Аля

Она меня не узнала. Да и с чего бы - виделись всего один раз, двадцать лет назад. Я изменилась, конечно. А она – почти такая же. Так же аккуратно касается дужки своих очков, когда опускает взгляд и думает, что сказать дальше. Так же аккуратно открывает рот, словно боится, что густо накрашенная помада размажется, если она будет просто говорить. Так же произносит слова -  ласково, нараспев, не глядя на меня, зная, что она права, права, права - всегда и во всём. И то, что происходит сейчас – это случайная нелепость, то, что не запланировано, и, значит - не важно. Она говорит мне о своем сыне, который - вот незадача, оступился, он не алкоголик, нет, просто проявил слабость, стал выпивать, и ему нужна ...коррекция. Не помощь, не лечение. Коррекция. Чтоб он стал еще лучше, чем есть. Я заполняю карточку, смятенно  думая, зачем эта женщина снова появилась в моей жизни. Она, знающая, как аккуратно, по кирпичику, разобрать её до основания.
Это был декабрь, да, декабрь. Прямо перед Новым Годом. Мне пришлось съехать с прежней квартиры – её продали. И накануне были бесконечные коробки и сумки, этажи, лифт, хлюпающие ботинки и сумрачный полдень… И Кирилл позвонил и сказал, что не придет. Только не уточнил - сегодня или вообще. Я надеялась, что сегодня, но в голосе его слышалось - вообще. С утра тянуло низ живота, искала таблетки в сумке - нашла тест. На всякий случай сделала - все равно надо было в туалет, мутило и всё тело разваливалось на куски…  Потом долго смотрела  на две полоски и не понимала, что они значат. А потом в дверь позвонила она. Эта правильная, аккуратная  и спокойная женщина. Сказала, что хочет поговорить. Отказалась присесть. И мы стояли с ней посреди хаоса, на маленьком свободном от коробок и узлов пятачке  линолеума, и она говорила правильные вещи. Что мы оба - я и Кирилл -  должны еще окончить институт, что он еще слишком молод, что б создавать семью, что у каждого из нас ещё вся жизнь впереди - и не нужно её портить в самом начале.  Живот тянуло всё сильнее, по телу волнами расходилась жаркая боль,- но она все уговаривала меня, убеждала в своей непреклонной правоте.
-Вы же понимаете, что Вам ещё жить да жить… Вы поймите, я не хочу зла, и против Вас лично ничего не имею, Вы сами подумайте…
Её речь, плавная, неторопливая, уверенная, уносила мои силы. Смывала их, как река обычную легкую щепку. Я чувствовала, как вдоль спины вверх разливается боль, как тугим комком сворачивается матка, там, внутри меня, в глубине меня, и я уже почти не слышу, что говорит мне эта женщина. А эта женщина, в сотый раз тронув дужку своих очков, говорила: ”Искренне надеюсь, что мы с Вами друг друга поняли, и мне не придется возвращаться к этой теме впредь”. Слово “впредь”  какое–то железное, впивается в меня, вкручивается, словно шуруп, выковыривает во мне  местечко, что бы поселится навсегда. Гостья уходит, осторожно переступая коробки  и узлы на полу, напоследок заметив, что вокруг бардак, и меня тошнит, едва  за ней захлопывается  дверь. Попытка взять тряпку, что б всё убрать, заканчивается вместе с силами между унитазом и ванной; горячая, невозможная боль скрючивает моё тело на холодном кафельном полу, прижимает к нему, и я даже не осознаю - просто чувствую, как капля за каплей из меня уходит едва начавшаяся жизнь. И этот ледяной шершавый старый кафель с мелким мусором в швах и навечно въевшихся пятнах собирает и мои слёзы, и мою пульсирующую неизбывную боль…
***
-Алевтина Григорьевна, так мы с Кирюшей… с Кириллом подойдем? Мне бы удобней послезавтра, часиков в двенадцать, хорошо?
-Хорошо, часиков в двенадцать обратитесь в соседний кабинет, там Вас примет доктор Бондарев.
-Нет, мы придем только к Вам, хотелось бы конфиденциально, я ведь обо всем Вам уже рассказала. Вы не имеете права мне отказать, мы с сыном придем послезавтра.
-Меня не будет.- Так хочется добавить, что никогда, меня не будет никогда, но она впивается в меня взглядом, и я понимаю - найдет и достанет из-под земли.
***
-Аля, ты чего?
Тим выхватил турку из микроволновки, куда я поставила её секунду назад.
-Аль, что случилось?- кофе на маленькую конфорку, чашки на стол, сливки греть. Тим привычно накрыл завтрак.
Не знаю, что сказать. Что хочу убежать, куда глаза глядят? Что вдруг, только-только пережив еще одно неудачное ЭКО, пришла в ту же точку невозврата? Что в мою жизнь вернулись люди, которые мне невыносимы?  Лучше ничего не говорить, проглотить комок в горле, выпить свой кофе, и, может, удастся сделать вид, что ничего не происходит. И хорошо бы самой в это поверить…
***
-Спасибо, мне нужно побеседовать с …пациентом самой.
-Вы что, предлагаете мне выйти?
-Да. И ВПРЕДЬ он должен приходить на лечение сам.
-Это какой-то странный подход. Я мать, я имею право, я хочу помочь!
-Вы уже сделали всё, что могли, подождите за дверью.
Она жестко закрыла за собой дверь, не решившись хлопнуть и продемонстрировав, что уже жалеет, что выбрала меня. Он сидел, вглядываясь в моё лицо и вспоминая. От него, прежнего, неизменным осталась только его мать.
-Аля? Это ты? Ты…Не узнал даже…
-Мы все меняемся, Кирилл.
-Не могу сказать, что рад тебя видеть…
-Послушай, давай это все  пропустим. Представим, что я просто врач…
-Я не хотел сюда приходить, все бесполезно…
-Пройдешь курс, станешь лучше спать, возможно, захочешь чем-то заняться, ты же пока не работаешь?
Я чувствую, что он не слышит меня, что погружен в какие-то свои нерадостные мысли. Вдруг в нем загорается то, чего раньше не было – злость. Смотрит на меня, словно выбирает, как больнее меня ударить.
-Как ты могла тогда так со мной поступить?
-Я?... С тобой?... А что я сделала?
-Использовала. Ты меня использовала. Ты была такой взрослой, а я … Я ж совсем мальчишка был…
-Да? Действительно… Выходит, использовала… Ну, тогда прости меня… Лучше будет, что бы тебя другой врач вел, я сейчас.
-Надо же…Ты, как и тогда – деловая. Ничего тебя не волнует, не трогает… Снова избавишься от меня, да?
-Конечно. Вот фамилия врача, ниже его расписание.
Дверь кабинета за ним - на ключ. Всего пару минут, мне хватит.
Горячим лбом о холодное стекло окна… Не плачу, в глаз что-то попало. Не плачу – не о ком… Того второкурсника с лихой улыбкой, моего ровесника, больше нет. Нет снежинок в желтом свете фонарей, нет тишины и белой дороги под ногами, нет громких песен из ближайшего киоска и танцев, чтоб согреться. Нет разговоров о том, каким будем мир через сто лет и о Ницше, о смысле и бессмысленности религий, о моих веснушках и его победах на следующих соревнованиях. Нет его дыхания на моих озябших пальцах. Плетеных из цветной проволоки колечек. Мороженого в снегопад.  Одного на двоих. И прошлого. Одного на двоих. Просто нет. Оно растворилось, ушло в холод кафеля на полу той съёмной квартиры, развеялось всеми ветрами…
Осталось только мое прошлое, стиснуто полузабытым не выболевшим комком внизу живота. Оно снова болит, болит с новой силой, и я роюсь, вытряхиваю из сумки косметичку, глотаю таблетку, и воду, и воздух. И твержу себе шепотом: ”Вот теперь уже все закончилось, и болит уже в последний раз ”.
 И знаю, что это правда.   
 28/10/2016