Черная рука

    Из сборника «Экологическая фантастика»      
               
                ЧЕРНАЯ РУКА

                2015 г.

                О`КУЗНЕЦОВА

                I
   Андрей медленно взбирался по едва заметной каменистой тропинке, не известно кем проложенной. Скорее всего, какими-то животными: от земли, от кустов едва заметно тянуло звериным духом. Какого зверя? Кто его знает… Андрей с раннего детства помнил только запах коровы: когда его семья летом жила на даче, для ребенка покупали парное молоко. Только коровы в ближнем Подмосковье скоро перевелись, и их места заняли коттеджные поселки – с мини-дворцами и охраной. Андрей присел на камень под лиственницей, посмотрел на долину сверху. Река текла быстрая, холодная; отсюда особенно хорошо просматривались камни, которые вода, внезапно рассвирепев, начинала ворочать.
  Елена не выходила из головы, сидела в ней, как заноза; мысли эти переходили в помешательство. И под вековой лиственницей Андрей, до омерзения обмазанный реппелентами от комаров и прочего гнуса и в полном раздрызге чувств, оказался из-за нее.
   Познакомились они в Москве, в маленьком кафешке рядом с МГУ. Была весна, теплый и добрый день, девушка ела мороженное и одновременно читала какой-то учебник. Была она совсем не романтичная на вид: крепенькая, кругленькая, темноволосая и темноглазая, но, наверное, мечтательница внутри. Так, Андрею, почему-то показалось.
- Можно? – он намеренно подсел к ней за столик, потому что его последняя пассия была длинноногая и длинноволосая блондинка. Отношения чуть было не перешли в свадьбу, но раньше стали привычкой – пришлось срочно менять весь образ жизни.
  Девушка равнодушно пожала плечами, не отрываясь ни от мороженого, ни от книги.
- Бульбы любки двулистной в народе называли салеп, - она наконец-то подняла глаза от книги и бегло оглядела Андрея с ног до головы, оглядела оценивающе, как будто пыталась определить - к однодольным или двудольным растениям он принадлежит: - Знаете, сколько туберкулезников и дистрофиков спас во время войны и сразу после нее вареный салеп? А теперь – любка растение из Красной Книги России, - она вздохнула: - Если когда-нибудь вам придет в голову подарить мне букет цветов, не вздумайте поддерживать бабок, продающих у метро ятрышник или любку.
   Андрей чуть не прыснул: это еще большой вопрос, станет ли он дарить цветы девушке, которую видит первый раз в жизни?! Надо же – девушка-ботаник! До сих пор ему, как говорится, «молодому, но подающему надежды» журналисту, попадались «подающие надежды» начинающие поэтессы и писательницы, фото-модели, просто искательницы приключений (не говоря уже о «девушках по вызову», приехавших в «столицу нашей родины» из какой-нибудь Тьфутаракановки).
   И тут неизвестная девушка внимательно поглядела на него своими светло-карими (медовыми), в желтую крапинку, глазами. И мир поплыл, будто Андрей накурился травки… Он знал избитое, образное выражение «утонуть в омутах ее глаз». Но для этого глаза должны были быть голубыми или серыми. На худой конец – зелеными. А глаза были карими. И он превратился в маленького жучка неизвестного вида, который упорно полз по коре сосны – местами гладкой, местами шершавой (для жучка – кора состояла из огромного количества препятствий), и вдруг – завяз в капельке смолы. Кажется, прошли века, за которые смола могла стать янтарем (с жучком внутри). Недоеденное мороженное растаяло. Девушка опустила глаза и выдала следующие сведения по ботанике:
- Некоторые наши наземные орхидеи вообще не вырабатывают нектара. Как же они привлекают насекомых, необходимых им для опыления? Очень просто! Они выделяют вещества, напоминающие феромоны насекомых. То есть пахнут так, как, скажем, самка шмеля. В поисках пары шмель забирается в цветок, особый механизм цветка –хлоп! оставляет на нем капельку пыльцы, и обманутый шмель летит к следующему цветку.
   Какой-то мелкий зверек прошуршал коготками по стволу лиственницы, уронил на Андрея пару чешуек коры. Андрей снял с шеи бинокль и оглядел окрестности. Хотелось написать банальность: «На много километров вокруг не было ни единого человеческого жилья. Одна первозданная природа». Оставалось только выяснить, сколько километров считать много, а сколько – мало. Из соседнего распадка вился дымок от костра. Там помещался детский экологический лагерь. Родители детей, заплатили по несколько сотен евро, чтобы хоть на месяц избавиться от своих чад, отправили их в «школу выживания». Кроме того, поездку финансировал Департамент природопользования – несколько деток выиграли конкурс детского рисунка: «Спасем родную природу для будущих поколений».
  Природа, и правда, была близка к первозданной. Во всяком случае, почти все виды растений и животных, попадающиеся здесь, как уяснил себе Андрей, относились к краснокнижным видам. Вот, пожалуйста, низко над рекой заскользила какая-то хищная птица с длинным хвостом и длинными крыльями. Ее оперения покрывали пестрины и одновременно оно казалось серебристым, как вода. Вот птица сделала стремительный бросок вниз – и выхватила из воды трепещущую рыбу.
   Ух ты! Оказалось, за ней наблюдал не только Андрей! С сухой вершины кряжистой, поломанной жизнью сосны, тяжело взлетела другая хищная птица – темная, почти бурая, с белым хвостом – и спикировала на первую. Первая некоторое время маневрировала в воздухе, пытаясь увернуться от напавшего на нее более сильного хищника, но потом – выронила рыбу и быстро ушла вбок. С неожиданной ловкостью новый участник драмы поймал рыбу и полетел к своей сосне – кушать.
   Как жаль, что Сергей Иванович не видел всей сцены! Он-то уж порадовался бы! И даже успел бы сфотографировать сценку из жизни природы: и как одна птица поймала рыбу, и как вторая – у нее отняла. Однако Андрей с испугавшей самого себя злобой подумал: так ему и надо, что не видел! Еще один чертов ботаник! Учитель… А сам-то Андрей! То же мне – журналист и фотограф одновременно! Даже свою навороченную супертехнику не расчехлил! Идиот…
   Компания, поселившаяся в брошенной деревне, надо сказать, подобралась странная и пестрая, скорее, напоминающая гремучую смесь. Андрей снова посмотрел вниз, на реку, где на возвышенном и ровном участке стояли палатки. Андрей фыркнул - Романтика (с большой буквы) середины прошлого века, о которой Андрею рассказывали его родители. (До свадьбы родители любили ходить на байдарках, да сына к этой забаве как-то не приохотили.) Некоей причудливой финансовой пуповиной группа распадка № 2 (назовем его так) была связана с детьми из распадка № 1. Сергей Иванович был преподавателем МГУ, професссором, ботаником, Елена – его аспиранткой. А экспедиция в эти Богом забытые места состоялась, благодаря спонсорству четырех структур: МГУ, туристическому агенству «Эко-экстрим»,  Департаменту природопользования и оккультной Школе Высшего знания. У каждого были свои тайные и явные цели. Деток обучали любить родную природу и выживать в тайге преподаватели и студенты-старшекурсники МГУ. Заодно они зарабатывали деньги и лихорадочно делали какие-то научные работы. «Эко-экстрим» (силами тех же деток, студентов и преподавателей) прорабатывал возможность возить сюда за о-очень большие деньги иностранцев. Адепты Высшего Знания (экстрасенсы стало быть) приехали изучать шаманизм: они собирались приложить себя (и шаманов, ежели таковые найдутся) в качестве экзотической примочки к иностранным туристам. (А иначе как получить о-очень большие деьги?) Ну, а «Еженедельная газета», в которой Андрей работал, выступила в роли информационного спонсора: не заплатила ни гроша, но отправила своего корреспондента освещать как достижения деток в экологическом обучении, так и поиски экстрасенсами Таинственной Зоны (без которой «Эко-экстрим» не мыслил заманивание состоятельных туристов-соотечественников и легковерных иностранцев).
   Сергей Иванович и Елена, собрав утром рюкзаки, отправлялись либо в распадок к деткам, либо – собирать и фотографировать краснокнижные растения. И та тоненькая ниточка, которая протянулась между Еленой и Андреем в Москве, оказалась фикцией. Невооруженным глазом было видно, что она влюблена в своего учителя, который, несмотря на возраст, скакал по камням как молодой козлик. Две женщины-экстрасенса неопределенного возраста, Алина и Элеонора, вместо того, чтобы искать Зону и изучать аномальные явления, весь день проводили возле палаток. Они боялись всего: темноты, змей, комаров, жары и холода, медведей и разбойников (как же в тайге – да без медведей и разбойников!) Обе бабы, как назло, оказались незамужними, и главным аномальным явлением, который они рвались изучать, был сам Андрей.
   Поэтому Андрей сбегал от всех на вершины ближайших сопок, где силился набраться вдохновения и надиктовать на диктофон положенные статьи, без которые ему в редакцию лучше было не возвращаться. Но его «вдохновение», его муза упорно ползала за профессором-ботаником по склонам в поисках какого-нибудь кандыка или пальчатокоренника.
   С одной стороны, Сергей Иванович был типичным «ботаником»: мог одеть разноцветные шерстяные носки, долго искать очки, которые находились на лбу; с другой стороны – он с одной спички разжигал костер даже под проливным дождем и не заблудился бы в тайге без всякого компаса, не видя ни солнца, ни звезд.
   Однажды, сидя у вечернего костра, он расчувствовался настолько, что вспомнил кое-что из своей юности:
- Я уже бывал в этих местах четверть века назад, - сообщил он: - Ниже по Реке стоял поселок коренных жителей; им разрешали ловить красную рыбу, которая шла вверх по течению на нерест. Вон там, в долине за Двухглавой сопкой – жили староверы. А еще ниже по Реке, за 50 км отсюда, помещалась военная зона. Ни о каких иностранцах не могло быть и речи! – он покачал головой: - Надо же, что можно сделать в молодости! Мы добились разрешение приехать сюда, оформили пограничные паспорта. Нынешние стены мне уже не прошибить - денег не хватит…
- Но вы же и тогда работали биологом! А значит, могли ездить в научные экспедиции за казенный счет.
- Да, но не в окрестности военных зон. Хотя я и тогда работал в НИИ экологии, но приехал сюда с группой энтузиастов: искать снежного человека.
  Алина и Элеонора радостно закудахтали.
- Нашли?!
   Сергей Иванович усмехнулся:
- Увы! Как вы знаете, величайшего открытие в биологии до сих пор так и не состоялось! Но, естественно, все не так однозначно…
- Вы и не могли найти однозначного ответа! – с жаром поддержала его Алина: - Снежный человек – это полевая форма жизни. Он способен к телепортации и телепатии, но вряд ли – разумен в нашем понимании.
- Нет, - не согласилась с ней Элеонора: - Это особая ветвь эволюции. Человек пошел по пути совершенствования духа, и выпал из природы, а снежный человек – по пути совершенствования телесных возможностей. Он действительно скорее зверь, чем человек.
   Сергей Иванович поспешил перевести разговор на другую тему:
- Местность, где мы находимся, до неузнаваемости изменилась. Сейчас здесь – вновь малонарушенная человеком тайга. Она восстановилась лет за тридцать. Лес, правда, молодой, малопродуктивный. Ушли военные, поумирали последние старики-староверы. Ну, а остатки коренного населения переместился на то место, где раньше как раз и cтояли военные. Эти люди помаленьку вспоминают, как жили их предки, заново учатся рыболовству и собирательству: госрыбхоз-то развалился, работы не стало, заработков тоже… - он с грустью посмотрел на Сеню: - Только осталось их совсем мало.
   Сеня как раз и принадлежал к «представителям коренной национальности». Это был невысокий крепкий человечек, с неопределенными чертами широко лица (в нем прослеживались слабые признаки монголоидности). Сеня подрядился быть проводником этой смешанной экспедиции.
- Что ж тут удивительного? Природа – живой организм! А человек на ней – вроде вируса! – Элеонора оседлала любимого конька: - Мир был и остался для нас непознаваем, как и считали когда-то гностики. Мы учим детей любить природу – это правильно. Но что значит – беречь ее? Вспомните цунами в Таиланде! Там погибло около 1% населения… Швеции! Если Земля и Космос захотят, то в одно мгновение избавятся от надоевшего ей вируса в лице человечества!
- Ты забываешь о Мировом разуме! – напомнила ей Алина: - Все живые существа во Вселенной вносят свой вклад в Мировой Разум, хранилище информации, а, значит, и жизни.
   Элеонора задумчиво отмахнулась в ответ – то ли от докучливого оппонента, то ли от еще более докучливого комара-камикадзе, презревшего реппелент.   
  Андрея же интересовала не загадка мира вообще, а Сени – в частности. Среди детей и взрослых, сопровождавших их, действовало строгое правило: никакого алкоголя! Если бы хоть одного из детей или студентов застали даже в слегка поддатом виде, его немедленно отправили бы обратно в Москву. Но Сеня был местным. Из «взрослого» лагеря он не отлучался ни на час. Выполнял работу не только проводника, но и любую другую: рубил дрова, носил воду. Собственно, его основной задачей было обнаружить мало-мальски приличную «аномальную зону». Или придумать ее. Но, может быть, именно вдохновения-то ему и не хватало. И для этого он напивался после рабочего дня вдрызг. На работе он не пил – ни-ни! Но вечером, в лагере № 2, сидя возле костра, «представитель коренной национальности» сначала заунывно тянул песни (русские, прошлого века) на одной ноте, потом – вырубался, как бревно до утра. Спал прямо на голой земле, не замерзал и не заболевал воспалением легких. Утром вставал и принимался за работу. На все замечания отвечал недоуменными взглядами:
- Какая водка, начальник?! Хошь дыхну? Или я с работой не справляюсь?!
   При последних словах все почему-то смущались – с работой Сеня справлялся.
   Алина и Элеонора предполагали, что он тайно изготавливает и пьет мухоморовую настойку. И пытались за ним проследить, но неудачно. Начальство его бы уволило, да другого местного, хоть мало-мальски разбиравшегося в местности, а также в фольклоре не было. Приходилось терпеть Сеню.   
   Бурая птица завозилась на дереве, сыпля вниз чешую. Андрей поспешил расчехлить фотоаппарат: надо же сделать хоть пару кадров. Потом спустился вниз с сопки и поспешил в лагерь – к ужину.
  За ужином обсуждали кандык – не иначе как новый вид, встречавшийся только здесь. Элеонора и Алина подсели поближе к Сергею Ивановичу и начали вытряхивать из него сведения о снежном человеке. Он сопротивлялся, как мог. Андрей воспользовался моментом, подсел поближе к Елене.
- Откуда вообще вы узнали, что его надо искать на этой реке? – спросила Элеонора, умильно заглядывая в глаза Учителю.
- Да, откуда? Вы получили сигнал через Мировой Разум, будучи еще в Москве? – Алина проникновенно взяла Учителя за руку.
- Мы получили письма от одного офицера, служившего на военной базе… - неуверенно начал тот: - Он не только описал встречу со снежным человеком, но и указал точное место, где это произошло. И при этом - сослался на свидетеля,  местного охотника.
   Сеня издал какой-то звук - это не было ежевечерней песней: в его обязанности на сегодня входило мытье посуды после ужина, поэтому он пока еще был трезв.
- На самом деле охотник-промысловик был родом не с Реку, хотя давно попал в эти края и женился на местной. Местные – были хорошие рыбаки, но плохие охотники. Охотника звали Евсей Евсеев. Каждый сезон он, по обычаю родных мест, уходил с собакой в тайгу на несколько месяцев, добывал белку, лису, куницу и соболя. Последнего - согласно лицензии: соболь, темный баргузинский подвид, был акклиматизирован на Реке в 30-е годы, а к концу 70-х сделался фоновым видом. Офицер… эээ… сейчас вспомню… как его звали… кажется, Иван Петрович Тимофеев, напросился с охотником на выходные в тайгу, еще до начала промыслового сезона. Люди из нашей экспедиции, когда сюда приехали, внимательно расспросили обоих.
   Итак … Стояло самое начало чудесной осени – прохладное, но ясное; березы вплели в свои косы золотые пряди. Предприятие охотникам  предстояло серьезное: Тимофеев мечтал о шкуре медведя. Тропить медведя они начали от небольшого болота с брусникой, тронутой первыми заморозками. Медведь, подкрепившись ягодой, начал подниматься по склону, чтобы залечь в распадке, в темном пихтарнике. Представьте себе: ручей, заросли папоротника-орляка, тишина, кое-где – свежие следы зверя на влажной почве. Евсей почему-то не взял с собой собаку. Однако он не просто разбирался в повадках зверей, но даже – знал привычки вполне конкретных особей. И выбрал в качестве жертвы немолодого жирного самца, крупного, с темной шкурой. Охотники заранее сговорились: шкуру и череп – Тимофееву, лечебный жир и желчь – Евсею, мясо – пополам. Этот медведь вел себя по отношению к людям нагло, пару раз наведывался на реку, пугал рыболовов. Встревоженный преследованием, зверь начал уходить вверх по склону и вышел в светлый лиственничник вперемежку с соснами. Почва там была каменистая, следы исчезли, но, Евсей хорошо изучил маршруты Топтыгина и вывел Тимофеева на прогалину, на краю которой зверь и стоял, тревожно нюхая воздух. Охотники подходили с подветренной стороны, медведь их не видел, а они его -  хорошо. Объяснившись жестами между собой, кто с какой стороны станет заходить, люди двинулись вверх. Подкрались – на верный выстрел. Первый выстрел, по уговору, принадлежал Тимофееву, а Евсей его подстраховывал.
   Андрей взял в свою руку руку Елены – крепкую, загорелую, с бархатной кожей, как шляпка боровика. Завороженная рассказом учителя, она не обратила на это внимание.
- Когда офицер прицелился, медведь вдруг коротко рявкнул от ужаса и кубарем покатился вниз со склона. Между охотниками последовала немая сцена: кто спугнул зверя?! Тимофеев предположил, что он учуял каких-то других людей. Но Евсей покачал головой: медведь уходил от людей спокойно, не торопясь, не выказывая особого страха. А сейчас животное было явно охвачено страхом. Тимофеев поднес к глазам бинокль и принялся оглядывать окрестности – каждый куст, каждое деревце. А Евсей заметил, что руки офицера, держащие бинокль, вдруг затряслись и покрылись потом. Не говоря ни слова, Тимофеев протянул ему бинокль…
  Элеонора взвизгнула. Андрей положил вторую руку на талию Елены и плавно привлек к себе девушку – сердце у нее билось ровно и спокойно, его же – явно частило.
- К тонкой кривой лиственнице прижималось нечто темное, плохо различимое, огромное. Но прижималось столь плотно, что буквально повторяло изгиб ствола, будто нарост. В бинокль виднелась одна рука – пятипалая, с противопоставленным большим пальцем, только покрытая бурыми волосами. Из-за ствола торчала острая волосатая макушка. А еще сверкали белки глаз на лице не человека и не зверя. И вдруг «это» отделилось от ствола – легко и одновременно размашисто, как лыжник по снегу, скользнуло поперек склона и стало спускаться вслед медведю. Размеры медведя люди оценивали по размерам рядом стоящих деревьев. «Это» было раза в полтора больше и мощнее медведя, двигалось на двух ногах. Они видели существо не более секунды, потом, не сговариваясь, ринулись своим следом назад, вниз по склону, рискуя сломать шею. Причем, оба мужика отнюдь не отличались трусостью, да и вооружены были - дальше некуда! Ведь на медведя шли охотиться, а не на рябчиков! Не помнили, как на лесовозную дорогу выскочили, Тимофеев по дороге бинокль и фуражку потерял, хорошо – ружья не бросил. Тимофеев вообще больше в тайгу не ходил, а Евсей, вернувшись домой, три дня пил, чего за ним раньше не наблюдалось.
   Сеня подбросил в огонь дров. Он улыбался до ушей, потом ткнул себя в грудь:
- Я – Евсеев! Он был – Евсей Семеныч, а я - Семен Евсеич, его сын! Отец, когда про снежного человека узнал, чуть охоту не забросил, по тайге много ходил, все чудище искал. В 81-м его деревом упавшим зашибло.
- Что вы говорите! –хором ахнули Алина с Элеонорой: - Но ведь давно известно, что, если человек увидит то, что ему видеть не полагается, он долго не живет!
   А Елена мягко отстранилась от Андрея, поправила волосы и встала, чтобы тоже подбросить дрова в огонь. Потом пересела на бревна рядом с Учителем.
- А вы сами-то видели снежного человека? – спросил Андрей, пытаясь скрыть собственное разочарование.
   Сергей Иванович задумчиво посмотрел на огонь и покачал головой:
- Не видел. Но – слышал. Мы остановились на заимке, в 30 км от того места, где мы сейчас находимся (вне военной зоны). Заимка – шедевр для музея! Вросший в землю перекошенный сруб, внутри – нары и очаг, над очагом – дыра в замшелой крыше. Очаг выложен из камней, пока камни не прогреются, дым наполняет избу – дышать невозможно. Вот в ней мы и провели, сменяясь каждые две недели, весь полевой сезон с конца мая по середину сентября.
  Местные и приезжие охотники рассказывали, что регулярно встречали следы огромной босой стопы в окрестностях заимки. Отчего и перестали посещать эти места. Тщательно опросив свидетелей, мы поняли, что существо приходит к заимке с определенной цикличностью: раз в две-три недели. И не ошиблись! На 20-й день вторая дежурившая группа, т.е наша, увидели следы у ручья. Мы сняли слепки. И в эту же ночь крупное животное подошло к заимке вплотную, прогремело пустыми ведрами и подергало дверь, подпертую изнутри колом. Потом влезло на крышу и начало ее шумно разбирать. Вниз посыпалась крошка от полусгнивших бревен.
- Какой ужас! –хором взвизгнули Алина с Элеонорой.
- Вам удалось его сфотографировать? – поинтересовался Андрей.
- Знаете, одно дело мечтать увидеть снежного человека в городе и совсем другое – предполагать, что твоя мечта ломится к тебе в заимку в глухой тайге. Я тогда был зеленым новичком, совершенно неподготовленным к встрече с необычным, и, может быть, опасным существом. Кроме меня, в заимке присутствовали еще два человека. И главное ощущение которое мы испытывали – это ужас. Мы лежали, затаившись, на низких нарах, огонь в очаге давно прогорел и дым ушел, а мы – боялись поднять головы и поглядеть в дыру в крыше и увидеть чужое лицо… К тому же – отчасти похожее на наше. Похожее, будто отражение в кривом зеркале, застрявшее там на миллионы лет. Теперь я понимаю, насколько непростительной была наша трусость. Мы потеряли уникальную возможность хотя бы посмотреть на него. Я не сомневаюсь, что человек разумный встречался с другими, близкими к нему, разновидностями гоминид, на протяжении всей своей истории и зафиксировал эти встречи в мифах и легендах про великанов, троллей, леших. Он боялся их, обвинял во враждебности и людоедстве, но сам же - и уничтожал, пока не истребил почти всех. Я не знаю, заглянул ли снежный человек в дыру в крыше. Почему-то убежден, что он тоже боялся увидеть наши лица… Потом существо слезло с крыши, зашвырнуло пустое ведро далеко в кусты, и удалилось. Наутро, когда взошло солнце, мы, окоченев от холода, кое-как выбрались наружу. Ночные страхи показались нам смешными и глупыми. Пока мы не увидели очередные следы на земле и царапины от ногтей на двери. По следам выходило, что высота гоминида – не менее двух метров. Как же мы жалели, что не выглянули наружу! Получалось, что мы побоялись встретиться со снежным человеком, ради которого и приехали в такую даль! Но мы ничего не могли с собой поделать. Каждую последующую ночь мы разводили большой костер перед заимкой и поддерживали его, подбрасывая заготовленные заранее дрова. Потом мы уехали. Наши четвертые сменщики рассказывали, что существо подходило к заимке еще один раз – свистело и кидало камни со склона горы. Правда, вплотную к избушке не подходило. В общем, ничего кроме очередных слепков следов в этот сезон мы не добыли.
  Учитель погрузился в глубокую грусть. Елена осторожно погладила его по руке:
- Мы так стремимся к непознанному, а, оказывается, к нему надо вначале привыкнуть, - сказала она. И вид у нее был совсем не такой, какой бывает у учениц, скорее, наоборот – она готова была взять на себя нелегкую роль Учителя… А может быть, Матери.
 
                I I
  Три дня шли дожди, и детишки шумно играли в ролевые игры, не покидая пределов своего лагеря. Так шумно, что их было слышно и во «взрослом» лагере. Потом вновь высунулось солнце, и Андрей полез на свою любимую сопку. Тропа было скользкая, мокрая, разочек он упал, но, к счастью, не скатился вниз. Он сел перед скалой и в который раз оглядел Реку. Она была другая, нежели несколько дней назад – мутная, вздувшаяся, сердито ворчащая. Бурый хищник с белым хвостом дежурил на своем любимом месте – обломанной сосне. От Сергея Ивановича Андрей теперь знал, как он называется – орлан-белохвост. Та, первая птица, была скопой. И оба пернатых разбойника были страшны по большей части для рыб, т.к. ими они, оказывается, и питались. Андрей перевел взгляд на отвесную скалу, под которой он сидел. Собственно, он и раньше видел на ней какие-то штрихи и полосы, но не придавал им значение. Но сейчас скала была ярко освещена солнцем, и Андрей вдруг сообразил, что видит рисунки. Они были процарапаны каким-то острым предметов вроде резца и покрыты минеральными красками, частично осыпавшимися, наподобие охры. Андрей принялся разглядывать свою находку и осторожно очищать участки скалы от мха и растений. Обрезая стебли и корни перочинным ножом, он здорово исцарапал руки, но даже не заметил этого – так увлекся. Он ожидал увидеть горных коз, оленей и охотников, бегущих за ними с луком и стрелами. Но увидел сложный орнамент. В нем угадывались переплетения птиц с распахнутыми крыльями (то ли гусей, то ли журавлей), летящих среди облаков над чумами (так Андрей назвал неизвестные ему постройки); были там и стилизованные звери, а также человечки, рыбы, растения, и все они кружились в непонятном хороводе. Андрей принялся лихорадочно снимать, пока не села очередная батарейка. Потом он долго разглядывал кадры на экране и переводил взгляд на скалу. Ракурс был неудачным. Но подобраться с той стороны, где скала резко обрывалась вниз, было невозможно. Скала равнодушно смотрела на реку. Она была зрячая, живая. В течение неизвестного количества лет (тысяч? сотен?) она наблюдала жизнь Реки: как по ее берегам передвигались люди и звери, ловили рыбу и даже – ходили по самой реке в долбленых лодчонках в короткие периоды полноводия и одновременно – затишья. Или Река изменилась с тех пор? Может, раньше она была более полноводной и менее бурной? Как бы то ни было, но из года в год она подмывала скалу, пока не подмыла настолько, что звенья орнамента уходили теперь прямо в воду. Но не духи же на ней рисовали?! Значит, раньше на Скалу можно было взобраться и с той стороны, которая теперь была обращена к воде.
   Андрей скатился со скалы и поспешил в лагерь. Он никому не сказал о своем открытии, только перезарядил фототехнику. Ночь провел беспокойно: ему снились рваные, нервные сны. Он видел, как из весенней, парной земли вылезают острые побеги будущих кустов. И женщины-колдуньи опускаются рядом с ними, чтобы совершить свои ритуалы, без которых священные гуси не вернуться в свою заводь, рыба не отмечет икру, дикие звери не родят детенышей, а молодые девушки, выбравшие в этом году мужей, не получат, в положенное время, крепких здоровых малышей. Но, завидев остолбеневшего Андрея, женщины скорбно качали головами, и тихо исчезали, ибо их ритуалы не предназначались для чужих, особенно, мужских глаз. Андрей испытывал смущение, но не знал, как он очутился здесь, а, следовательно, не понимал, как ему отсюда убраться. Кусты между тем росли и вдруг – застывали боевым рисунком на деревянных щитах. И неродившиеся дети тех девушек, вооружившись копьями, бросались в гущу братоубийственной битвы. Андрей снова и снова чувствовал неловкость: он не хотел верить, что люди, жившие на Реке несколько веков назад, были похожи на него, его современников. Что толку, что они верили в магию (таких и сейчас полно!), не покупали, а ловили или выращивали свое пропитание, недостающие же в хозяйстве предметы – меняли на дары Реки у торговцев, изредка навещавших эти края… По представлениям Андрея, они должны были по-иному относится к окружающему их миру. Мир – одно целое, все предметы взаимосвязаны между собой своей внутренней сущностью, все явления – знаки, которые надо было уметь правильно прочесть. Да и взаимоотношения между людьми не могли повторять нынешние. Андрей едва оторвал взгляд от скалы и, шатаясь как пьяный, начал спускаться вниз по тропе. Он едва добрался до лагеря.

                III 
      Сергей тупо смотрел в горевший костер, на котором Сеня готовил незатейливый ужин – гречневую кашу с тушенкой. Каша была почти готова, и  обитатели лагеря начали собираться вокруг огня и пищи. Алина помогала Сене готовить, а Элеонора с серьезным видом наблюдала за всем происходящим. Сергей Иванович и Елена разбирали дневные сборы. Обычно они занимались этим допоздна. У Андрея перед глазами по-прежнему мельтешили чужие орнаменты.
- На диком бреге Иртыша стоял Ермак объятый думой…- хрипло пропел он.
    Алина расплескала котелок с холодной водой для чая и вскрикнула. Сергей Иванович и Елена как по команде оторвали взоры от сборов и остолбенело уставились на Андрея. Элеонора подошла к нему и мягко взяла за руку, потом осторожно заглянула в лицо.
- Что с вами, Андрюша? - участливо поинтересовалась она: - Вы не заболели?
    Андрей лишь покачал головой. Он совершенно ясно представлял себе судьбу Ермака: туземный царек, обиженный родственниками, которые лишили его сибирского царства, бежал в Московию и принял православие. Представилась возможность – собрал русскую голытьбу и отправился завоевывать Сибирь, заодно мстительно вырезая всех своих врагов. И Кучум был ему не совсем чужой, а дальний-дальний родственник по материнской линии. Хотя Ермака и убили, а над телом его глумились три дня – положили на помост и пускали стрелы из луков – но похоронили с почетом. Все-таки, не чужой.
    Сеня сунул Андрею в руки миску с дымящейся кашей и ложку, заботливо довел до столовой: участники экспедиции ели под навесом за грубо сколоченным из елового сушняка столом; стульями служили поленья, поставленные стоймя. (Здесь же, на столе, ботаники разбирали свои сборы. Вечером они ухитрялись распихать растения по папкам и снабдить их этикетками при свете диодных лампочек и волчьем вое комаров). Андрей вяло зачерпнул кашу пару раз. Есть не хотелось. Он поставил миску на стол и побрел в палатку, где свалился на спальный мешок и впал в какое-то полубредовое состояние.
- Еще один научился гнать мухоморовую настойку! – констатировала Алина. Сергей Иванович и Елена принялись вслух размышлять, можно ли получить подобный эффект, используя местные растения.
 
  Давно это была… меречилось Сергею. Однажды после бури Река вышла из берегов, залила долину. Когда вода сошла, тут и там остались ямки между камнями, а в них – сидели детеныши коз с белой шерсткой. У Народа Реки жили собаки, они отгоняли от стойбища волков и медведей, но других домашних животных не было. Дикие козы водились в горах. С обычной шерстью - бурой. Женщины решили, что козлят родила Река. Они похватали их, отнесли домой – самых маленьких выпаивали своим молоком. С тех пор уход за козами считался исключительно женским делом. Выходя замуж, женщины приносили в дом мужа козлят – свое приданное. А на самом деле? Наверняка несколько коз продал Народу Реки какой-то купец. Андрей потряс головой. Чушь какая! Если бы у Народа Реки жили козы, то местные горы быстро бы облысели. Как острова Средиземноморья. Козы сожрали бы всю растительность. Действительность текла не последовательно, а параллельно – как разные струи воды, разбиваемые порогами. Он слышал и понимал то, что говорили за пологом палатки.
- Может быть, его крепким чаем напоить?
- Нет, пусть лучше проспится!
- А если ему это вредно? И надо сделать промывание желудка?
   … Великий Шаман вырезал узор на скале. Он хотел сделать скалу зрячей. Чтобы она, недреманным оком, следила за Рекой. Дано: декорации – Река, Скала, Люди, Козы…

   …На тропе, ведущей к заветной Скале, сидела старуха шаманка и сосала черную трубку, в которой давно кончился табак. Ее седые волосы были заплетены в косы, а одежду покрывали стилизованные треугольники-чумы. Эти чумы громоздились друг на друга, как многоэтажки в мегаполисе. «Я пришла проведать внука, - бесстрастно сообщила она Андрею: - Да вот, случайно, встретилась с тобой. Я теперь живу на Шестом небе, и редко выхожу из дома. Молодая была – могла взбираться до Девятого. Ух, и красиво же там было! Великая Чернота, огромные звезды и раскаленное солнце. Земля казалась такой маленькой – как цветок незабудки на болоте». Старуха посипела трубкой: «По глазам вижу – спросить меня хочешь. Все-то у тебя сладится. Только не так, как ты думаешь. А узору на скале – не верь. Не поддавайся ему! Петли его должны выпрямлять судьбы, а они их – путают, правильные нити рвутся. Великий Шаман узор вырезал. Великий Шаман, но злой человек. Убил свою жену, потому что она ему изменила. Люди было подумали, что бедную женщину медведь задрал. А когда узнали правду, все от Шамана отвернулись. Ведь он мог просто отослать ее из своего дома. Так обычно и делалось, ежели пары, мужчина с женщиной, расходились. Люди не знали, что делать с Шаманом. Шарахались от него, как от зачумленного. Тогда от взобрался на эту самую скалу и убил себя. Тем самым резцом, что резал узор», - старуха покачала головой.

- Семен! Что вы пьете каждый вечер?! По-моему, пора признаться! И чем вы напоили Андрея?
- Я ищу зону! –отмахнулся он; потом задумался и неуверенно продолжил: - Вы не поймете… Мне бабушка помогает… У нас в роду все женщины были шаманками…
   
           IV
   … Андрей выдрался из сна: за брезентовыми стенами стационарной палатки выли комары и гудели возбужденные голоса. Он опять провалился в сновидение, будто в трясину. Старуха сидела на том же камне и все так же сосала трубку. «Великий Шаман не первый раз проливал кровь напрасно. У его жены была коза, как у других женщин. Но жена не родила Шаману детей, ни одного. И Шаман в гневе убил козу и бросил ее в реку. Моя бабка видела, как старая голодная волчица с отвисшими сосками утащила ее, чтобы накормить своих волчат. Сила Шамана постепенно истощалась. И тогда он отправился в царство мертвых, к Морю, куда впадает Река. Там он получил новую силу от молодой женщины. Вернувшись, решил сделать Скалу над Рекой зрячей. И прославить себя – на целый век. Тот век, что отпущен камням. С тех пор Скала смотрит на людей и на Реку. А люди – не смотрят на узор. Опасно это. Никто сюда уже сто лет не ходит. Гордость погубила Великого Шамана, он до сих пор ищет жертву, чтобы воплотить свою судьбу. Один раз ему это почти удалось. Когда я молодая была, на Реку приезжал профессор из города. Изучать мой народ. С ним была ученица. Она была в него влюблена, но они все время спорили. Она пропала на Реке», - шаманка вдруг захихикала и схватила своей морщинистой рукой руку Андрея: «Никто никогда не узнал, что с ней случилось! Убежала в тайгу, да так там и осталась! Река ее, видно, приняла». Рука старухи была сухая и горячая. Андрей застыл от страха, чувствуя как покрывается гусиной кожей – от руки до пяток. Глаза у шаманки были янтарные, как у козы. «Наша Река скоро смоет все следы Великого Шамана. Иди с моим внуком – иначе он не сможет совершить того, что должен. А ему еще детей спасать...»
 
   Андрей скатился с нар на пол вместе со спальным мешком.
- Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – завопил он.
   Впрочем нет, он ее не придушил…  Руками разодрал, будто медведь. Злые духи дали ему страшную силу. Шаман, приревновавший свою жену. Шаманка и великий Шекспир. Ученица, влюбленная в своего Учителя, предположительно утопившаяся в реке. Как скучен мир! Все повторяется. Чернуха на фоне первозданной природы! А я так хотел, чтобы Люди Реки были другими! Андрей вылез наружу и застучал зубами от холода. Его поразило, что неумолчный комариный вой внезапно стих. Алина и Элеонора смотрели на него со страхом, Сергей Иванович и Елена – с удивлением.
- Эй, твоя бабушка сказала, чтобы я тебе помог! – обратился Андрей к Сене: - Только я не знаю, как!
   Тот серьезно закивал головой и принялся раздувать тлеющие угли.
 
   Утром Андрей опять поспешил к скале, вооружившись не только техникой, но и крепкой веревкой. Вода в реке по-прежнему текла мутной, но ее уровень несколько спал, обнажив крохотный участок галечного пляжа. С него вверх по скале вела узкая расселина. Андрей подумал, что если как следует закрепить веревку за остов погибшей лиственницы, торчавшей из скалы, как палец, то по расселине можно подняться вверх. Об опасности он не думал. Он рассуждал как 12-ти летний парнишка перед Приключением. Иногда Фортуна благоволит авантюристам любого возраста. Поэтому ему удалось подняться по расселине метров на 50 до маленького уступа. Внутрь уходил небольшой лаз, вероятно, он вел в пещеру. Но лезть в него Андрею было совершенно незачем: прямо над ним сверкал обнаженный дождями участок скалы, покрытый все тем же загадочным узором.
    Андрей фотографировал его до тех пор, пока у него не потемнело в глазах. Узор шевелился, как живой, пьянил, как наркотик… И вдруг он услышал Голоса. Сначала, он решил, что это – галлюцинация. Если мелькающие картинки (он вспомнил историю про японский мультик), могут вызывать судороги у зрителей, то почему узор не может привести к слуховым галлюцинациям? Голоса раздавались с той стороны скалы.
- Леночка, я высоко ценю твои чувства, - Андрей представил, как Сергей Иванович держит ее за руку, но боится посмотреть ей в глаза: - Но между нами разница почти в тридцать лет. У меня есть научная школа, у меня есть внук. И это – моя последняя экспедиция…
- Ты не хочешь вернуться из нее помолодевшим? – Андрей не узнал хриплого жаркого шепота, но он мог принадлежать только Елене.
-  У меня есть устоявшаяся жизнь, и я ничего не хочу менять в ней, - очень тихо ответил Сергей Иванович.
    Андрей стиснул зубы и потряс головой. Как этот старый трусливый пень может отказывать ей?! Он более не чувствовал себя жучком, завязшим в смоле. Он был сетью, протянутой между Скалой и Рекой, и в этой ловчей сети сами могли запутаться люди и звери. Пауком или сетью? Как можно чувствовать себя сетью? Андрей снова потряс головой. Паук сидит в укрытии и держит сигнальные нити. Андрей-человек чувствовал их всем телом, не задумываясь, чем держит их паук, и как чувствует. Он просто был одновременно и пауком, и сетью, и человеком. Хотя человеческое сознание мешало ему: эмоции захлестывали удивительную ясность ощущений. Что может хотеть паук?! Поймать и съесть муху. Что может хотеть сеть? Наверное, ничего. Андрей поймал себя на жуткой мысли, что хочет пролить человеческую кровь, и смотреть, смотреть, как она хлещет из разорванной человеческой плоти. А сеть не могла ничего хотеть, она просто соединяла все живые существа, все явления этого мира, все предметы…
- Леночка, давайте вернемся в лагерь! Я не могу оставить вас здесь одну… в таком состоянии…
- Боитесь, что я брошусь со скалы? – это был не жаркий шепот, а змеиное шипение: - Я не уйду отсюда потому, что я не одна! Вы разве не слышите? Не видите?
- Лена, вы бредите! Пожалуйста, отойдите от края!
   Андрей стиснул зубы и полез наверх. Под руками были корни растений, камни, стволы кустов, черт знает что… Все это скользило, вырывалось из рук, обрывалось. Но Андрей выбрался на край, уронив вниз несколько камней, и, повозившись немного, перевалился на площадку наверху Скалы. Последовала немая сцена. Лицо Сергея Ивановича сморщилось и стало похоже на гнилую грушу.
- Андрюша, что с вами?- спросил он и попятился назад: - На вас лица нет!
- Вон отсюда! – приказал Андрей.
   Сергей Иванович молча развернулся и поспешил вниз по тропе, пару раз он поскользнулся и даже упал, но, судя по всему, не очень пострадал.
   А Лена засмеялась. Ее глаза сияли и лили  - среди бела дня - расплавленный  лунный свет. Или светлый нежно-пахнущий мед? Она сорвала кисть красной бузины и протянула Андрею.
- На, умойся! Ты поцарапался, когда поднимался сюда. Бузина не только отмывает грязь, но и дезинфицирует…
   Андрей растер ягоды между ладонями: они показались липкими только в первый момент; они действительно смывали грязь и кровь, а потом сок бузины высох без следа. Он вымыл бузиной лицо и руки. И вдруг увидел как Елена медленно и плавно снимает с себя штормовку, а потом – и блузку; и также медленно и плавно выползает из остальной одежды – будто змея, из старой кожи, чтобы засиять радужным блеском новых, влажных еще чешуек… «Нас заживо съедят комары», - была последняя, почти обморочная мысль Андрея.
   …Комаров не было. Воздух странно застыл и затих. Неестественная тишина накрыла их обоих, как пологом. Елена отдавалась страстно, будто приносила жертву неведомому божеству, а Андрей – брал ее медленно и осторожно, понимая, что она принадлежит чему-то высшему, но быстро потерял над собой даже проблеск контроля. Он очень боялся, что странная жажда крови (сроду он ничего подобного не испытывал!) вернется: ведь он держал в руках женщину, которая не принадлежала ему. То есть принадлежала сейчас и здесь, но его обладание ею было лишь кратким мгновением…
    …Тишина по-прежнему висела над ними, теперь она казалась угрожающей. Воздух звенел от тишины, когда они откатились друг от друга.
- Что с нами было? – Елена как будто только что научилась говорить на новом, неведомом для нее языке; она осторожно пробовала слова на вкус, точно новый сорт мороженного.
- Не стоит задаваться пустыми вопросами: что бы это не было, оно было прекрасно, - фраза Андрея прозвучала так фальшиво и банально, что он удивился сам себе.
    Что он должен сделать дальше? Говорить и говорить о своей любви?
    Елена поднесла ладони к ушам, потом отняла их.
- Как странно… Будто я оглохла…
   Звон тишины нарастал; он перешел в тихий жалобный вой: так может выть ветер, но ветра не было.

     …Шаманка, сидящая на камне, покачала головой: «Ох, худо, так худо!»
     Андрей принялся лихорадочно натягивать одежду: сначала на Елену, потом на себя.
- Вниз, скорее вниз, в лагерь! Их надо предупредить…
   Елена, казалось, пережила шок: ее начало трясти. «Как я не понял, что она не в себе?! Как я мог воспользоваться этим?!» Андрей подхватил ее под руку и потащил вниз по тропинке; они оба скользили, но хоть не падали. И ни разу Андрей не подумал о том, что цифровик с уникальными кадрами остался лежать на маленьком уступе, возле неизученной пещеры, по другую сторону Скалы, как и свисающая вниз веревка, которой Андрей, вылезая наверх, не воспользовался. (Что позднее, когда он пытался восстановить в памяти весь ход событий, казалось ему совершенно невероятным.)
  Грохот в небесах, где-то за грядой невысоких гор, застал их в ста метрах от лагеря. Это не было ни на что похоже: ни на гром, ни на артиллерийский залп. Казалось, сама тишина, натянувшись слишком туго, разорвалась от перенапряжения, как гитарная струна. И воздух, неожиданно принявший плотность воды, сбил Андрея с ног, потащил к реке. Вековые деревья гнулись и трещали. Рядом, будто в замедленной киносъемке, вверх корнями опрокинулась огромная лиственница. Андрей не помнил, как ему удалось встать на ноги, сгрести в охапку Елену и упасть вместе с ней посередине небольшой сырой прогалины на мокрый сфагнум. Вековые деревья ложились ровными рядами по направлению к Реке. Последней была Скала: ее половина оторвалась от основания и рухнула в Реку, перегородив ее посередине. Поток неторопливо наполнил образовавшееся прямо на глазах озеро и хлынул на берег. Деревья больше не падали, воздух стал нормальным – подвижным; тишина перестала давить на психику: шумели деревья, переставшие падать, громко просвистел бурундук, предупреждая других обитателей леса о присутствии человека. 
- Я знаю, что это было, я вспомнил: это бора. В горах ее еще называют верховкой. Понимаешь, между давлением по обе стороны горного хребта образовалась большая разница, и воздух хлынул туда, где давление было меньше…
- Там дети, - напомнила Елена: - Смотри: вода все пребывает, она снесет нижний лагерь!

                V
  … А дальше был хаос и безумная работа по эвакуации лагеря. Сеня и Сергей Иванович сумели натянуть страховочный трос через Реку. Первая переправа на ту сторону напоминала спецэффекты из приключенческого фильма. Выяснилось, что Сеня способен творить чудеса сплава на надувнушке через бушующий поток. Желтенькая лодочка и сидящей в ней человек в оранжевом спасательном жилете напомиинали диковинную утку-нырка: вода вертела их, захлестывала, а они, превратившись в одно целое, выныривали на поверхность, по сантиметру приближаясь к другому берегу. Детский лагерь к тому времени превратился в остров. Сеня забросил на остров Элеонору, которая оказала квалифицированную хирургическую помощь пацану, вывихнувшему руку: тот свалился с дерева в пиковый момент боры. (Река унесла Дерево, а мальчик остался на берегу, судорожно прижимая к себе отломанный сук). Остальные отделались синяками и ушибами. Элеонора так уверенно разговаривала с детьми, что возможный страх и паника гасли в зародыше. Впрочем, дети оказались крепкими и воспринимали все происходящее как Настоящее Приключение с Большой Буквы. Взрослые ждали вертолет спасателей, но вода все прибывала, и тогда было принято рискованное решение вывозить детей по одному-двое на надувной лодке. Лагерь-остров соединили с берегом страховочными веревками. На детей надели спасательные жилеты (они, к счастью, оказались в запасах Школы выживания) и переправляли на берег. На берегу дети попадали в руки Андрея и Елены. Их задачей было обеспечить их сухой одеждой и напоить горячим чаем. Часть одежды, принадлежащей обитателям верхнего лагеря, запакованная в пластиковые пакеты, осталась сухой; вещи детей унесла река. Чай грели на огромном костре, возле которого отогревались, приходили в себя, сушили мокрую одежду. Практической помощи не было только от Алины: она сидела в том месте, где ранее помещался угол палатки, и читала молитвы. Может быть, толк был и от молитв. (Хотя, не исключено, что она читала какие-то заклинания). А палаток больше не было – их сорвало и унесло ветром.
   …Когда у костра собрались обитатели обоих лагерей, Андрей высказал свою версию о боре. С ним согласились все; Сергей Иванович и Сеня подтвердили, что такое явление здесь, в горах, действительно, возможно, хотя, судя по всему, происходит крайне редко.
- Откуда у вас медицинские познания? – поинтересовался он у Элеоноры.
   Та усмехнулась:
- Я раньше работала в медицине катастроф.
- ..?
- И ушла оттуда, - она совершенно откровенно отвечала на не заданный вопрос: - Шарла… экстрасенсам и гадалкам платят больше.
    Алина поперхнулась горячим чаем.
    Дети пили чай, потом ели (прикончив трехдневные запасы пищи), потом – пели песни до утра. Они были довольны. Взрослые нервничали, потому что вертолет спасателей все еще запаздывал. Он прилетел только следующим утром, когда дети и взрослые дружно переносили лагерь дальше от Реки. Подходящее место нашел Сеня. Высоких деревьев поблизости от этого места не было.
   … Дети улетели. Вместе с ними улетели их вожатые и учителя. Алина рвалась улететь вместе с ними, но ее не взяли. Взрослый лагерь остался, хотя и на новом месте. На месте детского лагеря бушевала река. Андрей не спал и третью ночь: лихорадочно творил репортаж о пережитом, горько оплакивая утерю цифровика. Ведь фотографии были самым главным! К счастью, кое-какая техника худшего качества имелась у Сергея Ивановича. Размолвка с ним была забыта во время катастрофы. Что касается Елены, то Андрей откладывал разговор с ней на потом: они делали вид, что между ними ничего не было. Ничего не случилось…
    … Он застал ее ранним утром на четвертые сутки после Великого Приключения. Ее зыбкий силуэт проступал сквозь клубившийся туман, ползущий от Реки. Она стояла на берегу свежеобразовавшегося озера и сосредоточенно смотрела в воду. Андрей осторожно обнял ее и дотронулся лицом до волос, покрытых мелкими капельками росы. Лицо стало мокрым и холодным. А под руками был не живой человек, а вырезанная из дерева статуя, местный божок.
- Продолжения не будет, - едва слышно произнесли ее губы.
- Не надо так, Аленушка, - как можно мягче произнес Андрей: - Ты просто не представляешь, как много для меня значишь. Ты открыла для меня другой мир…
  Она выскользнула из его объятий:
- Чушь! Во всем виновата Река, тайга, бора…
   Андрей вздохнул: он не знал, как рассказать ей про старую шаманку, про найденные им и тут же уничтоженные Рекой рисунки на Скале, вообще передать – весь поток переживаний. Переживания эти сами стали Рекой, ушли из сферы вербального восприятия.
   ...А потом он долго не мог заснуть, сидел перед палаткой, смотрел на черно-красные уголья, присыпанные пеплом (Сеня умел беречь огонь до утра), держал в руке кружку с остывшим чаем. Элеонора выскользнула наружу, потянулась, села рядом. От нее пахло каким-то очень знакомым запахом, но Андрей не мог вспомнить - каким.
- И мне чайку. С мятой, - она показала ему пучок пахучей травы. Потом расчистила уголья, деловито раздула их, поставила котелок с жидкостью. (Сеня всегда оставлял на ночь ведро с водой из ручья, в котором били ключи, и до катастрофы вода была холодной и прозрачной, а сейчас ее приходилось перед употреблением фильтровать).
– В 50-е годы прошлого века ученые экспериментировали с галюциногенными грибами рода Psylocibae. Наивное это было время! Грибы привозили из Южной Америки. А найти родственные виды можно было почти по всей России...  Люди, пробовавшие их, вначале видели индейские узоры. Даже если не имели о таковых ни малейшего представления. Ну, а потом, галлюцинации различались в зависимости от культурного уровня, мировоззрения испытуемого. Это я к тому, что возможен и обратный эффект. При восприятии определенного визуального ряда тоже могут возникать галлюцинации и явления, сходные с опьянением. Семен мне кое-что рассказал.
- Это были узоры, просто какие-то узоры. Без всякого смысла. Ну, то есть смысл в них какой-то был... Только я не знаю, какой. Я же не знаю местного фольклора. Птицелюди, глаза, много глаз — на голове, на крыльях, ростки какие-то... очень злые, так они и норовили прорасти прямо в мозг. Коконы с мертвыми бабочками... Ну, я не знаю, с кем... или с чем... были эти коконы... В общем, из них бы никто не вылетел... Я понимаю про 25 кадр, мелькание разных цветов, вроде желто-черного... Но ведь рисунки не шевелились!!!  Я же все сфотографировал! Но... - он беспомощно развел руками.
- Не хочу цитировать избитую фразу из Гамлета... Семен сказал, что эту каменную роспись показывала ему еще его бабушка. Она предостерегала его от наваждения. И подсказала ему, кстати, противоядие... Все в мире есть частица и волна одновременно... Да вы пейте, пейте чай с мятой, Андрюша, я вам горяченького налью...

        VI
  Андрей и Сеня рассматривали старую военную карту – пожелтевшую, потрескавшуюся на сгибах и аккуратно подклеенную.
- Зона – здесь! - Сеня сиял, как свеженачищенный медный таз:- Я точно знаю! – он указала на то место, где раньше было стрельбище.
- Зоны бывают разные!- осторожно высказалась Алина: - Среди них попадаются Гиблые Места с отрицательной для человека энергетикой!
- Вот-вот! – поддержала ее Элеонора: - Некоторые из них весьма опасны! Геопатогенные зоны, выход радона, паров ртути или метана…
- Нет, эта Зона – не гиблая!- заспорил Сеня: - Мне бабушка рассказывала. Люди ходили туда, пока военные не обнесли ее колючей проволокой! Там, в распадке, били живые ключи. Вода многим помогала – от разных болезней. И трава стояла – выше человеческого роста. Цветы разные… И зверей попадалось много - все время паслись то косули, то олени. Говорят, сам Хозяин заглядывал.
- Хозяин – это медведь? – наивно спросила Алина.
  Сеня покачал головой: - Нет. Медведь – это Босой Старик. А Хозяин – это Хозяин. Тот самый – не зверь, не человек.
- Мы там были, - сообщила Елена: - Стрельбище полностью заросло малиной. Ягоды – с вишню! И детей за ягодами водили. Только идти туда – день, не меньше. Берите палатку, переночуете, на другой день вернетесь.
- Пожалуй, я схожу с вами, - вызвалась Элеонора: - Надо же кому-то оценить энергетику места…
    Пошли — Семен, Андрей, Алина (профессор, прослышав про «Хозяина», как-то сник и остался в лагере). Елена — тоже хотя своего учителя она в последнее время избегала точно так же, как и Андрея.
   ….Они пробивались сквозь поваленные стволы – листва на них только-только начала увядать, а иголки – опадать. Так страшно притихшая перед бурей тайга, ожила, заговорила на сотню голосов. В верхушках попискивали птицы: тут и там стайки синиц-гаичек обыскивали деревья в поисках насекомых. Дрозды с куриным квохтаньем шарили на земле. Вездесущие бурундуки обсвистывали людей, предупреждая о приходе этих незваный пришельцев всех остальных обитателей. В одном месте едва заметную тропку перебежал горностай. Он тащил жирную лесную мышь, бросил, шмыгнул в норку. Пришельцы остановились, замерли. Зверек высунулся наружу, встал столбиком, поверещал для порядка, чтобы устрашить врагов и подбодрить себя, потом вернулся за мышью и все-таки затащил ее в норку.
- Какой наглый! – улыбнулась Элеонора.
- Собаки с нами нету… - неопределенно буркнул Сеня.
   Палатку разбили возле маленького ручья, на склоне распадка. Ночь была холодная, ясная, небо усыпали звезды. Боже мой, какие это были звезды! Огромные, чистые, каких никогда не увидишь в городе. И очень уместной оказалась перекличка ушастых сов. Их «киип, киип», перемежавшая протяжным «угу», подчеркивала величественную тишину ночи.
   Элеонора раньше всех спустилась в долину, опередив мужчин: Сеня добросовестно разжигал костер, чтобы приготовить завтрак, Андрей налаживал запасной фотоаппарат, похуже и попроще утерянного, но годный для того, чтобы снимать пейзажи.
   Земля зарастила нанесенные ей раны, тайга прибрала всаженное в нее железо – соржавела и проволока, и снаряды. Андрей видел, как Элеонора остановилась возле куста малины и принялась собирать ягоды в пакет. Она находилась от Андрея на расстоянии метров 50. Взбалмошная сорока, приметив людей, подняла крик, предупреждая всех таежных обитателей о незваных пришельцах. И тут вдруг, испугавшись сорочьего крика, заплакал ребенок. Андрей чуть не подскочил: откуда здесь взяться ребенку?! Или так кричит какой-то зверь или птица, а он их просто не знает?
   Звук раздавался прямо перед Элеонорой. Она сначала замерла, потом, повинуясь скорее инстинкту, чем здравому смыслу, сделала пару шагов и раздвинула кусты… На нее смотрело сморщенное личико с гримасой страха и неудовольствия, сучили ручки и ножки, прикрепленные к туловищу, покрытому шерстью… Такими младенцами домовые подменяют детей в колыбелях, когда крадут их, - ни с того, ни с сего подумалось Элеоноре.
   Она минуту колебалась, но ребенок плакал все отчаянней, и она решилась – осторожно взяла его в руки, прижала к себе, внимательно оглядываясь вокруг.
- Баю-баюшки, баю, я вот песенку спою, - неуверенно начала она: - Ты, Андрюша, не ходи, стой на месте и молчи, если можешь, то снимай… Колыбельной подпевай... Придет серенький волчок и ухватит за бочок… Баю-баюшки, баю…
   Андрей застыл. Он видел, как к Элеоноре медленно приближается нечто страшное, огромное, темное… Что делать?! Заорать, броситься на чудовище с голыми руками?! Или — молчать и не двигаться, как велела Элька? Уже Элька — отрешенно и совсем не о том подумал он.
   Ребенок, между тем, перестал плакать и загулил, как самый обычный малыш. Элеонора видела наползающую тень, чувствовала резкий звериный запах и… старалась не поднять глаз. Взгляд в глаза – это у всех зверей и людей вызов, зачем же обострять ситуацию.
-  Что же ты, глупая, своего ребенка бросила? – она старалась говорить в успокаивающей интонации: - Нас испугалась? А как же он, маленький? Видишь, я не причинила ему зла, только подержала и успокоила, возьми его обратно, покорми… - она осторожно присела на корточки и протянула малыша вперед: - Хочешь я тебе ягод дам? А малыш у тебя – замечательный, славный малыш…
   Огромные волосатые руки протянулись к ребенку, сгребли в охапку. Чудовище тоже присело на корточки, ревниво оглядело свое сокровище, потом, поднялось, и, сгорбившись, попятилось. И… растворилось в кустах малины. Было – не было. Только порвалась великолепная паутина паука-крестовика, вся покрытая капельками росы.
   Элеонора без сил опустилась на землю. Ноги ее просто не держали. Минуты повисли порванной паутиной. Андрей осторожно, шаг за шагом, преодолел разделявшее их расстояние, помог женщине встать.
    Так же осторожно, оглядываясь назад, они вернулись к палатке. Там соляным столбом стоял Сеня, зажав в руке топор. Другого оружия у него не было.
- Хозяин, Хозяин рядом, нельзя сюда туристов водить, нельзя Хозяина  беспокоить, - бормотал он.
   Все трое, без завтрака, погасили костер, свернули палатку и побыстрее пустились в обратный путь.
- Вы, Андрюша, хоть что-нибудь успели снять?- с надеждой спросила Элеонора, когда половину пути они уже прошли.
   Оказалось, что успел. Но щелкнул – так, не выбирая ракурса, не задумываясь, инстинктивно. Ни резкости, ни ясности. Две фигуры, сидя на корточках, передают ребенка (или снежонка?) из рук в руки… А Сеня так и не смог объяснить, что он увидел. Или он вообще ничего не видел, а только почувствовал присутствие Хозяина?
    В основном лагере, основательно хлебнув из фляжки (оказывается, у Сергея Ивановича спиртное все-таки было), они поделились пережитым.
- Вот же она, Зона, тут! – горячился Андрей: - И узоры эти на скале. Они же как лемовский Солярис усиливали наши переживания, вытаскивали их наружу. Сенька-то ничего не пил, он про узоры знал, каждый вечер на них смотрел, оттого и пьянел! Мог бы нас предупредить… А он — потом рассказал! Я же чуть не спятил! А теперь – ничего не докажешь! Буря эта проклятая фотоаппарат унесла… Не успел я снимки на ноутбук скинуть. Птиц – скинул, узоры – нет.
- Так бы вы и поверили! - загорячился проводник: - Пока сам на свое шкуре не испытаешь — не поверишь! Я и мультики эти каменные смотрел... чтоб понять, где Зона. А потом пел, чтобы с ума не сойти! Я много песен знаю, старинных... Их геологи пели. «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги...» А не пел бы и не спал — так на людей бросаться начал бы, так бабушка говорила... А вы - «мухоморы, мухоморы»!
- Ваш фотоаппарат не пропал, а попал в другое измерение, - утверждала Алина.
- И кто-нибудь эти фотки выставит в другом измерение и деньги на них заработает, а я – нет, - разозлился Андрей: - Утонула камера — вечная ей память!
- Я до сих пор чувствую вкус той малины и тяжесть ребенка на руках. Фактуру его шерстки… Мать его, судя по всему, совсем молодая и неопытная. Хоть бы он выжил.
- Радуйтесь, что она была молодой и неопытной, и что вы сами выжили. А если бы ей пришла в голову мысль, что вы хотите его похитить? Или папаша поспешил бы своего отпрыску на помощь?! Да от вас мокрого места бы не осталось! - Сергей Иванович и Елена все разглядывали и разглядывали снежонка и его мать. Ясно было, что развивать туризм в последнем убежище семьи снежных людей нельзя. И буря совсем не зря приключилась.

                VII
    Зону «нашли» в следующем сезоне в другом месте, ближе к райцентру, выбрав красивый распадок. И отчет написали – загляденье! Сеня припомнил все местные легенды, а Элеонора, пустив в ход свою фантазию, наделили ее замечательнейшими свойствами. Дело в том, что Андрей и Элеонора зимой поженились, а следующим летом вернулись в тайгу. И о райцентре они, можно сказать, позаботились - смотришь, начнет развиваться за счет доходов от туризма… Алина публично обвинила их в шарлатанстве, но к ее доводам, похоже, никто не прислушался. Елена защитила диссертацию об орхидных Восточной Сибири. И она, и Сергей Иванович так и остались работать и преподавать в МГУ. В тайгу они больше не возвращались.