Марушкины байки 2

Байка о верной примете

        С утра день сулил быть ясным и жарким.  А потому грядки Марушка взялась полоть на рассвете, чтобы управиться, когда солнышко поднимется к зениту. Работа спорилась, репа обещала уродить на славу, птички чирикали, и только кошка, улегшись на ворот колодца, мрачно, не мигая, глядела на то, как ловко и быстро двигается сапка, как ложатся аккуратными кучками сорняки.

Марушка разогнулась, вытерла вспотевший лоб и спросила кошку:
– Чего у меня над душой стоишь? Что, тебе другого места нет?

Кошка оскорбленно дернула спиной:
«Сама, можно подумать, не чуешь!» – и посмотрела вверх, где в утреннем небе таяла почти полная луна.

– Слышу, – опираясь на сапку, ответила ведьма, – и что? На полнолунье у Переправы всегда  так. Но им не перейти.
Кошка фыркнула одновременно ехидно и понуро, как у нее так получалось, Марушка не могла в толк взять.

– Вот и пойдем сегодня ночью, поглядим, кому там неймется, – Марушка снова взялась за работу. – Или боишься?

– Яууу?! – возмутилась кошка, встопорщила шерсть и стала похожа на маленькую грозовую тучу, в зеленом глазу блеснуло зарницей.

– Ну вот и договорились – как луна взойдет! – решила Марушка.

Кошкино ли недовольство, а может, северный ветер, стали тому причиной, но к полудню небо внезапно затянуло. Пошел сильный, но недолгий дождь. Крупные бульбашки на лужах набухали и лопались, и скоро ветер подхватил обрывки туч и снес их  к лесу, а над холмом встала дугой радуга.

А за хвостом дождя к Марушке припожаловала Вирка.

        Эту и просительницей назвать было сложно. Она, уперев руки в крепкие бока, высказывала свои жалобы без стеснения.

        – Кому все, а кому и ничего, так? Правду, значит, болтают, что Орыска какой-то оберег у тебя выпросила. А остальным  отказываешь, хорошей прикидываешься: порчу я, мол, не навожу, приворотов не делаю!

        – Приворотов не вяжу! – рявкнула Марушка, – а про порчу, я могу и передумать.

        Живой глаз ее блеснул в полутемной хате недобрым светом болотных огоньков. Куча тряпок на печи зашевелилась, из них выбралась кошка, мягко перепрыгнула на лавку, уселась там поудобней, широко зевнула, показывая острые клыки. Вирка отступила на шаг, но гонора не утратила:
       – Так нечестно!

       – Чем ты недовольна? Орыска – твоя соседка, так? Чем же она тебе не угодила?

       – Так у Орыски, за что ни возьмись – везде порядок, да хоть это: как белье ни постирает – погода хорошая, а я – как ни развешу, вечно дождь! И муж у нее добрый, а у меня, как шершень злой, - валила в одну кашу все наболевшее женщина.

       – Ну, понятно, и масло у нее желтей, и конюшина на поле зеленей, – под стать Вире подбоченилась ведьма, и горбатость ее куда-то пропала. – Сядь, и горло даром не дери! Меня послушай.

       Кошка с неудовольствием уступила Вирке место, снова перебравшись на припечек.

      – Я на удачу никому не ворожу. Сестрам-пряхам нить путать – дурное дело, себе дороже. Сегодня на ломаную четвертушку повезет, а завтра – как бы на серебряную гривну не наплакать. Я только советы даю…

      – Выходит, Орыске ты совет дала? – усмехнулась Виррка. – Я тоже хочу!

      – Совет?! Так слушай: в зависти ни проку, ни радости. Ты б лучше, чем завидовать, поучилась у соседки толку. Вот Орыска – умная баба, и мужу угодит, и Солнцу. Солнышко оно тоже – мужик. А уж как подход найти, ты сама знаешь – небось не девка босокосая, двух детишек прижили.

      – Ага! Муж с поля уставший приходит, поест и спать ложится, а дети еще по лавкам шуршат, хнычут, как спать ложиться, так срочно вспоминают, что до ветру надо, бабка старая бухтит. Пока все затихнут, мужу уже не угодить, седьмой сон видит.

      – Меж мужем и женой встревать не стану. А вот с бельем помогу. Секрет большой расскажу, только ж ты гляди – ни пара изо рта! – Марушка воровато оглянулась по сторонам. Кошка отвернула голову, почти как сова, и ревниво дернула хвостом, всем своим видом показывая, что чужие секреты ей ни к чему. У нее  и своих пруд пруди. Вирка аж с лавки приподнялась, через стол перегнулась и рьяно закивала головой, мол, я ни-ни, как истукан каменный молчать буду.

      – Ты рано поутру, пока солнышко еще не поднялось, руку мужу под рубаху запусти и пощупай: ежели уд направо свесился – стирай, не сумневайся, дождя не будет, а вот как налево, лучше даже не начинай. Верная примета.

     – Ага! Поняла! – только дверь хлопнула.

     «Развлекаешься от скуки? Силу бездумно в расход пускаешь. А нам на Переправу идти, в темень».

     – Я про это не забываю. Не той темноты, что снаружи, а той тьмы, что внутри, бояться надо.  Когда в семьях лад – злобы меньше, когда через соседскую межу без зависти смотрят – нет броду на эту сторону. А вот как начинает у людей в середке тьма клубиться, так и подступают Те – вынюхивают, выжидают.

      «Каждой мелочью заниматься – на всех не хватит», – не сдавалась кошка.
– Все с малости начинается: и война, и мир. С каждого и начинается.

      Кошка проигрывать в спорах не любила, даже если знала, что не права.
И она спрыгнула с припечка и просочилась в приоткрытую дверь, напоследок фыркнув, оставляя за собой последнее слово. До полуночи.

***

Всему приходит конец: и спорам, и полнолунию, и дождю. Только сорняки, кажется, бесконечны. Но и их можно на время победить, если хорошенько поработать. Седмица уж, как луна пошла на убыль, погода хорошая: щетинник и осот снова вымахали, забивая репу и морковь. Марушка, держа сапу в руках, осматривала поле боя. До полудня бы управиться! Кошка спала на вороте колодца, свесив лапы по бокам.

– И удобно ж! В колодец гляди не свались, - буркнула ведьма, вступая в заросший огород.

«Удобно», – приоткрыла зеленый глаз кошка, – «А ты начинай уже полоть, большое начинается с малого, я запомнила».

– Язва, - беззлобно сказала Марушка.

– Яууу? – лениво переспросила кошка.

И тут калитка скрипнула, и во двор зашла Вирка:
– Я к вам, матушка.

Ведьма согнула спину колесом, оперлась на сапку. Вирка глянула на огород и предложила:
– А давайте, матушка, я вам на огороде отработаю.

– Нет уж, каждый свою работу должен сам выполнять, а ты в дом иди, не дело над порогом разговаривать.

«Правильно, каждый сам», – кошка спрыгнула с колодца и побежала за Виркой, принюхиваясь к свертку у нее в руках:
– Мяууусо?

– Вот, сальца вам, принесла, колбаски, – молодуха выложила гостинец на стол, кошка терлась о ножку лавки, и даже, в высшей степени одобряя подношение, мазнула хвостом по Виркиному подолу.

        – Ну что? Работает примета? – поинтересовалась Марушка, по-хозяйски прибирая сверток  со стола. – Сохнет-то белье?

        – Белье?! – моргнула Виррка и залилась краской, – как-то не получилось у меня эту примету опробовать…

        – Так за что сало?

        Молодуха обмахнула рукой румяное лицо, помялась:
        – Я собиралась проверить, только муж на животе спал, а я руку запустила, пока шуровала, – она шмыгнула носом, – ничто уже никуда не свешивалось: ни влево, ни вправо, стоит, как из стали… дети сопят, бабка храпит, до рассвета чуток времени осталось. Не до белья мне стало.  А потом все утро у меня спорилось, во двор на рассвете выскочила за водой, за забор глянула, а там Орыска солому из кос вытряхивает, а муж ее – из рубахи. Я ее и спросила, чего они на сеновале ночуют. А она мне говорит: «У тебя двое, а у меня пятеро, да свекровь со свекром – лето, жарко, так в хате надышут…». Я и думаю – у умного и поучиться не грех. Так что – мы с мужем тоже на сеновал. А будет дождь или не будет, а… – Вирка махнула рукой.

Вирка ушла, а чуть погодя Марушка вышла и уселась на крылечко. Полоть не хотелось. Гром их разрази эти сорняки! Пряно пахло разгоряченной землей, полынной горечью. Над горизонтом пенились облака, два воробушка купалась в пыли двора. В приоткрытую дверь просочилась кошка – воробьи с писком взлетели на ветку сливы и оттуда с неодобрением поглядывая на кошку. Но той было не до птиц: она потянулась сначала передними лапами и замурчала:
        «Лето. Жара».

        – Собралась куда? – поинтересовалась Марушка.

        Кошка потянулась снова, теперь уже задними лапами, и муркнула:
        «Неохота в душной хате спать».

        – Дождь будет, – предупредила ее ведьма.

        Но кошка с независимым видом пошла через двор, и ее высоко поднятый изогнутый хвост давал понять:
        «А будет дождь или не будет – мне все равно».