Глава 16. Спасение
Они слышали лишь все усиливающийся рёв водопада и знали, что теперь он
совсем близко.
– Сестрёнка моя! – позвал Бирк.
Ронья не слышала его слов, но читала их по губам. И хотя брат и сестра не могли
расслышать ни словечка, они вели разговор. О том, что нужно высказать,
пока не поздно. О том, как прекрасно любить кого-то так сильно, что можно
не бояться даже самого страшного в жизни. Они говорили об этом, хотя не
могли слышать ни единого слова.
Астрид Линдгрен, «Рони, дочь разбойника»
Рано утром (собственно, это была ещё ночь) Бобрисэй проснулся, трясомый за ухо.
– Ой-ёй, – испуганно-деловито сказал он и проснулся.
Ничкиса тут же полетела будить Тропкина, а Бобриан, зевая, вылезал из своей кусто-можжевеловой веточной свалки. Куст сомкнулся за ним, несколько раз упруго царапнув его по спине. Он посидел немного, соображая, что к чему, и, увидев, что небо ещё полно звёзд, нахмурился и потопал вслед за Птицей.
– И чего ради надо было будить в такую... – начал было он, подходя к гнезду Мальты, где тот с Ничкисой уже что-то шёпотом обсуждал, но, увидев их серьёзные лица, быстро сказал: – Что случилось?
– Наверху прорвало плотину, – сказал Мальта и замолчал.
И сразу стало слышно, какая же тихая была ночь.
– Что-то они ночью наверху сделали, – сказала наконец Ничкиса, наверное, просто чтобы что-то сказать.
Не сговариваясь, они вместе пошли к реке. Но она была такая же, как всегда: мирные волны мерно нисходили с высот и, минуя Плато ежей, скрывались за порогами и пропадали где-то в Тёмной долине...
– Вроде... всё как обычно... – осторожно сказал Бобрисэй.
– Посмотри наверх, – сказал Мальта.
Бобр посмотрел.
– Нет, не туда... – несмотря на всю тягость момента, улыбнулся Тропкин. – Вон, в самых верховьях, чуть ниже вершины...
А там... В ярком, даже пронзительном свете луны было видно, как... огромный... он даже отсюда выглядел огромным – огромный вал двигался с вершин дальних гор, делая реку водяным ураганом.
– Есть, правда, небольшой шанс, – сказала Ничкиса. – Его может замедлить Тесное ущелье. Там река петляет среди множества скал и порогов. Это ослабит... – она замолчала. Было ясно, что это не очень большое утешение.
– Надо будить этих... мячикоиглых, – сказал Бобриан, обращаясь к Мальте. – Ты давай, начни с Храпина, он здесь рядом...
– Да, знаю... – Тропкин уже бежал в нужном направлении.
– ...а я пойду к Чудешнову, – закончил Бобрисэй. – Ничкиса, может быть, ты сходишь... ну, в смысле, слетаешь к Белкам?.. – он не решался ей приказывать.
Птица, чуть потрепав его за ухо, полетела на ту сторону реки.
Начинало светать. Бобр ещё раз взглянул на небо, потом на землю и реку перед собой, на дальние горы, откуда медленно и неумолимо двигался страшный вал, на нижние пороги, за которыми, должно быть, и теперь ещё трудились клиссы, сооружая прочную запруду, готовую сохранить весь этот вал внутри маленького предгорного Плато... Он глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду на самую глубокую глубину, и побежал к Чудешнову.
На размышление времени уже не оставалось.
А Мальта тем временем, уже отчаявшись докричаться до отчаянно храпевшего Храпина, стал шерудить в его норе бобрисэевой ПН.
Храп стих. Через несколько секунд из норы выглянула заспанная храпинская физиономия, и только она что-то хотела произнести, как... вместо недовольных слов раздался вопль ужаса.
Храпин отшвырнул Мальту в сторону и со всех ног куда-то понёсся, время от времени переходя на кубарь.
– Ам-ам... амам... – бормотал он вначале, пока ещё не набрал скорости. Потом громче: – Мама. Мама-а!!! – а дальше уже во всю ежинскую: – Ой! Мама! Кто-нибудь... Помите-спасогите!!! Злой клисс! Гапибаю! – от великого потрясения он даже выговаривал правильно некоторые слова.
На вопли выскочил Бобрисэй. Вначале он смотрел ничего не понимающим взглядом на несущегося и вопящего Храпина, на скачущего за ним Тропкина, потом побежал было за ними, но, увидев, что Храпин описывает дугу вокруг большого можжевелового куста, забежал с другой стороны. Конечно, схватить за шиворот мчащегося на всех парах ежа довольно трудно, и Бобрисэй просто выставил из-за куста лапу.
Ёж растянулся на траве, и только тут удалось обезвредить эту звуковую гранату.
– Храпин, – сказал Бобрисэй, сидя на траве рядом с ним и потирая ушибленную лапу, – хватить уже орать-то.
– Фу-у-ух... – выдохнул Храпин. – Так это ты был... Что ж ты мне сказу не сразал!..
Ещё по инерции некоторые слова звучали правильно.
– Да это не я был, а Мальта... – сказал Бобрисэй, и вдруг о чём-то подумал: – А ты увидел кого?
– Клисса... – прошептал Храпин. – Правда, настоящего клисса я никогда не видел...
Бобрисэй с Мальтой посмотрели друг на друга.
– ПээН, – сказал Мальта.
Бобр только покачал головой. Действительно, странно как-то всё это было...
Пришла Хлопинская, и Храпин с ней пошли назад. Было слышно, как он ей говорил:
– Я жуе почти правильно роговить начуился!
Бобрисэй тихонько фыркнул в усы:
– «Начуился»!..
– Стой, – вдруг вспомнил Мальта. – Мы же им ничего не сказали!
Пришлось их догонять. Но... те не хотели ничего слушать!
Чудешнов, которого разбудил Бобрисэй, стоял на берегу и смотрел на медленно приближающийся с гор вал.
– Сейчас вы ничего не сможете с ними поделать, – не оборачиваясь, сказал он, когда к нему подошли Бобрисэй с Мальтой. – Они не сдвинутся с места, пока эта штука не подойдёт вплотную.
– А тогда будет поздно, – мрачно закончил фразу Бобрисэй.
Дед молча посмотрел на бобрёнка. В глазах его были слёзы, но он ничего не сказал, а только поморгал своими седыми ресницами и пошёл куда-то в кусты.
– Что делать будем? – спросил Мальта.
Бобр молчал.
– Что-то Ничкиса не летит... – пробормотал Мальта, не дождавшись ответа. – Может...
– Плотина, – сказал Бобрисэй.
– Что?
– Плотина! – завопил он и помчался к краю ежиных поселений. Мальта бежал за ним.
...Бобриан работал, как бензопила, даже быстрее, как лазерный луч. Деревья падали одно за другим. Мальте нужно было их подталкивать в нужном направлении, потом переплетать их между собой ветками. Бобрисэй валил не все деревья, а лишь меньшие по размеру – большие должны были составить каркас плотины.
Появилась Ничкиса и несколько белок, но Бобр не обращал внимания ни на кого – он валил и валил деревья, продвигаясь по лесу навстречу валу и удаляясь от поселений ежей. Теперь деревья нужно было направлять уже очень искусно, чтобы они падали так, чтобы их удобно было повернуть плашмя к валу, и тут помощь белок и остальных уже оказалась совсем не лишней.
Стали появляться первые ежи. Тогда Бобрисэй не секунду остановился и приказал, опять не глядя ни на кого:
– Строим второй этаж, оплетаем вокруг стволов стоящих деревьев!
Вал уже был виден очень ясно, чёрное тело его извивалось наподобие огромной змеи, явственно видны были в нём с бешеной скоростью крутящиеся камни, куски деревьев...
Все, в какой-то момент подняв на него глаза, хором вскричали и с удвоенной силой стали... Но что странно! – нигде не было видно ни одного камня, которыми бы можно было сделать плотину более тяжеловесной и прочной, а ведь совсем недавно их было здесь...
– Всё! – крикнул Бобрисэй. – Это помешает ему и немного задержит. Нужно уходить! Нужно всем уходить отсюда!
Стало очень тихо. Только был слышен далёкий и страшный гул приближающегося грязевого вала. Потом кто-то всхлипнул, и вот уже вся новообразованная поляна перед плотиной рыдала. Подходило к концу время Плато ежей, время райского жительства вдали от клиссов, кловов, ушронков, клоосов и прочих страхов, время беззаботной радости и беспечальной надежды...
– Спасибо вам... – начал было говорить бобрёнок, но дальше продолжать не было сил.
Он отвернулся. Вода в реке была уже чёрной.
– Как же там Ромашка с Лютиком? – вдруг вспомнил он. – А коровы с курами? А остальные...
Уже совсем рассвело, и он, случайно глянув в сторону порогов ниже по течению, вдруг заметил то, от чего у него пробежал мороз по шкуре – выстроенной в боевом порядке стаей оттуда летели к ним воздушные стражники.
– Все в укрытие! – почему-то шёпотом крикнул Бобрисэй.
Что тут началось!
Но вот что странно – и выше по склону, там, в предгорьях в сторону водопада (переплыть реку они не могли, и это был единственно возможный теперь для них путь) – тоже, как и здесь, не было видно ни одного свободного камня, так что негде было и прятаться. Теперь у зайцев уже не оставалось на пути прибежища, даже если они останутся живы. Норы ежей будут затоплены, пусть и не сразу. Деревья белок сметены.
Да ещё из-за необходимости строить плотину пришлось повалить столько деревьев – так что уже из леса, окружающего Плато ежей, стало видно небо... Но стражники теперь видели всех на земле.
Мальта побежал к своим зайцам, Ничкиса опять полетела на ту сторону к белкам, где ещё с ними оставалась сама Верцка, остальные белки и ежи со всех лап мчались в сторону гор, а страшный вал уже ломал ближайшие к Плато ежей мелкие скалы.
Самое время вдруг изменилось, секунды двигались, как часы.
Бобрисэй на минуту (или на какое время? – кто же скажет) задержался возле своей плотины. Эта была первая в жизни его собственная плотина. Он любовно погладил её лапой. Потом взобрался на её верх. Отсюда было столько видно! Она стояла такой мощной стеной – неужели она не выдержит удара?
Стражники подлетели к Плато ежей. Здесь они разделились на две неравные группы – одна, большая, полетела за беглецами, а вторая, меньшая, стала кружить над беличьей стороной реки. Бобрисэй быстро спустился вниз и побежал к своему кусту – надо было взять сумку с фонарём и книгой, и ещё ПН... Да! ПН! Что-то в ней было такое... что Бобрисэй ещё не знал, но уже что-то стало ясно, когда Мальта ею толкал Храпина и предстал в его глазах страшным клиссом.
Бобрисэй переждал, пока летящие за ежами стражники минуют Плато, и побежал к реке посмотреть – что там Ничкиса и Верцка с остальными белками. Никого не было видно – и только стражники кружились над сосновым островом беличьего пристанища.
– Что же делать? – пробормотал Бобрисэй и зачем-то снова полез на плотину. Большим полукольцом она огибала Плато ежей. Она должна была смягчить удар, но от конечного потопления оградить не могла – слишком большое было пространство.
От летавших над беличьим берегом стражников отделились двое и полетели к Бобру. Он начал было спускаться, но вдруг остановился.
– А что? – сказал он. – Это мысль! – и снова взобрался наверх.
Когда они подлетели к нему совсем близко, он взял ПН, как копьё, и изо всех швырнул её в одного стражника, а сам нырнул под прикрытие кроны большой сосны.
– Яакц! – раздался вопль.
Один клоос упал на плотину бездыханным, ПН – рядом с ним, а второй взмыл для захода на новый удар. Он парил над ПН, ожидая, что Бобрисэй выйдет за ней. И он вышел.
...Когда уже когти второго (это был псанас) готовы были сомкнуться на его загривке, он резко повернулся на спину, одновременно отправив в пикирующего ПН. Вот как! И второй стражник упал рядом.
А Бобриан посмотрел на другую сторону... и, разбежавшись по плотине до самого краю, до самой почти реки, прыгнул, простёрши лапы и держа перед собой ПН. Он упал на самый край. От удара с него слетела сумка и ПН выскользнула из лап, но он видел только то, что Ничкиса, взлетев перед самыми стражниками, увела за собой двоих из них, что ушронк и два клооса нападают на белок, а Верцка защищает их почти как львица... Бобрисэй побежал.
Вот один клоос упал с прокушенным крылом, но ушронк схватил Верцку своими когтями... Она вырвалась, но он стал возвращаться. А Бобрисэй всё бежал и бежал, а земля всё никак не хотела двигаться под ним быстрее.
Он вцепился в него, как клещ. Когти ушронка лязгнули в пространстве, не достигнув до Верцки, и он снова взмыл в воздух. Только летел он теперь тяжело, и видно было, что бобрёнок тянется к его крылу... Вот! На нижней точке его движения он вцепился в него! Полёт превратился теперь в беспорядочное кувыркание... Удар. Ушронк несколько раз перекувырнулся на небольшом склоне и замер.
Последний стражник, клоос, развернулся и полетел назад к порогам.
А белки стояли вокруг, боясь тронуть кучу крыльев, ног, перьев. Вдруг из-под неё вылез Бобрисэй и, отплёвываясь, с лёгкой досадой произнёс:
– Тфу... Но какая же пакость!..
Но они не успели даже улыбнуться.
Раздался удар, потрясший всё. Вал, отразившись от плотины, обрушился на высокий беличий берег и выплеснулся наверх него. Белки, скача по падающим соснам, разбегались для полёта.
– ПН! Мой фонарь, книга! – закричал бобрёнок, но где там!
Там теперь бушевали волны, и даже если ты и бобр, да ещё летающий иногда (это уж как получится), то это не значит, что ты можешь бегать по ревущим волнам и потокам...
Поток подхватил его и, несколько раз ударив мчащимися в поверхности деревьями, повлёк вниз, к порогам, к каменной плотине, выстроенной клиссами, к Тёмной долине, открывающей за этой плотиной свой бездонный зев.
Ему удалось вцепиться в бугристый ствол какого-то дерева и взобраться на него. Вода вокруг была густой и тяжёлой от песка, ледниковой пыли, глинистой мути берегов, в ней плыли даже камни. Перед самыми порогами он посмотрел назад. Плотина ещё стояла, поток огибал её широким рукавом, и только откосвенно затекали на Плато ежей его боковые струи.
Где же теперь ежи? Да, и там ещё зайцы с частью отряда белок... Разглядеть было невозможно.
Дерево ударилось о порожные скалы, его подбросило и завертело, то поднимая в воздух, то снова обрушивая в ревущий поток. Всё. Больше ничего не было видно. Только бы не разжать лап!
Безумный грохот обратился в тишину... Ночь.
дальше, Часть II. Глава 17. Возведох очи мои в горы...: http://www.proza.ru/2017/08/24/609
Свидетельство о публикации №217082300533