Самый лучший день

Если у человека нет цели
То жизнь его, есть не что иное
Как продолжительная смерть.
Пьер Буаст

       Валентина Спиридоновна очень спешила на электричку. Она бежала изо всех сил, можно даже сказать - неслась, как ветер. Конечно тот, кто увидел бы её в этот момент не согласился бы с этим. Он бы резонно заметил, что эта страдающая одышкой седая старуха, с оплывшей фигурой и со слишком тяже-лыми для неё сумками, всего-навсего медленно, нелепо и суетливо ковыляет своими распухшими больными ногами по дороге к станции, постоянно поглядывая в сторону, откуда вот-вот должен был появиться электропоезд. Но он определенно был бы не прав. Определенно! Сегодня был замечательный день, её день, самый лучший день в её жизни. Она это чувствовала!
   Сегодня Пасха совпадала с Первомаем! И это редкое совпадение было для Валентины Спиридоновны большой удачей. Именно поэтому она и бежала со всех ног на электричку. Уж сегодня-то и очень скоро, она увидит свою люби-мую ненаглядную внучку Оленьку. И не только увидит, но и обнимет её и рас-целует. А потом…, потом они будут почти весь день вместе, и дочка уже не сможет сказать, как всегда: «Мама, ну вот вечно ты со своими церковными праздниками лезешь, а мы сегодня собирались по магазинам проехаться». Намекая на то, что «мы» — это значит без нее. А зять не будет саркастически поглядывать на принесенный ею кулич и отпускать похабные шуточки про фаллический символ с крашеными яйцами. Сегодня все будет по-другому, она это точно знает! Сегодня праздник международной солидарности трудящихся и ещё чего-то там…
    Да Бог с ними, с трудящимися. Главное, что они всей семьёй сядут за празд-ничный стол и действительно вместе будут праздновать, пускай и разные праздники, и каждый свой, но вместе. И пусть молодые, как всегда, напьются и начнут выяснять отношения, ей и это не испортит праздник. Она возьмет свою семилетнюю внучку, её отраду, её радость, её счастье, её Оленьку, Оле-нёнка, постоянно портящую глаза проклятым айфоном, и пойдет с ней гулять, благо и погода прелесть. Солнышко-то вон как радостно светит.
    Солнышко... Это солнышко могло бы и не так сильно греть да припекать, а то уже вся вспотела и дышать тяжело. Господи! Вот и сердечко опять что-то с утра барахлит — никакие таблетки ему уже не помогают, хоть и принимаешь их горстями. И распухшие больные ноги еле-еле идут, с трудом подчиняясь измученному болью телу, да и гостинцы в сумках руки оттягивают, что твои гири.
    Нет! Нет! Нет! Гостинцы — это святое! Не с пустыми же руками ей к внуч-ке являться. Хороша была бы бабушка! Да и к праздничному столу надо что-то принести, чтобы поесть по-человечески. Не пиццу же эту проклятую жевать на праздник, не приведи Господи, к которой там все привыкли.
    Честно сказать, дочка-то толком ничего приготовить как следует не умеет, не хозяйственная она. Да и вообще мало что может. И в кого только такая по-шла? Неизвестно. В отца разве что? Тот, алкоголик, только пить умел. Поэто-му и дочка поздно родилась, да и то случайно. Не хотела Валентина Спиридо-новна рожать от пьяницы, как чувствовала, не к добру это.
    Сама она в свое время жила только с матерью — и ничего: и со скотиной во дворе справлялась, и дома чистоту блюла, и готовить была мастерица. А дочка, как чужая, Господи! Да и то сказать, некогда было её воспитывать да учить че-му-нибудь. Как мужа-алкаша из дома выгнала, так он совсем спился и помер. Дочка ещё совсем маленькой была. А сама она с утра до вечера на работе, а ещё общественные нагрузки, дела по комсомольской, а потом и партийной ли-нии. Вечером придёшь, еле ноги волоча от усталости, приготовишь что-нибудь поесть по-быстрому, дневник у дочки проверишь и спать без сил. Не дай Бог кому ещё такую жизнь!
    Но, по правде сказать, благодаря общественным делам её и заметили, зар-плату сделали приличную, продвигали по карьерной лестнице и даже хорошую квартиру бесплатно вне очереди дали. Хорошо, что до развала страны успела получить, сейчас её и не укупишь.
    Да только уже выросла дочка. И хоть ни в чем в жизни не нуждалась, благо-даря матери, не ценила этого, всё хотела своим умом жить. Вот и живет теперь черте знает как, прости Господи, ничего не умея и не имея, кроме непутевого мужа. Да и сама непутевая. Вот и учеба после школы толком у неё не пошла, и на работу нормальную так и не устроилась. Что это за работа такая — риэлтор? Обман людей, да и только.
    Квартиру свою трехкомнатную, в городе, и ту пришлось Валентине Спири-доновне дочке отдать, чтобы было где внучке, до свадьбы нагулянной, с роди-телями жить. Да машину молодым купить, чтоб они внучку в английскую школу возить могли.
Десять лет дочка с мужем в грехе прожила, а свадьбу сыграли только после рождения ребенка. Ну кто так делает? Господи! Не по-человечески все это!
    Да Бог с ней, со свадьбой. Хорошо, что хоть вообще родила. А то ведь сей-час молодежь ни жениться, ни рожать не хочет, и не допросишься! Уж сколько раз с этим вопросом приставала она к дочке, а та только отмалчивалась. А тут вдруг нате вам — в том возрасте, когда все бабы обычно и рожать-то переста-ют, одумалась дочка. А может, так же, как у неё самой, случайно вышло? Но так или иначе, а родилась долгожданная внученька. И уж так порадовала ста-руху, так порадовала своим появлением на свет, что и не передать.
   С тех пор она в своей внучке души не чает и встречается с ней так часто, как только дочка позволяет. А сама она, как вышла на пенсию, так в деревне в старом материнском доме и поселилась — ничего, не велика птица.
«Электричка…, электричка…, электричка…, — стучало в голове Валентины Спиридоновны, спешащей изо всех сил, — только бы на неё успеть, лишь бы не опоздать!»
    Кто-то, конечно, может заметить, мол, что за беда опоздать на электричку, если на работу не торопишься, можно и следующую подождать, они же с утра одна за другой идут. Но это кто-то. А ей необходимо видеть обожаемую внуч-ку прямо сейчас, сию секунду. Не зря же она столько времени готовила гос-тинцы! Только для освящения кулича трехчасовую очередь вчера отстояла, со своими ногами-то. Значит обязательно надо успеть на ближайшую электричку. Обязательно! Тем более в такой замечательный день!
     Уже и некогда было идти на этот проклятущий железнодорожный переход через пути и карабкаться вверх по ступенькам из последних сил, отдыхая чуть ли не на каждой из них, а потом ещё спускаться с такой верхотуры. И кто его только придумал? Хорошо хоть проезд бесплатный, время на покупку билета тратить не нужно. Нет, не будет она по переходам лазать, надо спешить! Хоть бы успеть, Господи! Валентина Спиридоновна бегом, превозмогая свои недуги, хрипя и задыхаясь, свернула на тропинку, ведущую прямо через железнодо-рожные пути. Так было гораздо ближе.
«Надо всего лишь пару раз пересечь рельсы, а тут уж и платформа начнется. А там можно и попросить кого-нибудь помочь подняться на неё. Сама-то уже и рук не чувствую! — бешено проносилось в слегка помутившемся сознании Ва-лентины Спиридоновны. — Помогут, небось, старухе-то вместе с сумками на неё забраться. Главное перед встречным товарняком проскочить, а иначе точно не успеть!»
— Успеть бы мне, только бы успеть, только успеть, — тихо бормотала она, щурясь от заливающего глаза пота и из последних сил подгоняя свое больное тело, не желающее двигаться быстрее. И уже подойдя к железнодорожным пу-тям услышала Валентина Спиридоновна слева от себя шум приближающегося грузового состава.
«Господи Иисусе! Только бы перебежать вовремя пути, а там уже помогут, — думала она. — Помогут! Помогут! Помогут!.. — стучало молотом в висках. — Могут, могут, могут...» — отдавалось в больном уставшем сердце.
— Успею, милок, успею, родненький. Не шуми ты так, Господи! — пробормо-тала она, услышав громкие и резкие гудки поезда и поворачиваясь со своими сумками левым боком, чтобы перешагнуть через рельс.
    И уже было, поднатужившись, подняла она ногу, как вдруг ужасная боль ре-занула Валентину Спиридоновну по всей спине. Было ощущение, что кто-то с размаха полоснул наискосок саблей. Удар был нанесен по диагонали, от право-го плеча к левой почке, и так силен, что у неё подкосились ноги и потемнело в глазах.
«Что же это за нехристи такое вытворяют, Господи? За что? — мелькнуло у неё в голове, пока она оседала на рельсы. — Я же не успею к своей роднень-кой внученьке!»
    Оглянувшись через левое плечо, Валентина Спиридоновна успела ещё заме-тить, сквозь кроваво-красную застилающую пелену в глазах, серую надвигаю-щуюся громаду локомотива. И в этот же самый момент, откуда-то сзади, к ней вдруг метнулась совершенно черная размытая высокая тень. Она жестко, неожиданно и сильно ударила её плашмя, сотрясая, казалось бы, саму основу жизни, как при падении с огромной высоты на асфальт, и поглотила Валенти-ну Спиридоновну навсегда...
   И уже не видела она ни свое старое скорчившееся тело, стоящее на коленях у железнодорожных путей, держащееся обеими руками за сердце и уткнувшееся лбом в холодную бетонную шпалу между рельсами, ни разбросанных сумок с гостинцами, ни испуганных лиц прохожих и машинистов грузового поезда. И не было ей уже никакого дела ни до резко тормозящего товарняка, искрящего колесами и скрежещущего своими металлическими суставами, ни до своей от-резанной головы, вдруг страшно и нелепо поскакавшей по шпалам с выбив-шимися из-под платка седыми разметавшимися прядями, ни тем более до свое-го обезглавленного больного тела, оставшегося лежать бесформенной горкой окровавленного тряпья.

                ***
— Внученька, Оленька, счастье мое! — прозвучало как-то жалобно и гулко где-то внутри. Раз, другой, третий... И вот она уже рядом! Вот она, Оленька, Оленёночек, только руку протяни! А Валентина Спиридоновна как бы сверху, из-под потолка на неё глядит, а приблизиться не может, хоть и рвется к родной кровиночке изо всех сил и зовет её, и стонет, и плачет. И так хочется Вален-тине Спиридоновне внученьку свою, маленькую такую, солнышко нежное, прижать к себе, да расцеловать в щечки мягонькие, что мочи нет. Вот она си-дит, родненькая, на полу у дивана со своим айфоном, а только никак не обнять её.
   Но вот, наконец-то, оторвалась от телефона, милая, посмотрела по сторонам и прислушалась.
— Ба-аб? Баба Валя, ты здесь? — спросила, как-то странно косясь и оглядыва-ясь.
— Здесь я, здесь, моя милая, золотко мое ненаглядное! — радостно отозвалась Валентина Спиридоновна страждущей душою.
   Но внученька, почему-то, и не видит, и не слышит её, бедненькая. Только ещё раз посмотрела по сторонам, задумалась и вдруг произнесла, насупившись: «Ты же обещала мне, - не умирать! Ты обещала не умирать! Обещала, обещала, обещала...!»
   Личико её исказила гримаса внезапного горя, на глазах выступили слезы, и она, вскочив с пола, кинулась ничком на диван, безутешно рыдая.
— Ох ты, Господи боже мой, опять что-то не то сделала, дура старая, опять не угодила моей золотиночке, голова бедовая! — с досадой на себя подумала Ва-лентина Спиридоновна, абсолютно не понимая, о чем говорит внучка.
— Ну?! Что опять там такое, что случилось, что еще за рёв?! — глухо послы-шался недовольный, раздраженный голос дочери из соседней комнаты.
И тут же телефонный звонок.
— Алло, слушаю! – ответила дочь. - Умерла? Как умерла, сегодня же Пасха, её праздник…? Сердечный приступ? Еще и поезд?! Понятно, спасибо за звонок.
    Потом за стеной неразборчиво голос зятя, а дальше опять тот же, дочери.
 — Ну мать, ну мать и умереть-то по-человечески не может! Мало того, что у неё сердце прихватило, удар случился, так она ещё и под поезд умудрилась попасть. Тоже мне, Анна Каренина! Теперь её так изуродовало, что хоронить только через крематорий, сплошные убытки…
    Но тут для Валентины Спиридоновны всё неожиданно изменилось. Стало как-то до ужаса тягостно и муторно, всё вокруг замелькало, исчезла любимая внучка и дочка с мужем, и квартира, как их и не бывало. И только краем со-знания словно видела она, как нечто кружит возле неё в сумеречном простран-стве с разноцветными вспышками.
 — Кто здесь?! — беззвучно, с охватывающим душу смертельным испугом воскликнула она, чувствуя, как что-то сворачивает её сущность куда-то в саму себя.
 — Здесь, здесь, десь, есь… — отозвалось затухающее эхо, а может и чьи-то голоса в закручивающемся, постепенно тускнеющем туннеле сознания.
    Потом темнота и тишина. И кажется Валентине Спиридоновне, что она вро-де как крепко спит и проснуться не может, потому что вся в слух преврати-лась. И как бы сквозь сон слышит гулкие шаги. Вот вроде бы открылась какая-то дверь, кто-то подходит к ней. Возглас испуга и голос дочери!
— Да, да, это она! Видите, у неё над левой бровью родинка приметная. Прошу вас, кремируйте как можно скорее! Документы я принесла, денег, сколько нужно, дам. Может, обычно, и хоронят на третий день, но мы ждать не будем. Лучше прямо сегодня!
    Каким-то образом поняла Валентина Спиридоновна, что речь идет почему-то о ней. Хочет дочка зачем-то сжечь её в печи крематория. А в чём её вина перед дочкой — не поймет. Ведь всё, чего она хотела, это пообщаться с ненаг-лядной внученькой. Так зачем же её так? За что? Чем не угодила ей?
— Доченька, милая, что же ты делаешь, что творишь, родная моя? Побойся Бо-га! — хотелось крикнуть ей. — Я же все слышу, Господи! Не умерла я ещё, а ты меня в печь отправляешь! Чем же я перед тобой провинилась?!
    Но не могла она ни крикнуть, ни сказать, а только продолжала слушать, но уже чужие голоса, пока вокруг неё не загудело пламя горелок печи.

                ***
    Вроде бы и не стало уже Валентины Спиридоновны, и не могла она, конеч-но, знать, что зять с дочкой, после скорых и скромных поминок поехали не-трезвыми на машине к юристу, оформлять наследство, и попали в тяжелую аварию. Что зять не выжил, хоть на его лечение дочка потратила много денег и ей пришлось продать квартиру в городе, а самой переехать с внучкой в дерев-ню, в её дом. Что внучка, после смерти двух близких людей, впала в депрес-сию и врач порекомендовал им завести в доме собаку.
    Но только приключилось с Валентиной Спиридоновной, после всех траги-ческих событий, нечто странное. А может и не с нею, а с её душою или с тем, что от неё осталось. Или это вообще был чей-то сон. Доподлинно никому не-известно.
    Да только засияла внезапно какая-то точка во всей этой долгой кромешной тьме, наполненной страшным, давящим, тяжелым состоянием безысходности. Потянуло Валентину Спиридоновну к ней, как магнитом. И полетела она туда, вроде как по трубе, а может и нет, может по лучу света, освещающего это мрачное царство тьмы.
А свет все ярче и ярче становится! И стал таким большим, как солнце, только светит сильнее во много раз, а глаз не режет и смотреть на него неописуемое счастье! Такая тут благодать на Валентину Спиридоновну снизошла, что сил нет, просто душа от неё разрывается. И заплакала, и зарыдала бы от такой нестерпимой радости, да только ни глаз, ни рук не чувствует и не видит она. Но смотрит, смотрит, не отрываясь!
    Глядь, а в том свете чей-то образ вдруг проявился, вроде, как Богородицы. И такая любовь, такое всеобъемлющее счастье от неё, что все на свете отдала бы, лишь бы продолжалось это без конца. Полилась тут внезапно такая молитва из Валентины Спиридоновны, которую при жизни и не знала она вовсе. И поняла она, что умерла, а сейчас, видимо, душа её в раю, потому что такого восторга не испытывала она никогда.
    Хоть и была Валентина Спиридоновна партийной всю жизнь и в Бога вроде бы не верила, да только разглядывала украдкой в детстве икону Богородицы в красном углу. А после смерти матери спрятала у себя в комоде и доставала лишь иногда, в минуты печали и раздумий, молясь над нею тайком. Вот и вы-лились теперь наружу скрываемые всю жизнь чувства.
    Но недолго продолжалось это божественное состояние счастья. Всё вдруг стало опять меняться. Исчезла Богородица, а свет стал как-то жестче и ярост-ней. Вот тут и оробела Валентина Спиридоновна сильно, потому что перед этим светом она вроде бы нагишом оказалась, хотя тела своего и не видела. А он просвечивает её насквозь и всё яростнее и сильней становится, и ничего не скрыть от него. От этого страх и смущение у женщины появились.
    Вдруг, как будто кто-то тронул её за плечо. Обернулась Валентина Спири-доновна, а рядом ещё один источник света и так заманчиво светит, будто окошки уютного домика случайному путнику в зимнюю метель. Теплый, неяр-кий свет так и ласкает, так и зовет. Но конечно с тем, который до этого был, ни в какое сравнение не идет. Вот тут и встала она, как «Буриданов осел меж-ду двух копен». Чувствовала, что надо пойти к тому или другому свету, да только не знала к какому. Один вроде ласково манит, а другой страшит. Да только тот, что страшит, позволил такое счастье испытать, какого никогда прежде ей не приходилось знать.
    Постояла, постояла она и решила в тот окунуться, где Богородица привиде-лась, потому как всегда отчаянной была. И снова поменялось всё. Свет принял её и разделился вроде бы на радугу семицветную, только вертикально стоя-щую, а та, в свою очередь, на цвета распалась. И оказались перед Валентиной Спиридоновной семь столбов света, далеко вверх и вниз уходящие, а вокруг, вроде, слабое мерцание какое-то. Такая легкость вдруг охватила женщину, не передать. И она словно воочию увидела, будто сняла с себя весь опыт прожи-тых лет, как рюкзак, и, вынув из него все моменты своей жизни, расставила их перед собою так, что можно каждую минутку разглядеть, не то что день.
— Правильный выбор, поздравляю! На этот свет и надо было идти! — неожи-данно услышала она низкий мужской голос, заставивший всю её сущность за-трепетать. — Другой путь был к низшим мирам, к голодным духам вел.
 — Господи! Ты ли это?! — благоговейно воскликнула Валентина Спиридо-новна, хотя и не знала, чем. Тела-то не было.
 — Кхм…— услышала она смущенный голос, — всё не совсем так, как ты себе представляешь. Хотя звать меня можешь как хочешь, а я буду тебе пояснять некоторые моменты. Для начала скажи мне, чего бы ты хотела больше всего? Подумай, как следует!
— Да нечего тут думать, Господи! — жалобно простонала Валентина Спири-доновна изнывающей душой. — Ничего я в жизни больше не хочу и не хотела, как только быть рядом с внучкой своей!
 — Хорошо, — все так же смущенно и задумчиво произнес голос, — твое же-лание будет учтено.
    Тут столбы света слегка колыхнулись и внутри Валентины Спиридоновны вроде как сам собой вопрос возник: «Что сделала ты в течение жизни для про-светления души своей?»
«Боже ты мой! Так это же Страшный суд! — осенило её. И так она разволно-валась, что будь у неё тело, обязательно в обморок бы упала, или мурашки бы по телу с кулак пошли, точно».
— Господи, не понимаю я чего от меня хотят, — обратилась она к таинствен-ному голосу.
— Что ты сделала хорошего в своей жизни? Посмотри, так ли это было хоро-шо, как ты считала, — пояснил голос.
— Да как же так? – слегка растерялась Валентина Спиридоновна. — Всю жизнь честно трудилась, с утра до вечера на работе «горбатилась», рук не по-кладая. Пахала как лошадь! Душу, можно сказать, вкладывала! Вот, посмотри-те сами. И она указала на разложенную перед нею жизнь.
 — То есть, основная часть жизни была использована для совершения действия называемого работой, дающей возможность поддерживать тело в оптимальном состоянии. Совершенствования души в это время практически не происходи-ло, хоть и вкладывалась она в дело и была частично израсходована. Опыт не принимается! — не столько услышала, сколько поняла она ответ.
— Как это не принимается?! Как не принимается! Что же это такое? Всю жизнь на этой проклятущей работе вкалывала – и нате вам! Не принимается! — возмутилась Валентина Спиридоновна, забыв про то, что это Страшный суд.
— Душа отправляется на землю и поселяется в живом существе только для од-ного — для развития, для её дальнейшего просветления. Поэтому всё, что не относится к этому, здесь в расчёт не идет, — опять вмешался низкий голос, принимаемый Валентиной Спиридоновной за Господа, — но ты не отчаивайся. Посмотри, может общественная работа на благо всех твоих товарищей, любовь к ним, помогала душе твоей расти.
— Да какое там, — честно призналась Валентина Спиридоновна. — Каждый только и смотрел, чтобы эти «товарищи» не получили от общественных благ больше, чем он сам. Тут скорее потерять душу можно, чем взрастить.
 — И что же, так и не любила никого в своей жизни? — продолжал гнуть свою линию голос.
— Да как же не любила?! Боже ты мой! — опять вскинулась Валентина Спи-ридоновна. — Мать свою любила, дочку, а внучку так просто обожала!
— А жила-то для чего?
— Так для них и жила! Сначала для дочки, а потом для внучки, для отрады мо-ей, кровиночки моей...
— Грустно это всё... — внезапно и с печалью произнес голос.
— Да что же тут грустного? Господи! Радости-то сколько, от внучки-то! — не поняла Валентина Спиридоновна.
— Грустно потому, что не заботилась ты о душе своей, не растила её просвет-ленность, а все силы положила на дитя человеческое.
— Да что я, монашка какая-нибудь, чтоб только о душе всякий день помнить? — возмутилась Валентина Спиридоновна. — Я же любила их! Ночи не спала, сутками работала, только бы их обеспечить. Что же мне теперь, о своих род-ных заботиться нельзя?
— Заботиться можно и нужно. Но и любое животное заботится о своем потом-стве. И если всю свою жизнь положить только ради заботы о них, то чем же мы будем отличаться от зверей лесных и птиц небесных? К тому же, некоторые животные заботятся о потомстве гораздо больше и лучше, чем большинство людей. Посмотри сама!
    И тут же увидела Валентина Спиридоновна себя, вроде, как мышью и одно-временно со стороны смотрящей. Видит она себя в норке, всю в делах и забо-тах, суетящуюся рядом с мышатами, ни на минуту их одних не оставляя. То подбежит обнюхает их, здоровы ли, то оближет, чтобы им жарко не было, то покормит, то рассортирует по своему усмотрению, то бежит нору проверить, не залез ли кто. А то начнет чистить её или достраивать, то сама чистится, то думает, куда за пропитанием сбегать, чтобы надолго мышат не оставлять, то попить, то насмерть бьется с незваными гостями, которые пытаются в нору за-лезть. И так носится то туда, то сюда, что голова кругом идет.
    А той частью себя, что со стороны смотрела, увидела она вдруг множество животных, птиц, рыб, земноводных и насекомых. И все они тоже заботились о своем потомстве. Кто-то из них охранял свое потомство, не отходя от него ни на шаг, да так, что от него самого только тень оставалась, а некоторые и поги-бали. Кто-то жертвовал своим телом, чтобы его дети питались им, и не умерли без пищи, пока не подросли. Другие своё потомство во рту хранили, да так и умирали от голода. В общем, чего только не было!
— И слава Богу, что я не мышь и не паучиха какая-нибудь! — подумала Ва-лентина Спиридоновна. — От таких забот и с ума сойти можно, а то и просто помереть раньше времени.
— Как видишь, люди сильно преувеличивают свою значимость и свои усилия в заботе о детях, так что опыт не принимается, — снова услышала она где-то внутри себя, и свет перед ней колыхнулся.
— Может я и заботилась о своих родных не так, как эти существа, но любила их точно и очень сильно любила! — заявила в отчаянии Валентина Спиридо-новна светящимся столбам.
— А как ты считаешь, любит ли ребенок, к примеру, щенка, с которым играет каждый день, целует его и ласкает? — услышала она следующий вопрос.
— Конечно любит, тут и думать нечего!
— Но ведь ребенок этого щенка ещё и в тряпки заворачивает, в кроватку кла-дет и иногда надолго, не считаясь с его желаниями. А потом может и «опера-цию» ему сделать куском стекла или, к примеру, засунуть в машинку и сбро-сить со стола, привязать к шее веревку и насильно волочить за собой по земле, удушая его, а то и по воздуху. То есть, может сделать щенку очень больно. То-гда как?
— Так ведь дитя неразумное, что с него взять! Не понимает еще, что больно делает.
— Вот то-то и оно, что для того, чтобы любить, надо понимать, как это делает-ся! А понять это только душою можно и только тогда, когда она достигла определенного развития! Становление же свое душа человека заканчивает примерно в тридцать лет, а потом начинает свое дальнейшее развитие, при условии, что человек прикладывает к этому определенные усилия. А до окон-чания становления имеется только тот запас души, что получен в предыдущей жизни. И чем более развита душа, тем больше она осознает, что такое любовь. Если, конечно, уже достигла того уровня, при котором это понятие вообще возможно.
    А у людей всё любовь! Так они и говорят: «Люблю Бога, люблю этого чело-века, люблю свою собаку, люблю такую погоду, люблю поесть, люблю поси-деть на горшке». То есть, любовь к Богу и любовь к горшку у вас одним сло-вом выражается. Так не правильнее ли предположить, что человек изначально не знает, что такое любовь, и обозначает этим словом что-то другое?
    Если его душа незрела и не развивается, благодаря развитию осознанности и присутствию вездесущего духа, откуда он может знать, что такое любовь? Ведь если родители не научили его совершенствованию души, то и они не знают, что это такое. И их родители этого не знали. Так почему люди уверены, что то, что они испытывают, это любовь?
 — Но… Но как же так?! Господи! — окончательно растерялась Валентина Спиридоновна.
 — Да вот смотри, — услышала она, и тут же возникло следующее видение:
Перед ней появился экран, и на нём, как кадры старой кинохроники времен начала двадцатого века в ускоренном темпе замелькали фигуры каких-то лю-дей. Но Валентина Спиридоновна сразу поняла, что ей показывают жизнь её бабушки. Вот она еще маленькая. Вот начинает расти и на ее фоне растет не-кое розовое облако, обозначающее душу. Но видимо разговоры и поведение родителей постоянно эту душу угнетают, и она растет неравномерно, сжимаясь всякий раз, когда на неё давят.
    Тут начинается Первая мировая война и её отец погибает. Душа получает сильный удар и уменьшается на треть. Потом революция. Погибают дядя и тетя бабушки, и начавшая было расти душа опять уменьшается. Но вот бабушка встречает молодого человека, влюбляется, и её душа пытается быстро восста-новиться.
    Появляется ребенок, мама Валентины Спиридоновны. Рост души ещё быст-рее. И вот она достигает становления, как ей и говорили, в тридцать лет. Но дальше ей роста нет, так как не знает бабушка, как это происходит и потому мечется, страдает.
    Начинается Вторая мировая война и её муж погибает. Потом умирает мать. Душа сморщивается и застывает в таком положении надолго. В это время под-растает мама Валентины Спиридоновны и у неё начинаются конфликты с ба-бушкой, в результате которых души бабушки и мамы уменьшаются, тем более, что военные тяжелые годы не способствуют спокойному росту их душ.
    Вот мама встречает молодого человека и душа её начинает расти, постоянно подвергаясь ударам критики бабушки. Потом парень бросает маму и её душа сильно сокращается, но поддерживается хорошим отношением с бабушкой, ко-торая считает себя правой в отношении оценки парня. Потом мама опять встречает парня, но уже бывшего пленного немца. Душа её очень быстро рас-тет, но подвергается сильной атаке осуждения окружающих, и она разрывает отношения, отчего душа просто разваливается на куски.
    Небольшое затишье, и снова мама находит себе пару. Но на этот раз мужчи-ну, к которому просто чувствует симпатию. Рождается Валентина Спиридо-новна. Душа мамы начинает расти, но по ней сильный удар наносит пьянство мужа. По душе бабушки тоже постоянно наносятся удары, и её не спасает даже рождение внучки. И вот подрастает Валентина Спиридоновна. Её душа посто-янно растет. Отец уходит к другой женщине и уезжает в неизвестном направ-лении. У всех женщин в семье трагедия. А мамина душа, все время подверга-ясь ударам и давлению со стороны, так и не достигает становления.
    Душа Валентины Спиридоновны растет просто ударными темпами. А сама она только работает и занимается общественной деятельностью. Но бабушка умирает, и её, и мамина души съеживаются. Но тут она встречает перспектив-ного научного сотрудника и влюбляется. Душа ещё подрастает, несмотря на постоянные нападки матери. Работа и жизнь продолжаются, но муж постепен-но превращается в алкоголика, травмируя душу. Мать все время давит, требуя внучку, но Валентина Спиридоновна сопротивляется. Вот по нелепой случай-ности рождается дочка, и муж, постоянно пьющий по такому поводу, через па-ру лет после рождения дочки выгоняется из дому и умирает приблизительно через год в каком-то общежитии. Душа Валентины Спиридоновны черствеет от такого стресса, но быстро восстанавливается. Тут умирает мать, и это болью отзывается в душе, которая сильно сжимается.
    Быстро подрастает дочка, постоянно нанося мелкие раны её душе. Она взрослеет и, увлекшись противоположным полом, меняет множество парней. Но тут у неё появляется постоянный парень, что тоже отзывается болью. А по-том рождается внучка, и душа Валентины Спиридоновны вновь начинает рас-ти, но уже как-то неохотно и медленно, так и не достигнув становления, как и у матери.
 — Вот такая грустная, однобокая линия не вызревших женских душ, не до-пускающих в своей жизни ни их слияния с мужской половиной, ни совершен-ствования, ни развития, — подвел итог всё тот же низкий голос после того, как экран перед Валентиной Спиридоновной исчез.
— Опыт любви не принимается! — снова услышала она.
— Ты наверное заметила, что ваша семья как нельзя лучше демонстрирует будущую катастрофу человечества? – с интересом спросил голос.
— Катастрофу? – испугалась женщина, - да упаси Боже! Ничего такого я не видела.
— Ну как же, а ваша чисто женская линия, в которой мужчины очень быстро исчезают из семьи? Таких женских линий, к сожалению, становится всё больше и больше. В результате чего, даже если в этой линии и рождается мальчик, то ему очень трудно, практически невозможно стать настоящим мужчиной, так как у него нет перед глазами образа того, на кого он бы мог ровняться. В ре-зультате, таких мужчин, которые были раньше, становиться всё меньше и меньше. И вскорости, остатки тех, кто ещё как-то похож на мужчину, могут полностью изменится и стать чем-то ещё, перестав выполнять своё предназна-чение.
— Но ведь дочка-то у меня замужем! – возразила Валентина Спиридоновна.
— Уже нет, уже нет… - задумчиво и как-то отстранённо ответил тот, кого женщина принимала за Господа, изрядно напугав её этой новостью.
— Господи, да что же такое случилось?! – с испугом спросила женщина.
И тут же, как бы вспомнила она то, чего не видела – и смерть зятя, и переезд дочери в её дом, и всё, что произошло после её смерти.
— А как же это всё можно исправить? - с отчаянием в голосе спросила Вален-тина Спиридоновна.
— Для исправления этой ситуации, хотя бы одной из женщин вашей линии необходимо пережить опыт истиной любви к мужчине, то есть, побывать за-мужем реально, а не номинально, как это делают большинство нынешних женщин, - туманно сообщил голос.
— И как его пережить?
— Необходимыми условиями получения опыта любви является открытая душа, полная осознанность и нахождение в духе. Триединство — основа любого вида совершенствования человека. И только постоянно работая над собой можно достигнуть определённых вершин и понять, что такое любовь.
— Так на это же всю жизнь надо положить! — воскликнула удивленно Вален-тина Спиридоновна.
— Так и есть. Именно для этого и было дано человеку тело, душа и уникальная осознанность, не доступная другим живым существам, чтобы в течение жизни он развивал душу. И именно поэтому при отсутствии использования осознан-ности, для развития души, она забирается обратно.
— Это как? – огорошено спросила женщина.
— К примеру, если человек не использует свои ноги — они атрофируются, ес-ли он не использует глаза — слепнет. А в этом случае, он, в следующей жизни, рождается не человеком, а кем-то иным. И снова может попытаться достигнуть определенного развития, чтоб когда-нибудь родиться человеком. И если это у него получится, он опять будет иметь возможность применять уникальную осо-знанность для развития своей души, чтобы достигнуть вершины её осознания — тотальной, всепоглощающей, вселенской любви. Так что, как видишь, ро-диться человеком — это уже величайшее и уникальное достижение! А растра-чивание своей жизни только на то, чтобы существовать, потакая своим капри-зам и пестуя свое гипертрофированное чувство важности, в том числе важно-сти от того, как сильно ты любишь своих родных, это огромная глупость!
— Господи, да если бы я знала об этом, так и жила бы по-другому! Да откуда же мне было всё это знать?
— Для этого вам и дано множество религий, различных учений, практик и книг. И любой, кто задает себе такие вопросы, как: «Кто я? Зачем я живу на этой земле? Какова цель моей жизни, как человека?», — рано или поздно узна-ет это. Именно об этом и говорят строки в Евангелии от Матфея: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий прося-щий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».
— Ну хорошо, допустим у меня не было любови к внучке. Но тогда что это было, Господи?! — чуть не плача, воскликнула Валентина Спиридоновна.
    И надо сказать, что и заплакала бы, облегчая душу, но без тела это было аб-солютно невозможно.
— Вынужден тебя разочаровать, но это была всего лишь привязанность. Очень болезненная привязанность, основанная на ожиданиях твоего представления о любви. Вызванная необычайно сильной потребностью твоей страждущей души испытать ту любовь, которая достигается только постоянным развитием этой самой души. Посмотри сама, какую любовь, по мнению обывателя, можно бы-ло бы назвать идеальной?
— Какую? — автоматически переспросила Валентина Спиридоновна.
— Это любовь собаки к человеку! Она отвечает всем требованиям вашей люб-ви. Собаке от человека нужно только немного еды и ласки. И все! Она безумно счастлива и всегда рада видеть этого человека. Заметь, что она никогда не ста-вит себя выше объекта своей любви и в любой момент готова общаться с ним. Она принимает его таким, какой он есть, и не требует от него большего. Она даже готова жертвовать собой ради него! Но у собаки нет того уникального осознания, которое дано человеку с рождения. И кроме огромной и всепогло-щающей привязанности к человеку, она ничего не испытывает.
    А люди говорят про любовь собаки к человеку только потому, что они ведут себя так же и испытывают то же самое. Так что, как видишь, все это только огромная привязанность! Иногда она возникает у человека неожиданно, когда его восприятие объекта любви каким-то образом соответствует представлению созданному в его воображении. А чаще всего, она появляется постепенно, со-здавая привыкание человека к тому, кто находится рядом, в зоне доступности. Ведь не зря же люди говорят: «С глаз долой, из сердца вон».
    Валентина Спиридоновна мало что поняла из этого ответа, но у неё появи-лось тревожное предчувствие.
— А что же теперь? Что теперь?! — не на шутку перепугалась она. — Ничто из того, что было у меня, не принимается! Жизнь прожила, а так ничего и не нажила!
— Не волнуйся. Сейчас посмотрим твой опыт тела, полученный в течение жизни, и по результатам подведем итоги, — успокоил её голос.
— Прямо как на партийном собрании говорит, — отметила про себя Валентина Спиридоновна, слегка успокаиваясь.
    И тут опять начались изменения. Шесть столбов света отодвинулись назад, а вперед выдвинулся и засиял крайний, красный столб.
— В плане физического удовлетворения процент низкий. Количество мужчин за жизнь — четыре. В двух случаях, у двух из них, процесс общения был пре-рван по инициативе объекта. Потенциал взаимодействия с мужской энергией не раскрыт. Рождение единственного ребенка сопровождалось страхом и бо-лью. Уровень радости от его появления и жизни рядом, чуть ниже среднего. Работа всего центра на уровне восприятия и воздействия удовлетворительна, но в основном направлена на достижение только материальных целей. Опыт отрицательный, — услышала внутри себя Валентина Спиридоновна в то вре-мя, как столб света сиял и пульсировал.
— Как так можно?! Это же кошмар! Такое говорить о женщине, да ещё в её присутствии? — пришла она в ужас. И если бы у неё было лицо, обязательно бы покраснела.
 — Ну, а чего же ты хотела? Исповедь подразумевает правду! — откликнулся тут же голос. — Зато теперь ты можешь осознать, что мужчин ты не любила всю свою жизнь, хотя и не осознавала этого.
    Пока Валентина Спиридоновна думала, что на это ответить, вперед выдви-нулся оранжевый свет.
— Уровень взаимодействия с миром средний. Воздействие на окружающий мир направлено на грубые материальные цели с исправлением его под свой образ мыслей. Волевые усилия использованы для подавления и подчинения окружающих. Опыт отрицательный, — услышала она на этот раз.
— Господи, да что же это такое?! — возмутилась Валентина Спиридоновна. — Да никого я никогда не подавляла и не исправляла!
— Ну да, ну да, — согласился голос саркастически, — просто все мужики по вашей линии оказались сволочами.
    В это время засиял желтый столб света.
— Состояние приятия окружающего мира, в течение жизни, соответствует среднему уровню. Уровень переваривания ситуаций достаточно активный, вплоть до доминантного. Работа с центрами осознания не замечена. Но в целом положительные, оптимистичные изменения при взаимодействии с живыми существами. Опыт выше среднего.
— Вот видишь, не всё так плохо, — радостно заявил ничего не понявшей Ва-лентине Спиридоновне тот, кого она принимала за Господа.
    Но только она хотела спросить, что тут хорошего, как перед ней возник зе-леный свет.
 — В результате скрытого роста низких вибрационных составляющих и их по-стоянного накопления был забит канал чистой радости принятия мира. Произ-веден прорыв затора с остановкой всех систем жизнеобеспечения. Анализ со-ставляющих выявлен. К ним относятся: усиленное самоотречение, жалость к себе, чрезмерная жертвенность в стремлении угодить другим, а также каприз-ность и иждивенчество. Но при функционировании системы основными фак-торами являлись сострадание и преданность. Опыт высокий, — услышала Ва-лентина Спиридоновна.
 — Ну, всё! Всё, хватит! Я не могу этого выносить! — раздраженно заявила она. — Что за ерунда? Что это за Страшный суд такой?! Никогда я не была ка-призной и тем более иждивенкой! Это просто издевательство какое-то! Ведите меня сразу в ад или куда там у вас ведут таких, как я…
— А это опять сильно преувеличенное мнение о себе, — бесстрастно произнес голос.
— С чего это вдруг? — не поняла Валентина Спиридоновна.
— С того, что люди, прожив свою жизнь как попало, не прилагая в ней ника-ких усилий, чтобы хоть попытаться выполнить то, для чего они родились, пре-тендуют после смерти на Ад или Рай.
— Но как же иначе?! — поразилась женщина до глубины души.
— Душа человека, достигшая определённого развития за свою жизнь, после смерти вполне может достичь Рая, но это не будет обычная смерть! Или снова может родиться человеком для помощи другим! Но если при работе со своей душой человек свернул с правильного пути, допустим, из-за неосознанной не-искренности в практиках, то его душа попадет в Ад. При этом, совершенно не такой, каким вы его себе представляете. Ну, а человек не приложивший к раз-витию своей души никаких усилий, как я уже говорил, перерождается в какое-нибудь живое существо, в зависимости от прежнего опыта души и стремления к развитию, — терпеливо пояснил голос, — для того, чтобы попытаться опять родиться человеком и продолжить развитие своей души.
— И кто же из животных имеет больше шансов стать человеком? — заинтере-совалась Валентина Спиридоновна.
— Самый большой шанс, конечно, у тех животных, которые волею судьбы по-стоянно общаются с человеком. Этим они готовят душу к более высокому уровню развития. Именно поэтому любое животное с радостью воспринимает общение с вами. Только не все люди это понимают, к сожалению, — грустно произнёс голос, - начинают баловать животное и вести себя с ним так, будто оно уже стало человеком.
— И что же тут плохого? – удивилась женщина.
— А плохо здесь то, что животное перестаёт предпринимать усилия для даль-нейшего собственного роста. В результате этого, шанс стать человеком у него сводится к нулю.
    Такой оборот разговора озадачил женщину и натолкнул на мысль ещё раз попытаться выяснить, где она находится.
— Подождите, я не поняла, а где здесь Божественный престол, где Создатель, почему я не вижу тут Ангелов? – взволнованно спросила Валентина Спиридо-новна невидимого обладателя голоса, внезапно осознав, что всё идёт не так, как ей всю жизнь рассказывали религиозные книги. — Это что же, всё, что сейчас со мной происходит, это не Страшный суд?!
— Не стоит так сильно беспокоиться, — отозвался уже знакомый низкий го-лос, — самый лучший суд — это суд совести самого человека! На самом деле, всё, что сейчас происходило, — это аналитическая переработка опыта накоп-ленного твоей душой на земле, только и всего. Тем более, что всё уже закон-чилось, так как она нашла основу для твоего дальнейшего движения вперед.
— Основу? — недоуменно спросила Валентина Спиридоновна.
— Да! — радостно подтвердил голос.
— И что же это? — тревожно поинтересовалась она у голоса.
— Преданность! — торжественно произнес он.
— Преданность? – снова переспросила она.
— Да! Всё, что ты вынесла из своей прежней жизни, всё, что в течении неё наработала — это преданность! Именно поэтому я тебе обещаю, что её ты ис-пытаешь «по полной программе», «хлебнешь полной ложкой», как говорят в вашем мире. А так, как, ты испытывала некое нежелание общаться с мужчина-ми и иметь с ними какие-либо дела, то в дальнейшем эта возможность будет устранена вообще, — загадочно сообщил Валентине Спиридоновне голос.
— Господи! Что-то ты какие-то странные вещи говоришь, — смущенно проле-петала она. — А как же весь этот свет, эта радуга?
— А это всего лишь твои энергетические центры восприятия, — пояснил го-лос, так ничего и не понявшей его Валентине Спиридоновне.
— На всё воля твоя, Господи! — согласилась она.
— А у меня для тебя две новости... — не обращая внимания на её недоумение продолжал своим низким голосом неизвестный.
— Одна плохая, другая хорошая? — догадливо продолжила Валентина Спири-доновна предложение собеседника.
— Можно сказать и так, — задумчиво ответил тот.
— Ох, опять! Ну что ж Господи, начинай с плохой, — вздохнула она.
— Я скажу тебе сразу обе - в следующей жизни, на Земле, ты не родишься че-ловеком! — шепотом произнес он.
— В следующей? — не поняла Валентина Спиридоновна.
— Прощай! — ответил голос, удаляясь.
     И тут же все столбы света задвигались, соединились вместе и повернулись горизонтально так, что красный оказался в самом низу, а фиолетовый на самом верху. После этого они стали надвигаться на Валентину Спиридоновну, пока не поглотили её полностью, вызвав ощущение мощной встряски и вибрации. Всё перед ней замелькало и стало темнеть, пока темнота, сгустившись, не пре-вратилась в огромную вращающуюся черную воронку, куда она и погружалась, кружась и ощущая всё более и более усиливающуюся вибрацию, как бы раз-рушающую изнутри.
Неожиданно, она почувствовала ужасную тянущую боль, разрывающую её на миллион мелких кусочков. Боль не была похожа на физическую, но причиняла гораздо больше страданий. Валентина Спиридоновна страшно закричала и кричала долго и непрерывно, превращая свою боль в один непрекращающийся вой, растворяющийся металлическим отзвуком в ужасающей тьме воронки.
               
                ***
    Запахи, запахи, кругом только запахи. Но если открыть глаза, то можно что-то увидеть, только мутно. Почему такая муть в глазах? Да ещё всё черно–белое, как в старом кино. Погоди, что такое кино?! Что-то знакомое, вот толь-ко не вспомнить никак. Как тут вспомнишь, когда такая суета и толкотня во-круг! Надо подальше от неё держаться, отползти вот сюда, на край.
   Какой сильный шум от странных больших существ! Они всё время шумят. Стоп, что-то знакомое в шуме, знакомый голос. Дочка! Кто такая дочка? Тоже не помню, но запах очень хороший и знакомый! А вот ещё один замечатель-ный, просто прекрасный запах! Внученька! Родная моя! Счастье моё! Ой! Стоп! Кто такая эта внученька? И что такое счастье? Что это? Что это со мной происходит?! Что это за неизвестные образы? Странно как-то. Но запах же, за-пах, такой знакомый, такой родной, что сил нет! И голос! Всё, не могу больше!

                ***
— Ой! Ма-ам, смотри какие щенятки. Смотри, какая прелесть!
— Да, симпатичные. Выбирай себе одного кобелька. Но запомни, как подрастет, мы его кастрируем, чтобы не шастал по сукам. А то мужикам только дай волю!
— Да перестань, мам. Они все такие милые! Ой, гляди, а этот прямо ко мне бежит, да так радостно! Смотри какой он ласковый, так мне рад, будто родню встретил. Давай его возьмём, гляди какой толстый и мягкий бутуз! У него и темное пятнышко над левым глазом такое же, как родинка у нашей бабушки была!