Давний сон

  Про сны пишут много и по-разному. Сонники выпускают (Церковь за эти гадания бранит. Хотя к Лоту-то Ангелы, небось, тоже во сне явились?)
   Врачи утверждают, что без фазы быстрого сна, когда мы и видим нечто, человек быстренько сходит с ума.
   Как и большинство людей, я сновидения не запоминаю.
   Да оно вроде как и не к чему: ангел-хранитель, ежели что грядёт, меня прямо бодрствующего лупит по макушке, чтобы я осторожнее был. А если начинаю с ним спорить и логикой ему мозги (или что там у ангелов?) забивать, то он отправляет меня прямиком на очередные грабли. После чего у нас на какое-то время устанавливается полный консенсус, поскольку по пустякам ангел-хранитель ко мне не пристаёт с детства: хочешь сунуть гвоздик в розетку электрическую? - Да Бога ради! Подёргать соседскую собаку за хвост? - иди голубчик! На льдине прокатиться? - вперёд, только домой вернёшься на следующий день,  поскольку вылезешь на берег в лесу, за тридцать километров от того места, где решил пофорсить перед малолетками-одноклассницами! Ну, или горную речку переплыть в самом начале июня... Зря он тогда меня не остановил - выловили на перекате километрах в шести-семи ниже по течению друзья и до сих пор не верят, что я жив остался. Я, кстати, тоже не верю.
   Однако давным-давно, в 2004 году, сцепились мы с сестрой в переписке не на жизнь а на смерть. Она, имеющая дар экстрасенса, утверждала, что сон - это окно в будущее, а я - что сновидение - это просто-напросто работа мозга по автоочистке от всего ненужного, накопленного ранее. Компьютеров у нас не было, но зато почта работала, как часы: каждые 10 дней я отправлял ей конверт с несколькими листами формата А4, исписанными убористым почерком, одновоременно получая ответ на предыдущее послание.
   Понятно, что я отправлял ей записи своих сновидений. Для меня оказалось несложным приучить себя просыпаться среди ночи, сразу после того, как заканчивался очередной  сон. Над изголовьем кровати я повесил на резинке ручку и блокнот, чтобы  запечатлеть увиденное, не вставая, и по горячим следам. Скорописью я записывал  главное, иногда даже рисунки делал по памяти, потом выключал ночник и с чувством исполненного долга закрывал глаза.
   Ну, а сестра трактовала. От буйства её фантазии я приходил в неописуемый восторг, поскольку Ольга отличалась жесточайшей дисциплиной во всём, была совершенно жутким прагматиком и немного циником - профессия врача наложила на неё неизгладимую печать.
   Но однажды...
   К узкой, извилистой речушке Копыл, которая к началу июля стала почти ручейком и еле слышно побулькивала, пробиваясь между небольшими  камнями, я спустился от Раменского, заброшенной деревни на высоком пологом холме. До родительского дома оставалось совсем чуть,  немногим более двух километров. Странная лёгкость была во всём теле. Я упивался ловкостью, с которой перешагивал через трухлявый ветролом, кочки и корни, и  которую давно утратил. Чувство полёта жило во мне.
   Солнце палило нещадно, да тут ещё на глаза попалась причудливо изогнутая в комле ива - настоящее кресло, и желание просто посидеть в тени пересилило стремление обнять маму. Удобно устроившись  в этом нерукотворном кресле, скрытый поникшими ветвями кроны, я наслаждался прохладой, сладким ароматом цветущего луга, прислушивался к доносящемуся из прибрежного кустарника пересвивистыванию каких-то мелких птах. Медленно проплыла тень от облака, закрывшего ненадолго солнце, и вдруг...
   По заливному лугу за речушкой в мою сторону неторопливо шла Натка, моя одноклассница. В том самом "ромашковом" сарафане - по голубому фону ситца крупные ромашки, который носила после девятого класса.
   Она не могла видеть меня, я знал это. Было совершенно непонятно, зачем она здесь. На Копыл не ходили купаться. Для  ягод и грибов ещё не подошёл срок, на лугу не было ни одного прокоса...
   Натка вышла на самый берег и, обмяв траву присела с той грацией, которая присуща человеку, знающему, что его никто не видит.
   Нас разделяло не более четырёх-пяти метров. Она смотрела в мою сторону, почти в в глаза. Золотились на лице веснушки, вспыхивали на солнце завитки волос на её висках, когда еле уловимый ветерок задевал вьющиеся пряди, даже капельки пота над чуть вздёрнутой верхней губой видел я.
   Мы сидели друг против друга довольно долго, и уже совсем было собрался я раздвинуть ветви и объявиться, ведь есть что-то нехорошее даже в таком подглядывании, как лицо Натки пришло в движение, оно стремительно менялось, у'же стал подбородок, каштановыми - волосы, исчезали, будто растворялись в оливковой смуглости веснушки,  неизменными оставались только глаза - зелёные, с рыжими точками. Этот процесс занял может десять, может, пятнадцать секунд.  Я чувствовал, как бешено заколотилось сердце, даже на мгновение испугавшись, что его стук будет различим и на другом берегу.
   Через несколько секунд началась обратная трансформация, и вот я снова вижу знакомое, да что скрывать, любимое лицо, и опять будто мелкая рябь пробежала по нему, и прошёл новый метаморфоз, итогом которого стала уже брюнетка с гладко, по-дореволюционному, зачёсанными волосами, пухлой нижней губой и крохотной родинкой под наружным уголком правого глаза, но глаза... глаза были наткиными - в тени пышных  ресниц плескались два лесных озерца, искрясь солнечной рябью.
  Один метаморфоз сменял другой, сотни и тысячи женских лиц увидел я в эту ночь, и не было среди них двух схожих.
  Но глаза... Они были той константой, вокруг которой строился очередной облик...
  В какой-то момент часть моего сознания прроснулась. Я ощутил привычную ноющую боль, сопровождавшую меня уже скоро двадцать лет.
   Мне было забавно понимать, что во сне огромное количество неувязок и ошибок - раз на месте Раменского пустошь, то всё происходит позже 1978 года, мама уже живёт в Крыму, и Натке тогда должно быть за двадцать, а на берегу - совсем девчонка... И солнце на небе застыло, будто время остановилось...
  Я мог в любой момент вынырнуть из этого сюрреалистического сна, но происходящее в нём завораживало...
  Завершился сон тоже более чем странно - всё, что окружало меня: и Натка, и цветущий луг, и речушка, и небо, вдруг стало мозаичным,  рассыпалось на огромное количество бабочек - будто огромные радужные хлопья заполнили  пространство, чтоб разом исчезнуть... 
   ...Рука привычно дёрнула шнурок ночника, потянулась за карандашом и блокнотом.
   Дать трактовку сну Ольга не смогла. И наша дискуссия о том, что такое сновидения и в чём их смысл плавно сошла на нет.
.
Июль - 27 августа 2017