Глава 9. Карета

Наутро, я умылась, позавтракала, оделась в свой роскошный траур, тщательно запудрила синяки.
Проснулась-то я рано. Но богатая вдова, роль которой я собиралась исполнять, не может встать не свет не заря и помчаться в лавку ювелира. Явиться туда раньше одиннадцати было бы просто неприлично. Приходилось выжидать.
Незаметно для всех, я стащила на кухне маленький, но очень острый нож и спрятала его в узле волос на затылке. (Мадлен всегда содержала ножи и ножницы хорошо заточенными).
Притворяться аристократкой мне не составляло труда. Ведь я двадцать три года прислуживала знатным господам и в совершенстве изучила все их ужимки, жаргонные словечки, манеру держаться.
В половине одиннадцатого прикатила карета. Она была небольшая, чёрная, тускло поблёскивала лакированными дверцами. Лошади действительно выглядели сытыми и резвыми. На козлах сидел рослый молодой человек, опрятно одетый, с угреватым лицом. Он натянул вожжи и остановил экипаж прямо перед нашим крыльцом.
На запятках стоял Латан, одетый в скромный серый камзол и белые перчатки. Он ловко спрыгнул наземь, и лёгкой пружинящей походкой подошёл к крыльцу салона. Мадлен открыла дверь и поцеловала его в щёку.
-Ты просто великолепен, Жак, и карета у тебя замечательная.
-Ты же знаешь, дорогая, что карета не моя. Просто у меня есть знакомый кучер.
-Он в курсе, куда и зачем мы едем? – спросила я.
-Разумеется, нет, - с лёгкой обидой в голосе сказал Латан. – Единственное, что ему известно, это то, что он за два часа заработает два ливра. Простите, сударыня, я имел дерзость дать ему такое щедрое обещание от вашего имени. Я не слишком злоупотребил вашими деньгами?
-Нет, цена меня устраивает, - вздохнула я.
С одной стороны, я не хотела впутывать в это дело лишнего свидетеля. Но с другой стороны, я не делала ничего противозаконного. Кучера обычно не доверяют своих лошадей и карету посторонним, да и лошади лучше слушаются своих хозяев. Для него это обычная будничная работа, о которой он забудет сразу же по получении денег. Он даже лица моего не увидит. Да и Латан при деле. Должен же кто-то исполнять роль лакея. Такой важной вдове не пристало самой открывать дверцу. И деньги! Я рассчитывала получить три, а то и четыре тысячи ливров. Даме неприлично самой тащить такой тяжёлый кошель.
Внутри карета выглядела уже не так хорошо, как снаружи. В ней было тесновато. Единственный двухместный диванчик был основательно продавлен. Коленки почти упирались в переднюю стенку. В карете пахло свежей краской, видимо она совсем недавно вышла из ремонта.
Не так уж много я знала в Париже ювелирных мастерских. И все они, естественно, находились недалеко от особняка герцогини. Но я была уверена, что даже случайная встреча с герцогиней, или с кем из её телохранителей ничем мне не грозит. Сам дьявол не признает во мне бывшую горничную. Я буду ехать в закрытой карете и благоухать духами, на лице будет вуаль, на руках - перчатки.
Я выбрала одну из ювелирных лавок на улице Феру. Мне приходилось посещать её, сопровождая госпожу, только дважды. Вряд ли хозяин мог запомнить скромную субретку, а тем более признать её во мне.
-На улицу Феру, любезный, - сказала я кучеру, приоткрыв переднее окошко.
Латан запрыгнул на багажную полку, щёлкнул бич, и карета весело застучала колёсами по булыжной мостовой. Город уже проснулся. Начиналась его обычная будничная жизнь. Все спешили по делам. Прачки тащили к реке свои тяжёлые корзины, торговцы зазывали прохожих в свои лавки. Вот двое провинциальных дворян вежливо посторонились, пропуская меня. Я даже усмехнулась нелепости этого события. Знали бы они, кто эта загадочная дама под чёрной вуалью.
«Ну, вот и началась моя новая жизнь», - думала я, поглядывая из окошка кареты на проплывавшие мимо дома. – «Как это непривычно - прямо держать спину, ни перед кем не лебезить, двигаться с неторопливым достоинством».
Прохожие жались к стенам, уступая дорогу. Экипаж неторопливо подъехал к лавке. Я постучала в переднее окошко, делая знак остановиться. Кучер натянул поводья. Лошади стали.
Пока мой «лакей» суетился у дверцы, я оглядела улицу и не нашла ничего подозрительного. Подхватив платье, я сошла на мостовую и, не обращая внимания на Латана, проследовала к дверям лавки. Вуаль давала мне ещё одно преимущество – под её прикрытием, я могла, скосив глаза, незаметно оглядеться, что я и сделала.
В лавке посетителей не оказалось. Ювелир, увидев меня, вежливо поклонился и пододвинул мне стул. Я села и небрежным жестом велела Латану ждать у порога.
-Чем могу служить? - осведомился ювелир – дородный человек лет пятидесяти с красным лицом.
-Я бы хотела продать вот это.
Ювелир взял кольцо, положил его на стеклянный столик, под которым имелось специальное круглое зеркало, отражавшее свет, падавший из окна, и направлявшее его на прозрачную столешницу. Потом, вооружившись лупой на витой бронзовой ручке, он долго рассматривал моё кольцо.
-И сколько вы за него хотите, сударыня? - спросил он, наконец.
-Я полагала, что вы сами назначите цену.
-Ну, учитывая хорошее качество камня, две… – он сделал паузу, краем глаза следя за моей реакцией, - …с половиной тысячи ливров.
-Моя цена – пять тысяч.
-Простите, мадам, боюсь, что за такую цену вам камень продать не удастся.
-Напрасно боитесь, сударь. Я уверена, что очень скоро найду покупателя. - Я решительно протянула руку за перстнем.
Он под предлогом нового тщательного осмотра задержал перстень у себя и, как бы рассуждая вслух, сказал:
-За пять, конечно, нет. И за четыре вряд ли. Разве что за три. Что вы скажете о трёх тысячах ливров?
-Такая сумма меня не интересует.
 -Честное слово, сударыня, я никак не смогу продать этот перстень дороже, чем за четыре тысячи ливров. Вы же понимаете, что я не могу покупать за ту же цену, что и продавать. Ведь мой хлеб как раз и покупается на эту разницу.
-Так купите кольцо за три тысячи девятьсот пятьдесят ливров, и я уверяю, хлеба вам хватит очень надолго. Если платить по два су за булку, тогда за пятьдесят ливров вы получите пятьсот буханок.
-Сударыня, я ценю ваше чувство юмора, но четыре тысячи это предел цены. На практике же цена может оказаться и три с половиной. Я не могу рисковать.
-Если торговля драгоценностями столь рискованна, тогда я попробую найти более отважного ювелира.
-Ну, хорошо, что вы скажете о трёх тысячах ста?
-Скажу, что это меня совершенно не устраивает, даже как начальная цена.
-Хорошо, пусть будет три тысячи триста.
-Три тысячи девятьсот.
-Сударыня, только из сострадания к вашему горю, я готов рискнуть и предложить вам три тысячи пятьсот ливров.
-Сударь, вы только посмотрите, как играет свет на гранях!
-Так что вы скажете о трёх тысячах пятистах?
-Сударь, давайте не будем в такой хороший день говорить о грустном. Лучше давайте вместе полюбуемся камнем, его загадочным мерцанием. Когда я держу в руке веер и обмахиваюсь им, камень начинает слегка искриться. Сколько ни есть в зале свечей, каждая отражается в нём маленькой искоркой.
-Так вы намерены продавать камень?
-Какой трудный вопрос вы мне задали, сударь! Право даже не знаю… А вы бы мне что посоветовали? Может, мне ещё поносить его неделю? Время пока терпит.
-Уж это вы сами должны решить, сударыня.
-Хорошо, я подумаю.
-Ну, ладно, три тысячи шестьсот ливров!
-Ах, как я близка к соблазну! Да вы искуситель! Вот сказали бы вы: «Три тысячи восемьсот», - и я бы не выдержала. Но, нет. Я не поддамся. Осталось только пожелать Вам удачной торговли.
-Три тысячи семьсот!
-Хорошо, что я не поспешила с продажей. Кажется, цены на бриллианты пошли вверх. Давайте посидим, подождём. Может быть, цена ещё подрастёт? Кстати, у вас очень удобный стул для посетителей.
-Что ж, сударыня, жаль, что я ничем не смог вам помочь.
-Ну, хорошо, сударь. Так и быть, я скину цену до трёх тысяч, девятисот.
-Но, сударыня, вы ведь только что предлагали за три тысячи восемьсот!
-Разве?
-Да, да, именно так и было!
-Ну, вот, что я говорила? Цены на бриллианты растут. Но если вы хотите дать за кольцо три тысячи восемьсот, ладно уж, я согласна. Хотя, может всё-таки три тысячи девятьсот?
-Три тысячи восемьсот, и ни одного денье больше! – вскричал ювелир.
-Хорошо, будь по-вашему, сударь.
Он открыл железный ящик и стал отсчитывать мешочки с деньгами.
-Вот, - сказал он, - три тысячи восемьсот ливров. Желаете пересчитать?
Я развязала наугад три мешочка, полюбовалась блеском французских экю и испанских дублонов.
-Мой бедный бриллиант блестел лучше. Впрочем, теперь это уже не мой бриллиант. Свершилось…
Нет ли у Вас мешка побольше, чтобы сложить всё это?
Ювелир снова надел вежливую маску и вынул из ящика стола прочный мешок из бычьей кожи.
-Жак! – кивнула я жавшемуся у порога Латану.
Он быстро подбежал к столу и принялся укладывать деньги в мешок.
«А всё же этот бандит меня ограбил!» - грустно подумала я. – «Надо было твёрдо стоять на четырёх с половиной тысячах. Чем он меня так заворожил? Мотовка! Кинула псу под хвост семьсот ливров!».
В таких невесёлых раздумьях я проследовала к карете. Латан с торопливой услужливостью уложил деньги под сиденье. Я села, хлопнула дверца, щёлкнул бич, и колёса снова застучали по булыжнику.
Через пару минут я вышла из задумчивости и поняла, что мы едем не той дорогой. Я открыла переднее окошко и спросила спину возницы:
-Куда мы едем?
-Туда-же, - ответила мне спина, - к салону модистки. Только возчики мне говорили, будто там фура перевернулась, вот я и поехал в обход.
Он сказал это каким-то ленивым, успокаивающим тоном. А ведь он, по уверениям Латана, должен был принимать меня за богатую вдову. Где же нотки лести? А прибавить пару су он тоже будет просить таким ленивым безразличным тоном?
Внутри всё похолодело. Рука моя невольно полезла под вуаль и вынула из причёски нож. За окнами плыли грязные стены узкого переулка.
Конечно, зачем им кольцо? Ведь продажа краденного - всегда риск. Деньги лучше!
Вдруг экипаж сильно качнулся и остановился. Обе дверцы распахнулись, и в карету запрыгнули двое. В том, что вскочил справа, я узнала Латана.  Второй – маленький, жилистый был мне незнаком.
Втроём на двухместном диванчике нам стало тесно. Меня сильно сжали с обеих сторон. Я попыталась ударить ножом, но из-за тесноты ничего не получилось. Латан перехватил мою руку и ловко выкрутил нож. Вот и всё! Горло захлестнула удавка. В глазах потемнело.