Пролог.
Пустота. Холодная пустота в душе. Нога затекла, и, изменив позу на табуретке за столом, он породил долгий звон падающих бутылок. Он не знал, сколько так просидел. С трудом фокусируя взгляд на окружающих предметах, оглядел комнату нежилой хаты, где так и не доделал ремонт. Кинутая в грязный угол косуха (в последний раз до ларька ходил на автопилоте), покрытый строительной пылью КВ-трансивер на раздолбанном столе в углу (давно просрочил позывной и позволял себе только слушать эфир, не выходя на передачу), масса каких-то недоделанных железок (надо же куда-то девать себя, если руки и башка ещё помнят что-то о техническом творчестве, а жизнь уже заставляет решать совсем другие задачи)…
Он хлебнул ещё. Почему-то у нормальных людей вызывает проблемы пить водку из горлышка бутылки с ограничителем. Его это всегда удивляло. Ну, неприятно. Чё колбаситься-то! Дежавю…
Сорок пять лет. Сегодня. Ремонт не доделан, человечество не спасено. Лиза злится, что не он поехал с детьми в цирк… Всё равно с классом едут. Чё ему-то там делать? У Наташки замечательная классная руководительница. Приглядит и за Наташкой, и за Никитой. Может быть, даже не хуже, чем сама Наташка. Хотя сомнительно. Не по годам доча взрослая и мудрая…
В конце концов, сегодня его день рождения. И он не собирается оправдываться, что просто хочется побыть одному.
Произошедшее пять лет назад можно было бы посчитать сном или пьяным бредом. Если бы… Если бы не Наташка, не Никита… И уж конечно, если бы не Кузьмич. А в остальном – обычная серая никчёмная жизнь. На что он себя тратил? Тупая работа электриком в ЖЭКе, бытовуха, мелкие домашние ссоры, ну и… Вот разве что. С детьми он возился. Ну а кто, если не он? Учить должны родители, а не школа, улица и грязновато-сопливые социальные сети. Впрочем, взрослея, дочь постепенно отдалялась. Наверное, сейчас она отдалялась ото всех. Он и Лиза в этом процессе неминуемого расширения вселенной, влекущего за собой разрастание пропасти между отдельными её частичками, были не одиноки. События пятилетней давности не могли не отразиться на дочери. Это вызывало беспокойство. Однако он продолжал пытаться быть рядом и учить. Если ты не нальёшь воду в эту чашку, её нальёт кто-то другой. Но тебе может не понравиться чужая вода. Это твоя чашка, и ты в ответе.
«Скорей бы уж замуж выдать», - подумал он и ужаснулся собственной мысли. Ведь тогда надо будет отпустить. Совсем. Так справедливо. Но как же будет страшно и одиноко!.. «Чёрт! Гнать эти мысли. Поганой метлой гнать!»
Он хлебнул ещё. За то, что нажрался вдрызг, как-то не было стыдно. Это его сорок пять лет и его праздник. Кому не нравится – их проблемы. Весь выпитый за вечер алкоголь постепенно докатывался. Он погружался в сон. В странный сон…
Перед ним лежал его полный биологический клон. Только моложе. И… Казалось, его тело попало в мясорубку. Торчащий из брюшины кусок арматуры – не более, чем фрагмент, дополняющий картину.
- Ну, здравствуй, я. Прости, если что не так…
Он поёжился от привидевшейся во сне картинки.
- Вы меня не отговорите!
С визгом резины оттормозившийся возле дворовой скамейки мотоцикл. На скамейке Савитри и девушка, чертовски похожая на Ари. Только постарше. И лица у обеих…
- Не надо ничего говорить, вы слышите! – Наташка сняла шлем. – Папа остался человеком, и я останусь!
- Я не знаю, что это, - Рина всхлипнула. – Ну вот что с ними там могут делать?!.. Он даже когда из комы вышел почти сразу заулыбался. А здесь седой и молчит.
- Мой тоже седой, - Лиза смотрела перед собой…
- Я пойду с тобой, папа! Ты не отговоришь меня!
- Нет! Ты перестанешь быть… Подростком, девчонкой, человеком ты перестанешь быть! Нахрена тебе это надо?!
- Папа, но ты же не перестал. Значит, и я смогу.
- Дура! – он понимал, что ему нечего ответить. От этого было только гаже…
По стенам кратера вниз медленно тёк расплавленный камень. Он барахтался в нём, как жук в варенье, но неуклонно двигался вверх. А над головой ревело чёрное небо. Восходящие потоки разогретого до беспредела воздуха порождали страшный глухой рокот.
- Сволочь! Почему ты не защитил их?!!
Он понимал, что возможно из его глаз сейчас катятся слёзы, но если они и есть, то мгновенно испаряются.
- Почему ты убил не меня?! Так нельзя, это несправедливо!
Нервно вздрогнув, он проснулся. Гадкий сон… Только вот сон ли? Что-то подсказывало, что мир как-то незримо изменился…
– Ну иди сюда, – Наташка прищурилась, и ему показалось, что дочь стала намного старше. Она, наверное, улыбалась, как стриптизёрша возле шеста, поддразнивая публику, но… эта маска была гуманнее того, что за ней скрывалось. Чёрт! Она сейчас… – Иди сюда!
Двухметровый верзила абсолютно механически встал в стойку перед маленькой девчушкой.
– Не смей шевелиться! – Горт крепко сжал его запястье. – Это её выбор.
– Твою мать! – он почувствовал, как мышцы непроизвольно напрягаются под форменным кителем. Даже сейчас не хотелось материть дочь. Просто сердце замерло.
Охранник, абсолютно не изменив выражения лица, попробовал дотянуться ногой до её головы. Это было несложно, Наташка действительно доходила ему носом до пупа, но то, что произошло дальше, несколько ошеломило всех присутствующих. Дочь неожиданно вскинула руку и нога охранника, явно готовая нанести сокрушительный удар, словно упёрлась в бетонную стену. Она хищно усмехнулась, и огромная фигура противника стала как будто пластилиновой.
– Пап, прости, это я за Лалико! – Наташка посмотрела ему в глаза и внезапно легко воткнула руку в грудную клетку большого тяжёлого мужика. – Ну он же всё равно механический, он не чувствует. А Лалка чувствует, она живая! – Она с неприличным чавканьем вынула руку из груди того, кто ещё недавно казался человеком и без труда оттолкнула локтем покачнувшееся тело. Обернувшись к присутствующим, Наташка кинула под ноги странный белый предмет, который продолжал по инерции сокращаться, плюясь из порванных трубок мутной жидкостью. – Вам моторчик не нужен? А то завалялся…
Наверное, сейчас Грач не хотел бы подраться со своей дочерью. Страшный взгляд. Одновременно лукавый и хищный. И где-то там, очень глубоко за маской – боль. Перешедшая или трансформировавшаяся в ярость.
– Хреновый спарринг-партнёр. Обещали, выполняйте. Или… – зрачки её сузились, – ещё кто-нибудь хочет?
- Вставай, пьянь гидролизная! Телевизор включи! – в дверях комнаты вдруг появился Горт в ипостаси хомяка-переростка.
- Программа какая? – Грач мучительно пытался проснуться и протрезветь.
- А хрен его знает, что твои соседи смотрят. Сам поищи.
- Чё искать-то? – глядел Грач на Кузьмича с удивлением.
- Да так, фигня. Говорят, зрителей в цирке час назад в заложники взяли…
- Там мои дети!!! – наверное, его рёв слышали соседи от первого до последнего этажа, но Грачу было плевать.
- Ну так и есть. Кончился отпуск, - Кузьмич как-то грустно огляделся. - Дров только по-пьяни не наломай. Там всё-таки твои бывшие коллеги.
- Лучше молчи, хомяк, - прошипел Грач, натягивая косуху.
- Я с тобой иду.
- Да пошли, веселей будет. Только под руку не лезь.
«Да уж, - подумал Горт. – Тебе под руку попадись…»
Точка сборки.
- Ну вот, вы сами всё видите, - он устало посмотрел на уцелевших старших офицеров, ткнув рукой в огромную карту, висевшую на стене деревенской избы. - Если мы не уничтожим мост через Волхв, противник переправит тяжёлую технику в наш сектор Серых Гор и, практически мгновенно отрежет территорию рудников от последнего, что у нас осталось. Сперва мы потеряем десятки тысяч гражданских на стадии эвакуации, а затем лишимся стратегически важного сырья. Мост надо уничтожить, во что бы то ни стало. И мне неинтересно, что вы скажете. Я знаю, что у кого-то от роты два-три человека остались, что раненых девать некуда, жрать нечего… Мы солдаты! Мы, млять, знали, на что подписываемся! Ваши предложения?
- Товарищ генерал, разрешите обратиться?
- Говори, полковник, - генерал посмотрел на него тяжёлым взглядом. – Только по существу. Без сопель.
- Я предлагаю объединить то, что осталось от моей разведки с вашими диверсантами и вернуть их к мосту. Дроны противника обследовали территорию и сильно шерстить не будут. Прорвутся ребята. Тяжёлая техника противника идёт медленно. Если не мешкать, успеют и рванут мост. С солидным запасом успеют. Войсковую операцию разворачивать всё равно не выйдет. Остатки боеспособных частей положим, а задачу не выполним.
-Ну, допустим, полковник, ты прав. Вот ты мне только одно скажи. А от разведки у тебя что осталось? Немеркнущая слава и вечная память?
- Трое, - полковник потупился.
- Ну вот и у меня семеро, - посмотрел на него пристально генерал. – Сам об этом думал. Безрассудно, но выхода нет…
- Не знаю, уместно ли поминать, но моих под Авдеевкой сильно меньше стало, - полковник вздохнул. – Да, легли. Но эвакуацию не сорвали. Упырей накрошили немерено… Лучшие остались. Уж не думаю, что вашим обузой будут.
- Не будут. Знаю твоих ребят. Хорошо, полковник, операцию ты прорабатываешь. Бери всё, что надо и держи меня в курсе. Помни, это сейчас жизненно важно.
- Товарищ генерал, - в дверях показался молодой лейтенантик. – Прошу прощения, срочная радиограмма от Одиссея.
Глаза генерала блеснули живым интересом. Оглядев собравшихся за столом и, словно возвращаясь к ним, он сказал:
- Мне буквально на пять минут надо вас покинуть. Это важно…
Совещание закончилось, и усталые люди разбрелись по своим делам. Быстрое отступление частей, невзирая на обстоятельства и страшную плату огромными потерями, осталось упорядоченным. Пожалуй, главное, что в этой патовой ситуации могла обеспечить армия, удалось сделать. Эвакуация гражданского населения была проведена более, чем успешно. Вот только куда? Ещё месяц или год… Надо быть полным идиотом, чтобы не понимать – конец неизбежен.
- О чём задумался, полковник? – «Батя» подошёл неожиданно. За глаза его так звали, наверное, все. От рядового до старших офицеров.
- Я… - от неожиданности полковник чуть было по-мальчишески не начал прятать самокрутку. – Я… не знаю, как ваши моему подчиняться будут… - Он потупился.
- А надо? – генерал смотрел на него пристально.
- Вот я дурак, или все вокруг, - чуть помедлив, ответил полковник. – Всё равно к гибели идём. Мы, гражданские – какая разница. Понятно, что о завтрашнем дне никто не думает. Ну не верят просто, что он будет, и всё. Да, и я не верю! Для других промолчу, но вам в глаза говорю как есть. А тут ещё эти!… Понятно, у них со смертью свои взаимоотношения. Но командир разведовательно-диверсионного подразделения, поставивший его в условия, по сути, заведомо проигрышного позиционного боя и потерявший почти всех своих людей, для коллег просто изгой. Никто никогда не посмотрит на обстоятельства. А он гений! Если бы не он!... – полковник махнул рукой, выбрасывая самокрутку. – Если бы не они!... Да знаете вы всё, товарищ генерал. Вобщем… А!... – он как-то сразу осел. – Командовать должен Ловчий, если хотите, чтобы всё получилось.
- Остынь, полковник. Считаешь правильным, командовать группой твой будет. Не время гениталиями меряться. Нас слишком мало осталось, чтобы друг друга не слышать…
Телефонная будка.
- Не бойся, Йованка, - Кир рефлекторно спрятал свою ровесницу себе за спину, когда из телефонной будки неожиданно вихрем вывалились Грач и Горт. – Это очень хорошие и достойные люди.
Худенькая девочка с выразительными голубыми глазами и взъерошенными волосами цвета соломы с опаской выглядывала из-за плеча Кира.
- Здравствуй, - Грач вдруг почувствовал себя каким-то неестественно огромным, протягивая руку этому пятилетнему мальчику. – Ты прости, некогда мне сейчас всё рассказывать. Наташа в беде, да и… - он замялся, - ну, в общем, и сын мой тоже. Можешь помочь?
- Я… - Кир как-то вдруг собрался и повзрослел. – Чем?
- Мне нужно оказаться в определённом месте как можно скорее. И ему, - Грач кивнул в сторону Горта. – Как мне… Блин! Как у вас тут координаты передают? Тьфу ты! Кир, подскажи, как объяснить!
- Ну… - Кир неуверенно протянул ладошку в сторону лба Грача.
- Да, конечно! – Грач нагнулся. Детская прохладная рука коснулась его лба. Словно мимолётный ветерок пролетел по сознанию, и в ту же секунду глаза Кира стали испуганными.
- Дядя Грач, ты ведь правда выручишь их? Я сейчас! Я всё сделаю!
- Не бойся, - Грач провёл ладонью по тёмной непокорной шевелюре Кира. – Те, кто это затеяли, пожалеют, что припёрлись, - он рефлекторно сжал кулаки до хруста в костяшках.
- Спокойно, братик, спокойно. Подави в себе гнев, - Горт снова воплотился в ипостась хомяка-переростка. – Вот ты сейчас всем, кто под руку подвернётся навешаешь, цирк разрушишь… А ведь хороший цирк-то. И коллеги твои бывшие тоже ничего так. Пожалуйста, заставь себя успокоиться!
- Ой! Медвежонок! – Йованка вышла из-за спины Кира и с любопытством уставилась на Кузьмича. – Классный какой! Кир, а можно я его поглажу?
- Да гладь, чего уж там, - потупился Кузьмич. – Хомяк, морская свинья, медвежонок… Чебурашкой только пока не называли.
- Милый говорящий медвежонок! – Йованка, кажется, совсем перестала бояться. Она осторожно подошла к Кузьмичу и с опаской погладила его по лапе. – Мягкий!..
- Дядя Горт, не сердитесь на неё, пожалуйста, - Кир снова опустил глаза. – Она совсем недавно здесь. Её дом, так же как и мой, уничтожили представители одной и той же империи. Она, как и я, безвинно погибла ребёнком и теперь является Хранителем Портала. Я учу её тому, чему могу, но…
- Всё нормально. Я не обижаюсь, - Кузьмич тоже как-то смутился.
- Я прошу прощения, - одёрнул всех Грач, - но надо торопиться. Кир, я безумно рад тебя повидать, однако... Я планирую заскочить к вам на обратном пути с Наташкой и сыном. Там и поговорим. А пока… Ну, вобщем, помогай.
- Да, я понял, - глаза Кира были по-прежнему испуганными. – Всё готово. Идите, - он указал взглядом на телефонную будку…
- Медвежонок… - Грач как-то странно посмотрел на Кузьмича. – Ну, что ж, подыгрывай, если не хочешь, чтобы я разрушил цирк и натянул главного террориста искомым отверстием на евойный купол.
- Давай попробуем, братик, - Кузьмич с сомнением посмотрел на Грача…
Седой.
- Ничего, что так, внахалку? – Ловчий с недоверием посмотрел на Седого. Четыре БТРа и два грузовика, набитые взрывчаткой до самого верху, неспешно двигались по остаткам трассы в сторону злополучного моста. – Сейчас нам и «воробья» на пути хватит.
- «Воробья», капитан, ты из пулемёта снимешь, - Седой прищурился. Было в его взгляде что-то крысиное. Лет сорока пяти – пятидесяти, щуплый, сутулый человек с какими-то совсем бесцветными глазами. Неприятный грубый шрам через всё лицо, и не по возрасту седые волосы. – Не справишься, так я помогу. Ночью упыри тебя видят, а ты их нет. А днём все друг друга видят.
- Ну да… - Ловчий задумался. – И территорию они предварительно зачистили. Вряд ли на кого нарвёмся.
По асфальту БТР шёл мягко и на броне почти не трясло. Шоссе плавно поворачивало вокруг горы…
- Что, капитан, что-то знакомое чувствуешь? – Седой чуть с ухмылкой глянул на Ловчего. – Шестнадцать машин – сорок секунд боя, - он, как и Ловчий, смотрел на обугленные, местами ещё чуть дымящиеся, искорёженные остовы танков. – Они отход прикрывали. Ну как прикрывали?... Просто последними шли. А перед ними тот самый госпиталь из Авдеевки. «Воробьи» их срисовали. Ну, ребятушки смекнули, что к чему, развернулись и встали. Не знаю уж кого ждали… - Он затянулся самокруткой. – Прилетел «раптор». У них даже сраных ПЗРК не было… Вобщем, из всего что было в небо как в копейку-то вдарили. Прикинь, даже из орудий! Минуты не прошло, все замолчали. А «раптора» зацепили! Последний танк дорезал и восвояси полетел. Говорят, чуть задымил, но за горизонт уверенно ушёл, - он снова затянулся. – И колонну, что раненых везла, не тронул. Видать, серьёзно они его повредили, если так домой торопился.
- Теперь все мне будут тот госпиталь припоминать? – Ловчий стеклянным взглядом смотрел на взрезанную, словно консервным ножом, лобовую броню оторванной башни танка. Срез был похож на тот, что оставляет газовый резак. Интересно, как это, за доли секунды… - Я своим ничего не приказывал. Я не виноват, что живой.
- Остынь, капитан, - Седой выбросил остатки самокрутки, - я полгода в штрафбате. Не рассказывай, как бывает.
- Долгожитель, - ухмыльнулся Ловчий. - От вас за месяц один из десяти остаётся. Что хоть наделал?
- У нас, говорят, за что сел, - Седой безразлично посмотрел на капитана.
- Ну за что сел? – Ловчий всё никак не мог отойти от страшной картины последствий безрассудно проигрышного короткого боя шестнадцати стареньких танков с почти идеальной совершенной машиной смерти.
- Ржать будешь, капитан. За жену полковника. Нахрен бы она сдалась мне, дура!... – Седой аж сплюнул от досады.
- Ну ты не томи, Седой. Заинтриговал. – В первый раз за несколько часов дороги, к удивлению сержанта, Ловчий как-то оживился что ли.
- Да одноклассница моя бывшая. Питерские мы. Помнишь, был такой город? Ну, короче… Вобщем пьяная она была. Мы ещё в школе типа… Нет, ну не было ничего такого. Да, целовались. Потом на много лет жизнь развела. А тут… Как на духу скажу, не моя была инициатива! – Он смутился. – Ну не устоял...
- И что, просто сел за то, что полковнику рога наставил? – Ловчий с недоверием посмотрел на Седого.
- Ну нет, конечно, - потупился тот. – Она с утра домой пришла, так полковник ей морду набил. Ну а потом уж я ему…
- Охренеть! И полгода в штрафбате? Чудны дела твои, Господи! – Ловчий грустно усмехнулся. – Ну а с нами чё попёрся?
- Да воевать надоело, - взгляд Седого по-прежнему ничего не выражал. – Всё одно сдохнем, так лучше… Не хочу без всякого смысла.
- Да ты философ, - капитан как-то нервно ухмыльнулся. – А с нами в чём смысл?
- Знаешь ты всё. Мост этот как точка сборки. Просрём его, и упыри нас за пару месяцев додавят. Всех. От стариков, до детей.
- А если к примеру не просрём, что изменится? – Ловчий с издёвкой посмотрел на сержанта.
- Времени будет больше. Впрочем… А я не хочу смотреть, что изменится. Я для себя уже давно всё решил. Если так, как складывается, то для меня единственный способ не перестать уважать себя как мужика, это умереть в бою. Потому и в штрафбат попросился. Только вот костлявая чувствует, наверное, что я её сам зову. Не приходит зараза…
Немного о цирке.
Прошло порядка четырёх часов с момента захвата в заложники людей, пришедших на цирковое представление. Полиция бодро зачистила прилегающие кварталы от посторонних. Это было несложно, так как основное количество зданий в искомой зоне представляло из себя офисы. Теперь кусок города между внешним оцеплением структурами МВД и внутренним оцеплением здания цирка, которое осуществлял спецназ ФСБ, был безжизненной «ничьей землёй». Однако абсолютная безжизненность этого района была иллюзорной…
- Что видишь? – хомяк, как и пять лет назад, не останавливал попыток опустошить мешок с харчами, заботливо подаренный Мельником.
Сырая лавочка в грязном дворике, мелкий моросящий дождь. Вполне московские запахи улицы…
- Их до фига. Человек тридцать пять, - до предела сосредоточенное лицо, закрытые глаза… Грач словно был не здесь. И где-то вдали бесшумно рассекали воздух два стальных шарика размером с крупную сливу.
- Что ты намерен делать? – физиономия Кузьмича выражала озабоченность.
- Ещё не решил. Часть этих уродов обвязана тротилом с ржавыми гайками. В здании заложены несколько крупных зарядов под несущими конструкциями. Любой из них взорвётся, и здание рухнет. Ребята по ходу хорошо подготовились.
- Ну тогда, братик, и меня послушай, - Кузьмич внимательно смотрел в глаза Грачу. – Как ты думаешь, кто такие фанаты? Ну, типа, это ваш термин. «Ортодоксы», «пламенные революционеры», «великомученики» от тех или иных доктрин… Что скажешь?
- Грузишь, хомяк, - лицо Грача не изменилось. – Мне безумно интересны философские беседы с тобой. Однако дома и за стаканом.
- Хамло ты, братик, - фыркнул Кузьмич. – Впрочем, как всегда. Ну что ж, буду краток. Если тебе интересно моё мнение как мага, эти три с половиной десятка странных людей – «великомученики». Они, как бы это помягче сказать, не только под сильным гипнотическим воздействием, но и под веществами, которые его лишь усугубляют. С ними ни у кого не выйдет договориться. Они контролируемы извне.
- Средства связи, - казалось, первый раз за весь этот разговор лицо Грача изменилось. – Бывшие коллеги должны были пресечь такую возможность.
- Нет, - ухмыльнулся Кузьмич. – Тот, кто программировал этих людей, великолепно знал правила игры твоих бывших коллег. Ему не нужна связь с теми, кто держит заложников в цирке. Он рассказал им все заранее. Самое страшное заключается в том, что твои бывшие коллеги каждым своим шагом лишь преумножают веру этих людей в божественность кукловода. Всё, что он сказал, сбывается до мелочей. Все слова, все сделанные предложения, все аргументы… А ещё кукловод сказал, что все они попадут в некий рай. Ну, если не предадут его, конечно. И с каждой минутой три дюжины отморозков, считающих себя великомучениками, умирающими за веру, всё более проникаются уважением к кукловоду. Ведь то, что он рассказал, сбывается до мелочей. Для них он Пророк. Глашатай Бога. А теперь угадай, смогут ли твои бывшие коллеги с ними договориться?
- Радуешь… - два стальных шарика скользнули в ладонь Грача. – Что бы сделал ты на моём месте?
- Что бы? – Кузьмич ухмыльнулся. – Давай не будем друг другу врать. Дочь и сына ты прикрыл бы, не выходя из дома. Да, собственно, если бы тебе было влом просыпаться спьяну, они бы и сами себя прикрыли. Но ты припёрся сюда. Тебе не всё равно. В кои-то веки ты выбрался из скорлупы саможаления и задумался об окружающих людях, - голос Кузьмича становился всё более жёстким, а взгляд холодным. – Ну что ж, давай попробуем сообща помочь тем, кто пришёл посмотреть цирковое представление. Давай просто им его устроим, - Кузьмич улыбнулся.
- А… - Грач был похож на подвисший компьютер.
- Если у тебя хватает ресурсов на то, чтобы позволить себе быть шутом, так будь им. Ну или клоуном, в конце концов… Хотя это разные понятия.
- Знаешь... – Грач со странным уважением смотрел на хомяка-переростка. – Пожалуй, Горт… Ну вобщем я прошу тебя о помощи.
- Легко! – хомяк, не вынимая лапы из харчевого мешка, встал со скамейки. – Вон ту подворотню видишь?
- Ага, - с недоверием покосился на него Грач.
- Для разминки начнём с бомжей, - Горт уверенно засеменил в указанную сторону…
Мост.
- Командуй, капитан, - Ящер презрительно сплюнул. Как же ему было тяжело подчиняться младшему по званию! Собственно, с самого начала Ловчий предполагал, что придётся начистить ему морду. Потом, конечно, будет трибунал, штрафбат, короче со всеми вытекающими. Ну и похрен. В конце концов, до трибунала надо ещё дожить. – Вроде как добрались.
- Технику вон в те кусты, - Ловчий ткнул пальцем в хилую растительность неподалёку от дороги. – Двери открыть, изобразить, будто брошенная. Сам немаленький, горючка кончилась, вот и кинули. «Воробьи» изнутри осматривать не будут. Трёх человек оставь поодаль приглядеть. Ну, пока движки не остынут. Людей сперва ко мне, я проинструктирую. Остальным разбиться на три группы и… - ухмыльнулись оба одновременно. Четырнадцать душ, включая их самих… - Ящер, хорош уже бычить. Потом померимся у кого хрен длиннее. Давай задачу выполним для начала…
- Уговорил, речистый, - он был чем-то действительно похож на огромную ящерицу. Какой-то совсем безэмоциональный, и не делающий лишних движений. Как будто всегда экономил силы для короткого и резкого действия на поражение. – Моё мнение озвучивать? Или просто выполнять приказания?
- Да охолони, задрал ты уже! Рассказывай, как видишь.
- Бойцов – осмотреть мост. Человек пять. Седого с ними, пусть сразу глядит, как взрывчатку закладывать. Троих – охранять транспорт. В БТРах пускай сидят. Первых два часа из пулемётов фигарить любого упыря, кого увидят. Дальше, просто не обращать внимания. Движки остынут, и транспорт сойдёт за брошенный. Нам с тобой взять оставшихся людей, и осмотреть территорию перед мостом и за ним. Собираемся здесь же через три часа.
- Значит так и порешим, - Ловчий как-то открыто смотрел Ящеру в глаза, - если нужны формальности, считай сказанное тобой моим приказом. Давай за дело браться, стемнеет скоро.
- Я убью тебя, даун, - ревел Ящер за кустами. – Какой, млять, костёр?! Кто тебе разрешил, урод?!...
- Кажется, я его понимаю, - усмехнулся Седой. – Повезло, что упырей сейчас больше интересует другая территория.
- Да, блин, зря он так, - Ловчий как-то грустно посмотрел в их сторону. – Мальчик, ополченец… Ты хоть знаешь, зачем с нами пошёл, а он нет. Просто честный дурак.
- Ну да, конечно. Только умирать по глупости из-за идиота, всё равно не хочется.
- Ну типа да, конечно… - Ловчий задумался. - Как всё таки они её туда затащили?...
- Ты о чём? – Седой вопросительно посмотрел на капитана.
- Глянь, - Ловчий протянул сержанту бинокль. На закате против солнца склон горы был очень плохо виден, но…
- И правда… - казалось, первый раз за всё время знакомства с Ловчим, Седой как-то оживился. – Ты там был, капитан?
- Неа. Ща пожру и пойду. А то реально рубит уже. Компанию составишь?
- А ничего так, мне нравится, - задумчиво сказал Ящер, ковыряя ногой запор ящика с бронебойными снарядами. – Вот только как они её сюда затащили? – он как-то ошалело пялился на восьмидесятимиллиметровую пушку, непонятно как оказавшуюся на замечательно подготовленной позиции на склоне горы, обращённом к тому самому злополучному мосту через Волхв.
- Мне тоже интересно, - Ловчий словно вглядывался в будущее, смотря на двух с половиной километровый мост, растянувшийся через великую реку. – Скажи, Ящер, а тебе в голову те же мысли, что и мне, приходят?
- Ну, приходят, - Ящер сплюнул, - толку-то? А если обосрёмся?
- А вот пускай нам инженер скажет, как не обосраться, - Ловчий повернулся в сторону изрядно умотавшегося Седого, примостившего задницу на ящике с фугасными снарядами.
- А я чего? Ну, хорошо ребята огневую точку подготовили. Чё дальше?
- Чё упыри сделают, если головную машину в колонне подбить, когда она мост пройдёт?
- По огневой точке вдарят, - Седой как-то совсем по-детски, невзирая на возраст, посмотрел на Ловчего.
- Ну ладно, а потом?
- У дронов фантазии мало. Отпустят «воробьёв» местность осматривать и с головной машиной разбираться будут.
- Так! Уже интересно! А как по-твоему, на мосту набьются? Ну, типа, чё бояться, орудие с землёй перемешали, всех победили… Как скажешь, инженер? Мост огромный, прикинь, сколько на нём техники соберётся?..
- Понял, куда клонишь, - Седой прямо посмотрел в глаза Ловчему. – За пушку мне?
- Мне. Тебя зафигачат, а я может и выберусь. Да и разницы-то. Мост надо рвануть. Причём, когда на нём упыри соберутся. А ты, Ящер, что думаешь? – посмотрел он на майора?
- А чё думать, - Ящер ухмыльнулся. – Проект заманчивый, но… Если что-то пойдёт не так, мост надо уронить при любых раскладах. Иначе мы зря сюда припёрлись.
- Ну и? – Ловчий смотрел ему в глаза.
- Хрен с тобой. Дело говоришь. Уронить мост и свалить без потерь - приостановить упырей дней на десять. Да и сам знаешь, что без потерь - иллюзия. Легко не уйдём. А так… Командуй, что ли, опальный. Ради такого башкой рискнуть стоит, пожалуй…
- Знаешь, Ящер… - Ловчий как-то странно посмотрел на майора. – В Авдеевке я никому ничего не приказывал. Если выберемся, не забудь, что я тебе сказал.
- Не забуду. Я людей быстро насквозь вижу. Только не выберемся. Такова наша солдатская доля, - и первый раз за всё время, Ящер протянул Ловчему руку. Не снимая перчатки, с обрезанными пальцами. Так было принято.
- Полёвку тянем. Полагаю, никто не будет спорить, что при таком скоплении упырей на радиодетонатор надежды мало. – Упаханные потные лица. За десяток часов они растащили на горбах несколько тонн взрывчатки и разложили тысячи метров шнура-детонатора. Наверное, Ловчий чувствовал себя почти как со своими. Что-то изменило это рукопожатие с Ящером.
- Седой, уверен, что со мной пойдёшь? – Ловчий заглянул в глаза этому странному человеку. Не понимал он его. Ну типа что им движет, что ли…
- Из тебя артиллерист, как из меня звезда кордебалета, - прищурился сержант. – Шансов облажаться у меня меньше, чем у тебя. Прости, капитан, за правду, но… Дальше штрафбата всё одно не пошлют. Ну или сразу пристрелят. Так проще…
- Хватит буксовать, Седой. Услышал я тебя, - Ловчий как-то потупился. – Ну что ж, повоюем малешко, мужики?
На него глядели тринадцать пар глаз. Разных. Большинство видели смерть много раз, а кто-то только начинал смотреть это страшное кино. Но… Он понял, что его не предадут. Даже если придётся умереть. А логика подсказывала, что придётся.
- Ну чё, работаем, мужики?
- Работаем, - ответил за всех Ящер. – Умоются упыри, иначе зря нас матери рожали…
- Млять!!! – Седой беззастенчиво сломал весь пафос момента. – Знаю!
- Чё знаешь-то? – Ловчий посмотрел на него со смесью безразличия и раздражения.
- Знаю, как они её туда затащили. Разрешите отлучиться и осмотреть ещё раз. Возможно, то, что я вам расскажу, очень сильно изменит наши планы и облегчит выполнение задачи, - Седой, казалось, помолодел лет на двадцать. Аж глаза засветились.
- Вот ты вроде взрослый, а шило из жопы до сих пор не выпало. Так пожрать надеялся, а тут ты, блин!.. – Ловчий сплюнул. – Вместе пошли. Чё сто раз бегать-то. Знаю, что по фигне не потревожишь.
Нинорелли.
- Это не бомжи, Горт, - Грач, ухмыльнувшись, глянул на Хомяка.
- Бомжи, - Горт продолжал цинично жрать. – В вашем социуме люди так не опускаются. Ну, если только из него совсем не выпадают.
- Сам увидишь.
Шарики Гребуслы, выскочив из разбитой форточки подвального окна, снова скользнули Грачу в карман. Странное ощущение… Ему за что-то было стыдно. Только очень трудно сформулировать, за что. Может быть, за то, что сам когда-то был чем-то на них похожим? Ну, или за то, что сегодняшнее человечество относилось к подобным своим представителям терпимо, как к больным людям… Кажется, маленькая часть чемоданов памяти начала вскрываться и становилась доступной. Ну что ж, шут так шут. Хомяк бы только не подавился…
Странно, что это ещё было в центре Москвы. В середине девяностых – легко. Обычный тусовый подвал. Развешанные по стенам плакаты, обшарпанная кушетка в углу. Раковина… Наверное, здесь когда-то была дежурка сантехников или лифтёров.
- ЗдорОво! – перехватив испуганный взгляд бледно-рыжего юного придурка, Грач вдруг как-то даже смутился. Наверное, чего-то другого ждал.
- Ну… Здрасте, - смешной нетрезвый персонаж опустил глаза.
- Кто будете? – Грач окинул взглядом каморку, в которой оказался, спустившись в подвал. Почти как ихняя. В том самом доме, описанном Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Сколько же лет прошло? А потом он пошёл мстить за брата. А чем он, собственно, от них отличается?
- Мы… - придурок икнул. – Мы… - он жестом попросил Грача и Горта к себе наклониться. – Мы – Воины Света! Я и вот они, - он указал взглядом на странное существо без определённого пола, раскидавшее длинные волосы между закуской, уронив голову на стол, подобный школьной парте.
Рядом на кушетке виднелась полураздетая барышня в абсолютно бессознательном состоянии.
- Я полагаю, вы сочтете за честь вкусить с нашего стола хмельного напитка, - бледно-рыжий персонаж с глупенькими пьяными глазёнками, полными невнятного нездорового блеска, уже дотянулся до бутылки водки, стоявшей где-то в глубине шевелюры дрыхнувшего лицом в салате организма. – Мы поддерживаем людей, попавших в трудную ситуацию в цирке, - лицо придурка стало каким-то просветлённым, словно лик с иконы. – Я являюсь магом двадцать восьмого посвящения. Меня знают как Норела. Ну так, типа, приятели. Наиболее близкие знают моё полное имя, - он снова поманил к себе жестом Грача и Горта. – Меня… - он перешёл на шёпот, - меня зовут Нинорелли, - взгляд его стал проницательным, как у магистра Йоды. – Конечно, тупое армейское быдло, если повезёт, как-всегда припишет все заслуги себе. Но это неправда. Это мы! Вот я и она, - он указал на полураздетую пьяную девку, валяющуюся в отключке на кушетке. – Это великая Дар Вольсон, маг двадцать девятого посвящения. Если она не сможет сделать так, чтобы всё было хорошо, не сможет никто, - Норел обратил взгляд к грязному потолку.
- А это, типа, кто? – Горт посмотрел на существо, спящее уперевшись лицом в стол.
- Это всего лишь ученик, - Норел снисходительно посмотрел на Горта.- Да, кстати, если не ошибаюсь, это костюм Вуки? На Ибее брали?
- Прости, пожалуйста, - Грач положил руку на плечо Горта. – Но вот что он тебе сделал? Просто дебил. Бутылку водки нам опять же отдали. Договаривались не валить по пустяку. Ну прости, что я тебя остановил!
- Млять! Спасибо, конечно, братик, но… - Грач чувствовал, что Горт из последних сил сдерживает эмоции. – А вот типа эти существа как за свои слова платить будут? – казалось, Горт готов был всхлипнуть от обиды. – То есть им типа можно говорить любые слова и за них не отвечать?! А мне теперь тоже можно? В моём понимании речь это, как и ещё целый ряд возможностей, дар, который получает сущность, поднимаясь над статусом животного и становясь Человеком. А вот эти уроды кто?! Если они не отвечают за очень серьёзные сказанные ими вещи, то ведь не люди же! А мне что теперь можно? У меня даже тело, которым чаще всего пользуюсь, морской свиньи. И пузырь они тебе за пятьсот рублей отдали. Два за эти деньги купить мог. А больше всего задело, что не только тебя, но и меня, млять, посвятили в младшие ученики, да простят их Боги! Пузырь этот долбанный зачем тебе сдался, дятел парковый? Ты можешь хоть что-то сделать на трезвую голову?!
-Так, всё, Горт! Успокойся! Дебилов было много всегда. Ты домой в клетку для морской свиньи или со мной? Там Наташка, Никита… Мне кто говорил о том, что нужно свой гнев обуздать?
- Да пошёл ты! – Горт казалось был готов то ли расплакаться, то ли прямо в ипостаси хомяка-переростка попробовать зарядить Грачу в морду. – То есть для того, чтобы подтвердить свой статус, одним надо учиться десятки лет, а другим пи…, и им за это ничего не будет?
- Пузырь нам с тобой для антуражу понадобится. Ты, блин, успокоился или нет?! Помогать готов? – голос Грача неожиданно стал холодным.
- Да… Да хрен с этими дятлами!
- У нас их «ролевиками» называют. Мало ли дебильчиков с жиру бесится. Любимая работа – «папа, дай денег». Любимое занятие – «я великий». А «ролевики» от определения «ролевые игры». Эти люди любыми способами уходят от жизни в реальном мире.
- …Да, братик, шизофрения обеспечена, - задумчиво сказал хомяк. Кажется, он успокаивался.
- Ну ты вернулся, борец за чистоту речи? Помогать будешь?
- Да, проехали. Из подворотни не выходи. Мы сразу попадаем под это… как его… у вас это называется камера видеонаблюдения. И… - хомяк задумался. – Тебя увидят твои бывшие коллеги. Ты этого не хочешь. Впрочем, это не касается одного из них.
- Я знаю, Горт, - Грач улыбнулся уголками глаз. – Он бы тоже не отказался нас увидеть. Но сперва нам надо победить. Обсудим? Я пока не понял, как это сделать.
- Ну что ж … - взгляд хомяка стал сосредоточенным…
Яшкинский рудник.
- Я только в Питере отучился. Самый первый мой рудник. Его потом закрыли быстро. Как раз начали мост строить… - Седой с огромным трудом выдерживал темп ходьбы Ловчего. Тот в свою очередь старался не спешить, но, кажется, этого было мало. – Здесь медь добывали. Я всё вспомнить пытаюсь, как этот рудник был устроен. Да давно дело было. Как-никак четверть века прошло…
- То есть, пушку затащили через какой-то проход внутри горы? – с удивлением спросил Ловчий, до которого стало, наконец, доходить, какие сей факт даёт перспективы.
- Ну я сам гадал, как она сюда могла попасть, - Седой прислонился спиной к колесу орудия, и словно выброшенная на берег рыба ловил ртом воздух. – Второй день голову ломаю. А тут вспомнил. Это же Яшкинский рудник! Там грузовики внутри ездили! Прочная порода, без осыпаний. Крепями-то пользовались раз в год по обещанию.
- Ну, пошли искать вход в твой рудник, - Ловчий завинтил пробку фляги с водой и пристроил её на поясе. – Если пушку сюда закатили, значит, где-то её вкатили.
- Верно мыслишь, командир, - Седой тяжело поднялся на ноги. – Коли не путаю, вся гора как кусок сыра изрыта.
- Вот, - Седой, казалось, светился от счастья. – Так они её и затащили. Продравшись сквозь кусты, он стоял у входа в штольню, ведущую внутрь горы.
- Фонарь есть? – Ловчий сейчас был похож на охотничью собаку, взявшую след. – Кажется наши планы сильно меняются.
- В чём, если не секрет? – Седой удивлённо посмотрел на Ловчего.
- Да по ходу, сдохнем попозже, - подмигнул ему капитан.
Собственно, у кого бы были сомнения? Даже юный спортсмен Сашка Полюхов, записавшийся в ополчение, накинув себе паспортный год жизни, и предварительно получивший не по возрасту рано звание кандидата в мастера спорта по троеборью, великолепно знал: если мост рвануть, в живых дроны не оставят даже ёжиков в радиусе доброго десятка километров. Когда он разводил костёр, думал лишь о том, что нет до них интереса у противника. Хоть голым пляши и матерные частушки в небо ори. А вот потом… Каждый квадратный сантиметр обследуют, гады. Упыри не мстят. Это просто машины. Они, конечно, тупые, но дотошные. Однако, Ящер, зараза, отматерил. Да чего там, правильно отматерил.
Теперь, кажется, Сашка стал понимать, что Седой откопал что-то очень важное. Сперва с ним второй раз подряд ломанулся в гору Ловчий. Там была какая-то странная хорошо оборудованная позиция восьмидесятимиллиметровой гаубицы. Туда её только с вертолёта можно было затащить. Как-то нереально ни разу. Но, спустившись, Ловчий и совсем упыханный Седой внахалку увели в сторону Ящера, который уже почти отбился, и, поговорив с ним пять минут, утащили куда-то с собой. Когда уходили, лица у всех были радостно-озабоченные. Потом Сашка уснул прямо с сухарём во рту, сидя возле своего бэтера. Наломался за день. Да собственно, чё уснул. Так, придремал. Никто не давал команды не спать. За инициативу вчера уже огрёб. И вдруг…
- Экипажам по машинам! Занять места по штатному расписанию! Грузовики здесь бросаем, они больше не нужны, - Ящер был возбуждён.
- Постой, - осёк его Ловчий вполголоса. - Грузовики сныкать можем, так давай снычем. Хрен его знает, зачем пригодятся…
- Прав ты, пожалуй, - Ящер с одобрением посмотрел на него. – А вообще чё я командую?
- По привычке, наверное, - Ловчий хлопнул его по плечу. – Ладно, только быстро давай. Темно уже. Упырей проглядим, всё насмарку.
- Не проглядим, - Ящер как-то холодно и страшно прищурился. – Сегодня наш фарт. Или нет на свете справедливости…
Переговорщик.
- Ну что, майор, есть ли чем порадовать? – дверь в штабной автобус неожиданно открылась настежь, и в её проёме возникло грузное тело генерал-майора Терехова.
- Не чем. И вряд ли что-то изменится. Разговаривают они с нами, только потому, что так принято. Им это не надо. Они просто куражатся. Да и цирк теперь по сути неприступная крепость. Штурм со всеми вытекающими последствиями неизбежен, но...
- Антон… - Терехов помедлил. – Ты… ты Ахмеда уболтал. Ты смог договориться с отморозками в Подгорном, ты… Тебя ребята из штурмовой группы ангелом-хранителем считают. Три года спасибо, что твою фотографию вместо иконы не носят. Ты вот так просто сдашься?
- Ангел-хранитель не всесилен, - Ворон вглядывался в мониторы, отображающие вид с камер наблюдения. – Ну увольте меня, за то, что я не умею поменять небо и землю местами! Или дайте автомат и отпустите с коллективом на штурм. Ну не могу я ничего изменить! Не всегда на базаре съедешь! Постойте… - Взгляд его вдруг стал внимательно заинтересованным. На одном из мониторов…
- Всё хомяк! Я смотрю, от реальности тебя тошнит так же, как и меня, - Грач отхлебнул из горлышка бутылки с водкой.
- Дай, - Кузьмич потянулся к бутылке.
- О! Ништяк! Берёзу подыскал уже? – Грач прищурился.
- Да пошёл ты! – Кузьмич сделал несколько уверенных глотков. – Выходим под камеру?
- Да! – по лицу Грача блуждала немного злобная улыбка. – С радостью потроллю бывших коллег. Ну должна же быть какая-то польза с даров Гребуслы?!...
- Пьянь какую-то менты просмотрели, - Терехова перекосило от брезгливости.
- Позвольте, товарищ генерал-майор, - кажется, где-то в душе Ворона всё более отчётливо вызревало семя хамского глумежа. – А вдруг… я не уверен, конечно… но…
- Пожалуй, ты прав, Антон, - Терехов потянулся за рацией. - Может и не просто так они здесь оказались. Полынь - Ястребу.
- Слушаю, товарищ генерал-майор.
- У вас с видеокамер улиц прилегающих к цирку картинка есть?
- Да, товарищ генерал-майор. Вы про северо-запад?
- Да… - Терехов задумался. – Дядю с… медвежонком, мать его, в штаб. Быстро. Сам хочу глянуть.
- Есть, товарищ генерал-майор. Ребята вышли.
«Ну, сдаётся мне, не нам цирк штурмовать. Вовремя ты!...» - казалось, Ворон шумно выдохнул, видя в камеру наблюдения подъезда жилого дома, панка-переростка в косухе и бандане со странным зверьком, похожим на некрупного медвежонка, - «как же я по тебе соскучился, зараза!»
Ожидание.
Странная игра – война человека с машиной. Человек хитёр, изворотлив, способен принимать непредсказуемые решения. Излишняя эмоциональность в этой игре, пожалуй, только в помощь. Ну как ты математически просчитаешь истеричного дурака, вставшего в рост на краю окопа и сыпящего очередями в оппонентов с криком: «За мою Михайловку вам, суки!» Для тупой машины и этот безрассудный поступок, скорее, относится к разряду хитростей. В этом машина слаба. Однако, она быстрее, чётче считает тактику, реже промахивается…
Ловчий отвинтил пробку фляжки и разлил остатки её содержимого по стаканам. Потом рефлекторно взял медальон в руку.
- Что это? – Седой как-то несвойственно для себя, почти с детским любопытством, заглянул Ловчему в глаза. Как ребёнок…
По стене грота сочилась вода. Фонари, вперившиеся в потолок, отражённым светом освещали разложенную на столе нехитрую солдатскую снедь.
- Не знаю. Эшелон под Екатеринбургом разбомбили. Я не знаю, кем я был. Вот ты мне про Питер, а я только слышал про этот город. Может бывал там, когда… Не уверен я. Я даже, кто эта девушка, не имею понятия. Помню, что я звал её Савитри… А потом… Ну ты сам имел опыт пробуждения на койке в госпитале. Я ничего не помню, сержант. Я совсем ничего не помню! Мне говорили, как меня зовут. Просто, я теперь Ловчий. И больше в моей жизни ничего нет. Да и жизни тоже. Ко мне вот знаешь, костлявая, как к тебе, не приходит… Боится, наверное. Или запах от меня поганый. Походу даже смерть от меня шарохается. Не один же ты такой красивый…
- Покажи! – Сержант пристально смотрел ему в глаза.
- А тебе зачем? – Ловчий перехватил его взгляд.
- Хочу видеть ту женщину, которая даёт силу легенде сибирского фронта, быть первым и лучшим. Это не мы с тобой, капитан, великие. Это те бабы, которые нас ждут – великие, - он зажмурился и проглотил стакан разведённого спирта. - А зная тебя, - он продолжил, продышавшись, - наверное, тебя выбрала самая лучшая женщина на свете.
- Нажрался, Седой, - Ловчий поёжился, - ну вобщем прав ты, конечно. Боюсь, в том эшелоне погибла. Ну или… Не знаю я. А она…
Ловчий разжал руку и Седой увидел фотографию девушки в медальоне. Вообще, Седому было плевать на девушек. В этом мире у него были одни проблемы от представительниц противоположного пола. Но… Сперва возникло странное ощущение, что он видит барышню двенадцати, четырнадцати, шестнадцати, восемнадцати… да хрен его знает скольких лет. Бальное платье и… Он бы не заметил её, если бы не Ловчий. Хотя нет, конечно, заметил бы! Но это было бы другое. Просто красивая девушка. Очень красивая! Но…
- Кажется, через пару-тройку дней мы все умрём.
- Не все, - Ловчий поднял взгляд от миски долбаного сублимированного пюре с тушниной. – Ты не умрёшь.
- А ты? – Седой снова по-детски посмотрел ему в глаза.
- А я ещё не решил, смерть это или перерождение, - глаза Ловчего вдруг стали злыми. – Одно я знаю точно: хребет этим тварям я сломаю!
- Ладно, нажрался ты, командир. Спать давай.
- Пиши, что нажрался, Седой. Будь по-твоему. Спать, так спать...
- Товарищ капитан! Вас…
- Полюхов, да задрал ты уже, - Ловчий с трудом приподнялся на локте. В кои-то веки судьба дала возможность поспать, а тут опять…
- Товарищ капитан, там… Вас Ящер зовёт. Там… - глаза юного ополченца были напряжёнными и испуганными. – Там… Вам самому надо посмотреть.
- Пошли, млять, зараза, чё ещё-то? – Ловчий с трудом поднялся и попытался навести резкость. – Ну чё вам, блин, надо?
- Товарищ капитан, вы сами всё увидите, только быстрее, - Полюхов был готов схватить его за руку и потащить наверх. – Там, ну вобщем…
- Пойдём, зараза! Если по фигне разбудил, вот точно ремня дам!
- Товарищ капитан! Там человек. Мы же… Ну мы же люди!
- Иду уже, хватит сопли размазывать, - Ловчий с трудом натягивал сапог на портянку. – Сейчас сам всё увижу. Жопу под ремень готовь.
- Но товарищ капитан!..
Оскал хомячка.
- За нами уже послали, - Хомяк пытался заткнуть горлышко бутылки смешной пробкой из фольги.
- Я надеюсь, ты успокоился после встречи с представителями общества реконструкторов… Ну типа с не очень правильными представителями – Грач перехватил бутылку и отхлебнул.
- Через десяток секунд это будет не важно, братик. К нам идут твои бывшие коллеги.
Они брели вдоль абсолютно пустой улицы и возможно не знали какое действие сейчас предпринять будет наиболее правильным. Странное чувство…
- Стоять! Руки медленно, чтобы я видел перемещаем… - вот ведь дебил! Первое, что захотелось сделать Грачу, это убить его, но спустя миллисекунды он понял, что ничем не отличается от «телепузика», обвешенного железками и тычащего стволом в лицо.
- Вы! Вот вы просто должны нас пропустить! – казалось, экипированные ребята из управления контртеррора просто поперхнулись, когда на них вышло странное существо, более всего похожее на гипертрофированную морскую свинью и заговорило человеческим голосом. – Вот вы просто блин обязаны! Я домой хочу! Вы типа меня не пустите в цирк?!
Грач понимал, что сейчас что-то произойдёт. Он спинным мозгом чувствовал.
- Пропусти, я домой хочу! – Кузьмич некрупной горой стоял на пути бойца спецназа ФСБ, которому было приказано… да он уже сам не понимал, что ему было приказано!..
Бойцов было трое. Вежливые люди… Наверное они могли попробовать применить силу, но не было повода. В принципе может быть как-то и добром бы обошлось. Но…
- Стоять! – старший группы пытался делать хоть что-то по правилам при этом уже, наверное, догадываясь, что номер не пройдёт.
- Ты! Ты просто немедленно должен вызвать представителей «Гринпис»! Вот он, - хомяк ткнул пальцем в Грача, - ко мне сексуально домогается, и мне нужна защита. Немедленно!
- Руки, млять! И чтобы я видел!
И тут… один из бойцов, продолжая держать на прицеле Грача и Хомяка, тупо споткнулся о поребрик. Смешно… Автоматная очередь, выпущенная в небо породила ряд действий, совершённых людьми. Глупых действий…
В принципе Грач мог обезоружить оппонентов, если бы пришлось. Но он изначально не понимал, зачем это делать...
В юном возрасте Грач имел счастье содержать в доме джунгарского хомяка и фокстерьера. Ну не он, конечно. Его родители. В принципе эти две сущности никогда не встречались. Фокстерьер периодически сбегал из дома и портил всех представительниц противоположного пола, до которых мог дотянуться. А хомяк просто набивал за щёки жратву и уносил к себе в нору организованную в клетке. Но однажды…
Грачу тогда было лет семь. Хомяк тырил что-то с обеденного стола. Конечно, ему разрешили и все с умилением смотрели, как смешное существо, набив за щёки продуктов больше, чем весит само, тащит их в клетку. Освободив щёки, хомяк рванулся было обратно в надежде перехватить ещё что-то, но… Путь его лежал через диван. Фокстерьер был резким не только в плане порчи девок. На самом деле это был правильный зверь. Только хомяка он не принимал за своего. Зажав в углу дивана несчастного зверька, фокстерьер разинул хлебало…
Видимо осознав себя перед раскрывшейся мясорубкой, хомяк понял, что жизнь заканчивается. И совсем не так, как он бы хотел. Лучшая защита, это нападение, - и маленькое существо просто распахнуло пасть в ответ. Семилетний Грач тогда увидел не только зубы существа, которое готово сражаться за свою жизнь до конца, но и страх в глазах охотника, способного поразить цель, куда более крупную, чем несчастный хомяк.
Кажется, оппоненты тогда договорились, и жертв не было, но осталось странное ощущение, что зверек размером меньше кулака семилетнего мальчика, оскалившись, будто прибил страхом не только фокстерьера, но и всех присутствующих в комнате. К этому эпизоду своего детства Грач обращался мысленно много раз, уже будучи командиром диверсионно-разведывательной группы. Он часто думал о том, как джунгарский хомяк, пускай и на долю секунды, фактически парализовал страхом волю на порядки более сильного противника. Если бы этим научиться управлять!..
Кузьмич вдруг стал большим. Каким-то совсем большим. В момент, когда ствол автомата глянул в грудь Грачу, Кузьмич вдруг подпрыгнул и…
Грач не считал себя слабым человеком, но…На долю секунды создалась иллюзия, что тушка Кузьмича видоизменилась. Теперь он словно весь состоял из огромных оскаленных зубов, способных, казалось, перемолоть всё, что угодно. Однако это было не главным. Страшноватая картинка иллюзорной деформации тела Горта и на сотую долю не тянула на то ощущение паники, которое, сметя всё на своём пути, ворвалось в душу Грача. Он даже почти понимал, что этот удар задел его лишь случайно. Где-то на задворках сознания он знал, что Горт ему не враг, но нечеловеческий страх, способный, наверное, заставить перегрызть себе вены, словно ртуть потоком вливался в кровь, унося всякую волю к жизни и способность сопротивляться.
- Пошли, - не очень мягкая лапа Горта отвесила Грачу подзатыльник.
- Это чё… было? – он пытался сфокусировать взгляд на тушке Горта, одновременно поднимаясь с асфальта.
- Не более, чем элемент боевой магии, - хомяк непринуждённо запустил лапу в харчевой мешок. – Считай, по вашему, светошумовая граната.
На поребрике сидели трое бойцов спецназа ФСБ и… по-детски плакали. Как-то бесхитростно, искренно и откровенно. Просто бросив на асфальт автоматы и забыв, зачем они здесь. Ночь, улица, фонарь… И вывеска со словом «Аптека».
- Хомяк, ты чё с ними сделал? – Грач исподлобья посмотрел на Горта.
- Я? – Горт отправил себе в рот пучок укропа. – Ну напугал немного. Через пару часов вернутся к реальности. Это, знаешь ли, братик, любая ведьма деревенская умеет. Извини, тебя задел чуть-чуть. Я не нарочно. Ты просто стоял близко.
Француз.
Старая Сушка, фронтовой бомбардировщик. Не был он готов к бою с двумя «крокодилами». Если б ракеты не потратил, уделал бы как бог черепаху. Но… Судя по тому как маневрировал и от боекомплекта пушки толком уже ничего не осталось. Откуда он только взялся… Дроны холодно и методично убивали истрёпанную машину, а пилот кажется не просто хотел жить, он победить хотел. Словно не за себя, а за всех людей которые ещё остались живы. Пилот был хорош. Раз за разом, атакуя, дроны не добивались никакого результата. А человек, управляющий самолётом, лишь тратил остатки боекомплекта и горючее… Безрассудный пустой бой. Он не верил, не ждал, просто спорил с судьбой и наверное хотел умереть достойно.
- Ты так и будешь стоять? – Ловчий кинул холодный презрительный взгляд на Ящера.
- У нас два заряда к ПЗРК. Ты уверен? Мост важнее.
- Зачем они нам? Попробовать спасти свою жопу? Раптора что ли сшибить решил?
- Товарищ капитан… - Полюхов казалось был готов заплакать. – Мы что, ничего не сделаем?
- Командуй, - Ящер сплюнул. – Твоя правда.
- Ствол, салага, быстро, - Ловчий глянул на ополченца. – Быстро зараза, а то поздно будет!
- Ловчий, одновременно обоих надо срезать. Одного подобьёшь, другой информацию передать успеет. Ты понимаешь, что мы сейчас наделаем?
- Не учи… дедушку кашлять. – Тяжёлая железка легла на плечо Ловчего. – Если я свою жизнь отдам, то за что-то, - первый «крокодил» попал в целеуказатель и электроника его захватила. – Сам не маленький.
В этот момент от фюзеляжа «крокодила» отделилась белая черта, неминуемо приближаясь к СУшке.
- Да бей уже! – Ящер выплюнул бычок.
- Поздняк. Сейчас катапультируется и сделаю.
Казалось Ловчий сам стал подобен дрону. В нём не было эмоций, чувств. Он стал тем самым охотником. Наверное Ящер первый раз увидел его настоящего.
- Да бей уже!
- Рано. Сейчас обоих сделаю. Под руку не каркай.
Чёрная полоса дыма от хвоста Сушки прочертила рассветное небо. Потом запаздывая на несколько секунд хлопок отстрелившегося кокпита оповестил маленький кусочек мира о капитуляции пилота. Чёрная точка отделилась от падающей машины.
- Да бей блин не томи! – непривычно было видеть Ящера, испытующего эмоции.
- Сам попробовать хочешь? – Ловчий казалось превратился в некое приложение к ПЗРК.
Доработав горящую Сушку, «крокодилы» зашли на раскрывшийся парашют.
- Сволочи! – лицо Ловчего стало каким-то нечеловеческим. – Живые своих не бросают! – заряд ПЗРК ушёл в небо. – Патрон, салага! Быстро! – он жёстко глянул на Полюхова.
- Да! Да, вот!
Система наведения уже ловила второго «крокодила», хотя первый ещё не поймал свою «плюшку».
- Ну вот и всё, - Ловчий кинул под ноги ненужную теперь уже трубу ПЗРК. Зарядов всё одно больше не было. – Живые своих не бросают. – Он сплюнул под ноги. – Ящер, сформируй группу в три-четыре человека. Лётчика подберите.
- Ну и что? Думаешь жизнь ему спас? – Ящер презрительно посмотрел на Ловчего.
- Я не боженька, чтобы жизни спасать. Денек лишний поживёт, а там как судьба распорядится. Все под небом ходим…
Теперь уже невозможно было предположить, передал ли последний «крокодил» информацию об атаке с земли, или же дроны проводили дополнительную разведку местности перед прохождением основной колонны тяжёлой техники, но после восхода солнца над мостом появились «воробьи». Внимательно и дотошно они исследовали каждый квадратный метр подходов к мосту. Сашка Полюхов видел, как усталые, перемазанные болотной тиной разведчики втащили во въезд в рудник под горой раненого лётчика с Сушки. Вовремя втащили. Ещё минут пять и было бы поздно. Успели, однако… Не спалось Сашке. Знал о войне, рвался на неё, но увиденное сон отшибло. Он представлял себя на месте этого пилота и всё думал, а сможет ли он также, если придётся. Ну на своём месте, конечно. Кто он, всего лишь пехота… Потом, лёжа в кустах с биноклем, наблюдал, как «воробьи» шерстят местность. Скурпулёзно и дотошно. Вот теперь, пожалуй, война и началась. Его война. Больше права на ошибку никто не даст. Чёртов заяц! Чё вот зверь сунулся? «Воробей» гнал его метров тридцать, а тот просто хотел жить и петлял, бедолага, как мог. Может, спрятаться надеялся. Однако «воробей» уверенно расстреляв добрую сотню разрывных зарядов, достал-таки несчастного зверька. Ну, предсказуемо, вобщем. В душе что-то ёкнуло нехорошо. Сашка даже не понял, почему. Кабы знал, дурак… Кто бы мог предположить, что чёртова бездушная железка в охоте за несчастным зверем перебьёт «полёвку» к электродетонатору. В этом мире набор случайных событий часто определял исход большой игры… Разрывной заряд порвал тушку маленького животного в клочья. Наверное, заяц даже не успел понять, что его больше нет. А Сашка, убрав бинокль, ушёл отсыпаться в свой БТР со странным чувством, что не заметил чего-то очень важного и фатального. Но эмоции к делу не подошьёшь. Знал бы он, что произошло на самом деле, непременно разбудил бы командира. Молод был Сашка, неопытен…
- Жан, - летун протянул руку Ящеру. – Вторая эскадрилья фронтовой авиации… ай, блин… - он с трудом махнул рукой. – Да принимайте, пехота, что ли! Нет у сибирского фронта больше фронтовой авиации…
Странно, вроде русский, а акцент… Высокий, худой и смуглый. Изодранный лётный костюм, перевязанная башка…
- Кто будешь-то? – перебил инициативу Ловчий.
- Я не понял вопроса, - взгляд лётчика стал холодно-едким.
- Не сибирский говор, - Ловчий прищурился в ответ.
- Военно-воздушные силы Франции, затем объединённый военно-воздушный флот Евразии, затем фронтовая авиация сибирского фронта, - парень потупился.
- Достойно. Ну, если живой, значит хороший лётчик. Только, знаешь, француз, мы тут пехота. Тяжело тебе с нами будет… - Ловчий окинул его оценивающим взглядом.
- Я лёгких путей и не искал никогда. У меня матушка русская, если интересно. Была… - парень был измотан вдрызг и Ловчему даже как-то стало его жаль. Вот чё он докапывается с глупыми вопросами?
- Зацепило крепко?
- Когда приземлялся, башкой об дерево стукнулся. Царапина… - как-то безумно странно было слышать абсолютно русские речевые обороты с проявленным французским акцентом.
- Старший лейтенант?
- Так точно, - француз попытался встать, но скрючился от боли. Явно не только голова…
- Сиди уже, - Ловчий поморщился. - Всё, что могу предложить, выпей стакан и ложись спать. Через несколько часов здесь будет ни разу не холоднее, чем у тебя в небе только что.
- Не удивил, капитан, - француз смотрел ему в глаза. – Прошу разрешения поступить в ваше распоряжение. Я вроде живой ещё и в порядке.
- Ай, блин! – Ловчий махнул рукой. – Ящер, ну вот чё мы все такие одинаковые?
- Война, - невозмутимо выдал тот. – Ребята за местностью смотрят. Может, пока есть время, отдохнём? Когда колонна пойдёт, мы нужны будем свежими. Не хочу толкать под руку, но я бы предложил.
- Твоя правда. Давай всё-таки попробуем отдохнуть…
Цирковое представление.
- Чё делать-то будем?
- А ты, типа, свою, это… ну, светошумовую гранату против кого применять можешь? – Грач с надеждой посмотрел на Горта.
- Против тех, кого вижу или представляю. Впрочем, с последними могут быть проблемы. Надо, чтобы представления не отличались от реальности. А то непонятно, куда энергия улетит. Можно тех, кто вообще не при делах зацепить, а в кого надо не попасть.
- Ну а вот если я тебе к примеру дам посмотреть на то, что через шарики Гребуслы вижу, ты сможешь нацелить воздействие на… ну, на тех отморозков?
- Всех не уделаю. Там, братик, по ходу как и я маги поработали. Коль не покруче.
- Я не понимаю, что делать, - Грач как-то виновато и растерянно посмотрел на Горта. – Во внешних помещениях человек двадцать по периметру. Они меня совсем не пугают. Просто стрелковое оружие на руках. Грамотные, конечно. Однако не более чем мясо. Я их хоть сейчас нейтрализовать могу. Но внутри… Несущие конструкции здания заминированы. Всё проводами обвязано. В зале ещё десяток уродов, обвешанных жилетками с тротилом и ржавыми гайками. И, судя по проводкам, торчащим из них, подключены к единой системе. Сидят между зрителей. Ну, короче, один нажмёт – и всё. В идеале их бы ещё и живыми телепузикам отдать. Судя по масштабу подготовки этого теракта, собеседники из них очень интересные…
- Заложников пока не валят? – поинтересовался Горт, не переставая жевать.
- Да нет, вроде, - Грач с удивлением посмотрел на хомяка. – А ты что интересуешься?
- Да так, - Горт сплюнул корешок петрушки на асфальт. – Значит, твои бывшие коллеги пока будут пробовать съезжать на базаре. Штурмовать не пойдут. А если так, братскую могилу для сотен человек не сейчас устроят.
- А ты, хомяк, откуда это всё знаешь? – Грач чуть не поперхнулся от удивления.
- Говорил уже, - снисходительно отметил Горт. – Благодаря твоему принудительному образованию. Ты как нажрёшься, зараза, спать ложишься, оставив телевизор включённым. А мне от него деться некуда. Сперва тошнило, а потом даже втыкать стало. Особенно от тех комедий, которые у вас боевиками называются.
- Удивил, - Грач чуть задумался. – Короче, не знаю я, как тех, что в зале, отработать. Один нажать успеет, и…
- Детей своих видел? – Горт внимательно посмотрел в глаза Грачу.
- Нет, - помедлив, ответил тот. – Боюсь…
- Страха и гнева ты своего боишься. Верно?
- Прав ты, хомяк, - Грач поёжился. – Мне сейчас трезвый рассудок нужен.
- Понятно, - Горт ухмыльнулся. – Потому, поди, и бухаем. Тоже подход.
- Да всё одно, не берёт, зараза. Дай ещё, что ль, глотнуть, - Грач потянулся за бутылкой водки.
- Куда в тебя лезет-то столько? – проворчал хомяк, протягивая бутылку. – Ну что ж, старшенький да неразумный, за пять лет к памяти своей прежней мог бы и чаще обращаться. А ты только пьёшь, ленишься и предаёшься утехам бытовухи. Всё ведь просто.
- Ну подскажи, если просто, - Грач с раздражением посмотрел на хомяка.
- Вспомни, что ты чувствовал, когда, к примеру, к школе шёл, в которой Воины твою дочь зажали? Ну или когда понял, что сейчас встретишь Чёрного Игрока?
- Ну, что… Да много чего… Спина чесалась…
- Вот только это здесь не вздумай! – хомяк нервно оторвался от процесса поглощения пищи. – Всех уделаешь! И своих, и чужих! В мире людей совсем крайний случай должен быть, чтобы Воином прийти. Да и когда навстречу Чёрному Игроку ты шёл, спорить могу, не чесалась у тебя спина. Ищи, что в обоих случаях было общего.
- Время, - чуть подумав, ответил Грач. – Оно замедлялось.
- Ну не весь мозг пропил, - снисходительно глянул на него Горт. – А как ты думаешь, почему?
- Я… Я был сосредоточен на… на будущем бое? – неуверенно спросил Грач.
- Почти угадал, - Горт прищурился. – Для тебя в этом мире ничего не существовало, кроме этого боя. Всё остальное было где-то далеко-далеко. Ты владеешь этим. Владеешь по факту обладания природным статусом Воина. Если ты проанализируешь даже текущую свою жизнь, то вспомнишь, что испытывал схожее чувство много раз. Но… Пробовать и учиться некогда. Сейчас мы выйдем на площадь, и ты метров за двадцать до входа в здание цирка выпустишь подарок Гребуслы и посмотришь на своих детей. А потом… Просто отпусти себя и победи.
- Думаешь, получится? Если я ошибусь…
- Получится, - хомяк перестал жрать и повесил мешок с харчами на плечи. – Тебя, к примеру, устроит, если время замедлится раз в сто? Ну, для тебя лично?
- Более чем, - с уверенностью ответил Грач.
- По моим прикидкам эта цифра будет куда больше, но… Вобщем, чтоб не расслаблялся. И ещё. Я уже сделал это, но сделай и ты. Обязательно сделай. Мысленно представь себе Защитника. Именно Защитника! Не Гребуслу или Гребислу. Попроси у него помощи.
- Попробую.
- Давай, братик, торопиться. Времени, однако, в обрез осталось. Сдаётся мне, «великомученики» из цирка выждали паузу ровно настолько, чтобы приковать внимание огромного количества людей к себе, и дальше будут провоцировать твоих бывших коллег на штурм известным нам способом. Те, конечно, поведутся. Что дальше произойдёт – тоже понятно. Но главная беда, увы, не в том, что погибнут сотни людей. У этой истории будут крайне серьёзные, как у вас говорят, политические последствия. Тебе ведь тоже ясно, что отморозки сюда шли «умереть за веру». В данном случае, за веру в грамотного кукловода.
- Да… - Грач чуть помедлил. – Теперь я у тебя над клеткой телевизор вообще выключать не буду. Ровно те же мысли и мне в голову приходят. Проникаюсь всё большим уважением.
- Уважение не сожрёшь. Дело делать пойдём. За спину не переживай, прикрою, - ответил Горт раздражённо и после небольшой паузы добавил: - Справимся, братик.
- «Вот такие дела, я кому-то дала…» - Неспокойную ночную тишину площади перед цирком неожиданно раскололи два пьяных голоса. – «И не помню кому, угадай, почему!»
- Не, хомяк, мы ведём себя всё-таки сейчас как свиньи, - Грач икнул. – Причём не морские, обрати на это внимание. Люди старались, ехали куда-то, прорабатывали операцию. А мы…
- Я свинья морская, - Горт перехватил бутылку и отхлебнул. – А ты про себя сам думай. - Странная парочка выходила из переулка на площадь перед цирком.
Собственно, расчёт Грача был абсолютно верен. Если вы придёте домой с работы и столкнётесь с тем, что вам на встречу выходит любимый холодильник, снимает шляпу, кланяется и здоровается, на некоторое время вы будете дезориентированы. В голове пробежит много мыслей. Что пил, ел, курил, не вызвать ли врача, не сон ли это… Пока вы будете эти мысли думать, ваш холодильник, если замыслил дурное… В этот раз так и получилось. Десятки людей с той и другой стороны охренело глядели в прицелы на «сладкую парочку», распевающую пьяными голосами похабщину и нетвёрдой походкой направляющуюся в сторону главного входа в цирк. Всё было правильно. В тот момент, когда шарики Гребуслы показали Грачу бледные лица Никиты и Наташки, шептавшей ему что-то на ухо, практически за спиной которых сидел человек в жилете, начинённом взрывчаткой, странное ощущение холодного расчётливого гнева с ошеломляющей силой ударило в голову. Грач не сомневался, что им ничего не угрожает. Дело было не в этом. Просто какая-то мразь позволила себе наглость поставить жизни сотен людей на кон в своих недостойных человека амбициях. Но, пожалуй, и это выбешивало не так сильно, как осознание того, что среди этих сотен статистов кровавого кино кукловод посмел поместить его детей. ЕГО детей! Было неважно как, но он твёрдо знал, что эту мразь остановит.
Похабная песнь, украшавшая прогулку двух романтиков оборвалась. Грач почувствовал, как сердце в груди стукнуло и остановилось. Сухой листок, сорванный с дерева ветром и гонимый над площадью, неожиданно замер в воздухе.
Массивные двери парадного входа в здание цирка словно взорвались, распоротые Жемчужинами Дракона. Над площадью будто в замедленной съёмке неспешно полетели обломки. Те, кто наблюдали за происходящим со стороны, не могли и помыслить, что твориться сейчас во внешних помещениях цирка. Для них это, пожалуй, действительно слилось в краткий миг, за который здание начисто лишилось практически всех стёкол. Даже в страшно замедленной реальности, где по ощущениям Грача, инерция предметов, включая собственное тело, увеличилась в десятки раз, Жемчужины Дракона, словно игнорируя все мыслимые законы мироздания, холодно и математически чётко выполняли свою работу. Это потом эксперты и лучшие умы контртеррора пытаясь составить картину произошедшего сойдутся в своих оценках на том, что разумного объяснения этому нет. Сейчас же за время, пока Грач делал один шаг, в окрестных коридорах и комнатах огненными брызгами рассыпались порезанные Жемчужинами Дракона автоматы, и падали оглушённые ударами по голове люди. С удивлением сквозь пелену гнева Грач осознал, что легко и непринуждённо может управлять движением далеко не только стальных шариков, но и практически любых других предметов, на которых он сосредотачивает свое внимание. Собственно, за пять лет странной жизни «простого человека» у себя он обнаружил много особенностей, но… Стыдно признаться – хотелось обычной судьбы. Впрочем, чего теперь-то об этом думать?.. Вот движимый усилием его воли с пояса боевика, охранявшего один из входов в центральное помещение цирка, сорвался нож. В следующее мгновение, длившееся, казалось, часы, ствол автомата в руках оппонента двинулся вверх. Короткое резкое движение. Будто даже не мыслью, а волей. Медленно выпадающий из рук автомат, непонимание и страх в глазах… Пронизывая плоть между лучевыми костями правой руки, подброшенного незримой силой тела, нож вошел в деревянный косяк двери, словно огромный гвоздь, прижимая элементом ручки пробитую руку боевика намертво. Всего лишь чуть выше, чем можно было бы дотянуться до пола, встав на цыпочки. Гадёныш будет испытывать адскую боль следующие десятки минут своей жизни, пока его не снимут и не облегчат его страдания те, кто по-хорошему должен был его просто убить, защищая граждан своей страны от подобных ублюдков. Грач сделал это не нарочно. Так было проще всего. Пожалуй, в этот раз он вообще никого не хотел карать. Ну, из исполнителей…
Еще одна дверь за тысячные доли секунды превратилась в мелкие щепки. Вот сейчас всё реально серьёзно. Теперь шарики Гребуслы, летая по залу со сверхъестественной скоростью, просто резали руки. Грач понимал, что те, кто пришли сюда, не ставили ни во что как свою жизнь, так и жизни заложников. Более того, они шли умирать. Просто кукловод требовал, чтобы умерли они вовремя. А определить это время надо было по ряду признаков. Один из них – начало штурма. Любое резкое изменение ситуации можно было идентифицировать именно так. Палец на кнопке – возмездие. Значит, не будет никакого пальца. Руки не будет. Вот попробуй тогда нажми!
Грач насчитал одиннадцать суицидников в зале. Он отработал всех. Быстро, математически чётко, безукоризненно. Впрочем, как и тех, кто были во внешних помещениях. И уже пересекаясь глазами с Наташкой, сидевшей вместе с Никитой во втором ряду, он вдруг почувствовал…
Казалось, шарики Гребуслы врезались в какой-то долбанный вязкий кисель. Это уже было неважно, так как все возможные угрозы устранены. Ну, типа было стойкое ощущение. Но…
Человек ничем не выделялся из массы зрителей. Грузный, лет пятидесяти. Кавказец? Немного похож. Немного…
Когда Грач встретился с ним взглядом, показалось, что реальность шатнулась, словно земля под ногами. Сперва Жемчужины Дракона замедлились, будто попали в липкую жижу. Затем неожиданно Грач почувствовал, как на него смотрят смертники, сидящие в зале, которым он сотые доли секунды назад отсекал руки, готовые нажать на кнопки. Время обретало прежнюю скорость хода. Медленно, но неизбежно.
- Аллах Акбар!!! – словно в растянутой записи, крик звучал как-то мутно и глухо. Грач увидел, как рука человека тянется к устройству, провода от которого уходят под черную кожаную куртку. Снова резкое движение, казалось, волей. Он не успевал. Один не успел бы…
Никто не понял, почему Ворон в самый неподходящий для этого момент вдруг выскочил из штабного автобуса. Как дурак, он стоял, зажав просверленный пятак из детства в кулаке. Антон не удивился, когда в течение не более, чем секунды, здание цирка потеряло почти все свои стекла, затем где-то в небе раздался оглушительный взрыв, а спустя еще секунд десять слишком давно знакомым голосом заговорила рация, по которой он держал связь с террористами…
У Грача не было выбора. «Пиджачок» с тротилом и ржавыми гайками с оппонента надо было снять. Вот чего он таким грузным-то казался!.. Единственная причина, по которой Грач проглядел этого странного человека, пожалуй то, что он не был «подключён» к общей системе подрыва. Смертники сидели в зале, в открытую афишируя свою готовность привести некий приговор в исполнение. Этот же прятался. Нетрудно понять, зачем. Лидер! Больше себя никто не вел так. Были боевики на внешнем периметре, были смертники. Типовое поведение. Этот иной.
После Грач не мог уже определить, пронеслись все эти мысли в его голове до, после или во время ситуации. Вообще как-то трудно было идентифицировать хронологию…
- …! – Грач не мог потом вспомнить этих слов. Хомяк вдруг превратился в челюсти, которые стали что-то шептать столь оглушительно громко, что звуки в реальном мире пропали совсем. Однако он помнил свою задачу. Человек успел нажать на кнопку некоего устройства в своей руке, прежде чем время снова замедлилось. В следующий миг вся одежда, которая была на этом странном человеке, выше пояса собралась в комок, безжалостно выворачивая руки, и со страшной скоростью устремилась вверх, пробивая купол цирка. Как-то до скотства медленно в небе раздались раскаты рукотворного грома…
- Вовремя ты с него жилеточку скинул. Ещё миг, и пол зала бы покосило, - хомяк снова неспешно запускал руку в харчевой мешок.
- Спасибо, Горт, я бы сам не справился, - задумчиво выдал Грач. Словно отходя от сильного удара по голове, он осознал, что стоит посреди цирковой арены. Пожалуй, первое, что бросилось в глаза, так это лица зрителей. Пустые, ничего не выражающие, с остановившимися глазами. Но не все. Наташка и Никита смотрели на него молча, но очень внимательно и удивлённо. За спиной Грача в гробовой тишине вдруг раздался протяжный стон. Резко обернувшись, он увидел, как с пола мучительно пытается подняться тот самый человек, которого пришлось столь невежливо раздеть. Впрочем, без помощи рук попытки были тщетны. Человек, упав на пол, посмотрел Грачу в глаза и вдруг как-то очень твёрдо и хлёстко выдал несколько фраз на незнакомом ему языке. Смысла слов было не понять, но происходило явно что-то недоброе. Затянувшуюся на долю секунды паузу неожиданно разрушил Горт. Встав перед Грачом, он снова оскалился и произнёс всего лишь одно слово, после чего человек дёрнулся как от удара и затих.
- Как ты посмел, урод, используя всю свою силу и мудрость во имя жажды власти, гордыни и алчности, поминать имя Аллаха в момент убийства безвинных?! Судьба человека в его вере. Тебя ждёт ад. А начнётся он еще при жизни, - странно было видеть хомяка таким. – Сказал же, маги поработали. Сам всё видел, - Горт повернулся к Грачу.
- Сколько у телепузиков времени? – Грач снова встретился взглядом с Никитой и Наташкой. Дисциплинированная девочка, когда надо. Как ей хочется сейчас побежать к нему! Но будет сидеть и держать за руку брата. Столько, сколько надо, пока не позовёт папа. Умница! Знает, что что-то может пойти не так. На войне как на войне.
За спиной Наташки сидело существо, замотанное в черные тряпки. Из-под них видны были только пустые стеклянные ничего не выражающие глаза, неподвижно смотревшие перед собой, провода, тянущиеся к ближайшему выходу из зала, и обрубок руки… Ровная, как лезвием срезанная кость в окантовке красноватой плоти, состоящей из жил, кожи, сосудов и мышц. Грач вдруг настолько ярко представил себе ощущения дочери, если та обернётся, что его передёрнуло. Из ровного среза артериального сосуда вдруг хлынула струйка крови в направлении Наташки и Никиты. Видимо, именно в этот миг сердечная мышца дала сокращение, устремляя кровь по артериальной системе…
- Пять минут, не больше, - хомяк сплюнул корешок петрушки на арену цирка. – Сейчас время обретёт нормальную скорость хода, а присутствующие в здании цирка будут планомерно отходить от заклятия, которое я наложил как на тех горе-бойцов, что пытались нас остановить, так и на эту «дружную» компанию. Просто их много, а сил у меня не бесконечно. Пять минут. Твоим коллегам хватит?
- Думаю, да, - сказал Грач, поднимая с пола радиостанцию. Не было сомнений, что портативка, оброненная последним оппонентом в пылу раздевания, связывала его с переговорщиком федеральной службы безопасности. Как Грач успел заметить, коллектив, захвативший цирк, пользовался совсем другими радиостанциями. – Болтун, ты здесь?
- Что у вас происходит? – голос из динамика портативки был чертовски знаком. Грач не ошибся.
- Ничего особенного. Просто местные гопники разбили мою бутылку водки и обозвали любимого хомячка крысой. Пришлось настучать в бубен всем, кто подвернулся под руку.
Грач отпустил кнопку передачи. Последовала затянувшаяся пауза.
- Ты ещё здесь, болтун? – Грач снова нажал на кнопку. Он со смаком представлял себе лица тех, кто с противоположной стороны следил за ситуацией и слышал этот разговор.
- Да.
- А скажи, там вокруг тебя много ушей?
Снова пауза. Обсуждают, что говорить, дятлы. А время идёт…
- Тормоз ты, болтун! Я уже сам сбегал, посмотрел. Знаю, что много. Значит не будет согласований, «испорченных телефонов» и прочей штабной мутоты. Теперь слушайте всем коллективом. Работу вашу я сделал. Ни одного кролика не пострадало. Разве упырей, которые заложников взяли, покалечил немного, но все живы. Для дачи показаний сгодятся. Но в здание войти вам надо быстро. У вас три-четыре минуты. Дальше упыри начнут приходить в себя. Я не гарантирую безопасности ваших бойцов и заложников в этом случае. Впрочем, сейчас, можете хоть голыми сюда заходить, сопротивление вам никто не окажет. Это первое, теперь второе. Сейчас из здания выйдут четверо. Дядя в косухе и бандане, двое детей и очень большой хомячок. И если вдруг кто-то будет иметь глупость попробовать помешать каким-либо способом их намеренью, поскорее попасть домой, результат может всех очень неприятно удивить. Постарайтесь отнестись к этому моему предупреждению со всей серьёзностью. Твоё, болтун, начальство хорошо понимает, о чём это я?
- Да… но… я полагаю, вы понимаете, что необходимо соблюсти… некие формальности… Как мы сможем впоследствии с вами связаться?
Ворон хитрил. Просто встретившись с Грачом при столь драматичных обстоятельствах после пятилетней разлуки, он решительно не хотел, чтобы жизнь их снова разбросала. Вопрос был задан сугубо формально. Как переговорщик, Ворон должен был попробовать сделать что-то подобное, впрочем, абсолютно не надеясь на результат. Но Грач не дурак. Он обязательно даст какую-нибудь подсказку. Ворон не ошибся…
- Связаться? – Грач снова нажал на кнопку передачи, - так проще некуда. Один из вас знает меня достаточно близко, чтобы легко найти. На следующий день после моего дня рождения я буду в том же месте и в то же время, где одна обаятельная рыжая девочка с зелёными глазами неумело стреляла из автомата. К слову, фляжка с коньяком будет совсем не лишней. За сим откланиваюсь. Дети устали и хомяк жрать хочет. Проявите уважение к моим стараниям. Я вашу работу сделал и неплохо. Теперь отстаньте от меня, связь кончаю.
Тихо щёлкнула ручка выключателя питания…
День рождения.
Шёл дождь, но Грачу было всё равно. Подумаешь, мокро. Мелочи какие… Свернув с Заводской на улицу Репина, он даже не сомневался, что вернётся в какую-то прошлую жизнь. «Да чёрт с ним, Гребусла, устал я уже от этого отпуска. Впрочем…» Когда с неба льётся вода температурой, близкой к нулю градусов, первых минут пятнадцать можно не обращать внимание на переохлаждение. Савитри снова ругалась. Вот интересно, правда ревнует или глумится? Потом дорога. Он шёл быстро, как умел. Да собственно всегда так ходил. Люди почему-то считают, что нормальная скорость хода шесть с половиной километров в час. Он твёрдо знал, что умеет ходить быстрее. Может он не такой как все? Темно… Заходя под мост, он не сомневался, что встретит старого друга. Ну как-то не должно было быть по-другому. Ничего необычного…
- Ворон!..
- Как же я соскучился по тебе, Бетмэн, - он крепко обнял Грача. – Снова вместе?
- После цирка твой телефон отслеживают. Ты здесь зачем? – Грач внимательно смотрел в глаза Ворону.
- Поссать под мост зашёл, - ухмыльнулся тот. – У батьки Михайло, знаешь ли, в автосервисе гибридами занимаются, а я вот типа тоже собираюсь…
- Чё, на гибрид садишься?
- Ну если придётся… - Ворон потупился.
- В следующий раз телефон оставишь дома. Помнишь школу? Ну типа где я повоевал немножко?
- Да, - Ворон смотрел на Грача чуть испуганно.
- Во дворе где я калитку ломал. Через сутки. А щас иди. Пасут тебя. Ну в принципе положено так…
- Как же я рад тебя видеть, Бэтмэн… - широко улыбнувшись, Ворон растворился в темноте.
«Да я тебя вообще-то тоже, - подумал Грач, двинувшись в сторону улицы Дружбы. – Опять что-то сделал не так, - вспомнил он Савитри, которая не хотела его отпускать. – Ну как всегда…»
- Ну вот, это моя берлога, - Грач открыл дверь перед Вороном. – Я так и не доделал ремонт в своём доме. То времени нет, то денег… Наташка! – На кухне слышалась какая-то возня и шипение сковородки. Невзирая на раскиданные доски и мешки с сухой штукатуркой, в доме как-то уютно пахло чем-то вкусным. – Наташка! Гостя встречай!
- Да, папа, - раздался с кухни одновременно знакомый и незнакомый голос. – бегу!
- Опа! – Ворон изумлёнными глазами смотрел на Наташку, - во повзрослела-то! Была ведь – ребёнок совсем. А теперь… поди от пацанов отбоя нет? – Улыбнулся он Наташке.
- Да ну их, одни дураки. Мне никто из них и не нравится. Дядя Ворон, вы-то как?
- Сейчас, доча, за стол сядем, дядя Ворон достанет свою волшебную фляжку и всё нам расскажет, - Грач повесил косуху на старую истрёпанную вешалку.
- Припёрся!.. – появление Кузьмича все проглядели. Теперь хомяк-переросток стоял в дверях комнаты и сверлил Ворона делано недобрым взглядом. – Жратвы принёс? Или опять на халяву?
- Чёрт! Да как же я?.. Горт!.. – Ворон подскочил к Кузьмичу, уже по дороге пытаясь понять, как выразить свою радость встречи, не обидев. Не на ручки же брать…
Крепкое мужское рукопожатие. Кузьмич не сдал за эти годы. Всё та же маска глумливого вечно голодного существа и та же странная гибкая и справедливая сила внутри. Впрочем, Горт как-то незаметно пришёл собой через некоторое время, и всё будто встало на свои места. Теперь они сидели все вчетвером за раздолбанным столом. Наташка проявила себя как хозяйка и, надо сказать, неплохо. Штатную батарею алкогольных напитков, принятых в таких случаях, с успехом заменила фляжка Ворона. В этом подарке Мельника хороший коньяк по-прежнему не кончался никогда. Среди этих взрослых крепких и надёжных людей Наташке было почему-то спокойней и привычней, чем в обществе ровесников. Или комфортней…
- Наташ, а у тебя волосы от природы?.. - Ворон замялся.
- Хной она красится. Так шерсть крепче и выпадает меньше, - Горт, преобразившись снова в хомяка-переростка, поглощал приготовленное Наташкой за троих.
Рестарт.
- Я боюсь! Мне нельзя туда, - Киру было стыдно за то, что он чувствует. Ну да, ребёнок, конечно. Грач его не осуждал. Наташка, как-то неожиданно выйдя из-за его спины, подошла к Киру и обняла.
- Успокойся, ты и не должен.
- Я правда не могу. Это совсем другой мир, - Казалось, Кир сейчас заплачет. – Я не был там ни разу. Оттуда не все возвращаются.
- А мы вернёмся. Вот увидишь, - Наташка потрепала его по непокорным волосам. – Просто дай нам туда дорогу.
- Я боюсь. Но пускай будет как ты хочешь. Прости, - он потупился.
Всё как прежде. Разгрузка, автомат. Он даже не понял, когда привычная косуха куда-то делась, и он снова почувствовал себя солдатом. Горт как-то неожиданно перестал быть хомяком-переростком. Он снова стал почти одного роста с Грачём. На нём неожиданно появился лёгкий старославянский доспех. И меч на поясе. Странно… Хомячок, блин…
- Кир просто позволь нам туда пройти.
- Вы… - Кир опустил глаза. – Я не боюсь за вас или за дядю Горта, но… А Наташе тоже туда обязательно идти? – Огромные испуганные глаза. «А вот интересно, он действительно будет моим внуком?» - подумал Грач.
- Она сама это выбрала. Кир, ну ты же понимаешь, что сперва надо будет убить нас, и только потом у кого-то получится причинить ей вред.
- Да…Горный Маг ушёл от людей очень давно. Я просто чувствую, что он думает. Он уже больше двух тысяч лет Хранитель того глубокого портала, куда вы сейчас направляетесь. Дядя Грач, я не смогу тебя поддержать там. Ты уверен, что хочешь пройти именно этим путём? Он ненавидит тебя.
- Кир, - Грач смотрел ему в глаза. – Я либо смогу с ним договориться, либо…
- Дядя Грач, может быть ты передумаешь?
- Гребусла сказал, что у меня нет другого пути.
- Я… Я буду ждать вас. Очень-очень буду ждать! И ещё… Если такая возможность будет, ну вобщем… Скажите Горному Магу, что я попросил его не причинять вам вреда.
- Знаешь, Кир, - Грач потрепал его по волосам, - за себя постоять невозможно. Можно только за кого-то. Не бойся за Наташку. Я не самый слабый человек на свете. До тех пор, пока я жив, кроме ремня ей ничего не угрожает. Оставь страх. Не бойся. А то я и сам немножко боюсь.
Где-то странным чутким сном спала Савитри, и он был готов, наверное, на что угодно, чтобы, проснувшись, она улыбнулась. Наверное, он был готов расколоть этот мир пополам ради того, чтобы это случилось. Но вот дочь… Дура! Зря полезла! Ну а чё теперь изменишь? Он сплюнул и зашёл в телефонную будку. Ну, значит, все так решили. Поздняк отступать. Нервно оглянувшись, он поймал себя на мысли, что может быть, Наташка передумает, но встретившись с ней взглядом, понял, что нет. Ну ладно, в конце концов, не за неё же решать. Это подло – думать, что ты знаешь, как будет лучше тому, кого ты бережёшь против его воли. Он снял телефонную трубку. «Привет, дуралеи! Вот, типа, зря вы меня позвали. Ведь припрусь и всё поизломаю! Просто, наверное, больше ничего не умею. Прости, Савитри, она сама захотела не быть такой, как прежде…»
Горный маг.
Холодный сухой ветер дул, казалось, непрерывно. Он не затихал и не усиливался. Где-то, забившись под одеяло Мельника, появившееся будто из прошлой жизни, как и прочий нехитрый скарб, пытались уснуть, дрожа от холода, Горт, Ворон и Наташка. Её они заложили в середину, а сами, оставаясь по краям, мучительно пытались натянуть одеяло хоть как-то на себя. Почему-то Грачу не было беспокойно за дочь при такой охране.
- За что ты ненавидишь меня?
- Не знаю, - Аррат задумался. – Ну или… - он помедлил, - наверное, не до конца знаю. Тебе всегда было дело только до себя и своей гордыни. Сколько я не наблюдал за тобой, ты всё время думал лишь о себе, своих победах, переживаниях… Вот и в последний раз. Ведь ты облажался, как у вас это говорят, потому что пришёл показывать почти погибшему миру, как ты хорош, как… - он снова задумался, - как солдат, как диверсант, как разведчик. Не знаю, какое слово было бы ближе на языке вашего мира. Ты брезгуешь тем оружием, которое дал тебе сам Защитник? Ну как же, ты ведь уверен, что и сам чего-то стоишь?
- Нет! Ты не поймёшь меня, Горный Маг, - глаза Грача сверкнули гневом. – Я не могу отправлять людей воевать, да и идти с ними рядом, ежесекундно понимая, что они идут на смерть, а я всего лишь проснусь у себя дома, совершив какую-нибудь абсолютно идиотскую ошибку или же, что ещё для меня страшнее, останусь неуязвим там, где погибнут все. Все! Те, кто шли за мной, те, кто были мне дороги, кто верил и готов был отдать за меня жизнь. Это скотство! Я не смогу этому научиться! А что, ты бы смог?
Не проявляя каких бы то ни было эмоций, Аррат снял закипевший котелок с палки, которую всё это время держал над скудным огнём, разведённым в ямке между булыжников, и налил кипятка себе в кружку. Заварка из странной бледно-зелёной травы всплыла, но, казалось, сразу же начала садиться на дно.
- Будешь? – вопросительно посмотрел он на Грача.
- Да, наверное, - неуверенно ответил тот.
Горный Маг молча потянулся к своему заплечному мешку и достал небольшой свёрток с заваркой.
- Кружка есть?
- Да, сейчас, - Грач поднялся и пошёл в сторону спящих. – Сейчас принесу.
Терпкий напиток, пожалуй, подходил месту и случаю по вкусу. Обжигая губы, Грач отхлебнул снова.
- Знаешь, - помолчав, продолжил разговор Аррат, - когда я давал юной девушке Ари знания, позволяющие победить и твою армию, и армию Горта, да, пожалуй, любую силу мира живых, способную ей противостоять, я понимал, что она лишь отомстит за близких и выполнит договор с Богами. Я учил её не один год, и, признаюсь, с первого дня нашей встречи уважал её всё больше. Мне было жаль отправлять её на смерть, но в этом была её воля. Я сделал это по её просьбе. Из уважения к ней. А ты не смог уважать волю солдат, которых вёл за собой. Ты просто жалел себя. Слабак! Кажется, так у вас говорят? Я никогда не пойму, зачем Ари решила родиться у тебя сыном. Но уважаю её выбор. Как и тогда.
Аррат шумно отхлебнул из металлической кружки странной формы. Выцветшие грязные свалявшиеся волосы, сухое вытянутое лицо, бесцветные глаза. Грач всё никак не мог понять, почему этот маг ушёл от всех. Вот что было не так? Аррат обладал силой. Достаточной, чтобы влиять на события во многих мирах. Но…
- А ты, Горный Маг, смотрю, занял самую правильную позицию? - голос за их спинами неожиданно разорвал монотонный шёпот ветра. Аррат и Грач резко обернулись. – Сильно ли ты отличаешься от моего брата? – Горт пристально смотрел в глаза Горного Мага. – Давно, поди, тут болтаешься? Смотришь, как людишки валят друг друга и не скрываешь осуждения? Жопа-то не болит? Я бы за две с половиной тысячи лет мозоль натёр. А что ты сделал, чтобы было иначе? Брата ненавидишь? За саможаление и гордыню? На себя-то полюбуйся! Чаю нальёшь?
- Кружку неси, - взгляд Горного Мага был по-прежнему безэмоционален.
- Спасибо за гостеприимство, - проглумился Горт.
- Почему ты здесь? – спросил Грач, глядя на Аррата.
- Не знаю, - маг смотрел в тёмное небо со скудными еле проступающими звёздами. – Здесь спокойно. Тревожат редко.
- Прости. Защитник зайти велел, - скривился Грач. – На рассвете уйдём. Я пойду жалеть себя и думать о своих победах, а ты оставайся здесь. Не жалей и не думай. Самому не смешно?
- Странное чувство, - Горт отхлебнул из чашки. – Вот ваши тёрки исключительно из-за того, что людишки возомнили, будто имеют право выбирать свою судьбу? Охренело быдло поганое! Пастуха надо слушаться. А если пастух не объяснил, на какие кнопки нажимать, и стадо погибло, виноват пастух. Впрочем, если он виноват, то тоже не виноват. Ведь кто-то сделал его пастухом. Ну и в конечном итоге… Знакомая доктрина, Аррат? Как, нашёл ответы на вопросы? – хомяк резко и зло посмотрел на Горного Мага. Тот лишь втянул голову в плечи и отвёл глаза.
- Ты чё на него едешь? – Грач смотрел на Горта с удивлением.
- Да знает он, - Горт сверкнул глазами. – Нечего свою слабость за мудрость выдавать!
- Слабость? – взгляд Горного Мага налился гневом. – Ну расскажи мне тогда, в чем будет сила. Во лжи себе?
- Серьёзное обвинение, - Горт, впрочем, как и Горный Маг, напрягался всё больше. – Я как минимум попросил бы его обосновать. Конечно если вы, сударь, видите такую возможность. Или всё это блеф, который сведётся к вопросу «А зачем»?
- Я смотрю, ты уже нашёл подробный и развёрнутый ответ на этот вопрос? – Аррат скривился. – Мы внемлем…
- Ты стал говорить о себе во множественном числе? – Горт пристально смотрел на него.
Грач всё более чувствовал себя не то чтобы зрителем, а скорее даже декорацией в этом странном спектакле. Однако напряжение нарастало, и он уже не знал, чем всё закончится. Странным был этот Горный Маг. Можно было сказать, неадекватным, пользуясь терминологией того мира, в котором Грач родился и вырос в этот раз. Но…
- Задрали бухтеть! Девушке в туалет надо. Где здесь? – Ворон, не открывая глаз, как-то холодно и сдержанно построил «членов дискуссионного клуба».
Школьница.
Она неслась навстречу ветру и солнцу, навстречу синему-синему небу, в глубине которого отражались утренние звёзды. Она летела прочь от того скучного и душного мира, положения абсолютной безвыходности и уверенности в том, что это нормальная жизнь, и так живут люди, и Ей суждено всю свою жизнь стремиться к неизвестной и несуществующей цели.
В Её жизни ничего нет. Нет любви. Нет цели. Нет желания, мечты, и, главное, нет свободы. Есть лишь осознание, что изменить Она ничего, совсем ничего не может. Она жила и слепо верила, что если следовать правилам, то рано или поздно обретёшь счастье. Но вера приносила лишь убытки, а счастье не приходило. Лишь ощущение ненужности, безвыходности, казалось, что уже некуда стремиться, что жизнь проходит час за часом, день за днём, год за годом, а никаких событий нет. Всё какое-то одинаковое, серое и скучное.
Всё, что Она видела - это толпы народу, пасмурные школьные будни и пустоту своей души, которую было некому заполнить. Её гнали отовсюду, и бредя по грязным лужам и мокрому асфальту, Она глядела на счастливые лица людей. Им есть чем жить. А Она умрёт, родится снова, снова умрёт, и так, жизнь за жизнью, в бесконечность... Ей казалось, что жизнь недорога, что Она не нужна, но кроме жизни, этой, следующей и многих, что будут потом, ничего тоже нет. Это навсегда.
Но, наверное, всё когда-нибудь кончается. И не только жизнь. И Ей не было суждено жить под низким желтовато-липким небом. Потому что если в глубине воспоминаний любого человека блеснёт звезда счастья, можно вырваться из этой глухой пропасти вечной безысходности, грусти и лжи.
Если хоть в самом укромном уголке сердца есть тайная мечта, который на самом деле отражает всю сущность человека, то она обязательно так или иначе исполнится. И нельзя точно знать, что нет никаких миров, нет островков в бесконечном пространстве, где есть волшебство, есть к чему стремиться, есть нечто, позволяющее материализовать мечты. Если мечта есть в сердце человека, то он о ней узнал путешествуя в бескрайних просторах своего сознания. Он с самого начала о ней помнил и знал...
Она тоже вспомнила, тоже узнала, что может изменить всё, что это её жизнь, её душа, и она может творить. Творить свои мечты, миры и те самые островки на просторах реальности.
И теперь Она неслась навстречу ветру и солнцу, навстречу синему-синему небу, в глубине которого отражались утренние звёзды. Позади был ограниченный людским воображением мир, ограниченный, потому что кто-то решил, что других миров нет, и для него их не стало, он рассказал об этом другим, и для них их не стало тоже. Но для Неё они были. И впереди была неизвестность. Непредсказуемость, наконец что-то новое для Неё, то чему она может научиться! Ей было страшно, что она летит вперёд с такой надеждой, но там тоже будет пустота, но нет... (© Элдари «Свобода»)
- Ложись!
Чей-то хлёсткий толчок придавил её к земле, казалось, мгновенно. А затем… Звук был очень громким. Настолько громким, что все остальные сразу перестали существовать. Камаз с красным крестом в один миг скрыло бурое пламя взрыва.
- Лежи, дура! На второй круг пошёл! Халаты ваши, млять, белые… Лежи не дёргайся, как будто умерла!
Она вжалась в землю и замерла, понимая, что это не то место и время, где можно возразить. Всё было как-то слишком серьёзно, и осознание этого происходило поэтапно. Сперва пришло понимание того факта, что в камаз она успела вернуться прежде, чем «дрозд» ударил в него ракетой. «Дрозд»… Откуда она знает? Чёрт! Там же!..
- Лежи дура, ты им не поможешь! Молись, если знаешь, кому! - Лёжа на спине, парень кавказской внешности прижал к плечу приклад автомата. По рукаву его полевой формы быстро расплывалось бурое пятно, но он не обращал на это внимания. Странный звенящий рокот турбин «дрозда» становился всё громче и вдруг резко изменил тональность. Наташка зажмурилась от неожиданности и страха.
Несколько очень громких коротких автоматных очередей прямо над ухом… Ещё более жёсткий удар, чем первый… Короткая и резкая боль в руке и в районе грудной клетки… И небытиё. Просто как будто кто-то выключил её сознание.
Её несли на руках. Было больно, и она ещё не понимала где именно. Не то, что бы сильно больно, просто как-то гадко. Она попробовала приоткрыть глаза. Тот же парень кавказского вида тащил её на руках по лесу. Поняв, что Наташка приходит в себя, парень, с трудом держась на ногах, но, тем не менее, бережно уложил её под дерево и сел рядом сам.
- Ну пришла в себя, девчонка, и то хлеб. Больно? – его глаза выражали сочувствие, - ты не бойся, до Авдеевки уже чуть осталось. Не брошу, доберёмся. Сейчас, только жгут распущу на руке, а то уже часа три держу. Сама же мне потом и оттяпаешь руку, если что не так.
- Чё с рукой, покажи? – дёрнулась Наташка, к своему удивлению, понимая, что знает, как помочь. Ну или догадывается… Однако, в следующую секунду скривилась от боли. Болело, казалось, всё тело. Наверное, от кончиков ушей, до ногтей.
- Ты лежи, девчонка, лежи, не дергайся. Я вообще не знаю, как ты жива-то осталась. Я тебя чуть не из воронки достал, а повреждений почти нет. Руку я тебе чуть перевязал, дальше в госпитале посмотрят. У тебя кантузия сильная. Не дёргайся. Сейчас для тебя весь этот мир нереален. Просто расслабься…
- Пить хочется, - Наташка посмотрела на парня и попыталась сфокусировать взгляд на его лице. – Тебя как зовут?
- На. Только немного. Надеюсь у тебя нет других повреждений, кроме руки и кантузии, но мало ли… - парень протянул ей фляжку. – А как звать… Нам говорить не положено. Старший сержант разведроты. Мама Гиви звала. Когда-то… - его глаза стали вдруг большими и грустными. – Захочешь, найдёшь, девчонка, - как будто снова в него вошла сила жизни. – Позывной «Ботаник». Фронтовая разведка меня не плохо знает. Так что… Буду рад познакомиться в более комфортных обстоятельствах, - он подмигнул. – Только сейчас надо выбраться. Передохнёшь, пошли дальше. Торопиться надо…
- Я приказываю… - Наташка всё не могла понять, почему этот голос ей так знаком. – Я приказываю немедленно двигаться по шоссе в район Расторгуево. Группа выполнила свою задачу. Тем не менее… - её головная боль всё мешала понять, что же сейчас так знакомо и незнакомо одновременно. Как будто какое-то кино, которое она уже не один раз смотрела. Превозмогая эту боль, она приподнялась на локте и обнаружила себя на подводе, запряжённой старенькой симпатичной рыжеватой лошадкой. Достаточно было перехватить взгляд этого доброго и доверчивого животного, чтобы почувствовать какое-то странное, почти болезненное, тепло. – Тем не менее, я остаюсь… - Папа! Ну это же его голос! Ну ведь он же! Почему же так тошнит и болит голова?.. – Это мой долг. Отход госпиталя надо прикрыть. Штрафники не справятся, даже если бы на них была надежда. – Папа! Ну почему же он, скользнув по ней взглядом, как по случайно подвернувшемуся предмету, не узнал? Она же!.. – Кто из вас готов нарушить мой приказ и остаться со мной? Мы ведь понимаем последствия этого выбора? Шаг вперёд, млять!.. – Все, стоявшие в строю, а их было человек сорок, без колебаний сделали этот шаг.
- Ловчий, чё глупые вопросы задаёшь? Знаешь же, мы за любой кипеж, кроме голодовки, - в говорившем это человеке Наташка узнала того парня, что выносил её давеча из-под обстрела. – Я твой приказ выполнять не буду. Живыми выберемся – накажешь, - Ботаник широко ухмыльнулся, оглядываясь на сослуживцев. Те в свою очередь ответили одобряющими взглядами. – Задачу ставь, капитан. Ну чтоб типа без отсебятины…
В этот миг на Наташку снова навалилась слабость, звон в ушах и какое-то нестерпимое чувство неспособности быть равной по силе духа тем, с кем теперь придётся взаимодействовать. Ну то есть просто стоять рядом, есть из одного котелка, сопротивляться одним бедам, жить одной жизнью… «Нет, Гребусла, я не попрошу, чтобы ты меня вернул! Не попрошу! Я не слабая!..»
Снова пустота. Какая-то холодная и мучительная. Но выбираться из неё ещё хуже. Грузовик мотало, и казалось, что Наташка сейчас вытошнит собственные кишки. Либо её уже рвало, либо это только снилось, но гадкое ощущение было слишком реалистичным.
- Из разведроты уцелел кто? – чей-то чужой голос вывел из состояния оцепенения.
- Все там остались…
В этот момент колонна грузовиков стояла. «Папа, Гиви, что, все? Вот просто так все?! И те ребята, которые сделали шаг вперёд, ослушавшись приказа? Все?!!» Чувствуя, как душат её слёзы, превозмогая тошноту, Наташка рванулась за борт грузовика.
- Куда тебя понесло? – её резко одёрнула за руку девушка совсем небольшого роста, но какая-то… Она была какая-то совсем из этого мира. А Наташка нет. – Сейчас дальше колонна пойдёт. Отстать хочешь?
- Меня сейчас вырвет. В машине неудобно как-то, - потупилась Наташка.
- Ну иди, - черноволосая девочка посмотрела на неё пристально. Словно рентгеном просветила. – Только быстро. Колонна тронется, ждать тебя никто не будет. – И как-то необычно прищурившись, добавила: - Слёзы не помогают. От них только больнее. Если потеряла кого, не вспоминай, - и резко отвернулась.
- Ложись!!! – Наташка уже начала привыкать к этому окрику. Еще секунды назад, проходя мимо танков, она думала, что всё хорошо.
- Давай к нам, санитарочка, - парень был старше её от силы года на четыре. – За бронёй попроще, поди.
- Господи, да мелкая она какая! Ты чё, Вадим, совсем попутался, что ли? Школьница ведь!
- Школьница! Мне, типа, надо чего-то стыдиться? – Наташка прожгла взглядом танкиста.
- Ну я…
- Ложись!..
В этом мире всё было как всегда. «Я не хочу домой, Гребусла! Я справлюсь! Я не слабая!»
Падая на землю и переворачиваясь на спину, она поняла, что этим действием не отделается. А где-то в небе ревели движки «воробья». Скорее даже не ревели, а просто ныли. И этот дурак в танкистской форме… Трус! Хотя ей ли судить…
«Спасибо за урок, папа!» Коротким резким движением она вырвала из рук упавшего рядом пожилого дядьки автомат и, вжавшись в землю, выстрелила в странное создание, зависшее над их колонной грузовиков и группой танков. Она наверное не ждала никакого результата. Просто всякий раз, когда гильзы осыпались, опаливая волосы, она снова целилась в это механическое создание и нажимала на курок. Странное существо, задумавшись, ответило коротким и резким ударом. От корпуса беспилотника неожиданно отделилась белая черта и, набирая скорость, устремилась туда, где Наташка пыталась прижимать к плечу автомат. Всё! «Я не хочу домой, Гребусла! Я справлюсь! Я не слабая!»
Снова какой-то нечеловечески сильный удар в землю. Рядом с ней.
- Беги, дура!!!
«Я узнал, что у меня
Есть огромная семья:
И тропинка, и лесок,
В поле – каждый колосок!»
Она сумела поразить цель. Странная, не очень крупная, но такая смертоносная железка взорвалась в воздухе. Впрочем, легче почему-то не стало.
- Пошли, дура, быстро! – какой-то совсем взрослый дядька старше её отца. – Быстро!!! Раптора из автомата не снимешь!
- А… Раптор?!
- Быстро, дура! Уходить надо!
И тут грохот скрыл всё. Все звуки этого мира будто растворились в оглушительном громе уничтожения тех, кто еще недавно пытался их защищать. Бой длился меньше минуты, но то странное творение человеческих рук, что вышло из-за облаков и обрушило свою мощь на тех, кто пытался оборонять госпиталь, в конечном итоге получило повреждение, достаточное для того, чтобы ретироваться.
Всё! Силы кончились. Она откуда-то знала этого человека. Седой? Пять лет назад?
- Ты кто? – Наташка неожиданно поняла, что целится в голову этого дядьки. Ещё чуть и…
- Тихо, девочка, тихо… - он был бледен. - Я не враг. Сейчас сматывать надо… - Какая-то звенящая тишина. Подлая тишина. А где тот мальчишка? Что, всё? В пятистах метрах догорали остовы танков. Что, всё?! Что-то гадко ломалось внутри. А могла ли она его спасти, если бы просто улыбнулась? «Я не хочу домой, Гребусла! Не хочу!!! Вру, конечно…»
- А ты ничего, школьница, - Седой пытался трясущимися руками свернуть самокрутку. – Как здесь оказалась-то?
- Сама пришла. Папа солдат, и я на что сгожусь, - она чувствовала, что сейчас просто потеряет сознание то ли от страха, то ли от какой-то неразумности происходящего.
- А папа кто? – Седой нервно покосился на девчонку.
- Ловчего знаешь? – Наташка сверкнула глазами. – Я его дочь. И молчи, чтоб не знал никто!
- Вот ни фига себе… - Седой выронил самокрутку. – А ты ничего так, санитарочка. Кажется, горжусь тем, что с тобой рядом сижу…
Девочка, которая никогда не плакала и никогда не смеялась.
- Дай затянуться, - Лалико протянула руку к самокрутке Седого.
- Ну… - он нехотя отдал самокрутку. – Не рано тебе?
- Тревожишься? – Лалико смерила его странным холодным взглядом. – Еще скажи здоровье поберечь…
Седой поёжился. Многое было в глазах этой девочки. Он сам повидал немало, но под этим взглядом, выворачивающим душу наизнанку, было трудно не тупить глаза.
- Как она?
- А тебе-то что? – Седой протянул руку за своей самокруткой.
- Бегемот ко мне приставляет. Нахрен мне эта обуза… - Лалико смотрела куда-то вдаль или в пустоту.
- Да ничего так. Мелкая, конечно… К слову, «воробья» на шоссе она сняла.
- Во как! А я думала, эта малолетка только рыдать умеет, - Лалико с удивлением посмотрела на Седого. – С виду и не подумаешь.
- Непростая она. Всего сказать не могу… - Седой выкинул остатки самокрутки. – Ну, вобщем… Нормальная девчонка. Сработаетесь.
- Да ладно? – Лалико вопросительно посмотрела на Седого.
- Не знаю…
- Крови, поди, боится, как все мелкие?
- Не знаю.
- Ладно, разберёмся. Спиртом флягу заправить?
- Как благодарить-то за такое предложение?!.. - Седой протянул пустую фляжку.
- Не благодари. Знаю, куда вас завтра пошлют. Зря с Ловчим связался. Смерть за ним ходит, - какой-то холодный, пронизывающий взгляд этой девочки заставил Седого вздрогнуть.
- Может, пора уже…
- Кто ж знает, когда нам пора, - Лалико подняла глаза к нависшим свинцовым облакам…
- Я могу работать! Я в порядке! – Наташка пыталась всем своим видом показать, что от былой кантузии и лёгкого ранения нет и следа. Однако в глазах всё ещё временами двоилось, и невозможно было спрятать забинтованную руку.
- Тебе лет-то сколько? – полковник Зинченко пристально посмотрел ей в глаза.
- Восе…
- Не врать! – в голосе полковника послышались металлические нотки. Изначально по нему было не сказать, что он так может. Не зря его за глаза называли Бегемотом. Какой-то огромный, с нижней челюстью, подобной ящику комода, и удивительно добрыми глазами, он не мог так сказать. Наташка съёжилась.
- Шестнадцать… - теперь она уже знала, откуда понимание, как оказывать первую помощь раненым, что такое «воробей», «дрозд», «раптор», и почему так твёрдо была уверена, что в тот камаз успела вернуться. Той, в чьё тело она попала в этом мире, было шестнадцать. Всего-то год разницы…
- Дура!.. – Бегемот сверлил её взглядом несвойственно жёстко. – В военкомате возраст приписала?
- Да, - Наташка сверкнула глазами. - Мне типа домой ехать? Может, здесь на что сгожусь?
- Ай, - полковник махнул рукой. – Дура! Стрелять умеешь - это хорошо. Всё одно, дура, - он сплюнул от досады. – К Лалке вторым номером пойдёшь. Такая же, как ты, мелкая. Ну, у неё хоть повод есть…
То, что было потом, наверное, в прошлой жизни она посчитала бы адом. Но задумываться не было времени. От стирки нижнего белья и бинтов, которых не хватало, с пальцев рук слезала кожа. Наташка научилась спать стоя, когда это было надо, и, обварив ногу кипятком из котла, в котором стерилизовались бинты, до волдырей, как-то даже не заметила той боли, которую в прошлой жизни непременно посчитала бы великой трагедией. Страшные дни… Люди, вокруг которых она совершала действия, умирали или выздоравливали, но была хоть какая-то возможность отстраняться от тех, кого привозили с передовой. Она всё чаще думала, что «не тянет». Она готова была сдаться… Но… Реальный ад начался позже. Её персональный ад.
«Я не хочу домой, Гребусла! Может быть, я вру себе…»
Душ! Как же она соскучилась по душу! Обычно мылись, обливая себя водой из долбанного ведра, нагретого на огне. Но вот здесь была возможность встать под душ. Ей чертовски не хватало этого. Вытершись грубым полотенцем она неожиданно обернулась и увидела Лалико. Лалка была старше неё от силы года на три. Наташка раньше не видела её голой, а увидев… странный комок застрял в горле…
- Что, уродина? – страшные шрамы от горла до живота как будто ломали жизнь этой девчонки. – Кому я теперь нужна? – её губы задрожали, но она пересилила себя. Эта девочка никогда не плакала. – Я теперь уродина, да?
А Наташка всё смотрела на страшные шрамы и пыталась понять, что же она чувствует, эта девочка, которая никогда не плакала и никогда не смеялась…
- Я красивая была. У меня было шесть старших братьев и один младший, - Лалка сидела с абсолютно пустым взглядом. Она уже накинула на себя какие-то шмотки и снова была как всегда. Не хотелось заглядывать ей в глаза. – Папа – хирург. Мама – учительница в старших классах. Братья… У меня в один день никого не стало. Сперва похоронка на старшего пришла, а потом команда на эвакуацию. Всё было очень быстро. Младший на улицу выскочил. Мы вещи собирали. Папа сказал, чтобы я его позвала. Я выбежала, а потом… Это забор. Меня взрывной волной кинуло. А младший уже домой вернулся. Я ничего не помню! Госпиталь… Не смотри на меня, дрянь!
- Я не дрянь! Не смей меня так называть! Я не виновата, что меня там не было, - Наташка всё никак не могла проглотить мерзость, подкатывающую к горлу. – Я не дрянь! Слышишь!
- Прости, школьница. Я теперь всех ненавижу. Служу им и ненавижу. Знаешь, а меня куколкой звали. Я красивая была. И когда я по улице шла, никто не смел на меня даже глаза поднять. За меня бы братья вступились. А теперь нет никого. Приходится самой. У меня волосы были до пояса, и я была самой красивой девчонкой, наверное, на свете. Меня защищали, берегли. А было кому. Теперь есть только эта мразь, которая убивает наших мальчишек, и я пытаюсь возвращать их к жизни. Но кто-то же из них должен победить?!
- Увидишь, папа победит, - Наташка смотрела в глаза Лалико. – Порвёт, как Тузик грелку.
- Да ладно, - в глазах Лалки снова появилась здоровая ухмылка. – Папа бэтмен что ли?
- А может и бэтмен. Всему своё время. А ты самая красивая, и больше никогда не сомневайся в себе. Вот увидишь! – в этот миг Наташка не боялась смотреть ей в глаза.
«Я не хочу домой, Гребусла! Я справлюсь! Вот хотя бы за эту девочку. И не соблазняй меня больше! Не пойду!!!»
- Дура ты, школьница. В чудеса, поди, веришь. Нам с тобой завтра на передовую ехать. Там упырям расскажешь, что у тебя папа бэтмен. Думаешь, поверят?
- Пофиг мне, - Наташка, наконец, проглотила поганый комок в горле. – Боишься что ли?
- Я-то нет. Чего мне бояться? А вот ты странно, что не боишься. Да ты и сама странная. Как не от мира сего…
И вот тут Наташка в первый раз вспомнила, что владеет силой, достаточной, чтобы изменить не только судьбу Лалико, но и все судьбы этого мира. Почему-то безумно захотелось показать всем это здесь и сейчас, но… папа! Приходил бы ты уже скорее. Где же ты? Может быть пора что-то менять?...
На разбитой грунтовке машину сильно трясло, но, невзирая на болезненные удары об борт грузовика и не очень далёкие уже звуки боя, Наташка пыталась доспать хоть несколько минут. Потом уже не получится. Поджав ноги под себя и сгруппировавшись, чтобы согреться и не биться об борт, она пыталась сохранить где-то внутри себя хоть маленькую капельку тепла. Не физического. Какого-то эмоционального что ли… Наверное, когда эта последняя капелька раствориться в боли и крови этой реальности, она просто сойдёт с ума. Её не станет! А что определяет суть человека? Да ведь тот самый маленький мирок с капелькой тепла внутри. И чем теплее и спокойнее этот центр личного мироздания, тем надёжнее и крепче стоишь на ногах… Не было внутри уже этого тепла! Как-то потратилось всё…
«- Я пойду с тобой, папа! Ты не отговоришь меня!
- Нет! Ты перестанешь быть… Подростком, девчонкой, человеком ты перестанешь быть! Нахрена тебе это надо?!
- Папа, но ты же не перестал. Значит, и я смогу.»
- Куда вас чёрт принёс, идиотки?! – майор сосредоточенно разглядывал местность в бинокль, прижимаясь к краю окопа. – С утра две машины в госпиталь отправили. Сейчас солнце сядет, и здесь месиво начнётся…
- Значит сгодимся на что, - Лалка резко глянула в глаза майору, наконец оторвавшемуся от бинокля. – Нам только… машина, в общем, нам нужна. И шофёр. Нас артиллеристы подвозили. Нам необходимо обеспечить транспортировку раненых до госпиталя. Бегемот приказал… Простите, товарищ майор. Полковник Зинченко приказал.
- Бегемот?!... – майор прыснул. –Эко вы его ласково… Помню я дядьку Зинченко. И госпиталь ваш помню, - он помрачнел. – А что, полковник помоложе найти никого не мог? – он смерил взглядом Лалку и Наташку.
Да, смотрелись они сейчас, наверное. Наташка была выше Лалки на полголовы, хоть и моложе. Вот стояли они перед этим взрослым мужиком, видевшим смерть не раз, две малолетние дуры, и пытались доказать, что тоже нужны. А он и не знал, как придумать, чтобы валили они отсюда быстро и далеко. Такие дела, война…
- Держи, санитарочка, - парню было лет восемнадцать. – Держи, сладкого не люблю, - он протягивал ей банку сгущёнки.
- С чего такая щедрость? – не готова была принимать Наташка спонтанные знаки внимания от парней, но здесь явно было что-то другое. Что вот только?...
Когда-то в детстве папа водил её по походам. Не так, чтобы очень серьёзно, но всё же… Шарохаться на передовой в белом халате было нельзя. Упыри не чувствовали вины, стреляя по санитарам. Машинам было пофиг. Так Лалка сказала. Впрочем, Наташка не сомневалась. Теперь на ней была обычная армейская камуфляга. Как в детстве, когда с папой по походам… Только папа тогда нашёл совсем детский размер, а здесь… Наташка не помнила, она ли стирала эту шмотку от крови, или кто-то ещё из санитарок. Но с утра пораньше, получив стиранную «полёвку» мелкого размера (почти на неё, даже ушивать не пришлось) заштопала дырки на груди и спине, и уже надевая, вдруг подумала о прежнем хозяине этого комплекта полевой формы. Заплатки располагались точно напротив сердца. Пуля видимо навылет прошла… Тогда Лалка сказала: «Не парься, к удаче». Ну пусть будет к удаче…
Вот стояли они сейчас перед этим парнишкой артиллеристом, протягивающим банку сгущёнки, такие типа взрослые, собранные, в полёвке…
- А ты сладкое любишь, школьница? – Лалка как-то странно посмотрела на неё.
И вдруг Наташка вспомнила того танкиста, который окликнул её перед тем, как…
- А здесь других девушек нет. И цветов тоже, - парнишка улыбнулся. – Знаешь, санитарочка, а я и цветов-то девчонкам не дарил никогда. Теперь уж не успею.
- Дай, - Наташка резко дёрнула банку сгущёнки у парня из рук, - ты всё успеешь! Ты понял?!!! Ты всё успеешь!!!
- А ты ничего так, школьница… - Лалка была задумчива. – Я бы не смогла…
- Что не смогла? – Наташка смотрела, как солнце медленно закатывается за деревья.
- Поддержать бы хлопчика не смогла. Ты ещё веришь во что-то, а я уже нет. Когда-нибудь упыри перебьют всех мальчишек, и мне некого будет лечить. Тогда придётся брать в руки автомат. А я не умею. И он не учит…
- Он? – от глаз Наташки не укрылось, сколь странно изменилось выражение лица Лалико, но лишь на долю секунды. Она мгновенно закрылась.
- Научишь? – глаза Лалки снова стали холодными, а голос абсолютно безэмоциональным.
- Да я… в общем я не то, чтобы…
- Хорош гнать! Что про тебя Седой знает? Мне бы он рассказал, но чего-то боится. Да и «воробья» из автомата снять знаешь ли… Колись, школьница, - Лалка сверлила её взглядом.
- Папа учил хорошо. И тренер тоже, - Наташка скорей растерялась. Вот что сейчас она должна отвечать?
- А кто папа? Так вот легко малолетку на войну отпустил?
- Да что ты знаешь?! – Наташка была готова может быть ударить, а может быть выскочить из окопа, и пойти, куда глаза глядят, невзирая на последствия, но, пожалуй, Боги смилостивились и оборвали этот болезненный разговор. Правда, по-своему не очень гуманно…
Реальность изменилась как-то по-скотски быстро. Сперва холмик земли над штабным блиндажом неожиданно распух и вдруг, поднявшись, брызнул во все стороны липкими грязными хлопьями, а потом в мир пришли звуки. Они были такими громкими, что…
- Да что ты знаешь?!... – Наташка как будто столкнулась со встречной электричкой и, падая на дно окопа, всё ещё не понимала, что произошло… Потом были ещё несколько жёстких и громких ударов, и выплёвывая изо рта комья земли, она уже слышала, как заговорила пушка, возле которой она только что отняла банку сгущёнки у этого парнишки.
«Ты всё успеешь! В этом мире есть справедливость! Ты найдёшь ту, которая будет достойна твоих цветов!»
- Пригнись, дура! – Чья-то крепкая рука вжала её в дно окопа, и в следующую секунду из сопла гранатомёта вырвалась струя раскалённого газа и ударила туда, где ещё недавно была её голова. – Ты чё здесь шарохаешься, дрянь сопливая?! В куклы дома играть будешь! Пошла отсюда нах!!! – человек с неестественно красным лицом со следами явно свежих ожогов смотрел на неё, как на инфузорию, - пошла отсюда!!!
- «Ферзь»! Он не один! «Спайдеров» мы бы сделали, - майор был бледен, как мел, видимо сказывалась большая внутренняя кровопотеря. – Нужно подкрепление, мы продержимся вряд ли больше получаса… - майор придерживал левой рукой простреленный живот. – Алё!... Млять! – Он кинул трубку полевого телефона, - чё вы сюда припёрлись?!...
- Пошли! – Лалка резко потянула его за шиворот, - мёртвый солдат задачу не выполняет!
- Идиотка! – майор фактически вырубался. – Чё ты сюда припёрлась?!
И тогда Наташка услышала этот звук. Впрочем, его услышали всё, но в отличие от неё, замерли. Звук был тихим, на фоне всего того, что происходило вокруг. Это было давно. Папа очень сильно пытался стать просто мастером. Он пытался уйти от войны. У него было всё нормально с руками и с головой, и он пытался чинить дурацкие железки, так необходимые людям. Теперь Наташка слишком хорошо понимала, что он просто бегал от судьбы. Зря: не сбежишь от неё. Так звучала гидравлика электропогрузчика. Только медленнее. Теперь это было феерично быстро…
Перешагивая через тело парня, стрелявшего только что из гранатомёта, она увидела, что есть ещё один заряд. Один выстрел, как говорили эти странные люди, идущие на смерть. Странный мир. Жизнь странная. Что-то внутри неё с характерным хрустом сломалось. Теперь бы только понять как… Папа знает…
«Я узнал, что у меня
Есть огромная семья:
И тропинка, и лесок,
В поле – каждый колосок!»
Как-то неожиданно для всех она легко вспрыгнула на край окопа, держа в руках гранатомёт. «Шайтан-труба…» По-разному в том мире, откуда она была родом, называли эту хрень…
«Папа, как?» - и вдруг, она почувствовала, что знает как.
«Ферзь» был большой. Как танк. Наташка почему-то знала, что маленькими гадкими созданиями размером немного более чем табуретка, руководит именно он. Эти были совсем механические, а «ферзь» ДУМАЛ. Ну плохо думал, и Наташка думала быстрее. Ряд коротких и жёстких действий сделали руки, а не голова.
«Спасибо, папочка!»
Взрывная волна кинула её снова на дно окопа.
- Пошла, куколка, потом поплачем, - майор был до безобразия тяжёлым, но Наташка не считала себя слабой.
- А ты крута, школьница! Вот так вот легко «ферзя»?!
- Пошла ты! У каждого в башке свои тараканы!...
- Француз - Седому, - было что-то неуловимо знакомое в голосе человека, сидевшего к ним спиной. В рост никто не вставал, хотя, от окопов они отодвинулись в тыл метров на четыреста. Листва с деревьев давно облетела, и шалые пули редким дождиком стучали по стволам чахлых берёзок, иногда сшибая голые ветки. В этот березняк стаскивали раненых. Теперь уже без участия Лалки и Наташки. Им более чем хватало работы и здесь.
- На связи, - гаркнула рация.
- Ты как там? Керосин весь сжёг? Чё с транспортом?
- Транспорт расфигачили. Но катера через Волхв два рейса сделали. Разгрузиться второй раз успели. Первая волна, судя по всему, «Росомаху» с юга обогнула и сейчас пробует перерезать дорогу на запад. Чем пахнет, понимаешь. Там сейчас взвода Ботаника и Жмура разбираются. Ну и штрафников толпа.
«Росомаха… одиноко стоящая гора, словно криво выросший зуб при неправильном прикусе», - Наташка вспомнила карту. – «Куда же их везти-то теперь, если единственную дорогу упыри отрезали?..» – она бинтовала голову тому самому парнишке, что одарил её банкой сгущёнки. Рана была страшная только с виду. На самом деле неопасная. И главное, что глаз цел. Найдёт ещё, кому цветы дарить. Только бы отсюда вывезти. Вот майор конкретно хуже…
- Я понял, Француз. Так что с керосином? Если ты мне сейчас двух «Ферзей» не отработаешь, они нас сами отработают.
- Да керосина ещё чуток есть… - Француз чуть помедлил, - ну, короче, у нас на двоих снарядов сорок к пушкам осталось. И всё. Мы попробуем, но…
- Француз, мать твою, ты чё сможешь, сделай! Сейчас сперва пехоту додавят, потом и нас!
- Понял тебя, Седой, - раздалось в динамике рации после некоторой паузы. – Босой, слышишь меня?
- Да, командир.
- По дороге домой к Седому на чашку чая заскочим.
- Да, командир, принял, работаем.
- «Рубежники». «Птенцы» Ловчего, - Лалка, тяжело дыша, привалилась спиной к берёзе, рядом с Наташкой. – Дай воды глотнуть. В горле пересохло, а свою флягу я уже извела.
- Вот, - Наташка почти машинально сняла с ремня и протянула Лалке армейскую алюминиевую фляжку. Такую же, как ещё в детстве таскала по походам. С папой…
- Если «Рубежников» прислали, значит, обязательно выберемся. Не бойся, школьница.
- Школьница? Да и ты, Мышка, как я погляжу, здесь… - Седой повернулся к ним лицом, и как-то не в духе момента грустно улыбнулся. - Вот что вас?!... Бегемоту при встрече точно в морду суну!
- Не трогай Бегемота, Седой, - Лалка улыбнулась в ответ. - Он хороший. Да и если вы здесь – всё будет нормально.
- Безрассудная ты, Мышка… А как напарница? Сработались? – Седой перевёл взгляд на Наташку.
- Вполне.
- Так и предпологал…
Наверное, Седой хотел сказать ещё что-то, но рация снова подала голос.
- Седой – Французу.
- На приёме.
- Вижу двух «Ферзей» за перегибом рельефа, относительно позиций пехоты. Оба в пассивном режиме. У нас будет один заход на цели. Не уделаем – дальше только машины гробить без всякой пользы. Так что не обессудьте, мужики.
- Давай уже, не томи! - В голосе Седого появились нотки нетерпения.
- Француз – Босому.
- На приёме.
- Четыре «Крокодила» на полтретьего. Дистанция одиннадцать километров. Идут на нас.
- Вижу. Делимся и быстро отрабатываем цели. Мой «Ферзь», который с севера. Потом валим. Идём через Фролово. Там ПВОшники нам с хвоста упырей сбросят, если раньше… не оторвёмся.
- Принял, работаем, командир.
За грохотом боя сперва незаметный шум турбин постепенно нарастал. В какой-то момент он вдруг резко усилился и изменил тональность. Чуть выше горизонта сквозь редкие берёзки Наташка увидела над полем боя два маленьких чёрных силуэта самолётов. Два СУ-24 шли в её направлении, и света сопел не было видно, но не очень яркие частые вспышки по всему силуэту самолётов не заметить было невозможно. Плотность открытого по ним пулемётного огня поражала, однако, машины, словно не замечая этого, продолжали уверенно заходить на цели.
Неожиданно откуда-то из-за горизонта вверх устремились две яркосветящиеся черты. Потом ещё две из другой точки. Потом ещё две. И ещё…
Рёв турбин нарастал. Когда первые ракеты сблизились с искрящими от пуль силуэтами самолётов, в разные стороны от них брызнули огоньки, чем-то напоминающие салют. Ракеты, словно повинуясь животному инстинкту, бросились за этими огоньками… Не все…
- Прыгай, Француз!
- Фигня! Гидравлика. Я на второй круг пошёл!
Наташка видела, как эта маленькая ослепительно светящая черта лизнула самолёт ярким светом где-то между крылом и фюзеляжем. Звук долетел секунд через семь…
- Прыгай, Француз!!!
- Я сказал, фигня!!! Работаю по второму «Ферзю».
- Командир, «Крокодилы» на четырнадцать. Перестраиваются в активный режим. Фиксирую работу радаров наведения!..
Длинная череда выстрелов... Одна из Сушек дёрнулась от близкого разрыва ракеты и, с оглушительным рёвом набирая высоту почти вертикально вверх, ушла в мёртвую петлю…
- Босой, работай по «Крокодилам»!
СУшка перевалила самый верх петли и с воем турбин устремилась вниз.
- Работай, Босой!
- Француз мне нечем.
- Уходи, мля!
- Летуны, меня слушать! – Седой как-то неожиданно подобрался, и Наташка с Лалкой вдруг остались за пределами его внимания. – Отрабатываете боекомплект по «Ферзям» и уходите вдоль ложбины севернее «Росомахи». Работаете быстро. Базар закончили!
- Отработали твоих «Ферзей», Седой. Оба готовы.
Полнеба уже озаряли два ярких костра, неожиданно возникших за какие-то, наверное, доли секунды где-то за горизонтом.
- «Рубежники», млять! По «Крокодилам» с бэтэров кто увидит работаем на поражение! Француз! Заходите в ущелье низко и «зовёте» за собой. Мы страхуем, только низко летите.
- Спасибо, Седой! Мы пошли…
Рация хлюпнула шумодавом и затихла. А потом… небо озарилось шквалом огня где-то за спиной. Наташка догадывалась, что «Рубежники» пришли не пешком, и особо не удивилась, когда из ущелья по «Крокодилам» неожиданно с совсем небольшой дистанции ударили крупнокалиберные пулемёты. Машины, нацелившиеся на уничтожение двух самолётов, попросту не успели обсчитать такой вариант развития событий.
- Седой – Французу.
- Да, Жан, как ты?
- Нормально. До дома доберусь. Спасибо за поддержку.
- Птичку сильно истрепал? Сам-то цел хоть?
- Цел. Самолёт повреждён не серьёзно. А вот Босой, по ходу, кабину обгадил. Теперь мыть будет.
- Командир, - раздался в рации обиженный голос Босого. – Я вообще-то не за себя сдрейфил!
- Уймись, Босой. Я и сам немного сдрейфил. Седой, спасибо за «Крокодилов». Мы домой, а то баки сухие.
- Вам, хлопчики, спасибо. Без вас бы не справились.
Седой вытер испарину со лба рукавом и повернулся к Лалке.
- Трёхсотых много?
- Прилично. Девять человек отсюда надо вывозить немедленно. Остальные потерпят.
- Вывозить, говоришь, - Седой окинул её тяжёлым взглядом. – Ты их сейчас дальше Чёрных Прудов не вывезешь. Упыри за «Росомахой» дорогу отрезали.
- В Прудах санчасть была, - посмотрела Лалка на Седого с надеждой.
- Ключевое слово «была», - Седой сворачивал самокрутку. – Бывшая школа, в которую кровати затащили. В кладовке йод и зелёнка. Из персонала – сторож. Лет семьдесят и без правой руки. Вы даже раненых сами разгрузить не сможете.
- Седой, придумай что-нибудь! – Лалка опять смотрела на него этим странным взглядом. Эмоций в нём не было совсем, было что-то другое. Неотвратимое и очень сильное. Как жизнь или смерть. – Они сейчас умирать начнут, а я ничего не могу сделать. Седой, придумай что-нибудь!..
- Ай, блин!.. – Седой махнул рукой. – Полюс – Седому, - чуть помедлив, он нажал на тангенту радиостанции.
- На связи, - услышала Наташка совсем молодой голос.
- Нам трёхсотых в Пруды вывезти нужно. Девять человек. Желательно быстро. Вы боеприпасы выгрузили?
- Выгрузили. Ботаник подкрепление просит. У них там жарко на дороге между Прудами и Галицыно. Наши щас отходят, если поторопитесь, сопроводим.
- Это кстати, Полюс, очень кстати! Здесь две девчонки молоденькие. Они раненых сами до утра выгружать будут. Нет больше никого из медиков. Ты им пару-тройку штрафников оставь, а то сами не справятся. В Прудах от санчасти одно название, помощь потребуется.
- Где ж их взять-то, штрафников? У меня каждый человек на счету…
- Саш, придумай что-нибудь! Уж расстарайся! – голос Седого стал почти умоляющим. – На четыре часа рощицу в восьмистах метрах от своей позиции видишь?
- Так точно.
- Вот туда и подгоняй грузовики. И людей на погрузку. Девчонки встретят.
- Седой, машинки не потеряем? Там пространство открытое…
- Не дрейфь, Полюс. Ферзей отработали летуны. Воздух чистый. Надо рискнуть.
- Принял, выполняю.
Рация в последний раз хлюпнула шумодавом и затихла.
- Ну, всё, Мышка, - Седой посмотрел на неё озабоченно. – Встречай транспорт. Удачи тебе, однако…
Снова кузов грузовика страшно трясущегося на разбитой дороге. Из кромешной тьмы фары, прикрытые светомаскировочными насадками, выхватывали узкие полоски истерзанной колёсами БТРов грунтовки. Крупные хлопья неожиданно посыпавшего снега, долетев до земли, таяли в грязи. Наташка не могла понять, дрожит она от холода, или от нервного напряжения. По мере удаления от позиции звуки боя за спиной стихали, но постепенно всё более отчётливо слышались с противоположной стороны. С той, куда они ехали. Группа из шести БТРов, облепленных снаружи пехотой, ушла вперёд. Теперь только Лалка, она и трое штрафников сопровождали девять человек раненых.
- Лал… - Наташка позвала её как-то испуганно-настороженно, - Лал, а как мы… их же…
- Что? – Лалка смотрела на неё холодным, не выражающим эмоций взглядом. – Резать надо? Страшно? Боишься? А ещё у нас из обезболивающих только спирт.
- Лал… А что мы?..
- Что делать будем? А я не знаю! Впрочем, это неважно. Некому кроме нас с ними что-то делать.
- Я поняла, - помедлив, ответила Наташка, глядя округлившимися от ужаса и безысходности, глазами на людей, лежащих на полу кузова грузовика. – Я поняла…
- Ну и зачем ты их с собой потащил? – Ворон пытался сохранять безэмоциональность. – Я понимаю, зачем тебе нужна съёмочная группа, но дочь, эта санитарочка, Седой… Ты же просто всех положишь.
- Не положу. Я больше никого не положу, - по скулам Грача прокатились желваки. – Теперь все по-другому будет.
Бэтэры мягко шли к реке Волхв. На броне практически не трясло.
- Дай сигарету, - Грач увидел, что Ворон тянется к пачке.
- Ты же бросил.
- Я не бросил, я перестал.
- Грач, что с тобой?
- Отстань от брата, он гневается, - Горт опять что-то жевал. – Лучше б ты его не трогал сейчас.
- Млять, я за этот цирк перед командованием отвечаю. Грач, ты что затеял?
- Ща увидишь. Колонна, стой! – гаркнул он в рацию. – Ну смотри!
Бойцы и репортёры судорожно посыпались с брони, рассыпаясь по кюветам. На колонну из трёх бэтэров неспешно заходил «Воробей». Странно заходил, как будто подчинялся. Встав перед передней машиной, Грач вытянул вперёд руку.
- Ты чего хотел увидеть? – обернулся он к Ворону. – Вот это? – он с хрустом сжал костяшки пальцев. В ту же секунду «Воробей» взорвался в воздухе с оглушительным грохотом. – Ну что, веришь, что больше мы никого не потеряем?
- Слушай, Антон, ты братика, пожалуй, сейчас не трогай, - Горт положил руку на плечо ошалевшего Ворона. – Он сейчас в гневе и хреново себя контролирует. Может по морде съездить. Сильно. Нафига ты его дёргаешь?
- Я… Ну ладно, Горт, твоя правда, - Ворон потупился. – Автоматы, поди, зря прихватили?
- Зря, - хищно улыбнулась Наташка, спрыгивая с брони. – Девочкам налево, а мальчики туда не смотрят. Ты, дядя Ворон, прости, но я в теме. Пойдём, Лал, нам еще часа два ехать. Чаю ты тоже напилась. Пап, - обратилась она к Грачу, - у меня к этим тоже много претензий. Они Лалкиного парня убили. Ты не против, если я тоже разомнусь?
- Давай, - Грач скривился. – Прости, что я раньше за ум не взялся.
- Не передо мной тебе, пап, прощения просить. Давай просто исправим то, что ещё можно.
Несчастные киношники упахались в хлам подниматься на гору со своей аппаратурой. Отстроенный упырями мост через Волхв был совсем рядом, но группу Грача никто не ждал. Было бы смешно предположить, что кто-то сунется почти на территорию огромной базы, созданной буквально за пару месяцев. Киношники тяжело дышали и дрейфили. Ворон хитро смотрел на Грача.
- Пушку видишь, Седой?
- Ещё бы, - тот потёр шрам на физиономии. – Жаль только отстрелялась.
- А если нет? – Грач прищурился.
- В хлам разбита.
- Ну считай, что твои глаза тебя подводят.
Шар Мёбиуса. Опричник. Фрагмент
© Copyright: Глотатель Портвейна, 2017
Свидетельство о публикации №217082702027
Свидетельство о публикации №217082702027
Рецензии