На картошке

В советское время оказывалась большая шефская помощь труженикам села в уборке урожая.  Кто-то убирал хлопок, кто-то фрукты или ягоды, а жителям Дальнего Востока повезло меньше всех. Им надо было убирать картошку. Вот об одной поездке на уборку картошки и пойдет речь в этом повествовании. И до, и после, нас, школьников, возили убирать картошку, но вот так, сразу на месяц и далеко от дома, было впервые. Я учился в десятом классе Херпучинской средней школы, когда в начале сентября нас сняли с учебы и отправили в деревню Князево вниз по Амгуни.

Нас в полной экипировке для жизни в деревне собрали во дворе школы. Все мы были одеты примерно одинаково, и мальчики, и девочки. Ватник, который мы называли телогрейкой, сапоги, штаны, рюкзак за спиной, свитер и что-то на голову. Вот этим мы и отличались – головными уборами. Кепки у парней и косынки у девочек. Нас отвезли на берег Сомнинской протоки реки Амгуни в соседнем поселке – Оглонгах.  Загрузили на баржу, и катер потащил баржу за собой вниз по течению.  Конечно, нам было весело, эта поездка казалась легкой прогулкой, поэтому все шутили, подкалывали друг друга, рассказывали анекдоты. То в одном, то в другом конце баржи раздавался взрыв хохота.  Мы проплыли мимо села Серге-Михайловского, и через какое-то время из-за излучины реки появилось село – цель нашего  путешествия.

Князево – небольшое село, в те времена там жило не более 150 человек. Расположено оно на высоком правом берегу Амгуни, у подножья высоких сопок.  Рядом с селом большое озеро, которое обычно соединялось с рекой довольно узкой протокой. Но в ту осень 1963 года на Амгуни была очень высокая вода, эта протока значительно расширилась, а левый берег реки во многих местах был затоплен, примерно на  70-80 см скрывался под водой. В некоторых местах установленные на берегу створы торчали из воды, хотя раньше  на своих высоких ногах стояли над  берегом.  В Князево был рыболовецкий колхоз, сентябрь на Амгуни – время прохода косяков осенней кеты на нерест. А в путину все мужское население села ловит рыбу, а женское её обрабатывает.  И вечерами копает картошку на своих огородах. А вот убрать картошку с огромного поля, для которого раскорчевали лес у подножья сопок, прислали нас, десятиклассников. В то время выпускной класс был одиннадцатый,  так что нам было учиться еще 2 года.

На берегу нас ждал председатель колхоза.  Он объяснил  нашему классному руководителю,  где мы будем жить, где питаться, где работать.  Для столовой нам выделили пустующий цех рыбообработки, жить мы должны на квартирах  селян.  Из наших девчонок были выбрано несколько помощниц для повара из местных женщин, и они сразу стали готовить нам обед. А председатель колхоза повел нас по селу.  Подводил к кому-то дому, говорил, сколько людей здесь станут на постой, и мы уже сами определялись, кто с кем будет жить.  Я вместе со своим кузеном Яном и еще с одним парнем попал на постой к довольно молодому мужику с женой. Председатель нас завел в дом, познакомил с хозяевами, велел располагаться, и пошел заселять остальных.

Мы познакомились с нашим хозяином,  и тот показал свою хату. Небольшая прихожая, такая же маленькая кухня, спальня и гостиная. В центре дома стояла большая печь, которая отапливала гостиную и спальню, а на кухне была с обычной плитой.  Нам хозяин предложил спать у печки, естественно на полу.  Выдал нам матрасовки и наволочки и сказал, где взять сено, чтобы набить им свои «перины».  Так мы и сделали. Оставили вещи лежать на полу рядом со своей лежанкой.  Дом был маленький и довольно ветхий, но хозяин вывел нас во двор и показал сруб нового дома, который он строит, так что перспективы для жилья у него были неплохие.

Так как обед у нас был довольно поздно, в этот день нас на поле не повели. Сразу после еды было проведено собрание, где нам разъяснили правила проживания в этом селе.  Оказалось, что электрический свет, к которому мы так привыкли в своем поселке, здесь включается по расписанию, всего на 3 часа в сутки, с 19 до 22 часов. В это же время в местном клубе показывается кинофильм.  Нам предлагалось ложиться спать в 22 часа, а в 7 часов был подъем, в 8 завтрак и с 9 часов начинались работы на поле. С 13 до 14 обед, снова работа, которая заканчивалась в 17 часов. Ужин в 18 часов. Вот такой распорядок дня был доведен до нас.

После собрания мы с парнями решили «прошвырнуться» по селу. Впрочем, это громко сказано – «прошвырнуться». Одна улица вдоль берега, которую мы уже почти всю прошли от наших домов, да строения у реки, связанные с рыбообработкой. Их называли цехами, и в одном из них и была оборудована наша столовая.  Так что осталось сходить на берег Амгуни.  Там стояло большое количество деревянных лодок,  которые мы называли плоскодонками из-за того, что нос лодки не имел форштевня, а являлся продолжением дна лодки, разве что чуть приподнятого над водой, и совершенно тупого.  Лодок было много, но вот весел не было ни в одной.

Ужин у нас был по расписанию в 18 часов,  а потом мы пошли в клуб смотреть кино. Клуб был маленький, в него набилось много людей, да еще  мы, школьники, заняли часть мест. Так что кое-кому пришлось сидеть на коленях, в том числе и нескольким нашим девчонкам.  Я совершенно не помню, какие кинофильмы нам показывали, ведь столько лет прошло с тех пор. Но хорошо помню, как мы с Яном и с другими пацанами шли к домам, где были определены на постой.  У меня с собой был фонарик «жучок», который светил, когда ты сжимаешь и разжимаешь пальцы рук. Тогда фонарики на батарейках были, но сами батарейки были очень большим дефицитом.  Поэтому  такой фонарик, работающий на мускульной силе рук, был наиболее популярен. Так что мы шли по сельской улице, периодически освещая лица встречающихся нам людей.  Перед сном мы договорились с нашим хозяином,  что на завтра он оставит весла на своей лодке, чтобы мы могли на ней покататься по озеру.  Когда мы стали высказывать ему свою просьбу, он засмеялся:
- А вы грести-то умеете?
- А как же! Табань весла, весла враздрай, чтобы развернуть лодку на месте. Правильно?
- Молодцы, знаете. Хорошо, оставлю вам свои весла, только после того, как покатаетесь, весла домой принесите, в сарай поставьте.  Я с утра с соседом пойду сплавом  рыбу ловить. 

Как жители поселков около нерестовых рек, мы прекрасно знали, что это такое.  Обычно между двумя лодками, плывущими по течению, ставится сеть, в которую попадает рыба, идущая на нерест в верховья рек, т.е. против течения.  А уж как дальше  выпутать рыбу из сетей -  дело вкуса. Иногда лодки подплывают к берегу и выбирают сети  и выпутывают рыбу. Другие рыбаки выбирают сеть прямо в лодку, и все дно в таких случаях покрыто трепещущимися рыбинами.

Со следующего вечера  начались наши плавания по озеру и по реке в те дни, когда показывали кино, которые мы уже видели.  Если в первый ведь мы катались на лодке втроем, двое на веслах и один на руле, то с каждым следующим днем число желающих становилось все больше и больше. Обычно нас просили покатать девчонки.  Дошло до того, что иногда  борт лодки торчал из воды сантиметров на пять,  и любой крен приводил к тому, что лодка «черпала» воду.  Так недолго было и потонуть, поэтому мы стали ограничивать число пассажиров.  Но другие  парни тоже договорились, чтобы  их хозяева  оставляли  весла в лодках, так что стали кататься на четырех-пяти лодках.

Мы пробыли на картошке почти месяц, так что представляете, сколько раз катались на лодках. Плыли, разговаривали, и все в классе, и так довольно дружном, стали еще ближе. Мы уже знали, кто из класса любит спрятаться за чужую спину, не прочь повалять дурака, а кто ответственно относится к тому делу, что нам поручалось. Запомнилось из этих прогулок две.  Одна случилась, когда мы катались над затопленным берегом напротив села.  Некоторые ветки деревьев, торчавших  из воды, были довольно низко, и даже приходилось нам наклоняться, чтобы не задевать их. Но один парень, сидящий на руле, а это выше, чем остальные лавки или, правильно говорить, банки,  в лодке, зазевался и не вовремя наклонился, и ветка его сбросила в воду.  Глубина была небольшая, сантиметров 80, он не утонул, но промок насквозь.  Пришлось нам заканчивать эту поездку и плыть к селу, чтобы он пошел переоделся и высушил одежду.

А вторая поездка запомнилась тем, как мы везли на своей лодке охотника, подстрелившего утку-чирка. Случилось это так. Был «чистый четверг» и большинство жителей стали топить свои бани.  В банях одновременно мылись все члены семьи.  Это был период, когда на юг улетали птицы, в том числе и утки. И большинство мужиков захватили с собой в баню свои охотничьи ружья.  Катаемся мы на лодке с девчонками, и вдруг слышим, как со стороны села началась пальба из ружей. Оказалось, три или четыре мужика стреляют по одинокой утке, пролетающей над селом. И кто-то из них попал, потому что утка стала снижаться и упала куда-то на другой стороне озера.  Один полуголый мужик стал махать нам рукой, чтобы подплыли к нему, уж очень он хотел найти свой трофей.  Мы подгребли к берегу, высадили девчонок и повезли этого мужика, куда он показывал.  И он не ошибся, нашел все же эту небольшую уточку-чирка и с трофеем вернулся в поселок.  Выглядел он забавно, в ватнике и в белых кальсонах, заправленных в сапоги.

И еще два момента мне запомнилось из той поездки.  Один из них связан со мной лично.  Я с шестого класса играл в школьном духовом оркестре и знал нотную грамоту. Когда наша семья выиграла в денежно-вещевую лоторею баян, я научился играть по нотам, но только правой рукой саму мелодию. А вот  двумя руками  мог играть лишь один вальс, и играл его на слух.  Однажды в клубе вместо кино решили устроить танцы. Кто-то принес из дома патефон, пластинки, и стала играть музыка. Пока в селе горел свет, все были довольны и удовольствием танцевали.  Но потом свет выключили,  хозяин патефона не захотел нам его оставить и унес. Расходиться по домам нам не хотелось, и я взял баян, который был в этом клубе. Сыграл мелодию, все стали танцевать в полной темноте, и кое-кому это понравилось даже больше, можно было теснее прижаться к партнеру.  Мне пришлось играть эту короткую мелодию вальса бессчетное число раз, потому что, как только я останавливался, сразу раздавались голоса: «Еще играй!»,  и я продолжал играть.

А однажды ночью мы перепугались очень сильно. Легли,  как обычно, за печкой, которую в связи с более холодными ночами хозяева протопила лучше, от неё так и тянуло теплом. И вдруг ночью – взрыв.  Я схватил свой фонарик «жучок», который был у меня всегда под подушкой, стал светить. Выходим мы с пацанами на кухню, а там хозяин ползает на коленях по полу и черпает какую-то жидкость, скопившуюся в неровностях пола. И приговаривает: «Какая крепкая».  Оказалось, что взорвалась бутыль с бражкой, которая стояла на плите,  и хозяин не рассчитал, что печь натоплена сильнее, чем обычно, вот бутыль и взорвалась.

А последний случай, о котором я хотел упомянуть, случился накануне нашего  отъезда из села Князево.  Все знали, что за нами придет баржа и катер потащит её вверх по течени,  и мы будем плыть часа на полтора-два дольше,  чем по течению. И многие пацаны решили запастись семечками, морковкой, чтобы не так грустно было плыть. Где взять? Естественно, у хозяев.  Фонарики были далеко не у всех, и,  лазая по чужим огородам, пацаны помяли и посадки, грядки, повытаскивали  морковку прямо с ботвой, которую шли и обрывали, не думая, что по этой ботве узнают, в каком доме на постое воры. Так что когда рассвело и ночные похождения некоторых наших одноклассников стали достоянием общественности, пришлось им возвращать все, что они не успели съесть.

Вот так и съездили мы на уборку урожая картофеля. Несмотря на некоторые потери урожая с личных огородов селян, помощь школьников в уборке урожая была существенная. Мы к тому времени еще не научились сачковать и работали добросовестно, о чем и сказал председатель колхоза на последнем собрании перед нашим отплытием в Херпучи.

Мы можете спросить, уважаемые читатели, а как же картошка, убирать которую мы ездили?  Все нормально, мы её выкопали, загрузили в склад, откуда потом её будут вывозить на склады «золотопробснаба», подразделения Херпучинского прииска, на который возлагалась задача обеспечения тружеников прииска и населения всех поселков продуктами питания. Позже эту организацию переименуют в отдел рабочего снабжения – ОРС.  А описывать, как мы ежедневно скрябалками и руками выкапывали картошку, бросали её в ведра,  и потом сыпали в мешки,  десятками стоящие в поле в конце рабочего дня, мне показалось неинтересным.  К концу нашего пребывания на картошке мы изрядно устали и физически, и морально. Уже никто не кидался друг в друга картошкой, чтобы привлечь к себе внимание.  Нас, парней покрепче физически, к концу работы посылали в конюшню, чтобы запрячь лошадь в подводу,  и отвезти на ней мешки с поля на склад. Все как у всех. Всё мы это испытали на себе, верно?