Люди как птицы. Глава 6

Глава 6. «Я их простил, а прокляла она себя сама…»

Мне снился полёт над лесом. Летим мы вместе с Максимом, я чувствую его руку в своей. С высоты мы видим старый дом, снижаемся, вот мы у порога. Здесь сидит тёмный человек, опустив голову. Он поднимает её навстречу нам и меня передёргивает – у человека нет лица! Я вскрикиваю и пробуждаюсь!
Воспоминания хлынули полным потоком, тревога охватила тело. Что будет дальше?!

Мягкие лучи солнца гуляли в трубочках пыли.
Подхваченный непонятным ветерком (откуда ему тут взяться – в закрытом помещении), ко мне слетает лист пергамента. Скачут, вьются змеями, наливаются кровью буквы – опять я не могу сосредоточиться!
Пренебрежительно отбросив договор, я прислушиваюсь, подхожу к двери. Стоит хрустальная тишина. Я прижимаюсь ухом к двери – не слышно даже шагов.
«Нет, это так дальше продолжаться не может. Нужно что-то делать, но что? Бежать? И не медлить - могут прийти. Но как? Всё заперто!»

Я опускаюсь в кресло и пытаюсь соображать.
 Мой взгляд бежит по окнам, по красным стенам и картинам. Последние мертвы, но одна привлекает моё внимание. Я подхожу ближе.

 На картине изображена площадь старого города, залитая дождём. Здание с острым шпилем, старинные дома под красными черепичными крышами. И в глубине – одинокая фигура в чёрном под зонтом.
Я пристально, до головокружения, вглядываюсь в полотно картины, втягивая в себя пространство.

Повеяло мягкой свежестью, на моё лицо упали дождинки. Под ногами пузырится вода – мелкий дождик залил мир. Сейчас промокну – нужно спасаться!
Я зашагала к белому зданию с черепичной крышей, к тёмному провалу двери.
- Осторожнее! – прозвучал крик сквозь цокот копыт. Оказывается, я чуть не попала под карету!

Спрятавшись в здании, стояла, смотрела, как всё сильнее полосует косой дождик. Меня пробирала дрожь, было холодно, а я ведь легко одета!
Ясно было, что попала я в другое время. Это было похоже на мир прошлого века. Мне было легко оттого, что я бежала из своей тюрьмы, но сомнения терзали - что мне делать здесь, в этом мире? Нужно как-то вернуться в своё время, там Максим, там частичка моей жизни и души.

Сзади по лестнице спустился человек в форме и в плаще. Сверкнув на меня глазами прошёл мимо. Надо уходить!
Зашагала по пузырящимся лужам. Шла и сознавала, что на меня глазеют прохожие. Ещё бы – я шла в не совсем обычном одеянии. Так меня и здесь заподозрят в чём-то и задержат. Надо было что-то придумать.
Дождь начал ослабевать, пока совсем не утих.
Я шла по бульвару, пока не нашла одинокую лавчонку под деревом, за густыми влажными кустами.
 
Здесь было как-то теплей и уютней.  Небо было покрыто плотным одеялом туч. Пахло лужами, ветками и мокрой зеленью. Нужно было что-то придумать!
Я загляделась на женщину, фланировавшую мимо с офицером. Напрягла все свои силы, пронзая взглядом её одеяние и оглядывая своё, но преобразовать ничего не получалось.
Так я сидела и тряслась от холода, не решаясь выйти из своего укрытия, пока не приблизился вечер.
Моя голова опустилась, и я погрузилась в странный полусон.

 Когда очнулась – на меня смотрели бесцветные глаза из-под нависших клочковатых бровей. Передо мною был пожилой, согбенный мужчина в обвисшей шляпе, одетый в старый, неуклюже заплатанный костюм, с прилипшим травинками. Печальное лицо его с белыми бакенбардами было изрезано морщинами. Его брюки пузырились на коленях и были забрызганы, а башмаки носили следы прогулки за городом – к ним налипли грязь и увядшие листья.

Он жестом пригласил меня идти с ним.
- Вы что-то хотите? – спросила я.
Но он всё манил меня за собой, а потом просто взял за руку.
Пальцы его были с изломанными, почерневшими ногтями.
Заметив, что я трясусь от холода, он снял свою грубую, потёртую куртку, и, несмотря моё сопротивление, набросил мне на плечи.
Спустя час мы уже шли под неярким вечерним солнцем, заливавшем тихую деревенскую улицу. Наверное, мы попали в один из пригородов – мирные домики, густые ветки деревьев, скрывающие дворы, собаки, гуси, голуби...

 За всё время мой спутник шёл, слегка прихрамывая, и не произнеся ни слова – вероятно он был немым. Только показывал знаками куда идти.
Лачуга старика глядела на улицу подслеповатым окошком. За калиткой лениво залаяла лохматая собака, такая же старая, как и её хозяин. Двор, со старым колодцем и сараем с покосившейся дверью, был завален всяким хламом. На верёвке сушились тяжёлые мокрые простыни.

Жестом старик пригласил меня в дом и затем притопнул на собаку.
Мне ничего не оставалось, как воспользоваться любезным приглашением немого хозяина. Вечер овладел миром и оставаться ночью в чужом городе было страшновато. Надо было дождаться дня, а потом придумать, как выбираться из положения.
Домик состоял из сеней и трёх комнат, таких же неухоженных, как и двор, заваленных старыми вещами и тряпьём. В одной из комнат с низким закопченным потолком стояла старая печь.

Старик легко дотронулся до моего плеча, другой рукой показал на самовар, а затем на поленце у печки. Потом указал в сторону двери.
 Я вышла во двор и, не обращая внимания на лохматую псину, рычавшую неподалёку, прошагала сквозь груды опавшей листвы  к видневшейся в ранних сумерках поленнице у сарая, набрала в подол дров. Из-за обвисшей двери пахло животными. Я заглянула в глубину сарая, здесь шевелились и бегали в клетках красноглазые кролики.
Потом я вернулась в закопченную комнату, схожую со старинным склепом.
Вскоре в печурке затанцевал и запел огонь, согревая прохладное жилище.
 Я стала чистить картошку, промывая её в котелке, бросая в кастрюлю, а старик просто сидел спиной к багровому пламени и с какой-то жадной теплотой наблюдал за мной. Неведомо как зашедший в комнату большой дымчатый кот, мурлыкнув, прыгнул на тощие колени старика.

 Нехитрый ужин позволил нам утолить голод.
Потом я тонко нарезала лучину, разожгла самовар и затеяла отличнейший чай из сушёного шиповника. На удивление, у старика, который казался бедняком, оказался в шкапу роскошный фарфоровый чайный сервиз.
Старик поел, но не собирался вставать из-за стола. Он сидел без шляпы – длинные седые волосы упали на плечи.
Он смотрел на меня и улыбался. На его впалых щеках даже появился румянец, в глазах горела радость.

Я немного смутилась от его взгляда.
- Я помою посуду, - сказала я, и он кивнул радостно, но тут же внезапная грусть омрачила его лик.
Набрав воды в колодце во дворе, я перемыла посуду. Вытерев насухо полотенцем, я разложила её в шкапчике.
Он сидел, по-прежнему наблюдая за мной.
Я взяла раскрытую книгу с пожелтевшими страницами с тумбочки на столе, и меня она удивила. Это было издание «Одиссеи» Гомера в переводе Жуковского.

- Вам почитать? – спросила я.
Он кивнул и уселся поудобнее в скрипучем кресле. Я стала читать старику, и мне казалось, что ночной ветер, воющий в трубе, напевает вслед за мною.

Все на суда собралися и, севши на лавках у вёсел,
Разом могучими вёслами вспенили тёмные воды.
Далее поплыли мы, сокрушённые сердцем, и в землю
Прибыли сильных, свирепых, не знающих правды циклопов.
К берегу близкому скоро пристав с кораблем, мы открыли
В крайнем, у самого моря стоявшем утесе пещеру,
Густо одетую лавром, пространную, где собирался
Мелкий во множестве скот...
Муж великанского роста в пещере той жил; одиноко
Пас он баранов и коз и ни с кем из других не водился;
Был нелюдим он, свиреп, никакого не ведал закона;
Видом и ростом чудовищным в страх приводя, он несходен
Был с человеком, вкушающим хлеб, и казался лесистой,
Дикой вершиной горы, над другими воздвигшейся грозно.
Спутникам верным моим повелел я остаться на бреге
Близ корабля и его сторожить неусыпно; с собой же
Взявши двенадцать надежных и самых отважных, пошел я
С ними; и мы запаслися вина драгоценного мехом...
   
Спустя час я заметила, что мой слушатель клюёт носом.
Я посидела какое-то время, глядя на затухающий огонь, в углях которого роились странные образы. Затем положила книгу на стол, скрипнув стулом, и старик вздрогнул.

Быстро, не по годам он поднялся, взял меня за руку и отвёл в соседнюю комнату.
  Здесь зажжена была тусклая лампа, висевшая на цепях, прикреплённых к потолочной балке, и я увидела кровать за ширмой и много книг.
Он отворил шкаф и показал одежду. Старинную и явно не новую одежду, но такую тёплую и удобную в этом мире.

Когда я переоделась, старик постелил мне постель и, сгорбившись, ковыляя, поспешно удалился, махнув на прощание рукой. Оставив меня одну с моими мыслями и тревогами. Я тут же дала волю слезам.
На дворе заскрипело колодезное колесо, потом хлопнула дверь сарая. Наверное, старик ходил по хозяйству - в окне был виден луч его фонаря.

 Я постепенно успокоилась, но сон не шёл ко мне. Просто лежала долгое время, крутилась на неудобном ложе (пружины давили в спину) и обдумывала своё положение. В темноте горели два жёлто-зелёных огонька – это на стуле лежал большой дымчатый кот хозяина, который неведомо как забрался в закрытую комнату.
Старик  видимо  давно уснул, а мысли всё не покидали меня.

От размышлений меня отвлёк вой собаки. Она подвывала тихо и жалобно, поэтому я не могла успокоиться, сердце тревожно билось. Потом вдруг наступила тишина, только шелестел ветер.

 Моё сердце продолжало колотиться, казалось, что выскочит из груди. Несмотря на то, что где-то за стеной спал старик, я себя чувствовала одной – одинёшенькой.
Ветер гремел в трубе, и вековые деревья гнулись и скрипели.

Послышалось тонкое постукивание в окно, как будто пальцами.
Я осторожно встала. За окном мелькнула тёмная тень и на мгновение заполонила собою окно. Я в ужасе отпрянула и ... проснулась.

***
Утро было хмурое и сырое. Я вышла во двор – еле-еле шумели деревья, заросшие у подножий высоким папоротником. Колодезное колесо визжало, как старая скрипка. Вода была ледяная.

 Часы пробили девять. Самовар вскипел, и старик разлил по чашкам кипяток.
После ароматного чая, глядя в лицо старику, я сказала:
- Я сейчас помогу вам, а потом уйду. Мне нужно идти, искать...
Он улыбался, но кивнул, как будто что-то понял из моей сумбурной речи.
Я нашла веник, тряпку, набрала в ведро воды. Принялась за работу и спустя полтора часа домик блистал. В клетках у кроликов было вычищено, им задан корм, получила свою порцию яств и лохматая собака.

Старик смотрел на мою возню, и глаза его светились счастьем.
Когда я закончила, он обнял меня, и я прижалась к его худому телу, вдыхая запах старой одежды. Его плечи сотрясались – чувствовалось, что он плакал.
Мне стало его безумно жаль, и я поцеловала его в дряблую щёку.
Его надтреснутый голос был для меня словно гром с ясного неба:
- Спаси...Спасибо вам, девушка... Спасибо за ваше внимание и любовь.
- Как? Вы... говорите?  Вы можете говорить? - отстранилась я, изумлённо озирая его светящееся лицо.

Он кивнул седой головой.
- Теперь... Теперь говорю. Но я не говорил... тридцать лет!
И вдруг сзади раздался стук, как будто звук падающего тела. Старик охнул.
Я обернулась – у входа в комнату лежала красивая молодая женщина, скорее - богатая дама, так она была одета. Её шляпка слетела, обнажив тёмные, цвета воронова крыла, волосы, косу, заплетённую колечком.
Я бросилась к ней.

Общими усилиями мы перенесли её на диван. Старик подал воды, а я расстегнула воротничок, побрызгала холодной водой и похлопала по щекам. Лицо девушки мне показалось смутно знакомым. Но где же я его видела? Или она на кого-то похожа?

Старик склонился над нею:
- Господи, да это же С-софья, Сонечка!
Потом посмотрел на меня и объяснил:
- В-внучка м-моя. Как вышла замуж, так давно уж не приезжала. И вдруг –        т-такая радость!

Софья пришла в себя, открыла глаза.
Она села повыше на кровати, мы подложили под спину подушку.
- Дедушка, прости меня. Я когда зашла и увидела, что ты беседуешь - ты, не говоривший всю мою сознательную жизнь, у меня просто помутилось в голове...
- Да я и не удивлён, Софьюшка, такой твоей р-реакции. А знаешь, это всё - заслуга моей г-гостьи, очень необычной госпожи... Она... она помогла мне преодолеть ... все преграды и вновь з-заговорить! А вот как её зовут – до сих пор не знаю.

Я назвала своё имя.
Вскоре мы уже сидели за круглым столом, и Софья угощала теми вкусностями, которые по её велению прикупил по дороге слуга. Как выяснилось, старика звали Захаром Романовичем, и он действительно не говорил много лет, после страшного проклятия.
- Но кто вы? Откуда? Вы выглядите необычно и говорите как-то странно, - сказала Софья, оглядывая меня.

Тут вмешался Захар Романович, зашевелил бледными губами:
- Я шёл вчера с рынка, гляжу – какая-то необычная дама сидит и от холода с-страдает. Одета как-то бедно и не по - нашенскому. Жалко мне её стало, вижу - бесприютный человек, у которого в жизни что-то случилось. Н-никогда не подбирал нищих и бездомных, а тут, как будто что-то переключилось во мне, дай, думаю, позову. Вот она и помогла, согрела старика своей добротой!

И тут добавила Софья:
- А меня сегодня как будто что-то ударило, дедушка. Вдруг вспомнилось всё, подумалось, что давно уже не была у тебя, совсем забыла! Ведь раньше муж мне ездить запрещал, а сейчас нет дома его, по купеческим делам уехал. Вот я и решила тебя проведать, велела запрягать, а тут – такое чудо!
Софья говорила взахлёб, глаза её, бархатно-тёмные, блистали, она вытирала их платочком.

Я была вынуждена спросить напрямую:
- Как же получилось, что вы так долго молчали?
Захар Романович склонил седую голову:
- Ах, девочка моя, случилась беда! Я был проклят женою, которую любил когда-то, очень давно. Она оказалась тяжёлым человеком, можно сказать, пила с меня кровь, словно упырь. С каждым днём я угасал, забросил любимую науку. И когда я сделал шаг к разрыву и объявил о своём уходе, она закричала мне слова проклятия: «Пусть уста твои навеки закроет каменная плита и ни одного слова ты не сможешь произнести! Будешь ты прозябать в бедности и одиночестве». С того я действительно замолчал, но всё же решился на уход. Когда я был на пороге и оглянулся на свою жену, наверное, что-то дрогнуло в её сердце, и она добавила, что если найдётся молодая женщина, которая согреет меня и моё жилище теплом и ласкою, то чары развеются.

- И как же вы жили после этого?
- Вот так и жил тридцать лет – совершенно один. Утратил работу, друзей. Сын забыл меня, приезжал редко и только внучка Сонечка иногда посещала моё скромное жилище. Потом я утратил и сына! Он был офицером и погиб на войне. Супруга его скончалась от горя.  Соня вышла замуж за богатого купца Елисея Острожского, который равнодушно и холодно относился ко мне и запретил появляться в их доме.
- Он не разрешал и мне посещать дедушку. Да только я ездила украдкой. Приказывала поздно вечером запрягать карету и ехала. Мой слуга Ефрем никогда не выдавал меня, - добавила Софья.

Её лицо сияло добротой и счастьем, несмотря на общую печальную тему разговора.
Позже мы с Софьей приготовили хороший обед для старика.
Пока готовили, вели неторопливую беседу. Я постепенно высказала свои соображения по поводу Захара Романовича.
В ответ Софья сказала с искренним запалом:
- У меня уже собраны деньги. Я уговорю деда оставить эту лачугу и переселиться в более уютный домик на той же улице, где и наш дом.
- Кроме того, если он заговорил, и говорит всё лучше, то вероятно со временем сможет восстановить связи в научном мире, - предположила я.
-  Да, вероятно! Я уже подумала и об этом. Ведь без науки он никто! Он в Географическом обществе трудился... А теперь есть возможность всё вернуть, всё - благодаря вам! Спасибо вам огромное! Бог наградит вас за вашу доброту!
Пока шёл разговор, я то и дело поглядывала на свою собеседницу и всё более убеждалась, что черты лица её мне хорошо знакомы. Она была очень похожа на девушку с той картины, которая висела в доме у Максима. Видимо она и была ею!

Выбрав момент, я осторожно спросила Соню, висят ли в её доме на стенах картины.
- О, да, конечно, и немало! И муж, и я любим украшать стены живописью! Но, Гера, почему вы спрашиваете?
- Мне очень нужно найти одну картину. Трудно объяснить зачем. Скажем так, она очень дорога и важна для меня. На ней изображено, ну что-то вроде... мастерской художника.
Соня на мгновение задумалась, прикусив губу. Потом воскликнула:
- Ну, конечно, есть такая! В моей спаленке. Она так и называется: «В мастерской». А художник, кажется, Ковалевский. Да, по-моему, он поляк, но не слишком известный живописец. Но полотно его мне нравится!

Умоляюще глядя на Софью, я попросила:
- Мне очень хотелось бы взглянуть на эту картину. Это можно устроить?
Соня быстро согласилась:
- Конечно! Да хоть этим вечером. Поедемте ко мне. Муж мой вернётся только завтра. Так что, мы будем одни.

Ближе к вечеру мы управились со всеми делами. Накормленный и помытый Захар Романович уснул.
Оставив записку, мы с Соней вышли со двора и сели в карету. За кучера сидел Ефрем - верный слуга Софьи. Пока ехали, я разглядывала город – типичный для прошлого века.
Было тепло, и солнце сверкало по лужам подсыхающей брусчатки. Грустный напев шарманки заставил обратить внимание на человека с ящиком на одной ноге. На плече у него сидела меленькая обезьянка.

- Погадаю на судьбу! - кричал шарманщик. Останавливались люди, и обезьянка вытаскивала из шёлкового мешочка лоскуты бумаги с записанной «судьбой».
Купец Острожский жил в белоснежном особняке, находящемся в дубовой рощице. Влюблённый в итальянскую архитектуру, он приказал сделать в подобном стиле фонтан, украсить римскими статуями дорогу к крыльцу.
По этой мокрой дорожке мы и прокатились, остановившись у входа. Дворник в картузе с седой окладистой бородой подметал листья и исподлобья внимательно посмотрел на нас.

Первым делом Софья угостила меня вкуснейшим чаем с пряниками, которые славно умела готовить её стряпуха Аграфена. Я нетерпеливо ожидала, когда же Софья покажет мне картину.
- А теперь прошу вас пожаловать в мои покои, - произнесла хозяйка.
Я вошла в её опочивальню. Она отличалась строгостью декоративного оформления и особым изяществом отделки. Вроде всё немного знакомо – большая кровать, зеркало, стол. Вот и известный мне кувшин!

 На стенах виднелись картины. Даже при свете газовой лампы я не сразу нашла ту, что мне нужна, а как только увидела – сердце моё сжалось от волнения. Это была она – комната художника, а точнее, хорошо знакомая мне комната Максима в его доме, с картинами и статуями! Казалось он сам сейчас, подобно призраку, появится и войдёт. Картина была живая, я это сразу почувствовала, это было окно в другой мир, в будущий век!

Софья заняла привычное место – за столом, у кувшина, и жестом указала мне на стул:
- Присаживайтесь, Гера. Вам нравится?
Я обернулась к Софье со слезинками в глазах, взяла её за руку.
- Дорогая Сонечка, не удивляйтесь тому, что сейчас произойдёт, но поймите, у меня нет другого выхода. Я вынуждена вас покинуть! Но я постараюсь как - нибудь обязательно вернуться, навестить вас! Главное – не забывайте о своём дедушке!

Софья замерла изумлённо, слегка открыв рот, а я, повернувшись лицом к картине, уже втягивала её пространство в себя!
Последнее что я услышала, это было восклицание Софьи – «ангел!», и меня поглотила темнота Максимова дома.

***
Какое-то время я стояла, вслушиваясь в тишину. В темноте золотисто -тёмными островами застыли картины. В другой комнате едва слышно стучали ходики. Наощупь пошла к окну, постепенно осваиваясь в темноте.
Над залитыми мертвенным светом полуоблетевшими деревьями повис золотой диск луны.
Несмотря на почти звенящую тишину, я как будто чувствовала чьё-то присутствие.
Но вокруг – ни шороха! Опасаясь включать свет, я медленно пошла в кабинет Максима.

На пороге остановилась, прерывисто дыша. Проехал автомобиль, озарив на миг светом фар комнату. На диванчике была видна тёмная фигура.
Я сделала шаг назад и услышала знакомый голос:
- Наконец-то! Я вас уже второй час жду... Вам нечего опасаться.
Передо мною встал высокий и худой человек. Яркий и неровный танцующий свет с улицы озарил его тревожные серые глаза. Впалые щёки блеснули сталью.
 - Когда я узнал о вашем исчезновении, то подумал, что этот дом вы обязательно навестите. И, конечно же, ночью. Расчёт мой оказался верен.
Я узнала говорившего – это был Глеб Боков.
 
- Товарищ Б.… – начала говорить я, но он выставил вперед ладонь и сказал негромко уставшим, немного равнодушным голосом:
- Постойте, не спешите... Не называйте моего имени... И свет включать не будем. Лучше слушайте меня и запоминайте. Надолго оставаться здесь нельзя. Дом нужно покинуть, иначе не успеете оглянуться, как снова окажетесь в подвале за железной решёткой... Что касается Максима Ковалевича. Освободить его сейчас невозможно. Но мне удалось посодействовать, чтобы его перевели в психиатрическую спецлечебницу... Не пугайтесь, в его положении это неплохой вариант. Что касается вас... Вам, конечно, пора сменить маскарад, ибо в этом одеянии вы напоминаете актрису, забывшую переодеться после спектакля... И ещё... Я дам вам адрес. Вы его запомните, и листик сразу уничтожите. Пойдёте по указанному адресу. Там вы найдёте Георгия Аггелова...

- Жору?
- Да. Этот безумный поэт спрячет вас. Инструкции он получил. Поможет деньгами. На него никто не подумает... А дальше... – страна большая! Вам нужно спрятаться, затаиться среди людей и как можно скорее! На время забыть о ваших способностях. Или применять их лишь в крайнем случае! И пусть вам повезёт!
Я вздохнула.

Он протянул мне маленький листик тонкой бумаги.
...Когда я переоделась и вернулась к своему гостю, он молча стоял в темноте, и глядел на картину, освещённую луной.
- Да, полотно – будто окно в другой мир...
 Затем махнул ладонью и повернулся, чтобы идти.

Я двинулась за ним.
Стояла холодная тёмно-серебристая ночь. Луна накрылась вуалью лёгких облаков. Сырой ветер бросал в лицо сорванную листву, осыпая порог и аллею.
 Закрыв и опломбировав дверь, Боков простился со мной.
Напоследок я спросила этого загадочного человека:
- Но почему вы помогаете мне?
Он едва улыбнулся:
- Просто... Просто мне не хочется, чтобы вы, с вашими способностями, достались им.
Чёрный автомобиль, фыркнув двигателем, зашуршал по дороге, мигнув огоньками, скрылся за поворотом. Так я увидела Глеба Бокова последний раз в своей жизни.

Продолжение следует.

* Иллюстрация. Е.Лупшин. Магический вечер.