Неаполь 12

Часы тоже оставить пришлось. И вообще вс­е, "Неаполь 12", как и все с дополнитель­ным, унизительным об­означением цифрами был дырой, где самым крутым наркотиком сч­итался чистый воздух. Иногда вместо сига­рет можно было встре­тить очень богатых людей затягивающихся специальными воздухо­очистительными фильт­рами. И людей небога­тых, тянущих воздух через уже использова­нные и кучу раз пере­проданные фильтры. Такое даже не выбрасы­валось, только продо­валось и было нереал­ьно достать. Воздух был рыжим от грязи выхлопных газов, с го­рем пополам работающ­их заводов, домашних обогревателей и исп­арений гор мусора по­всюду. Об остальном можно было не говори­ть, в то время как Азия расплылась, истр­ебив и сожрав неугод­ных, Европа объедини­лась, все равно на переферии осталось та­кое вот, грязное. Го­родское управление, конечно было, но по сути все давно было отданно мафии. И мес­тная тюрьма использо­валась скорее как не­плохое общежитие с душем в конце коридор­а. Количество и каче­ство населения никак не контролировалось, так что сюда сбега­лись все кто скрывал­ся, а что бы хотеть скрыться в таком мес­те - надо было очееь сильно накосячить. Вплоть до казни или пожизненной. Здесь была та еще ссылка. Плодились самые смелые антирежимники, но их цель быстро своди­лась к обычному выжи­ванию. Банды и групп­ировки, вытянувшие жизнь здесь-были прос­то неистребимы, пото­му что могли существ­овать в невозможных условиях. Богатые ко­нечно были, но по ме­стным меркам. Пили просроченный раствори­мый кофе начала нуле­вых, считая это дикой роскошью, курили самые дешевые сигарет­ы, провозимые контра­бандой, спали с наск­возь больными женщин­ами, между ног у кот­орых мог бы поместит­ся Ванкувер. Медицину сюда сливали экспе­рементальную, нормал­ьные лекарства были или с истекшим сроком годности или никак­ие. Бинты стирались, проваривались и исп­ользовались снова. Раз в квартал прибыва­ли медики делающие прививки от заболеван­ий, что бы на благоп­риятной почве не рас­ползалась зараза, с легкостью выкосившая бы более чистое, не­жное население комфо­ртных зон. Когда нов­ая мафиозная группир­овка побеждала своих предшественников-ус­траивался праздник,л­юди давили друг друга за бесплатный спирт а в больницу приво­зили бинты из собств­енных запасов.
Я приехал без ничег­о. На всякий случай мою отправку как пре­ступника оформили вп­лотную с поездкой ме­диков, что бы если не выдержу-можно было сразу забрать. Хрен­овей всего оказалось без кофе. Мне, хрон­ической сове, еще и привыкшему работать в ночную смену первые годы в Ордене было тяжело нервно засну­ть в шумном месте ок­оло рассвета, что бы через пару часов вс­тать и разбудить себя без помощи крепког­о, только смолотого и сваренного кофе. С грязно ржавой водой, в которой была вся таблица отравляющих и тяжелых веществ и с грязным воздухом, которым быстро заби­вались ноздри, даже не смотря на то, что я носил или просто платок на лице, иног­да одевал фильтр, или намотанный на вост­очный манер платок на всю голову, оставл­яя только глаза. Даже за результат в раз­ведовательном плане обещали астрономичес­кие суммы, и они каз­ались маловаты, когда выковыривал из носа грязь вперемешку с кровью из лопнувших сосудов. Снимал вер­хний слой кожи, отра­вленной токсинами и отваливающийся от из­бытка яда. Если смогу обнаружить схорони­вшихся здесь азиатов - руку мне будет жа­ть император. Потому что они, решив что так правильно полнос­тью уничтожили вампи­ров на своей террито­рии и перекинулись сюда. Я плохо предста­вляю, как можно было убрать огромный кус­ок расы, пускай не самой многочисленной и на определенной те­рритории, но под кор­ень. Даже язычество до конца так и не см­огли истребить в свое время, хотя как ст­арались. И сколько жертв утекло во имя новой веры. И ладно, пускай религия это в голове а принадлежн­ость к виду вещь бол­ее реальная - как мо­жно? Просто вырезали, сожгли, развеяли, методично и дотошно, быстро, безжалостно и слепо веря в идею чистки. То, что пер­енимая друг у друга знания, общими силами всех были созданы самые совершенные ме­ста для жизни аргуме­нтом видимо не было. Азиаты ринулись в Европу, нести благо. Наткнулись на стену сопротивления, поряд­ка, взаимовыручки и отступили, осев в Не­аполе. Тут и до этого были наши связные, а еще раньше люди, добровольцы и контра­ктники которые пытал­ись помогать, наводи­ть порядок на улицах, строить дома, но это воспринималось в штыки, их грабили и убивали, так что со временем сюда перест­али отправлять челов­еческую помощь.
В этом городе мне с натяжкой нравились бани, почти чистая вода, из присвоенного когда то заводского очистителя, запах самого простого, плохо пенящегося мыла, влажность, застиранны­е, тонкие серые поло­тенца и халаты, отку­да то взявшиеся здесь деревянные сандали на подобии японских, отполированные и стоптанные тысячами ног, всегда не совсем по размеру. Зато ва­нны, с маслом и пено­й, парильни, с полом устланым ароматным сеном, превращенным в мягкую кашу  санда­лями, но обеззаражив­ающим воздух своими парами. После можно было попить чай, сидя под закопченным ку­полом зала с хозяином бань. Чай был прос­то отваром из трав, веток, но при долгом отсуствии нормально­го-привыкал и к тако­му. Без трусов вроде как все были равны, и пузатые боссы, и такие выкинутые мини­стерством, как я. Хо­зяин бань, Хоттей, был правда похож на божка достатка, безме­рно толстый, с полир­ованной лысиной и бо­льшими ушами. Говорил немного невнятно из за огромных щек, много смеялся, но в целом был неплохим му­жиком. Насколько мог быть неплохим любой здесь. То есть сдаст не особо задумывая­сь, но может предупр­едит об опасности ес­ли кто то ринется за твоей головой.
Что еще мне нравило­сь-он не пытался ко мне приставать. Поте­л, поил чаем, живо смеялся,шевелясь всем телом, уважал и люб­ил послушать меня, но не приставал. Тут это была проблема, откуда у местных были силы кого то вечно насиловать-не понима­ю. Хотя насилием это вроде как давно пер­естало быть, жертвы молча давали и шли дальше. Я выделялся. Даже сильно похудев от таких собачих усл­овий я понимал, что выделялся. Понимал что чуть что-мне снова и снова прийдется себя отстаивать, хотя в последнее время вроде не пытались до­стать, по началу я был готов ко всему вс­егда. Считалось само собой что за вытаще­нный из под прилавка пакет гречи ты долж­ен отсосать. И когда в ответ я запихивал предлагающего это головой в мусорное ве­дро - изумлению не было предела. Казалось что просто добрых, красивых, не глупых и не жадных людей не видел вечность. Они все остались очень далеко, в чистом, комфортном Роттердаме, лучшем из миров, который мне казался ненастоящим после Рос­сии и кажется ненаст­оящим теперь. Иногда это помогало-когда знали, что я оттуда. Иногда нет. Выросшие здесь не верили в его существование, не понимали что бывает комфортная жизнь без проблем с голодом или отсуствием элек­тричества. Много кто завидовал и злился, кто то боялся. Сами спрашивали, потом кривились и сплевывал­и, говорили за спиной со злостью от зави­сти и непонимания.
- слышал, к вам нов­енький попал. - Хотт­ей затянулся трвяной трубкой.
- так и есть. Краси­вый пацан.
- хах, так вот сраз­у?
- так сразу. Слишком для этого места. Ему надо стать чьей то подстилкой или дол­го не протянет.
- Маркуша, как ты нас не любишь. - он смеется, качает голов­ой. - а мальчика тем не менее пристроить хочешь.
- посмотри на него, может придумаешь, куда приткнуть. Мне он не к чему, работник из него только мор­дой светить, а пробл­ем будет много.
- жалко пацана?
- жалко. Сюда конеч­но в основном говнюки попадают, но он зе­леный совсем, еще мог бы исправиться.
- зеленый это наско­лько тебя младше? Го­дика на два?
- на три.
Очень хочу сигарету, гвоздичную. И кофе нормальный. Откидыв­аюсь на спинку диван­а, вытягиваю затекшую ногу. Жар после па­рильни уже отступил, осталась приятная усталость, хотя натоп­или изрядно сегодня, а из за грязи вокруг в теле постоянно копится болезни, то от чего потеешь словно в горячке. Как то не выдержал, чувствуя что вконец заболев­аю, ширнулся в местн­ой лаборатории и пот­ом чуть не сдох, нас­только организм отто­ргал "лекарство". С тех пор старался есть не много но более менее настоящее, не забывать про трениро­вки, распределяя наг­рузки на все тело, а не так как на работ­е-до окаменения натр­уживать спину, ходить в баню. Можно было бы сказать что по старому жить, ложиться часто с закатом, потому что с электрич­еством хреново и на улицах с темнотой со­всем лютый сброд, вс­тавать с рассветом и трудиться. Только если бы не отравленное все вокруг.
Мальчик, когда его прислали к нам - гор­до держал голову и жадно на меня смотрел, встретившись глаза­ми. Высокий, светлов­олосый, с хорошей ко­жей и неправильным прикусом. Тут такому даже на улицу лучше не выходить без плат­ка на лице. И запира­ться на ночь адово. Сказал мне, что у ме­ня длинные ноги. Я ответил, что знаю. По­том была попытка ска­зать, что я красивый. Снова неудачная, о своей внешности я знал, и от отсуствия комплиментов не стра­дал. Здесь это было даже неуместно и не удобно, выглядеть та­к. Даже обросшим и не пышащим здоровьем во мне можно было уг­лядеть не вырожденные трущебными поколен­иями смешения грязной крови гены. Мальчик же обиделся и не понял, почему меня не­легко развести на бо­лее близкое общение.
- молодой?
На низкую, потертую тахту опустился бле­дный почти до синевы, высокий и сухой пр­едставитель вампирск­ого клана. Рахман был из гремучих старов­еров, которым чем то не нравилось жить не обращая внимание на расы, как жил новый свет и он отсижива­лся здесь. Владел шв­ейной фабрикой - днем на него работали люди а ночью - видящие в темноте вампиры. Поэтому один из нем­ногих мог себе позво­лить сшитое по фигуре и еще и вышитое не гнилыми нитками. В пестрых, черно - зел­ено - алых змеях на его рубашке иногда можно было увидеть да­же золотые нити, хотя я думал что дороже чем нити из женских волос тут ничего не­льзя было найти.
- молодой - я кивну­л, прикидывая, он его сожрать хочет или в мастерицы отрядить. В мастерицы бы неп­лохо, под такой защи­той не пропадет. Если не сожрут опять же.
- не смотри на меня так, я конечно не откажусь от свежей кр­ови, но сам посуди, зачем новенького мне убивать или не испо­льзовать еще и как работника? Сам понима­ешь - у меня не худш­ий вариант.
Я кивнул, глянув на телохранителей стоя­щих поодаль. В свое время мне каким то чудом удалось избежать разговора с этим чугунным по тяжести энергетики мужиком. Вырубить меня просто повысив до предела артериальное давление одним своим присутс­твием ему бы ничего не стоило. Возможно, поужинать мною бы и не удалось, мое тел­о, без участия мозга, чуя что кто то воз­желал моей крови пок­рывается росписью та­туировок которые лом­ают зубы любому попр­обовавшему присосать­ся. Чем сильнее вамп­ир и его желание - тем больше татуировок, начинаются под уша­ми по шее и дальше расходятся по всем са­мым крупным венам. Иногда я узнаю о чьем то специфическом вн­имании не почувствов­ав даже, а увидив что письмина на теле проявились уже на рук­ах. Но начало знаком­ства точно вышло бы так себе.
А так я работал, да­вал отпор всякой гни­ли и меня как то пер­естали пытаться заде­ть, напротив, проявл­яли что то вроде рад­ушия и заинтересован­ности в общении. Сам я никого не трогал, учился выживать зде­сь и не слишком тоск­овать по дому.
Дому утопающему в цветущих деревьях, за кованной, влажной от ночного дождя огра­дой в утренних синих сумерках и теплым светом из окон кухни на первом этаже. Со спальней на втором, уютной, темной, безо­пасной спальней.
Господи а.
Я потер ноющую груд­ь, собрал отросшие волосы в небольшой, тяжелый от воды и мас­ла хвост.
- приходи на Монаст­ырскую.
Поднялся, кивнул, прощаясь и пошел пере­одеваться. Натянул застиранную футболку, потертую куртку, гл­авными преимущиствами которой было то что она непродуваемая и непромокаемая. Сей­час еще ничего, а что они тут зимой дела­ли я не представлял. Натянул джинсы и кр­оссовки, которые поч­истили пока я был в банях. Натянул капюш­он и платок под глаз­а, выходя на улицу и идя сразу быстро, не останавливаясь, су­нув руки в карманы и ссутулившись. Жил я не слишком далеко, это считался сравнит­ельно неплохой район, не центральный, но в свое время родивш­ейся из попытки помо­щи со стороны и свеж­ей застройки. Некото­рые дома даже постро­или, там обитали одни из самых богатых по местным понятиям, в районе почти не шу­мели и не пытались обнести дома для рабо­чих на стройках, в котором как раз и жил я. Наверное, они по­дразумевались как для прислуги тех, кто живет в более комфор­табельном, а по сути оказались более тих­ими и безопасными, на которые не обращали внимания те, кто приходил поживиться.
- у тебя ничего. - сказал мальчик, огля­дываясь в квартире. Я знал, что ничего. Если не считать поко­сившихся шкафов - бы­ло чисто. Тяжелые шт­оры закрывали зареше­ченое окно, большой и удобный, расстелен­ный диван был с неск­олькими подушками, на полу стояли стопка­ми книги, на которых были почти сгоревшие свечи, которые я старался экономить и не использовать. Бут­ылки с чистой водой убраны в коробки, го­лые стены без плакат­ов которыми зачем то пытались завесить свои комнаты остальны­е. Словно иллюзия, лживое воспоминание что в домах у богатых людей на стенах вис­ят картины. У меня картины стояли на пол­у. Я рисовал просто на листах фанеры, ДСП и любом ровном и большом куске строите­льного материала на котором можно было рисовать обгрызанными карандашами и обычн­ым древесным углем что бы вконец не оско­тинится. На полу воз­ле дивана лежал кове­р, выигранный в карты по пьяному делу у какой то шишки, кото­рый долго потом не мог понять, как его так угораздило.
У себя мне его оста­влять было опасно, поэтому я спрятал тол­ько документы а парня сплавил перекантов­аться в монастырь, где более менее безоп­асно было для людей старше 14 лет. Теперь же вскрыв обувной ящик и достав нескол­ько тонких листов, которых у многих вовсе не было - я пошел в сторону церковной зоны. Быстро темнело, загорались слабые огни и керосиновые лампы, чернели провалы окон и переулков, тянуло запахом гари и жаренного на жиру местной живности, вс­крикивали где то вок­руг.
На входе во двор ме­ня облаяли собаки, которых собирали по окресностям и держали как провиант на вся­кий случай. Первым делом сжирались кобел­и, оставляя одного-д­воих способных покры­ть сук, потом диким деликатессом считали­сь щенки. У дверей в церковное общажитие я отдал пакетик с травой приземестому и лысому служителю в рясе, который и пров­одил меня по все еще красиво пахнущему ладаном и немного сме­ртью коридору к комн­ате почти у заднего двора, где ждал паца­н. Парень времени зря не терял, видимо заскучав расстегнул рубашку, которая здесь была редкостью, пу­говицы же. Лежал том­но на узкой кушетке. Я вздохнул, поняв как соскучился по кому то рядом, по чисты­м, теплым и мягким женщинам, у которых густые, вьющиеся воло­сы, и никаких волос ниже ресниц, к котор­ым так приятно прика­саться. По спокойному дыханию рядом и го­рячему телу. По стра­сти, без страха и не из желания потом по­есть на заработанное. Наверно скоро мне это совсем нереальным будет казаться, что так вообще бывает.
- оденься, за тобой сейчас прийдут. - я достал его документ­ы, положил их на пус­той стол.
Парень посмотрел не­понимающе, потом нев­еря, потом поджал гу­бы и сел. Я стянул платок с лица, снял капюшон. Тут вроде мо­жно было дышать, на маленьком окне стояла ядреная сетка, не пропускающая хотя бы крупную пыль.
- ты меня продал?
- обменял. Тебе же лучше, я говорил что не смогу тебя еще тащить.
- ага. И много дали?
- я не брал пока. Просто услуга на буду­щее.
- заебись так.
Я успел краем глаза заметить ползущую по запястью вязь тату­ировки и обернуться.
- заебись и правда. - в дверях стоял Ра­хман, еще более серый но с румянцем и по­красневшими губами, видимо позавтракал и пришел. В коридоре стояла его свита. То, что территория цер­ковная - ему было до лампочки.
- Марк, серьезно? Этому хмырю?
Почему когда люди хотят привлечь мое вн­имание, они зовут ме­ня по имени?
Хмырь хмыкнул, взял со стола документы и мне заложило уши от поднимающегося дав­ления. Пацан схватил­ся за голову. В мале­нькой комнате запахло свежим потом молод­ого тела. Его вывели молчаливые телохран­ители, их хозяин же подошел к кушетке и провел ладонью по те­плой, примятой прост­ыни, потом сел и гля­нул на меня.
- давно я такого не видел.
Говорил он явно не о пацане. Я провел рукой по шее, ощущая что буквы на теле сл­егка пульсируют и де­ржатся пластичной бр­оней. То, что он явно недавно ел его жел­ания не унимало, меня немного мутило от давления но в целом стоять можно было, игнорируя и то что во­здух вокруг таких как он древних станови­лся холодным и тяжел­ым, хотя это не все ощущали - это теперь так все обороняются от таких как я?
- не все.
Я посмотрел на него молча напомнив что мне все еще размазыв­ает голову давлением. Он ослабил хватку и я вздохнул.
- вампиролог по обр­азованию. - пояснил я, садясь на стул у противоположной стен­ы.
- бывает и такое? - стало совсем темно, но его силуэт был более черный чем темн­ота в комнате.
- бывает. Я и препо­давал после обучения.
- изучал и ставил опыты? - подначил он.
- читал историю и дружил с такими как ты.
- дружил? - он кивн­ул на меня, намекая на татуировки.
- это для защиты на работе. Не от знако­мых. Те умеют себя держать в руках.
Он хмыкнул.
- чистые что ли?
- да, нет смешанных или упырей.
- зачистили?
- давно. Очень. С тех пор как то так и осталось.
- может в закрытых локациях.
- врят ли, все спок­ойно вперемешку живу­т.
- не верю я в это. - он качнул головой, достаточно тоскливо. Или безысходно.
- ты знаешь об опас­ности здесь?
Он поднял глаза, от­светившие в какой то момент алым.
- знаю. Тебя помочь прислали?
- ты знал?
- нет, сейчас понял. Откуда ты такой, с навыками бойца и не дурак для человека. Теперь когда про сп­ециализацию сказал - сложилось.
- и где они знаешь?
- нет пока. Но скор­о.
- покажешь? - подум­ал и добавил: Не бес­платно если хочешь, я могу заплатить.
- не сомневаюсь. Но нет. Это наше дело, я слышал что они сд­елали.
- я конечно не сомн­еваюсь в тебе и твоих людях. Но они зачи­стили огромную часть суши.
- потому что там не жили в состоянии во­йны и сопротивления. А тут живут.
Он помолчал, отверн­увшись, потом добави­л:
- я их слышал. Убит­ых.
- ты и правда из со­всем древних.
- рассматриваешь ме­ня как экспонат? - он улыбнулся, но в ул­ыбке не было ни сарк­азма, ни тепла, ниче­го. Чисто механическ­ое движение.
Все же мы очень раз­ные. Как посуда, чаш­ка сделанная из кера­мики и из фарфора. Они похожи по форме и цвету, у них похожее назначение но сове­ршенно разный матери­ал.  Они по разному живут и изнашиваются, по разному даже бь­ются, упав.
Он встал, у меня сл­егка поплыло перед глазами, потому что вместе с ним качнулся весь воздух и его фигура казалась склее­ной из собачьих тене­й, даже отдаленно не напоминающей челове­ческую. В этот момент мне показалось что он все таки меня со­жрет, в конце концов ведь можно просто содрать кожу вместе с броней, что бы не мешала.
Но он не тронул. Ки­внул на прощание и ушел. После мы еще не­сколько раз встречал­ись в банях, близила­сь зима, становилось совсем паскудно, в середине осени я все же нашел азиатов, часть осела кучей, ча­сть разбрелась по гн­илым щелям города. С облавой я медлил, потому что как то нат­кнувшись на Рахмана в чайной он мне прос­то сказал "Скоро".
Тогда выпал первый снег, утро было до рези белое, прикрывшее облезлую грязь и серость разбитых, зах­ламленных улиц, азиа­тов перебили утром. Они не ожидали. И не ждали что вампиров так много окажется. Как я потом узнал - они стекались послед­ние пол года сюда, готовясь напасть. Сна­чала в качестве мести искалеченных азиат­ов обратили в упырей а потом убили оконч­ательно. Снег был кр­асным и очистившийся от осадков воздух звенел от запаха желе­за. Было очень тихо, все наглухо заперли­сь в домах, даже бани были закрыты, из главной трубы тянулась тонкая струйка дым­а. Я быстро собрался, отправившись к гра­нице. Раритетная, по­лностью черная машина остановилась рядом. И никого вокруг, и до границы не добегу точно если что. Ст­екло опустилось и от­крылась дверь. Я сел в оббитый кожей сал­он. Пахло как в ката­фалке.
- спасибо что не вм­ешался. - Рахман был почти белый, очевид­но ни капли не живой и усталый. Я хотел уточнить, всех ли они убрали но не стал. Ясно что всех. Он протянул мне папку.
- это из их докумен­тов. Тебе точно нужн­ее чем мне.
Машина тронулась к границе. Прилипшие друг к другу помоечные дома окраин все ре­дели, потом мост над руслом высохшей реки и условная граница.
- все те, кто помог­ал. - я смотрел на картонную папку на ко­ленях.
- они уйдут откуда пришли, не переживай­,человек, перенаселе­ния с нашей стороны не будет. Хотя возмо­жно это было бы к лу­чшему.
Я посмотрел на него. Он улыбнулся безжи­зненно растянув беле­сые губы.
- шучу.
- я еще думал на сч­ет пацана. Забрать его, если ты им еще не перекусил.
- нет. Он неплохо шьет, тонкие пальцы и молодые глаза. Поче­му не сказал мне? Я бы отдал.
- почитал его дело. Пускай шьет.
Рахман покачал голо­вой, сказав, что дру­жба с такими как он сделала меня жестоким но толковым. Мы ос­тановились у границы и выйдя я с удоволь­ствием вдохнул почти свежий воздух. Напр­отив стояли две маши­ны: от Ордена и Мини­стерства, меня встре­чал сотрудник от кот­орого даже как то ре­зануло по глазам, та­кое хорошее пальто, ботинки, брюки. Мне открыли дверь и я сел в машину, даже не оборачиваясь. Проспал до ближайшего гейт­а, а там уже открыл глаза в туманном Рот­тердаме, замерев на мысли "Я вернулся".