Отрывок

Отрывок из психологического триллера «Мясорубка».

Двенадцать часов десять минут ночи.
Пригород восточного района. Частный сектор.
Два молодых человека, относительно невзрачного вида, в старых потертых джинсах, далеко в не новых кроссовках и заляпанных куртках, ввалились в темную бетонную коробку полуподвального помещения местной заброшенной котельной. Или, правильнее даже будет сказать, что один тащил другого. А дотащив до бездверного входа в темный полуподвал (дверь выбили по неизвестным доселе причинам несколько месяцев назад сошедшие с ума наркоманы), отпустил тащившего, и тот, еле перебиравший ногами, сразу же повалился на мокрый бетонный пол. Спросил хрипло:
— Я... я дома?
  Стоявший на ногах молодой человек без особого интереса посмотрел на своего товарища, снял со спины небольшой рюкзак, достал оттуда литровую пластмассовую бутылку «Pepsi», открутил крышечку и начал жадно пить с горла. Выпив с треть бутылки, он жутко и скверно отрыгнулся.
— Во-о-ды! — жалостливо попросил валяющийся на бетонном полу.
Получив от товарища бутылку, валяющийся, словно компрессор, начал закачивать в себя сильно газированный напиток. Большое количество газов очень быстро скопилось внутри него, и сразу же организм сработал на мощную отрыжку. Отрыжка эта была жуткая и громкая. Она страшным эхом пронеслась по всему темному полуподвалу. Изо рта валяющегося назад полетела «Pepsi».
Стоявший на ногах тут же отобрал бутылку у валяющегося, испугавшись, что последний захлебнется.
А валяющегося, между прочим, звали Володенька. Да, да, это был тот самый Володенька, который вечером двадцать девятого декабря с барского плеча подарил Андрею Ледогорову лазерный компакт-диск, стыренный из «Ориона».
Молодой человек с рюкзаком являлся старым закадычным дружком Володеньки. Вместе они немало водки попили, не один мешок конопли сдули, не одну местную алкоголичку трахнули. Звали закадычного дружка Витёк.
Витьку было чуть больше двадцати. Среднего роста, слегка худощавый. Как и Володенька в армии он не служил — не взяли по состоянию здоровья. Того самого здоровья, которого вполне хватало на практически ежедневное употребление водки и покуривание травки.
— Где мы... мать твою... где? — прохрипел Володенька, отплевывая «Pepsi». После употребления газированного напитка он чуточку пришел в себя, и сразу же ощутил, как сильно болит голова. Голова просто раскалывалась. — Б**ть... я сейчас издохну на хрен...
— Это вторжение, — серьезно сказал Витёк, закручивая крышечку на бутылке «Pepsi» и пряча бутылку обратно в рюкзак. — Мы в полной жопе. — Какое, б**ть, вторжение? — Володенька попытался подняться с грязного пола, и это у него получилось. Как только он встал на ноги, то тут же почувствовал себя маятником, раскачивающимся в разные стороны. На конце этого маятника располагался тяжелый шар. В данном случае, это была его голова.
Дабы вновь не очутиться на холодном и сыром полу, Володенька вынужден был срочно принять сидячее положение.
Через маленькое окошко, находящееся под потолком и больше напоминавшее собой амбразуру, свет, от рядом расположенного с котельной уличного фонаря, проникал в полуподвальное помещение, создавая здесь хоть какую-то видимость.
В этой полутемной видимости Володенька рассмотрел в одном углу старый письменный стол и несколько изломанных стульев. Облокотившись об пыльную шершавую стену, чтобы не свалиться, он не спеша двинулся к стульям.
Посмотрев несколько секунд на эту жалостливую картину, Витёк тяжко вздохнул, подошел к товарищу и помог ему дойти до стола, усадив на один, более-менее сохранившийся в относительной целостности, стул. Положил свой рюкзак на стол. Сказал:
— Уё***ать нужно из города. И чем скорее, тем лучше.
— Что это за хаза, б**ть, такая? — Володенька навалился локтями на старый пыльный стол, и стол заскрипел. — И когда это... начнется новый год?
— Ха! Чувак! — воскликнул Витёк. — Новый год уже начался!
— Уже... — и вот только сейчас Володенька услышал, что за пределами этого полутемного мрачного помещения, в котором они находятся, воздушное пространство восточного пригорода сотрясается, напрягается, и готово лопнуть от грохота, свиста, гула, треска и пьяных воплей.
— Б**ть, — мрачно сказал Володенька, обхватывая руками чугунную голову. — Новый год просрался.
— Ты чё! Чувак! — гаркнул Витёк. — Какой на хрен новый год! Из города срочно уваливать надо. Срочно!
— Да подожди ты, чувак, со своим уваливанием, — Володеньке нужно было во что бы то ни стало унять гудящую голову и хоть как-то навести в ней порядок. — Ты можешь толком объяснить, что случилось. Было-то что... Я что-то, чувак, ни хрена совсем не помню...
— Хе! Не помнит он, видите ли, мать твою, — усмехнулся Витёк. — Нажрался, как собака. И более того... Чувак, чуешь? Более того — ты еще умудрился получить дубиной по голове!
— Какой дубиной? — осторожно спросил Володенька.
— Ха! Какой! — весело воскликнул Витёк. — Ясно, б**ть, какой. Мусорской!
— Как!? — Володенька сразу же, с гримасой страха на лице, начал ощупывать макушку головы. — Витёк. Чувак. Ты не шутишь?
— Не, чувак. Я совсем не шучу.
— А как это случилось, чувак? Расскажи, — задушевно попросил Володенька.
— Тоже мне, б**ть, рассказчика нашел, — недовольно сказал Витёк. Он достал из рюкзака литровую бутылку «Pepsi» и еще одну пластмассовую бутылку объемом в один литр. Вторая бутылка была наполнена прозрачной жидкостью до половины.
— Что это за дерьмо такое? — спросил Володенька.
— Сам ты дерьмо! — Витёк достал из рюкзака пластмассовую кружку красного цвета с логотипом «Nescafe». — Это самогонка. Та самая самогонка, которой ты соизволил, падла, ужраться совсем недавно.
— Ы-ы-ы-и-и-ик! — Володенька отрыгнулся отвратительным самогонным перегаром.
— На вот лучше, чувак, освежись слегка, — Витёк открыл крышечку на пластмассовой бутылке и налил самогонки в кружку, наполнив ее до половины. — Пей.
Из красной кружки с логотипом «Nescafe» воняло отвратительно. И тем не менее Володенька жадно потянулся к этой кружке. Схватил ее обеими руками и начал вливать содержимое себе в рот. Самогонка булькала во рту и несколько раз пыталась вырваться обратно.
— А-а-а-а! — закричал Володенька обожженным ртом, выбрасывая из рук на стол кружку и хватаясь за литровую бутылку «Pepsi», чтобы холодным газированным напитком «потушить пожар», полыхавший в горле после доброй дозы алкогольно-самопальной отравы.
— Хватит, хватит, мать твою в жопу! — Витёк с силой выдрал у Володеньки из рук бутылку «Pepsi», и при этом окатив газированным напитком всё его лицо. — Побойся Бога, гад! Мне тоже нужно будет чем-нибудь запить.
— Мням... мням... мням... мням... — нечленораздельно булькал Володенька остатками «Pepsi» во рту. Добрая доза самогонки быстро ударила ему в голову. На облитой морде пенился газированный напиток. — Мням... мням... рыба...
— Какая на хрен рыба? — Витёк налил себе пол-кружки самогонки, и влив в себя, запил «огненную» самогонку холодной «Pepsi». Выдавил грубую отрыжку. —  Ы-ы-ыйя-я-я! Сейчас, чувак, совсем не время сходить с ума. Совсем. И особенно тогда, когда на наш город началось инопланетное вторжение. А быть может, вторжение началось и на весь мир!
— Какое на х*й вторжение? — более-менее придя в себя после оглушительной дозы самогонки, Володенька с интересом посмотрел на товарища. Жизнь Витька особо сильно не баловала. Отца у него не было. Спился отец Витька, когда последний был еще маленьким. Осталась мать, озлобленная на эту злую и нищую жизнь. Из последних сил, как могла, вытягивала своего сына, надеясь, что тот, когда вырастет, станет человеком. Но, увы! Витёк человеком становиться не собирался. Не было ему еще и восемнадцати лет, как Витёк вступил в местную плохую компанию. Начал выпивать и употреблять наркотики. Не стеснялся подтаскивать из дома родного различные вещички — косяк конопли задарма никто не даст. Помучилась мать Витька со своим сыном несколько лет, да и выгнала его на хрен жить на улицу. И пошел Витёк в люди...
— Вторжение, чувак, рано или поздно должно было случиться! — важно сказал Витёк, подняв указательный палец правой руки вверх. Он еще не докатился до истинного бомжатского уровня. Еще не клянчил пустые бутылки у пьющей алкашни, не ходил в вонючем рванье, не питался на помойках. Чтобы хоть как-то удержаться на плаву, Витьку приходилось постоянно работать, то грузчиком на овощном рынке, то грядку копать у кого-нибудь на дачном участке. Заработанные деньжата приходилось иногда тратить на закупку одежды на «сэкондах», дабы не быть похожим на местных бомжей. Но только иногда. А так, пока прежние штаны еще окончательно не разъехались по швам на заднице, и не нужно было тратиться на покупку новых, все честным трудом заработанные денежки тратились до последней копеечки на водку и коноплю. Ночевал Витёк на алкашечьих хатах, отлеживался в наркоманских притонах, в общем, грел свою тощую задницу томными зимними ночами где придется.
— Ну тебя на хрен, б**ть, с твоим вторжением, — махнул Володенька рукой. — На хрен ты меня сюда вообще притащил? Мог бы уже и до дому меня дотащить.
— До дому! — удивленно воскликнул Витёк. — Чувак, ты меня удивляешь! До какого на хрен дому! Это же совсем в другую сторону. А я тебе говорю, что из города выбираться надо...
Чувствуя, что ничего путного от товарища не добиться, Володенька поднапряг память, пытаясь вспомнить события хотя бы пару часовой давности. В затуманенной гудящей голове начали возникать кое-какие образы. Возник образ родителей, которые не выпускали его на улицу, пока он сам не слинял из дома, выскочив из окна своей комнаты где-то...
— Как ты встретил меня? — спросил Володенька.
  — Когда встретил? — не понял Витек.
— Перед новым годом.
— А... чувак. Дело, короче, было так, — Витёк взялся за бутылку самогонки. — Если у тебя, чувак, башня совсем не пробиваемая, и ты ни хрена не помнишь, тогда я тебе расскажу, как дело-то было. Где-то час назад, ну, может, б**ть, чуть больше... Часов так в одиннадцать решил я к тебе, типа, в гости зайти. Ну, в гости не в гости, а позвать тебя на празднование нового года. А праздновать новый год мы должны были идти на хату к Медузе. Родоки Медузы съехали куда-то еще вечером, а главное, на всю ночь. И поэтому вся наша корефейская движуха собралась у Медузы жрать водку «Русский закат». Помнишь, как ты вечером двадцать девятого декабря, когда приперся с работы, начал всем рассказывать, что утром тридцать первого декабря в продуктовом отделе супермаркета «Адмирал» будет проводиться предновогодняя акция. Что будут продавать водку по цене... как это так правильнее сказать... короче! В полцены продаваться будет. Ну ты в курсе. Я как сейчас помню, как ты в тот вечер орал на всю улицу, что такую акцию никак пропустить нельзя, и что на тебя тут вообще все молиться должны. Помнишь?
— Смутно, — признался Володенька.
— Короче. Утром тридцать первого декабря я, ты, Медуза и еще пару наших кренделей поехали к этому «Адмиралу». Приезжаем туда, а там — п***ец! Алкашни собралось — не протолкнуться. Ладно. Дошла и до нас очередь, набрали мы этой водки и вернулись на район. Медуза сразу же обрисовал сложившуюся ситуацию, что его родоки вечером куда-то на всю ночь сваливают, и вся движуха собирается у него на хате. Водку всю снесли ему в хату. Медуза кулаком по столу бабахнул и заявил, что водку эту, ну, «Русский закат», жрать начнем за час до нового года. Не хрен ее с самого утра жрать. Короче. Время близится к одиннадцати часам ночи. Все у Медузы на хате собрались. Начали быстро сервировать новогодний стол. Смотрим, а тебя-то нет. Ну, мне Медуза и говорит: «Сходи-ка ты, Витёк, к Володеньке домой и посмотри, чего это он к нам бухать не спешит. Может, уже, сука нажрался да спит где-то под забором.» «Да не вопрос, — говорю я. — Конечно, схожу.» И пошел к тебе домой. Время было часов одиннадцать. Прихожу, значит. Стучу в дверь. Дверь открывают твои родоки. Здрасти, здрасти, типа, а где Володенька? И вот тут-то мне твои родоки и начали не хило по ушам ездить. Мол, что я пьяница, и что вся наша позорная движуха — пьяницы, и что мы Володеньку спаиваем почем зря... В общем, чувак, не слабо я от твоих родоков наслушался. А главное, понял, что родокам твоим пьянки твои уже давно ножом в горле сидят, что они тебя дома заперли и на улицу выпускать не собираются. А поняв это, я, так сказать, чинно откланялся, поздравил твоих родоков с наступающим две тысячи десятым, меня они послали на х*й, и я пошел обратно на хату к Медузе. Только отошел от твоего дома метров на десять, смотрю — ты, полностью одетый, выпрыгиваешь из окна своей комнаты и сразу дёру подальше от своего дома. Я — бегом за тобой. А из раскрытого окно твоей комнаты озлобленные родоки твои уже пи****сят нас на всю улицу... В общем, отбежали мы как можно дальше от твоего дома и остановились, чтобы дух перевести. Перевели дух, прояснили ситуацию, и вдвоем уже двинулись на хату к Медузе. А с собой у меня бутылка самогонки была, ну вот эта самая, которую я сейчас в руках держу. И причем, заметь, на тот момент она у меня была целая, то есть полная. Литр в ней целый был. Ты про эту бутылку вынюхал и начал — налей да налей. Я тебе говорю — подожди ты, подожди. Сейчас к Медузе на хату придем, а там «Русского заката» хоть залейся. А ты насел и хоть ты тресни — налей да налей. Ну, налил я тебе один раз — жалко, что ли. Ну, налил второй раз. Ну, третий, б**ть, раз налил. Короче, ты, сука, пол-литра самогонки выжрал, и получается такая картина — к Медузе мы еще не дошли, а ты уже еле на ногах держишься. И вот тут тебя, падлу, потянуло на задушевные разговоры. Начал мне по ушам ездить — вот, давай, на этой лавочке посидим, отдохнем, покурим. Вот, давай, на той лавочке немного отдохнем. И начали мы, б**ть, с одной лавочки до другой жопу свою передвигать. А времечко-то, б**ть, идет. Времечко-то, б**ть, движется к самому новому году. На хате у Медузы уже водка льется рекой, а я тут с тобой, дураком, жопу передвигаю с одной лавочки на другую. А кругом темнота, народу на улицах нет ни хрена, холод собачий стоит... Короче. С горем пополам сумели мы дотащиться кое-как до  дома Медузы...
При тщательном прослушивании того, что рассказывал Витёк, у Володеньки перед глазами начали проявляться кое-какие детали совсем недавнего прошлого. Того, что было буквально тридцать-сорок минут назад.
Дом, в котором проживал Медуза, представлял из себя обыкновенную четырехподъездную пятиэтажку. Вот он с Витьком подходит к крайнему подъезду, и сразу же в лицо им ударяет яркий свет. Этот резкий и яркий рывок света среди темной ночи в глаза им приходилось уже зарабатывать не единожды. И он их уже давно не пугал. Он — ослепительный луч ментовского фонарика.
Тяжко вздохнув, Витёк и Володенька остановились.
— Ой! — раздался из темноты наигранный жизнерадостный женский голос. — Кого я вижу! Какие люди! Витёк! Володенька! А Володенька, вы только посмотрите, уже и на ногах-то толком стоять не может.
Частный сектор восточного пригорода плавно и незаметно переходил в поселок городского типа Тамбовское. ПГТ Тамбовское было маленьким. С двух тысяч его жителей деньги высасывали десять вино-водочных магазинов, пять «наливаек» и двенадцать точек по распространению наркоты.
Следило или, во сяком случае, пыталось следить за правопорядком, одно единственное милицейское отделение номер шестнадцать. Главным в шестнадцатой ментовке был участковый. Или, правильнее говоря, была. Капитан милиции, участковый по тамбовскому ПГТ, Анна Сергеевна Зотова уже давно осознала ту простую истину, что с пьянством и наркоманией на своем участке бороться бесполезно, а уж тем более, до победного конца. Но также она понимала и другую истину, говорившую о том, что если с вышеупомянутым злом вообще никак не бороться, то это зло может раздуться до еще более страшных размеров и принять доселе невидимые жуткие формы. Вот и приходилось Анне Сергеевне иногда, а правильнее говоря, каждый Божий день бороться со злом или, во всяком случае, пытаться бороться.
Анне Сергеевне было чуть больше сорока. Для своего возраста (чуток уже не молодого) она выглядела неплохо, если не сказать, шикарно. Среднего роста, среднего телосложения. У нее были красивые ноги (Анна Сергеевна любила ходить в короткой юбке и на шпильках) и завораживающий третий размер груди.
— Добрый вечер, Анна Сергеевна, — вежливо сказала Витёк.
— Не совсем-таки он и добрый, — мрачно призналась длинноволосая брюнетка в милицейской форме. — В городе творится черт знает что. На центральных улицах беспорядки. Вся милиция приведена в полную боевую готовность.
— Новый год же всё-таки, — пожал плечами Витёк.
Луч ментовского фонарика погас, и Витёк полу-ослепленным взглядом сумел рассмотреть, что рядом с капитаном Зотовой стоят двое крепких сержантов, один из которых вольготно держал руки на короткоствольном автомате АКС-74У, висевшим у него на груди. В нескольких метрах позади сотрудников милиции стоял с выключенными фарами стандартный «мусоровоз», а если по-научному, УАЗ-469.
— К чертям собачьим такие новые годы! — раздраженно гаркнула Анна Сергеевна и тут же спросила. — А куда это вы так разогнались, молодые люди? Уж не к Медузе ли идете водку жрать?
— У... во... жа... е... ма... я Ан... — нечленораздельно и оборвано забормотал Володенька, решив, что без его личного вмешательства, разговор Витька с капитаном Зотовой лишен какого-либо смысла и ни к чему путному не приведет. — Вы нас... ик! (Икнул.) Поймите...
— В общем, так, — строго сказала Анна Сергеевна, нисколько не обращая внимания на шатающегося Володеньку. — Мы сейчас все вместе поднимемся и зайдем в гости к Медузе.
— Зачем? — быстро спросил Витёк.
— А затем, что нам поступила десять минут назад жалоба от соседей. В квартире Медузы очень громко играет музыка и раздается некультурная ругань. Родителей Медузы в квартире, скорее всего, нет, так как они не позволили бы такое веселье. Вот и получается, — улыбнулась Анна Сергеевна, слегка смягчившись, — что на квартире у Медузы сейчас собрался весь цвет, бомонд, так сказать, восточного пригорода... Ну что? Пойдемте поднимем, господа, наши задницы на пятый этаж.
— ...правильно, главное, поймите, — бормотал Володенька, изо всех сил пытаясь удержать равновесие. — То... что... а куда мы идем... Это уже не ваши заботы... Мы... право у людей такое есть... В гаагском суде прописанное... 
— Вперед! — Анна Сергеевна грациозно развернулась на сто восемьдесят градусов и скорым уверенным шагом двинулась к крайнему темному подъезду.
— Идите, — вяло сказал один из сержантов Витьку, пропуская того вперед себя.
Витёк тяжко вздохнул, взял под руку Володеньку, бормотавшего о правах человека, и потащил его к темному подъезду за капитаном Зотовой. Следом за ними пошли сержанты.
То, что в квартире у Медузы громко играла музыка, так это можно было уже расслышать лишь войдя в подъезд.
— Как мне это всё уже надоело, — тихо сказала Анна Сергеевна, и Витёк впервые подумал о капитане Зотовой не как о сотруднике правопорядка, а как о женщине. Той женщине, которую можно сравнить со школьной учительницей, которая из последних сил борется с неуспеваемостью среди двоечников-учеников. Да только вот они — Витёк, Володенька, Медуза и большое количество им подобных — были уже давно не ученики. Многим уже давно переплюнуло за двадцать, а они всё продолжали и продолжали употреблять спиртные напитки, покуривать травку, учинять мелкие правонарушения. И по-прежнему, в течение уже не одного года, их пьяных с улиц подбирала милиция и отвозила в шестнадцатую ментовку, на коврик к Анне Сергеевне. И Анна Сергеевна бывало очень долго проводила разъяснительные беседы о вреде алкоголизма, о вреде употребления наркотических веществ, о вреде такого вот образа жизни, в котором пребывали вышеупомянутые и им подобные. Но вышеупомянутые и им подобные не хотели другой жизни, считая, что у них нет денег на другую жизнь. А есть только на водку и на коноплю. И лилась водка, и курилась травка, и катилась жизнь...
Когда процессия во главе с Анной Сергеевной поднялась на площадку пятого этажа, Володенька изо всех сил заорал:
— Медуза! Братва! Не открывайте дверь! Это менты! Они нас взяли с Витьком в заложники...
Анна Сергеевна посмотрела на Володеньку и тяжко вздохнула.
На площадке пятого этажа располагалось четыре двери и, соответственно, четыре квартиры. Громкий и страшный крик пьяного Володеньки могли услышать в любой из трех квартир, хранивших тишину культурного празднования наступающего нового года. И только за закрытой дверью четвертой квартиры, откуда неслась бешеная музыка неизвестного направления, никто не мог услышать Володеньку. Ни Медуза, ни его дружки, ни его шалавы.
Анна Сергеевна подошла к этой двери и потянулась правой рукой к дверному звонку. Как только ее длинный, прямой и красивый указательный палец правой руки дотянулся до кнопки звонка и нажал на нее, сама коробочка дверного звонка сразу же отвалилась и упала на пол.
— Совсем забыл сказать... — Володенька отлепился от Витька и облокотился на обшарпанную и исписанную всякой похабщиной пыльную стену.
— Медуза! — громко закричала Анна Сергеевна, стуча кулаком по старой деревянной входной двери. — Открывай! Милиция!
— ...звонок-то он... это... того... не работает уже давно... А что поделать... Не богато живет Медуза со своими родителями... Так сказать...
Подождав несколько секунд, Анна Сергеевна вновь приготовила кулак правой руки для серии ударов по двери. Решительно замахнулась, как... старая входная деревянная дверь открылась и произошло то, чего никто совсем никак ожидать не мог.
В проеме резко открытой входной двери стремительно мелькнули чьи-то руки, сжимавшие пластмассовое десятилитровое ведро. Резкий взмах этих рук, и десять литров, не исключено, что холодной, воды окатили капитана Зотову с головы до ног. И сразу же входная дверь закрылась, щелкнув с изнутри замком.
Вода толстыми струями капала и стекала с мокрой формы капитана Зотовой на пол. На полу образовалась большая лужа. В этой луже стояла Анна Сергеевна, удрученным взглядом смотря на перед собой закрытую дверь. Сержанты милиции удрученно смотрели на Анну Сергеевну.
— Ого, — тихо пробормотал Витёк, боясь даже представить, что будет с тем человечком, который посмел такое сделать.
— Ик, — икнул Володенька, не веря своим глазам.
В напряженной тишине, которая своей невидимой массой окутала всех, находящихся на площадке пятого этажа, можно было услышать шум стекающей воды с Анны Сергеевны. Этот шум, казалось, мог заглушить громкую музыку, летевшую из квартиры Медузы.
— Медуза... — медленно и тихо произнесла Анна Сергеевна, и это послужило сигналом к штурму.
Крепкий сержант, с короткоствольным АКС-74У на груди, с прыжка метнулся к старой деревянной двери. Входная дверь не выдержала крепкого удара и, сорвавшись с петель вместе с вылетевшим дверным замком, полетела вместе с сержантом вовнутрь квартиры.
Следом за первым сержантом, в квартиру ворвался второй. За ними в дверной проем решительно шагнула мокрая Анна Сергеевна.
Не прошло толком и трех секунд после проникновения сотрудников милиции в квартиру Медузы, как Витёк и Володенька, по-прежнему находящиеся на лестничной площадке, услышали сквозь грохот музыки, которая, благодаря несуществующей входной двери, залила собой все лестничные пролеты с пятого по первый этаж, яростную сержантскую брань.
— Ах вы, ёб***ые п****асы! Что вы себе, суки, позволяете! В конец уже ох***и, б**ть! А ну-ка, быстро выключите, б**ть, эту ёб***ую музыку! Все, мать вашу, мордами к стене!
— Нет, чувак, мать твою, — быстро сказал Витёк. — Ты хоть лопни, а я должен это увидеть!
Всего лишь несколько шагов отделяли Витька от входа в накрытую милицией  квартиру. Эти несколько шагов он сделал за две секунды. И как раз в тот момент, когда Витёк подбежал к несуществующей входной двери и заглянул вовнутрь квартиры, раздался крик одного сержанта, и, возможно, того самого, которому принадлежал АКС-74У.
— Что же ты делаешь, сука?! А ну не трогай автомат! Сука! Б**ть! Автомат!
Резкая автоматная очередь в замкнутом пространстве квартиры была просто оглушительна. Ее страшный грохот вылетел на лестничную площадку и невидимым гулом скатился вниз до самого первого этажа.
Витёк, словно дряхлый последний лист с дерева, сдутый яростным порывом осеннего ветра, отлетел от квартиры Медузы и одним прыжком допрыгнул до Володеньки. Сказал:
— Уёб****м!
— А... — не расслышал Володенька, оглушенный грохотом автоматной очереди.
Схватив товарища за шкирку, Витёк потащил Володеньку по ступенькам вниз. Тащить было крайне неудобно, но Витёк старался изо всех сил. Старался, чтобы спуск вниз происходил как можно быстрее, и чтобы Володенька при этом не умудрился нырнуть головой вниз на бетонные ступеньки.
— Давай, придурок! Быстрее! — орал Витёк Володеньке прямо в ухо. — Хули ты уперся, сука, как баран! Держись руками за перила! И ногами! Ногами, б**ть, шевели! Быстрее шевели!
Из квартиры Медузы раздался грохот чего-то громко упавшего, с треском и со звоном разбиваемого стекла. Музыка резко оборвалась. На несколько секунд наступила удручающая тишина. И в этой тишине вдруг раздался страшный, протяжный и душераздирающий вой. От этого воя у Витька потом покрылась спина.
— Приколи! — закричал Володенька. — Медуза что... собаку приобрел!
— Нет, чувак, это не собака, — Витёк, не без Божьей помощи, спустил Володеньку на площадку между пятым и четвертым этажами. — Это... это...
— Это? — с интересом спросил Володенька.
— Это... Медуза!
— Ик, — икнул Володенька, пытаясь вникнуть в слова товарища.
Душераздирающий человеческий вой затих. Еще секунда тишины и раздался отчаянный женский крик, который, как это показалось Витьку, принадлежал Анне Сергеевне Зотовой. А затем началось неописуемое.
В страшном и бешеном кордебалете из квартиры Медузы летели звуки резанных криков, матов, проклятий, воплей, грохота автоматных выстрелов, треска крушащейся мебели и непрекращающийся топот человеческих ног. Словно в аду бесы бешеный начали бал.
Когда Витёк дотащил Володеньку до площадки четвертого этажа, к ним снизу, в режиме бега, поднимался сотрудник милиции, сжимая резиновую дубинку в правой руке. Витёк сразу же догадался, что это мент-водила из группы Зотовой. Всё последнее время он сидел в машине, но когда с минуту назад прогремела первая автоматная очередь, он выскочил из «мусоровоза» и бегом ринулся на шум выстрелов.
— А ну, на пол! Быстро! Суки! Лицом вниз! — закричал сотрудник милиции, выскакивая на площадку четвертого этажа.
— Мы не при делах! — сразу же закричал Витёк, отскакивая в сторону и оттаскивая за собой Володеньку, дабы не только дать дорогу бегущему милиционеру, но и чтобы не попасть под горячую руку. Уж Витёк не понаслышке-то знал, насколько бывают опасны менты в гневе.
— На помощь! — из общей мешанины воплей и грохота, летящих из квартиры Медузы, особо остро вылетел резанный крик Анны Сергеевны. — Спасите! Кто-нибудь! Они нас едят! Жрут! А-а-а-а-а!
— Жрут? — удивленно спросил у Витька Володенька.
— Ах вы, суки поганые! — сотрудник милиции размахнулся правой рукой, сжимавшей резиновую дубинку, и...
У Витька это получилось чисто машинально. Он резко отскочил за спину Володеньки, слегка пригнувшись и тем самым подставляя товарища под удар. Заработав резиновой палкой по голове, Володенька повалился на пол. Витёк повалился вместе с ним, испугавшись того, что если он останется стоять на ногах, следующий удар придется ему по черепу, а прикрыться-то уже будет некем.
Но следующего удара не последовало. Сотрудник милиции бросился вверх на пятый этаж.
Витёк вскочил с пола, схватил Володеньку и потащил дальше вниз.
Через две минуты они уже выскакивали из подъезда. Вверху, в районе пятого этажа, раздался звон разбиваемого стекла. Витёк быстро взглянул вверх, боясь, как бы осколки битого стекла не улетели ему в голову. Но осколки стекла не долетели до Витька и Володеньки, а осыпали мерзлую землю палисадника.
В комнате, где в окне были выбиты стекла и настежь распахнуты рамы, ярко горел свет. И в желтой яркости этого света Витёк увидел Анну Сергеевну. Анну Сергеевну невидимая для Витька сила, но, предположительно, ополоумевшая, до конца недорасстрелянная ментами, компания Медузы, вытолкала на подоконник.
— Су-у-ки-и! — кричала капитан Зотова, свернувшись клубочком в проеме окна и мертвой хваткой вцепившись в подоконник. — Что же вы де-ла-ете-е-е...
На это было очень страшно, если не больно, смотреть, и поэтому Витёк как можно быстрее, а главное, как можно дальше, пытался убраться с еле державшимся на ногах Володенькой от подъезда.
Не больше пяти секунд сумела продержаться Анна Сергеевна в проеме окна. Сумасшедшая компания Медузы отцепила и отодрала капитана Зотову от подоконника и вышвырнула из проема окна. При виде такой картины у Витька екнуло сердце, а Володенька икнул.
— Иди ты на х*й, мусорская шалава! — раздался из окна пьяно-омерзительный крик вслед улетающей Анне Сергеевне. — И чтобы больше мы тебя здесь, б**ть, не видели!
В палисаднике, рядом с крайним подъездом, уже как много лет подряд, торчало из земли старое, практически напрочь облезшее, хвойное дерево, своей макушкой дотягивающее практически до пятого этажа, а именно, до того самого окна, из которого секунду назад вылетела капитан милиции.
Так что, Анна Сергеевна падала недолго. В очень скором времени ее зад (мечта, между прочим, очень многих местных алкоголиков и наркоманских малолеток) наткнулся на макушку хвойного дерева. Верхняя и тонкая часть ствола переломилась, и Анна Сергеевна запуталась в переплетении веток где-то на уровне четвертого этажа, повиснув вниз головой.
— По! — закричала капитан Зотова, чувствуя, что висит на соплях.
— Быстрее, быстрее, Володенька, — Витёк потащил товарища в темноту двора, чтобы не стать свидетелем безвременной кончины участковой ПГТ Тамбовское. — Пошли, пошли, нечего на это смотреть.
— Мо! — продолжила было кричать Анна Сергеевна, но тут же осеклась, услышав, как ощутимо громко хрустнули ветки, в которых она застряла.
— Ги... — этот слог капитан Зотова произнесла совсем тихо, и сама себя не услышала. Ветки хрустнули еще раз. И это заставило Анну Сергеевну освободить руки от веточного плена и попытаться ухватиться за шершавый ствол дерева, ибо было очень неудобно висеть вниз головой, да еще внимательно прислушиваться к хрусту сухих веток.
— Те-е-е-е... б**ть... — нервно выкрикнула капитан Зотова, поняв всю бессмысленность попытки вцепиться в шершавый ствол хвойного дерева. Эта попытка привела к тому, что дряхлые ветки, в которых она застряла, окончательно лопнули, и Анна Сергеевна полетела дальше, всё так же головой вниз.
В общем, если не старое хвойное дерево, то, возможно, разбилась бы насмерть Анна Сергеевна, свалившись с пятого этажа на мерзлую и черствую землю палисадника.
А так... Переломав под собой полтора десятка веток и перекувырнувшись пару раз вокруг своей оси, капитан Зотова вполне удачно приземлилась на мерзлую землю палисадника.
Бум-бум-бум-бум-бум — посыпались ей на голову старые и сухие шишки.
— Витёк! — дико заорала капитан Зотова вслед быстро передвигающемуся Витьку. (Если бы не нужно было тащить Володеньку, Витёк передвигался бы куда быстрее.) — Стой! Зараза! Помоги мне, что ли... У меня ноги... б**ть... я встать не могу!
Вид у Анны Сергеевны был ужасен. Мокрые и всклокоченные волосы. Мокрая и изорванная в нескольких местах форма. (В том числе и на заднице.)  И глаза — дикие, сумасшедшие, пылающие яростным гневом.
— Я сейчас не могу, Анна Сергеевна! — прокричал Витёк в ответ, даже не оборачиваясь. — Некогда сейчас. Мы с Володенькой очень заняты. Спешим, так сказать, по очень важным делам!
На несколько секунд Витёк расслабился, и Володенька выпал у него из рук. А выпав, повалился лицом вниз на обыкновенную лавочку. Упал на лавочку животом. Перегнулся через нее и начал рыгать.
— Бе-е-е-е-е!
— Не время, не время, Володенька, рыгать сейчас! Не время! — Витёк подскочил к Володеньке и, подняв того с лавочки, потащил дальше. — Чувак, если хочешь жить, то будь добр, мать твою, шевели батонами!
— А... Анна Сергеевна? — хрипло спросил Володенька. Он хоть, как и большинство жителей ПГТ Тамбовское и частного сектора восточного пригорода, недолюбливал участковую Зотову за ее постоянные вмешательства в алкогольно-наркоманскую жизнь молодежи, но и не настолько сильно, чтобы оставлять ее в опасности.
— Ее уже не спасти! — категорично заявил Витёк. — Так что быстро! Быстро! Быстро!
Фраза «ее уже не спасти» долетела до бдительного слуха Анны Сергеевны, и она закричала вслед убегающим молодым людям, которые должны были с секунды на секунду раствориться в темноте двора.
— А чего это меня уже не спасти?
                — Ну и ну, б**ть, мать твою, — сказал угрюмо Володенька, окончательно вспомнив события получасовой давности. — Ни хрена себе! Это же п***ец просто какой-то! Я... да я просто... Да лопни мои глаза от таких, б**ть, воспоминаний. Анну Сергеевну выбросили из окна. На ментов напали. Ты представляешь, Витёк, что теперь будет за это с Медузой и со всей нашей движухой?!
— Я не знаю, что с ними за это будет, — Витёк внимательно посмотрел на количество оставшейся самогонки в литровой пластиковой бутылке, — но могу тебе заявить с большой уверенностью, что Медуза — это уже не Медуза. И что вся наша движуха — это уже не наша движуха. Вот так-то вот, чувак.
— Как это так — Медуза уже не Медуза? — Володенька также внимательно осмотрел количество оставшейся самогонки в бутылке. — Что-то это я тебя, чувак, совсем не понимаю.
— Вторжение, чувак, вторжение!
— Да какое на хрен, б**ть, вторжение?! — зло хлопнул Володенька кулаком по столу. — З***ал ты меня со своим вторжением!
— З***ал! — закричал Витёк. Он по своей натуре не был обидчивым человеком, но последнее предложение товарища ему пришлось не по душе. — Да пошел ты на хрен, сукин ты, мать твою, сын! Я его тут таскаю, прячу от ментов и от инопланетян...
— От кого? — Володенька внимательно посмотрел на Витька.
  — Очень глупый ты, Володенька, человек, очень глупый и темный, как дупло, — спокойно, словно констатируя хладнокровный факт, сказал Витёк, наливая в красную кружку «Nescafe» самогонку. — Вот, на, братишка, выпей и послушай меня.
Володенька с умиротворенной гримасой на лице потянулся к красной кружке, до половины наполненной самогонкой. Если Витёк по-товарищески наливал, то можно было так же по-товарищески послушать его дурацкую трескотню о пришельцах.
— Вот ты вспомни тот момент, когда мы находились на лестничной площадке пятого этажа, — начал импульсивно рассказывать Витёк. — Вспомнил?
— Угу, — вяло, пьяно и довольно кивнул Володенька, ставя пустую кружку на стол.
— Давайте, дяденька, прокрутим слегка времечко вперед. Итак, что мы помним? Или, правильнее говоря, что вы помните? Вот Анна Сергеевна стучит в дверь в квартиру Медузы и орет: «Откройте! Милиция!» Вот дверь открывается и ей на голову выливают ведро воды. Причем, заметьте, холодной воды... и дверь сразу же закрывается. Вот так-то вот, Володенька. Ты понимаешь? Вылили ведро холодной воды, и как ни в чем не бывало закрыли дверь. И вот тут-то... До конца не осознав сложившуюся ситуацию, менты, не вызвав абсолютно никакого подкрепления, пошли на штурм хазы. Взломали дверь, ворвались внутрь... Я бросился следом посмотреть, что там такое происходит. Заглянул в дверной проем, и знаешь, что я там увидел, чувак?
— Ик, — икнул Володенька. Все его мысли на данный момент были заняты оставшейся самогонкой в пластиковой литровой бутылке, которую сейчас держал в руках Витёк.
— То, что я там увидел, чувак, словно адским стоп-кадром застряло у меня в глазах. Застряло, и торчать, наверно, будет всю оставшуюся жизнь. Я увидел Медузу и всю его убогую движуху, набросившуюся на ментов. Ты видел это? Нет! Ну тогда и закрой свою, мать твою, варежку! А я это видел. У них были глаза... Они были черными эти глаза. Ты понимаешь, черные глаза. Словно черные шарики торчали у них в заместо зрачков. Черные, хладнокровные шарики. И их... этих придурков вместе с Медузой... их трясло, словно они находились в групповом истерическом припадке. Морды налились кровью. Рты раскрыты, и оттуда вылетает слюна. Руки тянутся к ментовскому автомату. Пальцы скривились и трясутся. Мент, ну тот, который был с автоматом, видимо, так же как и я почувствовал неладное и на клавишу-то автоматика, сука-то, поднажал... Блин, Володенька! Я чуть в штаны не навалил от такого резкого грохота. Меня аж отбросило в сторону от этой проклятой хазы. Но, отлетая от дверного проема, я успел увидеть, как автоматная очередь размазала по стенке двух наших местных корешей — Лёлика и Болика. Фить — и только их кровавое дерьмо полетело по стенам... Сука ты, мать твою!
Витёк на несколько секунд остановился, чтобы перевести дух, и продолжил, сделав перед новым словесным рывком глубокий вздох.
— Но не Лёлик и Болик это уже были тогда. И не Медуза то был. И не вся его движуха пьяная. Это уже, Володенька, были не они. Это уже были похищенные пришельцами. Теми самыми, которых мы еще ни разу не видели и вряд ли когда-нибудь увидим. Они... пришельцы, мать их так, вселяются в человека, полностью контролируют его мозг... не исключено, что в кровь похищенного человека попадает какая-нибудь инопланетная отрава... ну что-то вроде яда, и поэтому зрачки у человека становятся черными... И вот представь себе, Володенька, такую страшную картину. Такую лютую, страшную картину представь себе...
— Ты самогонку будешь допивать? — серьезно спросил Володенька.
— Что? Какую самогонку? — Витёк уже и забыл, что держит в руках литровую бутылку с остатками самогонки на дне. — На, на, чувак, допивай, я больше не буду.
Того, что оставалось в бутылке, хватило еще раз наполнить красную кружку «Nеscafe» до половины. Володенька быстренько опустошил эту кружку и... сразу же всё поплыло перед его глазами. Поплыл в неизвестном направлении Витёк со своими рассказами об инопланетном вторжении. Голос его стал вдруг каким-то медленным и растянутым, и эта медлительная растянутость носила в себе оттенок металлического гудящего эха старой водопроводной трубы.
— Во... бум. Ло... бум. День... бум. Ка... бум. Ты... бум-бум-бум-бум... поп... бум. Лыл... бум. А ведь... бум. Нуж... бум. Но... бум. Ухо... бум. Дить... бум. Из... бум. Го... бум. Ро... бум. Да... бум. Ты-ы-ы-ы-ы... бум-бум-бум-бум-бум... куда... бум... дурак, соб... бум... рался...
— Я, б**ть, домой иду... — нашел в себе силы сплюнуть короткой фразой Володенька, вставая из-за стола. Когда он поднялся на ноги, то сразу же повалился на этот старый письменный стол, так как почувствовал в себе страшную неустойчивость. Старый письменный стол также почувствовал в себе страшную неустойчивость под напором Володеньки, и очень быстро сложился, словно карточный домик. Перелетев через сложившийся письменный стол, Володенька очутился на сыром бетонном полу. В ушах стоял медленный и ржавый голос Витька:
— Инопланетное вторжение... бум-бум-бум-бум-бум... Мир в опасности... бум-бум-бум-бум-бум... Война в Ираке... бум-бум-бум-бум-бум... Вступление во Всемирную Торговую Организацию... бум-бум-бум-бум-бум... Газопровод в Европу в обход Украины... бум-бум-бум-бум-бум... Баррель нефти... бум-бум-бум-бум-бум... Ядерные боеголовки... бум-бум-бум-бум-бум...
Поднявшись на четвереньки, Володенька двинулся к выходу из полуподвального помещения котельной. Нужно было срочно дойти (или доползти) до дома и поведать родителям страшную новость о случившемся на квартире у Медузы. При этом он старался не думать о том, как будут его пи*****ить родители.
— И какого хрена я... — пробормотал зло Володенька, выползая из котельной, — ....так нажрался, б**ть, я... нажрался... Витёк... сука...
Он нашел в себе силы и поднялся на ноги, ухватившись руками за металлическую раму изломанного сетчатого забора, когда-то полностью закрывавшим собой всю котельную по периметру.
Следом за Володенькой из котельной резво выскочил Витёк. Осмотрелся по сторонам и сказал:
— Ну ладно, Володенька. Некогда мне тут с тобой возиться. Сам понимаешь, сил больше нет никаких тебя таскать. Ты, в общем, крутись как хочешь, а я, наверное, в партизаны, что ли, б**ть, пойду.
И с этими словами Витёк резко растворился в темноте.
— Витёк! — заорал в темноту Володенька. — Где мы, б**ть, находимся? На х*я ты меня сюда притащил? Я хочу домой! Где находится мой дом?
Ответов он, естественно, никаких не услышал, так как невидимый Витёк был уже далеко.
Володенька осмотрелся по сторонам. Осмотр близлежащего пространства ему абсолютно ничего не дал. Во-первых, было очень темно, а свет уличного фонаря, горящего на другой стороне котельной, здесь был бессилен. А во-вторых, в глазах всё плыло и переливалось в единую неразборчивую массу.
Постояв пару минут, держась за металлическую раму изломанного забора, Володенька понял, что ему сейчас крайне трудно будет отыскать дорогу домой. Во всяком случае, без посторонней помощи. Поблизости посторонней помощи не было, а значит, ее нужно будет найти. А значит, нужно будет двигаться.
Сосредоточившись, Володенька отцепился от металлической рамы забора и сделал резкий шаг в сторону от котельной. Этот шаг был настолько резким и решительным, что он не удержался на ногах и повалился в кусты с острыми сучьями и ветвями. Уровень земли уходил слегка вниз, и Володенька, изорвав куртку об острые ветви кустов, через несколько секунд лежал на дне какой-то канавы. Лежал на спине и смотрел вверх. А вверху висело над городом черное полотно гигантской тучи.
Полежав немного, он перевернулся на живот и начал вылезать из канавы...
Спустя полчаса Володеньку можно было наблюдать на безлюдной остановке, которая находилась в сотне метрах от котельной. Автобусная остановка представляла из себя ржавый металлический каркас с уже давно выбитыми стеклами в рамах каркаса и сорванным навесом, который когда-то укрывал ждущих автобуса от дождя.
Сейчас же на автобусной остановке Володенька был один, и поблизости не было ни души. Со стороны восточного пригорода и ПГТ Тамбовское неразборчивым шумом летело на всю околицу, сотрясая ночное небо свистом пиротехнических ракет и громовыми раскатами взрывпакетов.
Володенька стоял на ногах, держась за угловую раму металлического каркаса автобусной остановки. Его раскачивало вправо и влево, и он дико орал:
— Лю-ю-юди! П*-д*-р*-сы! Я-я-я хо-о-очу до-мо-ой!
Мимо автобусной остановки, по трассе ведущей в город, прошмыгнула милицейская машина, завывая спецсигналом. Из громкоговорителя в пустоту трассы летел хриплый голос:
— Внимание всем машинам! Прижмитесь к обочине! Пропустите автоколонну!
Следом за милицейской машиной, сотрясая ночь ревом мощных двигателей, шли бронетранспортеры и грузовики, набитые солдатами.
Автоколонна проходила буквально в нескольких метрах от Володеньки. Ему в лицо летела пыль. Уши глушил рев двигателей. Солдаты из грузовиков с интересом смотрели на него. А он всё продолжал орать и орать. Орал жутким матом, посылал проклятия, требовал, чтобы его довели до дому.
Не прошло и минуты, как автоколонна, пройдя мимо автобусной остановки, скрылась в темноте пустой трассы уходящей в город. И вновь на этом месте воцарилась тишина. И лишь вдалеке продолжали бабахать петарды и врывпакеты.
— Б**ть, — тихо и устало сказал Володенька, не в силах так больше орать. — Витёк, гнида, куда ты меня завел? Партизан, б**ть, ёб***ый...
В голове шумело, а на душе было мерзко. Мерзость исходила от понимания того факта, что новый год как-то не сложился удачно как праздник. Да и к тому же он стал свидетелем нападения пьяной движухи на сотрудников милиции. Да еще Анну Сергеевну выбросили из окна. И Витёк сошел с ума...
Ситуация, в которой сейчас находился Володенька, могла показаться кому-нибудь, что называется, далеко незавидной. Один, черт знает где, пьяный в хлам, вдали от цивилизации и от родительского дома. (Нормальному, трезвому человеку до вышеупомянутой цивилизации потребовалось бы ходьбы не больше десяти минут.) Но! Его ситуация могла быть еще хуже, если родители не удерживали бы его весь вечер силком дома. Случись такое, и Володенька налакался бы «Русского заката» с Медузой и его убогой движухой. Затем пришла бы в гости к Медузе Анна Сергеевна, и последствия употребления «Русского заката» для Володеньки могли быть очень тяжелыми.
А случилось всё так, как случилось. А значит, не запятнав себя преступлением против сотрудников милиции и, что тоже немаловажно, не влив в себя экспериментальной отравы, а так, нажравшись безопасной самогонки, как последний сапожник, и заработав милицейской дубиной по голове, Володенька сейчас, живым и здоровым, стоял, держась за угловую раму автобусной остановки, и самым натуральным образом мочился в штаны.
Подождав, когда перестанет течь теплая струйка мочи по правой ноге, Володенька внимательно осмотрелся по сторонам, откашлялся и запел:
— Вы-сох-ли-и-и фон-та-а-аны-ы! Ле-е-ето кончило-о-ось не жда-а-анно-о-о! Желтые-е-е тюльпа-а-аны...
В темноте, на другой стороне металлического каркаса автобусной остановки, мелькнула человеческая тень. Володенька перестал орать, пытаясь хоть как-то сфокусировать зрение на приближающемуся к нему объекте.
— Володенька, падла... — приближающийся объект приблизился практически вплотную, и Володенька рассмотрел в этом объекте своего товарища Витька, который сорок минут назад убежал от него на выходе из полуподвального помещения котельной.
— Ты... чего так орешь громко... ты очень палишься... и все конторы палишь...
Витёк говорил медленно, с большим трудом выговаривая каждое слово. Чтобы не упасть, Витёк, так же, как и Володенька, держался за каркас автобусной остановки. Как и Володенька, Витёк был жутко пьян.
— Ты чё, нажрался, сука? — спросил Володенька, раскачиваясь то вправо, то влево.
— Я только что сбегал к бабушке Марфе за самогонкой, — Витёк также начал раскачиваться вправо и влево. — Рассказал ей об инопланетном вторжении, взял самогонку. Выпил немного и сразу понял, что никак не могу тебя здесь бросить одного. Выпил еще немного и пошел обратно к котельной. Услышал твои крики на автобусной остановке, выпил еще немного... ик (икнул)... и вот я здесь... Я тебя не брошу, чувак, никогда..
— Спасибо большое... я знал... знал, что ты настоящий чувак... — расчувствовался Володенька и чуть ли уже не пустил задушевную слезу. — Спасибо. Спасибо большое. Ты мне очень помог... вернее, поможешь сейчас.
— Чем это я тебе смогу сейчас помочь, чувак? — с интересом спросил Витёк.
— А вот чем, чувак. Бери меня за руку, чувак, чтобы я не свалился, и веди меня домой. Меня родители ждут.
— Чува-а-а-ак! — воскликнул Витёк. — Ты посмотри на меня! Я сам на ногах ни хрена не стою. Как я тебя до дому-то поведу!
Володенька молчал несколько секунд, затем громко заорал:
— Так какого хрена ты так нажрался, сука?! И что мне теперь делать? Что? Что мы будем делать? Вот так и будем стоять, б**ть, до утра раскачиваться? Ты видишь, что я, б**ть, обоссался! У меня правая нога мерзнуть начала! У меня трусы мокрые, б**ть! У меня яйца в любой момент могут, б**ть, отмерзнуть! Ты понимаешь это — яйца!
— Давай песню споем про желтые тюльпаны, — предложил Витёк. — Когда я подходил к остановке, то у тебя неплохо получалось. Давай. Вы-сох-ли-и-и фон-та-а-аны-ы-ы...
— Какие на х*й фонтаны! — вопил что есть сил Володенька, в надежде, что его хоть кто-нибудь услышит из здравых рассудком людей. — Лю-ю-ди-и-и! По-мо-ги-те! На помощь! У меня сейчас яйца отмерзнут! Я-я-яйца-а-а!
— Да ладно тебе, чувак, — попытался успокоить товарища Витёк. — Что ты так разволновался, б**ть, за свои яйца? Ну, хочешь, я тоже сейчас обоссусь, и у меня так же, как и у тебя, будут мокрые и трусы, и штаны... Хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо.
— Чувак, это не смешно, — Володенька перестал вопить и готов был расплакаться от безнадежной ситуации. — Зачем ты смеешься надо мной?
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
— Ты вернулся сюда за тем, чтобы посмеяться над моими проблемами?
— Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи!
— Это не по-товарищески...
— Хе-хе-хе... Ой, б**ть! — резко воскликнул Витёк, перестав смеяться. — Я, кажись-ка... кажись-ка, обоссался... О-о-о, Володенька. У тебя писюн какую ногу обоссал? А у меня левую.
— А у меня правую, — вяло ответил Володенька.
Где-то с минуту они стояли и раскачивались молча. Вдруг Витёк сказал:
— Володенька, а ты знаешь, мокрые трусы в штанах начинают становиться очень холодными. И главное — яйца... Они начинают мерзнуть!
Володенька ничего не ответил. Витёк осмотрелся по сторонам и начал орать:
— Люди до-о-обры-ы-ые-е! Спа-а-аси-и-ите-е-е! По-о-мо-о-оги-те-е-е! Кто-ни-и-ибудь! Яйца-а-а! Спасите мне, б**ть, мои яйца! Они у меня сейчас отмерзнут!
— Хватит, б**ть, орать мне на ухо! — зло закричал Володенька. — Дурень! Тут поблизости нет никого!
А поблизости и вправду никого не было. Когда Витёк это понял, он перестал орать и, отцепившись от автобусной остановки, сделал резкий шаг в направлении Володеньки. И схватившись за товарища, самым натуральным образом повис на нем.
— Су-у-ука-а-а! — завопил Володенька. — Что же ты делаешь, гад?! Какого хрена? Идиот! Держись за остановку! Падла!
Володеньку и без того гравитационное поле земли притягивало к себе, а тут еще и Витёк усилил данное притяжение. Этого Володенька уже вынести не смог. Руки его не выдержали, отцепились от металлической рамы и он вместе с Витьком повалился на холодный асфальт.
— Витёк! Гнида! Пукница! — Володенька слегка приподнял туловище от земли, с усиленной для пьяных гравитацией, и попытался было дотянуться до металлического каркаса автобусной остановки, но Витёк не дал ему этого сделать, вновь уложив Володеньку на лопатки. Сказал:
— Послушай, чувак. Ты послушай меня, Володенька. Если у нас нет сил идти, то что мы тут будем стоять всю ночь и яйца мокрые морозить... Надо ползти, чувак, надо ползти.
— Мать твою, — согласился Володенька с товарищем, переворачиваясь со спины на живот. — А ведь да, чувак, придется ползти. Но куда?
— Вон, видишь, чувак, — Витёк вытянул руку вперед, — огни? Это наш район. Там твой дом, чувак. Ползем туда.
— Ползем.
И они поползли. Ползли по-пластунски, иногда, по очереди, вставая на четвереньки и всматриваясь вперед, чтобы не сбиться с пути. Направление движения — огни частного сектора и грохот рвущихся взрывпакетов. И они ползли на шум этих взрывпакетов, как партизаны прорываясь к линии фронта.
— Тут есть неподалеку канава, — серьезно сказал Володенька. — Мы можем скатиться в нее и отдохнуть. Я сам в ней недавно лежал и отдыхал.
— Не время, чувак, в канавах отдыхать, не время, — не менее серьезней ответил Витёк. — Продолжаем движение, продолжаем движение. Не забывай, чувак, что на кону у нас мокрые яйца!
— Новый год как-то дерьмово сложился, — тяжко вздохнул Володенька. — А я, блин, этот праздник целый месяц ждал.
— Ты увидишь настоящее дерьмо, когда инопланетяне доберутся до ракет стратегического назначения, — Витёк это сказал таким тоном, что как будто только всю жизнь и ждал, когда начнется ядерная война. — Наконец-то из американцев выбьют всё их дерьмо... Да, кстати, чувак. Ты представляешь, как твои родоки будут тебя линчевать, когда мы приползем к тебе домой вот в таком вот виде, да еще с  мокрыми яйцами!
— Линч будет жесткий, — согласился Володенька.
— Меня ведь тоже будут линчевать? — спросил Витёк.
— Тебя вообще могут в дом не пустить!
— Черт возьми, чувак, а как же яйца? Неужели у тебя, чувак, родители настолько злые, что оставят меня на этом собачьем холоде валяться под забором и смотреть на свои яйца, как они покрываются инеем?
— Я попытаюсь сделать для тебя всё, что можно, — попытался успокоить товарища Володенька, — но я тебе, так и знай, никогда не прощу того, что ты сейчас нажрался, как собака, и сам не в состоянии держаться на ногах... Фу, я устал, давай немного отдохнем.
— Давай...
Они перестали ползти и перевернулись на спину. Витёк сказал:
— Хочешь, я тебе открою самую страшную тайну на свете из своей жизни?
— Какую тайну? — без особого интереса спросил Володенька. — То, что инопланетяне напали на наш город?
— Да какие на хрен инопланетяне! — зло воскликнул Витёк. — Инопланетяне... это, да, это само собой. Но я сейчас не про космонавтов из космоса.
— А про кого?
— Не про кого! А про что!
— И про что?
— Ты издеваешься? — разозлился Витёк.
— Нет.
— Я тебе только что хотел рассказать о своей страшной тайне на свете, а ты смеешься надо мной.
— Я не смеюсь над тобой, чувак, так как мне сейчас не до смеха, — Володенька решил, что в такой ситуации нужно во что бы то ни стало дать товарищу выговориться. — Говори скорее о своей тайне и не тяни. Нам еще ползти до дому, яйца спасать.
— Хорошо, хорошо, хорошо, — быстро заговорил Витёк. — Я, конечно же, не забыл про яйца... Но сейчас я тебе вот что хочу сказать, как самому лучшему другу. Только ты это никогда никому не рассказывай. Не расскажешь, правда?
— Нет! Честное слово! Клянусь!
— Клянешься?
— Б**ть!
— Хорошо. Тогда слушай... — Витёк приостановился на несколько секунд, грустно помолчал и выпалил как из пушки. — Я влюблен в Анну Сергеевну!
Володеньке на какое-то мгновенье показалось, что он уже никогда не вернется домой. Что он здесь, в этой холодной ночи, на мерзлой земле, с обоссаными штанами останется навсегда. Будет лежать, умирать и слушать никогда непрекращающуюся болтовню товарища, то об инопланетном вторжении, то сейчас об Анне Сергеевне Зотовой — участковой ПГТ Тамбовское. После Анны Сергеевны будут разговоры еще про что-нибудь...
— Вперед! — закричал Володенька, словно посылая свою роту в атаку на вражеский пулемет. Он перевернулся на живот и начал ползти по мерзлой земле, шевеля руками и ногами изо всех сил. — Вперед, Витёк! Вперед, чувак!
— Вперед! Вперед! — кричал Витёк, также перевернувшись на пузо и работая руками, как только можно было. — Да! Вперед! Мы должны выжить! Во имя жизни! Во имя сохранения наших яиц! Во имя продления рода! Ведь кто-то же должен будет сражаться с инопланетными захватчиками! Анна Сергеевна! Я люблю тебя!
— Не ори, дурак! Не позорься! И меня, собака, не позорь!
— Нас никто не услышит! Мы здесь одни на этом пустыре!
— Ну смотри, смотри, — усмехнулся Володенька. — Как бы тебя твои инопланетяне не услышали бы!
— О-о-ой! Чу-у-ува-а-ак! — горестно пропел Витёк. — А я уже и позабыл об этих инопланетянах, чтобы им неладно было. Ты представляешь, горе какое будет, если в Анну Сергеевну вселится один из них. Тогда придется Анне Сергеевне как следует надрать задницу.
— Задницу! — удивленно закричал Володенька. — Смотри, чтобы тебе Зотова, б**ть, задницу не надрала! Дурик!
— Как ты думаешь, ее может возбудить моя задница? — вполне серьезно спросил Витёк.
— О-о-о-о-о! — изо всех сил закричал Володенька, не в силах больше слушать жуткую болтовню товарища и в надежде на то, что поблизости могут быть люди. — На помощь! Помогите! Со-о-о-о-ос!
Но поблизости никого не было. Над холодным пустырем стояла кромешная тьма. До дома Володеньки, где от холодной погибели можно было спасти мокрые яйца, оставалось уже не больше тысячи метров. А с запада всё дальше на восток, закрывая звездный небосклон, продолжала движение гигантская черная туча.