Когда уважаешь своё сердце

или буддистский праздник.

После холодного прощания с Андреем на День ордена я снова влюбилась, и сильно. Мой следующий любимый мальчик со мной не остался, но отношения с ним даже после расставания оставили во мне ощущение силы. Я себя уважала. И где-то даже хорошо было отдохнуть от сильных страстей.
А тут — как раз ежегодный буддистский праздник «Весак» в Храме, на который я с радостью отправилась. После  испытаний в личной жизни и врачебной деятельности было особенно приятно отправиться на праздник.
Настроение моё было слегка отрешённое и настолько непринуждённое,  что я даже везла в Храм красный абажур из шерстяных ниток. Меня научила  делать такое подруга Лена. Абажур давал необычное освещение, а я  любила всё необычное, и дала волю своему вкусу в выборе подарка на Весак.
Я ехала в длинном розовом платье в мелкий цветочек. Оно, конечно, не вписывалось в стиль монастыря... Но мне хотелось расслабиться после всех моих «подвигов». Я так хотела расслабиться, что одела это платье даже несмотря на то, что было ещё прохладно, а симпатичной кофты у меня не было, и пришлось брать с собой куртку, которая была слишком тёплой. А для соответствия энергетике Храма у меня был «фингал» под глазом, немного прикрытый тональным кремом. «Фингал» был получен на тренировках по единоборствам, и носила я его, как украшение, с гордостью.
Вот в таком виде в маршрутке по дороге к месту назначения я встретила Алесю, которая скептически посмотрела на мою экипировку. Но после событий в тубдиспансере меня не особенно задевало её мнение.
Мнение Алеси на мой счёт не только не беспокоило меня, а даже забавляло. Я наслаждалась тем, что я от неё отличаюсь. Лучше или хуже? Этот вопрос даже не стоял. Я чувствовала своё сердце, я узнавала его, и мне очень нравилось, что оно — такое отважное и тёплое.
По большому счёту, даже мнение Андрея и Учителя обо мне на тот момент надо мной не довлело, как обычно. Было грустно и радостно одновременно. Радостно оттого, что я себе нравилась, грустно — потому что я была без Жени.
В хорошем настроении дорога показалась мне короткой. Когда мы приехали, Учитель, как всегда, отдыхал. Андрей был на месте, мы с ним довольно просто обменялись приветствиями. Как же всё таки хорошо чувствовать силу.
Но абажур Учителю я решила не показывать,  догадываясь о его отношении. Ведь я столько раз приглашала его в театр, в котором играла, приносила свои новые рисунки...
Но, по большому счёту, искусство Учителя не интересовало, и мои эксперименты — тоже. Я долго не могла понять этого. Ведь он с таким увлечением рассказывал о своих! Правда, в другой сфере: война, бизнес, жизнь на природе, криминальный мир, общение с духовными наставниками и социальными «бичами».
А вот Андрею абажур понравился. Он повесил его в маленькой комнате, и там стало прикольное освещение. Андрей смотрел то абажур, то на меня с интересом и удивлением. А я естественным образом держалась на расстоянии. Не потому, что выделывалась, а потому, что много пережила. И, похоже, от этого интерес Андрея возрос: он явно добивался моего внимания.
В это время в Храме жил Вадим, изучал боевые искусства и скрывался от материнской любви и заботы. Мне было заметно, что он злится, когда Андрей меня обхаживал, и от этого было приятно вдвойне. Ведь, на прошлом «Весаке» Вадим был весь в погоне за Алесей, хотя она явно предпочитала Валентина.
Я заметила, что в Храме люди часто менялись ролями, и попадали в противоположные ситуации.
Андрей заметил моё внимание к Вадиму. Он очень внимательно посмотрел на меня и сказал небрежным тоном, что Вадим - это взведённая пружина, всё время в напряжении.
— Я знаю, — вырвалось у меня с чувством. Первая любовь долго живёт в сердце. Мне даже недостатки Вадима были приятны.
А  за небрежностью замечания Андрея чувствовалась плохо прикрытая зависть, и не только к моему вниманию.  Я хорошо помнила  достоинства Вадима: с какой самоотдачей он занимался единоборствами. Он имел явные успехи в этом деле, и многих превосходил по способностям. К тому же Вадим был одно время в любимчиках у Учителя, и вдохновлял его на дерзкие шутки с властями.
Учитель как-то отмазывал его от службы в армии. И написал в соответствующую инстанцию бумагу, в которой давалась характеристика Вадима. Мол «усерден в посте и молитвах» и по религиозным соображениям не может служить в армии. «Отмазка» шла по духовной линии.
А я до сих пор, когда вспоминаю, что аферист Вадим «усерден в посте и молитве», не могу удержаться от улыбки.
То ли после моей реакции на Вадима, то ли это просто был стиль поведения Андрея, он начал играть в убегание, но так, чтобы оставаться у меня на виду. Мне это было менее приятно, но зато я могла рассмотреть, чем занимаются остальные.
Алеся чистила с Шейбой редиску. Неужели она ещё и за него взялась? Может и взялась – ей нужно было внимание всех мужчин, которые нравились, и даже иногда тех, кто не нравился. Могут пригодиться. Но на этот раз она держалась по-сестрински. У них была серьёзная тема. Шейба говорил, что это слишком большая ответственность — быть монахом. Он не объяснял, в чём была ответственность, но присутствовало чувство вины и боль отделённости от Учителя.
Я не стала возле них долго задерживаться, а пошла гулять по территории Храма, рассматривала деревья, посаженные его жителями.
Я шла по тропинке, вдоль которой росли туи, пихты, какие-то ёлки, дальше росло несколько яблонь. Потом тропинка приводила к кринице, за которой протекал ручей. А возле криницы буйно росла калина.
Сделав обход, я уселась под яблоней. Где-то недалеко находился Андрей. Мы всё так же оставались в поле зрения друг друга. Я чувствовала влюблённость как состояние и сопутствующую ей сказочность и зачарованность.
Андрей сел недалеко от меня, говорили мы мало, больше молчали. Зачем общаться в сказочности?
Невдалеке Алеся и Валентин улеглись в траву. Они, как всегда, умничали друг перед другом. Но на этот раз им было скучно — наверное, они уже наумничались. И, возможно, тоже думали обо мне и Андрее что-нибудь скептическое, или не замечали никого, кроме себя.
А тем временем мы с Андреем уже притянулись друг к другу. И когда в Алтарной комнате шла церемония, мы стояли рядом. Места в Алтарной было мало, простирания делал только один Учитель, а остальные делали поклоны. У меня было довольно странное чувство. Я не любила делать простирания, для меня это было очень неестественно, даже поклоны мне давались с трудом. Но я это всё делала — из уважения к Учителю, после неоднократных разумных объяснений: для чего и почему это делается.
Но тут меня охватило очень сильное чувство сопротивления и протеста.
— Зачем Учитель и мы всё это делаем? – возникла в уме настойчивая мысль.
 И это после неоднократных объяснений, с которыми я соглашалась. И вдобавок к этой мысли примешивалось какое-то непонятное чувство собственного превосходства, которому я совершенно не находила причину. Правда, рядом со мной стоял Андрей. Мне казалось, что это исходило от него. У меня была хорошая восприимчивость к состояниям людей.
Я испытала облегчение, когда эта церемония с такими противоречивыми чувствами закончилась.
Мы сели за стол. Андрей уселся возле Учителя. Так было заведено: жители Храма сидели в определённой последовательности. Я оказалась далеко от Андрея. Учитель, как всегда, рассказывал что-то интересное. А я красовалась своим «фингалом» перед соседями. Женщины обычно любят демонстрировать золото, я же почему-то предпочитала шрамы. Но в то же время я рассматривала посуду, расставленную на столе, с чисто женским интересом. Пиалы были все разные. Это потому, что ученики их подносили, когда принимали Прибежище. А вот почему тарелки были все разные, я не знала, а спрашивать не стала. Я мечтала купить Учителю красивые одинаковые тарелки — эти были, на мой взгляд, слишком невзрачными.
Когда Учитель уставал, он уходил из-за стола. За хозяйку оставалась  Почтенная, монахиня в почтенных годах, и вместе с ней гости могли еще пообщаться за столом. Потом гости потихоньку начинали отходить из-за стола, навещать свои сумки, разбредаться по углам.
В какой-то момент мы общими усилиями убрали со стола, и убрали сам стол. И окончательно перебрались в Большой дом к своим сумкам, собираясь в дорогу. В этот раз спешки не было, в запасе было время.
Андрей разлёгся на лавочке в беседке, я была рядом, и больше никого не было. Его влияние на меня сохранялось. Я, как кролик, подошла к удаву и встала невдалеке. Меня затопила истома — и волна сексуального желания. Он это прекрасно видел.
— Я выезжаю иногда из Храма, я тебя найду, — пообещал он мне. С этим обещанием я поехала домой. На этот раз Андрей не провожал меня и гостей.