Последняя инстанция

               


               
      Это, как последняя остановка. Приехали. Дальше ехать некуда. На промежуточных остановках ты ещё мог сойти, передумать, не доводить до конца намеченный тобой маршрут. А тут всё – поезд дальше не идёт. И ты стоишь, растерянно оглядываешься по сторонам и понимаешь: вот она твоя последняя станция-инстанция.
      У разных людей, разных возрастов, темпераментов, методов воспитания, - своя последняя инстанция. Вообще, как сказал ещё до нашей эры, ученик Сократа, древнегреческий философ Платон: «Человек – смесь божественного и животного». Такая вот такая адская смесь. И неизвестно, какая составляющая сработает раньше, в какую сторону повернёт тот или иной поступок человека.
      Школьник набедокурил в классе, сорвал урок, разбил оконное стекло, в общем, наделал шороху. Учитель, конечно, пресёк разрушительную деятельность доморощенного террориста, сказал ему всё, что думает о нём, о его безобразном поведении, о его папе, маме, бабушке, дедушке, перебрал до Ивана Грозного всех предков, которые взрастили на своих хлебах такого гангстера.
      Виновник торжества стоял красный, как наливное яблочко и думал: поорёт учитель и перестанет, успокоится и забудет. А завтра новый день и новое утро улыбнётся ему во все 32 зуба.
      Но напрасно злодей строил планы на будущее. Учитель – это не последняя инстанция. Последняя, находилась в кабинете директора, что соответствует примерно вывеске «Басманный суд». Там юный шалопай получил ещё одно наказание, на более высоком энергетическом уровне.
      Но и это ещё не всё. В школу вызвали родителей с целью возместить нанесенный государству ущерб и в доступной их пониманию форме, открыть глаза на монстра, стоявшего перед ними и глотавшего слёзы и сопли в порыве отчаяния и раскаяния.
      Всё! Наконец уже всё! Нет, не всё. Осталась ещё одна - последняя инстанция, самая строгая, самая беспощадная. Ну, школьник, со своим поступком всё-таки ещё ребёнок, можно сделать скидку на возраст. Из этого теста ещё можно слепить вполне полезный продукт.
      Но вот экземпляр покруче. С наколками на руках, со зловещей ухмылкой на губах. Он прошёл уже Крым и Рым, и его бурной деятельности даёт оценку не школьный учитель, а уголовный кодекс. Короче – на скамье подсудимых закоренелый преступник. Это сейчас, в железной клетке, он выглядит вполне миролюбиво, и на вопросы отвечает по существу, пытаясь, правда, выкрутиться: и я не я, и хата не моя, но прокурор отметает его жалкий лепет,  приводит убедительные доказательства и факты его бесспорной вины.
      Но тут вступает в роль другой участник спектакля – адвокат. Он поёт свою партию сладким тенором, он рассказывает присяжным заседателям о тяжёлой судьбе своего подзащитного, о его трудном детстве, о влиянии мрачной социальной среды на его воспитание. Он бьёт на слезу, приведенные факты препарирует на свой манер, взывает не к уму, а к сердцу, и даже услышав строгий приговор суда, утешает своего клиента: «Не трепещи! Мы ещё подадим апелляцию. Есть много мест, где можно обжаловать этот приговор: после районного суда, есть городской, областной, республиканский.  Глядишь, где-нибудь клюнет». И преступник выйдет сухим из воды. Той, что сам замутил.
      Адвокат прав. В своём служебном рвении он дойдёт до Верховного суда, Европейского, Международного, там могут перевернуть всё вверх дном, отменить ранее вынесенные приговоры, найти благородные побуждения в инкриминируемых подсудимому поступках, принять во внимание его искреннее раскаяние и аргументировать свои выводы той бесспорной истиной, что жизнь по своему спектру состоит не только из– чёрного и белого – в ней много ещё цветов и оттенков. Там отыщут светлую гамму в палитре его деяний. Чего же ещё? Он оправдан Верховным судом, а может быть, и  разными судами. Фу! Наконец-то можно вздохнуть всей грудью. Пройдена последняя инстанция. Апеллировать больше некуда. Да и незачем.
      И всё-таки даже при таком калейдоскопе судебных решений, при таком многообразии мнений, столкновении фактов и их трактовке, есть ещё одна инстанция, которая на пирамиде собранных доказательств, обвинений и наказаний стоит выше, чем все суды вместе взятые. Это не Верховный суд, а Высший! Помните: «Но есть и божий суд…И мысли, и дела он знает наперёд». Да, этот тот Суд, что "недоступен звону злата", что не в Думе находится, не в Сенате, не в Раде, Сейме или Хурале, а там – далеко вверху, снизу не видно.
      Удивитесь, но и это не последняя инстанция. Где же, где она? Последняя – это ты сам. Страшнее того, как ты сам себя можешь осудить нет уже ничего.  Суд памяти – если она ещё не угасла. Суд угрызений совести – если она ещё осталась. Суд – не имеющий срока давности.
      И не дай Бог, чтобы хоть когда-нибудь ты осудил сам себя этим безжалостным судом.