83. Школа даосов о Дворце Нигде

83.

О ДВОРЦЕ «НИГДЕ»

Даосы всегда относились в философии как к поэзии, а к поэзии – как к философии. Собственно говоря, поэзия и философия были для них единым полем. Но для них существовали свои абсолютные мерки, что наделяло их даром прозревать неведомое в обыденном и великое в малом. О даосах можно говорить, как об искусных диалектиках и изощрённых выдумщиках, но, по большому счёту, они в конце концов ничего не доказывали и ничего не выдумывали, они просто своим методом находили путь к Истине. Чжуанцзы, к примеру, через свой сон мог превратиться в бабочку, и когда он ставал бабочкой, то мучительно соображал, а не проснулся ли он ото сна, в котором он ранее чувствовал себя Чжуанцзы. Ведь Чжуанцзы и бабочка разнятся. Вот что такое превращение вещи! В этом превращении кроется парадигма экзистенционального прозрения, и является верным признаком того, что наши ощущения - не фантазия, а отражение всего того, что даосы называют «великим пробуждением среди великого сна». В нашем мире неопределённого и несказанного, где ничто не реальнее всего остального, даосы утверждают свою высшую реальность, свою правду. Весь наш мир состоит из множества запредельных сфер и миров, которые можно ещё назвать «дворцами Нигде», эти дворцы могут открыться только для нас, так как они существуют в тонкой материи, именуемой эфиром. Когда-то в этих дворцах жил Моцарт, именовавший их своим королевством, откуда подарил нам свою восхитительную музыку. О дворцах НИГДЕ через призму даосской абстракции Чжуанцзы говорил так:


О ДВОРЦЕ "НИГДЕ"

Спросил как-то Учитель из Восточного Предместья
Чжуанцзы: "Где Путь находится, подобный в мире чуду"?
Они уж много дней в беседах проводили вместе,
Чжуанцзы ему ответил: "Путь находится повсюду.

Конечно, мой ответ вряд ли учителя достоин,
Как надзиратель рынка, я отвечу то, что знаю,
Чтобы узнать, жирна ль свинья, и сколько она стоит,
Её, чем ниже, тем ясней стаёт, в живот пинают.

Пример ничто не скажет о явленье многоликом,
Нет вещи той, которая Пути бы избежала,
Таков Путь истинный, как и слова о всём великом,
О нём так много сказано, но понято так мало.

И если с Недеяньем мы соединимся вечным,
Проникнув во дворец "Нигде", и странствовать сумеем,
Сужденья об единстве общего где бесконечны,
Путь с помощью мы свойств приобретённых одолеем.

И если стану я простым, спокойным, беспристрастным,
Умом смогу от всей действительности отрешиться,
Идя Путём прямым и гармоничным, чистым, праздным,
К своим первоначалам я сумею возвратиться.

И моя мысль в Дворце том от всего бы отвлекалась,
И вместе с ней я мог бы уходить и возвращаться,
Не знала бы она конца, куда б не направлялась,
И вместе с нею странствиям я смог бы отдаваться.

И мысль в своём полёте бы не ведала предела,
По необъятным всем пространствам бы она бродила,
И в уголках Дворца "Нигде" все тайны находила,
И разгадав их, самой Истиной бы овладела.

С моею мыслью я бы, уходя и возвращаясь,
Вступил бы в область скрытую великого познанья,
Где тайн скопления, которые бы, открываясь,
Всё ярче проясняли б моё тёмное сознанье.

У вещества в вещах нет от вещей ограниченья,
Лишь вещи обладают обозначенным пределом,
В дворце том я бы через границ всех преодоленье
Познать смог то всё, что нельзя понять умом незрелым.

Тогда бы всё непознанное для меня открылось:
Пределы беспредельного и без концов конечность,
То, что в началах в первозданном виде сохранилось, 
И через Путь я понял бы, что означает вечность.

Суть смерти или жизни есть распад или скопленье,
Их в мире череда всегда движенье означала,
Как в пустоте наполненность, а в полном - опустенье,
Я б сразу понял, что конец есть новое начало".


Даосы знали, что этот дворец «Нигде» находится в их сердце, поэтому принадлежит только им, и является их вечной собственностью, которую «ни ржа не съест, ни вор не украдёт». Эта собственность и этот дворец составляют их внутренний стержень души, и этими богатствами они могут поделиться со всеми, не рискуя обеднеть, напротив, чем больше они делятся этими богатствами с другими, тем больше богатств к ним пребывает. Щедрое сердце всегда светит золотым светом. О Пути сердца Чжуанцзы сказал такие слова:

 
ПУТЬ СЕРДЦА
 
Когда-то двое учились у Старого Дракона (1):
Хэньгань (2) любил поспать, для этого уединялся,
Янь Ган (3) корпел над свитками священного закона. 
Раз распахнул он дверь, сказал: учитель их скончался.

Хэньгань вскочил, воскликнул, за посох со сна схватившись:
- "О, Небо! Он же знал, что я невежествен, распущен,
Поэтому меня и бросил, умер, удалившись,
И не открыл мне своих слов всей Истины насущной".

Ему Янь Ган заметил: "Прибегают в Поднебесной
Все благородные мужи к тем, Путь кто воплощает,   
Жалея, что с собой уносят знанья в град небесный,
А кто остался на земле, тот ничего не знает.

Отсюда смотрим мы на Путь, стремясь его заметить,
Что он бесформенный, беззвучный, как мы представляем,
Но что собою он являет, трудно нам ответить,
Когда в нас нет его, о нём превратно рассуждаем.

Но Путь ведь не вовне, а в нашем сердце возникает,
Поэтому, чтоб Путь найти, во внутрь должны стремиться,
Находит Путь лишь тот, кто в своё сердце проникает,
И лишь через него нам может Истина открыться". 

Примечание:

1. Старый Дракон Счастливый - (Лао Лун Цзи) даосский учитель.
 
2. Э  Хэньгань - даос по имени Нерешительный, имевший также прозвище Сладость Лотоса.

3. Янь Ган - даос по прозвищу Закрывающий Курган.


Внутренний стержень и Путь, по которому движется даос, помогают ему познать правду жизни. О Правде жизни Чжуанцзы говорил так: 


ПРАВДА О ЖИЗНИ

Ландшафты все приносят радость нам и наслажденье:
Леса и горы и луга, заросшие травою.
Но после посещает нас печаль в уединенье,
И мысли грустные с ней проникают к нам толпою.

Мы не способны помешать всех чувств наших приходу,
Ведь человек - лишь постоялый двор для посещенья,
Не может жизнь остановить он, помешать уходу
Всего, что доставляет ему радость, наслажденье.

Он знает лишь всего те вещи, что он в жизни видел,
И сознаёт, что делает лишь то, на что способен,
В печаль впадает, что многое в жизни не предвидел,
Незнаньем, неспособностью ребёнку он подобен.

Как горько неотвратимое отвратить стремиться!
Он знает: "Истина - без слов, деянье - в Недеянье,
Собой лишь оставаясь, в жизни можно сохраниться,
Сколь в мире ничтожно общеизвестного познанье"!


Когда я задумываюсь над тем, что изложил мне мой обретённый мною в умозрительных беседах друг Чжуанцзы, я думаю, что, тот мир, который существует в нас, намного реальнее того мира, который нас окружает, и который, как мы полагаем, мы знаем. Ведь этот реальный мир, что находится вне нас, намного сложнее нашего внутреннего мира, и он заселён не только нами, но и многими тонкими сущностями, которые тоже обрели свой мир. И иногда наши внутренние миры каким-то образом соприкасаются через наш общий внешний мир. И более того, мы часто находимся под влиянием того скрытого мира, который проявляется из запредельных сфер. В связи с этим мне вспомнился один текст который когда-то давал мне Учитель для перевода из цикла «Великое в малом». 
 

ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО

Чжу Цин-юнь рассказывал: «Однажды с Гао Си-юанем (1)
прогуливались вместе мы у речки полноводной.
Лёд таял. Произошло весной всё это, утром ранним,
Открылся вод простор, зеленоватый и холодный.

Гао Си-юань молвил: «Вспомнил строки я поэта ныне
Из Поздней Тан (2), стиль ясной его чёткости пределен,
Он написал: «Чешуйки рыбьи трогательно сини».
И дальше шло: «Утиный пух голубовато-зелен».

Ни слова не упоминалось там о водах вешних,
Но пред глазами ясно возник образ водной глади,
Волн речки, солнцем озаренных, и пейзаж весь здешний,
Как будто просыпался он в предутреннем наряде».

В раздумья погружённый я не смог ему ответить,
Но из-за ивы, старой, чей-то голос вдруг раздался:
- «Стихи это Лю Си-и (3), его в книгах можно встретить,
Поэтом Ранней, а не Поздней Тан он назывался».

Смотрели там, никто за деревом не оказался.
Вокруг всё было тихо, лист травы не шелохнулся.
- «Средь бела дня явился бес», - я очень испугался,
Но Гао, те слова услышав, только усмехнулся:

- «А если то не бес, красавицы вдруг приведенье?
Боюсь только, она нам не захочет показаться,
Но оцени, какой она знаток стихотворений!»
С поклоном поспешили от реки мы той убраться.

По возвращению домой, нашли стихи Лю Си-и,
Действительно, там две строки такие оказались,
Прочтя их с моим другом, мы уже не сомневались,
Что призрак тот в поэзии был как в своей стихии.

Раз с Дай Дун-юанем (4) о былом мы разговор имели,
На мой рассказ, историю он рассказал такую:
«Студентов двое ночью при светильнике сидели,
Вели спор: династию законной считать какую?

В каноне Чунцю (5) - Чжоу (6) и Ся (7) правителями были,
Кто на престол из двух родов всех больше прав имеет? -
Так спорили, вдруг видят, за окном что-то белеет,
На голос чей-то в темноте вниманье обратили:

- «К чему эти досужие ведёте разговоры?
Ведь сам Цзо (8) чжоусцем был, и разве вам это не ясно?
Законным Чжоу всегда был. Вы спорите напрасно,
Почтенные, зря время тратите на эти споры».

Студенты в окна выглянули те без разговора,
Откуда доносился голос, было не понятно,
Там только мальчик-слуга крепким сном спал у забора,
Чтоб он такие вещи знал - это невероятно.

Пока конфуцианцы в разговорах дни проводят,
О «доказательных исследованиях» (9) произносят
Слова, которые учёных в дебри всех заводят.
Иль в жарких спорах в хвост и гриву друг друга поносят,

Не в силах в праведных трудах всех к истине пробиться,
В конце чтоб результатом хоть каким-то утешаться, 
Из Царства мёртвых кто-то рядом может находиться,
Их слушать, передразнивать, и даже потешаться». 


Примечания

1. Гао Си-юань – второе имя Гао Фэн-ханя (1683 – 1784), поэта и учёного.

2. Тан – династия, правившая в Китае с 618 по 907. Период Поздней Тан приходится на 806 – 907 гг.

3. Лю Си-и – поэт VII в. (ок. 651 – ок. 678), стихи его, отсутствующие в «Полном собрании танских стихов», сохранились в коллекции «Стих ста тансктих поэтов» (Тан байцзяши) и «Стихи двадцати одного поэта Ранней Тан» (Чу Тан эрши и цзя).

4. Дай Дун-юань – знаменитый философ-просветитель Дай Чжэнь (1724 – 1777), пропагандировавший критическое и рациональное доказательное изучение конфуцианского канона.

5. Чуньцю – одна из книг конфуцианского классического канона, хроника событий, происходивших между 772 и 481 гг. до н. э. на родине Конфуция, в уделе Лу. Система «порицаний» и «одобрений», выносимых Конфуцием персонажам и событиям, описываемым им в этой хронике, стала одним из принципов традиционной китайской историографии.

6. Чжоу – династия, правившая в Китае с 1122 по 249 гг. до н. э.
 
7. Ся - эпоха мифических правителей, царствовавших в Китаев, как утверждает традиция, с 2205 по 1766 г до н. э.

8. Цзо – Цзо Цю-мин, автор летописи «Цзо Чжуань» - комментария на Чуньцю, в котором излагается история династии Чжоу.

9. «Доказательные исследования» - речь идёт о созданной просветителем XVII в. Гу Янь-у школе эмпирических исследований, основанных на подтверждающих доказательствах; это направление научной мысли в XVIII в. нашло своих сторонников в лице Дай Чжэня, Цзи Юня и других учёных, настаивающих на необходимости научного подхода к древним книгам и отрицавших погрешность конфуцианской их интерпретации.



(продолжение следует)

Власов Владимир Фёдорович