Авиатор

Жанр: комикс
Рейтинг: 18+

С детства люблю залезать на этот шпиль. Собор святого Йорика в центре Ансити, моего родного города. Отсюда видна паутина улиц, пронизывающая Восточный и Северный районы, Река, несущая свои черные воды в океан, и горная гряда на западе. Я сижу, упершись кедами в узкий козырек шпиля над колокольней. Ветер треплет капюшон толстовки, мешая наслаждаться видом огромной пятнистой луны, висящей над моей головой.

И тогда я останавливаю время. Мир мгновенно замирает и начинает остывать. Исчезают ветер, звуки, воздух становится плотным, и приходит холод. Он появляется как дымка. Как пар изо рта зимой. И очень скоро покрывает инеем здания и дороги. Крыша под моими пальцами становится скользкой, но это ненадолго - пока кожа хранит тепло. Холод проникает под одежду, ставит колом джинсы и рукава. Кеды и руки вмерзают в железо. Только мои глаза не сдаются этой медленной смерти, они вглядываются в темноту города, пока не находят яркую точку у Реки. Факел ненависти. Мое проклятие. Моя плоть, ставшая родным братом.

...

Родители были счастливы, узнав, что ждут близнецов, да еще и разнополых.
Мама работала химиком в компании "Химикон". Незадолго после зачатия в лаборатории произошла утечка какого-то ядовитого вещества. Мама не смогла уйти до аварии, и мы пострадали вместе с ней. В результате этого, она не смогла пережить роды, и наш отец, хирург, проклял себя, решив, что это его вина, что он где-то сделал ошибку и навсегда в ответе за нее. Он остался один, с двуми больными детьми на руках: после рождения оказалось, что у девочки частично поврежден мозг, а у мальчика искалечено тело.
 
Решение, которое тут же пришло к отцу, казалось простым и гениальным: он тайно провел операцию по пересадке здорового мозга в здоровое тело (к счастью, одинаковый набор генов позволил сделать это без особых осложнений) и вторую такую же операцию, обеспечивающую недолгую жизнь другого ребенка, чтобы отца не заподозрили в убийстве больного новорожденного сына. Невероятно, но мы оба выжили.
Сначал отец оперировал меня. Был момент, когда открылось артериальное кровотечение. И тогда проявилась эта удивительная суперспособность: я бессознательно остановила время, понизила температуру тела, подморозив сосуды, и дала возможность отцу продолжить, правда, как он рассказывал, у него зуб на зуб не попадал, и все вокруг операционного стола было во льду и инее.

Моему брату повезло меньше: ему не хватило анестезии, так что сразу после рождения вместо родительского тепла и любви он получил часы боли и проникся ненавистью к миру. А после, когда начал осознавать отличие свое тела от любого другого - возненавидел и себя, и меня за то, что я виновата в его уродстве. Единственной его радостью было то, что он тоже проявил собственную суперспособность: когда я останавливала время, то все живое и неживое, кроме нас, замирало, а тело Мартина проявляло пламя.

Наши детские стычки были очень опасными: в критические моменты я останавливала время, а брат начинал в прямом смысле гореть, сжигая все, к чему прикасался. Почему-то это действовало именно так. Ни в какой другой момент он не управлял своим даром, но так стремился воспользоваться им, что превращал мою жизнь в ад, только чтобы вынудить меня проявить суперспособность.

Мы были подростками, когда в один из таких моментов погиб наш отец. Мартин столкнул его с лестницы, и пока я разбиралась с временем, холодом и гравитацией, он спустился на первый этаж и катался в коляске по комнатам, сжигая все на своем пути. Отца я спасти не смогла - он оказался слишком тяжел для двенадцатилетней меня, а уж о тушении дома и говорить нечего. Все сгорело. Я осталась на улице, босиком, в трениках и футболке, а Мартин исчез.
Все время, пока я жила в приютах, он не появлялся в Ансити. Но последние полгода я чувствую его присутствие в городе. И иногда позволяю себе проверять его местонахождение.

...
Я снимаю небольшой чердак на Грин-стрит и работаю журналистом-фрилансером. В детстве часто пользовалась своей суперспособностью, чтобы воровать еду и деньги, но теперь в состоянии заработать себе на кусок хлеба и крышу над головой. Это помогает понять, что жизнь чего-то стоит, что я не просто суперспособный иждивенец. А много мне и не нужно: кровать, ноутбук, бессменный комплект одежды (кеды, джинсы и толстовка с глубоким капюшоном) и кофейня поблизости от дома.

В кофейне, куда хожу я, делают не самый вкусный кофе в городе. Но зато здесь работает Джиллиан. 

- Привет, Джилл!
- Привет, Рэйч! Ты не пришла вечером смотреть "Молодых американцев".
- Да. Вчера была очередная годовщина смерти отца.
- Опять лазила на колокольню?
- Ты же меня знаешь.

Джилл - самая красивая девушка в округе. У нее нежная улыбка, чистые голубые глаза и рыжие волосы до плеч. Ни один парень не смотрит на нее без трепета. Но она ни с кем не флиртует. И позволяет себе ходить на прогулки, в клубы и кино только со мной, ведь я - девушка, хоть и одеваюсь как чувак с задворок. Но мое увлечение паркуром меня вроде как полностью оправдывает. Даже ее добрый, но беспокойный папаша, хватающийся за швабру всякий раз, как на горизонте появляется очередной ухажер, доволен, если я поблизости. Думаю, он держит меня за кого-то вроде евнуха в гареме: и девиц не попортит и всегда приглядит. Меня такое положение вещей устраивает, ведь я уже давно безумно, бесконечно и абсолютно влюблена в Джилл.

- Как насчет танцев сегодня вечером? Говорят, в "Ультрафиолет" привезли новый винил.
- Ох, Джилл, - я делаю самое расстроенное лицо, какое могу. - Я бы очень хотела, но... Мне надо до завтра сдать несколько статей...

Она, в отличие от меня, расстраивается по-настоящему.

- Не можешь? И отложить нельзя?
- Нет, - я поджимаю губы.
- Что же я там буду делать совершенно одна?
- Ну, Джилл, ты не будешь одна. И потом, если рядом не будет мелькать мой капюшон, может, парни станут смелее и попробуют познакомиться с тобой?
- Ты же знаешь, в "Ультрафиолете" нет нормальных парней. И вообще нигде нет. Я, по крайней мере, их не встречала.
- Ты знаешь как минимум троих.
- Удиви.
- Бэтмен, Человек-паук, Капитан Америка.
- Бэтмен стар для меня. У Человека-паука есть девушка, а Капитан Америка слишком пафосный.
- Да ладно!
- Именно. Я не хочу, чтобы рядом со мной ходил американский флаг.
- Тебе не угодишь.
- Как и тебе.
- Туше.

Она показывает мне язык и отворачивается к посетителю принять заказ. Я обязательно буду сегодня в "Ультрафиолете", но приду туда в мужском образе, в котором она меня не узнает, и попробую понравиться ей. Может, мы даже сможем потанцевать. Однако нужно быть уверенной, что она точно пойдет туда, даже без меня.

- Джилл, я подумала... Я постараюсь. Не обещаю, но если успею, то обязательно приду.
- Лучше бы тебе прийти. Поскольку мне будет там одиноко и придется разговорить бармена.
- О, кому-то повезет.
- О, сомневаюсь.

Ну, разве это не прекрасное утро? Мой кофе допит, ранние посетители кафе уже создали очередь, так что я, пожалуй, пойду, напишу статью в бездонную копилку американской прессы.
В дверях сталкиваюсь с каким-то увальнем в черном балахоне. На мое "извини" он даже не кивнул.

...
В отличие от загадочного ночного Ансити, дневной Ансити - совершенно обычный город с потоками машин, магазинами, скучающими копами, "белыми воротничками", мамашами с колясками, подстриженными деревьями, гулом, запахами выхлопных газов и кофе с собой. Этот город никого ни к чему не принуждает. Он говорит: "Если хочешь, живи здесь". Только центр, выполненный в стиле европейских городов - площадь с церковью и фонтаном - отличает его от десятков других городов Америки.

Великая американская мечта живет и на этих улицах. Каждый клерк мечтает стать президентом компании, с личным кабинетом на сто двадцатом этаже. Каждая официантка хочет стать актрисой и получить "Оскар", каждый ребенок ищет золотой доллар, всегда возвращающийся к владельцу.

Ну, а о чем мечтаю я? Да просто о том, чтобы все оставалось, как есть. Мы с городом отлично понимаем друг друга. Он прокладывает для меня улицы и переулки, а я оставляю на них следы.

Когда моя статья про маленькие города и большую американскую мечту оформляется в моей голове, остается только пойти домой и записать ее. Но тут я слышу крики и вой сирен где-то неподалеку и, повертевшись в поисках направления, бросаюсь на зов о помощи.

Я успеваю подбежать в тот момент, когда толпа под балконом, на краю которого висит ребенок, дружно издала: "А-а-а-х!" - видя как тот расцепил пальцы, не в силах больше держаться. Я мгновенно останавливаю время и прыгаю по ступенькам, чувствуя стремительное падение окружающей температуры. Пробегаю мимо спасателей, застывших между этажами. Их бороды стали белыми от инея. Мои пальцы ноют от холода и, когда я наконец добираюсь до балкона, мороз оглушительно похрустывает тонким пластиком оконных рам. Я перегибаюсь через край, хватаю мальчишку за шиворот, еле согнув непослушную ладонь, и с диким напряжением тяну его наверх. Гравитация, в отсутствие времени, очень неохотно позволяет предметам менять местоположение. Фактически, все что я смогла - это чуть-чуть приподнять его, чтобы перехватить поудобнее, а затем вернула времени ход, и резко втянула парня внутрь.
Несколько секунд мы лежим, глядя друг другу в глаза. Мальчик так напуган, что даже не может реветь. Когда я слышу крики спасателей, то прикладываю палец к губам, безмолвно прося не выдавать меня, снова останавливаю время, чтобы пробежать мимо неподвижных фигур, и успеваю выскочить из подъезда как раз в тот момент, когда толпа взрывается овацией, видя, как спасатель поднимает на руки живого мальчика.

О, я не супермен. И нет у меня никакого графика добрых дел. Фактически, мир не нуждается в моей способности. И если чья-то жизнь продолжается, благодаря мне, так это чистое везение и слепой случай.

Я возвращаюсь домой, находясь в каком-то трансе от пережитого, но когда лезу в карман и достаю ключи, вижу, как дрожат мои руки. Я смотрю на них, удивляясь, что могло выдать такую реакцию, но тут включается нос, и я мгновенно все понимаю.

Запах гари заставил мое бессознательное актвировать механизмы страха в теле: пот, дрожь, сухость во рту. Перед глазами вмиг проносятся кадры горящего дома, в котором остался отец. Я заставляю себя повернуть ключ в замке, и когда дверь распахивается, понимаю, что все гораздо страшнее, чем хотелось казаться.

В комнате все находится на своих местах, лишь на кровати дымится аккуратный отпечаток человеческого тела. Записка, лежащая в изголовье, испещрена до боли знакомыми каракулями: "С моим возвращением, сестренка". Но меня поражает не она, а то, что у горевшего здесь тела, были ноги, в то время как мой брат обладал лишь двумя маленькими не развившимися отростками вместо нижних конечностей.

Он пришел сюда, откуда-то зная, что меня нет. Смог открыть дверь, лег на мою постель... Как он мог знать, что я остановлю время? Или он не знал? Просто решил полежать и, неожиданно для себя, начал гореть? Не вскочил, а продолжал лежать, пока я там... Было ли все подстроено? Сколько вопросов! А из ответов только один. Записка. Итак, он официально вернулся. Что теперь будет?

Я избавилась от матраца и долго проветривала комнату. Достала из глубин стола массивный ключ от нижнего старого дверного замка, которым не пользуюсь снаружи. Обычно я закрываюсь на него только изнутри. Ключ оказался таким неудобным для карманов, что его пришлось повесить на шею.

Со всей этой возней, с мыслями и работой над статьей, которая так и осталась недописанной, я не заметила, как опустились сумерки, и мне пора стало идти на встречу с Джилл. Я открыла шкаф и провела рукой по мягкому рукаву замшевой лётной куртки. Несколько дней назад мне пришли с eBay шлем и очки, так что мой костюм военного летчика времен Первой мировой полностью готов и нуждается в выходе в свет. Я одеваюсь и подрисовываю карандашом тонкие усики и бородку. Из зеркала на меня смотрит настоящий авиатор. Может, слишком юный, слишком невысокий, слишком субтильный, но по-моему довольно симпатичный. И он постарается понравиться Джилл. Как же мне хочется, чтобы он понравился!

...
Если вы никогда не были в "Ультрафиолете", это, я вам скажу, зря. Здесь правит стимпанк, и даже пиво в вашу стеклянно-металическую кружку проходит путь через несколько колб и медных трубок, выдающих, временами, струи пара.
Здесь в ходу своя валюта, и ваши баксы будут встречены неодобрительным движением металлической брови бармена (половина его лица - латунное произведение искусства).
Диджей здесь играет на настоящем виниле, используя ламповые усилители.
Самые невероятные костюмы, созданные из механизмов и кожи; лица, которые не найти в офисах; поведение, достойное технической интеллигенции 19 века, с вкраплением хаоса 20 века и снобизма 21-го - все собрано тут, под фиолетово-голубой вывеской.
 
Я протискиваюсь мимо стоящих вдоль стен парочек и болтающих чуваков, некоторые из них одобрительно кивают моему костюму и поднимают большие пальцы. Джилл сидит спиной к барной стойке и с улыбкой смотрит на прыгающую толпу. Диджей начнет свое волшебство через полчаса, и потом танцпол будет переполнен, а пока пляшут только те, кто не боится устать. Я подхожу ближе и вижу ее восхитительный узкий кожаный корсет, переходящий в длинную пышную юбку. Сверху под ним - широкая белая блузка с безразмерным воротом, почти сползшим с плеча. Голову венчает невысокий цилиндр, и рыжие волосы вокруг полей завиты и взлохмачены. Слава богу, я в огромных очках, и она не видит, как я беззастенчиво пялюсь на нее.

- И как? Ничего не упустил?

А, нет, видит. Делаю голос глубоким.

- Вроде, ничего. Стиль выдержан.

Я сажусь рядом, но не разворачиваюсь, как она, а кладу локти на стойку и подвигаю бармену один драхм, равный стоимости кружки пива. Он кивает и отходит к крану.
 
- Угостить тебя пивом? - спрашиваю я Джилл. Она делает лицо, выражение которого я знаю миллион лет: "Как же вы, парни, меня достали".
- Слушай, я, вообще-то, жду кое-кого. Моего бойфренда. Он раза в два тяжелее тебя и очень ревнивый.

Я усмехаюсь.
- И в мыслях не было к тебе клеиться. Ты даже не в моем вкусе. Но костюм классный. Я могу просто угостить тебя, а если придет твой друг, скажешь ему, что встретила придурка-одноклассника, и мы выпили за друзей.

Она пару секунд с подозрением смотрит на меня, пытаясь понять, можно ли верить этой нарисованной эспаньолке и тому, что скрыто за стеклами огромных очков, и, приняв решение, кивает.
- Давай.

Я показываю бармену палец, и он подвигает к крану вторую кружку.
Мы сидим, потягиваем, пиво, я молчу, зная, что она сомневается в моем обещании не клеиться к ней. Но в итоге сама первая не выдерживает:
- Так я не в твоем вкусе?
- Нет, извини.
- Да все нормально. Вообще-то, это первый раз, когда я слышу такое от парня. Но это хорошо. Странно, но хорошо. И... Какие девушки в твоем вкусе?

Я еле сдерживаю улыбку.
- Блондинки. Пухленькие. В мини.
- О.
- Вообще-то, я недавно расстался с такой.
- Она тебя бросила?
- Нет, она переехала с семьей в Нью-Йорк.
- Должно быть, тебе тяжело.
- Первое время так и было. А потом... Знаешь, будто что-то умерло во мне. И я не могу сейчас даже думать о новых отношениях.

Определенно, это обо мне говорят: врет, как дышит. Я просто копилка мегабанальных сюжетов.
- Сочувствую.
- Спасибо. Кажется, я слишком разоткровенничался.
- Ну, наверное, каждому из нас хочется иногда поговорить.
- Мне просто не с кем говорить об этом.
Она протягивает мне руку.
- Джилл.
Я жму ее тонкие пальцы.
- Рэй.

Толпа взвывает - за пультом появляется диджей Хром. Он поднимает над головой обложку виниловой пластинки - красная роза на черном фоне. Люди просто орут от восторга.
- Ты танцуешь, Рэй?
- Конечно. Но как же твой парень?
- Похоже, он не придет.

Мы врываемся в центр толпы и позволяем ритму захватить наши тела.

Музыка - это благословение Вселенной. Откуда она возникает, и почему мы так отзывчивы к ней? Глядя на всех этих ребят, танцующих вокруг нас с закрытыми глазами, я представляю, что мы связаны какой-то невидимой паутиной звука. Мы словно превращаемся в единый механизм, работающий без правил, но слаженно и дружелюбно.
Треки сменяют один другой без пауз, танцпол выдохся и поутих, кто-то пошел подержаться за стойку. По моим вискам течет пот, и ужасно хочется снять очки. Джилл тоже устала, но не сдается. Внезапно наступившая тишина оглушает нас, мы буквально хватаемся друг за друга, чтобы не упасть.
 
И тут нежная медленная музыка поднимается вокруг волнами. Я смотрю на Джилл, она - на меня, и уже потерян момент, когда можно было отдалиться и пойти к столикам. Мы остаемся среди влюбленных и любимых, наши тела сближаются, руки обвивают шею и талию, мы дышим глубоко и взволнованно.

Я видела это в своих снах, я запрещала себе мечтать об этом, но это произошло, и оказалось, что к такому нельзя быть готовой.
Ее тело горячее и упругое под моими ладонями, ее дыхание возле моей щеки вызывает дрожь в спине. Я оглушена и очарована. Хорошо, что мои ноги продолжают переступать в такт, они, видно, понимают, что голова им сейчас не помощник.

Мы танцуем во времени, в тесном пространстве чужих спин, в голосе, который поет нам о любви, бесконечной как небо. В наших сердцах и мыслях, в нашей крови льется вечная стихия жизни, усиленная взаимным притяжением.

Потом я провожаю ее до дома. Она спрашивает меня:
- Ты не снимешь очки?
- Давай я лучше останусь таким загадочным персонажем, что-то вроде супергероя.
Джилл смеется.
- Как Бэтмен?
- Да, точно, как Бэтмен. Как Человек-паук или Капитан Америка.
- Эта тройка меня сегодня преследует.
- Я разберусь с ними, - я шутя изображаю стойку кунг-фу.
Мы смеемся обе.
- Спасибо, что потанцевал со мной. Хоть я и не в твоем вкусе.
- Правда? Я уж и забыл об этом.
- Можно будет как-нибудь повторить.
- Да, обязательно.
Она ждет, что я назначу ей свидание. О, Джилл, как бы я этого хотела!
- Мне пора.
Она грустно кивает.
- Да, до встречи.
- До встречи, - говорю я, отходя спиной, и отворачиваюсь только когда она скрывается за дверью.

Если кто-то в домах, находящихся на моем пути, не спал в эту ночь, а смотрел в окно, то он мог увидеть летящую тень Авиатора, легко преодолевающего пролеты пожарных лестниц, расстояния между крышами и тонкие парапеты по их краям.
Я чувствовала себя так, словно за спиной выросли крылья. Мои руки точно знали за что хвататься, а ноги безошибочно находили упоры. Скорость была бешеная, и я пробежала не меньше пяти кварталов, прежде чем вернуться и скатиться по водосточной трубе к собственному подъезду.

Джилл - вот все, о чем я могу думать. Ее образ спускается ко мне с потолка, когда я лежу без сна на голых досках своей кровати, сунув под голову скомканный балахон. Она накрывает меня рыжим облаком волос, и я жмурюсь от удовольствия. А когда снова открываю глаза, то в окно уже стучится рассвет, и наступает новый день.

...
- Эй, Рэйч, привет!
- Привет-привет. Как дела?
- Ты не пришла вчера.
- Прости.
- Да ничего. Я кое с кем познакомилась.
- О, надеюсь, это был парень.
- Да.
- Бармен?
- Нет, даже не близко.
- Как ему удалось добиться твоей благосклонности?
- Он сказал, что я не в его вкусе.
- У парня есть глаза?
- Трудно было разглядеть. Он был одет в летную форму и, знаешь, у него были такие огромные очки.
- Как у авиатора?
- Да.
- Круто.
- Да.

Мы на некоторое время замолкаем.

Потом Джилл вздыхает:
- Надеюсь, я увижу его снова.
Я смотрю на нее во все глаза и внутри себя танцую.
- Конечно, увидишь! Он наверняка часто бывает в "Ультрафиолете", а там не так уж много симпатичных девчонок. Да ты интереснее любой из них раз в сто!
- Спасибо, Рэйч, ты настоящий друг. Жаль, что тебя там не было. Он бы понравился тебе.
- Отлично, что меня там не было. Ненавижу быть третьей лишней.

Мы усмехаемся друг другу. Иногда кажется, что некоторые души связаны не только этой жизнью, но и парой-тройкой предыдущих. Откуда берутся люди, которые могут разговарить с нами без слов? Как можно знать человека сто лет, когда тебе всего двадцать? Все кажется таким правильным, как будто мы - два слова в "Скрабл", имеющие одну общую букву.
- Придешь сегодня смотреть "Молодых американцев"?
- Приду.

...
Всю неделю по возвращении домой Джилл находит на своем подоконнике ландыши и цветные бумажные самолетики. Не перебарщиваю ли я с романтикой? Иногда кажется, что да. А потом, когда прихожу смотреть очередную серию "Американцев", то вижу эти самолетики на ее столе, и раз она их не выбрасывает, значит, они для нее не просто привет от знакомого парня, а что-то, имеющее ценность. И я продолжаю их складывать.
А в пятницу она читает на крыле очередного самолета одно слово: "Завтра?"

...
- Рэйч!
Субботнее утро, и я только зашла в кафе. Ее возглас заставляет меня вздрогнуть.
- Рэйч, мы должны сегодня непременно быть в "Ультрафиолете".
- Э-э-э...
- Пожалуйста! Смотри.

Она достает из кармана джинсов самолетик и протягивает мне.
- "Завтра?"
- Завтра - это уже сегодня. Он положил мне его вчера.
- Джилл, - я выдерживаю паузу. - Это свидание.
- Разве? - Она подходит сбоку и смотрит на надпись, как будто впервые ее видит.
- Уверена.
- Боже.
- Все не так страшно. Но подругу лучше оставить дома. Тем более у меня опять работа.
- Что я ему скажу?
- Ну, как насчет: "Привет, рада тебя видеть"?
- Не знаю. Я сказала ему, что у меня есть парень.
- Если спросит, скажешь, что вы расстались. Джилл, ну же, это просто. Не надо ничего выдумывать, не надо стараться быть кем-то другим. Ты интересная, умная, красивая, если он этого не поймет, то он просто не тот, кто тебе нужен.

Она обнимает меня.
- Рэйч, я так люблю тебя.
- И я тебя, - отвечаю я, закрыв глаза.
- Ты лучше всех.
- Может быть, кое-кто претендует на этот статус.
- Нет, - она обнимает крепче, - мы всегда будем самыми близкими подругами.
- Ладно, не возражаю.

Мы расцепляем объятия, и у обеих на глазах блестят слезы, словно мы прощаемся.
- Смотри, что ты наделала, - говорю я. - Сейчас придут посетители, а мы с тобой тут ревем в обнимку.
- Посиди, я сделаю тебе кофе.

Я сажусь за столик у окна и смотрю на просыпающийся город. В субботу все расслаблены и довольны жизнью. Парочки и семьи с детьми идут в Парк, где уже наверняка полно развлечений, мастер-классов, групп, занимающихся цигун на природе. Это последние еще относительно теплые осенние деньки, каждый житель собирает их в копилку памяти перед долгой серой зимой. Как счастливы эти люди! Я бы тоже могла идти там с Джилл, неважно куда, лишь бы в одну и ту же сторону. К сожалению, она обычная гетеросексуальная девушка, не предполагающая, что может нравиться кому-то одного с ней пола. Забавно, но несмотря на свою историю, на операцию в младенчестве, я никогда не мечтала стать мальчиком. Меня воспитывали как девочку, и я люблю свое тело, пусть и не ношу каблуков и юбок. И мое перевоплощение в Рэя - это только для Джилл. Я бы многое отдала, чтобы она предпочла ему Рэйчел.

Я допиваю кофе и иду слоняться по городу. У меня, конечно, нет сегодня никакой работы. И времени до вечера еще целый вагон. И дом мой пуст, и новый матрац на старой кровати лишь подчеркивает эту пустоту.

...
Вечером в "Ультрафиолете" как всегда людно. Я прихожу рано и занимаю место у бара, внимательно следя за входом. Когда она появляется, я поднимаю руку.
- Привет, Джилл.
- Привет, Рэй.
- Рад, что ты получила мой самолетик.
- У меня целый авиапарк.
- Пользуйся на здоровье.
Она оглядывает танцпол.
- Что сегодня в программе?
- Немного брутальных парней, чуток забавных девчонок, куча хорошей музыки и...мартини.
- Мартини?
- Да, сегодня вечер аристократии. Тебе дали бабочку на входе?
- Да, кажется я сунула ее в корсет.
- Оу.
- Нет, вот она, - Джилл перетягивает резиночку на шее - она надела ее бабочкой назад. - Так лучше?
- Да, теперь сразу понятно, где у тебя лицо. Очень милое, кстати.
- О, спасибо. Но я еще не готова стать блондинкой.
- Я думал, возражения будут насчет "пухленьких".
- Я довольно пухленькая.
- Абсолютно точно - нет.
- Это уже второй комплимент, будь осторожнее.
- Мы на зыбкой почве, да? Давай я отвлекусь, возьму нам мартини, и продолжим погружаться в трясину обаяния и достоинств.
- Ты напоминаешь мне мою лучшую подругу.
- Я похож на девочку?
- Нет, просто у вас одинаковый стиль общения.
- Я не уникален, - вздыхаю я.
- Вы оба уникальны. Мне невероятно повезло.

Мы выпиваем мартини, потом танцуем, потом снова танцуем, но уже медленно, и я вдруг понимаю, что оказалась в патовой ситуации. Мы сближаемся так стремительно, как я не ожидала. Позволяем в открытую флиртовать друг с другом, танцуем вместе весь вечер, а между тем, я не могу ни открыться ей, ни продолжать быть загодочным незнакомцем. Кажется, я просто тупица, раз не смогла хоть чуть-чуть продумать этот вопрос.
- Что-то не так? - спрашивает Джилл, когда мы молча идем к ее дому.
- Нет, все в порядке.
- Ты молчишь. Сложно понять человека, когда не видишь его глаз.
- Мы встретились всего второй раз, я еще не готов снять маску супергероя. Хочется, знаешь...подогреть твое любопытство.
- Если так, то сегодня я не буду просить тебя снять ее.
- Правильно.
Мы подходим к крыльцу, встаем друг напротив друга.
- Что ж...
- Да...
Она улыбается и такая невозможно красивая сейчас, что я не выдерживаю, делаю шаг и целую ее.

Джилл, это может никогда больше не повториться. Запомни меня. Пожалуйста, запомни.

Когда я прерываю поцелуй, она продолжает какое-то время стоять с закрытыми глазами, а потом прощается и уходит.

В отличие от предыдущего раза у меня нет желания нестись как ветер и прыгать с крыши на крышу. Мне хочется лечь и тихонечко умереть от отчаяния.
Я отхожу от дома Джилл, и тут за моей спиной насмешливый мужской голос произносит:
- Очень мило. Это было очень-очень мило, сестренка.
Я оборачиваюсь и поднимаю очки на лоб.

Он стоит посреди тротуара, его металлические ноги блестят в свете луны. Тело одето в такой же металлический панцирь, а на голове шлем типа рыцарского и забрало приподнято, так что я могу рассмотреть его лицо.

- Где-то недалеко средневековый костюмированный бал?
- А ты такая же саркастичная, какой была в детстве. Не хочешь поздороваться с любимым братиком?
- Ты прожег мне матрац. Не знаю, смогу ли я любить тебя после этого.
- Это было забавно. Ты испугалась?
- Я удивилась, когда ты вернулся в Ансити. И еще сильнее удивилась, когда ты разыскал мой дом. Чего ты хочешь?
- Разве это не очевидно, Рэйчел? Я так долго шел к тому, чтобы выглядеть как полноценный человек, что теперь не остановлюсь на достигнутом. Я хочу стать сверхчеловеком. Хочу пользоваться своим даром когда захочу, а не когда ты любезно остановишь для меня время. Кстати, спасибо за эти редкие моменты счастья, они очень помогли мне в достижении некоторых моих финансовых целей. Но в последнее время ты перестала это делать, да?
- Не хотелось тебя слишком радовать.
- Как бы то ни было, вот он - момент истины. Я так долго к нему готовился, прокручивал фразы в уме...
- Послушай, - прерываю я его. - Во-первых, я люблю экспромты. Во-вторых, я не буду останавливать время по твоему желанию. И в третьих, мне пора. Я устала и не в настроении. Я рада, что у тебя есть ноги, деньги и жизненные цели. Давай мирно разойдемся и забудем о семейных узах.
Я отворачиваюсь.

- Нет! Ты не уйдешь!
- Что мне помешает? - Спрашиваю я тихо себя и запрыгиваю на мусорный бак ближайшего дома, оттуда - на балкон, потом - выше, выше, пока не оказываюсь на крыше.
Какой-то звук привлекает мое внимание. Я оглядываюсь и вижу, как Мартин летит по воздуху благодаря каким-то техническим приспособлениям в его ногах.
- Ты очень ловкая, Рэйчел.
- Это называет паркур. А ты жульничаешь.
- Ха-ха. Это мое тело! Мое! Каждый день ты крадешь его у меня! Ты моя должница!

Начинается. Опять эти детские обиды.

- Ты убил единственного человека, который мог сделать невозможное. Только наш отец мог вернуть тебе этот долг.
- Да, я был глуп и зол. Надо было подождать, надо было заставить его. Но что сделано, то сделано. Я заставлю тебя отработать каждую секунду моих страданий. Я посажу тебя на цепь, и ты будешь останавливать время, когда я захочу и насколько захочу. Весь мир падет к этим железным ногам. Все будут желать моей благосклонности, моего покровительства, моей любви.
- Знаешь, Мартин, а ты все еще глуп и зол. Я не боюсь тебя. Мне смешны твои угрозы.

Он оскаливается, и в его руке вдруг откуда-то возникает горящий шар. Он кидает его в меня, а когда я уворачиваюсь, то шаров становится больше. Я прыгаю на крышу соседнего дома и бегу, петляя, и перепрыгивая случайные препятствия. Мартин летит следом и забрасывает меня этими огненными снарядами. Когда один попадает в мою траекторию, я останавливаю время, чтобы разминуться с ним, и тут же слышу вопль:
- Да! Да!
Мартин вспыхивает на несколько секунд, а потом время возвращается, и он снова становится обычным.

Я бегу дальше, прыгаю, задыхаюсь, перелажу, снова прыгаю. Мартин то пропадает, то снова возникает справа или слева. Файерболлы летят вокруг и разбиваются под ногами снопами желтых искр.

Мы добираемся до окраин города. Я не знаю, сколько длится эта гонка - час или три. Силы мои на исходе и ладони в ссадинах. Я все чаще останавливаю время, чтобы уворачиваться от шаров, и Мартин то и дело вспыхивает, как рождественская елка.
И в какой-то миг мое тело не выдерживает. Я соскальзываю с перекладины и падаю на спину. Мартин подлетает ко мне, хватает за горло, поднимает и впечатывает в стену.
- Я же сказал. Ты не уйдешь. Я буду преследовать тебя везде. Я уничтожу все, что тебе дорого. Я отберу у тебя ту, кого ты любишь. Я заставлю тебя применить свой дар.
- Гори ты синим пламенем, - хриплю я и останавливаю время.

...
Холод приходит сразу. Сначала он остужает кожу на открытых участках. Схватывает одежду, заставляет стучать зубами. Проникает в ткани тела, пробирает до костей. Мартин горит совсем близко, но его огонь меня не греет. Он отходит на несколько шагов и завороженно смотрит на свои пылающие руки.
- Я особенный. Такой уникальный.

Я еще в детстве наслушалась этих фраз и оказывается совсем не соскучилась по ним.
Холод продолжает проникать повсюду. Лед сковывает губы, ресницы, лицо становится твердым и хрупким.
Я еще могу видеть, когда от нестерпимого огня Мартина начинают плавиться его металлические ноги.
- Что? Останови это. Хватит! Остановись немедленно!

В голове мелькает забавная мысль о том, что его ноги, видимо, made in China, раз не выдерживают температуру, но на самом деле никто не знает, сколько сейчас градусов в Мартине. Его пламя уже не желтого, а бело-голубого цвета.
- Прекрати! - визжит он.

Но лед уже покрыл мою роговицу, и холод замораживает мысли, роняя их в вечность, и разбивая на миллиарды ярких точек. Сознание меркнет, я погружаюсь в сон, как в смерть, но на самом пороге перехода, включается что-то ясное, похожее на рассвет, оно отодвигает тьму небытия и медленно начинает возвращать меня к жизни.

...
Очнувшись, я вижу черное пятно на том месте, где стоял Мартин. Рассвет, не воображаемый, а самый настоящий, заливает город. Моя одежда в грязи, мыщцы ноют и ужасно  хочется есть. На автопилоте я добираюсь до дома, скидываю одежду на кровать и заползаю в душ.

Где-то в глубине меня до сих пор прячется смертельный холод. Сколько бы горячей воды я не лила, она нагревает тело лишь отчасти, и озноб пробирает меня время от времени, напоминая, как близко я подошла к точке невозврата. Видимо,  в организме есть какой-то защитный механизм, который включился, когда отступила воля, и удержал меня от близкой смерти.

Я выхожу из душа, завернувшись в полотенце, и - сюрприз - около кровати стоит Джилл, держа в руках мои авиаторские очки. Я замираю от неожиданности.
- Ты забыла закрыть дверь, - тихо говорит она.
- Я объясню, - пытаюсь я сообразить, что сказать.
- Вот, - она поднимает очки выше, - это лучшее объяснение. Кажется, больше нечего добавить. Я только... Даже преположить не могла, что ты способна на...
- Джилл...
- Давай, - она бросает очки к остальной одежде, - не будем это обсуждать. Все, что я хочу, уйти отсюда и забыть, что мы знакомы.
- Нет, нет, Джилл!

Но она уже не слушает меня и выходит из квартиры. Я бросаюсь за ней, на лестничном пролете вспоминаю, что на мне только полотенце и с проклятьями бегу обратно.

...
Проходит какое-то время, прежде чем я, лихорадочно одевшись, добегаю до дома Джилл и отчаянно звоню в дверь. Ее отец впускает меня.
- Что случилось? Джиллиан очень расстроена сегодня.
- Кажется, мы нашли повод поругаться.
- А, так это ты виновница? Ну, тогда я спокоен. Какая дружба без разногласий?

Я влетаю по лестнице на второй этаж и без стука захожу в комнату Джилл.
- Что ты здесь делаешь? Я хочу побыть одна.
- Подожди. Я виновата. Я попробую все объяснить.
- О, прошу тебя. Не надо. Дело даже не в нем! Да, он интересный парень, но ты, Рэйч, как ты могла встречаться с ним за моей спиной? Ну, сказала бы прямо, что знаешь его, что влюблена. Я бы поняла. Я бы порадовалась за вас!

О, господи! Она думает, что я встречаюсь с Рэем. К такому сценарию я не была готова. Я стою посреди ее комнаты и открываю рот беззвучно, как рыба.
- Знаешь, мне безразлично, что он там думает и зачем нужен был весь этот маскарад. Мне горько лишь из-за тебя, Рэйч. Мне так больно сейчас, словно ты умерла, и я чувствую ужасную пустоту. Жаль только, что не он вышел первым из душа, что у меня не было возможности увидеть его без тех дурацких очков! Я бы хотела посмотреть в его бесстыжие глаза!

Слезы начинают течь по моим щекам. Я понимаю, что не в состоянии сейчас как-то спасти ситуацию и поэтому сдаюсь.
- Ну так ты прямо сейчас в них смотришь, Джилл. Я...уже давно люблю тебя, и сначала мысль притвориться парнем казалась мне отличной.
- Что?
- Нет никакого Рэя. Это моя одежда. Мои...очки.

Джилл медленно садится на край кровати.

- Мне очень жаль, что эта дурацкая идея пришла пришла мне в голову, - я вытираю рукавом глаза, но слезы продолжают капать на толстовку и пол. - И мне очень жаль, что я так глупо разрушила нашу дружбу. Надеюсь, однажды ты сможешь меня простить. Поверь, я сделала себе гораздо больнее, чем тебе.

Джилл потрясенно молчит.

Я тихо плачу еще некоторое время, потом говорю ей:
- Извини, я должна была все это сказать. Не знаю, стала ли ты думать обо мне еще хуже или нет, но, по крайней мере, сейчас ты знаешь правду. Теперь я уйду.

Она кивает.

Ни слова.
Ни взгляда.
Я разбита, подавлена, опустошена.
Мое лицо выражает столько горя, что отец Джилл даже ничего не спрашивает, выпуская меня за дверь.

...
Три дня я только и делаю, что сплю. Есть мне совершенно не хочется, а вот спать - постоянно, ведь во сне я забываю о своей потере. Ночами вылажу из дома, надев свой костюм авиатора, который хотела сначала выкинуть, но потом решила, какая теперь разница, и сижу на церковном шпиле, слушая редкие звуки города. Пару раз я останавливала время, просто на всякий случай, но кругом темно, никаких горящих точек в обозримом пространстве. Видимо, Мартин сжег-таки себя заживо.

И на третью ночь, когда я думаю, что мне делать дальше со своей жизнью, не переехать ли мне в другой город или вообще в другую страну, я вдруг слышу, как кто-то зовет меня снизу. Я опускаю взгляд и вижу фигурку Джилл.
 
Хватаюсь руками за край козырька, нахожу ногами зубцы каменных украшений колокольни, а потом уже легко и быстро скольжу вниз.

Площадь тускло освещена двумя фонарями. Тихо журчит фонтан. Джилл стоит в светлом  платье с накинутом сверху кардиганом. Я подхожу к ней. Она внимательно смотрит на мое лицо, на очки на лбу.
- Тебе лучше без усиков и бородки.
- Как насчет очков? - Спрашиваю я.
- Ты мне как-то сказала, что не нужно стараться быть кем-то другим.
- Во мне столько мудрости, когда это не касается лично меня.

По ее губам скользит еле заметная улыбка.
- Я скучаю по нам.
- Я тоже.
- Почему ты не сказала мне о своих чувствах?
- Как я могла? Ты никогда не давала повода думать, что принимаешь такие вещи.
- Но ведь ты мне даже шанса не дала! Все решила за меня, все запутала. Не только тебе приходится сожалеть о твоей лжи.
- Джилл, пожалуйста, прости меня. Я никогда ни словом, ни делом не причиню тебе зла. Давай попробуем все вернуть и снова стать друзьями.
- Но это невозможно, Рэйч. Ты сказала, что любишь меня. Ты сделала все, чтобы я влюбилась в образ, который ты создала. Я не могу и не хочу возвращаться. Это не просто. Но я тоже люблю тебя. Нам стоит идти дальше и учиться любить друг друга без масок и без обмана.

Я подхожу совсем близко и глажу ее по щеке.
- Так я могу снова поцеловать тебя?
- Ты должна.

И я целую ее. Время вдруг останавливается, но вместо жгучего холода я чувствую жар, разгорающийся в моем теле. А потом Джилл обнимает меня, и ночь, погасив фонари, накрывает нас своим черным покрывалом.

Конец.

Специально для форума "Вместе", октябрь 2016