Темница

Был день, иль ночь не знают толком.
В темнице сутками тужил,
Однако хочется выть волком,
Ведь нет уж больше нынче сил.
Убийцы бьют главой о стены,
Солдаты ждут конца их смены…
Вы видели бы хоть бы раз!
Так отбывают здесь наказ!
Ведь здесь, ты знаешь, царство скорби.
Сижу во мраке не живой,
А точно смертник пожилой,
И слышны лишь повсюду вопли.
Но я - один изгой для всех,
Служу причиною их бед.

Тут воздух сыр, и камень холод,
Тут царство тьмы, дворец смертей.
И каждый здесь душою молод,
Но ждет Аида у дверей.
Пропитано все трупным ядом,
Не пахнет здесь вишневым садом.
Пусть жизнь не видели сполна,
Судьба людьми утомлена…
Немало бед мы здесь хлебнули;
Мой брат и друг здесь спят давно,
А мне заснуть всё, не дано.
Убийцы сети развернули.
Мне жить хотелось, но теперь
Живу один среди камней.

Устал я тоже, друг любезный,
От дней пустых, тоски души.
И страх уже мне бесполезный
Себя являет лишь в тиши.
И час за часом слышу крики,
На слух они являют блики.
Здесь зрячий стал давно слепым,
Увы, и крик их был немым.
Я помню, старец улыбался
И на меня смотрел с тоской,
А я бежал к нему с мольбой,
Душой достичь его пытался.
Там в кандалах сидел живой
Теперь висит совсем сухой.

Я здесь живу, поверь, не мало,
И потому скажу, друг мой,
Что смерть я жду теперь недаром,
Готов идти хоть на убой.
Мой глаз уже забыл то счастье,
На память вот нашло ненастье,
Те дни и вовсе позабыл,
Когда по лугу я бродил.
Уж слух забыл тот птичий щебет,
Что соловей в саду дарил,
Когда с тобой я там ходил.
И твой не помню детский лепет.
В тебя влюблен был с детства я!
Но разделила нас семья…

И вот, однажды, дверь темницы
Открыли с гулом и тоской.
Передо мной, как две синицы,
Явились дети, как прибой.
Они впитать в себя не смели,
А может, просто не успели,
Темницы запах небывалый,
Чуть горький, но такой же вялый.
Глаза хрусталиком сияли,
Лицо безмолвно, холодно,
Дыханье быстро, но ровно.
В них чувства ныне угасали.
И цепи жгучие, гремя,
Их обнимали не любя.

И две сестры сидели робко.
Одна к другой рвалась прильнуть.
Что младше, та взглянула ловко,
В слезах могла бы утонуть.
Как узник с трепетом и страхом
На казнь идет под злым указом,
Так и она была бледна
Смотрела горько на меня.
Цветок убитый так ужасно,
Она покинула свой луг!
В глазах ее мелькал испуг
Под гнетом вражеским напрасно.
Коль сжалилась бы все ж судьба,
Она была б скорей жива…

Они сидят, и глаз не сводят.
- Как звать хоть вас? – голос охрип.
И обе, вместе, взгляд уводят.
Вопрос же мой к стене прилип.
- Коль так, представлюсь лучше первым.
Я – Смит, – ответ их был заветным.
- За что вы здесь? – шепчу уж я.
«А вам-то что?» – шипит она.
И голос был ее чудесен,
Манера речи! Все при ней!
Казалось, стал я чуть смелей.
- Ответ ваш очень даже лестен.
Она зубами лишь скрипит,
Сестра ее робко молчит.

И тишина, и цепи плачут,
И кровь по венам не бежит,
И вздохи по темнице скачут,
Молчанье вот у ног лежит.
Одна уж спит, меньшая смотрит
И вдруг, внезапно, тихо молвит:
«Марика я, Ольга – сестра…
Она была с вами груба!»
Их речь была похожа страшно,
Как зеркало одной души.
«Наш дом находится в глуши»
Улыбка столь была бесстрашна.
-А мой, - на севере страны…
Заброшен он давно, увы…

Так день за днем шли в бездну смело,
Мы говорили по душам.
Меньшая речь вела умело,
А Ольга отдалась мечтам.
Рыдать они не начинали,
Хоть жизнь жестоко им сломали.
Марика слушала меня,
А я шутил, всему уча.
«За что сюда вас посадили» -
Спросила Ольга, как-то раз.
Я улыбнулся, чуть смеясь.
- За то, что с братом мы чудили.
За то, что золото нашли
И власти часть не поднесли.

«А мы чуть хлеба своровали» -
Меньшая молвила глумясь.
«Вернее с полу подобрали» -
Сестра поправила, смеясь.
И снова чувства охватили
Все сердце счастьем окружили.
Улыбки их я видеть рад!
И думы тот час стали в ряд!
Но счастье долгим не бывает.
Так к нам в жилище шла беда,
О камень топором гремя.
И в жилах кровь уж застываем.
-Кто здесь Марика? – молвил страж.
И тьмой окутан был он в плащ.

С минуту воин ждал ответа,
Сказала Ольга: «Это я…»
Искала младшая совета.
И я кивнул… «Все врет она! -
Поднявшись, молвила Марика,
Сестра смотрела взглядом дико, -
Тебе ведь Ольга не нужна!
Марика я… веди меня!»
Тот усмехнулся, сняв колодки.
-Пойдем, - он грубо приказал, -
Тебя мне жаль, - Ольге вещал.
Ушли они под ритм чечетки.
И младшая, припав к земле,
Топила горе в слез реке.

Прошел иль день, иль два, не знаю,
Сидели оба в тишине.
И дни мне вечностью предстали,
Я был как будто в страшном сне!
«За что ее… - Ольга спросила, -
Зачем ее не защитила…»
И слезы брызнули тот час,
К стене, рыдала, прислонясь.
- Твоей вины тут нет, - я молвил,
Она взглянула, я умолк.
Смотрела дико, точно волк.
Я речь свою уже не помнил.
«Что знаешь ты? Моя вина!
Сестру, увы, не сберегла!»

- Ты не права, - ворчу я снова.
«И в чем же?»  - был ко мне вопрос.
-Хотя бы в том, что смерть – свобода.
«Смеешься видно! Все ведь ложь!»
Я усмехнулся, сердцу больно,
Давно не жил душой я вольно.
И снова раны бередя,
Я брата с другом вспомнил зря.
- Ты молода еще, девчушка, -
И сердце бьется и скрипит,
И тайну страшную таит, -
Была Марика хохотушка.
И что бы стало с нею тут?
Боюсь, случился б с ней недуг…

-И не смотри, ты вот так злобно,
Я знаю ведь, что говорю,
Я тут прожил лет сорок томно,
Совет тебе ведь дать хочу.
Смирись скорей со смертью горькой,
Не рань иглой ты сердце колкой.
Марика счастлива! Поверь!
Не видеть нынче ей потерь.
Скажи мне, ты ведь осознала,
Что жить в темнице – вот беда,
Когда нейдет смерть к нам сама!
И раньше хоть не понимала,
Теперь ты знаешь, почему
Сказал, что жизнь будет в бреду!

 И  день за днем она тут чахла…
С тех самых пор дух угасал.
Марику ночью темной звала.
Над ней час смерти нависал.
А я, прикованный, бессильно
Сорвать хотел цепи насильно.
Однако не было уж сил,
Слезы глотал, душою выл.
И в ночь ту я молился горько,
Нет, не Перуну, не ему…
Я не язычник, я не вру!
Я ждал ответа очень долго,
И Он ответил, наконец,
Явив, как будто, свой дворец!

Со дня того, горячка спала,
И Ольга снова ожила!
Но смерть, что в ночь над ней ступала,
Я знал, ее бы предпочла.
И это, впрочем, очень ясно,
Я сам уж ждал ее негласно.
«Мне плохо, - бросила она, -
Предчувствие… нас ждет беда!»
И я хотел ей возразить бы,
Однако сердцем понимал,
Что день кончины меня ждал,
Вот почему сжал крепче губы…
И сердце сделало удар,
Дыханье сбилось, погибал.

- Как жаль тебя, - я молвил четко,
И душу снова обожгло, -
Мое займешь ты место ровно, -
И сердце снова замерло.
Она в меня вцепилась взглядом,
Лицо ее обдало жаром,
Глаза блеснули, и слеза
Невольно щеку обожгла.
«Нет… нет! Не снова…» - всхлип раздался.
Я замолчал,  закрыл глаза.
Она застыла, цепь сжала.
А я душой на смерть отдался.
И стало тихо и темно,
Прекрасно, даже хорошо!

Она, бедняжка, жить осталась.
Нет, нет… не жить, а доживать.
Я знал, что жизнь, точно, смеялась.
Судьбу мою Ольге вверять.
И стало тихо вновь в темнице,
Перевернула жизнь страницы.
Стал камень холод, тьма густа,
И одиночество – тоска.
Не пикнет мышь, не звякнут цепи,
И тишина, сковавши все,
Объяла холодом давно,
Явивши царства мрака – степи!
И холодно и пусто здесь,
И свет погряз во мраке весь!