Хомус и Ватсум

     ХОМУС И ВАТСУМ               
 
— Тогда — ,0, не правда ли , в — пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам понравилась…
Что ж ныне
Меня преследуете вы.
— Друг мой, Ватсум, вы не зря штудировали Русский язык, особенно, что он — очень трудно переводится на другие языки мира, в частности Английский, Пушкин. Но я — тоже время зря не терял. Вы наделали кучу, и не только,ошибок, которые могут привести к катастрофе, здесь, в России… Я не имею же, конечно, нечто глобальное, если не считать — глобальной — человеческую одну судьбу, а значит  — две судьбы,Что так важно для России, и, которые могут быть связаны между собой ГЛОБАЛЬНО с большой вероятностью, Ватсум. Во-первых, вы выделили “О”. Теперь оно звучит как целое слово, ибо порождает в этом целое чувство избавления от пустыни жизни и ещё — взаимность. Потом, исходя из ваших слов, преследование продолжается, когда жизнь улучшилась. Это может говорить и о — неблагородстве его, и о потере любви по отношению к нему, что — не соответствует истине произведения, равно как и об обретении ею — греха МАМОНЫ, с боязнью огласки былого интимного, чего между ними по произведению — не было. Вы “пришили” ей — падение, между тем как образ её — ЧИСТ И ВОЗВЫШЕН… А ЕГО БЛАГОРОДСТВО ТЕРЯЕТ И СИЛУ И ЗНАЧЕНИЕ. Не говоря уже о чистом искажении текста. Я ВАМ НЕ НРАВИЛАСЬ, ЧТО Ж НЫНЕ…— вот так будет верно. Тогда здесь возможно и — обретение благородства им, равно, как и — утеря, и — материальный интерес к знатной особе, и — возможное чувство желания обретения в интимном плане знатной особы и, значит определённого положения своей неотразимости сердцееда и — уже привлечения — других уже потенциальных жертв, что В ПРИНЦИПЕ НЕ ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЯ НИ К ГЕРОЯМ ПОЭМЫ ПУШКИНА, НИ К СМЫСЛУ ЕЁ НИ К ДУХУ ЕЁ НИ К ГУМАНИЗМУ КАК АВТОРА, ТАК И ЕГО ПЕРСОНАЖЕЙ. Между тем, как — всё проще и смысл в том, что — он — потрачен, благороден, но — не полностью, ИБО НАДЕЕТСЯ обрести, хоть и — родное, но уже не своё. Но ПУШКИН ПРЯМО И ЧЕСТНО ГОВОРИТ ОБ ЭТОМ, И ПРИ СХОДСТВЕ ЕГО САМОГО С ОНЕГИНЫМ С ЕГО “НЕДОСТАТКАМИ” — ПРЯМО ГОВОРИТ О НИХ, МЕЖДУ ТЕМ, КАК ЛОЖЬ ПРЯЧЕТСЯ ОБЫЧНО ЗА ДРУГИЕ ОДЕЖДЫ, КАК СВОИ, ТАК И ПРАВДЫ (НО — НИКОГДА, КАК У ПУШКИНА — ТОЛЬКО ПРАВДЫ), ИНАЧЕ — ЭТО УЖЕ — НЕ ЛОЖЬ… ЕСЛИ ХОТИТЕ, ВАТСУМ, ОНЕГИН И ТАТЬЯНА — КАК У ЛЕРМОНТОВА — ГЕРОИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ. А ВОТ ПОСЛУШАЙТЕ ДРУГОЕ ПРИЗНАНИЕ. Вот послушайте: О, скольких раскидала СИЛЫ ВЕРА: надеждой запретив для них запрет. Любовь печальныя всё может… Не сумела она лишь растоптать во мне свой след. Как вы думаете, о чём здесь, Ватсум?
— Но простите, Хомус, мы итак запутались в русском языке.  А вы подкидываете такие головоломки!
— Но, всё же…
— Ясно как божий день, Хомус: мужчина любит женщину, а она его разлюбила.       — Дорогой Ватсум, речь здесь идёт о наказании Божьем, или — предупреждении. Русский язык — образный, а значит — полон читательских догадок, главное — уметь им пользоваться, как делали это лучшие из лучших. Во первых, — силы вера, — это не Вера в Бога, а — вера в СВОИ силы. Она разбрасывает людей как горох. Но потом стоит двоеточие, значит всё может измениться. Всё зависит от — следующей фразы. НАДЕЖДОЙ запретив для них запрет. Запретив запрет, — это десять заповедей, дорогой Ватсум. Надеждой запретив десять заповедей? Такого не бывает Ватсум, ибо, если — наоборот, — речь не шла бы о СВОИХ силах. Этому есть подтверждение в следующем двустишии, где ключевое слово — “след”, почти говорит об отсутствии Любви. Но — растоптать след — ещё не значит — уничтожить ЛЮБОВЬ, а, значит, приоритеты — меняются: не сумела и — всё может любовь. Вот вам, Ватсум и — наказание Божье за СИЛУ ВЕРЫ В СЕБЯ. Люди сыпятся как горох и — сохнут без любви… ТЕПЕРЬ “НАДЕЖДОЙ” НАЗОВЁМ — НЕ ПОТРАЧЕННУЮ ЕЩЁ — СОВЕСТЬ, ЗАПРЕЩАЮЩУЮ ЗАПРЕТ. Теперь связка двух запретов принимает окраску запрета на грех. В страдании, Ватсум, человек обретает — БЕЗГРЕШИЕ И ПОКАЯНИЕ. Вот и получается, что речь идёт о наказании Божьем... У Бога — нет другого выбора, как поступить именно так. Это не — деньги забрать или убить, украсть и — уничтожить, что делает ДЪЯВОЛ. Ибо… Впрочем, пути Господни — неисповедимы, но СМЫСЛ стиха именно таков. Россия давно тянула меня своей загадочностию. А вы знаете, как я люблю — загадки.
— Я поражён, Хомус!
— Ничего особенного: словарь и — логика. И в душу вползают чувства. От чувств происходит — интуиция. — Хомус достал трубку и с удовольствием затянулся, — что ведёт к суждениям и рассуждениям. Это очень трагическое стихотворение, Но не упадочное. — Хомус положил книжку снова в чемодан. —  Человек поверил в себя и — теряет ЛЮБОВЬ. Потерял сомнение, а значит и смирение и отошёл от Бога. Но в страдании — снова обретает ЛЮБОВЬ.
— Кстати, где вы его достали? — спросил Ватсум.
— У проводника. Купил почти за бесценок… Набит хорошими книгами.
— Ватсум, думаете, что это — ПРЕДЕЛ?
Лицо Ватсума выразило недоумение.
— Дорогой Ватсум, а как Вам эта книжка…. — Хомус порылся в чемодане: АЗБУКА. ВРЕМЕНА ГОДА. Вот послушайте. Я Вынес отсюда Истинные  СОКРОВИЩА РУССКОЙ ДУШИ. И ЭТА ДУША — БЕСЦЕННА! — Хомус снова затянулся трубкой.
— Зима… Вьюга. Ветер. Старенький дом, где живут — забытые  старики, (заброшенный дом): Щебетом щебечет щёлка… А кто сказал что  — щебет здесь — лишний? То ли воспоминания, то ли  — действительный свист? Щепку щупает щенок: он — напуган, хочет простора: вырваться бы ему в беспечном… Затрещала в — щель защёлка (в связи с этим): Щурит щепанный щиток: ведь пёс в отчаянии, а пурга — не уступает, воет, дёргает. Но он её только щупает , Ватсум…     — ХОМУС! — Умоляюще произнёс Ватсум, Я Хочу выпить.
 — Счас выпьете, дорогой мой друг, Ватсум. Вы не хотите выпить, вы УЖЕ хотите — выжить!А вот вам —  АЗБУКА! И, —  КОНКРЕТНО;
ЩЕБЕТОМ ЩЕБЕЧЕТ ЩЁЛКА.
ЩЕПКУ ЩУПАЕТ ЩЕНОК.
ЗАТРЕЩАЛА В ЩЕЛЬ ЗАЩЁЛКА.
ЩУРИТ ЩЕПАННЫЙ  ЩИТОК.
Вам кажется гармоничным — это произведение?… Мне — ОЧЕНЬ.
— Кажется, да, — ответил  Ватсум…
— А как вам вот это: Направляется наседка не в навес — к навозу. Настучала вагонетка на ногу — занозу; Мальчонка — бежит по этой линии — И НЕ ТАК — И НЕ ТОЛЬКО… Э, а ведь, это ТОЛЬКО АЗБУКА… Мальчик бежит по рельсам.  Он видит осень. Старые шпалы…   Вот и — настучала старая дорога — занозу… Хотя он и — по грибы пошёл! Вот подумайте! Первое двустишие. Длинный-длинный день. Пора бы уж курочке и в навес, но — солнце ещё не село; она — к навозу: там червячки есть; покуда день длится, — и перекусить не грех… Здесь можно бы и добавить в своём воображении, как она роется в навозе, боком поглядывая на огромное красное заходящее солнце и … — спешит. И — всё на месте: и двор, и солнце и дом, и — навес и — НАВОЗ за ним… А — значит — всё в порядке. Жизнь продолжается… Второе четверостишие: НАСТУЧАЛА ВАГОНЕТКА НА НОГУ ЗАНОЗУ: представьте себе короткую старую железную дорогу, старые шпалы. А вагонетка — день и ночь — десятки раз — туда-сюда. А тут ещё и непогода. Вот и дала трещинку шпала. Мальчик  слышит часто стук вагонетки. И как-то то мальчонка по шпалам и бежал-то, занозу загнал, и на вагонетку злится; настучала, дескать… Это образность, значимость, неоднородность и значительность, понимание, а за этим — Великая определённость, порождающая великие чувства — ДЕЛАЮЩУЮ РУССКУЮ ДУШУ НЕПОВТОРИМОЙ…
Русский человек по натуре — созерцателен, потому что — поэтичен. Мой дедуктивный метод при  этом — бессилен, мой Друг Ватсум, Но и — всесилен…  Я — потерялся в нём… КУДА МЫ ГОНИМСЯ,  ВАТСУМ?
— Я — НЕ ЗНАЮ, ХОМУС. Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ КАК РЫБА В ОКЕАНЕ. Я ХОЧУ — ВЫПИТЬ, ХОМУС…
— Подождите, Ватсум, я ещё не закончил, я ещё не то скажу! Я — перерос себя, Ватсум. Мне теперь — мало профессора и Мориарта, и Лустреда, и — которые чуть не погубили меня. Да и Вас, Ватсум. И, может быть, — это — самая сложная миссия в моей жизни.  После игры на скрипке, поверьте мне. Я, конечно, имею  ввиду — НЕ первое ваше ощущение. Хотя это — тоже Россия. А скажите, Ватсум, почему вы так с почти с буквальной готовностью запомнили стихи их национального героя? гениального поэта Пушкина? Я не требую от вас ответа, Ватсум.
— Значит, Хомус, — урок пошёл мне в прок. Ваш урок.
— Спасибо , Ватсум, но какой…
— Игра на скрипке, СЭР.
— Вот послушайте ещё. ВРЕМЕНА ГОДА. ОСЕНЬ. Что в чулане чуни чуткие ночуют. Чёрный чай и чайник чувствами врачуют. Что вы думаете об этом?
— Ах-м….
— В первом двустишии произошёл поэтический перенос на неодушевлённые предметы — человеческих свойств. На дворе —  сыро. Осень. Человек нуждается в — чунях (калошах), чуть ли не ежечасно.  ОТСЮДА И ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕНОС: ЧУНИ ВСЕГДА ГОТОВЫ ПОСЛУЖИТЬ ЧЕЛОВЕКУ, И, — ПОЭТОМУ “ЧУТКИЕ”: ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕНОС. Второе, двустишие: за окном  — сырость,  мрак, или,  наоборот, — РАЗНОЦВЕТЬЕ ЛИСТОПАДА., ЛЕТЯТ СТАИ ПТИЦ, НО — ХОЛОДНО, А — ЧАЙ СОГРЕВАЕТ И  —  поэтому даёт возможность по новому взглянуть на свой дом, а — через него и на — саму осень; хочется выйти, побродить, набраться новых чувств, — познать новое, свежее, грустное и — прекрасное… Непознанное… Или, с железнодорожной насыпи катящиеся камешки из-под ног одинокого путейца, заглушающие щебет птиц: щебет защелкает щедрый щебень мостовщик. А вы знаете, Ватсум, что такое: люком-юбочкою вьюга? Это снежная поземка в низине, овраге, например, где "разбаюканного трюка", т. е., разбуженного весной, с краю  юз, т. е. черная земля из-под снежной поземки, юлится... Или вот: матовая луна призрачно "бегущая" сквозь неоднородную дымку облаков зябкой весной: расцелует месяц цепкий, зацепившись, цепеня... В этой азбуке, дорогой друг, я открыл поистине сокровищницу русского языка и бездну чувств человеческих.  Я бы ввёл эту азбуку в обязательное обучение в школах. При соответственной подготовке, конечно!
 — Но из Лондона, Мистер Хомус. Мне кажется — они сами не знают, ЧТО говорят…
— Мы в России…СОВСЕМ ЗАБЫЛ, ХА-ХА-ХА! НО ВСЕ ЖЕ, Ватсум, хотя, простите, музыка, поэзия… Да… Она же присутствует и в поэзии русской души, русских слов!
— Если бы только это, Хомус. Я СОВСЕМ ЗАБЫЛ, что в России — теперь — ваши корни, а, что может быть из этого лишь Бог знает… — А что вы скажете на это: СТАРОСТЬ В ПЕЧЕНЬ НАЖИВАЯ?
— Я думаю, Хомус, что это естественно. Приходит старость, и — она наживается этим. Но КАК наживается? Ведь это бесчеловечно! ХОМУС?! И — ЧЕЛОВЕЧНО  — ХОРОНИТЬ ПОЭТОВ?, КАК СОБАК? И — ЗА ЧТО? СПАСИТЕ МЕНЯ, ХОМУС!!!
— Боюсь, мой друг, что старость наживается не только спиртным…
Ватсум, я вижу разочарование на вашем лице. И ОНО ВАМ — УРОК ЗА ПУШКИНА.
— А ВЫ ЧТО, ЗНАЕТЕ ПУШКИНА, раз он…
— Уроки, Ватсум, — имеют место теперь — для нас обоих. Быть может, нам придётся идти и —  его путём….Для нас начался — сумбур…. Что не связано с Пушкиным, но как это всё понимать, Ватсум? Тут — надо думать…
— Уроки, Хомус, теперь, — могут обижать, простите их Вам, Хомус, ведь это жестоко….
— Ничего-ничего нашим урокам внимать пока — не трудно, но глаза ваши, Ватсум, — слипаются, эти очевидные глаза говорят за себя — сами. А ВАШИ ГЛАЗА ГОВОРЯТ ВАМ, — СПАТЬ! НЕ ВОСПРИНИМАЙТЕ ВСЁ БУКВАЛЬНО!
— Вы правы, Хомус. Это тоже урок русского языка...
— ГОВОРЯТ ВАМ — ЛОЖИТЕСЬ СПАТЬ… ЭТО — ПЛОХОЙ УРОК! И — ХОРОШИЙ, ТОЖЕ…
— Нам ехать долго, Ватсум. НО, ЗНАЧИТ У НАС — МНОГО ОБЩЕГО!
— Конечно. Честно, — НО ваша пустыня, С Неба — ЗЕМЛЯ ДЛЯ НАС С ВАМИ — НЫНЕЕ.
И не код ЗЕМЛЯ, ДЛЯ НАС ОНА
С ВАМИ — НЫНЕ ЗОРЬКА ОД.
— Вы почти Пушкин, Ватсум. Нет, скорее — Ломоносов. --- Хомус задумался, — Вы пытаетесь сочинять, Ватсум.. И под шум поезда сказал: — Вы уже пытаетесь сочинять поэтику…
Да, но за зорьке не посеешь. Если она — зорька. И — Когда баба в руках у мужика, — Сказал Хомус не задумываясь…
Ватсум, а Вам не, кажется, что мы — путаемся в лесу,  где нас, же тянет в сон, — спите, Ватсум… Иначе мы сойдём с ума…
На Дракском языке, ЭТО называется птица Феникс. На других — тоже.
Но я хочу проверить это на России. Друг мой, я — сказал бы Вам Как Бы иначе, а пока — просто ложитесь спать.
— Мистер ХОМУС, я, действительно, очень увлёкся, я очень устал, и мне — пора спать. От этих… Этих… только  и вспомнишь: Онегин, я тогда моложе, И — лучше, кажется, была… уже приводит в чувство! И ЭТО ЗАСТАВЛЯЕТ, ЗАСТАВЛЯЕТ МЕНЯ СТОЯТЬ ПЕРЕД ЭТИМИ СЛОВАМИ!
— И — лучше, кажется была…— СКАЗАЛ ХОМУС ТАКИМ ГОЛОСОМ, ОТ КОТОРОГО ПО ТЕЛУ ПРОБЕЖАЛА ДРОЖЬ. А потом повторил это так, что — сразу бросило Ватсума в жар.
— Да, Хомус, она была лучше, — сказал Ватсум растерянно.
— СПИТЕ Ватсум. Я — не птица Феникс. Но — это русский язык и его возможности. Я — уже понял, что им можно и — растерзать, и — ЗАСТАВИТЬ ЖИТЬ ПОЛНОЙ ЖИЗНЬЮ: ОН — НЕ ПРОСТО СООБЩАЕТ. Чертовски интересно будет поработать, если не сгинем…
Дамой, — раздумчиво пробормотал Хомус перед тем, как лечь спать…. Дамой…— Ещё раз раздумчиво повторил  он.
— Вы меня пугаете, Хомус.
--- Ложитесь, Ватсум, хотя, может, ещё рано ложиться. МЫ МЕНЯЕМ ПОЯСА… --- ещё несколько раз бормотал Хомус. Но пока вы не заснули, хотите — загадку? ---  разбудил вдруг Ватсума Хомус.
— Честно говоря, не очень. Хотя было бы забавно услышать её именно от Вас… Хотя мне немного не по себе, КАК вы говорите, Хомус…
— Дорогой Ватсум, вы наслышаны о Русских морозах? Что вы о них думаете? ХА-ХА-ХА-ХА!
— ТО ЖЕ, ЧТО И ВЫ, Хомус.
— Этот ответ тянет на пятёрку, но — никак не на десятку, Ватсум.
— Это почему…
— Потому что вы спите — на — нижней полке, а я — на верхней, а — горячий воздух — поднимается как раз — наверх… Ха!!... Вы конечно не возразите мне. Но, даже , если бы вы завтра и заболели бы,— это бы сошло вам с рук…— Почему же…
— ПОТОМУ ЧТО ВЫ УЖЕ — РУССКИЙ… Но до утра вам пить ещё рано! Ха-Ха-ХА!!! — Но мне уже хочется, Хомус — умоляюще посмотрел Ватсум.
— А это потому, мой друг, что — мысли о нашем деле — не дают весь день — мне покою, а вот что касается вас, — вы — больше увлеченнее видами, а, — значит, и — сон, восстанавливающий ваше здоровье будет — отменным и — полезнее виски.
— Хомус…
— Спите Ватсум, спите. Завтра нам предстоят великие КАК ваш сон, дела. И как эти прекрасные стихи…
— Но, Хомус! И неужели миссис  Хадисон не оставила нам хоть какой-нибудь тёплой одежды…
— Оставила.
— Где она…
— На вокзале. Чтобы не привлекать внимания к нашим скромным особам, я оставил её в камере хранения.
— Но мы же замёрзнем, Хомус! Теперь я уверен в этом!
— Боюсь, что мёрзнуть придётся — не вам, а — мне…
— Что вы этим хотите сказать?
— Две вещи. Вспомните про пустыню. И — суетную молву. И ещё про восходящий воздух. И — преследование несчастной девушки…
— И, — ЭТА, — ПУСТЫНЯ... — лицо Ватсума приняло растерянное выражение, — душа, а как же ей быть?!
— Русский язык, Ватсум, — это шахматы. Им учат играть ещё с пелёнок. Страсть, как безумно  люблю что-либо неизвестное…
— Но, Хомус, вы, кажется хотели сказать и про — второе…
— Мы не должны отличаться от остальных, Ватсум, пока у нас — меньше будет вопросов, подобных этим. А поэтому, пока придётся привыкнуть к этому климату. И  — не только.
— Но, всё же, — вовсе не похоже на пустыню, Хомус! — вскричал Ватсум!
— Вы слишком буквальны, Ватсум: пустыня БЫВАЕТ и в душе тоже. Её не прикроешь тёплым пледом миссис Хадисон. И — тогда жди ещё чего-нибудь. Например русской хандры…
— Господи, Хомус, мы в ловушке!
— Дорогой мой друг Ватсум! А — виски на что?
— В холодном вагоне, без камина перед глазами…
— У вас уже — хандра, Ватсум? А у меня — безудержное веселье! Особенно, когда вспомнишь: Онегин, я тогда моложе, И лучше, кажется, была…
— Чай подавать? — спросил не очень опрятного вида, проводник.
— Ватсум, я, кажется, пьянею без вина…
— А я — уже четвёртые сутки не просыхаю. А — всё — без толку. Не берёт, проклятая… Так чай-с подавать? — переспросил проводник.
— Вот она — Россия! — сказал ошарашенно Ватсум и посмотрел на Хомуса.
— Велика Россия, а — ступить — некуда, — проводник ещё помялся у дверей…
— Как это…— Ватсум казался совсем обескураженным,  — Куда?
— В дерьмо, Ватсум, в дерьмо. Или — в партию… Их много здесь.Но здесь можно говорить сколько угодно. Равно, как про урожай, неурожай, или — недород. Тем много Ватсум, поверьте мне. Спасибо, милейший, нам чаю — не надо.
Когда проводник вышел, друзья пару-тройку раз приложились к — бутылочке и Ватсум сказал:
— Я — помню чудное мгновенье! Передо мной явилась ты.
— А вы знаете, друг мой, что так — недолго его и забыть. Я сейчас поймал себя на забавной мысли…
— А что же здесь забавного, Хомус?
— А как же… чудное мгновенье… Передо мной…  Милый друг! Так можно дойти и до галлюцинаций. Два-три дела, — и я еду в Лондон! И — ничего меня не удержит! Впрочем, а как же --- это?: Я Вас целую… Вы так нежно уж откликаетесь, любя… И нас несет так неизбежно — неотвратимости река….
— Смотря куда понесёт, Хомус. Кажется я уже — пьян…
— Кажется, я — тоже… Проводник вон — четвёртые сутки не просыхает. Здесь надо вводить сухой закон, Ватсум… После того как — выпьешь…
— Вы кажется забыли про  — бунты, дорогой Хомус. Да, загадочная страна. Она создана для вас, Хомус. Здесь вам будет хорошо стажироваться.
— Ха-Ха-Ха!!! Чем я уже и — занимаюсь. Первое дело — наЙпростейшее. Нам надо — просто выковырять у одной дамочки изо-рта пару-тройку бриллиантов, которые она решила вывезти за границу беспошлинно. Только вт у какой... Если ВЫ это сделаете, Ватсум, — о вас напишут в вечерних новостях.
— А как насчёт гонорара?
— Я …плачу, если вашей Тани вы не забыли до сих пор…— сказал задумчиво Хомус. И добавил: — Здесь много жулья, а — сыщиков — ещё больше. Не кажется ли вам это странным. Придётся начинать играть чёрными. Имея в в виду инспекторов.
— А как же — старуха? — опешил Ватсум.
— Мне её уже описали.
— НО — КТО?! И — Когда?
— А — этот проводник с помятым лицом.
— ОН? Но… откуда он её знает!
— От местной милиции. Они мне, кстати и свою картотеку передали.
— Но у нас с вами тогда — не будет работы, Хомус. Эта страна — чиста как кристалл!! Если — каждый проводник…
— Во-первых, дорогой Ватсум — не каждый. Партия только началась, дорогой Ватсум. Но вот не могу взять в толк. Играть в уме я начал — какими?
— Чёрными, кажется.
— А — начал с — белых… — Раздумчиво произнёс Хомус, глядя из окна, как визжащую на все голоса,  из тамбура выводили какую-то старуху, с крепко зажатыми милицией в её руках бриллиантами.
— Почему — с белых… Они просто — опередили нас…
— Именно потому что — опередили, — сказал задумчиво Хомус. Но — добавил, ---
Я не виню: в тот страшный час
Вы поступили благородно,
Вы были правы предо мной:
Я благодарна всей душой…
Мы здесь не нужны, Ватсум. Сойдём на первой же станции и купим обратный билет. Мы здесь больше не нужны. — Хомус приложил палец к губам и прислушался, пока Ватсум недоумённо всматривался в него. За дверью тамбура быстро прошелестели удаляющиеся шаги проводника. Хомус беспрестрастно кивнул. Удовлетворённости в этом кивке Ватсум не заметил.
Когда поезд уже готов был двинуться дальше, Хомус быстро открыл чемодан и достал оттуда огромную глухую шубу.
— Одевайтесь, мой друг, я хочу, чтобы вы были не только живы, но и — здоровы.
— Но, Хомус! Разве мы не едем в Лондон?..
— Тише, мой друг, тише… —  Ответил Хомус, — одеваясь в такой же глухой тулуп. — Миссис Хадисон здесь не при чём. Связи между преступным миром Англии и России — всё ещё сильны. Остальное обсудим в гостинице. Постараемся смешаться с толпой и поймать такси. Не забудьте, у нас здесь есть не только враги, но и — верные друзья, которые, так же, как и я — хотят избавиться от него. Преступный мир России постарается выследить нас. Мы поменяемся ролями. Теперь я буду ваш слуга, так видно и по одежде. — За окном поезда неспешно промелькнули две сгорбленные фигурки, — Ватсум застыл полураскрыв рот, пытался что-то сказать. Хомус кивнул. — Да-да, не удивляйтесь Ватсум. Вы не раз и в Лондоне видели этот маскарад. Здесь это умеют делать не хуже. Как вы понимаете, — это не мы. Но каков уровень! Они достигли в этом совершенства, подменяя понятия, между тем как мы собираемся поступать именно по ним. В Лондоне происходит нечто подобное, но я — уже не могу в одиночку бороться с целым преступным миром, поэтому, однажды прочитав несколько строк на русском языке и — осознав его возможности, я понял что у нас ещё остались шансы помочь нашей бедной Англии, и — конечно же — Воздать России тем же… Конечно же не без помощи соратников, живущих здесь.
— Но…
— Я понял вас, дорогой друг. “Инспекторов Лустредов" здесь не меньше, а — даже — больше чем в Англии. Причём — злостных, да и на деньгах замешанных, и — карьере, и — чинах, и —  положениях, как в обществе, так и в обстоятельствах жизни, олицетворяющих их взаимодействие: и жизни и — их в ней… Здесь всё спутанно необыкновенно, но именно это даёт нам, Англичанам, шанс. Что же касается Росии, то здесь всё может оказаться ещё проще.
— Но это — не логично, Хомус!
— Очень логично, Ватсум, если подойти и — логично, и с — душой здесь. Между тем как нам довольно будет и — логики. Инспектор Лустред просто бы подметал бы здесь улицы, меж тем как его русские гипотетические начальники настолько откровенны, наглы и самоуверенны, что — повалить их — не составит большого труда… Я вижу, вы удивлены. Не удивляйтесь. Главное, ударить вовремя, и в — нужное место, и СТОЛЬКО РАЗ — сколько потребуется для этого. Этим мы и займёмся. Однако, поезд уже тронулся, нам пора, Ватсум. Берите чемоданы. Будем прыгать с подножки поезда в последний момент, как это обычно делается здесь, изображая пьяных. Соберитесь, Ватсум. Остальное обсудим в гостинице. Нам надо поймать ПЕРВОЕ такси. Надеюсь, там будут наши друзья. Хомус и Ватсум, подхватив чемоданы, двинулись бегом к выходу, выпрыгивая, по череде бесшабашной, отталкивая друг друга на перрон, причём Ватсуму практически не пришлось играть пьяного, ноги его заплетались, расширенные глаза его блуждали, мало того, он просто упал на перрон так, что Хомус, как козёл через скалу — перемахнул через него, сам не то — играя не то — действительно, — еле удерживаясь на ногах. В лице Хомуса промелькнул азарт. Тут же подъехало такси и Хомус с Ватсумом, махая руками и ногами (невольно), остановили его, и поехали в гостиницу. С шофёром они не говорили, и только Хомус шепнул Ватсуму еле слышно: — Я — по куртке узнал НАШЕГО человека. Пока мы не раскрыты.
Устроившись в гостинице, где не было ни камина, а мебель была похожа на ободранную больную и хромую кошку и — наводила на не самые лучшие мысли, Хомус с Ватсумом сели чтобы закончить здесь обещанный Хомусом разговор.
— Видите ли, Ватсум. Преступный мир слишком хорошо меня знает. Изменились и условия работы. Вам придётся бывать на людях, что же касается меня, то я это буду делать лишь в крайних случаях. Жить будем пока здесь. С нами будет работать небольшой штаб единомышленников из России, а, может, и — из других государств. В лицо я их — не знаю, равно, как и преступников. Силы не равны, Ватсум. Как всегда — не равны. Возможно, сюда стекутся — лучшие умы преступного мира, и — лишь от нас зависит, кто победит. Так должен считать — каждый из нас. ИНДИВИДУАЛЬНО. Вам придётся поработать почтальоном.
— Но, Хомус! У меня много вопросов! Что это за женщина с бриллиантами! Кто этот проводник, снабдивший нас книгами! Что это за маскарад с одеждой! К чему эти разговоры об отъезде обратно в Лондон! Зачем вы сначала сдали нашу одежду, которую нам дала миссис Хадисон в камеру хранения Лондона, затем только, чтобы взять такую же в чемодан и всю дорогу везти её, затем только, чтобы в последний момент — воспользоваться ею? И как горстка единомышленников, в конце-концов Сможет побороть преступный мир всей планеты!
— Сейчас я вам всё обьясню. А пока я напишу короткую записку, которую мне надо срочно отослать нашим друзьям в правительство. Пока Хомус писал, Ватсум задумчиво и растерянно курил.
— Вот и всё, — сказал Хомус, откладывая ручку и складывая листок. Сразу в дверь постучали условным стуком. Ватсум вздрогнул и чуть не выронил сигарету.
— Подождите, друг мой, — сказал Хомус, быстро поднялся и тихо подошёл к дверям, прислушался и отпер замок. В комнату прошёл невзрачного вида старичок, глянув на Хомуса, молча передал ему сложенную вчетверо записку. Хомус взял её и так же молча передал — свою. Старичок быстро вышел и растворился в коридоре. Хомус развернул записку, прочитал, и довольная улыбка промелькнула на его лице: — Я так и подумал, — сказал он удовлетворённо. — Начало положено.
— Кто этот старик? — спросил Ватсум.
— Этот старик — наш связной. Я знаю его по фотографии, переданной мне ещё в Лондоне. И вот что он передал мне:
Окривел колодец боком
Мокрою сосулькой.
Кот окольный криво, скоком,
Катится рогулькой.
— Что всё это значит?.. — спросил ошарашенно Ватсум. И какое это отношение имеет к нам… или вообще… К чему это всё? И что вы передали ему, Хомус?        — Я должен вам кое-что рассказать, дорогой мой друг. Эта записка говорит о том, что преступный мир уже уверен в том, что мы с вами уже в Лондоне, или, во всяком случае, по пути туда.
— Но из чего вы это взяли? — удивился Ватсум.                                --- Эту записку изъяли из тайника, который, время от времени придётся посещать и вам, дорогой мой друг. Это придётся делать тайно, иначе они поймут, что, возможна дезинформация. Этого мы допустить не можем. Преступный мир должен погибнуть, или — погибнем мы, и наша вся миссия. Они должны быть уверены в себе. Так же, как и — мы — в себе. Иначе игра — не будет чистой, из-за смешения понятий, и — затянется, а мы и так уже потеряли не просто кучу времени, а и годы, века, а. может и — ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ… Гибнут и страдают люди, не забывайте, Ватсум. Мы не можем больше ни рисковать и ни затягивать этот процесс, который зашел уже беспредельно далеко. Мы  должны быть предельно осторожны, внимательны и — непосредственны в своих решениях, точны в словах, и — мотивациях. Что же касается ЭТОЙ записки, объясню. Окривел колодец боком мокрою сосулькой. Под колодцем они понимают нечто чистое и необходимое для России: правосудие. Окривело правосудие. Но — почему? Это видно из следующей строки. Кот окольный криво, скоком, катится рогулькой. Представляю, как они смеялись и радовались видя тот маскарад со стороны перрона, и который вы тоже видели из окна нашего вагона. Хорошо, что они не подозревают о том, что мы ещё здесь. Ведь, кот окольный — это я, Ватсум. Я укатился “рогулькой”. Это они хорошо сыграли, и, уверен, что преступный мир не думает, что мы можем вернуться назад в Россию, чтобы помешать их грязным делам, наведя порядок здесь. Они не верят своим органам власти и — продолжают плести свою паутину понятий, меж тем как местная дума уподобилась им и каждый год, уподобившись им, плетет паутину СВОИХ законов, пытаясь угнаться за их понятиями, и — “В ПРОТИВОСТОЯНИИ” подстроиться под них. В итоге — тысячи и тысячи законов — приводят лишь к усилению позиций преступного мира, который на том и стоит. Результата как не было так и — нет, вы убедитесь в этом, Ватсум, когда мы сходим с вами в одно злачное место, инкогнито, естественно. И — посмотрим, что там происходит. Что касается записки, которую передал я в правительство, то в ней я как раз и написал об унификации законов, вернее необходимости этого. Вот подумайте, дорогой друг. Существует множество законов, которые всё время усложняются и дополняются, а зачем? В итоге приговоры зачитываются неделями! Неделями, Ватсум! Это уму непостижимо! Разобраться даже в приговоре, а не только в самом деле стало уже невозможно. Зато обойти такие законы можно даже какой-то мелочью, деталью. Разве такая “справедливость” — лучше, чем простая унификация, объединение блоков законов, например, дорожно-транспортных, где проезд на красный свет, превышение скорости, непристёгнутось к сиденью, и — другие правонарушения — караются ЕДИНЫМ штрафом… Тогда быстрее исчезнут взятки, увеличится взаимная ответственность и уважение участников движения и — их контролёрам, — дорожным полицейским, исчезнет неразбериха и хаос, повысится взаимная ответственность, и — знания общие правил дорожных. Или, если говорить о ворах, то — какая разница, сколько он украл, если в душе такового, как правило, зиждется почти всегда — одинаковое чувство воровского азарта, берёт ли он миллион или десять тысяч?.. А судят-то, по вине душевной. Так по Божески истинно будет, судить по душе, а не по вине. Иначе бы не было ни смягчающих обстоятельств, которые тут приобретают окраску несостоятельности, и — зачастую — не учитываются вообще… Если человек обсчитывает покупателя в магазине, он — тоже — вор, ибо испытывает те же чувства, что и тот, кто тянет чужой кошелёк из кармана… Или даже — ещё хуже — поскольку вор — не знает сколько в кошельке денег, может, там — ничего и нет? Так где же справедливость? Преступный мир знает об этой несправедливости, что лишь озлобляет его, заставляя самому сочинять для себя романтическую ауру эдакого Робин Гуда, защитника обиженных, а что в этом есть правда вы уже поняли, Ватсум.
— Как же быть, Хомус? — задумался Ватсум.
—  Я уже сказал, мой друг. Надо унифицировать наказания. Сколько бы ты ни украл — Рубль или — миллион, — получи, например, три года тюрьмы условно. Начинать надо с малого. Если ты не возьмёшь рубль, то — миллион уже точно. Я понимаю, мой друг, вы можете возразить мне, фразами типа: “дело не в деньгах, а в их количестве”, или “ что нельзя купить, — можно купить за большие деньги”. И так далее. Но, мой друг, начинать надо с малого, а не с большого. Ребёнка воспитать можно нужными словами, между тем, как взрослого воспитать даже стрессами и обстоятельствами жизни — уже гораздо труднее. И он будет только стремится к — большему, озлобленный и — оскорблённый, да ещё и с вредными наклонностями. Унификация наказаний только наставит его на путь исправления.
— А не — наоборот, Хомус? Вы уверены в том, ЧТО говорите?
— Я уже сказал вам, мой друг, что те, кто нарушает закон, в какой бы части это ни было, — испытывают аналогичные чувства, которые почти не отличаются ни по силе, ни по оттенкам, ни по качеству таковых, и лишь воровская фортуна зачастую вмешивается в этот процесс, будь то ограбление на улице прохожего, или — организованное ограбление банка… Как правило, это — азарт, нужда, жадность, желание помочь кому-то, долги, или — нежелание работать, или же, например, безрассудство, пустота души, или неосознанное глубоко желание сопричастности с воровским миром, или — глупость, упрямство или ещё что-то. Но согласитесь Ватсум, что усиление наказания за ТАКИЕ грехи души не приведёт к разрешению проблемы преступности, между тем, как дай вору, СКОЛЬКО БЫ ОН НИ УКРАЛ, например, три года, и он — выйдя, никогда не пойдёт на это снова. А человек нарушивший правила торговли, или правила дорожной безопасности, унифицированным штрафом, например в три тысячи рублей, будет долго думать, прежде чем повторит подобное, да ещё и правила выучит досконально. Я Вижу, вы сомневаетесь, Ватсум?
— Признаться, да… Я не могу понять, почему, впрочем. Но сомнение у меня есть. — На чём же оно зиждется, мой друг?
— На том, Хомус, что если от преступности не избавляет тюрьма, то, вряд ли от неё исправит — её отсутствие. — Я не сказал об её отсутствии, Ватсум. Я сказал о справедливости наказания. Если бы вы нашли на улице кошелёк, в котором, например, лежало бы пять фунтов, то что бы вы сделали с ним?
—  Я бы дал объявление в газету, даже если бы там лежал миллион.
—  Вот это и есть — справедливость. Вас ТАК воспитали, и так воспитывали. Думая, что можно воспитывать по-другому, мы только добиваемся обратных добру результатов. С чего-то же надо начинать.
— А не кажется ли вам, Хомус, что они лишь этого и хотят? Поставить себе на службу — закон…
—  Преступный мир — это зло. Мир иной — это добро. Мы не можем уподобляться миру зла, что уже идёт полным ходом. Они должны — ВИДЕТЬ РАЗНИЦУ, И ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, а не пешками, между тем как их там — большинство… Конечно, закоренелые преступники заинтересованы в смягчении наказаний для себя. Поэтому для них можно создать что-то вроде подписки о не выезде, или — другие ограничения. Так будет лучше и тем, кто сидит в тюрьме с такими же, как и сам и — не учит азы, и так далее, воровского мира у матёрых рецидивистов. Отсидев длительный срок, — тяжелее стать добропорядочным человеком в таких условиях. Вот об этом я и написал записку, которую передал взамен принесенной нам. Ведь они живут по понятиям, в которые мы сами же подбрасываем им угли, между тем как унификация законов потушит их костёр естественно, если мир добропорядочных свободных граждан будет радикально отличаться от тюремной жизни. Чего сейчас я не наблюдаю слишком очевидно в с связи с вышесказанным мною. Если могут взять на улице просто так, потому что ты — не так посмотрел, подозрительный, или у тебя неглажена рубашка, либо ты выпил стаканчик и споткнулся, взять к себе и избить, если ты поэтому грубо возмутился…
— А не кажется ли вам, Хомус, что — именно так и — будет, но только со стороны преступного мира, если мы унифицируем и смягчим наказания?
— Я понимаю, мой друг, ваши сомнения. Но подумайте также и о том, что наказания существуют для всех, нарушающих закон. А законов нелепых, подобных вышесказанному — ещё не создано, например, чтобы брать в отделение полиции по пустякам, и — это, естественно, наказуемое деяние, которое должно наказываться безусловно. И именно благодаря общей унификации наказаний ДЛЯ ВСЕХ. НИКТО НЕ ДОЛЖЕН СТОЯТЬ ВЫШЕ ЗАКОНА. НАВЕРНОЕ ИМЕННО ПОЭТОМУ ТОЖЕ МЕНЯ УВАЖАЕТ ПРЕСТУПНЫЙ МИР, ПОТОМУ ЧТО Я НЕ МЕЛЬКАЛ НА ГАЗЕТНЫХ ПОЛОСКАХ. Когда такими будут все, мир станет гораздо чище, подумайте, ведь, дело не в том, не в гласности от которой преступный мир в восторге, и где черпает зачастую свои знания, чтобы творить и искажать наши понятия, трансформируя их в свои —  преступные, искажая действительность, и, творя компроматы, которые, в условиях немыслимо бесконечных законов, которые благодаря этому — легко обходятся преступным миром, взяточниками, и прочими нарушителями законов одной, зачастую, лишь интонацией словесной в последнем слове на суде, да и — вообще в бесконечных процессах подобного рода, которые не очистили нас от преступности, в чём бы она не заключалась, между тем, как даже ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ — ЧЕМ НЕ ЗАКОН ЕДИНЫЙ И БЕЗУСЛОВНЫЙ? Судить надо по Божьим законам, тогда они будут работать. Кстати, и церковь соединится с государством. И не будет государство — вором и насильником, — лукаво прячущимся за неё, и за народ. Говоря, что — государство, — это — каждый из нас. И тогда оно уже с полным правом так скажет. А пока — пусть не говорит это “колосс на глиняных ногах”. А пусть научится ходить, а не —  ползать. Понимаете?
— Кажется, да… — Ватсум потёр рукой лоб. Хомус с удовольствием раскурил трубку.
— Собирайтесь, мой друг, сейчас мы пойдём в одно место, где вы воочию убедитесь в правоте моих слов. Но прежде я отвечу на ваши вопросы. Та старуха с бриллиантами — маскарад, подставная утка, позволившая нам благополучно, через проводника, одного из представителей преступности, удалиться незамеченными сюда, в гостиницу. Он, кстати, подслушал наш “беспечный” разговор, и передал своим подельникам и мой интерес к небезызвестной вам азбуке, и, поверьте мне, — они, уважая моё мнение, теперь будут вовсю пользоваться ею, по своим понятиям, естественно. А поскольку они разнятся с нашими, мы, слава БОГУ, БУДЕМ ГОВОРИТЬ НА РАЗНЫХ С НИМИ ЯЗЫКАХ, ЧТО ПОЗВОЛИТ НАМ ИХ НЕ ТОЛЬКО ДЕЗИНФОРМИРОВАТЬ, НО И ОПРЕДЕЛЯТЬ ИХ НАМЕРЕНИЯ И ПЛАНЫ. И — СТРОИТЬ — СВОИ, ЧТОБЫ ИЗОЛИРОВАТЬ ИХ ОТ ОБЩЕСТВА И СПАСТИ ОТ НИХ ЕГО. Что касается одежды, спрятанной в чемодан, и взятой в последний момент, то, вы уже поняли Ватсум — это надо было для конспирации, чтобы нас не узнали ни там, ни тут. Что касается горстки единомышленников, то, друг мой, раньше нас было гораздо меньше, не было и условий для решающего удара. Дело в том, Ватсум, что раньше преступный мир был в условиях тоталитаризма большевиков более-менее ОБЪЕДИНЁН. Когда началась перестройка, произошла его трансформация. Передел собственности заставил преступный мир разъединиться, чтобы отвоёвывать себе новые и новые территории сфер влияния. Война преступного мира продолжается, но они уже пришли к выводу, что новое объединение возможно при условии его скрытности. Авторитеты преступного мира стали вести тайную переписку, на встречи, сходняки, собираясь крайне редко. Они ведут её и по интернету. И ИНАЧЕ, традиционно.
— Но в чём смысл этого?
— Смысл заключается в непосредственности общения, и в кодировке ЕГО. Множество законов, навыпускаемых думой — не только — помогли, но и — сильно навредили им. Им теперь приходится тратить много времени на обсуждение своих планов, чтобы обойти законы и — наметить новые планы, а также и поделить добычу в — НОВЫХ УСЛОВИЯХ. А создание и увеличение штатов новых видов полиции, заставляет их — перенимать для себя их опыт борьбы с преступностью. Они готовятся к новому, и, как им кажется, последнему, сокрушающему и завершающемуся удару. К тому же их нынешняя раздробленность при этом их не удовлетворяет. При помощи тайных связей они обезопасили себя и от междоусобиц, и уже сделали шаг к тайному объединению. — Хомус затушил трубку. — Вы готовы, мой друг? Нам уже пора идти. Их встреча уже началась. Я хочу проиллюстрировать вам вышесказанное, ПОСЛЕ ЧЕГО МЫ ЗАКОНЧИМ НАШУ БЕСЕДУ. Хомус и Ватсум оделись и осторожно вышли из гостиницы.     
— Сейчас уже темнеет. Это нам на руку. Их встреча в полном разгаре. —  Негромко произнёс Хомус. После чего они сели в такси и поехали за город.
За городом они остановили такси, и попросив подождать его их, пошли к ближайшему лесу пешком.
— Осторожнее!.. — прошептал Хомус. — Они где-то рядом... — Раздвинув кустарник они стали вглядываться в близлежайшую полянку и сразу заметили на окраине её довольно много импортных машин и рядом с ними большую группу людей, что-то обсуждающих между собой. — Ватсум, это они. Авторитеты преступного мира. Обсуждают здесь какую-то проблемку уже четвёртые сутки. Никак не закончат. Я мог бы заставить их стоять здесь ещё год, пока бы они не сошли с ума, или — не стали бы добропорядочными гражданами, или — обычными правонарушителями, либо — не сдались бы полиции. Но я здесь не для этого. За свои преступления надо отвечать и они ответят за них перед законом. Я только лишь хотел продемонстрировать вам их уже почти устаревший метод. Не так ли и государственная дума вечно что-то без конца обсуждает, что лишь тяготит народ и не приносит ему облегчения. Надо положить этому конец. А теперь пойдёмте, нам надо закончить нашу беседу.
Хомус и Ватсум выбрались из леса и, вернувшись к такси, приехали в гостиницу. По пути Хомус сказал: — Их прослушивала милиция. Местная разведка работает хорошо. При помощи прослушивающих устройств. Они дадут нам сводку их разговоров, но от нас будет зависеть, как они выражаются, ответят ли они за свои понятия, или нет, друг перед другом и перед законом этой страны. Вот второго нам и надо добиться, упаковав их за решётку. Они всё равно сделают, что наметили, и наша задача заключается лишь в том, чтобы расставить сети так, чтобы ни один из них и тех кто с этим связан — не ушёл от правосудия.
В гостинице Хомус продолжил:    
— Я должен ещё кое-что рассказать вам, мой милый друг Ватсум. Всё что я скажу вам — не очень весело, скорее даже очень наоборот, но чтобы мы могли дальше работать я должен это сделать. Видите ли, каждый поэт-классик в России, с точки зрения нынешней, —  был Поэтиком СВОЕГО времени. Я имею ввиду не его величие как поэта невысокого статуса, а как человека, пишущего ПОЭТИКУ. Все они по своему велики в своём времени, несмотря на КАЖУЩЕЕСЯ различие между ними. И все они имеют почти равный статус, с точки зрения истории, ибо каждый из них выполнял великую миссию созидания и собирания, углубления и расширения путей и возможностей развития своей нации через развитие, в том числе и — чувственного, своего языка. Без них бы не было развития истории своего народа, технического прогресса… Ничего бы не было… Технический прогресс придушил бы нацию, превратив её в студень. Не сознавая значения этого, Поэтик — не признавался большинством, ибо был прогрессивен в развитии чувств и слов, а народ тёмный — не понимал его. Помните Пушкина? “Поэт и толпа”? Так вот, таких признавали только лучшие, прогрессивные умы, между тем как он влачил обычно жалкое существование, перебиваясь в долгах и нуждах, поэтому. Хотя сам лично перерабатывал, брал на себя грязь жизни — всей своей сутью, потом и трудом, поиском и вдохновением, логикой и бесконечным терпением, прокладывая, порой пульсирующую, порой сверкающую дорогу-тоннель в будущее бытие. Без них человечество давно бы уже сгинуло, перерезало себе глотки, или задохнулось бы в своих нечистотах. Пушкин в наше время воспринимается как Поэт, в то время как — разве он не Поэтик — своего времени?.. Вот вспомните Ломоносова, естествоиспытателя, учёного и Поэтика своего времени. Вспомните его слог и — убедитесь в моей правоте. А вот Державин:

В те дни, как мещет всюду взоры
Она вселенной на рессоры
И весит скипетры царей,
Следы орлов парящих видит
И пресмыкающихся змей;
Разя врагов, не ненавидит,
А только пресекает зло;
Без лат богатырям и в латах Претит давить лимоны в лапах,
А хочет, чтобы всё цвело.       (НА СЧАСТИЕ)

После Ломоносова — Поэтик своего времени. Вы чувствуете это, Ватсум? А вот за ним — Пушкин, Поэтик — своего времени:

Мир опустел… Теперь куда же
Меня б ты вынес, Океан
Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.

Теперь перечитайте после Пушкина — Державина и вы увидите, что из Поэтика он становится Поэтом, и ТРАДИЦИОННО ТОРМОЗИТ ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛЯ — Пушкина. Создаётся цензура, ущемляющая его, Пушкина, и уж на стражу становится — тиран, а не просвещение. Снова Пушкин, из стихотворения “К МОРЮ”:

Так он почил среди мучений. И вслед за ним, как бури шум, Другой за ним умчался гений, Другой властитель наших дум.

Пришёл Лермонтов и сделал "Демона"Пушкина Поэтом (понятным), а не Поэтиком, сам став таковым при жизни:

ОТЧЕГО
Мне грустно, потому что я тебя люблю.
И знаю  молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье,
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно… потому что весело тебе.

Перечитайте, друг мой, после Лермонтова — Пушкина и — убедитесь в правоте моих слов. А что же Лермонтов? Поэтик своего времени. И — что? Снова покушение на традиции, нарушение спокойствия, смута в головах… И тоже — убили. Мало ему было — СВОИХ мучений и исканий, неудовлетворённости и ЛИШЕНИЙ, сопереживаний и страданий! А… — на Кавказ его подальше с глаз долой… Потом, — ещё дальше, — на тот свет отправили. Потом — долго не писали как они. Был, конечно, Тютчев, певец природы, или — Фет, —  безопасный Поэт, Некрасов, умерший от рака, а не от ссылки и не насильственно только потому что — абсолютный реалист, а — реальность была и так очевидна. Конечно же — и он нуждался, ибо был, если хотите — фотографом своей и общественной жизни, а кому приятно рассматривать свои струпья, будь они хоть на дворянине, или на простом народе. До-олго не было Поэтиков. И — что? В России созрела революционная ситуация. В Германии — чёрный фашизм. В России тем не менее уже были и корни и традиции поэзии. И как тоже бунт против былого — явились сразу двое: Маяковский: Поэтик стабильности, справедливой правды и — революции, и — Есенин: Поэтик-миротворец. Маяковский-Поэтик твердит: Поэзия — та же добыча радия. В грамм добыча, в год труды.Изводишь, единого слова ради Тысячи тонн словесной руды.

Даже личные строчки, — его находка Поэтика. Или:

А ВЫ МОГЛИ БЫ?
Я сразу смазал карту будня,
Плеснувши краску из стакана;
И показал на блюде студня
Косые скулы океана.
Как вы считаете, это Поэтика, Ватсум?

Да, конечно. Перечитайте после Маяковского, — Лермонтова и вы увидите в нём уже не Поэтика, а Поэта. Есенин, — тоже самое,— Поэтик своего времени: в условиях бурных революционных событий - обновляющегося мира, в условиях стремления общества к светлому будущему,
 — пишет:

Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
независимые и “непонятные” конкуренты, если даже Ленина раздражал Маяковский, а Есенин — Троцкого. И — что? Оба мертвы… Нечего и говорить, что — оба крепко нуждались в деньгах при жизни. Дальше — война, и — послевоенное возрождение, труд и учёба и — космос: благо задел уже был, Маяковский и Есенин — сделали своё благое дело. Успели всё-таки. Конечно же, — своё дело сделала и победа. Но для технического прорыва — только ЕЁ — было мало. Появился прозаик-классик Бондарев, укрепивший позиции слов, памяти и чувств.Оттепель! Затем — Шукшин! Кстати, — оба тоже поэты -
 прозы, как и — другие классики: тот же Бунин, Гоголь, всех перечислять — не буду, добавлю только, что — поэзия, — это зарифмованный рассказ, и — сродни хорошей прозе. И с Шукшиным сразу, — Поэтик Высоцкий! Все они превратили Маяковского и Есенина в Поэтов. К тому моменту уже зачинался эйфористически-скептический застой. Мог назреть — новый взрыв недовольства народа, причин к тому моменту уже было много. Бондарев, Высоцкий и Шукшин долго “сдерживали пары”. Вместо благодарности им конечно показали кукиш как всегда, а под конец, двоих?, имея ввиду суды над ветеранами,  уничтожили. Несмотря на то, что они — больше понимались народом, чем, даже, Пушкин или Лермонтов, или —  Державин, или — Маяковский или Есенин или Ломоносов и так далее в своё время, многие их всё же не понимали и не воспринимали должным образом и лишь по прошествии десятков лет они истинно засверкали как бриллианты, ибо стали поэтами уже современности, благодаря этим уже книжкам, — Хомус достал пять небольших томиков зелёного цвета. — Это отсюда я читал вам АЗБУКУ дорогой друг, помните? Автор которой, кстати, как и Бродский, тоже сидел в психушке с диагнозом "шизофреник"... Бродский, нобелевский лауреат — не исключение из этого списка. Он — тоже Поэт теперь с полным основанием. Кстати, посаженный в своё время в тюрьму за тунеядство, а — потом и в психушку, с диагнозом “шизофреник”, тоже, где его пытали... Кстати, Ватсум, вы не знаете что означает этот термин? Я — до сих пор понять не могу. Я полагаю, что и — Высоцкий и — Шукшин и Бондарев, и,  — лучшие из лучших литераторов приостановили третью мировую войну, не дали миру сойти с ума и — погубить его ядерным оружием, прибавили трезвости и оптимизма обществу, уже шедшему в ад. Высоцкий писал: Мою страну, как тот дырявый кузов, Везёт шофёр, которому — плевать. Разве это не Поэтика застоя, не Поэтика — своего времени… А шофёру, может, уже и — плевать было; это разве не реализм? Накачанного снотворными старика водили по трибуне, мол, “я ещё не помер”… Каков итог? Снова конфликт. Шукшина убили, испугались его Стеньки Разина, Высоцкого — тоже; неважно как…: дело сделано. Вообще, — любой классик — это Поэтик своего времени, будь рифма или нет в его сочинениях. Она — поэтика переливается временем, превращаясь из таковой в поэзию и — наоборот. Показатель нравственного и  — иного благополучия общества будет тогда — высоким, когда все классики будут казаться нам — Поэтиками, то есть, — особо чувственными, необыкновенно прекрасными, МИРОСОЗЕРЦАЮЩИМИ, но — не дай Бог НАМ — не дождаться нового Поэтика, а если его нет, — забыть старого!Ведь, когда появляется новый ПОЭТИК — возникает НАДЕЖДА  ИНТЕРЕСА ОБЩЕГО УЖЕ К ЛИТЕРАТУРЕ, ПРИ ТЕХНИЧЕСКОМ ПРОГРЕССЕ И ГРЕХАХ, ГЛУШАЩИМИ КУЛЬТУРУ.
— Невероятно, Хомус!
—  Обычная логика. Обоснование осознанного и понятого при примитивном познании истории и культуры. И их связи.      И — это — главное, что я хотел бы вам рассказать, друг мой. Как видите, наши силы не так малы, а наши знания и опыт умножат их. Мы можем — многое, между тем, как преступный мир застрял в своих понятиях как муха в паутине, делает никому не нужные хаотические движения, пытаясь вырваться из них и — паразитировать на нас, на Пушкине, Гоголе, Шукшине, Высоцком… Которого они же, кстати, ограбили в Одессе, «жемчужине у моря». Украли паспорта у него и жены. Кстати, Ватсум, паспорта украли в Одессе и у небезезвестного автора с супругой, о котором я говорил вам уже, тоже, когда они приехали
отдохнуть.... Такое совпадение... Если же они станут паразитировать, я имею ввиду преступный мир, — их неизбежно ждёт или — сумасшествие или — гибель, — или — решётка. Если будут думать, — станут людьми, если они ещё в состоянии это сделать. Что же касается нас, — то нам тоже надо крепко думать, и я не уеду отсюда, пока не завершу своей миссии.
В дверь снова постучали условным стуком. Хомус открыл дверь и в комнату снова зашёл старичок, передал пакетик и удалился. Хомус развернул его. — Это сводка-резюме их встречи. Помните, Ватсум, лес, и — тот "сходняк", свидетелями которого мы уже были?
— И что же там?
— Местная милиция сообщает нам о том, что ей удалось прослушать. — Хомус стал внимательно читать, а затем передал Ватсуму, но уже своими словами прочитанное: —Основная их идея заключается в обновлённом объединении преступного мира на основе смешений понятий и стилей и методов и сфер их влияния. Они чувствуют приближение опасности и постараются запутать нас. Их лучшие умы сейчас работают на то, КАК наиболее правильно и чётко сформулировать новую программу их действий на будущее, касательно их конкретных планов; в том числе и — прежде всего в связи с их новым взаимодействием в обновлённых условиях. Таковое обоснование-указание-резюме, обязующее всех его участников, они положат в тайник, уже известный полиции. Наша задача — изъять текст из тайника, проанализировать, и, изменив его суть зла на суть добра, подменить его с тем, чтобы мгновенно посадить их за решётку, не дожидаясь осуществления их планов. Естественно, милиция будет брать их сполично и синхронно, главное — это нити нашей операции: паутину должны раскинуть мы. Что же касается обсуждаемых ими тем, то здесь расклад — традиционный: наркоторговля, торговля людьми, терроризм, ограбления магазинов и банков, проституция, казино, слияние с коррумпированными чиновниками и — захват власти. Кое-что ещё, чего я ещё не могу сказать. Нам предстоит догадаться об этом самим из записки, которую вы, Ватсум завтра заберёте. Я объясню вам, как туда добраться. Власти проложили туда подземный ход, общей длиной около семисот метров. Наших людей здесь не так уж и много. Как говорится: ты, да я, да мы с тобой… Те же из друзей, кто ещё верен принципам добра — чрезмерно загружены текущими делами и — боятся утечки информации. Поэтому, за документом пойдёте вы, Ватсум, вас здесь не знают.
— Но, Хомус! Как возможно обработать информацию так, изменив её, чтобы они не догадались об этом?! Мало того, ещё и попались при этом в сети!.. Ведомые ею же… И при условии их полного смешения понятий!
— Дорогой Ватсум, Зло есть всегда — Зло. А — Добро   — Всегда есть Добро, не забывайте об этом. — Хомус задумался и добавил, — у Высоцкого есть интересная фраза: Ни единою буквой не лгу… У них же — всё наоборот… На этом и будем стоять. И на это сделаем ставку. В свои понятия они давно уже не верят, и используй они — свои, — в переписке, их — сразу расшифруют, так что деваться им — некуда и они наверняка используют что-либо другое, и, наверняка, — русскую классику, на которой рассчитывают долго греть руки и паразитировать. Я думаю, у них это не получится. Каждый русский, пишущий по большому счёту — оставил нам с вами — свет и окошко в тоннеле. Я думаю, мы найдём выход. А теперь ложитесь спать, друг мой. Слежка там уже ведётся и поднять нас могут в любую минуту.
…Глубоко ночью в дверь снова постучали условным стуком. Прежний старик едва зашед, лишь только многозначительно кивнул, и сразу вышел. Хомус быстро сказал Ватсуму:
— Вы видите, Ватсум, уровень работы. Даже голоса своего мы не показываем друг-другу во избежание сердечной смуты, или — иного, ненужного работе смешения чувств. Здесь всё построено на доверии. И лишь нам с вами как старым друзьям, уже давно претеревшимся друг к другу, позволено общаться. Собирайтесь скорее. Подземная дорога начинается в десяти метрах от гостиницы с правого торца, если стать к ней лицом. В конце тоннеля вы увидите сверху люк. Когда вы откроете его — попадёте в заброшенный дом. Там, под маленьким столиком вы найдёте записку. Сделайте всё очень быстро. Нам ещё предстоит поработать с ней здесь. Затем так же быстро отнесёте её обратно.
Когда Ватсум ушёл, Хомус, что так было нехарактерно ему, не с удовольствием, а — нервно закурил трубку, выкурил, глубоко затягиваясь, её, всю, и, — набив новую, снова закурил. Через пять минут в дверь постучали. Это был Ватсум.       — Ну что? Принесли?
— Вот она! — ответил Ватсум, протягивая Хомусу листок исписанной бумаги.
Хомус взял листок и вслух прочитал его:

С руки ударил выстрел. До предела
Как будто замерло движение реки.
Задёргались тревожно камыши
И стая уток серых полетела.

Заносчивый поспешный белый дым
Умчался в сторону, гонимый сильным ветром.
Покрытая травы зелёным фетром,
Толкнула рыба верхний слой воды.

Всё снова замерло. Мелькали ветви ивы.
Сквозь запах дыма просочился соснячок.
И птица села на огонь рябины,
И всякий затаился у причины,
И белым "пёрышком" кружил в воде платок.

--- Ватсум! — вскричал Хомус. Вы понимаете, что это значит! Это же наша победа! Без кровопролития и жертв! Без боя! Если не считать бойцами тех, кто привёл нас к ней, наших классиков!.. Беззаветных бойцов! Я давно догадывался, что и они могут вести за нами наблюдение! Преступный мир не так прост. Обладая технической мощью других государств, которые поставляли им свои услуги, разрушая и людей, и экономику России, — они не смогли справиться с силой убеждения и правды, и — признали своё поражение тем более, что правительством России уже объявлена модернизация законов по моему предложению и их — унификация. Они обязательно предпочтут отсидеть три-четыре года, не подставляя себя под пули к тому же… Не думайте, что они будут воровать миллионы, — не боясь наказания. Вспомните, что я говорил вам! Замедляющийся технический прогресс и — отсутствие возможности объединения, да и — сами законы — толкают их сдаться в руки правосудия! Надо связаться с правительством и срочно всё уточнить!
…Возвращаясь в Лондон, Хомус задумчиво курил и читал последний выпуск "НОВОСТЕЙ". --- А вы знаете, Ватсум, от правосудия не ушел почти никто. Кое-кто еще в бегах, но, в общем и целом, --- страна почти чистая. Я говорю "почти", потому что остались еще непорядочные и бескультурные, отравляющие
своим присутствием нам всем жизнь. Но моя миссия заканчивается, и --- начинается ваша, мой дорогой друг... Напишите что-нибудь хорошее, позитивное. Пусть то будет --- любой жанр от сатиры до --- триллера. Но, как всегда, сделайте все это --- интересно, с душой. Если тоже самое сделают и те, от которых это зависит, начиная с журналистов и писателей, -- наша земля и люди на ней --- зацветут, и мы все поймем, как мир Божий прекрасен. Только, как всегда, --- ни единою буквой не лгите. А, если не сможете --- не лгать, --- сразу бросьте все и приезжайте ко мне на пасеку.
                Повесть требует некоторой редакции, в смысле правок, разделяющих диалог.

8 мая 2007 г.; 18 марта 2008 г.; 3, 5 Февраля 2021 г.