Босяки 2-проходимец-часть 2

                БОСЯКИ 2-Проходимец (часть 2)

...Продолжение

     Над озером между тем появились тучи, поднялся ветер, на воде зарядило, появились зайчики, и вскоре озеро показало себя во всём своём стихийном величии, волны хлестали в борта парохода, подбрасываемого то вверх, то вниз. На палубе пассажиры стали чувствовать тошноту, многие уже несколько раз подбегали к бортам: их рвало ежеминутно.
    Знакомые нам богомолки катались по палубе, оглашая воздух стонами и причитаниями: "ой тошнёхонько, ой смерть моя, Микола милостивый, отпусти душу на покаяние".
От выпитого и съеденного женщинами в желудках их не осталось и следа, всё было или за бортом, или же прямо на палубе.
   На странника Федю, привыкшего к подобным путешествиям, буря особого влияния не имеет и он, пользуясь этим, а также знакомством с изменениями погоды на озере, вновь принимается за добродушных богомолок.
   Он ходит меду ними, крестится и вопиет: враг сестры мои, враг старается не допустить нас до святых мест, но Господь не даст погибнуть. Дерзайте, рабы Божии, взгляните на меня, враг бессилен предо мною, ни один волос не спадёт с главы вашей без воли Господа.
   Буря мало - помалу стихает, озеро принимает опять спокойный вид, вдали виднеются очертания Коневца. "Радуйтесь сестры мои! - восклицает странник обращаясь к женщинам,  - ликуйте! Враг побеждён нашими молитвами, я правду предрекал, что Господь не даст погибнуть рабам своим".
Женщины восторженно смотрят на него и шепчут: Святой человек, воистину Божий странничек.
   Пароход приближается к Коневцу, открывается вид на остров "Чаяния", отстоящий от Коневца саженях в двух, далее на самом берегу находится скит "Коневской Божией Матери" или "Владычный", наконец, и монастырь с белыми каменными зданиями и красными крышами, окружёнными со всех сторон кроме озёрной громадными соснами и елями.
   Пароход тихо причалил к пристани, и все пассажиры постепенно вышли и направились кто прямо в гостиницы коих в монастыре две: каменная и деревянная, некоторые же пошли в собор, где начался молебен. Женщины, сопутствуемые странником Федей, то же вышли и у гостиницы прощаются с ним, так как он едет на Валаам, они же остаются на Коневце.
 - Прощай родименький! - сладким голосом поёт купчиха, дай-ка торбочку, я положу туда кой чего подзакусить тебе! И она укладывает ему в мешок: жестянку с икрой, копчёный сиг, несколько саек и ещё чего-то. Другие женщины тоже снабжают Федю всякой всячиной и он, напутствуемый словами: "помолись за нас грешных, вернёшься на Коневец, не побрезгуй, зайди к нам чайку испить", отходит от них и спускается по лестнице в подвальный этаж гостиницы.
Спустившись и пройдя несколько шагов по полутёмному коридору, он нос с носом сталкивается с бородатым послушником, который, вглядевшись в него, заливается смехом и восклицает:
 - Федюха-балахон! ты ли это? Всё ещё бродишь! Откуда прибыл к стогнам нашим?
 - Из богоспасаемого града Питера, щедротами купеческих дур, сиречь купчих, не алкал и не жаждал и сюда прибыл! - отвечает Федя. Ты тёзка, где живёшь-то? Тут или в монастыре?
 - Здесь, - говорит бородач, - иди в № 6 и ложись спать, если хочешь, а то ставь самовар, я скоро вернусь.
   И бородач вышел из гостиницы. Странник вошёл в келью № 6, разделся, как дома, достал из большой коробки папироску, открыл трубу у печки и с наслаждением стал затягиваться дымом и выпускать его в трубу. Накурившись он взял стоявший самовар и направился с ним в кубовую, где готовится кипяток, налил его кипятком, наложил из печки горячих углей и когда самовар закипел, понёс его обратно в келью, где взял со стола чайницу, заварил чай и развалился в ожидании послушника на кровать.
   По всем действиям его видно было, что он не первый раз здесь, и человек свой.
Бородач-послушник вернулся скоро, и видя, что самовар готов, толкнул задремавшего странника.
 - Садись, Федюха! Лакай чай, сколько душе угодно, да нет-ли табачку у тебя?
А то как же? Да не табак, а пшеничные папиросы! И странник достал коробку и подал её бородачу.
 - Эге брат! Да у тебя и пшеничные водятся, - удивился последний.
 - Это ещё не всё! А хочешь, я тебя угощу сигом копчёным, да икрой с саячкой, а то ведь вам черноризцам просфорки-то поди, надоели - и странник принялся выгружать на стол весь транспорт провианта, взятый от женщин богомолок.
Странник и послушник изрядно закусивши и напившись чаю, улеглись спать. Перед самым сном странник предупредил бородача:
 - Ты смотри тёзка не дай проспать, буди завтра к отходу парохода, я на Валаам путь держу.
 - Как так, - удивился послушник,  - а у нас разве не останешься? Оставайся-ка, брат, лучше!
 - Ой, нет, не могу, - возмутился странник,  - там ведь завтра праздник, я брат, такой фортель выкину, что ты только ахнешь.

   На другой день, разбуженный странник, напившись, чаю и плотно поевши, отправился на пароходе, который отчалил от Коневца в 7 часов на Валаам.
   Всю дорогу от Коневца до Валаама странник Федя упорно молчал и избегал публики. По прибытии на Валаам, при выходе пассажиров с парохода, в толпе стал слышен плаксивый голос.
 - Рабы Божии, православные, Христа ради, сведите с парохода слепенького странника.

   Это был Федя.
   Он стоял посреди палубы парохода. Глаза его хотя и были открыты, но зрачков не было видно: видны были одни белки. Просить долго не пришлось: нашлись добрые люди, которые подхватили его под руки и стали выводить с парохода, спрашивали: не проводить ли тебя до гостиницы, а то ты заблудишься.
 - Пожалуйста! - молился Федя. - Не оставьте, слепенького! Бог вас не оставит за это.
   И сопровождаем сердобольным провожатым, он направился в гостиницу. На пути следования его в гостиницу, со стороны многих богомольцев посыпались ему пожертвования, медными и серебряными монетами. Придя в гостиницу, Федя достал немного чаю и попросил в общем чайной заварить ему. И здесь нашлись добрые люди, которые не только не взяли от него чая, но заварили ему своего и хорошо угостили его провизией.
   При первом ударе монастырского колокола к всенощной - Федя, сопровождаемый теми же добрыми людьми, подошёл к собору, положил три земных поклона и стал на колени на паперти собора, но стал так, что сидел на икрах своих ног. В руках у него появилась деревянная крашеная чашка, с которой он и окаменел в избранной позе. Только потому и видно было, что живой человек - по его поклону. Чтобы все прохожие видели, что он слепой, голова его была откинута немного назад.
   Посыпались доброхотные пожертвования в чашку слепого, безмолвно сидевшего и кланявшегося. И только в промежутках, когда не было слышно близко шагов прохожего - он мигает и зрачки появятся только для того, чтобы выгрузить из чашки в карман.
   И опять та же безмолвная поза. По окончании всенощной, когда все вышли из собора, раздался опять голос:
 - Рабы божии! Помогите Христа ради, слепенькому страннику дойти до гостиницы? Приведённый в гостиницу, он улёгся спать.
   На другой день, рано утром, за ранней обедней, а затем и за поздней обедней, та же история, что и вечером за всенощной. Те же плаксивые слова: "проведите слепенького странника!" И то же сидение у собора. На другой день в пять часов вечера, проведённый добрыми людьми на пароход, Федя отправился опять на Коневец.
   Увидя Коневец, он продаёт одному из пассажиров обратный билет, данный купчихой в Петербург, и выходит снова на Коневец зрячим. На Коневце многим послушникам было известно, что он сидел слепым у собора, на Валааме, из-за чего между ними даже происходил спор.
 - Как же так? На Коневце был зрячим, а на Валааме слепым.

   По выходе с парохода, Федя отправился в нижнюю келью, № 6, где бородач-послушник встретил его громким смехом.
 - Ну, брат, и фрукт же ты? Как же тебя угораздило ослепнуть на Валааме?
 - Я -ж тебе говорил,  - отвечает странник, - что выкину фортель! Вот и выкинул! Для того и ослеп, что за всенощной десять целковых накидали православные, да за двумя обеднями - семнадцать целкачей.
 - Молодец! Говорил бородач.
- А теперь куда пойдёшь?
 - А ты вот что, тёзка, отвечает странник, не разбудишь ли меня сегодня, часика в два ночи!
 - Это куда тебя нелёгкая понесёт в такое время? Когда весь монастырь спит?
 - А потом увидишь!

   В два часа ночи странник, разбуженный послушником, взял свой горбовик и отправился на монастырскую косу, к маяку, где он высыпал в озеро разный хлам, тряпьё и бумагу, и вместо этого наложил туда разных каменьев, крупного и мелкого булыжника и вернувшись в келью, улёгся спать, вставши утром, напившись чаю, он надел на спину горбовик с камнями, чем не мало удивил послушника.
 - И чудак ты человек! Удивлялся послушник. Чего ради это ты наворотил каменьев-то? Уж взял бы лучше Конь-камень, вместе с часовней, да в горбовик-то и запрятал!
 - Ладно, брат, не смейся, раньше времени! Федьку не обманешь! Федька знает, что делает!
   И он отправился к обедни.
   Подойдя к собору, и не снимая горбовика с плеч, он положил несколько земных поклонов, и вошёл в собор, где также помолился, и стал поблизости к женщинам, с левой стороны собора. Всю обедню он, по-видимому, искренно молился, ежеминутно кладя земные поклоны.
   В конце обедни, он ловким движением сбросил нижнюю лямку горбовика, вследствие чего, горбовик сорвался с плеч и стукнулся о каменный пол собора, произведя громкий стук и треск камнями.
   Стоявшие вокруг все женщины богомолки, и без того за ним наблюдавшие, вопросительно переглянулись между собой. Одна из них, ради любопытства, подошла к нему и со словами:
 - Дай помогу, странничек, мешочек приподнять! Взялась за мешок, да так и присела от изумления. Странник вскинул мешок обратно на плечи, а женщина, отойдя от него, смотрела на него вытаращенными глазами, шепча!
 - О, Господи! Да в мешке-то пудиков пять!
И в толпе женщин богомолок послышался сдержанный разговор. По окончании обедни и молебна, не успел Федя выйти из собора, как уже был окружён толпой женщин, которые засыпали его вопросами.
 - Раб Божий! Да ты бы мешочек-то снял! Чего ты его носишь!
 - Грехи, благодетельницы, грехи ношу! Дал заклятие Господу, что не сниму его пока не умру!
 - О, Господи! Вздыхали женщины.
 - Ну, и свят человек!
 - Коли Господь силу такую посылает!
 - И терпение!
   И щедрые денежные пожертвования посыпались к нему со всех сторон. Добродушные женщины тащили каждая в свой номер, попить чайку.
   Но он наотрез отказался от этих заманчивых предложений.
   Федя прямо направился к знакомым ему богомолкам, ехавшим с ним из Петербурга на Коневец не преминувши, во время обедни, вынуть просфору - о здравии рабы Божией Феоктисты.

   Войдя в номер купчихи, он степенно снял скуфью, несколько раз перекрестился на образ и со словами:
 - Здрава будь, мать моя!  - грузно опустился на стул, не снимая горбовика с камнями.
купчиха, слышавшая о его подвиге в соборе, не мало удивилась. Как же так? она не заметила, что в горбовике у него камни, ехавши с ним всю дорогу на пароходе!
 - Садись, святой человек! Сейчас чайку попьём!.. Засуетилась купчиха. Во время чаепития она всё время смотрела на странника и на горбовик.
 - Раб Божий! Объясни, пожалуйста, мне, окаянной, как же на пароходе? Ведь, мешок-то, кажется, был лёгонький! Ан тут камни!..
 - Не дано было тебе прозреть тогда!  - с пафосом ответил странник. - Закрыты были очи твои духовные!
Молись творцу небесному! Прозрела еси!..

   Купчиха, всё время смотревшая на него, заморгала глазами, и ни с того, ни с сего, вскочив со стула, бух ему в ноги...
 - Прости меня, окаянную, за то, что усомнилась я!..  - рыдала она.
 - По неверию своему, мне на пароходе показалось, что он лёгонький!.. Воистину враг смутил меня тогда!..
 - Не мало трудов стоило страннику поднять на ноги и успокоить рыдающую купчиху.
Напившись чаю и сообщивши ей, что он отправляется в Финляндию, он распростился с нею, причём заполучил от неё на дорогу пять золотых, да кроме того, ещё - на молитвы о здравии рабы Божией Феоктисты.

   С первой же отходящей монастырской лодкой Федя переправился на финскую сторону, на станцию Чёртова лахта, и оттуда пешком, предварительно высыпавши камни из мешка, поплёлся к русской границе. Перейдя русскую границу, он зашёл на бутылочный завод, к одной купчихе, благотворительнице, где паломники имеют приют-ночлег и получают на дорогу по несколько копеек. Придя туда, он направился прямо в кухню, перекрестился на образ и поздоровался с дворней.
 - А что, благотворительница дома?
Нет, странничек,  - ответили ему, - самой нет, а сын дома!
 - Ну, слава Тебе, Господи! А повидать-то можно его?
 - Можно! Только он теперь отдыхает! Вот проснётся, мы доложим, а ты посиди пока тут! Да не хочешь ли поесть, раб Божий?
 - Слаб, милые мои, немощью! Взалкал в дороге!..
И странник уселся за обед. Всего было наставлено в изобилии. После обеда, в ожидании самого, т. е. сына хозяйки, он пустился в беседу с прислугой, и в какой-нибудь час овладел симпатиями своих слушателей.
 - Ты, раб Божий,  - говорят ему, - самого-то увидишь, да и самоё-то повидай: добрая она очень!..
 - А как её зовут?
 - Ольга, голубчик, Ольга!..
 - Спаси вас, господи!.. А нельзя ли немножко мне погулять сходить?
 - Да Христос с тобой! Иди, куда хочешь! Вот поди-ка ты в сад! там смородины поешь! У нас, слава Богу, её вдоволь!..
   Странник, не торопясь, вышел в сад, подошёл к кусту смородины, и видя, что никого поблизости нет, вынул из бокового мешка две просфоры и карандашом на нижней стороне написал: "О здравии рабы Божией Параскевы, владелицы завода", а на другой просфоре - "О здравии Василия и Ольги - сына и жены сына". И моментально спрятал просфоры обратно. Поевши смородины, он вернулся обратно в людскую, куда вскоре пришёл и хозяйский сын.
   Странник поднялся, подошёл к хозяину, поклонился в пояс и промолвил:
 - Будь здоров, милостивец! Бог милости тебе прислал! Не побрезгуй просфорочкой! Из монастыря принёс!.. Одна - о здравии твоей матушки благодетельницы, а другая о тебе с супругой!..
И он подал ему две просфоры.
 - Спасибо, голубчик!  - ответил хозяин.
Обедал ли ты?
 - Обедал, благодетель! Доволен щедротами твоими.
 - Куда идёшь ты теперь?
 - На Афон, благодетель!
 - Ох, как далеко! Далече, ведь, идти-то!
 - С Божией помощью, благодетель, да с радение Христолюбивцев добреду! Господь умудряет неимущих!  - смиренно сказал Федя.
 - Ну, поди отдохни! А завтра с богом! Гнать не гоню, и держать - не держу!
 - Благодетель, а супругу-то дай повидать! Молиться-то о здравии молился, а в очи-то её не видал!..
 - Можно! Усмехнулся хозяин, и вышел из людской. Через минуту вошла в людскую молодая дама, в которой он сразу узнал хозяйку.
 - Здравствуй, голубчик! -  произнесла она. Как тебя бог донёс! Спасибо тебе за профору! Куда путь держишь?
 - На Афон, благодетельница! На Афон, золотой глазок!..
 - Как же ты дойдёшь! У тебя и сапог-то нет? Да и бельё-то есть ли у тебя?
 - Бельишко-то есть, да истлело, родимая. А сапоги-то злые люди на дороге сняли!
 - Ну, как-нибудь устроим! - ответила молодая женщина, видимо жалевшая Федю. И вышла из людской.

   Вечером наелся Федя до отвала, угощаемый чуть ли не всей прислугой. И завалился на сеновале спать.
   На другой день, рано утром, он встал, вошёл в кухню, умылся, вытерся чистым полотенцем и уселся за готовый самовар. Напившись чаю, он заявил, что следует поблагодарить благодетелей.
 - Сейчас доложу! - сказала юркая девчонка, и выбежала из кухни. Федя остался один на один с кухаркой, которая видя, что никого нет, сунула ему двугривенный и шепнула:
 - Как выйдешь от нас, в саду узел лежит: там я тебе еды положила!
 - Спаси тебя, Господи! - успел промолвить Федя, как в кухню вошёл хозяин с женой.
 - Спасибо вам, благодетели!  - и бух им в ноги, -  что призрели странного человека! Господь вас не оставит за это! Блаженни милостивий, яко тии помилованы будут!
 - Не стоит, голубчик! Спасибо тебе за молитвы твои о нас, и за профорки...
И хозяин подал ему два золотых.
 - А это вот от меня!   - сказала молодая женщина. И подала ему порядочный узел белья.
   А вот тебе и сапоги! Примерь-ка их, годятся ли.
   Странник напялил сапоги, которые пришлись ему по ноге, взял узел и ушёл.

   Выйдя из кухни, захватил объёмистый узел, лежащий в кустах, спрятанный кухаркой, и тихо спустился под гору - на постоялый двор.
   Войдя туда, он первым делом заказал себе чаю, сбегал в винную лавку, купил полуштофа водки, которую распил всю на постоялом дворе, закусивши кухаркиным подаянием.
   Расплатившись за чай, он нанял подводу, уселся и покатил в сторону Петербурга, лихо, заломив скуфью на бок и крикнув: "Ну, прощай Федя-странник! Теперь будешь ты Фёдором Матвеевичем!.."

   Вечером он был уже в русской деревушке, Вертемяги, по Кексгольмскому шоссе.
   Расплатившись с возницей-чухонцем, он направился к стоявшей на краю деревни избе, постучал в запёртую дверь, которую ему отворила женщина пожилых лет.
   Отворила и остолбенела:
 - Батюшка, мой свет! Фёдор Матвеевич! Да ты ли это?
 - Я Евстигнеевна! - отвечал странник, - принимай гостя!
 - Ох, садись, желанный! засуетилась баба: садись, родимый! Я тебе сейчас селянку сделаю!
 - Это дело! А ты беги скорее за водкой!
 - Сколько брать-то, желанный?
 - Валяй полведра, Евстигнеевна!
 - Не много ли будет?
 - Зови скорей, парней да девок, ещё не хватит! Хочу душу отвести! На Валааме был, да на Коневце, даже одурь нашла от поста да от поклонов!..

   Через полчаса вернулась хозяйка в сопровождении целой ватаги парней и девок.
   Началась весёлая попойка. Парни, во главе со странником и Евстигнеевной, пили водку. Девки - мёд и пиво.
 - Только и слышно было.
 - Фёдор Матвеевич!
 - Фёдор Матвеевич!
 - Мы Фёдор Матвеевич разуважим.
Девки визжали:
 - У нас на селе и парня нет такого, как Фёдор Матвеевич!
Парни, в свою очередь горланили:
 - Да мы за Фёдора Матвеевича душу отдадим!
 - А хошь, наступал один парень на другого: только молви слово Фёдор Матвеевич: сейчас нашему старосте в морду дам!..
 - Эх, чем хвастаться, - возражает другой парень, - староста!.. Да, что староста за шишка важная!
Прикажи только Фёдор Матвеевич! Я не старосте, а уряднику прямо в ухо заеду!..
 - Ну, полно вам спорить, дураки!
   Ведь, я знаю, что вы меня любите все! А вот, девки, спойте-ка песню, а то прямо хоровод заведите!..

   Парни и девки становятся в хоровод, начинается пение. Слышно визжание девок и крики парней.
   Веселье продолжается далеко за полночь. Три дня погулял Федя в Вартемяках, и не мало денег просорил. На четвёртый день мужики видели, как Федя, взвалив свою котомку на спину, поплёлся по шоссе и скрылся из деревни...

_________________