Круговорот шляп в природе

Круговорот шляп в природе

                Жизнь — тот ещё фокусник,
                любит доставать кроликов
                из шляпы…
                А. Гавальда


 Просидев над рукописью несколько часов, профессор каких-то физический наук понял, что  устал и что  продолжительная пешая прогулка  домой  взбодрит его. Довольный принятым решением и улыбаясь в предвкушении  замечательного ужина из блюд, приготовленных руками  любимой жены, подошёл к окну. Он всегда к нему подходил, когда собирался уходить, неважно с какой целью. Взгляд в окно сообщал ему о состоянии погоды. Одно из правил  Роальда  Игоревича гласило: всегда соответствуй в одежде физическим процессам, происходящим в атмосфере. Вот и сейчас, посмотрев   через стекло на улицу, он понял, что там достаточно сильный ветер и, скорее всего, прохладно. В стенном шкафу у него хранилось несколько комплектов верхней одежды, предназначенных для разных погодных явлений. На данный момент надлежало  надеть плащ и шляпу. Солидный чёрный зонт тоже был необходим: вероятность дождя была высокой. Но не ожидаемые осадки, не ветер, не прохлада не смогли повлиять на уже принятое решение:  предвечерний моцион  состоится. Пока профессор спускается  по ступенькам с шестого этажа, надо  успеть рассказать  о его шляпе. Её учёный приобрёл по случаю в Лондоне, где он был на очередной научной конференции. После одного из заседаний  он зашёл в магазин, чтобы купить подарок супруге. И тут он увидел её – шляпу. Роскошную, из дорого фетра, прелестного матово-коричневого цвета,  с изящной тульей, с удивительно шелковистым бежевым подкладком внутри. По фасону это был мужской котелок, название которого звучит как «боулер» в честь фамилии братьев, которые её изобрели. И окончательно сразил профессора факт, что её сделали из шерсти новозеландского оленя. Шляпа была куплена и теперь представляла предмет особой гордости для её обладателя: ни у кого такого сокровища не было и в помине. Спустившись по лестнице и выйдя на улицу, профессор бодро зашагал по тротуару, изредка опираясь на удобную ручку зонта. Ветер налетал частыми порывами, время от времени забавляясь длинными полами профессорского плаща. Но через некоторое время ему надоела эта однообразная игра, и он  вдруг налетел с неожиданной силой и сорвал шляпу с головы. Та взлетела в воздух и полетела, подгоняемая ветром. Профессор попытался поймать её зонтом, но безуспешно. Ветер, видимо, считая всё это забавным, налетел с новой силой на шляпу. И та, взмыв, исчезла из виду. Напрасно профессор искал её в разных местах улицы, полагая, что она где-то упала. Её нигде не было. Опечаленному профессору было уже не до прогулки, да и одеяние его уже не соответствовало погоде. Поэтому он остановил такси и поехал домой, думая, что и приятный ужин с женой не поднимет ему настроение: слишком велика его утрата.
  На следующее утро кошка Муся, зеленоглазая  хвостатая личность, серая с рыжими подпалинами, гладкошёрстная, средних лет и изрядной упитанности, вальяжно вышла на балкон. Села, подняла мордочку к верху, повела носом, усиленно принюхиваясь, смешно топорща длинные усы, при этом её уши нервно вздрагивали, реагируя на доносящиеся звуки: голоса птиц, громкий говор и смех учеников, идущих  в школу на уроки, шум автомобилей за пределами двора. Не найдя в этом ничего тревожного для себя, стала старательно умываться. Её лапки поочерёдно, забавно изогнувшись, протирали щёки, надглазья и заушную поверхность. Потом длинный розовый язычок стал вылизывать лапы и бока. И когда очередь подошла  до спины, она, пытаясь изогнуться, чтобы достать подальше, краем глаза увидело что-то странное и чужое. Тут же вскочила на лапы, изогнулась, высоко подняв хвост и припав головой к полу. Её рот широко открылся, готовый издать резкий кошачий хрип, предупреждающий о скорой и свирепой атаке на противника. Но атаки не последовало. Вместо этого кошка прижалась к полу и стала медленно подкрадываться к неизвестному предмету, не забывая при этом постоянно осматриваться. Вот она уже рядом  с напугавшим её объектом, что позволило ей старательно  его обнюхать со всех сторон и даже запустить лапу вовнутрь и когтями проверить на прочность. Не найдя ничего опасного, она залезла в него и удобно устроилась, лишь голова выглядывала над коричневатыми  плоскими полями. «Мягко, тепло и уютно. Молодец хозяйка, хорошо сделала, сообразив такой домик для меня», - подумала кошечка, сладко засыпая.
        Надо сказать, что этот балкон не был излюбленным и постоянным местом отдыха  для хозяев квартиры. Он, скорее всего, был тем местом, куда выносилось всё, что надо было выбросить. Но  руки никак не доходили до этой процедуры. И тут скопилось много всякого барахла: какие-то переполненные картонные коробки, старая обувь, многочисленные бутылки и стеклянные банки, даже старый детский велосипед и сломанный трёхногий стул. Старое кресло, ободранное кошачьими когтями, довершало разнообразие вещей на балконе. Но у него было одно важно предназначение. На тёплое время он сдавался в аренду Муське: тут находился её лоток, здесь стояли  миски с едой и водой для неё. А горшок с зелёной травой предназначался для её травоядных наклонностей. Поэтому неудивительно, что когда хозяйка  не нашла свою красавицу в комнатах, то она пошла на балкон, уверенная, что найдёт её там. Кошка была. Но каково было удивление хозяйки, когда она нашла свою кошечку лежащей в шляпе. И тут её удивление достигло неведанных высот. Её питомица лежала не одна, там копошились пятеро слепых котят. Все серенькие, правда, с белыми пятнами на головах. Хозяйка нагнулась и хотела взять одного из малышей, но кошка резким шипом и поднятой лапой с выпущенными когтями предупредила, что возражает на подобное действие. Хозяйка отдёрнула  руку со словами:
- Ну, хорошо, не буду тебя беспокоить сегодня, Потом как-нибудь рассмотрю твоё богатство. А сейчас пойду и  принесу тебе вкусненькое мяско, налью чистой воды и молочка ещё принесу. Ты, давай, ешь и пей побольше – вон сколько у тебя едоков. И будь умницей, милая мамочка. Ты прелесть у меня.
  После этого два или три года Муся исправно использовала шляпу для своих надобностей. Шляпа, которую когда-то сюда забросил порыв ветра, с трудом привыкла к своей новой участи. Раньше, когда она находилась на умной голове профессора и весела на вешалке среди шляп, снятых с таких же умных голов, она гордилась собой. Быть на передовом фронте науки, венчая головы умнейших людей – разве это не достойная жизнь. А теперь этот хлам вокруг и этот зверь, покрывший её дорогой фетр кошачьими волосами. А потом эти бесчисленные рождения котят, их писк и ползанья вдоль и поперёк по ней – всё это оскорбляло высокую шляпную гордость. Но потом, попривыкнув, вдруг прониклась любовью к этим озорным существам. Они росли, и шляпа радовалась их успехам, огорчалась, когда их забирали. И ждала новых пришельцев, тёплых, мягких и очень дружных.  Привычный ход вещей внезапно был нарушен: у хозяев появилось два малыша, и квартира стала мала. Решено было переехать в новый дом. И балкон, наконец, разобрали. И шляпу вместе с другими вещами выбросили  в мусорный контейнер, что стоял во дворе. Двор был большой, что позволяло детворе из близнаходящихся домов использовать его для своих игр и забав. Их крики раздражали пенсионеров, которые выходили на балконы и требовали тишины. В ответ появлялись мамы детей и заявляли, что никто не может указывать их детям, кричать или не кричать, где и когда кричать. Кроме этих пенсионеров у родительниц был ещё один враг, вызывавший у них не меньшие громогласные негодования. Его звали Палёный Сидор. Сидор, потому что так его когда-то так назвала мама. А Палёный  - потому что он, нещадно куря,  часто засыпал  с папиросой во рту. Она падала на одежду, та загоралась, и ему везло, что всегда находился тот, кто спасал его. Да и окладистая борода его была вся в подпалинах от попадавшего на неё горячего пепла. По образу своей жизни он был бродяжка, склонный к пьянству и попрошайничеству. Во дворе он появлялся регулярно, толкая перед собой детскую коляску для близнецов, полную каких-то пожитков. А за собой он тащил изрядную сумку на колёсиках, набитую всяким добром. Целью его появления во дворе были мусорные контейнеры. В них он находил бутылки, которые можно было сдать или просроченную еду, которую туда выбрасывал хозяин торгового киоска, что находился рядом с входом во двор. Но не это вызывало гнев бдительных родительниц.  Не это. А другое. Временами он останавливался и смотрел на играющих детей. И придя, видимо, в некоторое умиление, засовывал руку в коляску и из неё что-то вытаскивал. Потом окликал ребят, протягивая им ладони, на которых что-то лежало. Дети подбегали, хватали и засовывали взятое в рот. Именно это вызывало бешеный крик у родительниц. Но ни дети, ни Палёный Сидор на них не обращали  внимание. Тогда взрослые выбегали во двор и гнали бродяжку из двора. Тот, отругиваясь, убирался из двора. В этот раз он подошёл к одному из ящиков, поковырялся в нём и что-то достал из него. Внимательно рассмотрел, ударил об ногу и надел на голову. На голове сидела фетровая шляпа, видавшая виды, но целая и хорошо защищающая голову старика. Тот остался доволен находкой и побрёл из двора. Так шляпа обрела нового владельца. А Палёный Сидор, наконец, смог решить одну проблему, которая время от времени доставляла ему определённые неудобства. Дело в том, занимаясь попрошайничеством, он часто испытывал одну трудность: во что собирать подаяние. Коробочки, баночки, годные для этой цели, терялись, рвались, разбивались. И каждый раз приходилось как-то изворачиваться.  А тут подфартило. Снял шляпу с головы, положил перед собой и жди, когда  чья-нибудь милосердная рука бросит монету в перевёрнутый котелок. Для  такого общения с милосердными  душами у Палёного было облюбовано три места.  И он перемещался по ним с завидной регулярностью, справедливо полагая, что не надо долго задерживаться на одном месте долго. Иначе люди, привыкнув к нему, перестанут его замечать, и подаяние сойдёт на нет. Наиболее притягательным местом были каменные ступеньки к городскому кафедральному собору. Люд, его посещавший, был более щедр на подаяние, чем в других местах.  При этом Сидор замечал, что на выходе  из храма люди чаще  и больше ему подают, нежели при входе в него. И он делал важный для себя вывод: Бог наставляет свою паству оказывать внимание ему, несчастному бродяжке. Когда же Палёный вдруг видел, что скупость удерживает руки верующих от подаяний, он брал некоторое количество монет из шляпы в руку и шёл в сам в храм. Там он подходил к жертвеннице, бросал монеты в прорезь и шептал своему Богу слова укоризны: нельзя забывать  про наставление прихожан на оказание милости ему, Сидору, болезненному и горемычному.   Что касается шляпы, новая жизнь для неё  была привлекательна во многих отношениях. Прежде всего, впечатлениями. Ей открылся мир людей, мир, который она не видела, ни находясь на голове профессора, ни пестуя десятки забавных котят. Мир людей был разнообразен и впечатляющ. Мужчины и женщины, молодые и не очень, детвора всех возрастов, проходя мимо или останавливаясь, чтобы бросить в неё денежку,  являли такое разнообразие лиц, одежды, манер, речи и настроений, что шляпа просто приходила восторг. Ей никогда не было так интересно жить. Забавлял её и Палёный Сидор. Особенно одной привычкой. В конце дня, собрав все монеты в шляпе, одну бросал обратно со словами: «На развод»  и надевал шляпу с монеткой на голову.  Шляпа не понимала значение сказанного, но была  всё же довольна, воспринимая этот жест как вознаграждение за дневной труд. Но однажды это «вознаграждение» сыграло с ней дурную шутку, после которой её жизнь опять потекла по другому руслу. Понятно, что все вырученные деньги Палёный тратил на еду и горячительные напитки. Последние он очень любил и уважал. Как-то раз именно на них у него не хватило денег. И будучи уже изрядно навеселе, он снял шляпу, поискал в ней монеты и, не найдя там ничего,  глядя в неё в упор, спросил: «Где то, что я бросал тебе на развод? Куда ты их дела? Возвращай немедленно». Шляпа очень удивилась этому требованию. Ведь она полагала, что хозяин в курсе того, что монетки падали неизвестно куда и пропадали, когда он её снимал с головы. Она могла бы об этом сказать Сидору, но шляпы не говорят со своими хозяевами. Да если бы и говорили, то те не поняли  бы ничего: ведь им неизвестен шляпный язык.  Палёный Сидор, не дождавшись ответа от шляпы, пришёл в неописуемый гнев, в результате шляпа была с силой брошена неизвестно куда. Пролетев  в неизвестном направлении несколько десятков метров, она упала в люльку мощного чёрного трёхколёсного мотоцикла. Это был внедорожник «Урал», краса и гордость просёлочных дорог. Через некоторое время из бакалейного магазина вышел коренастый мужчина в кожаной куртке, бросил, не глядя, увесистый рюкзак в люльку, сел в седло и, надев шлем, взялся за руль. Мотоцикл, тут же взревев, рванул, в конце улице заставив Палёного в испуге отскочить на тротуар с проезжей части дороги. Хотел было Сидор что-то сказать вслед этому громыхающему чудовищу, да не успел: того и след простыл за углом.
Разгорячённый быстрой и продолжительной ездой мотоцикл, последний раз рыкнув, остановился. Кругом был лес, в просветах которого в отдалении была видна  широкая излучина  полноводной реки. Железный конь стоял перед большим строением, на фасаде которого была вывеска, которая сообщала, что здесь находится  «Рыбачий и охотничий курень».  Хозяин этого заведения, Никодим Борисович, заядлый охотник и рыболов,  и был за рулём только что подъехавшего мотоцикла. Он съездил в город за продуктами, и теперь их надо занести в дом. Обойдя машину, он приподнял рюкзак, набросил его на одно плечо  и тут заметил шляпу на сидении в люльке.
- А это чей привет? – проговорил он, вертя её в руках. – Ладно, неважно чей. В хозяйстве пригодится. Голов тут хватает, - добавил, усмехаясь.
   И она, конечно, пригодилась. Сюда группами и в одиночку приезжали  жители города и окрестных поселений.  Никодим Борисович со своими помощниками организовывал  для них охоту и рыбалку. Однако многие приезжали не совсем готовые к ним: не было необходимых снастей, оружия, да и одежды тоже. Поэтому шляпа то и дело доставалась из корзины с головными уборами  и водружалась на чью-нибудь голову. То были головы учителей, инженеров, врачей и даже одной певицы местного театра оперетты.  Но не это развлекало шляпу. Она не находила никакого удовольствия от сравнения голов, на которых она побывала. Профессорская голова до сих пор была вне конкуренции. Ей нравились два момента нахождения на чьей-нибудь голове. Первый – это когда её обладатель сидел на берегу реки, уставившись в одиночестве на поплавок. Вид реки, шум  её течения на перекатах, всплески рыбин и стрекозы, которые садились на неё. Это так наполняло её сердце умиротворением и благостью, что ей хотелось петь нечто красивое и милое. Но шляпы не умеют петь. И это её огорчало до слёз. Другое её удовольствие состояло в нахождении на голове в тот момент, когда её хозяин сидел в компании за ночным костром, на котором варилась уха и пёкся картофель. Не ради этих яств её нравилось тут находиться. Её привлекали разговоры, которые вели эти люди за костром. Скорее не разговоры, а истории, забавные, поучительные и лукавые, с шутками и прибаутками. Как удивительно менялись люди в этот момент. Сколько нового в них открывалось. Шляпа не придавала значения, сколько лет она проживала в этом курени. Хотя она и попадала в разные непредвидимые обстоятельства: тонула, уроненная в речку, горела, сбитая нечаянно  с чьей-то головы, прострелянная в дурацкой затее стрелять по шляпам. Но всё для  неё оборачивалась лишь мелкими уронами, в которые в некоторой мере испортили её внешность. Но она всё ещё была нужна по прямому своему назначению -  укрывать голову человека. Но как-то в одночасье она лишилась этого своего свойства. Ничто не предвещало этого. Была обычная ночная посиделка за костром. Уха была уже съедена, и беседа, то вспыхивая, то умолкая,  как-то происходила. Вдруг мужчина, которого шляпа раньше здесь не видела, да и сегодня не встречала и лица его не могла рассмотреть в слабых отсветах костра, вдруг обратился к тому, на чьей голове она уже была два дня с перерывами:
- Не позволите мне, любезный, рассмотреть вашу шляпу? Уж больна она любопытная.
На что обладатель шляпы тут же ответил:
- Она не моя. Никодим мне её вручил, чтобы спасти мою плешь от комаров. Не знаю, что в ней можно обнаружить интересного: старая, выношенная, потерявшая всякую форму. Возьмите и разглядывайте, мне не жалко. Да и комары давно сбежали от дыма нашего кострища.
 Просивший взял шляпу и стал её медленно поворачивать, рассматривая её со всех сторон. Потом он перевернул её, отогнул внутреннюю прилегающую кожаную ленту и попытался там что-то разглядеть.  Потом попросил у кого-то фонарик, посвятил  на привлёкшее его внимание место и почти тут воскликнул:
- Это моя шляпа! Она вернулась ко мне через одиннадцать лет. Вот мои инициалы: Р. И., написанные моей рукой. Я - Роальд  Игоревич. Р. И., вот видите. И мне удалось купить эту красавицу много лет тому назад в Лондоне, носил её потом несколько месяцев, пока проклятый ветер её не сорвал с моей головы и не унёс чёрт знает куда, извините за не цивильное выражение, господа. И я её вам не отдам. Она моя. Я это неопровержимо доказал, - с вызовом в голосе закончил профессор. Это был он собственной персоной.
- Я ничего не имею против. Но вам надо договориться с хозяином курня. Это ещё его собственность, - вежливо парировал бывший носитель шляпы.
Профессор встал и решительно пошёл в дом. Как и чем закончился его разговор с Никодимом Борисовичем не известно. Но с недавних пор в кабинете профессора на видном месте между почётных грамот и регалий можно было увидеть висевшую на бронзовой изящной винтажной вешалке шляпу. Она здесь обосновалась надолго. И являла предмет особой гордости профессора. Но не фактом своего существования, и не своими достоинствами. Нет. Под шляпой находилась на стене красочная грамота, в которой говорится, что присуждена  она профессору за открытие универсального закона природы – закона о круговороте шляп природы. Наряду с законами о сохранения  энергии  Готфрида Лейбница, сохранения вещества  Михаила Ломоносова и круговорота воды в природе Марка Витрувия Поллио это открытие профессора Руальда Игоревича Баева составляет величайшую ценность для человечества. Что же до шляпы, её вполне устраивал сложившийся порядок вещей. Особенно когда за столом у профессора собирались гости и чрез некоторое время хозяин дома просил внимания и, указывая на шляпу, рассказывал, как она помогла ему открыть фундаментальный закон мироздания. Шляпа слушала и проникалась пониманием, что она не зря прожила жизнь. Так продолжалось долгие годы.  Она старела.  Со временем стала плохо слышать, всё чаше пребывая в каких-то воспоминаниях. Они теснятся, набегают друг не друга, создавая некий калейдоскоп из разных картинок. То вот она летит вдоль улицы, то котята сидят на её полях, раскачивая её и рискуя свалиться, то дурно пахнущий старик бросает её на пыльную грязную землю, то она плывёт по воде мимо удивлённой лягушки, сидящей на мокрой коряге, то… Шляпа засыпает, в комнате тишина, лишь маятник  напольных часов мерно напоминает, что жизнь продолжается, и невероятные истории вот-вот произойдут.