Сон о Бродском

Маша, доброе утро, вернее, уже день!

Это просто безумие - но после нашего разговора мне всю ночь снился Бродский, именно в Венеции, и именно в кафе - но не там, где они с Рейном, а моем любимом кафе возле Арсенала... В дождливый зимний день я вошел туда, перейдя через горбатый мостик над каналом. Народу почти не было, я сел за столик, заказал кофе с круассаном. Ожидая заказа, я стал оглядываться по сторонам, и вдруг обомлел: ОН сидел за столиком напротив, все в том же старом плаще и что-то писал, держа дымящуюся сигарету в левой руке. Я подумал, что схожу с ума - ведь ОН давно умер. Мне принесли заказанное, а я попросил еще огромную кружку пива - чтобы задержаться подольше. Я смотрел на него неотрывно очень долго. Тут в кафе вошел молодой мужчина в джинсах, с ним были две девочки лет 10. Они сразу направились к столику Бродского, тот оторвался от бумаг и радостно их приветствовал. Они поговорили минут пять, мужчина подсунул ему какую-то книжку в мягком переплете, и Бродский написал на ней что-то. Они ушли. Я воспользовался моментом - пока ОН не вернулся к своим бумагам и подошел к нему со словами: "Здравствуйте, Иосиф Александрович!" Он отрывисто ответил "Здрасьте!", и тут же, не обращая на меня внимания, закурил очередную сигарету (предварительно оторвав фильтр) и снова склонился над рукописью. Я начал что-то бормотать, какие-то нелепые признания и комплименты, но Бродский не реагировал. Я понял, что попытка знакомства провалилась, и вернулся за свой столик, полный отчаяния. Но при этом продолжал сидеть. В какой-то момент Бродский попросил счет, оплатил его и как-то очень быстро ушел. Я тоже попросил счет. Но перед уходом, все же решил зайти в туалет. Занимаясь своими делами)), я вдруг почувствовал, что кто-то пристроился у соседнего писсуара. Я повернул голову и обомлел - это был снова ОН. Он стоял рядом, держа кожаную папку под мышкой. В какой-то момент она выскользнула, но я успел ее подхватить. Он поблагодарил по-итальянски - Grazie! Я ответил, что говорю по-русски, и при этом добавил со смехом: "Хоть что-то у меня есть общего с гением!" Мы разговорились. Вернулись в зал и снова сели - уже за один столик. Мы проговорили несколько часов (!) об очень многом - он говорил о поэтах, поэзии, Венеции, каких-то общих знакомых. Я рассказывал про Израиль, свои талмудические изыскания и кабаллистические штудии, про Тору, древнееврейский и арамейский языки, постулаты иудейской веры и о многом другом. Я вспомнил и нашу случайную встречу в Нью-Йорке в 95 году, и он вдруг вспомнил меня. "Я вам вернул вашу тетрадку, вы помните?". О да, - ответил я. Я безумно переживал, что со мной не было недавно изданной книжки моих стихов, и что я даже не захватил ее в эту поездку. Он меня успокоил, вынул из папки листок бумаги и написал на нем свой адре и телефон со словами "Обязательно пришлите мне!" Я пожаловался, что мои браться назвали мою книжку "чухнёй". Он отпарировал: "Это ваши братья несут чухню! Вы совершенно правильно сделали, что издали книгу - каковы бы ни были ваши стихи, вам непременно следует продолжать: поэзия - это почти единственное, ради чего стоит жить..." Я проснулся внезапно именно во время этой фразы от дикой боли - мне свело ногу. Было уже 11 часов утра! За окном дрожала от жары выжженная солнцем Шфела - прибрежная равнина... Мне показалось, что я сошел с ума - от отчаяния и осознания того, что это был только сон...

Это второй сон в моей жизни, который я записал почти немедленно после пробуждения. О первом я когда-нибудь напишу в своем романе...