Начало трудовой деятельности, гипростроммаш

НАЧАЛО  ТРУДОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, ИНСТИТУТ «ГИПРОСТРОММАШ» (ГИПРОСТРОЙИНДУСТРИЯ)


Как и полагалось, в сентябре 1953 года я пришел  в свой первый  трудовой коллектив института «Гипростроммаш»  и был тут же  зачислен  на  должность инженера-конструктора конструкторского отдела в подразделение, возглавлявшееся главным  конструктором Гуськовым.
В подразделении было человек  восемь – десять. Среди них Алексей Перлов, Елена Лубан, Ольга Быстрова,  Валя Дараган, Рая Светикова  и другие. Моих  сотоварищей  по МАДИ  распределили  по другим  подразделениям. В институте в то время было человек триста. Кроме конструкторского были  строительный, технологический, теплотехнический, электротехнический, технический  и  другие отделы.
Я попал  в институт в очень горячее время. Созданный  по приказу  Предсовнаркома  в 1943 году, как Проектно-конструкторская контора «Строймехмонтаж», он в год моего  появления приказом Председателя Совета  Министров СССР был  преобразован  во Всесоюзный  Государственный  Проектно-конструкторский институт «Гипростроммаш»  и  стал  головным  в стране по проектированию заводов, технологии  и оборудования  для  производства  железобетонных  изделий, в том числе  для крупнопанельного  домостроения.
В этот период задача  индустриального домостроения  вышла  на первый  план. Решено было бросить на  домостроение  огромные ресурсы. Кто-то должен был взять на себя  ответственность за  решение  технических задач. Надо сказать, что к этому временно в стране уже существовали такие крупные  институты  как НИИЖБ, ЦНИИЭПжилища  и многие  другие  с тысячными  коллективами  научных  работников. Но никто из них не взялся  за решение  поставленной  задачи. Конструктор Алексей Перлов, давно работавший  в институте, рассказал мне историю, думаю, что она была правдивой. Начиналось с того, что  секретарь Московского комитета КПСС Фурцева собрала  руководителей десятка крупных  институтов  и конторы «Строймехмонтаж» на совещание, где была поставлена задача создания  новой отрасли домостроения. Директора всех  крупных  институтов под разными  предлогами отказывались возглавить эту  работу  и лишь  директор  конторы   «Строймехмонтаж» Окунев, имевший  в то время  штат  человек пятьдесят, заявил, что он готов  взять на себя решение задачи.
Решение было принято с поручением Окуневу подготовить предложение,  в том числе  и по организационным  вопросам. Окунев представил предложения  на штат в двести  работников и просьбу  по размещению. Решение было принято.  Были выделены  штатные единицы и помещения: Музей  реконструкции Москвы на Старой площади и бывшее  помещение  ликвидированного пивного бара  на Проспекте Мира. Впоследствии институт  получил  еще ряд  помещений:  на 2-й Хуторской, у Белорусского вокзала (у кольцевого метро); на Новослободской улице, на улице 25 лет Октября; в Парке культуры  и отдыха  им. Горького  и др. Когда попутно решался вопрос  о развитии домостроения  на Украине, то Окунев  направил  нескольких  своих  специалистов в город Киев  и они вместе с кульманами были  размещены в Киево-Печерской Лавре. В дальнейшем на этой  основе в Киеве появился  филиал Гипростроммаша, преобразованный  впоследствии  в институт  «Гипростроммашина». Надо сказать, что таких филиалов у института в разных  городах  Советского Союза образовалось восемь. Хотя к моменту нашего  появления  в институте «Гипростроммаш» уже работало  достаточно большое  количество опытных конструкторов  и специалистов,  главным  образом, из авиационной промышленности, группа наших выпускников: Волков, Пащенко, Лопатин, Пономарев, Нина  Осипова и я явилась важным подспорьем.
Дело в том, что индустриальное  домостроение  в стране фактически начиналось  с нуля. Впервые создавался  проект крупнопанельного дома, впервые  создавались технология и оборудование  для сотен типовых  заводов  крупнопанельного домостроения. На создание  новых  заводов отводилось  крайне  малое  время. Например, первая формовочная  линия  из 30 машин должна была быть спроектирована за полгода, а в остальное время  - еще за полгода, заводы Министерства строительного и дорожного машиностроения  должны были изготовить опытные партии оборудования, а на следующий год серию.
В 1953 году в стране была шестидневная  рабочая неделя. Чтобы выполнить работу конструкторам приходилось работать по 12 часов  в день  и прихватывать воскресенье. Работа была  напряженной. Мой главный  конструктор Гуськов, будучи опытным  специалистом–конструктором, не имел высшего образования  и когда я задавал ему неудобные   вопросы, говорил – «ты  с высшим образованием – решай все сам».
Помнится, когда я разработал комплект  чертежей линии, который предстояло сдать заводу  для изготовления в металле, то Гуськов,  не глядя, отправил  меня на  завод-изготовитель,  и при этом сказал: «Сам разберешься». Это было примерно так, как человека учат  плавать –бросают  с лодки  в реку.  Этот урок  я  запомнил  на всю жизнь.   Мое пренебрежение к предмету «Допуски и посадки» вылилось  в кривые  рамы, которые приходилось, краснея перед рабочими, переделывать  в металле. За полгода работы я «набил себе руку». Заработок конструктора был в то время очень мал, захотелось зарабатывать  больше. Кроме повременной зарплаты существовала  сдельная работа, которая позволяла  зарабатывать  в 1,5 – 1,7 раза больше, чем  обычная  повременная ставка.
Опытные чертежники работали  на сдельной ставке, для чего им требовалось  выполнить 2-3 ватманских листа детальных чертежей. А так как я разрабатывал узловые чертежи, которые детализировала опытная  чертежница Валя Дараган, то мне нельзя было отставать – Дараган «наступала мне на пятки». Если  не успевал, прихватывал воскресные дни. Это  дало мне  беспримерный  опыт. Оборудование, созданное на бумаге, фактически в тот же год изготавливалось в металле. Впоследствии конструктора, проработав  5-7 лет, еще не видели  результатов  своей работы в металле. Надо сказать, что успешная работа института была не случайной. Были прекрасные руководители, организаторы  и специалисты института, которые задавали тон и передавали опыт. Директором  института во время нашего появления был  Николай Осипов, который вел только общие вопросы  и не вмешивался в  созидательную сферу.
Возглавляли работу  главный  инженер Александр Алексеевич Сусников, пришедший из  авиационной промышленности  с ее порядками  и нормалями, высокой  ответственностью, тщательностью,  грамотностью, и его заместители Николай Петрович Розанов, опытный инженер-строитель и архитектор, и  Флавий Альбертович Лапир.
Пальма первенства создателя первого панельного дома  пятиэтажки принадлежит Н.П. Розанову, который  организовал не только разработку  проектной  документации дома, но и создание оснастки  и строительство первого дома. Важнейшую скрипку в институте играл  в то время единственный  кандидат технических наук Роман Шнейдерович - лихой и умелый расчетчик, ставший впоследствии академиком Академии Наук СССР. Наша однокашница Нина Осипова пришла в его отдел  и многому научилась. Все направления, как правило, возглавлялись очень опытными людьми, в том числе прошедшими войну  и не боявшимися  трудностей. Как водится, была  в институте  и партийная  организация, которую возглавлял  Константин Семенович Иванов и комсомольская  организация, которую через короткое  время  пришлось возглавить мне. Работа секретаря комсомольской  организации меня  отвлекала  от дел, приходилось ездить в Райком комсомола, выполнять обязанности  члена райкома, участвовать  в проверках  комсомольских  организаций райкома, организовывать  у  себя в институте участие  в выборных  компаниях, в демонстрациях  1-го Мая  и 7-го ноября, в уборке картошки в колхозах, организации художественной самодеятельности, шефских  концертов, гастрольных  поездках в сельские коллективы. Как-то мне даже было поручено восстанавливать  в Рузском районе  прекратившие деятельность партийные ячейки  в колхозах. Вспоминается неприятный  момент. Подъем целинных земель в Казахстане. Никто из наших  членов партии не хотел  ехать на Целину. И решили  отыграться  на комсомольцах. Меня вызвали  в Райком партии и секретарь райкома, женщина типа Фурцевой потребовала, чтобы  я провел  комсомольское собрание  и  фактически  мобилизовал бы  всех  ребят  комсомольцев на Целину. Она  потребовала в присутствии  нашего  секретаря парторганизации  и начальника  отдела кадров в случае  отказа  от поездки уволить их по статье  «волчий билет», то есть без права устройства на работу. При этом было сказано, что если я не сумею мобилизовать  нужное количество комсомольцев, то буду  отправлен  на Целину сам. Я провел  комсомольское  собрание, но никто на Целину из моих ребят  не поехал.
У нас  была  интересная  и полезная работа. Каждый искал  веские  причины  отказа  от поездки. Только один  из нас - Володя Пащенко сообразив,  что «дело пахнет керосином», срочно уволился и  по протекции своего родителя, работавшего в Райкоме Партии подмосковного Ухтомского, стал там секретарем  райкома ВЛКСМ.
Впоследствии Володя стал  заместителем секретаря ВЛКСМ Московского Обкома комсомола и  генералом  в органах КГБ. Меня третировали. Райком Партии потребовал от РК ВЛКСМ рассмотреть мой  вопрос на бюро. Но Валентин Фалин, бывший в то время  секретарем райкома ВЛКСМ, сделал  формальное решение  и не дал  меня  в обиду. Я ему был  нужен  в Москве. Впоследствии Валентин Фалин стал секретарем  райкома партии и оказал большую помощь институту в трудную минуту, когда решался вопрос защиты помещения института.
В Гипростроммаше я чувствовал себя  прекрасно, был, как  говорят, «в своей тарелке». Нас, молодых  специалистов, коллектив уважал, любил  и в нас верил. Должен сказать, что конструкторская деятельность  института  отличалась  высоким  качеством. Например, чертежи-белки,  которые я разрабатывал,  подвергались  проверке со стороны контролера Елены Лубан, она была  очень опытной, вылавливала размерные ошибки. Нормоконтроль проводился специальным  человеком, досконально знавшим ГОСТы и нормали. Кстати, у нас  все было  нормализовано, все типовые  детали, даже  болты. Далее белки  поступали в копировальное  бюро, где они перечерчивались  на кальку правильными  линиями  и красивым   почерком. С калек копировались «синьки», которые  шли на завод- изготовитель. Думаю, что  в то время  ни один проектный  институт  нашей  отрасли  не мог  соперничать  с нами  по качеству. Главный  инженер института А.А. Сусников, человек  огромной  работоспособности, пользовавшийся  заслуженным   уважением  в ЦК КПСС (хотя  он был  беспартийным), в Госстрое СССР, в Минстройдормаше, получивший  звание  Героя Социалистического труда, верил  в меня  и часто давал  напрямую  самостоятельные  ответственные поручения. Например, когда позвонили из отдела  строительства ЦК КПСС с указанием в кратчайший срок  создать  строительный  механизм  для  представления  высшему  руководству, он командировал  меня на закрытый  завод  «Машиностроитель» с тем, чтобы я  по своим  эскизам  организовал  там  изготовление  этого механизма. И я  это сделал  в срок. Не обошлось без курьеза. Механизм  был огромных  размеров весом  более 10 тонн. Его  собрали  в цехе завода, я  промерил с одной стороны  высоту  арки, через  которую  надо было вывезти  механизм, но не учел, что надо было мерить слева  и справа. Механизм  не проходил  через арку. Руководство  завода  решило  сбивать  потолок  арки. Другой пример, делегация  из 10 крупных  строительных  чиновников, командированная  в капстраны  прогуляла там  и привезла лишь кучу  проспектов. Сусников А.А. ездивший с ними, должен был  подготовить отчет  об этой  поездке для  Министерства строительства и Совмина. Выкручиваться, делать отчет  о поездке  с выводами  и предложениями  и лично представить его руководству  Минстроя Сусников  поручил мне.  В институте было много прекрасных специалистов  машиностроителей, советы  которых были  очень необходимы. Такими советчиками были в первую очередь  Флавий Альбертович Лапир, кабинет которого всегда был  заполнен,  Роман Шнейдерович. Много умных  советов  мог дать Ламочкин, Цейтлин, Гамза, Гирский  и другие. За несколько лет конструкторской работы  я загубил  свое  зрение  и пришлось  изменить направление  деятельности. В институте  в то время  появился опытный  специалист  из номерной отрасли Александр Самуилович  Штейнберг,  с которым  мы  организовали  отдел экспериментальных  работ  и внедрения  новой техники. Это был  также  очень интересный  и плодотворный  период моей деятельности. Кстати,  отработка заводской технологии  требовала  участия узких  специалистов и научных  работников  в области  бетона  и других материалов. Эта работа  была  поручена НИИЖБу, но по заданию и под контролем «Гипростроммаша». Оплата работ  по этой  тематике производилась  Госстроем  только с нашей визой. Курировать науку НИИЖБа Сусников поручил  мне. Будучи  простым  инженером,  я должен был  принимать работу  у докторов  наук, таких как Миронов, Сизов, Десов, Виктор и Константин Михайловы и другие. Не знаю, как это получилось, но я преодолел трепет  перед этими  высокими  титулами  и  авторитетами, по учебникам которых  нас  учили  в
МАДИ, и они стали со мною считаться  на равных. С профессором Десовым,  заместителем директора НИИЖБа,  мы  часто ездили  в командировки  на Украину, в Литву, Латвию, Белоруссию, в города страны для решения  серьезных  технических  проблем. Область вибрационной техники, в которой  он специализировался,  меня очень интересовала. Общаясь с научными  «светилами» НИИЖБа и других  институтов  я понял, что могу с ними «сражаться» и что, несмотря на полное  отсутствие  времени, придется  делать кандидатскую диссертацию, чтобы не выглядеть на их фоне мелкой сошкой. Впоследствии  я поставил  и решил  эту задачу.
Создание отрасли индустриального домостроения было не простой  задачей  и потребовало как решения  организационных  вопросов,  так  и освоения огромных  капиталовложений. Руководство этой работой возглавил Госстрой СССР во главе с руководителем  Новиковым  в ранге   члена  политбюро. Было  образовано 7 строительных  Министерств союзного значения, свои строительные министерства имелись  и в каждой  союзной республике. Госстрой имел  средства  на проектные  работы  и науку. В конце 60-х годов  на цели  домостроения работало более 500  проектно-конструкторских  и научных  организаций, Госстрой  СССР рассматривал  и утверждал  типовые  проекты  домов, заводов  ЖБИ, домостроительных организаций  и крупные строительные  проекты  и  объекты. Широко была  поставлена работа по стандартизации,  по организации  конкурсов  и  выставок. В общем, Госстрой был штабом  строительства. В это время самостоятельно действовало Министерство строительных материалов, Главмосстрой, Главленстрой, Главспецстрой, и многие другие  организации,  участвовавшие  в домостроении. Задачи  государственного масштаба  в строительстве ставились  Постановлениями ЦК КПСС  и Совмина СССР. Основные ресурсы  страны, необходимые  для строительства,  определял Госплан СССР (Государственный плановый комитет Совета Министров СССР - союзно-республиканский орган, осуществлявший общегосударственное планирование развития народного хозяйства СССР и контроль  за выполнением народнохозяйственных планов), конкретной передачей  этих  ресурсов министерствам  и ведомствам занимался Госснаб СССР (Государственный комитет по материально-техническому снабжению). Вопросы науки  решались Госстроем СССР  совместно с Государственным комитетом по науке  и технике СССР. Непосредственным  поставщиком  серийного технического  оборудования для домостроительных  комбинатов  и заводов ЖБИ являлся Минстройдормаш (Министерство строительного и дорожного машиностроения СССР). Чтобы решать наши вопросы  мне приходилось тесно сотрудничать  со всеми  этими  организациями, а также  с аналогичными  организациями  союзных  республик.
Не знаю по чьей рекомендации, может быть Сусникова А.А.  или Лапира Ф.А., в это время я был  приглашен  для работы по совместительству в качестве  внештатного эксперта Государственного комитета по делам  изобретений  и открытий. Тогда  в Комитете было  500 внештатных  экспертов  и это было единственное место, кроме  вузов, где  Сове;том  Мини;стров СССР разрешалась  работа по совместительству. Это было кстати, нужны были деньги. Работа была сдельная. Работая по воскресениям, можно было  удвоить свой заработок. Я, наверное, был самым  молодым  экспертом, работа эта мне нравилась. Работать можно было только  в спецзале  помещения, расположенного в  Политехническом музее на Старой площади, куда в мой портфель направлялись  авторские  заявки. В помещении была огромная библиотека, имелась группа переводчиков  и патентный  фонд. Я, как эксперт, сидел  за большим  отдельным столом, на который  по требованию  доставлялись патентные  материалы  и книги. Все располагало  к работе, плюс  финансовая  заинтересованность. Я   хорошо  освоил  это дело и на протяжении  примерно 15-20 лет сотрудничал  с патентными  организациями. А самое  интересное, я  раньше  других  узнавал  о всех  новинках  в своей  области, которые  создавались  институтами  и отдельными спецами.
Работа в институте «Гипростроммаш» была для меня интересной увлекательной и продуктивной. В ходе проводившихся экспериментальных работ появлялись и внедрялись в жизнь новые механизмы, машины, технологии. С моими коллегами Валентином Павловым, Феликсом Шидеровым, Василием Бегмой, Рябовым и др. мне удалось создать такие инновации, которые  вызывали зависть у маститых специалистов других институтов. Созданные и внедренные средства автоматики, средства борьбы с шумом, новые вибрационные механизмы, формовочные машины, технологии были признаны изобретениям и широко демонстрировались на ВДНХ, где  премировались золотыми и серебряными медалями, нашли отражение в моих многочисленных публикациях, учебниках и монографиях, широко обсуждались  на союзных и международных научных конференциях. Обладая широкими финансовыми возможностями (на цели экспериментальных работ выделялась ежегодно очень крупная сумма, которая была  подконтрольна только мне),  можно было делать очень многое. Не имея своей экспериментальной базы, я имел под своим контролем большое подразделение на Ивантеевском полигоне ВНИИстройдормаша, возможность экспериментировать в НИИЖБе, на Московских заводах ЖБИ и др. Однако при поддержке руководства и А.С. Штейнберга удалось создать собственную опытную базу на территории Московского завода им. Калинина. База была  создана с нуля. Я участвовал в  выборе участка, проектировании, строительстве и оснащении базы станками и экспериментальным оборудованием. База имела  шесть 12-ти метровых пролетов, оборудованных мостовыми кранами. Я стал директором этой базы, организовал опытное производство серийный выпуск некоторых машин. Эпохальное событие – испытание конструкции первой железобетонной панели покрытия производственных зданий размером 3 х 12 метров совместно с НИИЖБом было проведено на нашей базе. Украшением  помещения Опытной базы были крупные пальмы в бочках, которые мне удалось  достать в Ботаническом саду. База сыграла крупную роль и, кстати, помогла мне в экспериментах для кандидатской диссертации. Дела базы шли хорошо, но появились и завистники. Часть цеха захотел отобрать завод им. Калинина. Был компромисс - мне пришлось возвести разделительную кирпичную стену. Но положительный эффект был достигнут и это была моя жизненная удача и гордость.
В дальнейшем мне захотелось прикоснуться к вопросам надежности  и долговечности и я создал в институте научное подразделение этого типа. Однако главные крупные технические успехи института ковались на крупных производственных  площадях страны, где я был всегда  участником. Создавались прокатные станы Козлова и Сусникова, заводы объемных блоков на квартиру и многое другое. Вспоминается момент внедрения прокатного стана Сусникова на Люберецком заводе рядом с ковровым комбинатом. Неожиданно завод посетил лично Никита Хрущев, о чем стало известно по  публикации в газете «Правда». На следующий день, прочитав это известие, на завод приехали Секретарь Московского комитета КПСС Демичев и Секретарь облисполкома комитета КПСС Конотоп. В этот день на заводе  мне пришлось давать им объяснение. Конотоп  мне понравился  желанием разобраться,  в том числе и в экономике, в то время как Демичев лишь  желал угодить Н. Хрущеву. Кстати, Н.Хрущев в то время принял  важное  решение. Проехав в Дзержинское, он увидел Полигон с кассетными  установками, где при минимальном  оборудовании формовалось огромное  количество изделий.  С тех пор кассетной технологии была дана «зеленая улица».