Ссылка

- Калинди?! Ты здесь, в Матхуре?! Я видела тебя во сне…
Изумленная Деваки в ее вечно-голубом чадаре стояла  на пороге дхармашалы   и таращилась на меня сквозь овальные стекла очков.

Дурнота подступала к самому горлу. Я, с трудом сдерживая слезы,  облокотилась на стену, чтобы не упасть. «Во сне…» - Звучали где-то высоко слова Деваки, и мне показалось, что я повторила их за нее. Или я просто подумала их?.. Мне не хватало дыхания, и  в груди   разгоралось   какое-то адское пекло.

 «Это все  страшный сон, неистовый кошмар моей жизни. Нет сил, желания думать и чувствовать. Только закрыть глаза, чтобы вмиг  все  исчезло.»

-  Калинди! Во сне ты стояла вот тут, на этом самом месте, в этом твоем оранжевом сари! Во сне я открываю дверь, а на пороге  ты! Вот прямо такая, как сейчас! Что ты делаешь в Матхуре, Калинди? Я думала, ты на Говардхане… что случилось?

- Калинди некоторое время лучше пожить здесь, в Матхуре, - вмешалась Сашикала.

Сашикала стояла рядом в своем белом  одеянии и, поблескивая золотистой  оправой очков,  придерживала  меня за руку.  Пожилая француженка, большая любительница поболтать о том - о сем, с ее напедикюренными пятками,  женским любопытством  и в то же время бритой наголо головой с шикхой на затылке, задрапированная  в свое сари как в саван,   –   иногда я, развлекая себя в минуты ожидания,  мысленно переодевала ее то  в светскую сплетницу, то в куртизанку,  но умозрительное переодевание это всегда  разбивалось  о   мутнеющий временами, а то и вовсе безумный взгляд  ее темных глаз и монотонное пение, - Сашикала  часто бродила по Индии с огромной  глиняной мридангой  и  периодически затягивала длинную мантру, аккомпанируя себе гулкими ударами индийского барабана, к которому  слева она  цепляла звонкие караталы, а то и литавры.   Так  Сашикала  была  сама себе  и оркестром, исполняющим киртан,  и вдохновенным меломаном,  и экстатичной танцовщицей. Она  сама этот киртан вела и сама ему вторила, кружась в танце, закатывая глаза  и приводя индусов в религиозный трепет. Более приземленные американские девицы, впрочем,  крутили пальцем у виска и называли ее «ку-ку».  А лично  мне вот Сашикала нравилась. Однажды она завела меня в свою келью и показала  свой алтарь. Алтарь был необычайно веселым! Вокруг маленьких Божеств  были разбросаны  разноцветные  подарки,  перевязанные ленточками сюрпризы, игрушки… Валялись конфеты…
Сейчас однако было совсем не до конфет, ситуация с каждой минутой наполнялась драматизмом.  Лицо Сашикалы посерьезнело - теперь я ее маленькая русская протеже...

Сашикала поправила съехавшие с носа очочки ноготком:
   -  Айс попросила меня привезти  Калинди к вам. Нужно найти комнату, где она могла бы жить…

- Ты можешь  жить с нами, - перебила Деваки, - я живу тут, в этой  комнате, а  вместе со мной Бхавани, Индулекха и Анандини. Мы все спим на полу,  но мы как-нибудь разместимся…

Каморка, на пороге которой стояла Деваки, выглядела мрачным чуланом. Единственное  маленькое окошко было зарешечено. Бетонные серые стены одного с полом цвета, некрашеная, холодная, неприспособленная для жизни коробка.  Вдоль стен - циновки, на которых разложены разноцветные спальники. Ящик у стены застелен  розовой материей. Это алтарь. На алтаре аляпистые  индусьи картинки с изображением Радхи, Кришны и духовных учителей.

- Вот у этой стены есть место, можешь спать тут, у нас есть циновка…

Какая хорошая темнота… Я вбирала ее всеми  клетками моей кожи, соленой поверхностью моего разгоряченного лица. Моя темнота гладила меня по щекам холодными ладонями.  И в этой темноте растворялись жестокие слова и злые мысли…

- Калинди?!

Я открыла глаза. Деваки и след простыл, Сашикала исчезла. Прямо передо мной стояла Бхавани.

- Калинди! Ты - здесь?! Я видела тебя во сне! Прикинь, что самый прикол-то, Калинди, ты была как сейчас вот в этом твоем оранжевом сари, и ты стояла в этой комнате! Я открываю дверь, а в комнате  - ты! И во сне я слышу голос Прабху джи, он говорит: «Помоги Калинди, ей очень нужна твоя помощь!»

Голубые  круглые шары… Бхавани   тараторила,  не моргая, пуча глаза,  то ли растерянно, то ли от охватившего ее оцепенения улыбаясь незакрывающимся ртом… Какое-то  идиотское дежавю, цирк с конями, они, наверное, сговорились, они разыгрывают меня!  В голове шумело, нос был заложен. Ужасная усталость.

В дверях снова возникла Деваки.
- Надо сначала отвести Калинди к Прабху джи…

И меня повели к Прабху джи. Незаметно для самой себя я оказалась в какой-то  храмовой комнате на полу. Напротив меня в пластиковом пляжном кресле, скрестив голени,  сидел Прабху джи. Вокруг собрались европейские девчонки и мальчишки. Сашикала, расправив белые складки на своем  монашьем сари, заговорила:

- Айс просит  разрешения для  Калинди… пожить с вами. Айс просила передать, что Калинди плохо  понимает по-английски. А здесь, в Матхуре, столько русских,  поэтому здесь ей будет лучше… среди своих… 
- Значит, по-английски не говоришь?  -  спросил Прабху джи на английском, хитрым прищуром разглядывая меня в упор.
Я чувствовала себя разбитой настолько, что невероятным усилием для меня стало бы просто  разомкнуть губы. Я смотрела на Прабху джи словно сквозь мутное  черное стекло, измученная внутренними переживаниями и уже настолько  равнодушная к своей судьбе, что никак не отреагировала ни на его вопрос,  ни когда  он,  вновь обратившись к Сашикале, ответил: «Пусть она живет здесь.»

***

Оказавшись  снова на полу  нашей темной каморки, я,  наконец, закрыла  глаза и провалилась в сон.  Мне снилось лицо Айс.  Айс в бешенстве, и взгляд ее как металлический штык: 

«Забудь меня! Забудь это место! Уезжай куда хочешь. Хочешь, редактируй книжки с Джагад Мохини, хочешь – подайся в Рупа-Санатана мандир во Вриндаване к Нагари.»
«В Матхуру..? К Прабхуджи…»
«Нет, туда  -нет … зачем туда?.. лучше в другое место, куда-нибудь к русским.»

Мой кошмар  звенел в ушах этими словами.
Айс  действительно отправила меня с глаз долой.   



***


-  Калинди! Калинди!
Я открыла глаза. Деваки теребила меня за рукав.
- Калинди! Ты плачешь и дергаешься во сне!
Я приподнялась на локте. Все тело ломило. Но вставать с жесткой циновки не хотелось, и  я  лишь натянула спальник по подбородок.
- Калинди – ешь! - Деваки поставила на пол подносы с едой. На металлических тарелках навалена халава, картошка, рис с далом…Круглые, сладкие гулаб-джамуны.
-  Ты весь день проспала! Уже   вечер! Ты должна все съесть. Прабхуджи попросил меня отнести это тебе. Он сказал,  я должна проследить, чтобы ты все съела.
- Мне больно, Деваки, я не могу спать, мне снятся кошмары. Мне снятся люди, отношения, жестокость. Мне снится все это, я не могу спать!- залепетала я и заплакала.
- Ты ешь, ешь! – повторяла Деваки, глядя мне в глаза.
- Я не понимаю, почему все это происходит со мной. Я не понимаю, что во мне такого, за что мне все это? Деваки! Я не знаю, как мне с собой быть, как мне себя вести, как общаться с людьми! Я этого ничего не знаю! Все, что я делаю - все ужасно! Наверное, я ужасный человек! Я не могу ни с кем дружить! Я не умею общаться! Я не знаю, какой мне надо быть, как выглядеть, как вести себя, чтобы всем нравиться! У меня нет сил на все это! Я не могу выпрыгнуть из себя и стать кем-то другим, потому что я это я. Я бы очень, может, и  хотела, но я просто физически не могу!..Деваки!
- Давай, давай, рис еще горячий…

Я поела, отвернулась к стене и снова провалилась в cон. 


***

Утром другого дня я  решила вернуться  на Говардхан за вещами.
- Я только туда и обратно, - предупредила я Деваки.


…
-Ах, это ты! – Айс  растерянно улыбнулась,  -  я подумала, ты все же  можешь остаться тут, если хочешь … 
- Нет, я больше не могу, я приехала за вещами.  Мне  плохо. Мне нужен кто-то как … как  доктор, я не знаю…кто-то ДОБРЫЙ!
- Для меня  Гурудев такой доктор, - отрезала Айс.
- Я буду жить у Прабхуджи, - сказала я и вышла из комнаты.

У двери караулила Май. Курчавые волосы ее были собраны в узел на затылке. Май протянула мне шерстяной чадар:
- Сашикала рассказала Айс,  что по пути в Матхуру ты всю дорогу  рыдала…



***


В Матхуру я вернулась к вечернему закату.

- Калинди, наконец-то!- Деваки заторможенно разглядывала мое лицо, -
 Прабхуджи весь день про тебя спрашивал, говорил: «Где она?» Мы сказали, что ты уехала на Говардхан. Он весь скривился и спросил: «Зачем она снова туда поехала?» Калинди, да он просто места себе не находил! Он так за тебя переживал!...

Я стояла у ворот храма, созерцая улицу Матхуры.  Пыльный скульптурный лев, присев  рядом,   больно кусал за хобот каменного слона.  По улице вереницей тянулись тележки с фруктами.

Я спустилась по ступеням и побрела куда-то, шаркая дорожной пылью.
«Удивительно, - думала я,  пиная камушки по дороге, - Прабху джи думает обо мне! Волнуется даже! Почему это он вдруг думает обо мне?.. »

Мимо  катилась запряженная тучными волами пустая  телега.  Иссиня-черные волы  с закрученными рогами шли неспешно, качая широкими, округлыми боками. Телега подпрыгивала на камнях.
У подъезда  соседнего дома стояли  нечесаные индийские дети  в рваных платьях и рассматривали  белую меня, раскрыв рты. Их выгоревшие на солнце волосы торчали  во все стороны рыжеватой паклей.
Одинокая тощая собака, поджав рыжий  хвост, перебегала  улицу.
Садилось солнце.
Продавец цветов поправлял   букеты  гладиолусов в ведре с водой.

 «Надо же, гладиолусы!.. В Индии!..»

Я решительно двинулась к продавцу:

- Баба, мне букет гладиолусов!
- Ачча!- баба услужливо бросился выбирать пышные веточки.

Я аккуратно опустила букет нераскрывшимися бутонами вниз, развернулась и пошлепала обратно  к Гешав джи Гаудиа Матху.

***

Прабхуджи стоял в центре храмовой комнаты ко мне спиной, давая указания какому-то брахмачари. Я молча подошла сзади, развернула букет цветами вверх. Прабхуджи обернулся.  Сиреневые, розовые, белые  лепестки затрепетали прямо напротив его лица.
 
- Это тебе, - сказала я.

Прабхуджи   сурово и коротко глянул на меня из цветочной засады. Перехватил букет,  деловито развернул цветами вниз,  отвернулся и пошел с букетом  прочь.

***

- Ты где снова  была? – воскликнула Деваки, мы думали, куда ты делась? Где тебя носило? Cкоро ужин!
Я вскинула на нее мутные глаза, собирая в кучу словарный запас…
- Пошли! Поднос возьми… Эй,  Калиндюшка!

Я вытащила маленький блестящий поднос из горы  таких же  больших блестящих подносов и поплелась вслед за Деваки.

Мы с Девакми  уселись на ковровой дорожке, расстеленной на полу  специально для едоков прасада... Юный  индийский брахмачари  собрался налить в девакину  тарелку дал паломником из ведра.
- Чуть-чуть! – Деваки соединила большой и указательный пальцы.
- Чут-чут? – восхитился индийский пацан, вскинув брови, - «Чут-чут» ис рашен? Чут-чут минс «чхота-чхота»? («Чуть-чуть» -  это по-русски? «Чуть-чуть» – значит «немного»?)
- Ача, баба! Чхота-чхота! (Да, баба, немного!)
Брахмачари зачерпнул полный паломник супа и опрокинул Деваки на тарелку.
- Чут-чут! Чут-Чут! –  глумливо  хихикал  он и кривлялся.
- Брахмачарушки наши..., -  мягко и любовно произнесла  Деваки, - дурные такие!.. Но мы их любим. И все время над ними ржем.
- Картушка! Картрушка! - Раздался голос справа. Европейский парень волок к нам огромную кастрюлю с жареной картошкой.
- Картушка? – воскликнул он вновь, вопросительно разглядывая наши лица.
- Деваки указала ладонью на тарелку.
Брахмачари насыпал ей гору картошки и теперь вопросительно глядел на меня. Я кивнула. И на мою тарелку обрушилась картошка.
- I know, you gyes  like kartushka! (Я знаю, ребята, вы обожаете картошку!)
И  ехидно похохатывающий брахмачар поволок кастрюлю дальше.
- Он немец, - уточнила Деваки. Прабхуджи сказал про него, что в Германии он бы давно  кого-нибудь убил. Хорошо, что он сейчас с Прабхуджи. «Джер-мани» - страна денег, так Прабхуджи говорит. Прабхуджи всех своих брахмачарушек любит, иногда прямо обнимает их! А мы зато  - Рассия, страна расы. У русских много чувств, эмоций, много расы! Прабхуджи обожает русских. Только девчонок он никогда не обнимает, он же сам брахмачари, ему нельзя. Но иногда, я знаю, он хочет нас обнять. Тогда он обнимает своих брахмачари, а  в этот момент  улыбается  нам и смотрит на нас.  И так мы понимаем, что Прабхуджи нас очень любит. Что это он  на самом деле нас обнимает.

Вдали  показался таз с лепешками пури.

- Ты знаешь, - продолжала  Деваки, - с тобой творилось что-то странное вчера. Мы с близняшками даже  пришли к Прабху джи и сказали: «Мы не знаем, что делать с Калинди! Она все время плачет и все время что-то говорит. И во сне она дергается и разговаривает… Знаешь, что ответил? Говорит «слушайте ее, пусть она говорит,  сколько влезет, пускай выговорится, иначе она сойдет с ума!»

- А сейчас  я ведь уже  почти не говорю и не плачу? – робко спросила я.
- Ну, почти нет, -   хихикнула Деваки.

Гопал , скрежеча металлическим дном таза о мраморный пол, приволок к нам  пури.
- Пури?
- Нет! – крикнули мы с Деваки  вместе.

Гопал   живо швырнул  нам  на  тарелки по три  румяных, пышных лепешки,  ловко извернулся, словно царь обезьян, состроил рожу и, коварно хохоча, поволок таз дальше.

-  Сегодня что было! – Деваки вдруг схватила меня за руку, - Прикинь, Калинди, захожу   я к Прабхуджи в комнату, а у него на столе… стоит букет гладиолусов!! Реально -гладиолусов!  Представляешь? Вот прикол… Это  же  кто-то ему подарил цветочки!

Я навострила уши.

- Он меня заметил,  - продолжила Деваки, - подошел к букету, погладил цветочки и   показывает мне жестом, вот,  мол, подарили мне цветочки, Деваки! Зацени,  мол! Вот какие цветочки у меня!  Довольный стоит, улыбается…

- Забавно, - ответила я, как мне показалось, впопад.
Мы макнули пури в дал и принялись есть.