Двое за одного

                ДВОЕ  ЗА  ОДНОГО.
                Рассказ.

         Случилась эта история  на украинском Полесье. Началась она при советской власти, а вот закончилась уже после неё. Сорокалетний Матвей Шевчук жил в одном из довольно дальних от райцентра сёл. Жил он в собственном небольшом доме с женой Анной и четырьмя детьми. У Матвея и Анны росли двое сыновей и две дочери. Старшим из детей в ихи емье был семнадцатилетний Ваня, а младшей - трёхлетняя Танюшка.  Матвей работал лесником в соседнем лесничестве. Платили ему там, может быть, и не очень много, но, в отличие от колхоза, стабильно, и потому Матвей за работу держался. На работе его уважали  – директор лесничества знал, что Матвей и сам не ворует лес, и другим воровать не даёт. За это дело Матвею прощались некоторые его грехи, а говоря точнее – единственный  грех: периодические запои.
       Да, к сожалению, после зарплаты Матвей мог запить и исчезнуть куда-нибудь дня на два-три. Что интересно, больше определённой суммы он никогда не пропивал – деньги сразу после получения зарплаты он приносил домой, отщипывал от них нужную ему сумму, остальные прятал и исчезал. Чтобы не пропить лишнего, но и вдостадь напиться, пил он, конечно, самогонку, которую брал у проверенных людей, а иногда с ними же и пил.
     Вскоре после очередного исчезновения он с повинной головой возвращался домой, отдавал Анне остальные деньги, выслушивал  от неё  в очередной раз  всё, что она хотела ему сказать, бубнил в ответ нечто невразумительное, опять слушал жену, опять сокрушённо и невнятно оправдывался  и  наконец ложился спать. Со следующего утра  жизнь со скрипом начинала двигаться вперёд своим чередом.
     Анна не раз пыталась что-то изменить в заведённом Матвеем порядке их жизни – она даже один раз попробовала со скандалом получить за мужа зарплату, и добилась своего, но из этого всё равно ничего не вышло: Матвей всё равно вытащил у неё нужную ему сумму и отгулял за эти деньги своих три дня. В оправдание Матвея следует добавить, что запивал он далеко не каждый месяц, и это в конечном итоге позволяло ему с большей лёгкостью получать прощение и у директора лесничества и у жены.
     Когда Матвей вскоре после получения очередной зарплаты исчез, Анна, конечно, забеспокоилась, и не только забеспокоилась, но  и разозлилась, потому что предыдущий запой случился ровно  месяц назад, а по два месяца подряд Матвей уже давненько не загуливал. От этой злости она никому ничего поначалу об исчезновении мужа  не говорила, но когда в конце вторых суток Анна неожиданно для себя нашла в шкафу целёхонькую Матвееву зарплату, что-то в душе у неё повернулась. Она еле переспала ночь и с самого утра побежала к своей любимой тётке Мотре с подробным рассказом о случившемся. Тётка не задумываясь твёрдо посоветовала ей обращаться в милицию. Анна вернулась домой, пару часов посомневалась и отправилась к участковому.
      Участковый Грицюк был ровесником Матвея, хорошо его знал и не раз водил с ним разные беседы. Грицюк поначалу встретил Анну шуточками – ему, видно, не очень хотелось заниматься поисками того, кто и сам должен был часов через двенадцать  благополучно найтись, но Анна настояла на своём и Грицюк принял у неё заявление о пропаже мужа. Матвея Шевчука начали искать с милицией. Его искали сутки – не нашли, искали вторые – не нашли. Анне в голову стали лезть самые дурные мысли – в первую очередь о том, что Матвея могли убить где-нибудь в лесу. В голове её  стали вдруг всплывать всякие истории, о которых ей рассказывал и сам Матвей, а чаще – те, кто его хорошо знал. Истории в основном сводились к тому, что её муж кому-то не дал украсть пару добрых дубов или сосен, и чаще всего Анна почему-то вспоминала Тимофея Гулака, здорового наглого мужичину, который жил  на противоположной стороне улицы метрах в двухстах от них. У Гулака было двое взрослых здоровых  и  лихих  женатых сыновей,  и всё это семейство извечно промышляло в своих интересах и в лесу и на лугу и в поле почти безо всякого стеснения и без почтения к действующим законам. Дома у всех троих Гулаков были новые, большие, просторные, у всех у них были отличные мотоциклы с колясками, а у старого Гулака в гараже возле дома к той поре появился и новый «Москвич».
      Когда-то Матвей застал их на своём участке за кражей леса и сумел заставить старого Гулака с сыновьями уйти, не солоно хлебавши. Гулак был вынужден оставить уже готовые к вывозу брёвна в лесу и убраться восвояси, но уходя он глянул Матвею прямо в глаза и сказал ему:
      - Я как жил, так и жить буду, и сыновья мои как жили, так и жить будут. Сегодня я уйду, но если ты, Шевчук, станешь когда-нибудь ещё раз на моём пути – пеняй на себя!
     - И я как жил, так и жить буду. Кради. Тимофей,  со своими сыновьями в другом месте, - насупившись ответил ему Матвей.
     С той поры между Шевчуком и Гулаками завелась большая вражда. Именно эту историю Матвей жене никогда и не рассказывал, хотя она что-то о ней слышала от других людей и не раз пыталась выведать у мужа подробности его размолвки с Гулаком и его сыновьями.
     - Отстань, жинка! – только и отвечал на расспросы Анны Матвей. – Оно тебе надо – знать о том, на чём мужики промеж собой ругаются?
     - Мне всё равно, из-за чего вы там поругались! – говорила мужу в ответ раздосадованная Анна. – Мне не всё равно будешь ты, дурень, жить, или нет!         
     Матвей после таких слов расцветал, но всё равно не пробалтывался жене о
причинах ссоры.
     Кстати, директору лесничества о том, кто именно занимался порубкой у него на участке Матвей ничего не сказал – в письменном отчёте он сообщил,  что, видимо, заслышав звук его приближения, воры спешно покинули место преступления.
     Тело Матвея Шевчука нашли на дне старого затопленного торфяного карьера на восьмой день после исчезновения. Не успели в селе всласть наговориться о том, почему же именно лесник надумал таким способом свести счёты с жизнью, как по результатам судебно-медицинского вскрытия оказалось, что лёгкие покойника были заполнены частицами земли – то есть, Матвей сначала был убит, и лишь потом брошен в воду.
    Началось следствие. Следователи допрашивали всех, кого только можно было допросить, допрашивали и Анну, допытывались, не подозревает ли она кого-нибудь из их общих знакомых, не угрожал ли Матвею кто-нибудь при жизни. Она ответила следователям, что Матвей был мирным человеком, и что ни он никому не угрожал, ни ему никто не угрожал. Дело постепенно сошло на тормозах и в конце концов милицейские начальники его как-то закрыли.
       Года через два участковый Грицюк случайно встретил Анну на улице  и спросил её о том, почему она ничего не сообщила следователям о Гулаках.
     - Я думаю, что они могли не пройти мимо твоего мужа! – сказал он ей.
     - Если ты так думаешь, то почему же ты сам и твои начальники из района у него, у Гулака  ничего не спросили? – спросила в ответ Анна.
     - У нас не было никаких свидетельств против него. – не очень уверенно ответил ей Грицюк.
     - Вы же следователи, учёные люди, при погонах! А кто я? Кто бы мне поверил? – вспыхнула Анна. – Да и скажи я вам что-нибудь, вы бы или ничего не доказали, или посадили бы его на три года, он бы вернулся через полтора, и ещё убил бы моё дитя, а Матвея и так не вернёшь – вот я и молчала! – Анна помолчала и добавила. – Я боюсь этих Гулаков больше, чем он вашего закона!
     Участковый только грустно вздохнул и попрощался с Анной.
     После этого разговора прошло ещё лет пятнадцать. Анна прожила их одна, точнее – не одна, а с детьми. Замуж она больше не вышла – с одной стороны, она не сильно к этому стремилась, а с другой стороны – кому охота связываться со взрослой тёткой, имеющей четверых детей? На этих самых детей и ушла вся её оставшаяся жизнь. Денег она дать своим сыновьям и дочерям не смогла, но все они выросли добрыми людьми, и все как-то сумели устроиться в жизни, девчата повыходили замуж, ребята поженились и понародили Анне внуков и внучек.
    Старый Гулак лет через десять после гибели Матвея Шевчука заболел раком мозга, помучился с полгода страшными головными болями и умер. У его старшего сына Антона детей не было. Он не в шутку начал пить горькую, и из-за этого от него ушла жена. Антон перебрался жить к матери и продолжал потихоньку попивать, живя у неё. У младшего же Гулака, Андрея, было двое сыновей – восемнадцатилетний Гриша и четырёхлетний Толик.
     Как-то в начале апреля, вечером после дискотеки, Гриша сел на отцовский мотоцикл, посадил знакомую девушку на заднее сиденье и понёсся в соседнее село. На выезде с просёлка на автомобильную трассу он не пропустил перед собой встречную машину, ударился об неё и погиб на месте. Девушка получила тяжёлые травмы, но по счастью, осталась жива. В августе того же года маленький Толик  остался возле отцовского двора без присмотра и утонул прямо против своего дома в канаве.
       Горю несчастных родителей не было меры. Все односельчане так или иначе искренне сочувствовали несчастным матери и отцу, но была в том селе одна душа, которая увидела во всём происшедшем некую страшную и печальную связь, до которой всем другим, разве что кроме отставного милиционера Грицюка, не было никакого особого дела.