Конфуз в Ливерпуле

На снимках: 1. Дизель-электроход "Куйбышевгэс", 2. Картина Айвазовского "Девятый вал"

   Наш скромный арктический труженик, дизель-электроход «Куйбышевгэс»,  судно хоть и в солидном возрасте, но выглядело вполне прилично. Словно для контраста у причала Ливерпуля мы пришвартовались к чумазому «греку» вторым корпусом.  Ржавый корпус сухогруза под греческим флагом просто «кричал» о покраске и матросской кисти. Удивительно было видеть представителей древней Эллады в столь запущенном состоянии.  Но хозяин морского извозчика явно скупился на косметические расходы, как будто собирался отправлять ветерана на корабельное кладбище.

   Другое дело – «морские волки», что покидали опостылевшие за длительный рейс каюты. Наглаженные и напомаженные – осторожно, дабы не испачкаться, джинсовые моряки «грека» пересекали покрытую коррозией и захламлённую главную палубу. Они спешили окунуться в столь знакомую возбуждающую атмосферу портового Ливерпуля. Там их ждала масса удовольствий, какая, к дьяволу, покраска!..

   Чтобы попасть в грузовые трюмы «Куйбышевгэса», докерам-англичанам необходимо пробраться сквозь неприлично захламлённую палубу греческого судна. У трапа их встречал вахтенный матрос Костя Белов. Высокий, стройный моряк с русой бородкой и повязанной на голове косынкой, орудовал вальком, подновляя белой краской подволок наружного коридора. Контраст с  соседним судном – налицо. И потомок английских королевских пиратов, ступивший первым на палубу, сверкавшего белоснежной эмалью  переборок «Куйбышевгэса», остановился возле вахтенного матроса. Брезгливо усмехаясь в сторону «грека», он явно неодобрительно высказывался о моряках, так запустивших судно. Костя лишь отвечал доброй, приветливой улыбкой русского богатыря Алёши Поповича, да согласно кивал головой.

   Пакетированный груз с не совсем приятным запахом - коровьи шкуры – грузили на Канаду.  По технологии, в трюмах использовали сепарацию – больших размеров полиэтиленовую плёнку. Загорелись глаза у судовых командиров машинной и палубной команд. Как хороша была бы плёнка на случай покраски в машинном отделении, когда можно укрыть любой из четырёх дизель-генераторов, помещениях жилой надстройки и полубака.  Беспокойная натура у тружеников  «Куйбышевгэса», особенно у боцмана Юры Филимонова, отслужившего до пароходства четыре года на Северном флоте.

   Что и говорить? Казалось бы: моря и океаны, шторма, летающие рыбки и дельфины - одинаковы для тружеников моря разных национальностей. Однако на флот вели разные пути-дороги. Для моих друзей-сокурсников по Ленинградскому Арктическому училищу это были увлекательные рассказы старших товарищей, вернувшихся из плавания, книги на морские темы и полотна русских художников-маринистов. После картины Ивана Айвазовского «Девятый вал» в Русском музее, океанские просторы снилось  по ночам. Мы заболели морем и мечтали скорее ступить на палубу корабля...

   Вечером, по окончании грузовых работ, прораб-англичанин доставил к трюмам пакеты этой самой плёнки, чтобы не было задержки с сепарацией на грядущий рабочий день. Да вежливо и доходчиво предупредил вахтенного матроса на англо-русском наречии:  «Ноу, цап-царап!»  – и лукаво погрозил пальчиком.

   Однако к утру пакеты с плёнкой заметно убавились по высоте. Заметив  исчезновение части сепарации, бригада дружно покинула «Куйбышевгэс» и отправилась пить любимый эль в портовую таверну. Справедливость восстанавливал стивидор, мистер Джон Стерлинг. С его слов   -  погрузка прекращалась, пока не будет возвращена сепарация. Простой, разумеется – за счёт судна.  Вот вам и «Ноу, цап-царап!»  Досталось «на орехи» вахтенной службе!

   Что тут скажешь? Грешки за нашими флотскими мужиками были вызваны беспокойством за техническое состояние и внешний вид судна-кормильца. Сепарацию, конечно, вернули.  Её выбрасывали на главную палубу, приоткрыв металлические двери жилой надстройки. 
- Будь она неладна, эта плёнка, для нас - одни неприятности. А я ведь планировал покрасить до прихода в Канаду коридоры жилой надстройки и судовые туалеты  -  заметил, с сожалением, боцман Юра Филимонов.