Бичи

Он проснулся от холода.  Был конец августа – последнего месяца лета, и утрами температура опускалась до семи-восьми градусов.  Страшно хотелось курить,  голова раскалывалась от вчерашнего застолья. Пошарил по карманам куртки и не нашел там даже завалявшегося бычка. Тихо поднялся, осмотрелся.  Возле головы одного из товарищей увидел помятую сигарету, но поднимать ее не стал.  С детства приучен был не брать чужого и этому правилу не изменял до сегодняшнего дня. Товарищи мирно спали по углам комнаты,  он осторожно, чтобы не разбудить их, направился к выходу. Шаркающими шагами переступил порог комнаты,  двинулся по коридору к выходу. Ноги болели,  походка была неровной и нервной.
- Паркинсон пришел. Теперь будет тяжело, переживу ли зиму? – подумал он.
Выбраться из дома было сложно, по крайней мере, для него.  Они с компанией попали сюда через окно. Старый купеческий дом был заброшен и давно никому не нужен. С одной стороны за сохранность его боролись любители истории. Но кроме стояния с лозунгами, написанными на листах бумаги, они сделать ничего не могли. На реставрацию нужны были деньги, кто- то их оторвет от себя? С другой стороны место, на котором стоял дом, давно обещано коммерсанту, построившему рядом гостиницу. Поэтому власть приняла мудрое решение – ничего не делать и дожидаться, когда этот дом, наконец, сам развалится. Или сгорит от рук таких вот бичей, как он.
До этого они ночевали, где придется. Две ночи вообще располагались на асфальтовой дорожке, прямо напротив окон местного отделения полиции. Расчет был прост – авось заберут и посадят в камеру. Там  на нарах выспаться можно и все-таки покормят. Но надежды юношей питают, а им не повезло.  Внимания на двух бичей валяющихся в центре города на тротуаре, никто не обратил.
Все лето они промышляли и мышковали поодиночке или парами – так лучше подавали. Но ближе к концу лета обстановка потребовала собраться в кучки, легче было найти приют и проводить время. Два года назад, собравшись вот так же небольшой компанией, облюбовали себе место в камере теплотрассы. Забирались туда вечерами, чтобы прохожие не увидели и не просигналили в органы о таком безобразии. Уходили тоже рано утром. Но зато, какова была ночевка – тепло и уютно. Перетаскали сюда массу нужных для них вещей. Для нормального человека это считалось мусором, но они не могли все это носить с собой.  Была у них спиртовка из мусорного бака в школе для приготовления чифира и даже пищи в небольших количествах, которая просто помогала выживать. Особенно, когда на улице стояли страшные морозы, и они по несколько дней не покидали своего убежища.   Из-под плохо затянутого фланца бежала тоненькая струйка воды. Набрав кипятка даже баню устраивали. Когда было особенно жарко, приоткрывали люк. Так и жили, словно танкисты. 
Они так и не разобрались в том, кто из них не погасил окурок. Пожарные приехали быстро, проживальцы не успели даже покинуть своего убежища, залили водой и вещи и жителей. На морозе после такого холодного душа одежда встала колом и казалось, что не переживут они зимы.  Только им опять повезло: кто-то выставил на мусорке целый мешок с вещами, и они сумели отогреться.  После пожара тепловые камеры закрыли на замки, а вскоре на самих колодцах поставили конструкции из металла, и разместили рекламу. Путь в райское жилище надежно перекрыли.
Это было, конечно же, страшным событием для них. Подвалы многоквартирных домов для проживания таких, как они, давно были закрыты. Жильцы сами стали отвечать за оборудование и коммуникации в подвалах, а потому исключили доступ бичам. Даже бедных кошек оставили в подвалах, заварив все отверстия, и те кричали из замкнутого пространства, взывая о милосердии. Заботой о растущей день ото дня армии бездомных, люди вообще не были обременены.
Переваливаясь с боку на бок при ходьбе, так было удобно, он шел по бульвару и исследовал содержимое урн возле скамеек. Отмечал про себя, что люди стали бережливыми, а может тоже обнищали - не попадались бычки более-менее пригодные для использования. Уж очень мало табака оставалось на выброс. Наконец ему повезло, видно кто-то по пьяному делу обронил несколько целых сигарет. Он закурил, затянулся с наслаждением и с трудом присел на скамейку. Утренние часы давно полюбились своим спокойствием и умиротворением. Народу не было, редкие прохожие перебегали парк к автобусной остановке. Да редкие любители ходьбы и бега курсировали средним темпом вдоль могучих елей. Вот ведь неугомонные. И он задним умом понимал, что бегунки эти  правы, сохраняя, таким образом, здоровье и воспитывая в себе стремление к лучшей жизни.
А вот он давно махнул на себя рукой. Погрузившись в воспоминания, прикрыл глаза.  Кушать не хотелось, все реже его мысли были заняты добыванием пищи. Наверное, хватало для питания свежего воздуха, много ли ему надо. Вдруг почувствовалось, что близок конец, а его родные так и не узнают,  где он и что с ним. Вспомнил себя молодым и красиво одетым, вниманием обделен не был.  Хорошая работа в отделе культуры регионального города давала много необычных впечатлений. С развитием туризма в республике, хватало забот и занятий по интересу. Группа молодых и инициативных людей придумывала и проводила массу мероприятий. Много нового из истории своего народа  узнавал от стариков. Постоянно посещал музеи и библиотеки, а когда появился интернет, вообще не вылезал с сайтов, посвященных малым народам.  Ширились связи, возникали новые знакомства. Практически некогда было отдыхать. Да какой там отдых, когда после каждого мероприятия проводились хлебосольные застолья. Не обходилось без спиртного, которое тоже лилось рекой. Мать часто напоминала, что спиртное особо вредно для малых народностей. Малообразованная женщина, она понимала то, что было невдомек ему, грамотному человеку. Вскоре он заметил зависимость от алкоголя, но не принял уговоров родных обратиться за лечением. Момент был упущен и все последующие обращения матери и сестры к целительницам и шаманкам ни к чему хорошему не привели.
Скоро он заметил, что от него стали отворачиваться товарищи по работе, начальство перестало доверять ему проведение традиционных праздников. В городе знали их семью, да и он успел за годы активной работы себя зарекомендовать. И вдруг стали шептаться за спиной и тыкать пальцем в спину. Уехать в другой, ближайший город и там завязать с пагубной привычкой казалась для него наиболее удобным вариантом. Но произошло совсем другое: когда вокруг не стало знакомых, он закуролесил. Вся жизнь превратилась в рваный калейдоскоп воспоминаний, а вскоре и калейдоскоп этот стал выплывать страшными кусками неудавшейся судьбы.  Окружение его составляли теперь такие же люди, которые махнули на себя рукой и катились далее туда, куда их жизнь наклоняла.
Компания их не была постоянной. Кто-то уходил в мир иной, кто-то изгонялся из постоянного состава.  Многие просто не находили места в их небольшой компании. Они не походили на грязных и вонючих бичей, старались себя поддерживать в каких-то рамках. Удавалось, правда, это с каждым годом труднее.  И сами они опускались и народ жил все труднее. Подавали мало, а идти на преступление ради хлеба, а еще более ради спиртного, не давали остатки совести.
Они держали несколько мест недалеко от крутого микрорайона, не подпуская к мусорным бакам посторонних. Здесь хватало и пропитания и одежды. Можно сказать, что компания одевалась по последнему слову моды. И если бы была возможность наложить крема да тени на синюшные лица, то они выглядели бы лучше некоторых не опустившихся слоев населения.  Вот только косметику не выбрасывали.
Спиртного им много не требовалось. Их организм давно находился в такой стадии, когда бутылка пива приносила не только удовлетворение, но счастье. Правда подпитка такая требовалась ежедневно. И все-таки они были счастливы каждый день, и давно уж перестали жадно глотать из оставленных в парке бутылок остатки пойла. Хватало сердобольных жителей, которые подавали из жалости и сострадания.
С ними прожигала жизнь Ленка. Не старая, еще довольно симпатичная женщина. Работала когда-то секретаршей на большом предприятии и знавала о многих горожанах интересные вещи. Но постепенно не стала нужна семье, родить не успела, сделав по молодости аборт. Никогда не рассказывала, как решилась уйти от обеспеченной жизни в сторону. Она по-прежнему любила наряжаться и выглядела хорошо. Но выдавали лиловый нос и синяки под глазами, да уже давно обретенная, специфическая для такого контингента, походка. Бланши под глаз ставил ей сожитель Иван, бывший турист-спасатель. Он не любил, когда его подруга пыталась строить глазки посторонним мужикам. В ней же эта черта была неистребима. Так их и звали: Иван Грозный и Елена Прекрасная.
Вторая бабенка в их компании была распутная Александра. По фамилии – Колокольцева. Эта не пропускала ни одного мужика. В свое время выгнанная из дома мужем за распутство, она быстро забыла семью и получала удовольствие от жизни, просто за то, что она есть. С чьей-то подачи она получила кличку Колонтай, и так и шла с ней по судьбе.
Прожигал свои годы и довольно молодой парень.  Выглядел, по крайней мере, совсем юным по сравнению с ними. Приехал в город из бывшей советской республики. Там совсем не стало житья русским. Рассчитывал на дальних родственников и их помощь, но ошибся. Остался без денег и документов, ненужный никому из тех людей, кто его знал. Тоже не сумел переступить черту – сил и воли не хватило. У него хорошо получалось попрошайничество. Прищурив один глаз, он рассыпался пред бабками мелким бисером, пел чертом, жалобные фразы и это прямо таки заставляло старушек опустошать свои кошельки. Так и звать стали – Базилио, с намеком на героя из сказки Буратино.
Его же уважительно звали Михалыч. По отчеству отца, была когда-то мода называть детей русскими именами, в противоречие со всеми традициями его народа. Чем уж заслужил такого уважительного отношения к себе, он не знал.  Просто чувствовал, что ответственен за их дальнейшую судьбу.
Солнце осветило аллею, выбравшись, наконец, из-за крыш домов. Пора было добывать пропитание. Шаркающая ногами фигура направилась к остановке.  Здесь утром народ, не успев сориентироваться и отойти ото сна, подавал хорошо.