единственным человеком, который испытывал сомнения в обоснованности обвинений, пред являвшихся Беку, был полицейский инспектор Вальдек-  тот первый полицейский, который рассматривал первичные материалы, связанные с задержанием Бека, Он обратил внимание прокурора Симса на то, что в описании внешности Смита указывается, что у него глаза карие, а у Бека, как было совершенно очевидно, -глаза голубые.
      Кроме того, Вальдек обратил внимание на то, что, судя по материалам из уголовного дела 1877 года, у Смита подбородок был весьма широким. У Бека же подбородок был узким. При всём несовершенстве описания внешности в уголовном деле 1877 года, утверждал Вальдок, совершенно очевидно, что у взрослого человека цвет глаз и форма подбородка не могут измениться. Вызывало у него сомнение о обоснованность заключения графолога Гаррина.
      
       Но эти "мелочи" не привлекли внимания прокурора Симса, готовившего материалы для обвинения Бека в суде Олд-Бейли. Да и результаты опознаний человека после девятнадцатилетнего перерыва в общении с ним у прокурора Симса сомнений не вызвали. Наконец и назревавшая проблема с сомневающимся полицейским была решена просто: инспектор Вальдек, открыто высказавший свое мнение, что Адольф Бек и Джон Смит  -  разные люди, был отстранен от дальнейшего расследования. Его заменили шеф-инспектором Фростом.
       Френк Фрост был представителем старой школы. И кроме того, он был человеком действия. Его мало интересовали и волновали научные способы идентификации личности.
      Впрочем, он не очень полагался и на документы и разного рода протоколы. Ветеран Скотланд-ярда свято верил в "фотографическую память " опытного полицейского и несколько не сомневался, что его коллеги, тоже ветераны уголовного сыска Спарл и Редстон, опознавшие Бека, как Смита, - не могли ошибиться и поэтому - абсолютно правы. Для него показания Спарелла и Редстоуна были непреложный истиной.    Немаловажным было и то, что в 1877 году сам Фрост принимал участие в поисках Джона Смита, видел его тогда и теперь нисколько не сомневался в том, что Адольф Бек и Джон Смит - одно дицо.
      
                *                *               *
       Процесс по делу Бека начался 3 марта 1898 года в Олд-Бейли.
       Обвинителем в судебном заседании по делу Бека выступал прокурор Гораций Авори, редко сомневающийся в своей правоте. Позднее современники называли его вещателем и часто говорили про него: " Авори экономит на жире, на комплиментах, но никогда - на числе осужденных".
          Вполне возможно, что Авори и сам не верил в виновность Бека, в то, что Смит и Бек идентичны. И хотя у него были основания для сомнений,  ( хотя бы тот факт, что
Смит несомненно имел судимость, которая, совершенно очевидно, отсутствовала у Бека ) он, тем не менее, не сделал это сомнение предметом рассмотрения и анализа в судебном заседании.
       В роли судьи в процессе выступал Форрест Фултон. Словно по иронии судьбы именно он в 1877 году судил Джона Смита.
      Позднее он заявлял, что дела Смита он не помнил, что вполне вероятно при большой загруженности судебных работников. Но что вызывает немалое удивление, так это то, что до начала рассмотрения дела в суде (!) Фултон выступил перед журналистами и сделал чрезвычайно важное заявление, которое совершенно очевидно самым категорическим образом противоречит принципу объективности судьи в процессе. Он высказал свою полнейшую убежденность в том, что Бек и Смит - одно и то же лицо. Потом, как вспоминают современники, у него, видимо, наступило расстройство памяти, и он заявил, что не может вспомнить подробностей процесса 1877 года.
       Защитником Бека являлся опытный адвокакт  К. Ф. Джил - известный адвокат из Вест-Энда. Он разделял убеждение опального инспектора Вальдока в том, что между его подзащитным и Джоном Смитом нет никакой связи и выступил с заявлением, что норвежец стал жертвой   совершенно очевидной путаницы.
       Его тактика защиты заключалась в следующем. Он делал ставку на перекрестный допрос эксперта почерковеда Гуррина. Если тот в суде засвидетельствует, что почерк преступника 1877 года и почерк преступника 1894-1895 годов идентичны и в обоих случаях речь идет об одном и том же человеке, то Гилл с помощью свидетелей из Южной Америки докажет, что в 1877 году Бек находился не в Лондоне, а в Южной Америке и поэтому , естественно, не мог совершить преступления и 1977 года, и 1894-1895 годов.
       Обвинение в суде поддерживал Гораций Авори. Это был маленький, худощавый человек, по воспоминаниям современников, не способный на какое-либо сочувствие. Позднее его иногда называли "Вешателем" и говорили про него:" Авори экономит на жире, экономит на комплиментах, но никогда - на числе осужденных".
           Но прокурор Авори предусмотрел вполне реальную возможность того, что на суде будет обсуждаться алиби Бека - его пребывания в Южной Америки, с одной стороны, и идентичность почерка Смита и Бека с другой. Поэтому он намеренно не спрашивал почерковеда Гуррина о почерке записок дела 1877 года. А Гуррин, в свою очередь, ограничился заявлением о том, что списки предметов одежды, составленные в 1894-1895 годах и оставленные настоящим преступником у женщин, - написаны Беком, но измененным почерком.
       Защитник Гилл в это момент процесса буквально вскочил с места и попросил у судьи разрешения задать эксперту Гуррину вопрос относительно почерка записок 1877 года. Но судья Фултон отказал в этом ходатайстве, ссылаясь на положение британского права о недопустимости рассмотрения в уголовном суде фактов прошлого, связанных с подсудимым, дабы не влиять на позицию суда присяжных, которые не должны быть осведомлены об обстоятельствах прошлого, которые могут, в свою очередь. повлиять на их решение по делу.
          Правда, и обвинению пришлось отказаться от таких сильных доказательств, как узнавание Бека полицейскими инспекторами Спарлом и Редстном. Но это почти не ослабило позиции обвинения: оно обладало решающим доказательством - фактом опознания Бека всеми женщинами, потерпевшими от преступления.
        Но правдой было и то, никто, кроме защитника, не обратил внимание, на неуверенность, которую демонстрировали в  зале суда некоторые потерпевшие.
       Так, Анна Товисенд заявила, что это тот же человек, но когда она слышит его речь, то испытывает некоторые сомнения.
       В свою очередь, Лилли Винчетт сказала, что во время её встречи с подсудимым его усы были длиннее и напомажены.
       Защитник, со своей стороны, пытался обратить внимание суда на эти обстоятельства, но все было напрасно. Не имело никакого результата и заявление потерпевшей Оттилии Масонье о том, мошенник имел шрам на правой стороне шеи. А в суде она его не наблюдает. Но и это обстоятельство не произвело какого-либо сильного влияния на участников процесса со стороны обвинения и суда.
       В своей защитительной речи Джилл энергично протестовал против запрещения касаться обстоятельств дела 1877 года, послуживших основанием для того, чтобы навесить обвиняемому ярлык "рецидивист". Вместе с тем, адвокат поставил под сомнение достоверность показаний женщин-потерпевших. Он полагал, что к ошибочному опознанию Бека их привело то возбуждение, которое они испытали в свое время, когда вообразили себе, что, наконец-то, пришел тот час, когда воздастся должное их очарованию. Поэтому, когда их надежды рухнули, им очень хотелось, чтобы виновник этого был найден во что бы то ни стало. И, наконец, это произошло! Даже если они и сами не были наверняка уверены, что не ошиблись в опознании.
       В своем выступлении на суде подсудимый Бек страстно заявил, что к предъявленным ему страшным обвинения он не имеет никакого отношения.
       - Я не виновен! Я - абсолютно не виновен!
       Но эти заявления были подобны крикам одинокого путника в пустыне.
       19 марта 1896 года присяжные признали Бека виновным, и судья Фултон приговорил его к семи годам тюремного заключения.
      При этом судья произнес такие слова: " Мы приговариваем  обвиняемого Адольфа Бека, подлого и трусливого мерзавца, который с помощью низкопробных трюков пытался удовлетворить собственные эгоистические и антиморальные страсти и вина которого доказана, к семи годам строго заключения".
     Подсудимый отреагировал на провозглашенный приговор все тем же заявлением:
       - Я абсолютно не виновен! Я абсолютно не виновен!
       Но его больше уже никто не слушал.
       Защитник Бека немедленно обратился в Палату общин. Он предъявил доказательство того, что в 1877 году Бек находился в Перу, а это исключало его тождество с Джоном Смитом. Но это обращение результатов не дало: уголовно-процессуальное законодательство Англии того времени еще не знало кассационного судопроизводства.

                *             *            *

       Итак, хотя в судебном заседании не была установлена с абсолютной достоверностью криминалистическая идентичность Джона Смита и Адольфа Бека, это никак не повлияло на действующие тогда в Англии тюремные порядки. Беку присвоили тот же арестантский номер, который в свое время носил Джон Смит - Д523. Мало того, теперь  к нему прибавили "квалифицирующий" признак - буква В. Это означало,  что его носитель раньше имел судимость и отбывает уголовное наказание повторно.
      За пять лет пребывания в местах лишения свободы, с 1896 по 1901 год, Бек подавал 10 заявлений с просьбой о пересмотре его дела. Но эти обращения при всём желании тех, кому они поступали, не могли иметь процессуальной перспективы: в то время, как уже отмечалось, в английском уголовном судопроизводстве отсутствовала стадия кассационного рассмотрения состоявшихся приговоров. Поэтому Беку оставалось лишь писать петиции по существу в пустоту, излагая в них одни и те же основания для пересмотра вынесенного в отношении него несправедливого и необоснованного, как он утверждал приговора.
         Защитник Бека, в свою очередь, настойчиво просил разрешения ознакомиться с материалами уголовного дела преступлениях, совершенным Смитом в 1877 году. Его интересовали характерные признаки внешности Смита, наверняка, как он полагал, содержащиеся в его уголовном деле. Однако эти прошения адвоката тоже оставались без удовлетворения.
       И все же настойчивость юриста имела некоторые положительные последствия. 12 мая 1898 года сотрудник министерства внутренних дел навел в управлении тюрем справки о внешности Смита в 1877 году и получил весьма неожиданный результат: выяснилось, что Смит является евреем и подвергался обрезанию. Адольф Бек этих признаков совершенно точно не имел.
          В связи с этими вновь открывшимися обстоятельствами Министерство внутренних Англии обратилось к судье Фултону с просьбой выразить свое отношение к указанному факту. Однако Фултон, находясь под сильным впечатлением от результатов "поголовного" опознания Бека женщинами-потерпевшими, прокомментировал сложившуюся ситуацию, мягко говоря, странно:
       - Пусть Бек и не является Смитом, но я всё же не верю, что Бек был в Южной Америке.
       И все. И ничего не изменилось. Бек так и остался в тюрьме. Изменился только регистрационный тюремный номер- он лишился приставки - буквы В.
       Бека освободили только 8 июля 1901 года, досрочно, на поруки.
     После этого он многократно пытался доказать свою невиновность, тратил остатки своих незначительных финансовых средств на адвокатов. Но все эти усилия остались безрезультатными.

 
                *             *             *

     Справедливости ради надо отметить, тот факт, что принятию незаконных, необоснованных и несправедливых решений в английских судах в девятнадцатого столетия, кроме отсутствия надежных криминалистических методов идентификации личности, в немалой степени способствовали и специфические особенности принципов и нор уголовного права и процесса Великобритании.
     Эти особенности заслуживают отдельного рассмотрения.
     Закончившаяся политическим компромиссом Великая английская революция не привела к сколь-нибудь существенным изме­нениям в области уголовного права и процесса. Господствовавшие до реформы 1832 г. земельная аристократия и верхушка буржуазии вполне довольствова­лись уголовно-правовыми нормами, восходящими к дорево­люционному праву.
       Большое число преступлений в Англии в это время рассматривалась в качестве таковых либо по общему праву, либо по праву статутному, причем некоторые из них, как, например, Статут 1351 года об измене, были приняты в глубоком средневековье.       
        Сохранялась  и сложившаяся еще в эпоху средневековья трех­членная структура преступлений: тризн (измена), фелония (тяжкое уголовное преступление), мисдиминор (остальные, главным образом, мелкие преступления).
       Эта традиционная схема лишь в XVIII веке пополнилась новыми видами преступлений. Особенно выросло число дея­ний, квалифицируемых как фелония и наказуемых по тра­диции смертной казнью и конфискацией имущества. К кон­цу революции (в 1660 г.) в Англии было около 50 видов пре­ступлений, каравшихся смертной казнью, к началу XIX века к ним добавилось еще около 150.
       В развитии английского уголовного права в XVIII в. особенно ясно проступало стремление правящих кругов лю­быми, в том числе самыми жестокими средствами, внушить обездоленным и трудящимся массам "уважение" к частной собственности. В это время смертная казнь устанавлива­лась за умышленное ранение скота, за порубку садовых де­ревьев, за поджог посевов, за карманную кражу в церкви. К смертной казни приговаривались за посылку письма с фик­тивной подписью с целью вымогательства денег, за мелкую кражу (свыше одного шиллинга) и т. д.
       В XVIII веке в Англии не только сохранились жесто­кие и чисто средневековые меры наказания, но и вводились новые способы устрашения как самого наказуемого, так и общества в целом.
       В 1752 году  был принят акт, в котором гово­рилось, что "смертная казнь должна быть дополнена даль­нейшими ужасами и особыми знаками бесчестия". Осужденного на смерть предварительно сажали на хлеб и воду, после казни труп публично вывешивали в цепях, затем его рассекали на части.
       Широко применялись в XVIII веке и такие наказания, как выставление у позорного столба, бичевание кнутом, конфискация имущества, штрафы и т. д.
       Либерализация карательной политики в Англии в это время осуществлялась лишь в той мере, в какой это было необходимо для самих правящих кругов, стремившихся обезопасить себя от преследований со стороны короля и правительственной власти.
        Характерно, что эти изменения коснулись прежде всего уголовного процесса. Об этом свидетельствует прежде всего "Habeas corpus Act" 1679 г., а также отдельные уголовно-правовые и процессуальные нормы Билля о правах 1689 г. и Акта об устроении 1701 года.
       Борьба просвещенной верхушки общества за упроче­ние политических свобод в сфере уголовного права и про­цесса в XVIII веке проявилась также в делах о так называе­мой мятежной клевете. Такого рода обвинения правитель­ственные власти неоднократно выдвигали против авторов и издателей публикаций, содержащих критику государствен­ных властей.
        В 1792 г. парламент издал специальный акт, по которому присяжные получили полную свободу решать вопрос не только о самом факте опубликования "клеветнического" произведения, но и о виновности или невиновности обвиняемого в соответствии со своими представлениями о политике и клевете.
       В начале XIX в. с утверждением капитализма англий­ское уголовное право подвергается все более острой крити­ке. Для самих правящих кругов становилось очевидным, что построенная исключительно на жестокости уголовная по­литика не приносит желаемого результата. Абсурдная сви­репость английских законов в XVIII - начале XIX в. при­водила к тому, что присяжные достаточно часто оправды­вали даже заведомо виновных в преступлении лиц только потому, что их ожидало непомерно тяжелое наказание.
        Именно поэтому английский парламент провел в начале XIX века  серию законов, рассчитанных на то, чтобы путем смягчения нака­заний укрепить существующий правопорядок.
        В 1817 г. было отменено публичное сечение женщин, в 1816 г. - выставле­ние у позорного столба, в 1823 - 1827 гг. правительство Р. Пиля провело серию актов, резко сокративших примене­ние смертной казни. С 1826 по 1861 г. в Англии число пре­ступлений, караемых смертной казнью, снизилось с 200 до 4. По Акту 1848 г. даже в случае "ведения войны против коро­ля в его королевстве" назначалась не смертная казнь, а по­жизненное заключение.
         В середине XIX в. были приняты и другие акты парла­мента, которые существенным образом реформировали уго­ловное право, придав ему по существу (но не по форме, кото­рая нередко оставалась старой) уже современный вид. С по­мощью консолидированных законов в Англии XIX века было отменено несколько сотен заведомо устаревших законов.
       Законом 1870 г. отменялась конфискация имущества преступника, осужденного за фелонию. Тем самым превра­тилось в анахронизм деление преступлений на фелонию и мисдиминор, ибо исторически фелония - это серьезное пре­ступление, которое влекло за собой смертную казнь и обя­зательную конфискацию имущества. После 1870 г. в Англии сложилось положение, когда разница в наказаниях за фе­лонию и мисдиминор фактически исчезла, причем к числу последних относились в ряде случаев более значимые пре­ступления.
       В XIX веке произошла и дальнейшая демократизация процедуры рассмотрения уголовных дел. В 1836 г. был при­нят акт, предусмотревший право обвиняемого, заключенно­го в тюрьму, пользоваться услугами адвоката и требовать ознакомления с материалами дела. Естественно, такой за­кон расширял возможности защиты обвиняемого в судеб­ном процессе.
       Законом 1898 г. обвиняемому предоставлялось право в случае его желания давать показания в суде. Это был отход от традиционной доктрины "общего права", согласно кото­рой обвиняемый рассматривался как лжец. Но одновремен­но судебная процедура в Англии развивалась в сторону расширения круга дел, по которым судья мог выносить приго­вор в так называемом суммарном производстве, т. е. без участия присяжных.
       В XX веке политика упрощения и модернизации уго­ловного права продолжилась путем издания консолидиро­ванных актов или актов, имеющих элементы кодификации, т. е. содержащих новые правовые положения.
       Развитие уголовного права и уголоаного процесса в Англии в XX веке отража­ло и меняющиеся общественные условия, в том числе рост преступности. Необходимость перестройки уголовной поли­тики повлекла за собой реформу уголовного права.
        Наибо­лее серьезная перестройка английского уголовного права произошла во второй половине XX в., особенно после созда­ния в 1965 году Правовой комиссии, поставившей своей зада­чей подготовку кодификации права Англии. Весьма энер­гично комиссия осуществляла кодификационные работы в области уголовного права.
        К 1985 году был подготовлен даже проект уголовного кодекса, опубликованный для ознаком­ления с ним широкой общественности. Однако принятие этого кодекса затормозилось. Имея в виду в конечном счете ко­дификацию уголовного права, Правовая комиссия и парла­мент проделали большую предварительную работу по сис­тематизации уголовного права Англии.
       В 60-80-е годы прошлого столетия был принят целый ряд важных актов по вопросам общей части уголовного права. Особое место здесь занял Закон об уголовном праве 1967 года,  который отменил ставшее анахронизмом традиционное деление всех преступ­лений на фелонию и мисдиминор.
       Еще ранее, в 1945 году была упразднена и такая средневековая категория преступлений, как измена (тризн).
       В законодательном порядке была введе­на новая классификация преступных деяний. Это прежде всего  - выделение более серьезных преступлений, за которые уста­навливалось наказание в виде лишения свободы на срок свыше 5 лет. Для преступлений этой группы была установлена уп­рощенная процедура ареста подозреваемого. Для остальных преступлений, как менее общественно опасных, такая про­цедура ареста не предусматривалась.
       В результате целого ряда актов (Закон о преступном покушении 1981 г., Закон об исправлении правонарушителей 1974 г., серия законов об уголовном правосудии - 1982, 1988, 1991 гг. и др.) подавляющее большинство институтов общей части уголовного права и уголовного процесса оказалось существенным образом реформированным, старинные правила общего права были потеснены. Они сохранили за собой регулирование таких ин­ститутов, как нападение, неоконченное преступление, опре­деление характера вины, но большинство составов преступ­лений было закреплено в статутном праве (Законы о краже 1968 и 1978 гг., Закон о подлогах и фальшивомонетничестве 1981 г.).
       В результате активной деятельности парламента в сфере уголовной политики к 90-х годах XX века лишь небольшое число отдельных видов преступлений оказалось в сфере ре­гулирования общего права. В их числе: недонесение об изме­не, отдельные виды убийств. Основная же масса составов пре­ступлений определяется теперь статутами.
       Одним из важных направлений реформ уголовного права и процесса является гуманизация и оптимизация наказания. Это на­шло свое отражение в фактической отмене смертной казни. Так, в 1969 г. была отменена смертная казнь даже за тяж­кое убийство, хотя в Англии формально сохраняют свою силу некоторые старые статуты, предусматривающие смерт­ную казнь по таким преступлениям, как государственная измена, пиратство и поджог королевских доков. Но практи­чески в течение длительного времени никто не был приго­ворен к смертной казни за эти преступления.
       В 1948 году были отменены каторжные работы, и наибо­лее тяжелым видом наказания стало лишение свободы с раз­личным режимом. Но современная пенитенциарная политика больше ориентируется на реадаптацию преступников, а по­этому нашла свое выражение в создании специальных дет­ских исправительных учреждений и даже "открытых тюрем".
       Широкое распространение в Англии в качестве меры наказания получило условное осуждение (пробация), кото­рое является эффективным способом социальной адапта­ции осужденного, проходящей при особом контроле со сто­роны работников специальной социальной службы.
       Рост преступности, увеличение числа судебных дел и связанные с ними перегрузки и медлительность самого су­дебного процесса потребовали во второй половине XX в. дальнейшего реформирования всей судебной системы и уго­ловного процесса в частности.
       Важное значение в модернизации судебной системы сыг­рал Закон о судах 1971 г., который ликвидировал ряд судеб­ных инстанций (суды ассизов и др.), унифицировал деятель­ность судов соответствующих округов, а главное, создал но­вый Суд короны, входящий в систему высших судов страны.
       Закон о судах и правовом обслуживании 1990 года  демо­кратизировал судебный процесс, ввел неизвестную ранее английскому судебному праву категорию правозаступников (адвокатов), подорвав тем самым корпоративные, сущест­вующие еще со времен средневековья, монополии барристеров и солиситеров.
       С 1985 года  в Англии, наряду с обвините­лями по поручению полиции и потерпевших,  стала действо­вать система государственных обвинителей по наиболее важ­ным уголовным делам.
       При сохранении традиционной состязательности в уго­ловном процессе возросла роль полиции. Тем не менее За­коном 1994 г. о полиции и доказательствах по уголовным делам деятельность полицейских органов ставится в стро­гие рамки. Это касается арестов, обысков, изъятия предме­тов преступления и даже использования электронных уст­ройств и компьютерных данных.
       Важное место в XX веке в английской судебной системе и в уголовном процессе по-прежнему занимает суд присяж­ных.
       Реформой судов 1971 года была предпринята попытка централизовать подбор присяжных, который осуществля­ется теперь не шерифами, как это было исторически, а под­бирается чиновниками, назначенными лордом-канцлером. Однако процессы демократизации коснулись и института присяжных заседателей, для которых с 1972 г. отменен иму­щественный и снижен возрастной цензы.
       Все указанные выше изменения были консолидированы Законом 1974 года о присяжных.
      Однако в общем числе судебных дел роль суда присяжных в уголовном процессе Англии в последние десятилетия относительно сужается - за счёт расширения числа дел, рассматриваемых судьями единолично, без участия присяжных заседателей, в так называемом суммарном порядке. Вполне возможно, что тенденция к сокращению уголовных дел, подлежащих рассмотрению судом присяжных формировалась в Англии в результате оерьезных ошибок, допускаемых в процессе рассмотрения уголовных дел и, как следствие этого, - ошибочных судебных приговоров, подобных тоиу, который был вынесен в отношении Адольфа Бека.



                *                *               *



       Вернемся, однако, к самому Адольфу Беку, которому судьба уготовила новое испытание.               
       15 апреля 1904 года Бек вышел из дома на Тоттентем-Корт-роуд, в котором поселился незадолго до этого. Когда он ступил на тротуар, к нему подбежала молодая женщина.
Обращаясь к Беку, она вскричала:
       - Вы тот самый человек, который взял мои драгоценности и соверен!
       Бек непроизвольно отшатнулся. От неожиданности он едва не упал.
       - Нет! - закричал он охваченный паникой. - Нет! Это не я! Я вас не знаю! Я вас не видел никогда вы жизни!
     На это женщина возмущенно ответила:
       - Вы тот человек, который взял у меня драгоценности, и там вас ждут!
       В полнейшей панике Бек бросился бежать от своей совершенно непостижимой судьбы, которая снова преследовала его. Но путь ему преградил детектив инспектор Вард. Бека арестовали и доставили в полицию в районе Паддингтон.
       Что послужило поводом для нового ареста?
       22 мая в полицию явилась домработница Паулина Скотт и сделала заявление, их которого следовало, что пожилой седовласый мужчина с приличной внешностью обратился к ней на улице ,  сказал ей несколько комплиментов и тут же предложил ей место экономики в своем доме.
       Все остальное протекала по уже знакомой полиции с 1896 года схеме. Из всего этого инспектор Вард сделал вывод, что Бек вновь возобновил свои авантюры прошлого. Будучи убежденным в этом, он и послал Паулину Скотт в полдень к ресторану, где Бек имел обыкновение обедать.
      В течение целого часа Паулина Скотт рассматривала Бека, но не могла узнать в нем того человека, который обманул её. Однако инспектор Вард не сдавался. Он буквально приказал Паулине Скотт явиться к дому Бека в то время, когда он обычно выходил на улицу.
       Потерпевшая, дождавшись Бека, заговорила с ним. В итоге Бек вновь был арестован.
       Бек был потрясен случившимся. Он ничего не понимал. Он лишь отчаянно повторял:
       - Клянусь богом, создателем моим! Я - не виновен! В обвинении против меня нет ни слова правды! Я могу привести много свидетелей, которые подтвердят, что я честно занимался своими делами! Все, что происходит со мной,  - просто не постижимо!
       Лондонские газеты тут же разнесли известие о новом аресте Бека. После этого от потерпевших вновь не стало отбоя. В полицию явилось еще четыре женщины, которые аналогичным путем, как и Паулина Скотт, лишились драгоценностей и денег.
      Теперь Беку ничто не могло помочь - ни страстные уверения в невиновности, ни воззвания к Всевышнему, ни заявления, что он никогда ни одной из этих женщин не видел и, тем более, ни с кем из них не разговаривал.
       27 июня 1904 года Бек снова предстал перед судом в Олд-Бейли. Но на этот раз у него уже не было средств нанять опытного защитника. А его адвокат Лайстер располагал лишь четырьмя днями, чтобы поверхностно ознакомиться с материалами дела. Сам же Бек был слишком подавлен и деморализован, чтобы суметь в полном объеме, полно и правильно информировать  Лейстера об обстоятельствах дела.
       И вновь повторилась та же трагедия: все свидели вонь опознали Бека под присягой.
       И на этот раз никто не обратил ровно никакого внимания на неясности и противоречия в показаниях женщин. Одна из потерпевших, например, заявила, что жулик носил монокль, другая - что не видела ничего подобного. Но эти детали уже ничего не значили на фоне всеобщих утверждений:
       - Это - он! Это - он! Это - он!
      Однако, как мы уже рассказывали, к 1904 году  в британском у головном судопроизводстве произошли серьезные изменения. Теперь Бек мог давать показания по своему делу. Но могли ли ему помочь его надоевшие всем бесконечные мольбы и клятвенные заверения о том, он не знает этих женщин и что он, вероятно - жертва действий маньяка?
     Присяжные в первый же день суда признали Бека виновным.
     Но судья Грантхем, который на этот раз вел процесс, почувствовал некоторые сомнения. Он отложил вынесение приговора и велел отвести Бека в камеру предварительного заключения.
       И, наверное, Беку не удалось бы избежать своей печальной участи, если бы через несколько дней после заседания суда не произошел случай, который совершенно неожиданно и по-новому осветил его дело и впоследствии вызвал целую бурю возмущений во всем Лондоне.
               

                *          *          *



       Вечером 7 июля1904 года инспектор Кане  вошел в полицейский участок на Тоттенгем-Корт-Роуд.,Это было обычное вечернее посещение.     Дежурный полицейский рассказал ему, что они задержали человека, продававшего два кольца, которые он выманил у двух артисток.
       Кане, которому дело Бека было более или менее знакомо , попросил сообщить подробности.
       К своему великому удивлению он услышал точно такую же историю, какую рассказывали все потерпевшие по делу Бека. В ней были и богатый лорд, ищущий экономику, и список туалетов, и фальшивый чек . . .
      Когда Кане вошел в камеру, в которой находился задержанный, от увиденного у него буквально захватило дух. Сидевший перед ним мужчина был так же седею,  как и Бек. Они были приблизительно одного роста, и черты его лица напоминали лицо Бека. Но Бек был моложе и не так крепок, как этот  мужчина. 
       Задержанный назвался Вильмом Томасом и утверждал, что он никогда раньше не жульничал. Но Кане был уверен, что перед ним Джон Смит - человек, вместо которого судят Адольфа Бека.
       Он сразу же поставил в известность Скотланд-Ярд.
       Пяти женщинам, опознавшим Бека, предъявили для опознания Вильма Томаса. Увидев его, они сначала растерялись. Затем Роза Рисс, та самая, которая упорно утверждала, что узнала мошенника по характерному носу выдавила из себя:
       - Бог мой, ведь это он, это он . . .
       Затем к её показаниям  присоединились и все остальные.
       Мелвин Макнеттн - шеф дактилоскопического бюро Скотланд-Ярда, энтузиаст и убежденный сторонник дактилоскопического метода идентификации - немедленно бросился к единственной женщине, котора в 1896 году утверждала, что её обманул не Бек. Узнав в чем дело, она сразу же пошла в полицейский участок на Боу-стрит, куда вскоре привезли Томаса. Поглядев на него, она тут же заявила, что это тот самый мерзавец, который обманул её девять лет назад.
       Другие потерпевшие 1896 года тоже были приглашены к опознанию. И после оного они тоже признавались в своем заблуждении, извинялись и оправдывались.  У Томаса, действительно, под ухом был шрам, которого не было у Бека. У него было обрезание, чего не было у Бека. Все особые приметы внешности Джона Смита, описанные в 1877 году, совпали.
       Когда хозяин дома, в котором Джон Смит проживал в 1877 году, опознал своего бывшего жильца, Вильм Томас "сломался". Через несколько часов стала известна вся его история, а следовательно, и причина страннейшей ошибки судебной идентификации и юстиции, произошедшей в Англии на пороге XX столетия.
          

                *             *             *      

    
       Чтобы как-то приблизиться к пониманию  причин этой и подобных судебных ошибок, имевших место в Англии, следует обратиться, хотя бы в самой сжатой форме к истории появления суда присяжных в этой стране.
       Исторические следы происхождения института присяжных заседателей мы находим в теории английского процесса, в соответствии с которой присяжные судят только о факте, а коронный судья - о праве. Сформировавшись в Англии из «обыскных людей, к которым обращалось правительство для исследования интересовавших его дел, как фискальных, так и судебных,  этот метод расследования "через присяжных" прочно вошел в английскую правовую практику и стал одним из основополагающих принципов англосаксонской системы права.
       По времени  возникновение в Англии института присяжных относится к  XI веку, ко периоду норманнского завоевания. Это было новое, взамен ордалий и судебного поединка, средство доказывания в спорах о земле и при установлении виновности лиц, совершивших преступления.
       Но еще в  XII веке роль присяжных оставалась еще весьма неопределенной. Двенадцать рыцарей от каждого графства выступали одновременно и как свидетели, и как следователи, и как судьи. При этом свои решения (вердикты) они должны были принимать только  единогласно.
       В начале XV века появился институт свидетельских показаний, а присяжные, наоборот, не должны были до вынесения вердикта судить о доказательствах по делу.
С этого времени и начал действовать суд присяжных в его прямом смысле. Двенадцать местных землевладельцев, отбираемых шерифом графства, превратились в «судей факта», которых вызывали для рассмотрения дел вместе с профессиональным судьей. Их стали называть «малое жюри», в отличие от «большого жюри» численностью 23 человека, которых собирали для осуществления следственных функций.
       Большое жюри было создано как орган, проверяющий достаточность оснований у обвинителя для передачи дела в суд и для составления обвинительного акта.
       Малое жюри же жюри присяжных включало  в себя 12 человек. В их обязанности входило и входит до сих пор вынесение вердикта с ответами на те вопросы, которые поставит перед ними судья.
       До последней четверти XVII века присяжные, хотя и выносили свои вердикты независимо от коронных судей, тем не менее все еще находились под сильным давлением судов. Судьи могли возвращать присяжных в совещательную комнату и даже держать их под арестом, пока те не вынесут нужный судье вердикт. Лишь после 1670 года (дело Бушеля) было установлено, что присяжные имеют право выносить вердикт, соответствующий их совести, и не могут преследоваться за это.
       Затем появились  прецеденты, установившие, что присяжный не может принимать участия в деле, содержание которого ему лично известно еще до суда.
       В настоящее время присяжный освобождается от участия в рассмотрении дела, если каким-либо образом связан с процессуальной стороной, возможными свидетелями или имеет отношение к обстоятельствам дела.
       Такой отбор должен обеспечивать непредвзятое отношение к оценке фактов обычными людьми, призванными заседать в качестве «судей факта».
      Именно такое отношение, в идеале, оправдывает существование суда присяжных. Как писал известный своими радикальными взглядами судья Апелляционного суда Деннинг: " на протяжении слишком долгого времени присяжные были оплотом наших свобод, чтобы кто-то из нас пытался это изменить».
       Наиболее значительные обновления в судопроизводстве и правовом регулировании приходятся на правление Генриха II Ан­жуйского (1154-1189) из дома Плантагенетов, правивших почти два с половиной века. К его правлению относится законодательное оформление суда присяжных (Большая ассиза 1166г.), фактически уже существо­вавшего.
       Процедурным вариантом древнего суда присяжных считается опрос под прися­гой местных жителей во время составления Земельного кадастра при Вильгельме Завоевателе. Позднее этот же обряд соблюдался в спорах о поземельном владении между вассалами короля.
      В отличие от нашего времени суд присяжных времён Генриха II не заслушивал показаний свидетелей перед присяжными. Присяжные скорее сами выступали свидетелями и давали показания по поводу рассматриваемых судом фактов и тех обстоятельств, которые были им известны до суда. Для участия в этом суде привлекали 12 самых законопослушных  граждан графства, чтобы получить показания об обвиняемых.
       Впрочем, существует и несколько иная точка зрения на  историю возникновения суда присяжных. Так, многие историки утверждают, что вопреки распространённым представлениям, суд присяжных не относится к чисто английским изобретениям. Он был знаком ещё франкским королям и императорам в VIII веке. Впервые эта практика возникает применительно к рассмотрению имущественных споров, то есть по гражданским делам. Использование присяжных в уголовном судопроизводстве относится к более позднему времени.
       Вначале франки использовали в качестве жюри присяжных соседей жалобщика или ответчика. Присяжные должны были отвечать на вопросы, поставленные им королевскими чиновниками, выступавшими в роли судей. Эти вопросы касались, главным образом, местных правовых обычаев. Именно у франков норманны будто бы и переняли практику  судебных расследований с участием жюри присяжных.
       В Англии суд присяжных появляется лишь к XIII веку. Присяжные приходят на смену судебному производству на основе архаической ордалии, т.е. испытания обвиняемого огнём или водой.
       В то же время нельзя не отметить, что именно Великая хартия вольностей серьёзно ограничила прерогативы королевской власти и законодательно признала необходимость привлечения граждан к отправлению правосудия. «Ни один свободный человек, - говорится в ней, - не будет задержан, или заключён в тюрьму, или лишён имущества, или объявлен вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен иначе как по законному приговору равных ему людей и по законам страны». Именно с этого времени суд присяжных в Англии начинает играть всё более значимую роль в укреплении правовых основ общественной жизни и государственной деятельности.
       Суд присяжных в Великобритании долгое время распространялся как на уголовные, так и на гражданские дела. Однако в XIX веке использование присяжных при рассмотрении гражданских споров начинает постепенно сокращаться.
      В 1854 году был принят Закон о судебной процедуре по делам общего права. Согласно этому  Закону, по согласию сторон гражданское дело может рассматриваться единолично судьёй. К 1933 году половина всех гражданских дел в Суде королевской скамьи Высокого суда рассматривается уже без участия присяжных заседателей.
     Для сравнения: в 1965 году такие дела составляли менее 2% общего количества дел, рассмотренных Судом королевской скамьи.
       Основными мотивами отказа от практики использования присяжных заседателей по гражданским делам явились непредсказуемость присяжных, а также большое количество неверных и некомпетентных решений, которые они принимали, рассматривая имущественные споры.
       Так, по искам из причинения вреда здоровью присяжные заседатели частенько принимали вызывавшие недоумение общества вердикты, присуждая пострадавшим непропорционально большие суммы компенсаций.
       Долгое время в английской юридической литературе существовало мнение, что еще начиная с XIX века, в Англии шел процесс отмирания суда присяжных.
       Действительно, с конца XIX века английские законодатели систематически принимали акты, направленные на сужение компетенции суда присяжных.
      Так, Закон 1879 года дал право обвиняемым по некоторым категориям преступлений, относящимся к компетенции суда присяжных, просить суд о рассмотрении их дел в суммарном порядке (в судах магистратов).
      Законом 1925 года " Об отправлении правосудия" был увеличен круг дел, по которым возможно суммарное производство.
    Законном 1933 года " Об отправлении правосудия" было упразднено обвинительное "большое жюри" и ограничено участие присяжных в гражданских делах.
      Закон "О судах магистратов" 1952 года содержат дополнительный перечень преступлений, рассмотрение которых возможно в суммарном порядке.
      В результате, действительно, значительно сократилось количество уголовных дел, проходящих в судах с участием присяжных, и увеличилось число дел, рассматриваемых в судах магистратов.
       Имело значение и то обстоятельство, что по тем категориям преступлений, по которым предоставляется выбор между судом присяжных и суммарным порядком, обвиняемые часто предпочитали последний, так как магистратские суды были ограничены в мере наказания ( только до 6 месяцев лишения свободы).
      Однако в недавнее время наметились тенденции, которые позволяют по-новому посмотреть на роль присяжных, правовой статус которых  непосредственно связаны с реформой судов.
       Интерес представляет то обстоятельство, что, несмотря на многолетнюю последовательно проводившуюся политику "вытеснения", суду присяжных отводится прочное место в новой судебной системе Англии,  хотя Закон 1971г. ставит присяжных ныне в большую зависимость от судов, чем это было раньше. Одной из главных целей, которую преследовали законодатели, проводя судебную реформу, было усиление централизации судебного управления. Это относится и к суду присяжных.
       До Закона 1971 года составлением списков и отбором присяжных занимались местные шерифы и их помощники. Теперь эти функции переданы соответствующим чиновникам, которых назначает лорд-канцлер. Статья 31 Закона 1971 года установила, что «лорд-канцлер будет нести ответственность за вызов присяжных для участия в работе Суда короны, Высокого суда и судов графств, за определение оснований для вызова и количества вызываемых присяжных».
       По старому правилу присяжные призывались к рассмотрению дел в том графстве, где они проживали. Теперь же «не будет никаких ограничений по поводу места в Англии и Уэльсе, куда могут потребовать, чтобы лицо явилось в качестве присяжного» (ст. 31 п. 2).
       Надо полагать, что этим не только преодолеваются технические трудности, сопровождающие вызов лиц для выполнения обязанностей присяжных, но и достигается определенная унификация их социального состава. Составление скамьи присяжных только из местных жителей каких-либо районов, где преобладают определенные политические или религиозные настроения, а также из лиц единого социального состава, не могло не отразиться и на содержании их вердиктов.
       Так, в одной редакционной статье английского юридического журнала говорилось, например, что молодой человек с длинными волосами вряд ли может рассчитывать на симпатии присяжных, представленных жителями Эшера или Вортинга, а присяжные из центра какого-либо индустриального города, из рабочих, могут не быть благосклонны к подсудимому — среднему буржуа с правыми политическими взглядами.
       Вопрос о порядке выбора присяжных, т.е. об их социальном составе, был в центре внимания учрежденного в 1965 года Комитета по реформе суда присяжных, именуемого по имени председателя Комитетом Морриса. Было предложено, чтобы в присяжные отбирались лица, внесенные в избирательные списки по выборам в парламент или местные органы власти.
       Ранее присяжными могли быть лишь собственники недвижимости, приносящей доход не менее 10 ф.ст. в год, долгосрочные арендаторы недвижимости с доходом в 20 ф.ст. в год и наниматели квартир стоимостью не менее 20 ф.ст.
       По известному определению судьи Девлина, английские присяжные «имели тенденцию быть преимущественно мужчинами, среднего возраста, среднего ума и среднего класса».
       В современных условиях, когда наличие недвижимости не является основным критерием благосостояния, образования и политической лояльности, когда политические партии заинтересованы в голосах избирателей, старый порядок назначения присяжных представляет явный анахронизм.
       Последовавший за Законом 1971г. Закон 1972г. «Об уголовном правосудии» отменил для присяжных имущественный ценз и снизил возрастной. Присяжным может быть любое лицо в возрасте от 18 до 65 лет, постоянно проживающее в Англии не менее 5 лет, начиная с 13 летнего возраста, и включенное в списки избирателей парламента или местных органов власти. Новый порядок назначения присяжных начал действовать лишь 30 марта 1974г., однако фактически состав присяжных изменился значительно раньше.
       Когда в 1963 году была проведена переоценка стоимости жилых домов, в присяжные попали почти все квартиронаниматели. Именно демократизация состава присяжных, надо полагать, привела к тому, что в последние годы увеличилось количество оправдательных приговоров по делам, рассмотренным с их участием.
       Так  по сведениям полиции, в 1966г. присяжные вынесли 39% оправдательных вердиктов. Это послужило основанием для официальной критики всей системы суда присяжных.
       Основным злом признавали требование единогласия при вынесении вердиктов. Считалось, что единогласие дает возможность присяжным застраховать себя от ошибок.         Однако совершенно очевидно, что в подавляющем большинстве случаев единогласие достигается путем компромисса меньшинства.    Кроме того, достаточно запугать или даже подкупить одного присяжного, чтобы все остальные члены жюри не смогли вынести вердикта, соответствующего их мнениям.
       В связи с этим Закон 1967 года «Об уголовном правосудии» установил, что «вердикт присяжных в уголовных делах не нуждается в единогласии» (ст. 13). Однако в меньшинстве могут остаться 1-2 человека. Когда присяжных 11-12 человек, то 10 должны прийти к единому мнению.  Когда их 10 человек (это возможно, если кто-то из присяжных выбыл), то требуется согласие 9. Этот порядок был предусмотрен для уголовных дел. Впоследствии он был распространен и на гражданские дела Законом 1971 года о суда.
       Все существенные изменения, внесенные в систему суда присяжных Законами 1967, 1971, 1972 годов были затем консолидированы Законом 1974 года о присяжных. В настоящее время следует ссылаться только на Закон 1974 года.
       Английские историки права, касаясь темы присяжных в Англии, рассуждают примерно так.     Когда англичане учредили суд присяжных, они представляли собой варварский народ. С тех пор они стали одной из самых просвещенных наций в мире, и их приверженность суду присяжных возрастала по мере развития у них просвещения.     Они вышли за пределы своей территории, распространились по всему миру.
       Они образовали колонии, независимые государства. Основная часть нации сохранила монархию. Часть из тех, кто покинул страну, создали мощные республики. И повсюду англичане оставались верны суду присяжных. Повсюду они либо вводили его, либо спешили восстановить.   
    При этом они  исходили из того, что суд присяжных - это такой судебный орган, который заслуживает одобрения великого народа на протяжении веков, который неизменно возрождается во все периоды развития цивилизации, во всех странах, при всех правлениях и вследствие этого  не может быть чужд духу справедливости.
      Однако рассмотрение суда присяжных только как судебного органа очень сузило бы его значение. Оказывая огромное влияние на ход судебного процесса, отмечают английские специалисты, он еще большее влияние оказывает на судьбу самого общества. Таким образом, суд присяжных - это прежде всего политический институт. Чтобы оценить его возможности и достоинства в полной мере, видимо нужно встать именно на такую точку зрения.
       

                *             *              *
      
        Итак, задержанный полицией 7 июля 1904 года в Лондоне  Вильям Томас оказался на самом деле Джоном Смитом, совершившим целый ряд мошенничеств, за которые он были в 1877 году.         
       Он  рассказал на допросе, что родился в Ланкшире в 1839 голу, изучал медицину в Вене, служил генеральным врачом короля Гавайи и, наконец, стал владельцем плантации в Гонолулу.
      Проверкой его показаний удалось установить, что Томас, он же Джон Смит, приживал в 1876 году в Лондоне под именем Вильямса Вайса и выдавал себя за австрийского военного на пенсии.
      Отсидев свой первый срок, в 1891 году он уехал в Южную Австралию. После возвращения в Лондон в 1894 году он вскоре был арестован под именем Майера по обвинению в незаконном получении 300 фунтов по фальшивому кредитному письму. Однако для его осуждения не хватило доказательств. А то, что мнимый Майер и Джон Смит одно и то же лицо, установлено не было.
       В 1894 году Смит возобновил свои аферы с женщинами и занимался ими до тех пор, пока не узнал из газет, что Адольф Бек арестован вместо него. Испугавшись возможного разоблачения, он взял себе имя доктора Марча и уехал в Америку.
       До 1903 гола он работал врачом в США, а затем вернулся в Лондон, намереваясь возобновить свои прежние "забавы" с женщинами. И он сделал это!  Возобновил в таких масштабах, которые стали известны только сейчас. Те пять женщин, которые дали показания 27 июля 1904 гола, были лишь незначительной частью всех обманутых и обворованных им несчастных представительниц прекрасного пола.
    В Союзный банк, на который жулик выписывал свои фальшивые чеки, было предъявлено 25 подобных чеков. Но, скорее всего, их было изготовлено гораздо больше: большинство женщин, боясь позора, стеснялись завялить об обмане в полицию, опасаясь что их имена станут достоянием прессы и будут предметом безжалостного обсуждения обществе.
Несомненно, Смиту ( он же Майер, он же Вайс, он же Марч, он же Вильям Томас ) и на этот раз удалось бы уйти от наказания, если бы он не допустил оплошности и после повторного ареста Бека не продолжил бы совершать преступления.
       Министерство внутренних дел поторопилась освободить Бека. 19 июля 1904 года он был реабилитирован и получил компенсацию в размере 5000 фунтов стерлингов.
       Но этот случай так возмутил общественность Англии, что дело дошло до открытого обвинения Скотланд-Ярда, министерства внутренних дел, прокурора Авори и судьи Фултона в полной некомпетентности и ужасающей безответственности. Обвинения носили столь резкий характер, что судье Фултону пришлось оправдываться в открытом письме через газету "Таймс".
       Правительство назначило комиссию по расследованию причин судебной ошибки, которая в своем докладе,,несмотря на осторожные формулировки, резко осудило этот вопиющий случай беззакония, связанный с делом Адольфа Бека.
       Перед комиссией Бек сказал прокурору Авори:
       - Я не имел удовольствия видеть этого почтенного господина с 1896 гола, с тех пор, когда в Олд-Бейли он взирал на меня с веселой иронической улыбкой, как будто хотел сказать: " Ты виновен".
       Но смысл этих иронических слов Бека вряд ли дошел до  толстокожего Авори.
     Зато на британское правительство все это произвело большое впечатление. Следствием этого стало то, что впервые за всю историю британского судопроизводства был создан апелляционный суд.
       Но прежде всего дело Бека сильно поколебало и без того шаткое доверие к старым методам полицейской идентификации. Проблема предотвращения подобных ошибок стала проблемой общенациональной.
      Генри и Коллинз помогли решить эту проблему путем практического применения дактилоскопии в полицейской службе.
     Результаты их деятельности выходили далеко за пределы Англии и имели общеевропейское значение. Они способствовали продвижению дактилоскопии в практику полицейских органов европейских государств.