Zoom. Глава 6

Бестиарий. Жизнь новоявленных чудищ.

На день рождения Комара 2 мая 2002 года мы с Буду!  поехали с его новой острогрудой девушкой Тройником и ее немногословной рыжеволосой подругой с каре до подбородка. Бывший парень Тройника в день ее лишения девственности попробовал ее сразу в трех местах, распечатав ей все имеющиеся в наличии дырки. Буду! говорил, что он уже не мог обходиться без per os, так что она была приучена, как самка, или приручена, не знаю, какое правильное слово подобрать. Ее подруга компаньонша была еще та «штучка», которую парень-тиран всячески изводил, морально подавлял и унижал, заставлял убираться, хозяйничать и даже стирать-штопать за собой носки и трусы. Она просто хотела, чтобы я ее проводил до дома, и ни о чем не спрашивал-она была заморочена настолько, что мне показалось, что она устала от общения  и мужского внимания вообще-настолько резка, что мне казалось, что нужно просчитывать слова, прежде чем идти по минному полю нашего разговора по пути до ее дома, и только бы ничего не говорить ей про трусы и носки. Она натерпелась пренебрежения и хамства от своего парня, и другого такого же брутального парня ей не нужно было. Поэтому, когда я  провожал эту рыжую бестию, я рассчитывал на то, что мной будет сыграно на контрасте с ним. Его «наследственность» наложила на нее определенный отпечаток. Хоть я и был вежлив и учтив с ней, видать этого она не поняла и не оценила, была нарочито прохладна со мной. Потому что не тиранил, не издевался, грубо не обращался с ней, не предъявлял никаких прав, ни подстраивал ее под себя, ни заставлял делать, как мне хочется,  играя и забавляясь человеком, а она ждала привычного для себя стресса и пресса. Она хотела именно давления и диктата, и не могла без него обходиться, как кто-то per os, а, может и не хотела больше в своей жизни императива. Может, калька прежних отношений довлела над ней и не позволяла завязывать новые знакомства или это делать с предубеждением и осторожностью. Так часто бывает, как часто ты что-то прикидываешь в уме, и все складывается в этот непостижимый жизненный клубок, где твои страхи и беспочвенные опасения не позволяют строить отношения с теми людьми, которые тебе действительно интересны. Но после нашего знакомства я так ничего и не предпринял в отношениях с ней. А она, видать, просто устала от обращения с ней, как с вещью. И подумала, что она для меня просто сексуальный объект болеутоления, временный, и не более того. И согласившись с такой ролью и такой характеристикой, с таким прохожим-проходимцем она даже не стала и начинать, каким бы интересным я не был, чтобы я не хотел ей доказать. Я для нее был просто остряком-приколистом, за которым пряталась неустроенность и неуверенность в себе. И мой подчеркнутый «патриотизм» не был «конкурентным преимуществом»-я не мог вылезти из своей ментальной скорлупы, даже одевшись в приличную одежду. Моя самоуверенность вкапывала меня в ДОТы, которые ей вовсе не хотелось штурмовать, особенно после шуток с приклеиванием пятаков по телу под интимными зонами, которые она уверенно знала, где искать, а я был чересчур предсказуем, поэтому «проходным». «Эй, прохожий, проходи!».

Нос.

С Носом мы познакомились через Козочку, в мае 2002 года, сразу после дня рождения Комара, когда Буду! еще не успел остыть от Тройника. Когда мы вместе ходили к роднику в лесопарке, она сломает каблук, и будет прихрамывать, и я буду дразнить ее «хромой уточкой», и напевать «ментос –чудо» на мотив их рекламы, и предлагать ей проявить чудеса находчивости и смекалки, отломать второй каблук, как в том ролике. Она мне часто потом говорила: «Ты так меня пробесил, что тебя хотелось убить». Часть стеба над Нос завязывалась еще в том, что она жила Бутово, как «Бутовская сифа», и «Мы «из Бутово», или «Мы из Бутовщево», как обыгрывали название фильма «Мы из будущего». Тогда Бутово еще не было, по сути, чем-то таким периферийным и  нарицательным, как отдаленный микрорайон, и даже не было названием передачи на первом канале «Южное Бутово». Помню, как мы чересчур долго ехали к ней первый раз, через лесопарки после МКАДа. В самом районе я увидел такое бешеное количество салонов красоты, видеопрокатов и аптек в первых этажах многоквартирных домов. Потом мы часто провожали Нос к себе домой на маршрутку с остановки «Ясенево». А один раз даже колоритный и оригинальный мужик прямо на остановке исполнил полноценное оперное пение на то, как Буду! выпендривался своим исполнением народных песен. Мужик «убил наповал» оперным исполнением, что мы поняли, что с ним нечего тягаться нашими жалкими потугами, и это показывало- как бы ты не выпендривался и не строил из себя патриота –ты можешь напороться, хоть раз, но «не на того напали». Помню, что рядом с местом остановки, откуда мы ее частенько провожали домой, обрушился «Трансвааль парк», куда ходила Нос с Буду!  или где она плавала непосредственно перед трагедией, но Бог ее миловал.

С Нос я держался открыто и непринужденно, всегда дурачился, ее общества я никогда не стеснялся, и мне не хотелось казаться серьезнее и взрослее, как мужчина. Я в шутку надевал ее шелковый топик тигристой расцветки, на одно плечо, из синтетической ткани, и тем самым его растягивал на себе. Будучи у нее дома в «Бутово» на дне рождения, я изображал обезьяну, надевая желтый пушистый свитер, наверное, именно там впервые и познакомился с Бедра и Лоскутом. Почему я так кривлялся на праздниках –не потому что хотел больше, чем Буду!, понравиться девчонкам. Все было обосновано тем, что у меня было меньше шансов, что я все время себя ощущал во второстепенной роли, «в тени» после Буду!. И, как паяцу, мне непременно нужно было вырваться- показать всем, что может деревенский парень, про который  многие даже не знали, мне нужно было вырвать кусок их внимания, потому что Буду! гарантированно привлекал к себе внимание, а я довольствовался только «объедками с барского стола». В ее домашней библиотеке я брал книгу Венедикта Ерофеева «Исповедь хулигана». Помню ее собаку Чару, которая потом умерла в 2005 году, и я записал даже электронную песню в память о ней «последняя песня Чары». Я постоянно шутил с Нос, что ей предстоит сдавать мне угол в Бутово, который я буду у нее непременно снимать для решения жилищного вопроса.

Я тогда стригся всего за тридцать рублей наголо в парикмахерской, заказывая стрижку словами: «Подстригите меня «под Котовского»-как раз после прочтения «Чапаев и Пустота», этот персонаж мне показался более симпатичным. Мы симптоматично ходили к роднику, тогда это было нашим «кругом почета» или обязательной моционной процедурой. «Беломор» и «Тамбовский вожак» -рульные папиросы, табак которых постоянно застревал на губах и зубах, когда прикуривал. Бумага папирос от мокрой губы постоянно прилипала, я сплевывал, и это были технические неудобства, которые скрадывали весь мой понт, и эту курительную причуду-во многом это был антипафос ради вызова и эпатажа, чтобы только девочки -Волосы, Нос и Бедра, были в восторге, произвести на них нужное впечатление налета брутальности, резонерства и фрондерства. Тогда, на природе, я стал занюхивать выпитую водку волосами подруги Нос Волосы, похожей на персонажа утенка из «Черного плаща», что мне хотелось называть ее «Гусеной». Ее волосы так нежно пахли каким -то шампунем и природным запахом. И она не возражала против моих странных итераций. Аромат ее волос было лучшим, чем я занюхивал водку, на первом месте моего рейтинга после моей же подмышки и кроличьей зимней шапки. У нее такие были маленькие выпуклые губы, как намеренно выпученные вперед губы маленького диснеевского утенка, до того, как «губы уточки» стали трендом инстаграмма. Потом, когда я ради глупой рисовки, а не в силу привычки, стал курить «Беломор» в туалете училища- все налетели, как пчелы на мед –и показалось, что как на чужой счет пьют также язвенники и трезвенники-так и ядреный «Беломор» курят даже некурящие.

Бедра и Волосы- повторение и сиквел для меня той знаковой, и расставившей все по местам, новогодней ночи с Русой и ее подругой, но с Бедра и Волосы я уже обнимал обеих одновременно, разлегшись на разложенном диване Буду!, пока он флиртовал с Нос, пришедшей в том самом топике, который я растягивал, как меха баяна. На Бедра была футболка с вшитыми молниями- расстегнув их, ничего не было видно запретного - просто голое тело, и они - молнии были  расположены на животе в виде косых линий - не продольных, и не поперечных - конечно, ничего запретного и недозволенного не выпадало из расстегнутых и распахнутых мною молний-собачек,  просто было эротичным, как и вся живая плоть, брызнувшая наружу каплями испарений с кожных покровов от надмирного волнения.

Да и сама женщина- девушка – женская плоть и женское начало эротично сама по себе, одним фактом своего существования, своего начала, своей природы, дающей жизнь  и огонь внутри меня. Потому что  я мысленно уже догадываюсь, смекаю, представляю, что у нее находится между ног что- то теплое и пульсирующее. И мне уже не важно, сколько на ней одежек, плотно ли  сейчас облегает, судя по ее изгибам - эта одежда, подчеркивая красоту и плавность выпирающих линий, которые можно сравнить только с волной, или она висит на ней мешком, заставляя мою фантазию и воображение создавать причудливые образы, воплощая мои дикие и безбожные мечты и страстные порывы, чтобы они стали  явью и хоть раз в жизни они стали достижимыми. И я забыл все свои бесплодные и бесплотные попытки- когда все срывалось, крушилось, стыковочные узлы расходились «к  черту на рога», «на чертовы кулички», «за пределы глобуса», и я оставался "не солоно хлебавши", не отведав ни изгибов, не прикоснувшись к манящему и обольщающему образу, который  заставляет все тело гореть, пламенеть  и содрогаться.

Представлю: пройдет еще время, лежит от меня в постели по правую руку Бедра. А по левую -Волосы. Обе в одеждах «новых русских бабок» из «Кривого зеркала»- положили мне обе головы на грудь, подбородками упираясь в меня, и смотрят друг на дружку-переглядываясь озорными и умильными улыбочками. Шалят взглядами. Шарят прожекторами глазами по волосатой груди-наконец обретшей двуликую двойственность и приобретенную чудом насыщенную радость от женской породы, которой теперь для тебя не в переизбытке, а как раз вдосталь на два раза. Я еще сплю. «Ну что, цвяточек»..говорит Бедра Волосы, прямо как новая-старая русская бабка. «Да, что не говорите, девчата-мы снова вместе»- просыпаясь, суммирую я- и кадр уменьшается и показывается сначала удаление дома, города, края, страны, вверх, в атмосферу, и в открытый космос, где спутники летят вместе с остальным космическим мусором. Странная фантазия.

Так и здесь в этой дилемме, знакомой мне с самого детства, когда мама разрешала брать в гостях у Блонды и Брюн из скромности только одну конфету: «Разрешаю, но только однУ!». И я проявлял чудеса находчивости, изворотливый, как уж, брал по одной конфете в каждую руку, и счастливый, прибегал из соседней комнаты демонстрировать: «у меня однИ!». Тогда я готов был взять каждую из них в каждую руку. Тогда у меня было многое. Тогда передо мной был целый мир- а я не знал, с какой стороны к нему подступиться, и откуда его брать, с какой стороны грызть этот торт, поэтому я не воспользовался предоставленным мне шансом. В голове роилась куча мыслей «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», «лучше синица в руках, журавль в небе». Достаточно ли было до объятий, когда дело не дошло до поцелуев? Так и в этой извечной  дилемме- когда, только на первый взгляд только кажется, как проще, выбрать одну из них, когда уже лицом к лицу, и все должно проясниться, гонишься уже «за двумя зайцами», и не хочешь отпускать обеих, как равновеликих для тебя по степени значимости и важности. И ни одной не можешь отдать предпочтение. Все твое право выбора рушится-ты «тормозишь», оставаясь в рассеянной нерешительности, потому что боишься, что все может внезапно разрушиться, и пойти не по тому сценарию, как во сне, где ты не управляешь процессом, и не можешь ничего просчитать. В этой погоне за двумя зайцами, где тебе в жизни выпало «бинго» мираж в том, что ты думаешь, что так будет всегда, но обманываешься в своих ощущениях. Их кажущая доступность мнима и обратно пропорциональна силе твоего торможения. Это игра, которую никто не принимает всерьез- и более того, никогда никто ни на что не решится. Как в песне «Странные танцы» Ромы Рябцева и «Технологии». Ты что-то делаешь, на что-то рассчитываешь, наивно полагаешь, но как жизнь разворачивает, видишь, как все самые отчаянные и фривольные мечты идут прахом на хрен навзничь. Когда не на глазах- тогда проще выбрать, с кем быть. Просто выбрать одну из дорог- сегодня идти одной, завтра другой. Рядом это вопрос почти невозможный. Равно тянет к обеим. Они зовут- в них тонешь. Понимаешь, что только здесь и сейчас, и пора определяться с кем, а завтра вряд ли получиться. Дурачить головы обеим сразу не получится. Все предопределено. Как на ладони. И завтра тебе вряд ли светит, хоть и манит холодным светом. Это только неприменительно к конкретной ситуации выбор прост- абстрактный выбор. Также думаешь, насколько предельно тяжело делить свое внимание между женщиной и ребёнком. Крайне сложно его разделить даже на двоих самых любимых людей. А как на большую семью? На большее количество детей? Так как сразу на нескольких женщин внимание не распылить,  тут даже, если появляется ребёнок, и он занимает и заполняет с лихвой все твое внимание,  то жене уже катастрофически недостаёт твоего внимания, что идет во вред вашим отношениям. Как с избытком оказывать знаки внимания другим- они ведь тоже заполняют в тебе место и претендуют на изрядную долю твоего внимания, они тоже в чем- то важны и значимы, и имеют свой удельный вес и выполняют и несут свою роль и функцию, поэтому в этой парадигме «выбора из двух зол», всегда предельно сложно. Обстановка сама меняется- красавицы дурнеют, а простушки и дурнушки хорошеют на глазах и расцветают, как вино от возраста выдержки становясь лучше, набирая букет своего вкуса. Все проходят метаморфозы и преображения. Люди дичают и деградируют, как и отношения. Сама обстановка и условия жизни меняются, и нет ничего неизменного, только успевай подстраиваться и меняться.

«И в этом странном общении день за днем проходил», тогда когда Нос теснее держалась Буду!, а Буду! ее показательно стеснялся и сторонился на людях, открыто не проявляя к ней никаких чувств, как будто брезговал ей, был нарочито сдержан, потому что он «в привате» мне говорил: «потому что Нос». Иногда они, как два магнита, заряженные одним полюсом, где как ни приближай, на такое же ровно расстояние они удалялись друг от друга. Надо отдать должное ее настойчивости в приездах добиться его внимания, и надо отдать должное его такту и учтивости, что он не говорил ей «нет» ни прямым текстом, ни намеком. Они не прекращали общение, не расставались, и ничего не выясняли, не ставили друг другу условий и ультиматумов. При том важном обстоятельстве, что мы пользовались гостеприимством радушного дома Буду!, она приводила своих «четких чик»- подруг для меня, но у меня ни с кем гипотетически ничего не было, и не могло даже быть, because of обстановка и окружение. «Кого-нибудь из них выбери себе на вкус»- говорил я Нос –и с ней приезжали каждый раз разные подруги, или все одновременно большой компанией- Волосы, Бедра и Лоскут, все, совершено разные внешне, по складу, типажам, темпераментам и характерам подруги, как Spice girls. Она всеми силами пыталась мне угодить с подругами, чтобы не было мне обидно, что я остался без пары. И я думал, что наша компания и ближний круг так сформировались и сложились. В этой компании из стороннего наблюдателя  сольных партий Буду! я уже претендовал на лидерство- мне хотелось самому задавать «повестку дня». Так, помню, как однажды я отказался от пива и от сигарет и, чтобы заменить все это,  купил пачку соленых палочек-соломки и все ходил, предлагал всем, угощая, и в одиночку показательно ел. Мы гуляли по району с Буду!, Глеликом, Волоса, Бедра и Лоскут, и чудачили. Девки приезжали из «Южного Бутово», и мы заходили в супермаркет, где прежде на нижнем этаже мы, по обыкновению, брали пиццу и поднимались с ней наверх, на втором этаже, потому что в кейтеринге она стоила втридорого. Однажды нас «запалили» и нам высказали, что мы должны уйти- Буду! начал спорить с охранником и администратором- доказывать, что мы, дескать, ничего не нарушаем, у нас есть права и т.п. Я не вмешивался- поскольку признавал нашу неправоту и смотрел на кривляния и потуги Буду!, со стороны, наблюдая за ним- выкрутится на этот раз или нет-насколько у него хватит прыти все обосновать, так учат детей плавать, бросая ребенка в воду с лодки за борт, как Есенина его дядья, как он писал в мемуарах. С его заявлениями я не был согласен, и я думал, убедил ли бы он меня, если бы я сам был охранником или администратором зала. Понятийно мы были не правы, но я намеренно не лез его защищать, потому что «Платон мне друг, а истина дороже». Это было в первый раз когда я за него не заступался решив, что «дальше пусть сам».