Любовь Игоря Петровича

В Москве мне довелось участвовать в дискуссии социологов, на которой обсуждалось творчество писательской группы 40-летних. Она поэтизировала адюльтер.  Запомнилась фраза одного из авторов: «Оглянитесь, вокруг шастают Гуровы!»
Там и вспомнился мне мой сосед Игорь Петрович.

Я заметил, что в российских фильмах мужчины-педагоги изображались непреклонно принципиальными и одновременно чуткими, с отеческой харизмой. Меньше в этом отношении везло их грузинским коллегам. Почему-то в фильмах тбилисской киностудии их представляли недалёкими, хотя и трогательными. Игорь Петрович походил на персонажей из русских кинолент - светловолосый, в очках с золотистой оправой, всегда аккуратный, при галстуке, с университетским ромбиком на лацкане пиджака, с папочкой под левую руку. Каждое утро он выходил из соседнего дома, шёл на работу. Игорь Петрович преподавал историю. Окна его дома выходили на улицу. Однажды, проходя мимо них я услышал речь. Она звучала будто из радио. Некто с хорошо поставленным голосом и дикцией подвергал уничтожающей критике западный образ жизни. Игорь Петрович готовился к лекции по линии общества «Знание». Соседи и случайные прохожие невольно стали его слушателями. Они по простоте своей мало что понимали, но спич, доносившийся из открытых окон и звучащий в тональности самых устрашающих сообщений ТАСС, производил впечатление.
Когда Игоря Петровича должны были послать работать заграницу (в какую-то арабскую страну), он являл собой саму безупречность.

- Мне кажется, что Игорь должен быть авторитетным педагогом, - сказал мне один из соседей. Этот тип на уличной бирже с упоением рассказывал о своих развесёлых школьных годах. Кичился тем, что был отпетым шалуном и хроническим второгодником. Но хороших учителей он уважал.

Жена Игоря Петровича - Кета тоже работала учителем, преподавала математику. В семье голос поднимала только она. Зычно. У них были две дочки, невероятно беленькие кожей. Сказалась порода отца. Девочек выводила гулять их бабушка, тёща Игоря Петровича, суетливая улыбчивая женщина. Её улыбчивость казалась приторной. Бабуся регулярно читала девочкам книжки. Она пересказывала некоторые из них даже во время прогулок. Внучки, понурив головы, слушали. Воспитательный процесс не прекращался. Кроме книжек в семье Игоря Петровича было много разных развивающих настольных игр. В детской во всю стенку висели рисунки, образчики творчества девочек. В какой-то момент в один из моих визитов к Игорю Петровичу я был неловок - раздавил пластилиновую поделку, изображавшую некое животное, когда облокотился рукой на стол. Как сейчас слышу голоса этих куклят, голоса как у лилипутов из мультика о Гуливере.
Так и жила семья, и даже имела некоторые сбережения. Как-то я, спасаясь от зноя, стоял в густой тени липы, которая росла перед их домом. Окна были открыты. Слышно было как Игорь Петрович и Кета что-то считают. И тут старшая из девочек подала голос, в котором был и страх и удивление:
- Папа, это наши деньги?!
Кета завопила на дочь, выгнала её из комнаты.

Я дружил с Игорем Петровичем. Играл с ним в шахматы. Всякий раз он разыгрывал королевский гамбит за белых. Это авантюрное начало. «Вроде бы не в его стиле», - каждый раз подумывал я. Он написал мне рекомендательное письмо к своему однокурснику, который работал в редакции газеты. Оно произвело впечатление, у сотрудников сложились завышенные ожидания относительно моих талантов, которые я быстро развеял.
В университете я разговорился с лектором, который учился вместе с Игорем Петровичем. В студенческие годы этот тип был известным повесой. Он не сразу вспомнил моего соседа. Потом вдруг насмешливо улыбнулся.
- Да, был такой. Учительствует, небось? - спросил этот однокурсник. Потом добавил с ехидцей: «Такие люди обречены на порядочность, отсюда их проблемы. Если они на что-то западают, туши свет!»

Не могу судить, была ли когда-либо любовь между Кетой и Игорем Петровичем. Вряд ли. Его супруга была сущей мымрой. Но вот настоящее чувство настигло его. Он влюбился в соседку, в пионервожатую из другой русской школы – в Ивету. Игорю Петровичу было за 40 лет.

Я сам был неравнодушен к Ивете. Молодая женщина была мила. Красный пионерский галстук придавал свежесть лицу этого хрупкого, очень живого создания. Она постоянно наведывалась к моей бабушке, измеряла ей кровяное давление. Однажды я заболел. «Позовите Ивету!» - потребовал я. Она пришла, пощупала мой лоб, пульс. Весело смеялась. Мне сразу стало легче. Кстати, она была замужем за одним субъектом, весьма брутальным.
Нашло на Игоря Петровича в одну из совместных экскурсий за город. Видимо, красоты природы, задушевная беседа, которая произошла между ними, возымели своё действие.
Сначала никто не замечал его бдений под липой перед домом. Но сколько можно было таращиться счастливыми глазами на замужнюю женщину, прячась в тени дерева?

Я был из первых, кто заподозрил, что Игорь Петрович влюблён. Вечерами в его кабинете мы играли в шахматы. Иногда он помогал мне с моими текстами для редакции. Надо признать он не был силён по этой части. Единственно, что я у него позаимствовал – слово «потуги». В редакции заметили, что я прибегаю к нему неумеренно часто. «Геморрой от него!» - сострил мой шеф. И вот во время наших посиделок, как в час назначенный на тротуаре через улицу появлялась Ивета со своим шумным семейством – двумя малыми детьми и мужем. Обычно они направлялись к родственникам, которые жили четырьмя-пятью домами ниже на нашем нахаловском подъёме. Игорь Петрович глядел в окно и лицо его сияло. Случайно ли, но в эту минуту в комнату заходила одна из его дочек с книжкой или тетрадью. Я и она пережидали его оторопь. Кончалось тем, что он начинал массировать левую часть груди. Вроде сердце давало о себе знать. На предложение помощи не отвечал. Потом Игорь Петрович обращался к дочке и при этом морщился, затем быстро проигрывал мне в шахматы, после чего я уходил.
- Вот незадача! - воскликнула моя бабушка, узнав от меня о чувствах соседа.

У Игоря Петровича была сестра, которая жила в том же доме. Через стенку она слышала как по ночам в кабинете плачет её брат, как он постоянно слушает «одну и ту же нудную музыку». Как потом я узнал, речь шла о четвёртой части шестой симфонии Чайковского. Пластинка постоянно лежал у него на диске радиолы.
 
Сначала не выдержал двусмысленное положение муж Иветы. Его долго уговаривали не вмешиваться, дескать, задурил учителёк. «Вмешаешься, сам в дураках окажешься!» - был довод. Только раз, этот тип позволил себе обозначить своё отношение. Когда семья по обычаю спускалась к родственникам, он наградил неприличным жестом влюблённого соседа, смотревшего на них из-за ствола липы.

Однажды бабушка посоветовала мне не беспокоить моего партнёра по шахматам. «У него неприятности по службе!» Ему отказали в загранкомандировке. В профком по месту работы Игоря Петровича поступило заявление о бытовом разложении коммуниста и педагога. Его подписывали супруга и тёща. После этого Игорь Петрович посерел, брился нерегулярно, но галстук у него всегда был на месте.

Однажды произошло нечто. Игорь Петрович стоял под липой на часах, когда открылось окно и из него выглянули жена и тёща.
- Заходи домой, несчастный! – принялась кричать Кета. Муж просил не устраивать скандалов. В этот момент его из ведра облила холодной водой тёща. Зять разошёлся. Тут сказалась его неспособность к подобного рода перепалкам. Говорил он неубедительно. «Какого лешего!» - прибегнул он к ругательству. Его не поняли. Кто или что такое «леший» мало кто знал, особенно грузинская часть аудитории, которая собралась на улице. Мокрого Игоря Петровича отвели от окна, откуда слышались угрозы ещё раз обдать водой, чтобы остудить его горячую голову. На улицу вышла Ивета. Она будто пыталась успокоить и народ, и пострадавшего, и одновременно, пользуясь удобным случаем, расставила публично точки над «и»:
- Вы для меня - нуль без палочки, - сказала она громко. Игорь Петрович быстро с этим согласился и угодливо начал качать головой.
Ивета – девушка не особенно образованная. Высказавшись грубовато, но чётко, она удалилась восвояси. Люди стали расходиться, Игорь Петрович поплёлся домой.

С того вечера лоск безупречности моего соседа заметно потускнел. На улице стали посмеиваться над ним. В школе начальство без обиняков дало ему понять, что педагогу не пристало куролесить, работу можно потерять. О загранкомандировке уже никто не заикался. Он стал нелюдимым. Из-за разницы в возрасте я не мог говорить с ним на мучащие его темы, к шахматам и моим текстам он охладел. Однажды мы случайно встретились на улице. Вид у него был удручающий, как у бомжа, но с галстуком. Он сделал мне наставление, посоветовал не брать с него пример. К тому времени я рассказал о напасти соседа его однокашнику по университету. Тот порадовался своей прозорливости.

На помянутой московской дискуссии я помянул эту историю. Коротко, с использованием терминов, с соблюдением анонимности. Мне заметили, что в моём «case» коллизия адюльтера представлена не полно, здесь только неразделённая любовь мужчины в критическом возрасте. Персонаж таращится на свою пассию, не более. Никаких поступков. Разве что суицид смог бы драматизировать действо.
- В реальности всё произошло круче, - парировал я.
Участники дискуссии навострили уши.
Через некоторое время Ивете вырвали зуб в поликлинике. Челюсть распухла. Думали что из-за инфекции. Рана не переставала кровоточить, опухли дёсны. Муж уезжал в командировку. Она прощалась с ним как-то надрывно. Он немного опешил, с кем не бывают осложнения после удаления зуба. Уехал с неприятным предчувствием. Бедную женщину уложили в больницу. Поставили диагноз – лейкемия. Заметно было как у врачей опустились руки. Соседки посоветовали братьям больной поехать в Азербайджан за гранатами, чтоб сделать больной настойку, народное средство от белокровия. Фельдшерица руки подняла вверх, как узнала о средстве, мол, сильное оно. Но бедняжка умерла вдруг сразу. Муж не застал её в живых, не смотря на то, что срочно приехал. Обезумевший от горя, он ревел как медведь.
После этого Игорь Петрович затих в своей комнате, не появлялся на людях. Сестра рассказывала, что после похорон Иветы каждую ночь он носил на могилу цветы. Родственники покойной при посещении кладбища видели его букеты, но не трогали их. Хотя всё это раздражало.
Кета и её мать испугались смерти Иветы. Они приговаривали:
-Конечно, мы желали ей как разлучнице разных неприятностей, но не таких. У неё ведь семья, дети.
Об этом, они говорили и соседям, и Игорю Петровичу. Его траурный вид тоже пугал их. Он вернулся в лоно семьи...

Я продолжил свой рассказ, а участники дискуссии не прерывали меня. События развивались стремительно. Вдруг захромала Кета. Потом она слегла с невыносимой болью в колене левой ноги. Через три месяца скончалась от саркомы. Вскоре задурила тёща. Она выбегала на улицу и жаловалась прохожим, что её хотят отравить. Говорила как всегда, суетясь и вежливо улыбаясь. Её перехватывали внучки и уводили домой. Сметливый народ понимал, что у старушки склероз. Скоро и она умерла. Прошёл год и отбилась от рук старшая дочь. По ночам в её комнату через окно повадились лазить молодые люди. Недоумение не сходило с лица Игоря Петровича.
- Можно продолжить? – спросил я у коллег.

В зале, где проходил диспут, наступила тишина, пока не заговорил профессор, сидящий в президиуме:
- Рок, как правило, логичен. Здесь же случайное стечение обстоятельств. Столько несчастий из-за даже несостоявшегося адюльтера! Нет, супружеская неверность здесь не при чём! Она - нечто случайное по отношению к последующему мартирологу.
Потом он обернулся ко мне и сказал с укоризной:
-  Ваше выступление, молодой человек, не соответствует тематике обсуждения.

Между тем, я хотел было добавить, что Игорь Петрович остался один, после того как уехали дочки. Затем грянули перемены в обществе, русские школы стали закрывать. Из-за некомплекта контингента. Если бы не его сестра, сосед опустился бы окончательно. Как-то бабушка пригласила бывшего учителя на обед. Угостила борщом. Он ел жадно, захлёбываясь...