Лиана жизни. Бабалон
— В действительности всё не так, как на самом деле, — кивнула я, улыбнувшись.
— Что? Ах, да, конечно. Так вот и я о чём говорю! Где сохранились знания древнего Египта, так это в йоруба — шаманских традициях экваториальной Африки. Но в Африку ехать необязательно, можно познакомиться с сантерией, поскольку чёрных рабов из западной и центральной Африки в эпоху географических открытий вывозили миллионами в Бразилию и на Карибы для работы на плантациях, а вместе с рабами вывезли и традицию.
Я рассеяно слушала эксцентричного незнакомца, подсевшего ко мне за столик в «Академии». Тот ловко разделывался с пастой, умело наматывая спагетти двумя вилками, успевая и есть, и говорить, но вдруг что-то привлекло меня в том, как двигались его губы, густо измазанные томатным соусом — где-то я уже видела подобное — и с этого момента его слова стали гулом разноситься внутри моей головы:
— В сантерии - Ойя - это дух рынков, ветра и перемен, охраняющий ворота кладбища и являющийся свирепой женщиной-воином. Это та сила в природе и в жизни, которая приводит к переменам. Ойя поднимает армию мертвых и, как говорят, использует торнадо в качестве своего оружия. Ойя жестока, буйственна и переменчива. Ойя, пережившая много горя, известна как «мать девяти», поскольку она родила девять разных мертворожденных детей, много сожалеет о своей неспособности рожать, и плачет с девятью разными цветными шарфами вокруг ее талии в память о ее потерянных детях. Цвет её - вишневый или бордовый, а также девять разных цветов (без черного). Инструменты: мачете, коса.Темперамент: жёсткий, бурный, оберегающий.
Неожиданно незнакомец с грохотом, подвинулся вместе со стулом, и, сверкая стеклами запотевших очков, театрально зашептал:
— Где она? Где темнокожая шаманка? Где Айячинге — Ойя — дочь ветра, дух, несущий перемены? Как ты с ними взаимодействуешь?
Вздрогнув от неожиданности, я встала и жестом подозвала официанта, чтобы расплатиться и уйти, но странный незнакомец взял меня за локоть и изменившимся тоном дружелюбно продолжил:
— Пожалуйста, не уходи. Меня зовут Боб, и я — не враг тебе, я - друг. Я хочу больше узнать и про шаманку, и про Айячинге, и про реку, и про того, кто затерялся в песках, и про старика. Я хочу узнать, кто такие дети нерождённых. Прошу тебя, не уходи.
Сквозь стёкла его очков мы встретились взглядом - очки на нём сидели кривовато, и к небритой щеке трогательно прилип крошечный листик базилика.
— Ты уверен, что хочешь это знать? Ты задумывался для чего тебе эти знания? — Голос мой изменился, приобретая оттенок бархата и металла, одновременно. Я почувствовала, как внутри поднялась волна и, наполняя, занимая телесную оболочку, волна захотела проявиться, стать видимой и осязаемой, показаться этому смертному, который вдруг выразил желание знать.
— Да, очень хочу. Я давно хочу и ищу, скитаюсь, иду по следу невыразимого. Я ищу сам, помогаю в поисках другим. Я могу видеть то, что другие не видят. Я хочу овладеть силой, что живёт внутри меня и является мне в моих снах в виде различных образов.
— Ну что ж, звучит убедительно. Я отвечу на твою просьбу. Сейчас сам увидишь, как я с ними взаимодействую.
***
Огромный колонный зал, задрапированный малиновыми портьерами и освещенный алым светом, был наполнен обнажёнными людьми. Они, извиваясь, танцевали под ритмичную музыку. На возвышающимся круге с пилоном в центре, в основании которого — каменное изваяние головы Медузы Горгоны, медленно танцевал, покачивая бёдрами, слегка прикрытыми тонкой тканью, темнокожий гигант.
Боб постепенно начал различать людей танцующих, людей возлежавших на диванах и воскуривающих пары кальяна. Наслаждающиеся друг другом - пары, группы - занимали всё пространство, и все они не замечали или не обращали внимания на Боба.
Боб занервничал — только что он был в пиццерии и совершенно не помнил как оказался здесь. Вдруг музыка стала тише и все обратили взоры к темнокожему стриптизёру. Тот легко спрыгнул с возвышения и, отдёрнув малиновый занавес, упал на колени. Все вскрикнули и последовали его примеру. Из прохода, что скрывался за занавесом, ударил свет. Музыка усилилась, наполняя зал органными фугами Баха. Из света и музыки появилась высокая фигура с ярко выраженными женскими формами. Свет стал мягче и появилась возможность разглядеть ту, перед которой сейчас все склонили головы. Она была окутана тончайшей тканью, напоминающей вуаль, совершенно не скрывающей всей её прелести. Руки от запястья до локтей ослепительно сияли золотом тончайших драгоценных браслетов. Лица её не было видно - высокий головной убор своим сиянием затмевал всё вокруг. Она жестом указала на Боба - тут же его заметили, и с десяток крепких рук, схватив, потащили к ногам облачённой в свет женщины. Боб не сопротивлялся, и когда оказался у ног блистающей золотом, почувствовал блаженство любви и теплом разливающуюся благодать во всех своих членах. Он приоткрыл глаза, что закрыл было от страха, и увидел склонившееся над ним лицо, напоминающее птеродактиля, с причёской из живых, извивающихся змей.
— О, это ты, Медуза Горгона...
В ответ ему раздался смех — смеялась мелодично и женщина, облачённая в сияние, смеялись и все остальные, кто был сейчас рядом. Боб протянул было руку, чтобы дотронуться до сияющей женщины и увидел, как за её спиной раскрылись два огромных крыла, а одна из змей, украшавших причёску, зашипела и больно цапнула Боба за кончик носа.
***
— Ах, чёрт! - непроизвольно Боб ударил кулаком по змее, но попал по своему носу, и тут же проснулся в темноте гостиничного номера.
Нашарив выключатель, зажёг свет в коридоре и, соскользнув с кровати, подошел к зеркалу. Нос распух, заплывшие глаза были воспалёно-красные, к щеке что-то прилипло — это оказался маленький листик базилика. Но в зеркале было не его лицо из зеркала смотрела темнокожая красотка. Её вид говорил, что ночка выдалась бурной. Боб с ужасом провёл ладонями по своему лицу и увидел, что красотка в зеркале делает тоже самое. Боб отошел подальше, чтобы увидеть своё отражение целиком, и в этот момент в зеркале возникла фигура обнажённого чернокожего гиганта - тот обнял нежно красотку в зеркале за плечи, уткнулся в затылок и шумно вдохнул её запах:
— Ты восхитительна. Вот, это тебе за эту ночь, — гигант веером разложил толстую стопку сотенных на столике перед зеркалом. - Ты бесподобна, истинная богиня. В следующий раз за твоё благословение я принесу много золота.
Гигант встал на колени и, обхватив руками бёдра Боба, уткнулся головой в низ его живота. Боб боялся пошевелиться и чувствовал как руки гиганта ласкают его тело — его женское тело! - которое чутко реагировало на ласки. Боб, не владея собой, начал дышать прерывисто и учащённо, ощущая приближение экстаза. Гигант, издав глухой звериный рык, схватил Боба в охапку, отнёс в спальню и нежно бросил на шёлк простыней. Мысли в голове Боба смешались, тело громко требовало наслаждения и глушило остатки воспоминания о Бобе — мужчине.
— Бабалон, моя госпожа, — шептал гигант, — открой свои прекрасные врата, моя девственная блудница...
Боб, теряя себя и превращаясь окончательно в Бабалон, чувствовал кожей тепло и наслаждение. Проведя ладонями по телу, он упёрся в налитую упругость своих грудей с вздыбленными от возбуждения сосками. Темнокожий гигант продолжал свою работу, погружая в экстаз забытья того, кто совсем недавно был Бобом, а теперь, окончательно превращался в Бабалон.
***
Диетерос, наливая мне чай из молодых побегов сосны, сильно наклонила керамический, изрисованный паутиной цвета индиго,чайник и, зачарованно глядя на растекающуюся лужицу чая, сказала:
— А хочешь я проведу тебя с помощью песни шапибо?
— Хочу. — Ответила я
Узор песни повёл меня за собой. Попугай, появившийся из темноты, раскрыл крылья, превратившиеся вдруг в изумрудную спираль, и я шагнула в эпицентр, закружилась, влетая в перемежающиеся огни. Полёт добавил мне невесомости. На развороте я услышала зов песни, и внимание моё покорилось зову — я неслась, кружилась, перестраиваясь на ходу, как кубик господина Рубика. В голове промелькнула мысль о том, что число 21 — число Бога — число наименьших ходов, за которые можно собрать куб. И вдруг не стало ни песни,ни зова, ни света,ни тьмы.
Я открыла глаза и проснулась внутри сна. Передо мной стоял высокий воин в латах. Лицо его не было человеческим, а голову украшали заостренные уши - возможно, что это был головной убор. Воин был божественно красив: латы его, отливая вулканическим стеклом, подчёркивали богатую мускулатуру. От него исходило сияние, но сияние без света. Я осмотрелась по сторонам и увидела, что снаружи продолжается движение, меняются события, но для нас с воином время остановилось. Было в этом что-то торжественное и мне захотелось обратиться к воину как-то по-особому умно и красиво, но кроме глубокомысленного мычания и вздоха ничего путного изречь я не смогла. Как ни странно, вздох мой был замечен, и воин направил свой взгляд в мои глаза. Выдержать этот взгляд было нелегко.
— Ургааауу Мааа, — произнес, обращаясь ко мне, воин. Странный язык его был почти лишен согласных и насыщен гортанными звуками.
-— Не знаю, что вам и ответить, уважаемый, — во мне вдруг проснулось женское кокетство. От воина шла таинственная энергетика, с сильной мужской составляющей, отзывающаяся в моём теле приятными мурашками.
— Следуй за мной, — вдруг совсем по-русски сказал незнакомец,, и отказать ему было невозможно — за такой мужественной силой последуешь куда угодно.
Он наклонился совсем близок ко мне, и я смогла рассмотреть его лицо - удивительное лицо, гладкое, без шерсти и щетины, ящероподобное, напоминающее птеродактиля, а может даже собаку. У моей подруги есть очень породистая английская борзая. Вот если бы борзую гладко выбрить, то вполне вероятно, она стала бы похожа на моего теперешнего собеседника, чья блестящая,будто обсидиановая, кожа была сейчас так близко, что я еле сдерживала желание провести своей ладонью по его щеке. А вот уши, торчащие остриями вверх, похоже были накладными — своеобразный головной убор.
Ушастый воин склонился почтительно, жестом показал дорогу, и сам последовал рядом - на полшага сзади.
Мы шли внутри стеклянного тоннеля, за которым сменялись пейзажи, проносились люди. А нас окружала невыразимая тишина и неподвижность,хотя мы и двигались. Я всматривалась в то, что проносилось за стеклом, кое-что было узнаваемым: что-то из прошлого, что-то,видимо, из будущего, а иногда я узнавала в происходящем свои сны. Воин, следуя рядом, всячески оказывал поддержку и казалось, что он знает меня, но я не стала уточнять. Всё происходящее было обыденным, само собой разумеющимся — обыкновенным чудом — будто так и ходили мы с ним вдвоём целую вечность. Конечно - вечность, ведь времени здесь не существует.
Меня что-то привлекло в очередном мельтешении. Какие-то знакомые блики на воде, или трепет апрельской листвы - что-то нежное и хаотичное, многоцветное и влекущее.
— Тu veux entrer ici, ma;tresse? — почтительно поинтересовался обсидиановый воин.
Чтобы лучше рассмотреть, я подошла вплотную к стеклу и упёрлась в него руками. Стекло оказалось податливым и прочным - оно прогнулось под моими ладонями, как пленка, но осталось целым. За стеклом суетились люди в белоснежных мятых штанах и рубашках. Они что-то переносили с пришвартованных яхт в строения на берегу, что были такие же белоснежные, как и одежды людей. Люди смеялись, и их белоснежные улыбки подчеркивали великолепный загар. Одна из женщин показалась мне знакомой. Она, будто почувствовав мой взгляд, оглянулась, и мы встретились с ней взглядом. И я узнала в ней себя — такую, как могла бы стать лет через 10-15.
— Иди и учи французский! — приказала мне я сама из будущего, и, смеясь, помахала рукой.
Я отпрянула от стекла и, с удивлением посмотрев на сопровождающего меня воина, ответила ему:
— Да. Я хотела бы попасть туда. К тем людям, что причалили на яхте к берегу и собираются здесь остаться надолго. Хотела бы я оказаться там, в кругу своих друзей и единомышленников. Сейчас я не знаю, что это за место, и я не хочу о нём расспрашивать. Я уже поняла главное, что мне пора учить французский.
Мой проводник поднёс левую руку к груди и почтительно склонил голову. Я отступила в сторону и продолжила:
- Хочу туда, но ещё не пришло время. Проведи меня дальше. Я хочу ещё посмотреть.
Мы опять зашагали в невесомости и тишине, как вдруг что-то привлекло моё внимание и я снова приблизилась и вдавилась в плёнку-стекло, пытаясь лучше рассмотреть происходящее за ней.
Я увидела двоих - темнокожего гиганта и темнокожую прекрасную женщину, что обнажённые танцевали в приглушённо-красном цвете полутёмной комнаты. Я слышала музыку и слышала, как гигант, танцуя, читает стихи.
Свобода — обоюдоострый меч,
Удел владеть им — наша честь.
Я — ключ от врат, что ты хранишь,
Мы можем вместе их открыть.
Всё в нашей воле, Бабалон,
Твори её — вот весь Закон.
Мы — две звезды на небосводе,
Творим свои миры. Мы — Боги.
Свидетельство о публикации №217082201885