Эстет

Раньше проблема была в том, что я маленький и незаметный. И уже давно я, наверное, вырос, а мир вокруг меня стал маленьким и незаметным, но сколько ни заглядываю этому миру в глаза - не вижу себя в нём. Не вижу, не вижу, не вижу.

Вот мои руки: длинные, красивые, волосатые в меру и с красивым рельефом жил поверх мышечного рельефа. Вот ноги мои в щёгольских туфлях и брюках, шитых на заказ. Гениальные вышли брюки. Портной с нарастающим восторгом мне твердил, какие это гениальные брюки - лучшее из всего, что он в жизни сшил. Два раза я приходил на примерку и выслушивал захлёбывющегося самолюбованием портняжку. В третий раз я пришёл забрать свои брюки и больше уже не встречался с ним. Автор моих гениальных штанов умер, оставив мне непревзойдённый шедевр - штаны.

Двум своим дочкам он оставил по коттеджу в двух небольших городках двух разных часовых поясов, а также он оставил после себя три-четыре безутешных вдовы в разных точках на земном шарике. И, хотя все вдовы говорят на одном языке и, вероятно, могли бы друг друга утешить, жестокий покойник сыграл с ними дурную шутку, лишив бедняжек этого последнего утешения. Он просто не успел их всех друг с дружкой познакомить. Так и оставил в ложном осознании полного одиночества.

Если к законным жёнам прибавить незарегистрированных гражданских жён, а также независимо мыслящих матерей его единственных двух дочек.... Их одиночество - иллюзия, искусное произведение гениального портного, полог тайны на простой истине бытия, ещё один шедевр. В общей сложности парень успел изваять два шедевра, считая с моими штанами - и плюс вот эта его гениальная иллюзия для одиноких женщин.

А что сделал я?
А я ношу гениальные брюки.
Я выкидываю колено вперёд, на моих поджарых икрах трепещет чёрный шёлковый покров, скрывающий мослы и сухожилия и даже кожу, под которой спрятались мои мослы и сухожилия. Я прекрасен.

Но меня мало кто замечает. Так, мимоходом, девушка какая-нибудь задержит на мне свой задумчивый взор, вздрогнет от каких-то мыслей, и отвернётся, уставившись в окно автобуса на автомобили, птичек на проводах, деревья, прохожих, разноростные дома и прочие детали современного мира. Всё отразят прекрасные очи, но только не меня. Нет, нет, не меня, а кто я такой, я вас спрашиваю?

И вот уже и вы отвернулись и вам неинтересны ни мои выразительные руки, ни мои огромные глаза врубелевского Демона, страдающие и зовущие - и голоса моего вы не слышите или притворяетесь, будто не слышите?!
Ау, девушка! Я к вам обращаюсь!
Ау, женщина!
Ау, старушка!
Ну и, мужского пола неважно какого возраста чучело - ты! К тебе обращаюсь! Ау, говорю!
И не видят.
 
Потому что я Смерть.
Это вам не то, что чью-то жену в карты выиграть - это хуже. До меня вам ещё катиться и катиться. И не факт, что докатитесь. Скорее я к вам пожалую, чем вы ко мне на мой край света, или с чем там ещё я у вас ассоциируюсь.

И я не помню себя младенцем и вообще ничего о себе не помню - будто не было у меня детства или пилой циркулярной отрезало.
Я пристаю к женщинам в поисках, скорее, забытой матери, чем идеальной возлюбленной, с которой можно провести будущее. У меня нет будущего. Я его пережил.
Но у меня нет прошлого, я вечно голоден и вечно рыщу в поисках добычи: того прошлого, из которого я возник. Того, что объяснит мне меня и вообще всё - и смысл меня и всего. Но пока смысла нет и я испытываю зверский голод и жажду слиться с чем-то, что станет мной, наполнит меня.

И, конечно, я умею ценить красоту. Хотя, с моим озверевшим голодом всё живое кажется прекрасным. И, чем меньше жизни во мне самом - тем прекраснее жизнь вокруг. Нестерпимо прекраснее.