Дядь Мишино небытие

В апреле у меня умер сосед. Мы как раз возвращались с Изюмом из клиники, когда
увидели множество машин. Так много людей у нас бывает только на похоронах. На улице как назло никого  не было. Я забежала к одним соседям на второй этаж.  Стучу. Захожу. 
Наш местный выпивоха (мягко сказано) Миша сидел в обществе знойной брюнетки за сервированным столом.  Главными на клеенке были полные рюмки и тарелка с нехитрой закуской.
- Миш, - говорю я,  - извините, но кто у нас умер?
-  Ну вот в тупике? –  морщится Миша, пытаясь вспомнить имя.
-  Т. Ровна? – подозреваю я мамину подругу.
- Нет, сын ее, - уточняет Миша.
- Младший? - с надеждой спрашиваю я, потому как старший был когда-то объектом моей искренней любви.
- Старший.  Ш. умер, - отбивает Миша.
- Как Ш.? - застываю я, тут же вспоминая, что Ш. было всего сорока лет. - Ведь я его только вчера вечером видела?
- Ну вчера видела, а сегодня вот умер. - разводит руками Миша.  И потом философски заключает:
- Смерть, Таня, дело такое, сегодня есть, завтра нет.
 

Я вспомнила этот эпизод потому, что сегодня у этого самого Миши умер отец, тоже кстати, Миша. И мне рассказали, как потерянный,  шокированный сын ходил с тапочками для отца в руках и повторял: "Ну всё, нет его". 
И никакой философии, когда дело касается лично тебя.
И даже иссушенный алкоголем мозг не может защитить равнодушной, банальной фразой. Пока не может.
К слову стоит отметить неординарную фигуру самого дяди Миши-старшего.
Когда-то он работал мясником и крепко злоупотреблял.  Привычку ходить с топориком или ножом  в руках он не потерял и в старости, чем наводил ужас на давно живущих на нашей улице и не очень. В одном исподнем он спускался вечерком на улицу и, улыбаясь, смотрел на прохожих. Даже безоружный он внушал некоторым жуткий страх своим кровавым мясницким прошлым и безумной улыбкой. Например, моей маме, которая всегда его обходила, если замечала издали.
 У дяди Миши, говорят, временами были приступы белой горячки.
Улыбаться  Ворона  (от фамилии Воронов) стал только в последние лет  семь  или десять.  До этого же он был угрюм  и мрачен. В своем неизменном синем халате, тяжелой походкой,  он ходил одной дорогой – от магазина к дому и обратно.  Что жило внутри этого человека,  никто никогда не интересовался при его жизни. А уж после смерти он не нужен тем паче.  Он не оставил после себя тех, кто пронес бы о нем память хотя бы еще каких-нибудь лет пятьдесят.  Кажется, дядь Миша впал в небытие уже в тот момент как  родился, но умудрился создать в нем еще одного Михаила. Почти полную свою копию, которой предстоит сгинуть в ближайшие несколько лет.


Жена дяди Миши, теть Нина,  жутко страдала, когда муж с сыном напивались, а случалось это довольна часто. Они становились агрессивными, выгоняли ее из дому, забирали деньги, которые она  всячески старалась сохранить, потому как кормежка лежала на ее сгорбленных плечах.  Но старшего она отчего-то не винила, ласково называя его «дедом».  Всю жизнь  семейство Вороны  жило на нашей улице в коммуналке.  Вероятно, это не те соседи,  которых хотелось бы видеть  каждый день. Хотя кого захочется видеть каждый день?!..

Меня же от дядь Миши отделял целый дом, а потому мне он  запомнился, конечно, странным, но  все же добрым человеком.  Помню, как  у него появился цыпленок, и он вырасти его в петуха. И выгуливал этого петуха на верёвочке.    У меня даже где-то есть их общее фото.
А еще в очередную осень я подметала листья с огроменной орешины. Подмести, собственно, не проблема. Трудно потом эти ворохи  таскать на мусорку. И много бездельников проходило мимо меня, но только этот безумный дядька со своей шальной улыбкой подошел к пакетам, молча взял их и потащил выкидывать.
Покойся с миром, дорогой сосед!